Волна любви на озере дружбы

Мари Деплешен, 1995

Сюзанне одиннадцать, и ей не хватает любви. «Ты меня любишь?» – спрашивает она маму, но ее ответ кажется Сюзанне недостаточно убедительным. А папу она видит редко, потому что он либо работает, либо прыгает с парашютом. И тут в семье появляется девятнадцатилетний Тим, репетитор по английскому языку, который станет ее единственным другом и который поможет ей чуть лучше понять, что же это за чувство – любовь.

Глава 3

В которой Тим становится моим другом

Тим сразу же занял особое место в моей жизни. У меня таких людей не так много. Я пыталась вспомнить, есть ли у меня друзья, но так и не вспомнила.

— Не хочешь пригласить подружек в субботу, поиграете вместе? — иногда спрашивает мама. — Целыми днями на кровати валяешься. Тебе не кажется, что пора завести друзей-ровесников?

Я не отвечаю на вопрос без ответа. Мама с легким презрением на меня смотрит:

— Может, ты хочешь, чтобы я тебя записала в спортивную секцию?

Это настоящий вопрос, и я поспешно на него отвечаю:

— Нет-нет, спасибо, мне не очень хочется заниматься спортом. У меня нет времени, мне много задают.

Знакомая песня. Два года назад я ходила на танцы. Мама полагала, что от них будет польза.

— Да-да, — настаивала она, — ты станешь грациознее и красивее.

— А может, лучше ты прекратишь водить меня к парикмахеру, который стрижет меня почти под ноль?

— Ну нет, — воспротивилась мама, — у тебя очень тонкие волосы, их надо стричь совсем коротко, и они станут гуще.

И вот, в трусах и майке, я очутилась в просторном зале с деревянным полом, в окружении перевозбужденных девчонок, которые скакали как блохи. Нужно было присоединиться к этому безумному хороводу. Я судорожно вскакивала и приседала, ритмично дергая ногами. Это уже была не я, я превратилась в заводного клоуна, который беспорядочно содрогался под выкрики тренера. Смешно и нелепо. Все мышцы болели, я упарилась, еле дышала. На самом деле, стоя в последнем ряду у двери, я задыхалась от ярости.

— Сюзанна, давай, старайся! — вдруг завопил тренер.

Тут все девочки перестали прыгать и обернулись ко мне.

— Уверен, что ты можешь достать до ступни кончиками пальцев…

Руки у меня опустились, в горле пересохло.

— Нет, я даже до колен не дотягиваюсь, — прошептала я.

— Ну же, напрягись! — кричал тренер, — Иди сюда ко мне, стань в первый ряд.

Охватившее меня желание провалиться сквозь землю сосредоточилось в животе, но я двинулась вперед. Девочки расступались, пропуская меня, словно зачумленную. Они откидывали волосы со лба и раскрасневшихся от старания лиц. В глазах у них сверкал металлический блеск. Занятие продолжилось.

— Распрямилась! — кричал тренер. — Выше голову! Плечи назад! Дыши! Ниже! Выше! Быстрее! Прямее!

Честное слово, лучше бы меня отправили в ад — я покорно пошла бы туда с песней, — чем терпеть урок танцев по средам после обеда. Шли недели, спина все больше сгибалась, голова вжималась в плечи, шею уже не было видно за выпирающими лопатками.

Я рассматривала себя в зеркале ванной. Я напоминала горбатого гнома. «Если так будет продолжаться, — думала я, — у меня появятся крылья. Они уже явно растут у меня на спине». Я наклонила голову и провела рукой по шее. «Крылья будут огромные, я превращусь в ангела и смогу улететь».

В конце концов мама заметила, что уроки танцев не только не придали мне грациозности, но и с каждой неделей все больше меня калечили.

— Господи, какая же ты неуклюжая, — постоянно повторяла она.

Она не стала настаивать и не продлила занятия. Я смогла спокойно ходить в библиотеку по средам после обеда, а потом идти валять дурака к бабушке.

Тогда-то мама и начала приставать, чтобы я пригласила друзей.

— В субботу, — предлагала она, — пригласи их в субботу. Хочешь, я позвоню их родителям?

— У меня нет друзей, — отвечала я.

— Послушай, у всех есть друзья…

— Может быть, — говорила я, — у всех, кроме меня.

Но мама никогда не сдавалась, предварительно не испробовав все возможные варианты.

— Подумай хорошенько, есть же наверняка девочка или мальчик, с которыми ты ладишь?

Я погружалась в размышления. И чем глубже я погружалась, тем острее ненавидела девчонок-воображал нашего класса. Что же касается мальчиков, я не могла вспомнить не только ни одного лица, но и ни одного имени. Я относилась к ним как к личинкам или рыбкам.

— Ну что? — заискивала мама с нотками надежды в голосе.

— Нет, честное слово, — говорила я, — никого. Может, на следующий год, когда вырасту…

В конечном счете в маминых глазах мелькало разочарование, на том разговор и заканчивался. Ну что плохого в том, что я люблю одиночество? Я же никому зла не причиняю. Смотрю в окно, придумываю разные истории в ванной перед зеркалом, воображаю, что я — в Индии, слоняюсь по квартире, читаю книжки.

И вот в моей одинокой жизни Тим стал мне другом. Как и планировалось, он приходил за мной в школу по вторникам и четвергам. Как и планировалось, мы весело болтали. Однако совершенно не планировалось, что мы будем болтать исключительно по-французски.

Мы честно попробовали говорить по-английски, но ничего не вышло. Вы когда-нибудь пробовали беседовать на неизвестном вам языке? Ничего не получится. Потому что, по правде говоря, после двух месяцев занятий мне сложно было изъясняться по-английски. Я могла задать несколько вопросов и даже на них ответить. Я могла спросить у собеседника, как его зовут, из какой он страны и как зовут его друзей. Могла узнать, который час. Когда приходил Тим, я каждый раз осведомлялась, сколько сейчас времени.

— What time is it, Тим?

Но всякий раз было четверть шестого, поскольку по вторникам и четвергам я выходила из школы в одно и то же время, а Тим был пунктуальным юношей.

Вначале Тим попытался задавать другие вопросы, но я не понимала ни слова из того, что он говорил. А когда он был рядом, в моем словарном запасе не оказывалось нужных слов, чтобы рассказать ему о куче разных мелочей, которые вертелись у меня в голове.

— Do you speak French? — наконец спросил Тим.

«Говорите ли вы по-французски?» — по крайней мере этот вопрос я способна была понять.

— Yes, I do, — ответила я.

— Wonderful, — радостно ответил Тим, — ну его, этот английский. Лучше ты будешь меня учить французскому, я тоже должен практиковаться.

— Как скажешь, — согласилась я. — Я буду твоим учителем по практике французского языка.

— Огромное спасибо, — сказал Тим. — Желаете ли вы хлеба тебе на полдник?

Два раза в неделю мы вместе читали задание по английскому, тренировали произношение. Это занимало десять минут, а потом мы могли говорить о другом. Само собой, когда я оставалась одна, я выучивала уроки так, чтобы комар носа не подточил. Если мне хотелось, чтобы Тим остался, нужно было действительно доказать родителям, что их идея оправдалась. Мой английский должен был стать безупречным. Я старалась изо всех сил, чтобы моя оценка не опустилась ниже 17 из 20.

Таким образом, до маминого прихода с работы мы болтали на французском. Я рассказывала Тиму о школе, прочитанных книжках, своих мечтах, например иметь крылья или поехать в Индию. Тим был прекрасным собеседником и задавал отличные вопросы.

— Кто тот преступник, что вышел из школы вместе с тобой? — спрашивал он.

— Высокий мужчина в очках и зеленой куртке?

— Именно тот.

— Месье Лакэ, мой учитель математики.

— Он не учитель, — произносил Тим и хмурил брови. — Он — опасный убийца. Думаю, тебе надо прекращать математики. Я сейчас об этом информирую вон тому полицейскому-регулировщику.

И он направлялся к регулировщику с криками:

— Сэр! Сэр…

Я с хохотом бежала за ним:

— Нет, Тим, нет, у тебя будут неприятности.

Услышав крики, полицейский поворачивался в нашу сторону, а Тим подбегал к нему и спрашивал:

— Не будете ли вы так любезны, сударь, указать, где находится ближайшая булочная?

Мы покупали булочки с шоколадом, две — ему, одну — мне, и возвращались домой. Тим ставил чайник, наливал нам чай с молоком и усаживался напротив меня за кухонным столом.

— Итак, барышня, расскажи мне о жизни в Индии, — просил он.

А еще он спрашивал иногда:

— Какую книгу мы недавно прочли и можем ли мы одолжить ее несчастному английскому студенту, изгнанному из своей страны?

Как-то вечером он зашел за мной в школу, размахивая в вытянутой руке свертком в подарочной бумаге.

— Я покупил его тебе сегодня утром, глупая болтушка.

Я прыгала, пытаясь достать сверток.

— Надо говорить «купил его тебе», тупой лентяй. Отдай мне мой подарок.

— А что такое «лентяй»? — спросил Тим, протягивая мне сверток. — Это насекомое?

Я разорвала бумагу. Это оказалась книга Редьярда Киплинга «Простые рассказы с гор».

— Она на английском? — с легким разочарованием спросила я.

— Отнюдь не на английском, барышня-лентяйка, — улыбнулся Тим. — Это перевод на французский. Это книга для чтения, а не для занятий. Я буду тебе крошечку читать каждый вечер.

— Капельку, Тим. О, большое спасибо.

Тим серьезно на меня взглянул.

— Эта книга — наша книга, она написана англичанином, который рассказывает о своей жизни в Индии. Мы узнаем много полезных вещей. Посему пойдем и съедим капельку булочки.

— Крошечку, Тим.

Тим — очень высокий, почти в два раза выше меня. Но мы отлично ладим, даже когда молчим. Иногда он приходит очень усталый, и после полдника ему страшно хочется спать.

— Вы позволите мне прилечь, глупая болтушка?

Я киваю, и он добавляет:

— Разбуди меня до прихода госпожи матушки, поскольку я предполагаю, что если она увидит меня спящим, то догадается, что мы не говорим по-английски.

Конец ознакомительного фрагмента.