Дорога в Зазеркалье

Маргарита Зирен, 2014

Сказка о весёлой компании зверей, которые отправляются под мудрым руководством доброго волшебника на поиски хозяина главного героя. Неисповедимые пути ведут их к самой великой цели на Земле. Спасением жизни занялись они, когда могли бы стать и жертвой.

Но хоть и долог этот путь

До рая, где забыты муки. Но чтоб успеть

В себя взглянуть и осудить свои поступки, дабы попасть

В рассадник благ, придется все ж пройтись по ней,

По тропке жуткой для зверей, где под

Угрозой каждый шаг.

Часть I

I

Случилось это раннею весной.

Не голод, холод иль пурга, так горе талою

Водой на пса обрушилось опять. И без того жизнь

Не легка, но долгожданная пора смогла приют его отнять,

Каким была ему нора. Но как и прежде замерзавший, потерявший

Свой покой, одиночество познавши, жил надеждою одной. Что вернётся, Наконец, из неведомых окраин его любящий «отец», его ласковый

Хозяин. Не уходил от пепелища, здесь был когда — то его

Дом. Лишь временами печь, да пища ждали

В хате за мостом.

«Ну что ж», — промолвил пёс

Аскет: «Уже весна прийти готова, морозов

Лютых больше нет, и можно ждать уже без крова. А там

Глядишь, дождусь пору, слеза росы когда стекает. Когда и почка по

Утру, проснувшись, зев свой раскрывает, лес обрядится в свой наряд. Но что Со мной, чему я рад?» Пёс, оглядев следы пожарищ, подумал: «Я схожу

С ума, уж здравый ум мне не товарищ, ведь здесь не рай, ведь здесь

Тюрьма. Вселила верность в заточенье. Была бы смерть мне

Облегченьем. Но её не буду звать, потому

Как надо ждать.»

Но тихий шорох за спиной

Прервал думы его ход. Взвизгнул он:

«Пришёл, родной!». Но тут же гость незваный тот

Был встречен яростной атакой. Но слыша речь, вдруг замер

Пёс: «Ну ладно, хватит уж, не тявкай! Кто ж приказал тебе стеречь избы Сгоревшей головешки?» Сиял пред ним великолепный, не превзойдённый в Тайной слежке, сам король зверей бессмертный. Он обходил свои владенья, Спасая подданных от бед. Достоин труд был восхищенья, раз переполнен Злобой свет. И редко видел кто Ларику. Но слух о мудрой его силе

Был герою ведом Нику, так прозвал его Василий. И, склонив

Главу свою, пёс сказал: «Прости, великий! На посту ж

Давно стою, стал я здесь совсем уж дикий.

Так охраняя пустоту, уже как

Год я друга жду.»

король

— Не мудрено и одичать. Но выбрал сам свои пути. Чем

Здесь от голода рычать? Не лучше ль к городу пойти?

Смотрел в раздумье из-под лобья

На пса облезлого волшебник: «Слетают жжённой

Кожи хлопья, от худобы мог снять ошейник. Но не снимал.

А значит любит. Помочь бы надо бы собрату. Себя он

Верностью погубит, доверья ж нет к людскому

Стаду. Ну разве что, забрать с собой?»

король

— Послушай, друг мой дорогой,

Бесполезны твои муки. Уж навсегда, ты мне

Поверь, родных шагов умолкли звуки. Уж не откроется

Та дверь, и на порог не выйдет радость. Потому как твой хозяин

Не надёжен, вот в чём странность. Но путь по жизни полон

Тайн. Отныне будешь мне служить и во

Дворце достойно жить.

Ник

— Благодарю тебя сердечно за

Сострадание твоё. Но пост не брошу я беспечно.

Моё с ума сведёт нытьё, с тобой уйдя, ведь здесь покой

Оставлю я навеки. А вдруг вернётся он за мной?

Тебе ль не знать, как человеки любить

Умеют и страдать?

«О да, о да… И мне ль не знать?»

Король промолвил грустно: «Умеет род любить

«Искусно»! Высокомерие над меньшим братом «столпа» планеты

Голубой клянёт природа уже матом, царицу ж видит он рабой. Опустошит Зелёный дом род варваров в надежде обогатиться не трудом, убийством,

Как и прежде. Видать, тщеславный человек в себе родном

Судью узрел, коль множит, походя, калек,

И жизни ставит он предел.»

Ник

— О нет, король мой дорогой! Василий добр, он не такой.

король

— А хочешь, пёс наивный,

Я расскажу тебе как было? И твой дружок

Такой «невинный» тебе откроется при-ми-ло. Случилось это

В страшный зной. Костёр, разросшись на поляне, метнувшись к лесу шёл Стеной, щадя одни лишь только камни. И запылали здесь леса!

Но в панике ты был оставлен! Когда б прикованного

Пса в дар Перуну отдал хозяин.

Ник

— Пленил за дело он меня…

король

— За то, что ты средь ночи, дня,

Стихии чувствуя огней, безумно воя здесь,

Метался. Желая всех спасти людей от той зловещей

Западни. Ведь приближались уже дни, когда бы жар до вас добрался,

Но что обрёл ты в благодарность? Лишь предательство,

Да боли! Когда бы пса лишили воли за его

К двуногим жалость.

II

Ответил Ник, потупив взор:

«Всё было вовсе и не так. Нести ты в праве

Этот вздор, потому что сильный маг? Да может он уж не

Жилец, кто так огульно обвинён. Но знай, бездушный

Ты глупец, что мной он будет защищён!»

король

— Живой! Живее всех живых ненаглядный твой дружок!

Да из пород им взят крутых уже и миленький щенок.

Ник

— Я вижу, маг, что ты со мной вступить желаешь в смертный

Бой! Но хоть погибель то моя! Не отказался б драться я!

Клыки оскалив молодые, Ник встал устойчиво на лапы.

И прозвучали его храпы, когда б и речи его злые за

Дерзость эту королю не обещали боле поклонений.

Ник

— Я кровь, болтун, твою пролью! В тебе нет жалости и тени.

Отныне ты мне не король!

И прыгнул, и завис в пространстве, и охладила его боль, и оказалась

Сила в рабстве. Сказал с укором белый пёс: «Не благодарная ты тля!

Это я-то вздор понёс? Да, кто б ещё жалел тебя?»

«Мой хозяин — верный друг!» — крикнул Ник, свалившись вдруг.

король

— По нраву духу моему слова твои,

Что пламень! Хвала и силе, и уму, да и решимость

Твёрдый камень! Но может, Ник, я и не прав, и кипятком ты

Обварился? Иль может быть метала сплав

На тебе слегка дымился?

Ник

— Прав. Ты прав, мой повелитель! Вспомнить страшно этот жар.

Ещё б немного и спаситель мой не сберёг бы жизни дар.

король

— Спаситель? Кто же он такой? Неужто, Ник, хозяин твой?

Ник

— Надежды были так пусты,

Что всех обрадует гроза. Но всё ж пошёл

Он от воды, хоть и идти было нельзя. Когда бы я

Лежал средь рёва, обречённо в землю вжавшись, уж не слыша

Его зова, почти что с жизнью распрощавшись. Но вдруг он сгрёб в свои

«Тиски», не замечая жгучей боли. И нёс, безумец, до реки, пройдя

Всё выжженное поле. А я, смотреть лишь мог на друга, хвостом

Повиливая вяло. Во мне жила такая мука, но и любовь

Безмерней стала. Но я смятение прочёл

В глазах серьёзных короля…

король

— Того я, друг мой, не учёл, что

Носит с гордостью земля ещё порядочных

Людей. И их не мало на планете, душой прекрасных

Лебедей, и особо это дети. Но их любовь в забвение уходит, коль

Один червивый плод от всей черешинки воротит. В лесу капкан же мне

Велит, на весь озлится голый род. Но твой хозяин, да простит мои колючие Сужденья. Ведь оттого я стал скандальным, что был всегда и от рожденья Народец мой многострадальным. Но что же дальше, мне поведай,

Стряслось с хозяином твоим? Но прежде, друг мой,

Отобедай. Ты чуешь, запахом каким

Повеяло из миски?

Ник обернулся на жаркое, и наслажденья взвились визги:

«За что же яство мне мясное?» И обед в один момент

Исчез со скоростью комет.

«Теперь рассказывай, дружок.» — король промолвил властно.

Ник

— Последний сделал он шажок и у реки упал опасно.

И увезла телега в город, а боле я не слышал вести.

король

— Скажи, мой друг, хозяин молод? И сколько лет вы жили вместе?

Ник

— Он молодой, задорный, добрый.

А сколько лет? Годочков три. Век собачий очень

Скорый. Мы ровесники, смотри! Не расставались никогда и в кузне

Вместе, и в лачуге. Гуляли вместе мы всегда. Вот

Потому и тяжко мне в разлуке.

король

— Я отлучусь, Ник, не надолго. А ты с терпеньем меня жди.

Ник

— Я буду ждать, хоть холод жалит колко, и ледяные льют дожди.

И стал невидимым король.

Ник сытый лёг и задремал. И снился толстый

Ему кроль, и лгун, сочувствуя, сказал: «Как с явью разум

Связь теряет, уверен будь, то хворь терзает. Какой король? Подумай сам!

Не верь ты, Ник, своим глазам. Ещё не то в судьбе нелёгкой

Больной привидится головкой. Хи — хи — хи.»

III

Вернувшись Ника покровитель, сострадая

Наблюдал, как безжалостно пытал во сне его мучитель.

То вздрагивал, поскуливая тихо, то догонял, иль убегал. «Не понаслышке Знает «лихо»» — король над Ником размышлял: «Но не смотря на муки ада,

В нём обитает одна странность, не прорастают зла ростки. Но где ж за Преданность награда? Коль обречён забыть он радость, под гнётом

Мучаясь тоски. Клянусь! Подставлю свой хребет, чтоб отвести

Судьбы удары. Даю торжественный обет, ему

Не ведать больше кары!»

Ник старался сон прогнать

И отряхнуть озноб от стужи. Грозя потуже

Завязать кому-то длинненькие уши. «Причём морские

Здесь узлы?» — спросил король, хвостом виляя:

«К кому слова — твои послы, пошли,

Проклятьем осыпая?»

То был восторга высший пик.

«Ты здесь?!» — ликуя, тявкнул Ник: «А я чуть было

Не поверил, когда бы снился мне болтун. Он разум мой, глумясь,

Измерил, наглец пушистый, белый лгун. Вползло сомнение

Гадюкой. А не плод галлюцинацый, орошаемый

Разлукой, созрел вдали цивилизаций?»

И маг ответил, улыбаясь: «Задира Бельчик лишь на час,

В нём добро, со злом сражаясь, побеждает каждый раз.»

Ник

— И его ты знаешь тоже? Но как он в сон ко мне проник?

король

— А он следит за мной, похоже.

Но за жалящий язык казнить его не смею я,

Коль шут на службе короля. Двери в сон открыть сумеет

Тот, кто ключ от них имеет. А это значит, что наш

Кроль давно уж дерзко в сны ныряет, зная

Тайный мой пароль.

«И, где хохмач сей обитает?» — спросил, почёсываясь, пёс.

король

— Там есть за зеркалом страна,

Земля мечты и сладких грёз. Её не видела

Луна, там просто нет желанной ночи. Там время спит

Извечным сном. Природа там не увядает, коль есть она в том мире

Зодчий. И там не встретишься с врагом, раз хищник брата не терзает. Там

Не лишают слабость права, потому как злобы нет. Там благородству

Только слава. И там, прибежище от бед. И там дворец,

Мой чудный дом, и для тебя есть место в нём.

Ник превратился весь во слух,

Так и застыл, задравши лапку. Переместил как-будто б

Дух его в тот мир, схватив в охапку. Всё дальше мысли уносили

В те счастливого края. Но вдруг предстал пред ним

Василий и пробудил тоски червя.

Ник

— А как же друг мой, повелитель? Где бесстрашный мой спаситель?

король

— Ну, наконец-таки, спросил.

Лежал в больнице наш герой. И оттого тебя

Забыл, что тяжко он хворал и долго, с больною мучаясь

Ногой. Но что поделать? Зверь беспечен. Ведь не добился больше

Толка я от подданных своих, его уход был не замечен. Но

Ищут Ваську средь дорог, среди мёртвых и

Живых. И найдут, лишь дай им срок.

IV

И эта весть свалила пса, и он лёг главой на лапки. И видел

Маг, с какою болью смотрят в даль его глаза. «Да, снимите

Люди шапки пред собачею любовью!»-тихо он проговорил.

король

— Вставай, уж действовать пора! Своё уже ты отгрустил.

Ник

— Но… что же может лишь собака?

король

— Ничто не может лишь гора! А ты живой! За счастье драка

Предстоит тебе, герой. Лишь собака, говоришь? Этот

Перстень теперь твой! Ну что безумно-то глядишь?

Ник

— Псу зачем же украшенье? Что станет делать с ним лохматый?

король

— Он проблем твоих решенье.

И ценен дар не тем, что златый, не тем, что

Блещет красотой, не этим дорог перстень твой. Его пронзишь

Своим когтём, и возгорится он огнём на человечьем

Уже пальце. Но как свет запляшет в танце,

Смерча делая вращенье, тогда

Лишь просьбу говори.

Ник

— А ну, ещё раз повтори… Неужто пальчик человека

Моё исполнит повеленье?

И прорычал король: «С разбега! Ну какой же ты герой?

Боишься дара, словно смерти. Дружок, не бойся, я ж

С тобой, спасенье то лежит на тверди.»

И пёс, присев с вещицей рядом,

Когтём коснулся её центра. И скрыло тут же

Его чадом. Когда же ветра порыв клубы развеял дыма, то

Изменился пёс без грима. Раз сидел на месте Ника, на худющий облик свой, Паренёк, взирая дико. И в теле чуждом этот пленник вертел закованной Главой, когда б мешал ему ошейник. Но продолжалось истязанье.

Он от руки отпрянул станом, коль свет привлёк его вниманье.

Воронкой луч кружил блестящий над пальцем Ника

Безымянном, и то был ужас настоящий.

Но не долго свет терзал, иссяк,

Оставив горемыку.

«Ну что ж ты просьбу не сказал?» — досада мучила Ларику.

И, заикаясь, пёс ответил: «А что просить, мучитель мой?»

король

— Может ты и не заметил? Но вообще-то ты нагой.

Ник сел на камень и завыл.

И маг отнёсся с пониманьем. И верил

Искренним стенаньям, собакой ведь он тоже был.

И подумал: «Кто б по воле с естеством своим расстался?

Чужой обрадовался б доле и от привычек отказался? Но о деле думать

Надо. И коль свет погряз в обмане, то надежда лишь на брата. Пёс

Коварств не знает мира и бесплатного в капкане пожелает,

Дурень, сыра. Должен кто-то помудрей

Вожаком стать из зверей.»

Ник

— Да неужто мне

Носить панталоны, да пальто?

Но я вспомнил кое-что, знаю я, что попросить!

Любит Васька мой вино, частый гость и

Казино, осчастливлю златом друга!

король

— Не болтай ты пошлость, Ник! Слушать чушь такая мука!

Сей же путь ведёт в тупик.

Ник

— Не скажи, мой господин!

Судить, конечно, ты бы мог с высот величья

Твоего. Но сиротой он жил, один. А может быть в вине игрок

Искал, забывшись, утешенье? Тогда для друга своего

Я буду требовать услад. Иль вызвал подвиг тот

Сомненье? И не достоин он наград?

король

— Эх, глава твоя пустая…

Но что взамен ты поимеешь? На то

Есть истина простая, ведь «жать придётся, что

Посеешь». Как не пришлось бы, Ник, потом глотать

С слезой обиды ком. Но перстень твой, тебе решать… Лишь

На последок пожелать хочу глупцу я на прощанье. Пред тем как делать, Думай, Ник. Не причини другим страданье, тая не сдержанности клык. Ну а Теперь перекрути перстень камнем на ладонь. И запомни, только

Конь сможет в слякоти пройти. Да дар проси — людскую

Речь, одежду, деньги закажи, себя легендой

Обеспечь. Ну всё, прощай и не тужи.

«И кто ж исполнит сей заказ?» — проявил Ник интерес.

«А отгадай, хотя б с трёх раз.» — сказал волшебник и исчез.

V

Бедный Ник уже замёрз, в шубке ж

Было потеплей. Не ахти конечно ворс, но было

Всё же веселей. Но боясь ещё сиянья, отвел бриллиант

На расстоянье. И стал, спеша, перечислять: «Мне б

Одёжку, да котлету. Да речь, коня, котлет

Опять. И как его…? Бумагу эту…»

Но вдруг он храп услышал сзади: «Я б тоже съела что-нибудь,

Милости прошу я ради. Мне бы хлебушка чуть-чуть.»

Но обернувшись, Ник упал,

Увидев то, чего не ждал. Ведь что просил,

Уж было здесь. За что же только эта месть? Глазами мутной

Пустоты глядела старая кобыла. «Всё, родной, попался ты.»-подумал Ник, Глядя уныло. «Теперь твой долг её нести! Коль трясётся каждый шаг

Этой «шкуры на кости». Ну, спасибо тебе, маг!»

«Ты кто?» — спросил он.

кобыла

— Я, Марьяша, поводырь теперь я ваша, но что-то клонит меня в сон.

Ник

— Я думал: «Смерть меня нашла.» А ну — ка, с глаз моих ушла!

Обида гложила старушку,

Поодаль встала, чуть не плача. «Мне бы

Хлебушка горбушку.» — молила жалостливо кляча.

И пёс, управившись с котлетой, хотел уж было долгий голод

Утолить старушки пегой, зная, что он к смерти повод.

Когда б его познал бы сам, лишь еду во сне

Имея. Но не верил Ник ушам, рык

Её услышав басом.

король

— Уморить, пришла идея?

Как ты жалок, мерзкий плут! Не тебе ль

Твердил я часом не чинить другим страданье? Сам ищи

Теперь приют! Не доволен я тобой. Не прошёл ты

Испытанье. Вошь ты с чёрствою душой!

И сдох конёк вторично в луже. А пёс

Обиженно вопел: «Могло бы быть намного хуже!

На око страстное моё ты покушаться, как посмел? Над ней же вилось Вороньё, на запашок слетев зловонный. Да чтоб шерсть кублом росла в твоей Пасти без числа!» Но не слыша смех задорный, он сложил в карман котлеты. (Не до еды уж как-то было. К тому же новые штиблеты, костюм, рубаха,

Всё давило. Нестерпимо всё чесалось, там тянуло, тут кусалось.) Вот

Так и брёл, шатаясь Ник и головушкой поник, ощущая резь

Ступнями, словно впился ему в рану камень острыми

Углами. От обид и дерзость лезла: «Самому б

Пройтись тирану! Сразу спесь бы

В нём исчезла.»

А маг, предвидя его муки,

Ощущая к нему жалость, укорял

Себя за шутки: «И как же в бошку-то взбрело

Подымать с канавы старость, падаль, с глазками стекло?

Коль в пору Ника не пугать, но похвалою поощрять. Известно

Ведь куда идёт, туда, где враг наивность ждёт. На отшибе ж в ветхой

Хате вся в заботах ведьма злая. И, конечно ж, на закате свои чары рассылая, Дабы в зелье спрос подрос, мучит хворями людей. И не жаль знахарке

Слёз даже маленьких детей. Но обходит хату люд, хоть и надобно

Им средство. Зная, что нашёл приют там и сам владыка мрака.

От того и нет соседства, только котик да собака. Но ссоры

Их ну в каждом дне, коль пропитан злобой дом. Вот

Только очень нужно мне, чтоб побывал

Никуша в нём.»

VI

Приноровился Ник ходить,

Не шатаясь, без заносов. Пришлось

Терпенье проявить, чтоб избежать людских

Расспросов. Прошёл с опаской мост плотины, под ним

Треща, крошился лёд. Так очищалась с середины река теченьем

Каждый год. Уже виднелся дом знакомый, его прибежище зимой. Здесь Тепло, и ужин скромный он имел в пургу порой. Но не только лишь сюда к Еде, да к печке его лапки тащили с радостью всегда, но и любовь вела до Бабки. Жила здесь милая собачка, большая умница, но грусть её души

Была болячка. «Не нравлюсь», — думал Ник: «И пусть.» И он хотел,

Идя к избушке, проститься с рыжею подружкой. Да и с доброю

Старушкой попрощаться на опушке.

Время быстро пролетело,

Когда Ник дошёл до дома, солнце спать уж

Захотело. Но, как ему тут всё знакомо! И скосившаяся дверь,

Порог, обшарканный ногами. «За добро» — подумал зверь: «Всё убитое

Годами вновь отладить бабе нужно.» И стал хозяйку звать натужно,

(Людскую речь практиковать как-то негде ж было псу.) «Всегда

Всё тяжко начинать.» — подумал он, когда в носу

Промелькнул любимый запах.

Ведь глядела рядом нежно

Красота на длинных лапах. И, достав с кармана

Руку, дав вкусняшку ей поспешно, назваться было уж хотел, удивить

Желая буку. Но пол за дверью заскрипел, и на пороге появилась в грязном Рубище старуха. От вторженья дама злилась, не ждала ж людского

Духа. Но изменила в миг настрой, заметив франта при

Деньгах. Раз он просился на постой, рыча

И путаясь в словах.

ведьма

— Ах, ты болен, мой сердешный! Что ж, могу и подлечить,

Коль шелест денежек утешный ты от меня не хочешь

Скрыть. Иль халявы ищет плут?

Ник достал с кармана пачку. «Вот», — сказал он:

«Хватит тут?» Но глаз горел у бабы алчно. «То ж

Не деньги, дал подачку!» — пробасила она мрачно.

И Ник за пачками в погоне

Чуть не выдал на ладони перстня чудную

Способность. Но застыл, услыша: «Гав!» Это рыженькая

Так, осуждая его вольность, в миг тревогу

Испытав, подавала ему знак.

VII

Была породы она крупной.

Приобрела ж бабуля псину далеко ценой

Не скудной. Знать, увидеть сверх опасной пожелала она

Дину, но к тому же и прекрасной. Судьбы не ведая

Витка, что не одна растит щенка.

Дина

— А ведь глупый пёс

Собрался утолить старухин

Голод. Подумать только? Оправдался

Тем, что он наивен, молод. Хотел уж было перстень

Свой злодейке в деле показать. И ведь не думал головой, что мог

Бы сильно пострадать. Ох, не знает Ник людей, его кошки поумней. И как Прав был повелитель! Как доверчив пёс — растяпа! И как нужен здесь

Учитель! Угодит иначе лапа в зубы цепкого капкана. Что ж,

Доверье оправдаю. Мне ль не вычислить обмана?

И хоть тяжкий, понимаю, груз взвалила

На себя, не подведу я короля.

Но, заметив ласку в речи,

Опустил пёс челюсть, плечи, вдруг вскружилась

Голова, как услышал он слова: «Требуй деньги и иди, догоню тебя

В пути.» И, слыша музыку в словах, изображая видом скуку, он с улыбкой на Устах, отвечал ей: «Нет, так нет», — к деньгам протягивая руку. Но было

То начало бед. И оголила рот беззубый, как ей казалось, «милая»

Улыбка, да мягче стал и голос грубый: «Ну что ты, что ты,

Моя рыбка? Шутит бабушка с тобой, проходи-ка,

Голубь мой.»

Дина

— Забудь должок, не надо денег, оставь бесплодные торги.

На свой беги скорее берег, живут здесь тайные враги!

А как свободу обрету, тебя я сразу же найду.

Упрямо рыкнул Ник: «С тобой я

Лишь уйду отсюда. С зарёй излечится больной.

Ты ж на цепи сиди покуда. Куда идти нам на ночь глядя?

Чужой к себе не примет дядя. А ведь ты про перстень знаешь, значит

Здесь король уж был. Он даст мне всё, чего ты пожелаешь, чего бы я не Попросил.» Набить себе хотел он цену, в душе подруги непокорной желая Страстно перемену. Считая эту чаровницу недотрогою суровой, свою Хранящую границу. Но, упрямство осудив безответственного

Пса, Дина грозно зарычала. Когда б ведьма хохотала,

Свои выпучив глаза.

ведьма

— Дразнит хворь твою, нахалка! Ох, и дерзкая мерзавка!

Ну давай, ступай уж в хату, твоему я рада брату.

А Дина думала, страдая, как закрылась дверь кривая:

«Вломилось горе по весне. И Ником горе — это звать.

И что же делать теперь мне? Остаётся, только ждать.»

VIII

В холодных сенях у старухи

Цветы, замёрзшие в горшках, распускали

О ней слухи, загоняя в сердце страх. «Жестока старая,

Однако, чего за ней не замечал. И как не счастлива собака, у которой

Здесь причал. Понятна стала грусть её, хозяйка ж нравом словно льдина. Но Спасу тебе я, Дина, солнце рыжее моё! Но что сказала мне она? Что хата Ужасом полна?» Думал Ник, садясь у печки, но, узрев свою на стенке

Тень огромную от свечки, в миг взлетел на грязный стол,

Изломав на нём тарелки. И, за страх себя кляня,

Слез сконфуженно на пол.

ведьма

— Что находит на тебя?! Сё лекарство ценно тоже, я отвара тебе

Дам. Так сигать, родной, не гоже, для мужчины — это срам.

Ты лишь тени испугался. А если б «Сам» бы показался?

Ник

— А это кто ещё такой?

«Не надо знать тебе, ге-ро-й.», — сказав, подала ему зелье:

«Нет сего у докторов, пей настой мой для веселья.

Пей, дружок, и будь здоров!»

Ник

— Слышал эту прибаутку. Но как зелье выдаст шутку,

Где потом искать меня? С ног же свалит и коня.

«А на кровати спи спокойно.

Здесь тепло и так привольно. Пей и спать лягай

Скорей, утро вечера мудрей.» — сказала ведьма простодушно.

И выпил Ник отвар послушно, и уснул на месте сразу. Она же быстро

На кровать перетащила его массу и перстень начала снимать. Но обожглась,

Схватив себя за ухо, защиты ж вовсе не ждала. И перстень тряпкою

Взяла, проклятья шамкая старуха. Но вдруг взбешённой стала

Бабка, как возгорелась её тряпка. Как если бы брала своё,

Но наглость гость имел её. И побрела, надев манто,

Куда входить не смел никто.

В просторной комнате глухой

Убранство было побогаче. Но молвить стала там

Иначе, присев смиреною рабой. И, окропив водицу кровью

С подобострастием, с любовью начала обряд старуха,

Вызывая злого духа: «Мой хозяин, снизойди,

В круг магический войди и ответь

Мне на вопрос.»

дух

— Отвечаю, это пёс.

Не долго висла тишина и вновь нарушена она.

ведьма

— Шутки шутишь, повелитель? Но как перстень с него снять?

дух

— Если сам его отдать пожелает сей хранитель.

Будет перстень тот твоим. Но совет я всё же дам,

Заняться кем-нибудь другим, Ник тебе не по зубам.

ведьма

— Но кто он, сей безмозглый Ник? Случайный путник хворый?

Иль враг ко мне в избу проник? Дай ответ, владыка, скорый.

Но сколько ведьма не просила,

Ни пол слова ей подсказки не сказала больше

Сила, лишившись тут же её ласки. Уж характер был такой,

Всегда лишь прихоти верна. Был истерзан бы

Покой, пожелай звезду она.

Мечты — бальзам душевной ране.

Лежала старая, вздыхала на ровеснике диване

И всё думушку гадала: «И с чародеем он не схож. В лесу на

Шабаш каждый год собирается народ, уж повидала я там рож. Откуда Перстень у пройдохи? Ведь он, однако, не простой. А коль нашёл?

Другой у «крохи» хранитель будет. Мой он! Мой!» — сказала

С твёрдостью колдунья, и сон унёс её раздумья.

IX

Ник проснулся и в окно посмотрел на солнце красно.

Ник

— Рассвело уже давно, но идти теперь опасно… Ждала же

Соню на заре. И что скажу ей в оправданье? Упрёк найду

Лишь в конуре и обрету затем изгнанье.

«Благодарю, я излечился!» — крикнул он старухе громко.

Грохот в кухне прекратился, и она

Вошла. Из шёлка был халат на ней цветной. Но

Как нелеп был весь наряд! Шаровары ниспадали яркой

Тканью голубой. Бусы, кольца, целый клад хором солнце отражали. Нарядилась словно ёлка в драгоценные игрушки. Но, подав к еде ватрушки, Пробасила: «Ты без толка приходил ко мне, дружок. Так не лечатся, мой Милый. Ещё вспомнишь бережок, когда хворь отымет силы.

Но коль надо? То иди. Подкрепись перед дорогой,

И… счастливого пути.»

И, усевшись за столом,

Наслаждался пёс едой, дивным подчуясь

Гусём, ведь душистою травой приправлялось это блюдо.

Но компотом запивая, вдруг в окне он видит чудо, будто б гном шёл

Из сарая. И сказала, между прочим, ведьма Нику осторожно:

«Как с обедом мы покончим, мне поведай, коль

Возможно. Как назвала тебя мать?

И откуда будешь родом?»

Ник

— Ник-колаем меня звать. А рождён? В роду я гордом.

ведьма

— Да-а, видать, не беден ты раз перстенёк бриллиантом блещет.

Ник

— Носили прадедов персты. Им наследник себя тешит,

Испытав притом блаженство.

Лгал бесстыдно Ник колдунье,

Видя доброе соседство в юной девушке болтунье.

Но, слыша музыку востока, не мог понять откуда звук. Не долго он

Искал истока, коль ароматами цветов наполнилось пространство вдруг. Ковровый радовал покров. Тюль скрывать пыталась ложе, туда

Тянуло его тоже. Но изобильем стол манил, и Ник с ковра

Не уходил. Он по примеру сел колдуньи, закинув

Ноги словно йог. И слушал песни старой

Лгуньи, понять которых уж не мог.

«Отдай мне перстень золотой.» —

Тихо молвила «девица». Но тут же пёс, представив

Лица, когда б вернул бы облик свой, начал дико хохотать, вдруг

Услыша эха крик. А отказавшись его снять,

Не узнал свой голос Ник.

Коварство — имя её было.

Ох, ненавидела людей! И улыбаясь

Парню мило, в ней кознь продумывал злодей:

«Час эйфории наступает, когда б во мне узрел бы ту, о ком

Тоскует и страдает, исполнив тайную мечту. Уж не откажет деве в малом, Навеки вечные и даром отдаст любимой перстенёк, чтоб стать моим

Бы крошка смог. Однако если б я траву не приняла, жизнь

Сберегая, вот так же бредило б главу. Но хоть и лишку

Отдала, впрок сей отравы закупая, но дельце это

Того стоит. Его упорство не скала, успех

Уж близко где-то бродит.»

Но, продолжая хохотать,

Взглянув на «деву» Ник осёкся. И тут же

Маму начал звать, коль страх с любовью в нём боролся.

Ведь в обрамлении волос, ниспадающих до пола, взирал на Ника

Рыжий пёс. Он вскочил, как от укола, коль и ушки показались из прически

Того дива. Но когда и ручки рвались халат расстёгивать игриво?

Страшась нательного покрова, застегнуть пытался

Снова. Видя, как и грудь, и торс изменил

Растущий ворс.

Но всё ж осталась она в лифе,

Да в шароварах голубых, да вся в издельях

Золотых, ну как божок в старинном мифе. Но вдруг она

Подняла руки, танцуя страшной головой. И пёс уже не вынес муки.

Он в миг от ужаса дичал, лягнув чудовище ногой, забившись в угол зарычал.

Но как на спину повалилась, ведьма тут же поняла, что отнять ей не Случилось. И гневу волюшку дала, и хваткой мощною

Скрутила, и в кладовой его закрыла.

X

А в это время во дворе такая вот была картина.

Ведь не дождавшись на заре, понурив голову

К земле, там взад — вперёд металась Дина.

Дина

— Видать, досталось псу немало!

Предупреждала ведь о зле. И вот! Коснулось

Всё же жало. Но что я вижу? Кот бежит! Тиран собратьев

По весне имеет славный аппетит. Пошлю — ка я его

В разведку. Вот только врать придётся мне,

Посулив ему «конфетку».

«Подойди!» — велела Дина.

«Что — о?» — ответил кот брезгливо: «Ох, дождался я,

Чтоб псина приказала мне визгливо!»

Дина

— Подойди ко мне, балбес! То скажу тебе на ухо,

В чём имеешь интерес. С рыбкой ведь пришла старуха!

Нет препятствий для котяры,

Тут же в хату он проник. Где от тапка

Снёс удары, к которым он уже привык. Но ругань

Злобная задела слух собаки во дворе. И теперь, терзая смело,

Стыд тревожил в конуре оступившуюся душу. Хоть врала во имя блага,

Но трясти кота как грушу у хозяйки была тяга. Но, к счастью, вскоре

Он явился живой и невредимый. Правда Серый очень злился,

Но то недуг поправимый. И Дина молвила с улыбкой

(Хвостом приветливо виляя): «Ну как?

Полакомился рыбкой?»

кот

— О, да — а! Полакомишься тут! Когда бы дверь хозяйка злая

Замком стальным, ну с целый пуд не охраняла так прилежно.

«Что за дверь?» — спросила нежно Дина грустного кота.

кот

— Да в чулане дверь закрыта.

И нет в кладовке ни черта, кроме древнего

Корыта. А значит рыбка там и сохнет. А бедный котик

Скоро сдохнет, коль слюною захлебнётся. Чтоб

Не чуять её запах, жить на улице придётся.

Я у глада буду в лапах.

С улыбкой рыжая смотрела

На отъевшуюся тушу, спеша поддакнуть

То и дело. Развеять надо ж было стужу в их отношениях

Не добрых. Коль подтверждение догадок в деталях видела подробных. Насколько шанс у Ника шаток от злыдни выбраться живым. И Дина

В темпе размышляла: «Помогать и сила б стала. Ник на волю

Выйти мог бы, перстнем пользуясь своим. А раз не вижу

Сей особы, значит дар уже у бабки. О, как союзник

Нужен здесь! Чтоб ум силён был в нём и лапки,

Чтоб отнести Ларике весть.»

Рассудила она мудро

И спросила у кота: «Где ты встретил

Это утро? Хотя знаю, маята по весне ведёт в загул.

А в хате юношу ты видел? Может быть с тряпьём баул чуждым

Запахом обидел? А запах пса у кладовой не заметил ли

Случайно? Час подходит роковой! Надо рыть

Подкоп нам тайно!»

«Я не могу, я ведь не крот. Да, ты рассудком повредилась?»

Испугано промолвил кот.

И Дина бранью разразилась: «Повредишься тут от дум!

Собирайся в путь — дорогу! Ты же храбр, отчаян, кум!

Ну раздели со мной тревогу!»

«Да не пойду я никуда!»

Попятился от Дины Серый: «Кругом же талая

Вода, и не такой уж я и смелый.» И подумал он, вздыхая: «Видать,

Вконец сошла с ума. Но коль клыки вонзит больная?

Ох, и начнётся кутерьма.»

XI

За хатой сонный, голый лес нежданный вызвал интерес,

Когда б и слёзы выдавали души тревожные печали.

Дина

— И зачем река спасала?

Огонь свирепый отсекла. Ведь всё равно

Весны не стало, но будет жизнь, какою не была. Ох,

Не знает ещё свет, чего уже его лишили,

Ещё не ждёт от тьмы он бед…

«Помогите! Обложили!»

Вдруг услышала собака вопли жуткие

Кота: «Дина! Дина! Там из мрака голос слышал

Я шута! Он сквозь лай такое «нёс»! Может там закрыты

Двое? Человек и злющий пёс? Что твориться? Что

Такое? Присоседился — то кто к моей

Рыбке беспризорной?»

Дина

— Гость, который и в пальто

И в шкуре, жаром опалённой… Благодарю… за то,

Дружок, что в уме меня признал. Но взгляни на тот лужок, каким

Он за зиму-то стал. Таким останется навеки… Не родятся

Краски света… злыми станут человеки…

Тепла лишится даже лето…

«Да — а, и почка сдержит лист, аромат исчезнет роз!

Ну ты, Динка, «оптимист»! — рассмеялся кот до слёз.

И Дина гневно закричала,

Остужая пыл задир. Фраза выстрелом

Звучала: «Зло отымет этот мир! Там в чулане визжит

Пёс! Он до перстня не дорос, какой дал ему Ларика. Ну а если дар

У Ника заберёт слуга чудовищ? Всё погибнет тогда, кот! Вот

Тогда не так завоешь! Станет всё наоборот! И забудем

Мы про счастье в гладе, в хвори да в ненастье.»

кот

— Не-е, такого быть не может. Пусть одно тебя тревожит,

Мысль твою король осудит.

Дина

— Как ещё сказать приятней? Наш король на службе будет

Силы злобной! Так понятней?

Страх схватил его за душу, и кот уселся прямо в лужу.

«Что же делать теперь нам? — прошептал охрипший Серый.

Дина

— Коль пройдёшься по стопам, то найдётся вождь наш белый.

Вдруг сорока закричала:

«Никуда ходить не надо. Ведь имея слух

Отличный, всё я знаю от начала и помочь вам буду рада.

Эстафетой от Ларики и ответ вам будет личный.»

Издала сорока крики, и услышали друзья

Птичьи отзывы повсюду.

Дина

— Расслабляться нам нельзя, в дом ступай, я здесь ждать буду.

XII

И Серый уж в который раз,

Рискуя выхватить побои, проскочив в оконный

Лаз, вбежал в старухины покои. Она ж лежала на диване, вперив

Очи в потолок. Ведь мозг никак найти не мог

Причину краха в её плане.

ведьма

— Продала ж подруга детства

И, поклявшись, поручилась за надёжность её

Средства. А почто ж не получилось? И дух как-будто не

У дел? Наперекор моим слезам забыть о перстне мне велел, сказав,

Что Ник не по зубам. А пойду к столу — ка я и потребую

Совета! Что я зло творила зря? Быть должна

И мне «конфета»!

И, в келью тёмную войдя, молить о чуде стала духа,

Но, тишину в ответ найдя, орать вдруг начала старуха.

ведьма

— Ну что молчишь, неблагодарный?!

Зову тебя иль эту стену? Прошу за свой я труд ударный

Всего лишь мизерную цену. Воздействуй силою своей на волю мерзкого Упрямца. Дабы отдал приблуда сей мне украшение для пальца.

Мой хозяин, снизойди, говорить приди со мной.

дух

— Ты столкнуть двух сил пути

Можешь просьбою тупой. Ну что ты, старая,

Всё ропщешь? Моей погибели ты хочешь? От небольшого

Знать ума меня изгнала ты сама. Но, напоследок, день грядущий тебе

Открою я за верность. Не где-то случай стерегущий. Но устремлёно

Пройдя местность, он у дверей твоих стоит. А значит, нам

Пора проститься! Прощай навеки, моя жрица,

Коль от него бедой разит.

И, как потухли в хате свечи, себя сироткой вдруг назвала.

И затряслись от горя плечи, когда б старуха зарыдала.

XIII

Уж день в тревоге ожидает

Она спасительную новость. Но тень собаку

Покрывает, и восхвалила она скорость. И, вскоре птица

Сев на ветке, тараторя, говорила о страшных бедствиях в разведке.

И Дина грустно ей сказала: «К сожаленью, в узах сила,

А иначе б помогала. Но скажи, король где наш?

Где добра великий страж?»

сорока

— Адресат уведомлён, найден в жаркой стороне.

Дина

— Но что велел Ларика мне?

сорока

— Ничего…Исчез ведь он.

И Дина взвизгнула в восторге: «Он давно, видать, уж здесь!

Ну теперь к старухе месть постучится на пороге. Благодарю

Тебя, сорока! Для мира делаешь ты много!»

сорока

— Ну что ты, Дина? Мы ж одно

Дельце делаем с тобою. Значит нам судьбой

Дано — на врага пойти войною. Ты положись уж на меня!

На чеку я постою. Стоит лишь тебе позвать среди

Ночки или дня, и пернатая вся рать

Злу откроется в бою.

Но Дина молча посмотрела.

Не сказала, коль жалела, что нельзя клевать,

Колоть дух в невидимую плоть. Но всё равно приятно было,

Что стремленье в птицах жило, уберечь ценой

Большою мир, разящий красотою.

XIV

Но вернуться нам пора

К главному герою. Туда, где пёс, как и

С утра, больною бредил головою. То дикий вой его

Звучал, то пробуждался в нём болтун, то мотыля словить пытался.

И даже мага не признал, когда б явился опекун. Ему он деревом назвался,

И вскинув руки встал он криво, чем вызвал тихое веселье. И молвил маг: «Вот это зелье жаждет пить моя олива. На возьми бокал ветвями

И выпей мелкими глотками.» И схватив с лекарством

Тару, Ник глоточков сделал пару.

король

— Выпей всё! На дне бокала шмат мясной тебя ждёт сала.

Но выпив зелье, буйный пёс

Заорал: «Где мой кусок? Это ты мой шмат

Унёс?» Но сказать лишь то и смог, озираясь там вокруг.

И чары снял с него Ларика, когда в дверь раздался стук. Тут же сросся

Рот у Ника, и исчез в коморке свет. И ответил ей король гласом

Узника: «Привет! Я весёлая фасоль, здесь

На солнышке вишу.»

«Нет», — промолвила колдунья:

«Я немного погожу, далеко ж до полнолунья.

Пусть висит стрючок болтливый, ненавистный, опостылый!»

И ушла, бренча ключами. А Ник, испуганный речами, на Ларику

Вновь воззрился. И спросил в недоуменье, когда б рот

Его открылся: « Ты, я вижу, не здоров?»

король

— Ты, Ник, баловень везенья,

Плод ведь Хании суров. И сейчас ты был

Им ранен. То всего лишь тень безумья. Но, мой друг,

Он так коварен! Вновь проснулся б в полнолунье. Если б Дина

«В гонг не била», ты б ушёл из жизни вдруг.

Ник

–Что ж, поздравь, что хоть без мук зло убить меня

Решило. Но что бабе сделал я? За что Ника убивать?

король

— И в том, дружок, вина

Моя, ведь хочет даром обладать, какой

Я ж тебе и дал. Но предел настал терпенья! Накажу без

Сожаленья! Каплей ты последней стал. Хочет

Перстень? Пусть берёт!

Ник

— Нет! А как же мой Василий? С ним он счастье обретёт.

Но орудием насилий для колдуньи станет он.

король

— Ты отдашь старухе перстень!

Пусть оденет его, «плесень»! Моё слово — есть закон!

Да успей сказать заклятье, ведьме перстень подавая: «Не навеки снято Платье, но отныне шерсть седая в лесу скроет наготу.»

Ты запомнил байку ту?

Ник

— Да, запомнил. Чего проще? Что без платья будет бегать

Шерсть седая, греясь в роще.

король

— А как я могу шутить!

Дав клыки мои отведать. Коль с повадками

Термита в нерве ты решил пожить. Всё спешишь вперёд

Событий! Умным будь, хотя б для вида,

В ожидании открытий.

Ник

— Как жаль мне перстень отдавать, преступнице, тем паче.

А нельзя ли наказать как-нибудь её иначе?

король

— Можно, Ник, но вот она

В чашах рыская лесных, вещь понять

Одну должна. Для чего? За зло расплата тварь

Оставила в живых? Мстить не стал бы ведьме я. Но коль

Смерти она рада для людей и для зверья? То пусть и ходит она

В шкуре. Пусть глад обтянет ей скелет, в облаве будет пусть

И в буре, попав зубастенький браслет. Там ощутит она

Мытарство, раз в стаю серое зверьё не примет

Подлое коварство. Там дикий

Ужас ждёт её!

Ник

— О, мой король! Как ты жесток!

король

— Добрый я и для гадюк. Вот поэтому на срок шлю я оборотню

Мук. Но если нрав изменит свой? Силу магия теряет. Ну а коль

Вину признает? Вернётся облик к ней родной.

XV

Ведьма с койки подскочила,

Думы ж спать ей не давали. И к чулану поспешила,

Где заговорщики уж ждали. Но не скрыться ей от глаз, неотступно

Крался Серый. Свидетель горестной беседы для бабы в тот прощальный час.

А зная нрав в ней озверелый, предвидел он большие беды, исток

Каким был перстенёк. Чему решил он, помешать. Не мог

Же котик того знать, кого скрывает закуток.

А Ник, круша всё в кладовой,

Издавал то рык, то стон. Так спектакль озорной

Для старухи начал он. И сквозь грохот прокричал: «Перепачкан

Я весь солью! Кто вселил меня в неволю!?»

И в двери громко постучал.

В ответ заверила колдунья: «Не шуми!

Иду уж я. Что не помнишь, как меня ты избил?» —

Спросила лгунья: «И пришлось в чулан закрыть, потому как

Ты опасен. Что ж, придётся подлечить, раз ты в бешенстве ужасен.

Но заплатишь не деньгой за лекарство не простое, но иной приму я мздой. Подари — ка ты старушке украшенье золотое. Коль согласен? Дверь

Открою. Если ж нет? То знай, порою здесь случается беда.

Сколько ж глупого народу скрыл чулан. И навсегда

Дать забыла им свободу. Не взыщи. Что старость

Хаять? Раз такая у ней память.»

Исчез светило из их штаба,

И в темноте пошло движенье. Царапнула чья — то

Лапа, кто-то требовал прощенья. И, как задумано, и было пёс завыл

Опять уныло: «Да разве злато стоит воли? Да забери его ты что-ли!

Только выпусти из мрака. Тараканов расплодила! Началась

Уже атака, по спине ползёт верзила!»

«Что визжишь там, как девчонка!? Загрызи меня печёнка!» — причитая,

Бабка дверь в миг открыла нараспашку: «Перстень мне отдай теперь!»

Но, сбивая с ног букашку, для начала вышел узник.

Ник

— Фаворит в моём наследстве. С ним играл, нося подгузник,

В безмятежном ещё детстве. Ведь он уже принадлежал этой

Маленькой особе.

И Ник задумчиво разжал свой кулак,

На радость злобе. И промолвив что — то тихо,

Перстень нехотя подал. Но вдруг кот, подпрыгнув

Лихо, стукнул лапой по руке. И, стиснув пастью вечный

Камень, перепачканный в муке, чуть не вынес собой ставень.

На окне затеяв бой, с Ником яростно сражаясь. В третий раз уже

Пытаясь в лаз уйти оконный свой. И Ник воскликнул на зверином:

«Всё испортишь, ты вершок! Здесь Ларика в виде дивном,

Верни перстень мне, дружок. И, спасаясь, убегай!

И хоть боюсь её укора, Дине только передай,

Что увидимся мы скоро.»

И, перстень выплюнув из пасти,

Кот, конечно, не застыл. Ведь он вовсе не спешил,

Оказаться в её власти. Несло же бабу с кочергой, верещала жутким

Гласом: «Это что же за разбой? Уж «накормлю» тебя я мясом!»

И, наоравшись, со стола перстень, радуясь, взяла. И сказала:

«Поклянись! Что даёшь по воле доброй.»

Ник

— Да на что тебе сдались мои клятвы с низкой пробой?

Ну ладно уж, отныне он не волчицы серой, душки,

А есть собственность старушки, моё слово есть закон.

И, подбоченясь, посмотрел на веник с белыми ушами.

ведьма

— Мудрено сказал, пострел, витиеватыми словами.

И ведьма перстень поднесла,

Желая втиснуть хоть мизинец. Но вдруг окружность

Подросла, и Ник услышал: «Ах, ревнивец! А я думала ты мал!

Вот в тебе какая сила! Мой размерчик подогнал,

Хочет, чтобы я носила.»

Показала, как подрос,

И воскликнул нервно пёс: «Да одень уж

Перстенёк! Коль тебе и вправду впрок.» И перстень был

Надет резной, и прижал к Ник к себе веник. Ведь

Получится какой, не известно же, «вареник»?

XVI

Завизжала в страхе Дина:

«Там пожар!» — тряслась она. Когда б с искрой

Клубы дыма повалили из окна. Ну а вскоре дым растаял,

Конец ознакомительного фрагмента.