Колдуньями не рождаются

Марго Генер, 2022

Никогда не знаешь, чем может обернуться поездка на дачу. Кто же знал, что провалом в другую реальность, где собственный язык отправит на работу к настоящему некроманту. А у него на своих слуг неоднозначные планы. К тому же в усадьбе полно жутких созданий, самое несносное из которых – отпрыск красавца-некроманта. Со всем этим Даше как-то надо справляться. При этом не проболтаться о своем происхождении. Правда не все гладко в судьбе семьи некроманта, да и с самой Дашей происходит что-то странное.

Часть 4

Изумил меня не столько фонтан, сколько цветная светящаяся вода, вылетающая пружинками и кольцами. Точно сказать, какая технология для этого используется не могу, но выглядит обалденно, особенно в ночном сумраке, который освещается только этим фонтаном и какими-то голубыми шариками на тропинках.

Все еще оторопевшая от всего, что происходит, я оказалась поставленной в конце шеренги из девушек, наряженных как доярка, с небольшой разницей в цветах передников и чепчиков.

И что это за смотр сельской самодеятельности?

Я решила, что меня приняли за свою в какой-то массовой акции и, чуть наклонившись к доярке справа от меня, спросила шёпотом:

— Слушайте, это вообще что за флешмоб? Ну, мне хоть понимать, чтобы подыгрывать правильно.

Доярка покосилась озадаченно, брови сдвинулись, она почесала шею и пробормотала:

— Чего?

— Ну что мне делать? — пояснила я, от нервов окончательно потеряв ориентиры. Самое время развернуться и бежать куда глаза глядят.

До доярки, наконец, дошло, что я имею в виду — лицо просияло, морщины между бровей разгладились, а губы растянулись в счастливой улыбке.

— А… Так это, делать, что и все. Стоять смирно, глаза в землю. Покладистость проявлять.

— Какой странный флешмоб, — пробормотала я, — Может я все же…

«Пойду», хотела продолжить я, но не успела, потому что где-то за кустами послышался грохот и ржание. Девушки, как одна, моментально уткнулись взглядами в гравий под ногами, а буквально через несколько секунд из-за зарослей вылетела натуральная карета. Черная, огромная, с какой-то мудреной лепниной и золотым напылением. Запряжена двумя конями чернее самой ночи, гривы вьются, хвосты длинные. От изумления, мне даже показалось, что в их глазах что-то мерцает.

На козлах маленький человек в длинном темно-зеленом сюртуке и такого же цвета треуголке. Несмотря на свой рост, он ловко вздернул поводья и зычно выкрикнул:

— Тпру-у-у!..

Кони моментально затормозили, вздыбились недовольно, но с места сдвинуться даже не попытались.

Профессионально однако.

Окончательно ошарашенная, я наблюдала, как карета качнулась, когда возница спрыгнул с козел и прошуршал к дверце. Затем отворил и почтительно склонился.

Пару секунд я пялилась в темноту прохода, а доярка справа дернула меня за руку с шёпотом:

— Сдурела, батрачка? Не зыркай прямиком!

Я, ее естественно не слушала. Во-первых, если затащили на флешмоб, то имею право хотя бы знать, что флешмобим и кто участник, а во-вторых — я родилась в свободной стране, куда хочу, туда и смотрю.

Спустя вечность сгорания от любопытства и необъяснимой тревоги я увидела, как из темноты кареты показалась голова в шляпе, из-под которой до самых плеч падают седые волосы. Когда человек вышел и распрямился с видом непоколебимого превосходства, оказалось голова эта принадлежит мужчине лет семидесяти, суховатому, с острыми чертами лица и холодными серыми глазами. Одет в какой-то вроде плащ, а вроде накидку. Разумеется, черную.

— Добро пожаловать, — проговорил возница, еще больше склоняясь.

Мужчина на него даже не взглянул, за то по нашей шеренге скользнул таким оценивающим взглядом, что мне стало неприятно.

— Это кто такой? — спросила я у доярки. — Спонсор банкета?

Доярка, почему-то бледная и дрожащая, с шумом сглотнула и прошептала:

— Ты… ненормальная. Замолкни и гляди в пол.

В пол я смотреть не собиралась, потому что все это стало казаться перебором. Если тут феодальный строй или крепостное право — пожалуйста. Но я в их компанию не просилась.

— Нет, ну серьезно, — не отступала я. — Что за мужик?

— Храни нас великая луна… — только пробормотала доярка и сгорбилась еще больше.

Я фыркнула — некоторые в своей гонке за почтительностью явно переигрывают.

Седой, тем временем, повернулся куда-то к лесу, лицо сделалось еще более отрешенным и возвышенным, что в сочетании с длинным и острым носом делает его похожим на повидавшего виды орла.

Пока он созерцал ночь, или делал вид, что созерцает, из кареты вышел второй мужчина. Молодой брюнет с волосами чуть ниже ушей и заправленными за них. На вид около тридцати, тридцати пяти лет, в камзоле, естественно черном, с серебряными пуговицами и нашивками, в темных штанах и сапогах. Тоже с высокомерием во взгляде голубых глаз, но в силу возраста оно не такое едкое. Черты лица правильные, четкие, его можно назвать красивым, если бы не надменность и холод на лице.

— А это что за фрукт? — продолжила расспрашивать я доярку.

Но доярка уже что-то бормотала, глубоко склонив голову и терзая пальцами край передника, и отвечать явно не собиралась. Я расслышала только «…превеликая луна, обереги…».

— Отличная ночь, — немного растягивая слова, произнес седой и вдохнул полной грудью так шумно, что даже мне слышно. — А ты не хотел ехать, Люциан.

— Я и сейчас считаю эту затею лишней, отец, — ответил брюнет глубоким, каким-то бархатистым голосом, будто специально учился где-то актерскому мастерству. Во всяком случае, мне показалось, говорит он с большой артистичностью, даже захотелось выкрикнуть по Станиславскому: «верю!».

Тот, кого брюнет назвал отцом, скривился.

— Традиции надо чтить, дрогой сын, — произнес он. — Во всяком случае те, из которых можно выгадать пользу.

— И какая польза от этого глупого обычая?

Парень явно не горел желанием участвовать в этом флешмобе, как и я, поэтому сделала себе мысленную заметку — возможно с ним надо познакомиться, вдруг знает, как выбраться из этой глухомани. Ибо доярка рассказывать, очевидно, ничего не желает.

Седой оглянулся и мазнул по нам равнодушным взглядом.

— Взять себе покорную и расторопную служанку, осчастливив ее своей благосклонностью, — наставительно произнес он, — прекрасный тактический и воспитательный ход, Люциан.

— И зачем ехать самому? — снова недовольно поинтересовался брюнет. — Можно было отправить возницу.

— И лишить себя удовольствия полюбоваться их смиренными лицами? — отозвался седой.

Молодой мужчина только хмыкнул.

— Лицами? — вопросил он. — Я вижу только макушки в чепчиках. Они же все в землю уткнулись.

На что седой проговорил важно:

— Так и надо. Чернь должна знать свое место.

Люциана я разглядывала с интересом, особенно потому, что ему весь этот спектакль, судя по выражению лица, не нравится. Но вообще-то разглядывать есть что. Парень привлекательный, а надменность, которую он транслирует — то, что нужно для разжигания интереса.

Он вздохнул так тяжко, будто его заставляют мешки ворочать и произнес, закатывая глаза:

— Ладно. Но только из уважения к традициям, которые, надеюсь, однажды изменятся.

После этого скинул с плеча невидимую пылинку и направился к нам.