Порхающая бабочка. Эротические эссе

Маргарита Макарова

Эротические эссе, соединенные одним сюжетом девиртуализации старых собеседников чата. После многолетнего общения в интернете женщина решает увидеть тех, с кем провела многие часы.

ГОЛУБЫЕ КРЕВЕТКИ, ИЛИ БЛАГОРОДНЫЕ ДОНЫ

Эх, саба, саба. Что значит саба? Откуда ник?

Паутина инета — как она формируется?

Кто те люди, что сидят на сайтах и форумах, пишут блоги и распространяют «правдивую» инфу. В кавычках. Формируя наше с вами мнение.

Тролли.

Интернетовские тролли — это тема.

Сейчас уже ни для кого не секрет их стиль, их манера письма, их варианты разговора.

Не секрет и их цели.

Цензура инета? В значительной степени это и есть система троллей.

Трудно ли затроллить обычного человека на просторах инета? Да пара пустяков. Ники множатся, раскладываются, отпочковываются и вас уже обсмеивают — и это толпа…

Только что он был один. Но вот уже зовет на помощь другого.

Им не важно, о чем разговор — им важно, чтобы человек замолчал. Приемы отработаны. Они прозрачны.

Паутина троллей опутала виртуальное пространство, как шпионская сеть вражеской разведки ближайшего окружения Джеймса Бонда.

Внутренности паука. Вы их видели?

Саба — админ всея Руси, один из начальников этих троллей. Он преподает им даже науку — заглушку слов обычных пользователей инета. Раньше я не понимала, думала саба выпил коньяка перед сном. Но он часто повторял — «я бог, — я скажу — и всё будет сделано».

Кому они служат?

Наверное, их жизнь значительно интереснее, чем кажется первоначально. Ведь они служат отечеству. Пишут Лукоморье. Сочиняют новости и форумы.

Интересно, они делают это ради денег, или ради призвания? Ради Бабла, или ради Искусства?

Паранойя.

Паранойя — это когда что? Это когда ранним утром, часов в 6, ты включаешь ноут и начинаешь шерстить блоги. Обычно у него на столе не один комп, а шесть. Хорошее совпадение — шесть компьютеров и шесть часов утра.

Отличное начало дня.

Блоги настоящие, — что там пишут?

Известные блогеры. Все ли они просто люди? Или это люди на службе. Кому они служат? Истине?

Что мы можем выбрать? Истину или Ложь? А есть ли у нас подобный выбор? Может мы все время мечемся между одной ложью и другой?

Между ложью и ложью. Были ли американцы на Луне?

Если частичка истины просачивается, — блог или сайт, или текст — сразу уходит в небытие.

Я не ходила больше в бассейн, но снова вернулась к сабе в чат.

— Ну раз ты не хочешь со мной встречаться, — я буду встречаться со всем в твоем чате. Мне нужен секс. Обещаю секс на первом свидании.

Мне не было жалко комиссарского тела. Возраст и его осознание делали имидж ненужной игрушкой, к тому же еще и сломанной. Это была месть? Или попытка забыть, выйти из круга фиаско с Сержем?

Первый ждал меня у метро.

Карлик. 155 см.

Я была на каблуках. На шпильках.

Он с ненавистью посмотрел на меня.

Его звали Саша.

Выглядел подростком. Строение тела — подростка. Голова маленькая. Очки.

Я не стала спрашивать, зачем он врал мне про рост. Я бы надела кроссовки.

Каждое слово давалось ему с трудом. Он говорил что-то о больной спине, о приступах боли. Что надеется, что сегодня боли не будет. Он буквально шипел от злобы.

— Саша, ты столько лет сидел со мной в чате…

— Ну и что?

— Откуда злость? Нет, это злоба… Даже ненависть…

Квартира была маленькой. Крохотной. Как клетка для моли. Можно было только войти и уже не повернуться. Казалось, вся она просматривается из одной точки. Или это была точка зрения?

Первый этаж.

Темно от уличных деревьев и кустов. Его комната — диван и стол с компьютером.

Все окно заставлено громадными горшками с пальмами, и домашними растениями. Пол у окна тоже весь в емкостях питания растений.

— Удобно ночью — не надо бежать до туалета.

— Это мама.

Ему не терпелось. Он сразу стал меня раздевать. Молча. Я сняла с него очки. Огромный член не вязался с его маленькой головой. Я взяла его за уши, голова казалась высушенным трофеем индейцев.

— Надеюсь, сегодня не будет болеть спина, — еще раз повторил он и лег на разложенном диване. Поверх одеяла. Бельё в цветочек, исстиранный почти до прозрачности ситец.

Прямо на нас смотрела камера компьютера.

Я не знала, как его трогать, чтобы не сломать.

Его член казался продолжением его туловища.

— Что это за трусы? «Прощай молодость»? — недовольно буркнул он.

Обычные чёрные непрозрачные трусики.

— А надо было кружево? Или «здравствуй старость»? — усмехнулась я.

Он лег на меня, я ввела часть его в себя. Он сразу же остановился.

— Я слишком возбудился. Я перевозбудился…

— И что?

— Сейчас.

Я закрыла глаза. Чтобы не видеть носителя. Всё-таки это ужасно, секс на первом свидании. Пусть даже ты трепалась с этим носителем пять лет в чате. Трёп — одно, секс — другое. Мне было неловко. А этому было всё равно, он, знай себе, останавливался и останавливался. Я погладила его по спине, открыла глаза, хотела поймать губы. Странно, лица я не увидела. Надо мной была шея. Лишь одна шея… Или же это было тело? Вот ведь… Незадача… Я поцеловала его. Вроде маленький парень, а шею так вытянул, что голова оказалась где-то у меня в волосах. Я сделала резкое движение бедрами навстречу его телу. Он кончил. Всё закончилось. Наконец-то.

Старый, старый способ увидеть врага — приём Юдифи. Разве они — эти чатовские собеседники, были врагами? Для меня — нет. Но почему-то я была для них олицетворением врага. Почему? Настоящая, живая, без маски, такая, какая есть. Я не была персонажем. Я была лишь частью реальности, с которой они вели войну. Без легенды и нагромождений фальши.

Вот, значит, кто столько лет разговаривал со мной. Почему столько злобы.

Я лежала и чувствовала, как его сперма течет из меня.

— Вставай скорее, сейчас всё запачкаешь.

Он тащил меня за руку.

— Что запачкаю?

— Одеяло.

— Да чем я могу запачкать твое одеяло?

— Сперма же из тебя вытекает.

— Это же не грязь.

Спорить было бесполезно. Он был на грани нервного срыва. Сразу видно было, что стирать он не умел.

Крохотная ванна, дверь открыта, полотенца свисали сверху.

— А вытираться чем?

Новое, чистое он мне не принёс.

— Как ты можешь тут жить и работать?

Этот вопрос все же вырвался у меня.

— Мне нравится, что я могу складывать слова, мне нравится, что я хорошо пишу, что у меня получается писать. Мне нравится эта работа.

— Троллить?

— Не грузчиком же мне идти.

— А что писать — уже не важно?

— Сейчас родители придут.

— Это что значит?

— Уходим.

Я молча одевалась. Он уже был одет. Вышли.

— Ты знаешь, я помню дорогу к метро.

— Нет, я провожу.

Он перешагнул через штакетник газона. Шёл впереди, не оглядывался. Шпильки без восторга восприняли отсутствие асфальта.

— Впрочем, — он сделал еще пару шагов.

— Да, да, я найду дорогу.

— Вот видишь, большое здание, до него дойдёшь, там шоссе — повернёшь направо — дойдёшь до метро.

— Конечно.

Он старался не смотреть на меня. Я оглядывала его исподтишка. Злоба осталась во всём его облике, в глазах, в движениях.

Он резко развернулся и зашагал к подъезду, мы как раз шли у его окон. Можно было рассмотреть сквозь штору оставшуюся чистой кровать.

Я вздохнула. Идти с ним было пыткой. Говорить он мог только в чате. Множество… множество… составное множество. Объединённое тролличьей работой. Тролли инета собирались вечерком, чтобы поговорить со мной и друг с другом.

Теперь я увижу их всех, разложу по словечкам и выражениям, увижу их голыми и в постели, потому что только так я могла выманить их из тени экранов, из-за ширм ников. Заканчивался этап моей жизни. Жизни, которую я провела в паутине виртуальности и лжи…

Навстречу мне попались его родители. Странно, но я узнала их. Они держались за руку и, чувствовалось, очень торопились. Видимо, поливать цветы…

Через две недели он попросил меня выслать фото моей вагины.