Бюро гадких услуг

Маргарита Южина, 2004

Вот ведь каким обманчивым может быть внешний вид – незнакомым людям Люся и Василиса, подружки-веселушки, дамы преклонного возраста, но непреклонных характеров, кажутся смешными и даже глуповатыми. А между тем на их счету уже не одно раскрытое преступление. Во всяком случае, они так считают и называют себя матерыми сыщицами. Но, как говорится, и на старуху бывает проруха. Василиса здорово «лоханулась» – одна хитрая особа выманила у нее кучу денег. Рыдать эта непреклонная женщина не стала, а вместе с подругой начала свое расследование – мошенницу-то надо найти, деньги вернуть и прекратить преступный промысел. Только тернист и опасен путь отважных сыщиц. И усеян... трупами!

Глава 2

НЕ ШВЫРЯЙТЕ ПИАНИСТА

Войдя в уже знакомый подъезд Едякиной, подруги едва не оглохли от грубой брани, звона стекла и звучных рыданий. Василиса шустро повернула назад.

— Куда? — зашипела на нее Людмила Ефимовна.

— Там, наверное, преступная группировка бунтует. Или поминки справляет…

— Не похоже. Пойдем посмотрим. В такие моменты как раз самое сокровенное и узнаешь. Мы с тобой дамы степенные, на нас никто ничего серьезного не подумает. Скажем, что мальчика потеряли, в песочнице заигрался, вот, ищем…

— Ага, — быстро подхватила идею Василиса Олеговна. — Черненький такой, скажем, лет пятидесяти…

Люся только вздохнула.

Чем выше поднимались подруги, тем громче была слышна брань. На женщин уже сверху катились пустые винные бутылки и даже долетали кое-какие тряпки. Буянили как раз на площадке Едякиной. Причем буянила гневная женщина с волосами, накрученными на бигуди, а горестно всхлипывал длинный худой мужик в старых спортивных штанах и в резиновых сапогах.

— Олимпиада! Не надо меня выгонять! Ты знаешь, я как Конек-Горбунок… Олимпиада! Инструмент не трогай! Падла! — верещал он, называя почему-то пустую водочную тару инструментом.

— Здравствуйте, — вежливо поздоровались подруги. — Извините, что, так сказать, нарушаем вашу супружескую беседу. Вы не могли бы нам помочь? Мы хорошо заплатим.

Гневная женщина устало опустила руку с бутылкой и пригласила подруг в комнату, захлопнув дверь прямо перед носом супруга. В гостиной, куда она провела гостей, было уютно и чисто. Никакой дорогой обстановки не наблюдалось, но чувствовалось, что хозяйка свое гнездышко холит. Пахло влажной землей из цветочных горшков, свежестью дышали беленькие самовязанные салфетки, и следов пыли нигде не было видно.

— Отчего не помочь… — говорила хозяйка. — Вы не смотрите, это я только с мужем своим зверею. Да и то сказать, пьет, скотиняка, ну каждый день! Мало того что сам домой грязный да вонючий тащится, он еще и бутылки пустые в дом волочет. Ну просто перед соседями стыдно!

— Олимпиада, это не пустые бутылки! Это хрустальный рояль! — послышалось с той стороны двери.

— Ну вот, видите! — всплеснула руками женщина. — Выдумает на пьяную башку всякую хрень, а потом сам в это верит.

Она продолжала говорить в том же духе чуть ли не полчаса. Подруги пришли задать свои вопросы, но им никак не удавалось вставить даже словечко.

— А вас зовут Олимпиадой? — наконец втиснулась с вопросом Василиса.

— Да какая там Олимпиада?! Зина Калинкина я. Всю жизнь Зиной была. Это Гошка, муж мой, как только рюмку проглотит, так и склоняет меня на все лады. Сегодня я у него Олимпиада, вчера была Тортиллой, а позавчера Пампадурой.

— Зина, а вы не скажете, кто в двадцать седьмой квартире живет? — прервала ее Люся.

Зина немного отдышалась перед новым монологом и снова затарахтела:

— Сейчас никто не живет. Что-то там с хозяйкой недавно приключилось. То ли убили ее, то ли сама скончалась, но она уже там не живет. Из новых никто еще не поселился. Слушайте, а может, вам чайку? Или кофе? У нас есть, такой, знаете, быстрорастворимый, — вдруг спохватилась хозяйка.

— Да нет, спасибо, мы на работе, — отказалась Василиса, хотя Люся вроде бы и принялась согласно мотать головой. — Вы вот лучше расскажите, что она за человек была, хозяйка этой квартиры?

Зина поджала губы и как-то пристально принялась разглядывать непрошеных гостей.

— А вам зачем? — пискнул из-за двери невидимый Гоша. Пользуясь случаем, он потихоньку прокрался к себе домой, но в комнату войти не решался, так и беседовал, стоя за закрытой дверью.

— Вы же понимаете, мы здесь не случайно… — не разжимая губ, процедила Василиса. — Нас наняли… большие люди… Вот я вас и спрашиваю, что вы можете рассказать о своей бывшей соседке?

Сбитая с толку хозяйка квартиры прилежно уложила руки на колени, сморщила лоб, а потом в отчаянии покачала головой:

— Ну что хотите, со мной делайте — ничего не могу сказать! Я даже не знаю, как ее звали. Она ведь в квартиру-то заселилась месяца два назад. Вроде жила одна… Мы с ней пару раз здоровались. И то, знаете, как — мимо пройдешь, башкой мотнешь, вроде и поздоровался. А так никогда даже и не разговаривали. Да и чего ей с нами разговаривать? Она, сразу видно, не из бедных, а мне из-за своего-то и на людей глянуть стыдно. Вот ведь был мужик мужиком, а тут, с этой пьянкой… Придумал из винных бутылок…

— И из пивных тоже! — раздалось из-за двери.

— Ну из всякой стеклянной дряни придумал соорудить пианино! Ну виданное ли это дело, а?! Захотел в книгу рекордов попасть. Вот и тащит со всех помоек стеклотару в дом. А я со стыда горю! А про эту соседку, я ей-богу ничего… ой, погодите-ка! Я же с прежней-то хозяйкой двадцать седьмой квартиры, с Калерией Степановной, в очень тесной дружбе состояла. Она, когда уезжала, и телефончик мне свой оставила…. — вскочила Зина и потряслась в другую комнату.

Люся склонилась к Василисе:

— А зачем нам адрес прежней хозяйки?

— Молчи, в хозяйстве все сгодится, — только успела прошипеть Василиса, как Зина снова вернулась, держа в руке листок.

— Вот, я вам тут телефончик Калерии нацарапала. Вы ей позвоните, она квартиру продавала без посредников, должна была с новой-то хозяйкой встречаться. Может, она больше моего знает…

Поблагодарив женщину, Василиса вытащила из сумочки две купюры:

— Спасибо, это вам за помощь.

— Да вы что?! Два слова и сказала-то! Нет уж, идите, не нужно денег. Я не сильно перетрудилась, да и остыла немного, с вами беседуя. Вроде как и на Гошку больше не сержусь. Так что вам спасибо, помогли в семье мир наладить.

— Ну что же, спасибо на добром слове, — поднялась Василиса. Люся тоже встала.

Обидно было, что так и не удалось ничего узнать про Едякину, но, может быть, им что-то скажет бывшая хозяйка двадцать седьмой квартиры?

Едва подруги добрались до дома, как в их дверь раздался звонок.

На пороге сияла давняя подруга Люси и Василисы Мария Игоревна, Машенька. Еще совсем недавно она была совершенно свободной женщиной — в молодости ей не удалось завести мужа и обрасти детьми, но некто свыше решил внести корректировку в ее судьбу, и Мария на старости лет решила изведать сладость замужества. Причем мужа долго не выбирала, ухватила что попало. А попала ей редкостная мерзость, некто Петюня. В том, что он именно мерзость и именно редкостная, помогли Маше убедиться Василиса с Люсей. В конечном итоге все вернулось на круги своя, и Машенька обрела статус разведенной женщины, а вместе со статусом двух оголтелых сорванцов-пасынков. Правда, сама она этого слова терпеть не могла и относилась к мальчишкам лучше, чем родная мать. Кстати, родные матери мальчуганов и вовсе не помнили о том, что где-то у кого-то растут их родные чада. Но это все в прошлом, а сейчас у Марии Игоревны была, пусть неполная, но вполне дружная семья. Детьми она занималась самозабвенно и при малейшей загвоздке в воспитании неслась к подругам за советом, все же те как-никак ухитрились в одиночку вырастить достаточно порядочных детей.

Сейчас Машенька сияла улыбкой, а за ее спиной высились двое окрепших подростков.

— Ой, Маша, ребята, какая радость! Давненько вы к нам не заходили! — засуетились подруги, радуясь гостям и проводя их в комнату. — Вы отчего-то так переменились…

— Да и у вас новости, как я погляжу, — кивнула Машенька на суетящегося под ногами Малыша. — Девчонки, а у меня для вас такой сюрприз!

— Неужели снова замуж собралась? — испуганно охнула Люся.

— Да вы что?! Я только жить начала! В общем, девчонки, занялась я косметикой. Вот, посмотрите. — И она стала вытаскивать из объемного баула различные тюбики, баночки, пакетики. — Это называется «Ножки Клеопатры».

— Господи, так она же умерла давно, Клеопатра-то! А теперь, выходит, ее ногами торгуют?

— Люся! Это ж только название! Ну, вроде как намажешь, и у тебя будут такие же красивые ноги, как у нее, — пояснила Машенька.

— А что, у Клеопатры ноги были красивые? — засомневалась Люся. — А то вдруг дамочка страдала плоскостопием или там, допустим, варикозом, а я такие же ноги себе закажу…

— Люся, у Клеопатры все красивое было! — сурово блеснула глазами Маша и продолжала тараторить дальше. — А вот это, девочки, ну просто чудо! Накладываешь маску на пятнадцать минут, и все.

— В каком смысле «все»? — испугалась уже и Василиса.

Машенька тяжело вздохнула и исподлобья уставилась на подруг.

— В самом хорошем. Вы что, опять в какой-то детектив вляпались? Я смотрю, у вас на уме одни страшилки. И, конечно, ничего не можете рассказать? Понятно. Тогда я рассказываю, причем специально для лиц с юридическим заскоком. Накладывать маску следует на пятнадцать минут, и наступает полное омолаживание. Правда, стоит эта масочка… в общем, в две пенсии обойдется. Зато ни одной морщинки!

— Слушай, Машенька, а нельзя чего-нибудь такого, простенького? — робко спросила Василиса. — Я себе иногда в качестве маски легонько яичко собью, ну туда еще меда ложечку да маслица подсолнечного… Такого нет?

Мария Игоревна поджала губы и огорченно покачала головой:

— На дворе двадцать первый век, а вы по старинке на лицо всякую ерунду мажете — маслице, яичко… Ты еще скажи — рыбу жареную! Давайте-ка привыкать к новому. Сейчас я вас намажу этой прелестью. Пользуйтесь, девчонки, пока бесплатно. Ну, кто первый?

— Люся! — бодро вскочила Василиса и вытолкнула подругу вперед. — Пусть она прихорашивается, а мы уж так, по старинке, жареной ры… тьфу ты… маслицем подсолнечным обойдемся.

Люся тоже не планировала истязать лицо, но Маша решительно взялась за ее голову, усадив подружку на стул, и пришлось той смириться. Мария Игоревна колдовала над лицом подруги, точно матерая волшебница. Через два часа она наконец разогнулась и довольно прошептала:

— Все, иди умывайся.

Люся тихонько поплелась в ванную, боясь случайно увидеть себя в зеркале. Маша не соврала — морщины действительно исчезли. Однако теперь щеки Люси напоминали кисть рябины — были такие же багряные и в пупырышках.

— Ой, Маш! А чего это у меня все лицо в прыщах? — испуганно протянула Люся после умывания.

— Га-га-га! — заржали мальчишки, не удержавшись. — Теть Люсь! Вам маманя обещала молодую кожу, так это у вас, наверное, юношеские угри.

Машенька суетливо принялась тереть щеки Люси полотенцем.

— Ничего страшного! Это даже хорошо, значит, кожа бурно реагирует.

— Ну-у-у ее на фи-и-иг, такую реакцию-у-у, — завсхлипывала Люся. — Это теперь точно до старости не заживе-е-ет.

— Вот что, Маня! Делай и мне ножки этой самой… Клеопатры. Не одной же Люсе таким безобразием мучиться, — храбро предложила Василиса.

Мария Игоревна снова принялась ковыряться в сумке и вытащила на свет еще одну партию тюбиков.

— Ой, девчонки! Я же тюбики перепутала! Я тебе, Люсенька, наложила на лицо крем для ног.

— Вот, я так и знала! — взвилась подруга. — Теперь у меня щеки, как подошва будут. Не нужна нам такая косметика! Ты уж, Машенька, сначала как следует разберись со своими препаратами, а то ведь так и до кончины недалеко… Я имею в виду твою преждевременную кончину.

— Так вот я и разбираюсь, для начала на своих близких… Ладно, Люсь, не переживай, я тебе в качестве компенсации помаду подарю. Честное слово, замечательная вещь, сама такой пользуюсь. Ну, чего ты боишься? Смотри! — И Маша принялась щедро малевать свои губы яркой помадой.

После этого мир среди подруг восстановился, и дамы, отправив Машиных парнишек домой, чинно подались на кухню. На стол тут же было выставлено нехитрое угощение, а в довершение к нему Маша вытащила из сумки маленькую бутылочку коньяка.

— Вот, девчонки, чтобы язык развязался. Я ведь к вам с горем.

Подруги вытаращили глаза, а Маша, всхлипывая, принялась делиться.

— Старшенький-то мой, Гришка, чего выдумал! С девочкой он дружит. Давно, уже месяца три. Вроде хорошая девчонка… была. Мариной зовут. Как меня встретит, все говорила: «Мы с Гришей задачки решаем» или «У нас с английским загвоздка. Русским балуемся!». Ну и прочую ахинею несет. А я, как китайская кукла, только башкой кивала да улыбалась. А тут, представляете, на работе что-то сердчишко прихватило, меня начальник мой быстренько домой спровадил. Пришла, прилегла в спальне. И вот слышу, Гриша со школы вернулся, да не один, с Мариной. Меня-то они не видели, думали, что одни в доме. Ну она ему и говорит:

— Гриш, а ты бы кого хотел? Мальчика или девочку?

А Гришка на полном серьезе отвечает:

— Мальчика, конечно. С ними проще.

— Вот и я мальчика хочу. Значит, так и порешим — если мальчик, оставляем, а от девочки отказываемся. Я уже и семью нашла, которая девочку с радостью возьмет…

Тут уж я не выдержала, заворочалась. Гриша прибежал:

— Маманя, тебе нехорошо? Сейчас «Скорую» вызовем!

И Маринка рядом крутится. Вот поверите или нет, не смогла я им сказать, что разговор их слышала. А теперь себе места не нахожу. Это что же получается — у них скоро кто-то должен народиться?

— Ну и чего ты испугалась? Станешь бабушкой, — утешила Василиса.

— С ума сошла! Гришке-то едва четырнадцать исполнилось. И Маринка с ним в одном классе. Тоже мне — родители! Да и потом, как они о дите-то говорили… Если, мол, мальчик, то они его себе заберут, а если девочка, то уже и семью приемную приглядели… Ой, девоньки, просто не знаю, что делать, — снова закапала слезами Маша.

Василиса щедрой рукой плеснула еще коньяка, замахнула, точно пила не благородный напиток, а высокомерзостную бурду из ближайшего ларька, и нахмурилась.

— А ребеночек-то скоро должен родиться?

— Кто ж его знает? Только кажется мне, что Маринка как-то округлилась… Ну, подбородок стал такой кругленький, вроде и талия расползлась…

— В общем, время у тебя есть, чтобы приготовиться, так я поняла?

— Да уж, думаю, есть. Ага, конечно, есть, они же с Гришкой ходить-то вместе только месяца три назад стали.

— Значит, будем воспитывать. Ну, считай, что ты решила к старости для себя родить. Кого это волнует, правда? Короче, не унывай, поможем! — пылко заверила Люся и налила еще стопочку.

Подруги распрощались уже поздним вечером. Люся неожиданно пригорюнилась.

— Вот ведь ты подумай, Гришка-то Машин сам еще недавно из пеленок, а уже о детях задумывается, а моя-то, безголовая… Уже тридцать ей скоро, а все, точно стрекоза, — ни тебе мужа законного, ни детей! Кого вырастила? — И Люся пустила обильную горючую слезу.

Ольга, ее единственная дочь, и в самом деле имела уже, кажется, все. Кроме законного мужа и детей. Нет, претендент на руку и сердце у нее имелся — уже лет пять она жила в гражданском браке с прекрасным человеком по имени Володя, но почему-то никак не могли они отважиться на поход в загс. А теперь и вовсе — уехала Ольга в Москву на какие-то курсы по собаководству, причем вроде бы с Володей, но каждый раз, когда звонила матери, сообщала о каких-то новых женихах. Прямо женщина легкого поведения, и только!

Догоревать Люсе не удалось — позвонили в дверь. На пороге стоял Антон Петрович, недавний новый знакомый подруг. Люся, совсем забыв, что лицо у нее только что приняло маску для пяток, кокетливо заиграла улыбкой и поправила сбившуюся прическу.

— Что это с вами? Вы больны и поэтому не могли прийти на свидание? — с придыханием спросил ухажер, пятясь к двери.

— Да, Люся больна. А вы что-то хотели? — нахохлилась Василиса. Нет, какой гад! Оказывается, он Люсеньке назначил свидание! И подруга хороша, даже не намекнула, что у них с этим Антоном Петровичем завязались отношения.

Мужичок чувствовал себя крайне неловко. Он мялся, икал и краснел, потому что явно до одури боялся заразы, глядя на покрытое прыщиками лицо Люси. И явно не мог найти благовидный предлог, чтобы покрасивей удалиться.

— Я пришел, чтобы сообщить… — пытался что-то промямлить он. — Я, знаете ли… тоже, кажется, заболеваю. Вот и пришел сообщить, чтобы вы меня не ждали, так сказать… Что-то с головой, сердчишко, прямо выпрыгивает… давление опять же…

— Так это понятно — любовь, — констатировала Василиса. — Ну, мне надо с Малышом прогуляться, я оставлю вас, пожалуй.

— Нет-нет! Мне тоже… это… надо с Малышом. Я вас провожу!

Василиса только пожала плечами. Странно, что мужичок только сейчас отметил ее шарм. Она начала собираться, а Люся все это время толкалась возле ветреного кавалера и пыталась хоть чем-то его уколоть.

— А скажите, вы чем больны? Это не венерическое? А то, знаете, с вашим постоянством…

— Нет, это… нервное, — быстренько отвечал тот и пялился на потолок.

— А цветочки, пардон, вы не мне тащили?

— Нет, я же говорю — заболел… Они маме, на могилку, купил сегодня, а то завтра не успею… — Все, я готова! — появилась в дверях раскрашенная, точно матрешка, Василиса. — Люсенька, мы недолго. А кстати, может, ты с Малышом сама погуляешь? А я провожу Антона Петровича, все же человек нездоров.

— Фигушки! Выводи давай щенка, а то он нам опять всю квартиру разуделает. А я… тут… в одиночестве допью коньяк… — прохлюпала Люся.

Напоминание о коньяке резко переменило у мужчины отношение к больной.

— Тогда я с вами! Составлю, так сказать, компанию… Ну, не выливать же коньяк, — отважно объявил он и принялся развязывать шнурки.

Однако Василиса отличалась несколько иным характером, нежели безропотная подруга.

— При вашей болезни коньяк вреден! Давайте, давайте, двигайтесь, — схватила она мужичка за ворот и суровым движением вытолкнула из квартиры. — Люсенька, закройся!

Оставшись одна, Люсенька и правда допила коньячок, затем пошарила в холодильнике и нашла еще остатки водки, а потом в ход пошел и маленький пузырек с медицинским спиртом, который подруги берегли для компрессов. К моменту, когда Василиса впорхнула в дом с букетиком, якобы предназначенным ухажером для маминой могилки, на диване сидела пьяная в зюзю Люсенька и горько рассматривала фотографии Василисы. Тут же валялись газеты с объявлениями.

Василиса, честно сказать, несколько неловко чувствовала себя после сегодняшнего своего «выступления», но Люся и не думала ее в чем-то обвинять.

— Я поняла, — обреченно проговорила Людмила Ефимовна. — Я все поняла, Вася. Нам нужен мужик в доме.

— Ты тоже так думаешь? — взмахнула жиденькими ресницами повеселевшая подруга.

— Да. Он нам просто необходим.

— Вот, я тоже так подумала. Ты знаешь, Люся, ну ни гвоздя прибить, ни картошки принести. И потом, мне кажется, он легко мог бы прогуливать Малыша. И потом, все-таки защита!

— Правильно. Поэтому тебе, Васенька, нужно сменить пол. Тебе нужно стать мужчиной! — решительно объявила Люся и стукнула кулачком по дивану.

— То есть… Ты хочешь сказать, чтобы я… того… Сделала операцию по пересадке… по смене женского пола на мужской?! Ну, ты знаешь… Да ты перепила! Чтобы я… Нет уж, сама будь мужиком!

— Ага, а как меня звать будут? Люсьен? Людмил? А тебе даже имя менять не придется… Вася, — нежно проворковала Люся и вдруг взревела: — А ты о ком мне здесь тарахтела?

Только поздно ночью Василисе удалось успокоить и уложить в кровать разбуянившуюся подругу.

На следующий день с утра пораньше, лишь только Василиса потрусила на утреннюю пробежку с Малышом, Людмила Ефимовна проснулась и попыталась подняться. Но голова ее, точно гиря, безжизненно склонилась набок. Желудок моментально подскочил к горлу, и в глазах, как в калейдоскопе, поплыли разноцветные узоры.

— Ой, мамочки, — прошептала Люся. — Это что же со мной?

Нестерпимо хотелось пить. Пройти по-человечески по квартире Люся не сумела. Ее шатало, бросало на стены и притягивало к полу.

— Так вроде лучше, — опустилась наконец она на четвереньки, прекратив борьбу с неожиданным нездоровьем.

Кот Финли с благодарностью принял новую игру хозяйки и стал резво напрыгивать ей на спину.

— Уйди, изверг! Будешь доставать — напою валерианкой, тогда посмотрим, кто из нас будет выглядеть дебильнее.

Добравшись до кухни, Люся стала что-то вспоминать. Память возвращала ей какие-то обрывки вчерашнего попоища. Было стыдно до ломоты в висках. Хотя голова вообще-то раскалывалась совсем по другой причине.

— Интересно, а что я вытворяла? Ладно, решено — вчерашнее считать недействительным. Сейчас надо позвонить этой даме… Как ее… Калерии Степановне, во! Да, позвоню ей и расспрошу хорошенько. Вася придет, а у меня для нее свежие новости. Она обрадуется и о моем недостойном поведении забудет.

Однако даже простой телефонный звонок оказался для Люси делом непростым. Тошнота, будь она… И все же бравая сыщица сумела сосредоточиться и забыть про недуг. Она уселась на пол, привалилась спиной к стене и только в такой позе набрала номер, заполученный вчера в семье бутылочного музыканта.

Трубку сняли сразу, и немолодой, но очень приятный голос пропел:

— Алло, слушаю вас.

— Здравствуйте, мне бы Калерию Степановну.

— Я у телефона.

Тошнило Люсю нещадно. Думать, кажется, было просто невозможно, но Люся снова взяла себя в руки и постаралась как можно милее проворковать в трубку:

— Калерия Степановна, вы меня совсем не знаете, но мне просто необходимо с вами переговорить. Понимаете, меняюсь я квартирами с Едякиной Аллой Титовной, и… что-то она мне доверия не внушает, вы уж извините за прямоту. Вы ничего о ней не можете мне рассказать? Может, мне подойти к вам?

— Да зачем же приходить? Можно и по телефону побеседовать. Только, боюсь, ничего интересного я вам не сообщу…. Ой! Минуточку, кто-то в дверь звонит. Перезвоните через десять минут, прошу вас… — быстро проговорила женщина и бросила трубку.

Люся воздела глаза к небу и постаралась сохранить спокойствие. Оказалось, что выждать десять минут было нетрудно, потому что легче всего ей сейчас было сидеть вот так, в одном положении, и не шевелиться. Выждав время, Люся снова набрала номер и принялась излагать Калерии Степановне свои мысли, надеясь услышать от той что нибудь интересное для расследования.

— Видите ли, мне Едякина показалась какой-то сомнительной дамочкой, страшновато с ней дело иметь. Вы не могли бы о ней хоть чуточку рассказать?

— Мне в отличие от вас она не показалась сомнительной, — ответила Калерия Степановна. — Продажу квартиры мы оформили легко. И ничего в моей памяти о ней не задержалось. Кстати, у меня имеется телефон ее подруги, у самой-то Едякиной телефона не было.

— Подруги, говорите? А как ее имя, где вы с ней встречались? — встрепенулась Люся, и тут же в голову ее будто винтился раскаленный шуруп. — Общались мы по телефону. Если вам надо, я номер скажу. Звать ту женщину Арина Николаевна Львова. А где же у меня ее телефонный номерок… Ага, вот, диктую, записывайте.

Записав номер телефона подруги Едякиной, Люся поблагодарила собеседницу и отключилась. Теперь бы с этой Львовой встретиться… Но как-нибудь так, неназойливо. И как-нибудь в другое время, сейчас уж больно мучило Люсю нездоровье.

В дверь ворвалась мокрая Василиса с Малышом. Осень сурово вступила в свои права и теперь ежедневно выливала на город тучку-другую дождя.

— Продрогла, как не знаю кто, — стуча зубами доложила Вася. — Ну как, ты отошла от вчерашнего? Это же надо было столько выпить! Ты просто самоубийца. На вот, купила тебе, может, легче станет. Выпей и ложись, отлеживайся. Ты вчера, конечно, вела себя непотребно, но и дохлая ты мне не нужна. А сейчас на тебе лица нет.

Василиса протянула подруге бутылку нарзана и настояла на постельном режиме.

— У Едякиной, оказывается, имелась близкая подруга — Львова Арина Николаевна, — слабо заговорила Люся с кровати. — Вот я и думаю, не она ли отправила Аллу Титовну на вечный покой?

— У тебя какие-то странные ассоциации сегодня — если подруга, значит непременно должна свою товарку в темном подъезде грохнуть. А то еще лучше — переделать подругу в мужика!

— Вася, не мели ерунды.

Василиса прошла в ванную, и теперь ее голос доносился уже оттуда:

— Люся, ты не представляешь, что на улице творится… Люсь! Ты не видела мой махровый халат?

— Надень тот, зелененький, ситцевый. И вылазь быстрее, надо же и правда Львовой, подруге Едякинской, позвонить.

Василиса не стала капризничать и вскоре уже названивала по нужному номеру.

— Нам, знаете ли, — щебетала она в трубку, — необходимо встретиться. Мы по поводу вашей подруги, Едякиной Аллы Титовны… Ну, это не по телефону. К какому часу к вам можно подъехать? Через часика два? Понимаю, конечно, муж уедет, и мы сможем совершенно свободно… А адрес? Хорошо, через полчаса мы будем… Ах да, конечно, ровно через два часа, нет-нет, не раньше.

Но даже и через два часа Люся не смогла восстановить пошатнувшееся здоровье. Нет, она, конечно, поднялась и даже дотащилась до прихожей, но там ноги ее подкосились, и Василиса едва успела подставить подруге свое могучее плечо.

— Так, решено — я еду одна. И с этой женщиной я собиралась поймать преступника! Не вздумай тут без меня снова напиться!

— Ва-а-асенька, — проблеяла Люся, ненавидя свой предавший ее организм. — Ва-а-ся, может, перезвоним и отложим встречу на завтра? Все-таки опасно одной тебе туда ехать. А вдруг и правда эта самая Львова прикокошила несчастную Едякину?

— Я приму меры предосторожности, — уверенно проговорила Василиса, доставая из пыльного ящика с елочными украшениями неиспользованную хлопушку. И строго предупредила: — Если придет Антон Петрович, двери не открывай. Мало ли какие у него намерения.

Василиса печально взглянула на Люсю, потом подумала минутку, приложилась губами к потному лбу подруги и вышла. Люсе сейчас полагалось рвать на себе от отчаяния волосы и заламывать руки, кляня себя, непутевую. Но самобичевания не получилось. Напротив, Людмила Ефимовна, едва дотронувшись головой до подушки, провалилась в лечащий похмелье сон.

Василиса прибыла по адресу Львовой чуть позже назначенного. А если точнее — на три минуты позже. Едва она прикоснулась к кнопке звонка, как дверь распахнулась и на пороге показалась худенькая приятная женщина лет тридцати пяти.

— Это вы мне звонили? Проходите! — весело защебетала она, приглашая гостью в комнату. — Вы хотели поговорить по поводу Аллочки? Ну что вы в дверях стоите? Проходите же.

Василиса окинула окружающую обстановку внимательным взглядом. Комната была довольно серенькой, неуютной. Хозяйка, между прочим, никак не была похожа на нищую и в квартире прямо ярким пятном смотрелась. «М-да-а, — подумала Василиса, — сама-то яркая, а вот гнездышко свое не любит. Обстановочка тут, точно в затрапезной гостинице».

— Так о чем вы хотели поговорить? — снова улыбнулась Львова, расставляя на столике чашечки с кофе. Кстати, кофе оказался неплохим, крепким, ароматным и по-настоящему вкусным. — Почему вы решили у меня про Аллу расспрашивать?

— Потому что больше не знаю, к кому обратиться. А вы, я слышала, дружили.

— А почему так печально? — снова усмехнулась Львова. — Я и сейчас с ней дружу.

Выглядела Арина Николаевна довольно легкомысленной. Василиса даже не могла себе представить, что бы было с ней, если бы, не дай бог, что-то случилось с Люсей, а эта… точно канарейка, щебечет, порхает по комнате с кофейными чашками, и никакой тебе печали! Даже неприлично! Василиса сложила губы куриной гузкой и назидательно произнесла:

— Я скорблю. Конечно, Алла Титовна немного меня… как бы это сказать… немного меня надула… на двадцать тысяч, но все равно, мне жаль человека!

— А что такое? — удивилась Львова.

— Ну как же что! Вы разве не в курсе? Алла Титовна погибла! Ее застрелили! — воскликнула Василиса.

— И когда это успели? Она же вот только что от меня убежала! — вскочила с кресла Львова.

Василиса пристально пригляделась к собеседнице.

— Как это только что от вас убежала? Ее убили уже неделю назад.

— А! Вы так шутите, да? — рассмеялась вдруг женщина, чем разозлила Василису окончательно.

— Нет, не да! — хлопнула по столу ладошкой разъяренная Василиса. — Какие уж тут шутки, если я сама лично на ее трупе сидела. Вот этой самой задни… простите.

— Хочу вас заверить, что вы ошиблись, — по-прежнему без капли волнения заявила Львова. — Алла действительно только что была у меня, и, если бы я знала, что вы придете ко мне говорить о ее смерти, непременно бы ее задержала. Думаю, о таких вещах вам лучше поговорить с ней самой.

— Хорошо, я знаю, где она проживает. Сейчас же заеду к ней, — попыталась Василиса поймать своего собеседника на вранье.

— Зачем же ждать? — ухмыльнулась та и быстренько нажала на кнопочки телефона. — Алло, Аллочка? Это Ариша…. Я понимаю, что у тебя сотовый и деньги капают, но тут ко мне ворвалась неизвестная особа, которая утверждает, что ты свое отжила…. Да нет, она говорит, что тебя застрелили… Вот ты ей сама это скажи!

И Львова поднесла к уху Василисы трубку.

— Алло! — донесся до нее чуть грубоватый голос. — В чем дело? Кто вы?

— Я — Василиса Олеговна. Помните, вы мне ремни свои спихнули, а потом еще к нам с подругой домой приходили? А потом вас убили в нашем подъезде… — растерянно заговорила Василиса.

— Что ремни спихнула, помню, что к вам приходила — тоже. А вот убивать меня никто не убивал. Вы что, свихнулись?

— Ну как же… Я еще случайно на ваш труп села, помните?

— Издеваетесь?! Когда это вы на моем трупе сидели? Слушайте, не морочьте мне голову!

— Подождите, не кладите трубку! — разволновавшись от совершенно непонятного поворота дела, закричала Василиса. — Нам надо обязательно поговорить. Когда к вам можно заехать?

В трубке какое-то время помолчали, потом голос зазвучал снова:

— Сейчас меня в городе нет. Разве вам Арина не сказала? Так вот, у нее в воскресенье день рождения, и я буду непременно. Приходите и вы.

— Во сколько? — крикнула в трубку Василиса, но телефон уже исходил короткими гудками. Львова сидела с презрительной ухмылкой на лице и покачивала ножкой.

— Ну? Что вам сказал труп?

— Он сказал, что у вас в воскресенье день рождения. Просил, чтобы я пришла. Вы не против? Я ненадолго, мне же только с Едякиной переговорить.

— Ну что ж, если иначе от вас не отвяжешься, приходите. К трем часам, не забудете? — вздохнула хозяйка квартиры и поднялась, показывая тем, что аудиенция закончена.

Домой Василиса вернулась сама не своя. Она ничего не понимала. Ну хорошо, она могла ошибиться, но милиция! Они ведь совершенно точно установили, что Едякина Алла Титовна скончалась от пулевого ранения в голову. И соседка ее по квартире… Правда, она не говорила ничего точно, но ясно выразилась: с Едякиной что-то такое случилось, смертельное. Но тогда с кем же сейчас говорила Василиса по телефону?

Люся к моменту возвращения подруги чувствовала себя заметно лучше. Она даже успела приготовить ужин и теперь что-то напевала, громыхая кастрюлями.

— Васенька! Немедленно иди к столу. У нас сегодня фаршированные перцы. Вась, а ты чего такая? Тебя кто-то напугал? Вон, ты вся трясешься, прямо как овечий хвост.

— Люся. Я должна тебе сообщить пренеприятное известие — Едякина жива. Ее никто не убивал.

Люся выронила из рук тарелку.

— А… А почему это известие пренеприятное?

— Потому что тогда получается, что я сошла с ума. Люся! Я же сидела на ней! На мертвой, между прочим!

— Успокойся, никто не спорит. Ну сидела и сидела. Кушай вот перчик.

— Какой, к черту, перчик! Что ты мне рот затыкаешь своим перчиком? Ты мне не веришь? Вот, хорошо, в воскресенье у Львовой, у подружки нашего трупа, день рождения. Вместе на него и пойдем.

— А нас что, уже пригласили?

— Ага, сама Едякина. Так что готовь праздничный наряд. А еще лучше — сценарий! Мы с тобой что будем петь — заздравную или поминальную? — продолжала нервничать Василиса.

Не успела она договорить, как в лицо ей плеснулась целая кастрюля холодной воды.

— Так оно, Вася, лучше будет. Быстрее в себя придешь, — опасливо попятилась после своего неожиданного выпада Люся, сжимая посуду в руке.

Вася и в самом деле истерику прекратила, но так прищурила глаза, что стало понятно — теперь пощады Люсе не будет. И точно, как только раздался телефонный звонок, Василиса шустро подскочила к аппарату и защебетала в трубку:

— Да-да, Оленька, мама дома. Ну, как там Москва? Как погода? Что ты сейчас носишь? А вы ходили в театры? На какие постановки?

Понятно, что звонила дочь Люси, но Василиса подзывать к телефону подругу не спешила. В знак протеста. «Она специально, что ли? Знает ведь, что по междугородному каждая минута на счету! Сейчас еще попросит пересказать весь спектакль», — подумала Людмила Ефимовна, несясь к телефону. Но та нарочно повернулась к ней спиной и увлеченно рассказывала Ольге, какую замечательную книгу ей посчастливилось купить, похоже, настроенная сообщить ее краткое содержание.

— Позволь-ка, — мягко отстранила подругу Люся и отобрала трубку.

— Мамочка! У меня для тебя удивительная новость! Я выхожу замуж! — кричала Ольга в трубку.

Дочь находилась вдали от родного города всего несколько месяцев, но каждую неделю она исправно звонила матери с радостным сообщением о том, что выходит замуж. Женихи находились всякий раз разные, но сам факт новизной уже не удивлял. Поэтому Люся реагировала спокойно:

— Ну это понятно. А что-нибудь действительно новенькое у вас там есть? Как твое….

— Мама, ты не поняла! Я выхожу замуж за Володю. Мы уже решили! В конце месяца мы возвращаемся домой и сразу идем подавать заявление. Все, прощай, холостая жизнь! Мам, вы там с теть Васей пока сценарий свадебный придумывайте, у нас с Вовчиком должна быть самая бурная свадьба, — весело протрещала дочь и отключилась.

Люся опешила. Такого она не ожидала. Ну, наконец-то! Теперь пусть только попробуют не расписаться! Да она… Она завтра же начнет закупать продукты, чтобы уж точно, чтобы все мосты сразу…

— Вася! У нас нет тоненькой тетрадочки по алгебре или там по геометрии? Ну, чтобы в клеточку, — носилась по комнате взволнованная мать.

Василиса еще не понимала, что могло так вывести подругу из себя, но предчувствовала что-то глобальное.

— А листик не пойдет?

— Листик не пойдет! Вася, тебе надо срочно садиться за сценарий. У нас Ольга с Вовчиком женятся! Ну чего ты стоишь? Чего стоишь? До свадьбы остались считаные недели, а ты столбом торчишь! Иди немедленно, бери ручку и ваяй сценарий. Черт, где же тетрадочку взять?

Люся поглупела прямо на глазах. Она уже нарезала по комнате двадцатый круг, приговаривая:

— Тетрадочка, где же взять тетрадочку…

Василиса оставила ее заниматься бегом, сама же поднялась к соседке на пятый этаж. У соседей были два школьника-сорванца — Костик и Илюша, и чистая тетрадочка в клеточку там должна была отыскаться. Однако тоненьких тетрадей у учеников не нашлось.

— Вот, возьмите эту, тут больше листов, — протянула соседка толстую тетрадь с красочной обложкой.

— Успокойся, вот нашла, — сообщила подруге Василиса, вернувшись домой. — А теперь, если можешь, не шуми, сценарий писать буду.

— Ты что?! Ты специально такую подобрала, да? Это, я понимаю, намек? — вскинулась Люся, потрясая тетрадью.

Только сейчас Василиса разглядела, что на яркой обложке лобызались… две обезьяньи морды. Чтобы не дразнить больше нервную подругу, она тихо удалилась в спальню, отобрав у нее злополучную тетрадку.

Василиса Олеговна сидела уже который час в одиночестве, погрузившись в творческий процесс, а муза ее где-то заплутала. В голову лезла отчего-то сплошная пошлятина.

— Васенька, иди блинчиков со сметанкой поешь, — появилась в дверях Люся.

Василиса зло отбросила ручку. Вот ведь, Люся так на нее надеется, а она всякую дрянь сочиняет!

— Люся, ты иди, я потом поем. Вот напишу и поем. А пока меня не за что сметанкой кормить! — вконец разозлилась на себя Василиса.

Люся неслышно удалилась, прихватив Малыша, который умудрился как-то прокрасться в спальню и теперь тихонько грыз тапки Василисы вместе с ее ногами. И все-таки как Люся ни охраняла тишину для создания сценарного свадебного шедевра, а ничего путного из-под пера у Василисы в этот вечер не вышло. Не вышло и за весь следующий день. Зато потом, когда с раннего утра Василиса Олеговна снова прилипла к тетради с обезьянами, дело наконец сдвинулось.

— Вот, читай, — радостно вырвалась она из спальни, когда сценарий был дописан. И опешила: — Ну, Люся! Ничего себе! Я пишу, стараюсь…

Люся сидела бледная, точно простокваша, и только молча тыкала рукой в светящийся экран телевизора.

— Ведется расследование… — сообщила дикторша, завершая какую-то информацию, и перешла к новостям культуры.

— Вася, ты слышала? — пролепетала Люся.

— Да как же я могла что-то слышать? Я же сценарий писала! Что произошло, ты можешь объяснить?

Люся сглотнула и послушно стала повторять слова дикторши:

— Сегодня была убита Арина Николаевна Львова, жена известного художника Остапа Львова. Женщину обнаружила горничная. По предварительному заключению смерть наступила около шести часов утра. Ведется расследование.

Василиса присела на краешек дивана.

— Сегодня у нас что?

— Суббота, — подсказала Люся.

— Ага, а завтра у нее день рождения. И мы должны были на него прийти.

— И встретиться там с Едякиной.

— Ерунда! Теперь нет никаких сомнений — Едякиной нет в живых. И Львовой теперь тоже.

— А с кем же ты по телефону разговаривала?

— Да хоть с кем! Только не с Едякиной. Люся, это мы с тобой виноваты! Мы забросили наше расследование, просто сидели и ждали воскресенья. А ведь знали, что Алла Титовна там не может появиться. И вот, пожалуйста! Преступник почувствовал безнаказанность и обнаглел.

Люся засомневалась, что преступник как-то уж сильно боялся их с Васей, но мудро решила не высказываться. Ведь и в самом деле они пустили все расследование на самотек… И вон во что все это вытекло!

— Ну и что будем делать?

— Как — что?! — вскочила Василиса. — Теперь мы с тобой ни одной минуты не должны потерять. Ты видишь, Люся, упущенное время — это подчас упущенные человеческие жизни.

Людмила Ефимовна невольно содрогнулась от ее слов, вскочила и натянула джинсы.

— Ну тогда давай собирайся быстрее! — торопила она подругу.

Но Василиса Олеговна слегка притормозила ее:

— Подожди, мне же еще краситься минут сорок! Все, я пошла в ванную, а ты пока набросай план действий.

На кой черт Василисе снова понадобился план? Было время, когда Люся ночами не спала, придумывая какие-то планы, но еще ни одного раза они по плану не действовали.

— Куда мы сейчас?

— К Львову, естественно, — проговорила Василиса тщательно намазывая тональный крем на лицо. — Надо нанести визит вдовцу и осмотреться. Кстати, уточни, откуда Львову выносить будут? Позвони в редакцию.

Люся потратила около часа на то, чтобы дозвониться до редакции. Зато потом растерянно уставилась на Василису — оказалось, что Арину Львову хоронить будут только в среду, но что самое удивительное — Львов Остап Исаевич жил вместе с супругой в коттеджном поселке, а вовсе не по тому адресу, куда ездила Василиса. Однако рассуждать над новой информацией подруги решили позже. Василиса наконец завершила макияж и вместе с Люсей выскочила за дверь.