Ущелье

Маргарита Епатко

Где захоронен легендарный меч? Отчего оборотни боятся переходить реку? К чему может привести поход в горы к развалинам старого храма? Собираясь сменить суматошную городскую жизнь на отдых в горном отеле, семья скульптора Петра не собиралась искать ответы на все эти вопросы. Но кого интересует, чего хотят люди, выбравшие для отпуска не то место и не то время.

Глава 1

Пять лет назад

Бульдозер, урча, отваливал стволы, освобождая просеку от срубленного леса.

— Эй, кончай работать, — замахал водителю Колька. — Глянь, все уже на обед ушли. Одни мы с тобой надрываемся.

— Чего бы им не уйти, — перекрикивая рев мотора, ответил шофер. — Они туточки в поселке живут. А нам до дому два часа ходу. Я лучше без обеда, да раньше свалю.

Мужчина крутанул руль. Деревья, цепляясь ветками, поползли под напором железной махины в сторону. Потом во что-то уперлись.

— Там, кажись, камень, — запоздало крикнул напарник.

Но машина упрямо давила на дерево. Скорбный высокий звук разнесся над лесом. Словно лопнула живая струна. Водитель дернул за рычаг, останавливая бульдозер.

— Напоролся на что-то? — настороженно уточнил он у напарника.

Тишина наступила в лесу без рева мотора. Полуденное солнце нещадно палило, делая тени вокруг пугающе контрастными.

— Говорил, не торопись, — буркнул Колька. — Похоже, в камень втемяшился. Машину угробишь, не то что заработаем, последние штаны снимут.

— Да ладно пугать, — успокоившийся шофер обходил бульдозер. — Нормально все. Может железка какая в земле торчала, да за нее деревья и цепанули? Раз остановился, давай пообедаем?

— Вот это дело, — повеселел Колька.

Он вытащил из кустов пакет. В двух литровых банках плескался борщ. В третьей домашнее вафельное полотенце грело теплом заботливо укутанную вареную картошку.

— Молодец, маманя, — доставая буханку, сказал шофер. — А ты, братан, вечный паникер. И чего разорался? Лишь бы напугать.

— Это разве пугать, — хмыкнул с набитым ртом Колька. — Я вот у Сереги видюху смотрел. Там по-настоящему пугалово. Живые деревья, прикинь. Они всех в лесу ловили и жрали. Хотел бы я такое вживую увидеть, — парень довольно хрюкнул, радуясь собственной шутке, и закашлялся, подавившись то ли борщом, то ли хлебом.

— Галиматью всякую смотришь, — покачал головой собеседник и невольно поежился.

Со стороны горы полз густой туман, затягивая непрозрачной пеленой широкую просеку, ведущую прямиком к поселку.

— Что за хрень, — шофер встал, отряхивая крошки с комбинезона. — Вроде не осень, чтоб так туманить. Эй, чего молчишь? — он повернулся к брату.

Задушенный Колька смотрел на него выпученными глазами. Ветки срубленных деревьев обвили его тело живыми щупальцами, высасывая из тела парня остатки жизни.

— Твою мать, — шофер бросился к бульдозеру, заводя мотор.

Он успел развернуть машину, глядя, как в мареве тумана шевелятся живые деревья. Бульдозер пополз по просеке вниз, ковшом перерубая, подбирающиеся к нему корни.

— Чур меня чур, — прошептал мужик, выжимая из медлительной машины максимум скорости. Он почти выехал к поселку, когда упругие ветки швырнули под ковш то, что осталось от брата.

— Нет! — выкрикнул шофер, нажимая на тормоз.

Но тяжелый механизм по инерции проехал вперед, вдавливая в землю, переданное деревьями по эстафете тело. Еще немного и бульдозер застыл в нерешительности.

— Помогите! — закричал водитель.

Он видел, что до спасительной усадьбы, располагавшейся недалеко от леса, оставалось не больше ста метров. Дрожащими руками попытался завести мотор. И тут громадный столетний дуб, вытягивая из земли длинные корни, неторопливо вышел на просеку, перегораживая дорогу.

— Мама дорогая, — охнул мужчина.

Узловатые сучья деревьев, приготовившие ловушку, довольно застучали. Исполины по краям просеки склонились над бульдозером, пеленая ветвями жертву.

Наше время

— Да прямехонько езжайте, — благообразная старушка в платочке на седые волосы махнула рукой, указывая Петру направление.

— И далеко еще? — мужчина задумчиво посмотрел на дорогу, послушно повторяющую изгибы горы.

— Метров двести. Там увидите, за поворотом, — кивнула бабушка, торопящаяся по делам. Хотя куда можно было спешить в этой глуши?

Петр пробормотал слова благодарности и повернул ключ зажигания.

— Ну, что узнал? — Кора на секунду прервала разговор по сотовому и, не дожидаясь ответа, резко бросила в трубку: — Ни в коем случае. Это неприемлемые условия для договора.

— Па, мы скоро приедем? — высунулся с заднего сиденья Димка — Я устал.

— Скоро, — ответил Петр, плавно трогаясь с места, и тут же надавил на тормоз.

Шаром скатившаяся с горы собака бросилась под колеса, остервенело лая на джип.

— Джек? — ошарашено произнес Петр, не веря своим глазам. — Джек, малыш, — он распахнул дверцу и вышел на дорогу.

Пес кинулся к нему, радостно виляя хвостом. Ткнулся мокрым носом в ладонь и, сев рядом, заскулил в нетерпении, ожидая обычного лакомства.

— Джек, хороший мой, — Петр почесал собаку за ухом.

И тут овчарка, оскалив зубы, прыгнула с обочины на дорогу. Петр обернулся. Старушка метрах в десяти позади джипа, расставив руки и выпучив глаза, целенаправленно двигалась в сторону машины. Платок съехал с седых волос, заставив их беспомощно развеваться на ветру. Непонятно, что нашло на женщину, но вряд ли ей двигали добрые чувства к туристам.

— Джек, фу! Ко мне! — закричал Петр, понимая намерения собаки.

Но было поздно. Овчарка врезалась в старушку. Бабулька неожиданно промялась внутрь как кусок ваты, пропуская через себя пса.

— Что здесь происходит? — Кора, услышавшая крик, вылезла из машины, озадаченно глядя на Петра.

— Там Джек, — Петр посмотрел в сторону, где только что стояла пожилая женщина.

Никого не было. Ни бабки, ни собаки. Лишь клочья тумана белесой паутиной ползли к обочине.

— Джек, это овчарка, которая была у тебя в детстве? — Кора вопросительно подняла безукоризненно выщипанную бровь. Макияж и прическу не разрушило трехчасовое плутание по сельским дорогам. Жена как всегда была подтянута и свежа.

— Я была права, — кивнула она, — нам всем не помешает небольшой отдых.

— Я женился на идеальной женщине, — обреченно подумал Петр. — Идеальной до отвращения, — он тяжело вздохнул и произнес. — Видимо, показалось. Пойду, посмотрю, что за поворотом.

Он с силой хлопнул дверцей ни в чем не повинного джипа и, широко шагая, прошел оставшиеся до поворота метры. Сразу за кустами, некстати растопырившими колючие ветки, на трех кособоких прутах болтался облупленный знак, запрещавший проезд. За ним виднелась ровно половина дороги. Потому что вторая половина, снесенная оползнем, давно покоилась на дне пропасти. Петр сглотнул слюну, представляя, что произошло бы, послушайся он совета исчезнувшей бабки и вернулся к машине.

— Опять тупик? — спокойно поинтересовалась Кора, продолжая кому-то давать нагоняй по мобиле.

— Ага, — мотнул головой Петр, постепенно приходя в себя.

— Может хватить уповать на помощь бабушек? Есть, в конце концов, такое изобретение как карта. — жена открыла бардачок, доставая цветную книжку. — Нет, — жестко произнесла она в трубку. — Я не собираюсь идти на уступки.

— Идеальные женщины всегда точно знают, что нужно делать, — подумал Петр, беря карту.

— Хватит паниковать! — глава поселкового совета опустил тяжелую ладонь на полированную поверхность стола. Пятеро мужиков, сидящих перед ним, вздрогнули от легкого хлопка, как от удара. — У нас еще три дня.

— Отпустил бы ты людей из поселка, Степаныч, — седой мужчина поднял слезящиеся глаза на говорившего. — Уедем все отсюда на недельку. Глядишь и пронесет.

— А если она узнает? — грузный человек в промасленном комбинезоне возмущенно встал с места. — Что, опять на кого бог пошлет? Я не согласен. Давайте кидать жребий.

Мужчины в кабинете возмущенно зароптали.

— Это несправедливо, — выкрикнул один из них. — Тебя везунчика жребий, который раз обходит. А у меня в семье уже две пропажи.

— Не хрен было нахлебников плодить, — отвязался тип в комбинезоне, — Может она так о тебе заботу проявляет.

— Ах ты, сволочь… — оскорбленный мужчина кинулся через стол на обидчика с кулаками.

Остальные стали их разнимать.

— Не помешал? — в кабинет вошел человек разительно отличающийся от собравшихся. Дорогой костюм. Начищенные до блеска туфли. Яркий галстук кровавым пятном алел на белоснежной сорочке.

— А вот и наш бизнесмен, — протянул глава администрации. — Что скажешь?

— Знал бы, какой здесь гадюшник, никогда бы не построил в поселке отель, — он бесцеремонно сплюнул на пол, обводя презрительным взглядом присутствующих. — Я смотрю, дискуссия в самом разгаре.

— А ты зря выпендриваешься, — мужик в комбинезоне отпустил жертву и повернулся к бизнесмену. — Тебя из поселка тоже не выпустят. Степаныч отдал приказ участковому. Дорога-то перекрыта.

— А зачем мне куда-то ехать? — как капризная девица повел плечами бизнесмен. — Я гостей жду.

— Да иди ты?! — выпалил глава администрации. — То есть я хотел сказать, присаживайтесь Марк Андреевич. И вы все сели! — гаркнул он на мужиков.

— Так вот, — бизнесмен спокойно опустился на стул, мгновенно оккупировав большую часть стола. Мужчины беспрекословно подвинулись. — Как вы знаете, все заказы на эту неделю без объяснений были аннулированы, то есть отменены.

— Как обычно, — вздохнул глава.

— Чуют сволочи, — добавил тип в комбинезоне.

— Вчера вечером мне поступил заказ на люкс. На трех человек. Семья. Как раз на три дня, начиная с сегодняшнего. Утром перезвонили, что выезжают. По моим подсчетам, не более чем через час, туристы будут на месте.

— Дорогой ты наш, — кинулся к нему Степаныч, — да я для тебя все сделаю.

— Мне не нужно все, — Марк Андреевич поднялся со стула, стряхивая с плеча руку главы. — Мне необходимо то, что цивилизованные люди называют благоприятными условиями для развития бизнеса.

— Хочешь, чтоб бабы не ругались, когда твои богатеи с голыми девками в заповедном ущелье купаются? — усмехнулся один из мужиков.

— И это тоже, — холодно улыбнулся бизнесмен.

— Приструню, — кивнул Степаныч. — Так где, говоришь, они поселятся? В каком люксе?

— Ага, щас, — внезапно огрызнулся владелец отеля. — Так я вам и дам номера с евроремонтом уродовать. Я сказал, что все выкуплено заранее. Они согласили на домик в старой части приюта. Ближе к ущелью. И если уж мы говорим о благодарности, неплохо бы оплатить их трехдневное проживание. А то постояльцы сами могут и не успеть.

— Оплатим, — кивнул глава.

— Запасные, — Марк Андреевич швырнул на стол ключи от домика. — И еще. Мое дело сторона. Я больше ничего об этом не знаю, — и он вышел из кабинета.

— С дитем едут. Грех-то какой, — седой мужчина со слезящимися глазами схватился за голову.

— Хватит ныть, — рявкнул тип в комбинезоне. — Распределяемся: кто и что будет делать.

1840-й год. Черноморская линия обороны. Крепость Усть-Лабинская

— Грицко! — писарь, подволакивая ногу, пересекал двор крепости, заранее зная, где найдет казака. Опять у оружейных складов силу показывает, кабан здоровый. — Грицко, к атаману! — заорал он, надеясь, что не придется далеко идти.

— Чего надрываешься, Антипка? — раздался смешок у него за спиной. Сзади, покручивая ус, стоял помощник атамана Никола.

— Я тебе не Антипка, а атаманов писарь, — худой мужичок гордо выпрямился. — Тебя атаман тоже кличет. Бери своего друга и к нему, — он развернулся и поковылял к главной хате.

Никола завернул за угол и увидел ожидаемую картину. Человек пять казаков гроздью висели на плечах загорелого раздетого по пояс гиганта, пытаясь свалить его на землю.

— Девяносто семь, девяносто восемь, — считал седой казак, примостившийся рядом на мешке с овсом, — девяносто девять, сто. Усе.

— Что значит, усе? — возмутился безусый еще парубок, изо всех сил стремящийся опустить поднятую руку Грицко.

— Усе, дальше счету не знаю, — пояснил казак.

— Андрюха, хватит бузить, атаман зовет, — крикнул Никола.

Грицко поднял руки выше, и казаки посыпались на землю.

— Я спор выиграл, — весело сказал он, одевая аккуратно сложенную рядом рубаху.

— Выиграл, — подтвердил седой казак.

Ворча, мужики скинулись по мелкой монете и всунули проигрыш в большую ладонь Грицко.

— Опять подарок? — Никола внимательно посмотрел на ворот новой рубахи, заботливо украшенный вышивкой.

— А я че, я ниче. Они ж сами дарют, — улыбаясь, сказал Грицко, подпоясываясь кушаком и пристегивая саблю.

Разрумянившаяся дивчина наблюдала за ними из-за угла склада.

— Доказакуешься, дубина. Це-ж попова дочка. А как жениться заставят? — наклонившись к нему, произнес Никола.

— Да ну? — не поверил Грицко.

Печать тягостных раздумий легла на широкое добродушное лицо. Подсказанная Николой мысль всерьез зацепила казака. Он машинально пошел за другом, хмуря брови.

В чисто выбеленной хате было прохладно и сумрачно. Задернутые на окнах коротенькие занавески говорили о важности происходящего.

— Пожаловали, голубчики, — грозно встретил их атаман. — За вами, как за смертью посылать. А у нас дело государственной важности. Вот, полковник из самой столицы пожаловал, — он показал на человека в военной форме, сидящего от него за столом по правую руку.

Русоволосый немолодой мужчина с усталым, но чисто выбритым лицом, махнул рукой. — Давайте без церемоний. Присаживайтесь, братцы.

— Видать дело табак, — подумал Никола. — Когда высокий чин братцем величает, быть беде.

— У меня для вас задание государево, — без предисловий начал генерал. — Надо одну вещь в определенное место доставить. Отряд должен быть небольшой, неприметный, человека три. А место это здесь, — он ткнул пальцем в положенную перед казаками карту.

— Это ж у черкесов, — покачал головой помощник атамана.

— Я наслышан о храбрости линейцев. Атаман сказал, вы лучшие, — высокопарно произнес столичный чин.

— Ты мне зубы храбростью не заговаривай. Объясняй, в чем дело. Я вольный казак, хоть и служивый. А ты тут развел: поди туда, не знаю куда, отвези то, не знаю что.

— Никола, ты очумел? — цыкнул на него атаман. — Понимаешь, с кем разговариваешь?

Молчаливо сидящий рядом Грицко шумно вздохнул и задумчиво потер подбородок.

— Он прав, — неожиданно спокойно ответил полковник и тяжело поднялся из-за стола.

Казаки увидели, что правая нога мужчины забинтована от лодыжки до колена. Бурые пятна спекшейся крови украшали повязку. Пройдя в соседнюю комнату, он вынес длинный сверток, перетянутый кожаным ремешком. Осторожно положил его на стол и расстегнул застежку. В нескольких слоях холстины показался кожаный футляр. Щелкнул дорогой замок. Холодно блеснула сталь булата.

— Меч. Как есть меч, — удивленно протянул атаман, склонившись над оружием.

— Хорош, но тяжел. С таким еще наши деды воевали. По мне так сабля сподручнее, — сказал Никола.

Грицко снова шумно вздохнул, видимо таким образом соглашаясь с другом.

— А здесь надпись по клинку, — к столу бесшумно подобрался писарь. Он показал пальцем с грязным ногтем в едва различимые буквы.

— Ну, так читай, — атаман ткнул писаря кулаком в бок.

— Так не ясно написано, неразборчиво, — начал оправдываться писарь, — но новый толчок в бок заставил его склониться над мечом. — И-Или-я Му-ром-ский, — прочитал он по складам.

— Это оружие Ильи Муромца? — Никола в упор посмотрел на военного.

— Оно самое, — кивнул столичный чин. — И на него идет настоящая охота.

Наше время

Петр притормозил у развилки. На груди в куртке настойчиво вибрировал телефон. Он еще раз сверился с картой и чертыхнулся.

— Теперь что не так? — вопросительно посмотрела Кора. Трубка у нее в руках звенела голосом секретарши.

— Мы опять заблудились, — сказал Петр, устало положив руки на руль. — Предлагаю вернуться домой.

— Это исключено, — покачала головой жена. — Номер забронирован. В отеле нас ждут. И зачем три часа тащиться обратно, когда мы уже практически у цели. А карта? — она кивнула на книжечку, валяющуюся рядом с Петром.

— Ее для фашистов делали, — ответил он, глядя в окно.

— В смысле? — удивилась Кора.

— В смысле, чтобы запутать разведку противника. Там ни один поворот не совпадает.

— Значит так, — женщина моментально приняла решение, — предлагаю вам с сыном выйти и размяться. Мне нужна пара минут, чтобы завершить переговоры. Потом я займусь отелем.

Димка что-то пробурчал на заднем сиденье. Петр с облегчением вышел из машины. Зайдя за ближайшее дерево, он достал сотовый и набрал знакомый номер.

— Да, Ладушка, да милая, — прошептал он, оглядываясь. — Извини, что не брал трубку. За рулем. Внезапная поездка на три дня. Ты же знаешь, если Кора решила… Ну, как ты могла такое подумать? Я же обещал. Я с ней поговорю. Сегодня. Да. Целую.

Он положил телефон в карман и облегченно вздохнул.

— Ну, где ты там? — Кора стояла рядом с джипом, призывно маша рукой.

— Выяснила? — он подошел к ней.

— Конечно, — женщина пожала плечами. — Сначала нарвалась на какую-то дурочку на рецепшине, она ничего толком сказать не могла. Потом подошел владелец отеля. Серьезный мужик. Объяснил, что подростки хулиганят. Без конца знаки снимают. Мы уже проехали поворот на Майсор?

— Да, — кивнул Петр.

— Прекрасно, теперь налево. Еще двадцать минут и на месте.

В просторном холле, стойки регистрации Марк Андреевич безжалостно хлопнул трубкой по стационарному телефону.

— Ты что вытворяешь, Зойка? — владелец приюта «Большой каньон» угрожающе наклонился к миловидной толстушке, сидящей на рецепшине.

— Извините, Марк Андреевич, — девушка отвела глаза, — я растерялась.

— Следующий раз растеряешься, уволю. Будешь опять в деревне коз пасти.

— Я не пасла коз, — покраснела толстушка.

— Мне плевать, что ты делала, — вспылил мужчина. — Я плачу за работу. А ты клиентам дорогу правильно указать не можешь. Заселишь их в домик у реки. Дура, — выплюнул он последнее слово и, развернувшись, пошел к лестнице.

— Ты же говорила, что все заказы отменила, — из подсобки высунулась смуглая темноглазая мордаха младшего брата Зойки.

— Да тихо ты, — шикнула девушка, прислушиваясь к затихающим шагам на лестнице. Она подняла трубку и стала набирать номер. Потом разочарованно положила ее обратно. — Поздно, Сашка. Сотовый туристов не отвечает. Значит, уже подъезжают.

— Нет, — парнишка бросился к выходу и, скатившись по ступенькам, оседлал велосипед.

— Ты куда? Не смей! — вдогонку крикнула сестра, понимая, что не сможет остановить подростка.

— Моя милиция меня бережет, — усмехнулся Петр, выруливая на обочину. Допотопный милицейский УАЗик перегораживал проезд, расположившись посередине дороги.

С другой стороны от него затормозила белая шестерка с потертыми боками. Серьезный мужчина средних лет в милицейской форме козырнул и подошел к джипу.

— Будьте добры выти из машины. Ваши документы?

Удивленный Петр распахнул дверцу и отдал права.

— И паспорт, будьте добры, — служитель закона протянул руку.

— А что случилось? — Петр полез за документами.

— Здесь колония недалеко. Совершен побег.

— Ничего себе местечко, — покачал головой турист, отдавая паспорт.

— Минутку, — милиционер кивнул и двинулся к шестерке. — Разворачивай, проезд закрыт, — крикнул он, не доходя до нее.

— Кузьмич, пусти, — из машины вылез сухонький человечек. — У меня невестка на сносях. Вот-вот родит.

— Ага, ты, поэтому в машину еще жену с сыном и с тетками засунул, — усмехнулся милиционер.

— Креста на тебе нет, — покачал головой мужичок.

— Креста, может, и нет. Только у главы, помнится, ты больше всех кричал про то, что проезд закрыть надо. Помнишь? — Кузьмич махнул рукой в сторону поселка. — Разворачивай, сказано.

Шестерка пару раз чихнула прежде, чем завестись и уехала.

Милиционер неторопливо вернулся к джипу, оглядевшись, протянул документы.

— Петр Терентьевич, значит. А я Петр Кузьмич. Тезки, — он заглянул в машину. — С ребенком?

— Да вот решили пару дней отдохнуть. Подышать свежим воздухом. — Петр сунул документы в карман.

— Ты вот что, тезка, — милиционер поднял на него тяжелый взгляд. — Не лучшее время для отдыха выбрал. Видишь, что творится.

— Связь не работает, — из машины вылезла Кора, размахивая сотовым.

— Это у нас запросто, — помрачнел еще больше Кузьмич.

— Да, я знаю. Предупреждали, здесь зона неуверенного приема, — кивнула женщина. — Почему стоим?

— Говорят здесь не спокойно, — муж кивнул на дядьку в форме.

— Настолько неспокойно, что в поселке откажутся накормить обедом? — обаятельно улыбнулась Кора. — Я умираю от голода.

— И я, — из машины высунулся Димка.

— Так мы едем? — уточнила женщина.

— Воля ваша, — сказал милиционер, садясь в УАЗик. Он проводил взглядом отъезжающий джип. Рация на сиденье зашипела, бормоча вопросы.

— Уже проехали, — буркнул Кузьмич в ответ и отшвырнул рацию. — Проехали, мать твою, — повторил он, стукнув кулаком по рулю.

Джип цвета топленого молока прошуршал по гравийке, въезжая на мост, ведущий в поселок. Официантка, стоящая на веранде придорожной гостиницы проводила его взглядом.

— Дорогая, наверное, машина, — белокурая женщина, продолжая раскладывать салфетки на столиках, обернулась к мужу.

— У нас не хуже, — полноватый мужчина за барной стойкой оторвался от расчетов и с любовью посмотрел на жену. Изящная блондинка с упругой грудью небрежно откинула волосы назад, поправляя накрахмаленный воротничок.

— И о чем задумался? — она кокетливо стрельнула глазками.

— Думаю, мне повезло, что ты здесь родилась, Танюша, — честно признался он. — Будь я хоть трижды владельцем «Серебряного ручья», ты бы вряд ли согласилась переехать из города в это захолустье.

Жена покачала головой, собираясь возразить, и тут с кухни раздался звон разбитой посуды.

— Вот дура косорукая, всю посуду для банкета перебьет, — не сдержался хозяин.

— Опять банкет? — встревожено посмотрела на него Татьяна.

— Как обычно. Каждый год в это время. Ты же знаешь, в соседней республике праздник. Им нравиться наш отель. Постоянные клиенты, — он осекся под взглядом женщины.

На кухне снова загремело.

— Да что ж это такое?! — хозяин поднялся, намереваясь, навести порядок.

— Не ходи туда, — остановила его Татьяна. — Кухарка Экскурсовода кормит.

— Экскурсовод уже здесь? — мужчина, посерев, плюхнулся обратно на стул.

— Пашенька, — женщина подошла к нему и прикоснулась к руке бесцельно бьющей по кнопкам калькулятора, — милый, давай уедем отсюда. Прямо сегодня. Прямо сейчас.

— Ты же знаешь, не получится, — Павел отодвинул калькулятор и прижал к груди светлую головку, пахнущую ромашкой, — Прокляты мы все. Нет нам отсюда дороги.

Мальчишка на велосипеде, выскочив из-за угла, несся на светлый джип, как японский камикадзе, идущий на таран. Петр едва успел вывернуть руль и съехал в кювет. Машина противно заскрежетала брюхом по гравийке. Кора поморщилась. Ремень безопасности врезался в плечо, спасая голову от удара о лобовое стекло.

— Ты что делаешь? — закричал в открытое окошко Петр. — Жить надоело?

— А не фиг тут ездить, — огрызнулся не растерявшийся парнишка. — Привыкли у себя по городу гонять.

— Да если б я гнал, тебя бы уже по стеклу размазало, — окончательно разозлился мужчина.

— Прекрати, — Кора погладила мужа по плечу. — Это же ребенок.

— Мало драли этого ребенка, — фыркнул Петр, стараясь взять себя в руки.

Он вышел из машины, чтобы оценить ущерб. Было очевидно: без посторонней помощи из канавы не выбраться.

— Убирайтесь отсюда! Валите туда, откуда приехали! — не успокаивался пацаненок.

— Ты чего разошелся, Сашок? — от небольшого кирпичного здания с надписью «Администрация» в сторону джипа двигалось несколько мужчин.

Подросток обернулся, растерянно глядя на приближающихся взрослых.

— Уезжайте, — повторил он тише.

— Угомонись, сынок, — темноволосый мужчина, похожий на парнишку, сгреб его в охапку, оттаскивая от джипа. — Не сердитесь на него. У нас в поселке движения нулевое. Вот он и растерялся.

— Я глава местной администрации, Арнольд Степанович, — протянул Петру руку плотный высокий мужчина. — Развитие туризма приоритетное направление нашей политики. Если можем посодействовать…

— Можете, — кивнул Петр, пожимая руку, — машину надо вытащить из канавы.

— Да это разве проблема?! — широко улыбнулся скуластый тип в комбинезоне. — А ну, навались, мужики.

1840 год. Черноморская линия. Усть-Лабинская крепость.

В выбеленной хате атамана было непривычно тихо. Четыре казака молча смотрели на столичного гостя, ожидая объяснений. Полковник провел ладонью по высокому лбу, собираясь с мыслями.

— Месяц назад в Петербурге из рук генерала я получил пять пронумерованных пакетов с заданиями. Со мной был послан отряд в двадцать человек. Выполнив определенное поручение, я должен был открыть следующий пакет. И вот спустя четыре недели я остался один. Еле до вас добрался.

— Это правда, — кивнул атаман. — За ним черкесы гнались, когда наш сторожевой отряд подоспел.

— Последнего из своих, адъютанта, схоронил на днях под Екатеринодаром.

— А что так? — поднял бровь Никола.

— С самого первого дня нас преследовали неудачи. Люди болели, травились. Это допустим объяснимо. Но чтобы в центре России на русских солдат нападали абреки?

— Складно говоришь, — недоверчиво покачал головой Никола.

— Я больше скажу, — военный склонился над столом. На щеках его горел лихорадочный румянец. Последнее ранение в ногу не прошло даром, опаляя русоволосого жаром. — Одного из преследователей я убивал трижды. А он снова появлялся живой.

Казаки озадаченно переглянулись.

— Верьте или нет, — продолжал полковник, — а мне терять нечего. Вас предупредить хочу. У меня его лицо перед глазами стоит. Сам весь смуглый. А глаза голубые и волосы как у бабы до плеч, кудрявые. И еще, — мужчина полез за пазуху, доставая конверт. На нем жирным росчерком чернил красовалась цифра пять. — В четвертом конверте была карта с пометкой об этом ущелье. Она перед вами. А пятый конверт надобно открыть, когда меч на место доставите, — мужчина тяжело вздохнул. — Устал я что-то.

— А вы пойдите, прилягте. Жинка в малой спаленке уже постелила, — атаман вывел полковника из горницы и через минуту вернулся обратно.

— Что скажешь, атаман? — Никола барабанил пальцами по столу.

— А то и скажу, что при полковнике приказ имперторский. Требует оказывать ему всяческую помощь и содействие. А что наговорил лишнего, так ведь человек в жару. Жинка говорит, рана у него открылась. Она ему щас перевязку сделает, глядишь и полегчает.

— Понятно, — Никола покрутил в руках конверт, — а с этим я че делать буду? Я не чтец. Токмо роспись поставить могу.

— Писарь поедет. Он и прочтет, когда срок подойдет.

Антип поперхнулся, ища слова возражения. Но, встретившись взглядом с атаманом, опустил глаза.

— И еще, — атаман потер подбородок. — Я с вами младшенького своего пошлю, Максимку. Пора парню к службе привыкать. И повод найдем. Жинка-то моя наполовину черкешенка. Скажем всем, что к кунакам в гости едете. Подарков насобираем. Их аул аккурат недалеко от нужного вам ущелья.

— Значит вчетвером едем? — подытожил разговор Никола.

— На рассвете, как только дозор с объезда вернется, — согласился атаман.

Евдокия, жена атамана, поменяла повязку на ноге у полковника и приложила влажную тряпку к пылающему лбу мужчины. Полковник бредил, вспоминая какого-то врага, то и дело, порываясь встать с постели. У порога скрипнула половица.

— Воду поменяй, — сказала Евдокия дочери, отжимая горячую тряпку.

— А может не надо? — бархатный голос мужчины, заставил женщину обернуться.

Незнакомец в форме драгуна, дружелюбно улыбаясь, стоял у занавески, отделявшей гостевую спаленку от коридорчика, ведущего в зал. Оттуда доносились приглушенные голоса атамана и казаков, обсуждавших предстоящий поход.

— Кто вы? Что надо? — вскинулась женщина, не понимая, как улыбающийся человек умудрился пройти мимо мужа и охраны.

— Тс-с-с, — словно читая ее мысли, голубоглазый мужчина приложил палец к губам. — Не шуми, услышат. Я не враг, от братьев привет передать пришел.

— Что-то случилось? — жена атамана поддерживала связь с родственниками со стороны матери. Это не раз помогло атаману в переговорах с горцами, воюющими не только с казаками, но и друг с другом.

— У полковника, — синеглазый кивнул на раненого, — есть то, что принадлежит нам. Забери и отдай.

— Что именно?

— Чепуха, можно сказать пустяк. Где его вещи? Я сам поищу, — драгун посмотрел на вешалку у кровати. — Там футляр должен быть, — хищно прошептал он, делая к ней шаг.

— Должен — не должен, а у гостей ничего брать нельзя, — Евдокия заступила ему дорогу гордо распрямив плечи. — Врешь ты все. Не могли братья тебя с таким поручением послать. Они с мужем кунаки. Да и не выглядишь ты, как черкес, — она презрительно сморщила нос. — Так не пойми что, — женщина смерила внимательным взглядом смуглого мужчину с темно-синими, почти черными глазами.

— Вот-вот, не пойми что, — жарко зашептал он, делая шаг ей навстречу. — А если я так буду выглядеть, поверишь, что от братьев пришел?

Он, усмехнувшись, повернулся вокруг собственной оси. Евдокия вздрогнула и от испуга прикрыла рот рукой. Перед ней стоял тот же мужчина, только теперь на плечах его была бурка, а на смуглый лоб наехала черкесская шапка.

— Умница, — прошептал незнакомец, наступая на оторопевшую женщину. — Теперь уходи. Я вещицу возьму и с полковником разговорчик-то завершу. А то недоговорили мы в прошлый раз. Нехорошо, — мужчина снова улыбнулся, укоризненно качая головой. Вот только в глазах его теперь плескалась темная болотная муть.

Не помня себя от страха, жена атамана попятилась к стене противоположной от выхода и уперлась в кровать, на которой лежал полковник. От толчка военный застонал в бреду, поминая врага.

— Вот дура-баба, — прошипел лже-драгун. — Пшла вон, тебе сказано!

— Не тронь ее, коли ко мне пришел, — полковник медленно сел на кровати.

Красный и потный от жара он сжимал в руках английский пистолет, по давней привычке положенный им в изголовье.

— Пулей испугать решил? — хохотнул синеглазый. — Вроде, должен был понять, не берут они меня.

Издевательски усмехаясь, он двинулся к вешалке рядом с женой атамана и протянул руку, собираясь снять полковничью шинель.

— Серебряной пули тоже не боишься, Сатана? — выпалили полковник, возводя курок.

Лже-драгун изменился в лице и бросился в коридорчик. Полковник нажал на курок, но холеный английский замок по неведомой причине дал осечку. Жена атамана зажмурилась и закричала от страха.

— Ушел, зараза, — выругался полковник, глядя на ситцевую занавеску, за которой скрылся синеглазый.

— Что тут творится? — из коридорчика в комнату заглянул озабоченный атаман.

Он посмотрел на дрожащую от страха жену, на полковника с пляшущим в руке пистолетом и покачал головой.

— Совсем ты, брат, в жару. А ну дай-ка, — он подошел к полковнику и вынул из обессиленных рук оружие. — А ты поди к дочерям. Перевязку сделала и ладно. Я к гостю денщика приставлю. Как бы не натворил чего в беспамятстве.

Евдокия послушно вышла из комнатки.

— Он опять приходил, береги меч, — пошептал полковник, откинувшийся на подушки.

— Как приходил, так и уйдет, — почти ласково произнес атаман, с жалостью глядя на бредящего мужчину. — Ты теперь отдыхай, господин полковник. Казаки свое дело знают. Не подведут.

Атаман отодвнул занавеску и почти сразу наткнулся на жену, затаившуюся в коридорчике.

— Захарушка, — зашептала она, — не посылай ты в конвой Максимку. Младшенький он.

— Не дури, — строго сказал атаман. — Итак парня к юбке привязала. От судьбы не убережешь, а жизнь поломаешь своей заботой.

— Ладно, — всхлипнув, покладисто согласилась Евдокия, — но обещай, что пойдут они через аул родичей и, в случае чего, помощи у них попросят.

— А вот это дело, — повеселел атаман. — Я как раз хотел сказать подарков для бея насобирать покрасивше.

— Положу заказ, что купец нам из Екатеринодара привез, — согласилась жена.

— А не дороговато будет? — кашлянул атаман.

— Жизнь сына дороже стоит, — строго сказала женщина и пошла в горницу.

Казаки задумчиво закурили, стоя на крыльце атаманской хаты.

— Ох, не нравиться мне все это, — пробурчал писарь, скребя плохо выбритый подбородок.

— Чего тебе дядя Антип не нравиться? — подколол его Никола.

— Я тебе не дядя, а писарь атаманов, — огрызнулся мужичок и, не прощаясь, пошел от хаты.

— А ты чего молчишь? — Никола повернулся к Грицко.

— Да все думаю, может и взаправду женится? — казак уставился бездонным взглядом темных глаз на друга.

— Совсем сдурел, — изумился Никола. — Ты хоть слышал, о чем мы битый час с атаманом и полковником говорили?

— Та слыхал я, — поморщился Грицко. — Первый раз, что ли, конвоем идем. А только попова дочка такая справная и пироги хорошо печет.

— Я так понимаю, ты не только пироги у нее попробовал, — усмехнулся Никола. — Ладно, пошли ко мне. Собраться надо и выспаться.

Антип зашел в дом и отмахнулся от жены. Распахнул сундук, посмотрел на нажитое добро и тяжело вздохнул. Не дал бог ему наследников. Кому все достанется? Писарь прогнал грустные мысли, откинул вещи и с самого низу достал обмотанный небеленым холстом сверток. Развернул тряпку. В руках оказалась почти новая книжица в кожаном переплете.

Перед глазами встал конвой на Дону. Атака на турецкий отряд везущий дары султану от крымского хана. Казаки тогда честно поделили добычу. А книгу дали Антипу в довесок. Как грамотному.

За прошедшие годы золотая арабская вязь на корешке почти вытерлась. Но самое ценное было внутри. Писарь открыл кожаный переплет книжки и пролистнул белые тонкие листы, не замаранные буквами.

— Вот и настал твой час, — он как живые погладил страницы. Сел за стол и, обмакнув перо в чернила, вывел: «Лета 1840 года, месяца июня, числа осьмнадцатого прибыл в линейную крепость полковник из столицы с императорским поручением. И был при нем меч…»

Грицко заглянул в баню и губы сами разъехались в улыбке. Нет, не права жинка Николы. Мол, в баньку перед походом идти, как перед смертью парится. Придумают же такое. Он вернулся в хату и, игнорируя сердитые взгляды Галины, подмигнул другу.

— Так пойдешь или нет?

— Не пойду я, — Никола всунул ему руки жбан с квасом и чистое белье, приготовленное хозяйственной теткой.

— Как знаешь, — хмыкнул казак и вышел на улицу. Он набрал полную грудь воздуха и запел. Ночь была теплой и звездой.

— А еще старые люди сказывают, что ночью вообще париться нельзя, — поджала губы жена Николы, услышав лихую песню.

— Галю, хватит. Ты прямо как бабка, ворчишь и ворчишь.

Жена надулась. Кто-то из детей забормотал во сне на печи.

— Умаялись, — улыбнулся Никола.

— Все в тебя. Вечно то на рыбалке, то в степи. Лишь бы не дома.

— Казаки, — улыбнулся муж. — Галя, — он подошел к женщине, обнимая. — Мне ж в поход.

— Да знаю я, — она улыбнулась, прижимаясь в ответ.

В протопленной бане было жарко. Грицко поддал пару и лег на верхнюю полку. Он закрыл глаза и тут кто-то брызнул в лицо ледяной водой.

— Никола, пришел так не балуй, — поморщился казак, и отвернулся.

В ответ вода с шипеньем полилась на раскаленные камни. Пар повалил клубами. Его было много, слишком много для тесного помещения.

— Это ты, брат, переборщил, — Андрюха повернулся, но ничего не увидев в белом облаке, спустил ноги с полки. Он пересел пониже. Дышать стало легче.

— Даже для меня жарковато, — выдохнул он, нащупывая на косяке двери веничек.

— Не поможешь? — он протянул его смутному силуэту друга на полке напротив.

Тот взял веник. Грицко растянулся на досках. Хлесткий удар заставил его вздрогнуть.

— Ты того, — пробубнил он, — полегче.

— Полегче тебе? — проворчал кто-то басом.

Дубовые листья, сорванные с веника, полетели казаку в лицо. Голые прутья врезались в плоть со всей дури.

— Очумел! — казак подскочил, уворачиваясь от ударов.

Но странный посетитель бани не собирался прекращать порку. Ободранный веник хлестнул по голым ляжкам. Прошелся по спине, по груди.

— Что за черт? — казак рванул к двери, но ее от влаги заклинило.

— Да скокож можно, — Грицко повернулся и ухватился за веник, норовя вырвать его из рук нападающего.

Тот, судя по всему, обладал медвежьей силой. Несколько минут схватки не принесли никому выигрыша. Разве что пар стал рассеиваться, и казак смог увидеть своего обидчика. От растерянности Андрюха ослабил хватку, и ободранный веник очутился в руках низкорослого мужика, поросшего шерстью.

— Ты кто? — удивился Грицко.

— Я банник. А ты кто? Пошто ночью у меня поганство устроил?

— Да я ж помыться, перед дорогой, — растерянно начал оправдываться казак.

— А эту зачем приволок? — мужичок назвавшийся банником кивнул в угол.

Там за каменным очагом стояла старушка в цветастом передничке. Платок съехал с ее головы, обнажая редкие седые и мокрые уже от пара волосы.

— Кто это? — Грицко выхватил у мужика веник, прикрываясь, и стал бить пяткой в заклинившую дверь.

— А говорила что с ним? Мне в моем доме врала? — у банника как уголья блеснули глаза. Рыча, он бросился к старухе.

Дверь, наконец, распахнулась. Грицко выскочил на улицу. Ночь уже не казалась теплой и безмятежной. Ветерок холодом прошелся по голому телу.

— Мать твою, — Грицко осторожно приоткрыл дверь предбанника и стянул с лавки чистое белье.

Из бани неслось рычанье и чьи-то вопли. Казак перекрестился. Оделся на улице и поспешил в хату. Там было темно. Хозяева, не дождавшись его, спали.

— Грицко, крючок на дверь накинь, — из спаленки показалась лохматая голова Николы. — Попарился уже? Быстро-то как.

— Да, банька у вас больно горячая, — пробурчал Грицко.

Накинул на дверь запорный крючок и скользнул под одеяло положенное на лавку.

Наше время

Туристы стояли на утоптанном пятачке перед фанерным домиком с давно облупившейся краской. Девушка в униформе с трудом открыла заржавевший замок, распахивая скрипучую дверь.

— Это что? — Кора, на мгновенье потерявшая дар речи, повернулась к полненькой девушке с бэйджиком «администратор» на лацкане форменного пиджака.

— К сожалению, все остальные места в нашем отеле забронированы, — администратор заученно улыбнулась и пожала плечами.

— Допускаю, но мне обещали отдельный дом у реки со всем удобствами. А это что? — женщина обвела рукой фанерный сарай с тусклыми обоями. Рядом с широкой двуспальной постелью стояла железная двухъярусная кровать. В углу небелеными кирпичами ощерилась старая печка с металлической заслонкой.

— И это убожество вы продаете по цене люкса? — возмутилась Кора.

— Разумеется, нет, — девушка снова улыбнулась, — мы пересчитаем стоимость номера. Но вы можете приехать к нам через неделю, когда номера освободятся.

— Приехать через неделю? В это захолустье с убогим сервисом? Я ни минуты здесь больше не останусь. — Кора топнула ногой. — И всем знакомым расскажу о вашем жутком отеле.

— А вот теперь я пас, — вмешался в разговор Петр. — Почти четыре часа в дороге. Плюс два часа в городе, пока мы ждали тебя с совещания, дорогая. Я чертовски устал. Хочу есть. Надеюсь, в ресторан у вас продукты завезли?

— Конечно, — кивнула администратор.

— Тогда закажите нам обед. А сейчас мы хотим отдохнуть, — и он, обняв Кору за плечи, заставил ее зайти в дом.

— Ты с ума сошел? — она повернулась к мужу, закрывающему дверь. — Здесь ни ванны, ни туалета.

— Точно. Все на улице. Напоминает студотряд. Зато из домика открывается восхитительный вид на ущелье.

— А мне нравится, — счастливый Димка прыгал на верхней кровати, прикрепленной к стене обычной арматурой.

— Решено, — кивнул Петр. — Большинством голосов мужской части семьи. Мы остаемся.

1840 год

Казаки собрались у церкви в центре станицы. Огороженная каменой стеной с бойницами церковь всегда была последним оплотом обороны в крепости. Ведя за узду гнедого скакуна, подошел заспанный Максим.

— Горазд спать сынок атаманов, — едко сказал писарь, с трудом садясь в седло пятнистой кобылки.

— Так матушка подарки паковала, — оправдываясь, потер глаза парнишка. В ухе у него блеснула серьга младшего в семье.

Ворота крепости открылись. Казачий разъезд вернулся с полей, сообщая о том, что черкесов не видно. Никола поправил кубанку, собираясь отдать приказ. И тут на краю станичной площади показалась казачка. Юбка сочного зеленого цвета колыхалась в такт торопливым шагам. Оранжевая кофта подчеркивала роскошные формы женщины. Темные волосы были заботливо прикрыты на затылке шлычкой (маленькая шапочка на затылке, куда замужние женщины убирали косы).

Никола услышал смешок у себя за спиной. Он нахмурился и тронул поводья, надеясь перехватить жену у середины майдана.

— Ты чего меня позоришь, Галю? — наклонился он к ней, останавливая коня.

— А ты не шипи, — женщина грозно посмотрела на него, — У тебя пятеро по лавкам, шестого ждем. А ты чего удумал?

— У меня задание атаманово, выезжать пора. Иди домой.

— Хай ему грец, твоему заданию, — бесцеремонно прервала его Галя. — Ты обещал рушник с образов взять, чтобы в дороге тебя защищал? А сам на столе его оставил, — она протянула мужу сложенное вчетверо расшитое полотенце.

Никола молча сунул его за пазуху: — А теперь поди домой. Смотрют же.

— С богом, — жена перекрестила его, не пряча наворачивающиеся слезы.

— Галю, прощались уже, — укоризненно произнес казак. — Едем, — скомандовал он попутчикам.

— Ох, и жинка у тебя, полковник, а не жинка, — усмехаясь, произнес писарь, пришпоривая кобылку.

— Справная женщина, — задумчиво сказал Грицко.

— Я тебе покажу справная, — Никола натянул поводья, заставляя коня сбавить шаг, и поднес кулак к лицу друга.

— Да я ж не об том, — смутился Андрюха.

— Хватит болтать, — прервал его Никола.

Они уже выезжали из крепости. Вокруг расстилались поля. На них виднелись казаки, выходящие на работу в широких соломенных шляпах. Рядом несли дозор старики и дети. Не способные к сельской работе они в любой момент готовы были поднять тревогу, чтобы поставить в ружье станицу.

— До ближайшего поста два часа. До границ бея черкесского пять дней пути. На постах нам по цидуле(записке) атамановой лошадей менять будут. Царский гонец сказал, в неделю уложиться надобно. Не то быть беде, — и Никола стегнул коня.

Наше время

На открытой веранде ресторана летний ветерок беззаботно развевал цветастые скатерти. Река, вытекающая из ущелья, шелестела водой по красным камням.

— Хорошо-то как, — протянул Петр, вдыхая горный воздух.

— Ма, па, я пойду, — Димка отодвинул тарелку и стал выбираться из-за стола.

— От домика не отходи, — нахмурилась Кора.

— Прекрати его так опекать, — поморщился Петр. — Парню уже семь лет. Да и место здесь открытое.

— Наверное, ты прав, — на удивление легко согласилась жена, — Может, еще по чашечке кофе?

— Идет, — он махнул официантке.

— Петруша, нам надо поговорить, — произнесла Кора, как только девушка в накрахмаленном переднике отошла от стола.

— Мне тоже надо сказать тебе очень важную вещь, — Петр откинулся на спинку стула, собираясь с силами.

— Вот, — Кора положила перед ним красную папку.

— Что это? — он раскрыл пластиковую обложку.

— Документы на развод. Мой юрист подготовил.

— Ты как всегда опережаешь меня на шаг, — грустно усмехнулся он.

— Женился на умной женщине, терпи. Тем более не долго уж осталось.

Петр молча достал из кармана ручку и стал подписывать шуршащие листы бумаги.

— Ты абсолютно неисправим, — Кора задумчиво смотрела на мужа.

— Ну, и что я опять сделал не так? — он поднял глаза, отрываясь от документов.

— Разве, не читая, можно подписывать документы? Смотри, — женщина пересела на стул рядом с ним. — Это по разделу имущества. Тебе остается квартира в городе. Удобно, у тебя мастерская рядом. Я с сыном буду жить в доме за городом. Вот соглашение по сыну. Надеюсь, ты понимаешь, развод не должен на нем отразиться. Ты можешь встречаться с ним в любое время. Теперь по деньгам…

— Кора, прекрати, — Петр захлопнул папку. — Нам обоим известно, что деньги в семье преимущественно зарабатываешь ты. А муж-скульптор висит камнем у тебя на шее. Говоря твоим языком, ты сейчас избавляешься от непрофильных активов.

— Ну, тогда я не вовремя это затеяла, — Кора упрямо открыла папку, доставая последний неподписанный файл. — Мой актив спустя десять лет совместной жизни только начал становиться ликвидным. Но, увы, пожинать плоды и ходить с тобой по презентациям буду теперь не я, а эта девочка. Лада, кажется?

Два месяца назад

Кора стремительно вошла в выставочный зал. Рабочий пронес мимо нее огромную вазу желтых тюльпанов. Прямо у входа, бросаясь в глаза, стояли три однотипных скульптуры девушки-ангела. Девушка с кувшином. Девушка с книгой. Девушка с олененком. Под каждой торчало по нескольку ваз с желтыми и розовыми цветами. Драпировки в их тон закрывали стены. Кора с непроницаемым лицом двинулась в следующий зал. Покачав головой, она заглянула в третий самым маленький и полутемный закуток, загроможденный слишком большими для такого пространства скульптурами.

— Кто это сделал? — повернулась она к Петру.

— Лада, — помнишь, я тебе говорил. — Мой пресс-секретарь. Талантливая девушка. Учится на худграфе.

— Да-да, — задумчиво произнесла Кора. — Где мы можем поговорить без посторонних?

— Ну, не знаю, Там есть комнатка у вахтера.

Жена прошла в маленькую подсобку и, захлопнув дверь, внимательно посмотрела на Петра.

— Что опять не так? — поморщился он.

— Я поверить не могу, что ты потратил время и силы на безвкусицу у входа. Знаешь, что это? Три надгробных памятника для твоей выставки. Ни один нормальный посетитель дальше порога не пойдет.

— Кора, я понимаю, что это не лучшие мои работы. Но Лада решила…

Дверь подсобки приоткрылась. В комнату просочилось неземное создание. Вздернутый носик, фарфоровая кожа, образ ангела завершали широко распахнутые глаза. Не надо было быть художником, чтобы понять — перед ними прототип «девичьих» скульптур.

— Понимаете, — мелодичный голос девушки врезался в их разговор, — я решила, что лучше будет расположить выставку в хронологическом порядке. На первом плане последние работы Петра Терентьевича, а раннее творчество посетители увидят в самом конце выставки.

— Логично, — кивнула Кора, поморщившись на «раннем творчестве», — но дерьмово.

Она достала сотовый и, набрав нужный номер, сказала: — Два часа меня не беспокоить. Все звонки переводи на зама, — потом отключила телефон и посмотрела на мужа. — Сколько у нас до выставки? Два дня? Предлагаю поменять концепцию. Что думаешь по поводу перформанса?

— Думаю, он устарел, — пожал плечами Петр. — Предлагаешь попрыгать мне голышом на фоне скульптур?

— Давай плясать о того, что имеем. Ангелы на входе, — задумчиво произнесла Кора. — Ангелы и демоны. Не оригинально. Но с этим можно поиграть. Красная подсветка. Черная драпировка. Скульптуры из задней комнаты на первый план. Твоим коньком всегда была динамика. Экспрессия. Большинство работ изображают характерных героев. Деточка, что вы застыли? — обратилась Кора к Ладе. — Ищите хороших осветителей. И верните подсобных рабочих. Сейчас будем все переставлять.

Лада вздрогнула и вылетела из комнатки.

— Красивая девочка. — Кора задумчиво потерла переносицу.

— Ты что-то говорила про перформанс, — отвлек ее Петр. Он увлеченно набрасывал новый план расстановки скульптур. — Так нормально? — скульптор протянул листок Коре.

— Неплохо, но вот эту можно переставить ближе, — они склонились над маленьким столиком.

— Я вернула рабочих, — Лада заглянула в комнату, бросив ревнивый взгляд на двух людей, заинтересованно обсуждающих план подсветки.

— Прекрасно, — повернулась Кора, — а теперь звоните в драмтеатр. Нам нужны крылья. Много крыльев. И не папье-маше, а настоящие перья, белоснежные.

— Зачем? — захлопала глазами Лада.

— Мы сделаем посетителей выставки ее участниками. Каждый на входе получит свою пару крыльев и должен будет их снять у наиболее понравившейся скульптуры. Шевелитесь, деточка. У нас мало времени.

Ровно через два часа Кора вышла из выставочного зала.

Петр заглянул в подсобку. Всхлипывающая Лада искала в сумке носовой платок.

— Она меня ненавидит, — девушка повернулась к мужчине, — Я так старалась. А теперь…

— А теперь надо признать, что Кора умеет то, чего не умеем мы. Показывать товар лицом и продавать, — улыбнулся Петр. — И потом, она сказала, что ты настоящая красавица. Уверяю, ты будешь играть на выставке не последнюю роль.

Девушка недоверчиво посмотрела на скульптора, протягивающего ей бумажный квадратик.

— Что это?

— Визитка личного стилиста Коры. Ты будешь ангелом. Лицом перформанса, встречая посетителей на входе.

— Я тебя обожаю, — девушка бросилась мужчине на шею, уронив сумку.

На пол высыпались ключи, косметика, несколько конвертов и цветная открытка. На ней колоритный дед в белоснежной рубахе и соломенной шляпе показывал на плетеный забор, увешанный горшками. «Казачья история» — гласил плакат на заборе.

— Что это? — Петр наклонился к открытке.

— Не обращай внимания, — Лада сгребла все в модную объемную сумку. — После того, как ты дал интервью, пошли письма от всяких убогих. Я пресс-секретарь и сама на них отвечу. А сейчас позвоню стилисту. Ты не против? Осталось два дня. Вдруг, мне надо будет поменять прическу? Потом придется подобрать платье для нового образа. Ты ведь справишься сам?

— Разумеется, — кивнул Петр.

И девушка выпорхнула из комнаты.

Марк Андреевич, владелец отеля «Большой каньон» методично шагал по кабинету в пентхаузе. Двадцать шагов до зала. Поворот и тридцать шагов до балкона. Он бросил взгляд на великолепный вид открывающийся на ущелье. Горы, будто рассеченные надвое гигантским топором, давали возможность нестись по порогам мощным потокам воды. Брызги искрились в солнечных лучах, создавая радужные облака, загадочным маревом висящие над камнями. Но эта феерическая красота не радовала бизнесмена. Мужчина застыл у балконной двери, глядя на вершину горы. Маленький белый сгусток, совсем крошечный с такого расстояния, целенаправленно забирался на верхушку лиственницы, накрывая ее белым покрывалом. Туман задержался на мгновенье и неторопливо двинулся дальше, проглатывая следующее дерево.

— Началось, — фальцетом сказал Марк Андреевич.

Он прокашлялся, с трудом отворачиваясь от гор. Подошел к столу и взял уже нагревшийся бокал красного вина. Повертел его в руках и, поставив обратно, выскочил из кабинета.

Легкий ветерок поднял скатерть на веранде ресторана, норовя сбросить бумаги со стола.

— Ты бы хоть скандал мне устроила, — Петр задумчиво смотрел на Кору.

— Ты же знаешь, я не умею, — жена захлопнула папку. — И потом бессмысленно все это. Упреки, обвинения, выяснение отношений. Говорят же, насильно мил не будешь. А так мы остаемся друзьями, — она протянула ему руку.

— Ты настоящий друг, — он взял ее ладошку. В его больших натруженных руках холеная ручка жены выглядела чем-то чужеродным. — Мы и, правда, очень разные, — добавил он.

— А о чем хотел поговорить ты? — она отняла руку, поправляя невидимые пряди, по ее мнению выбившиеся из прически.

— Честно говоря, о том же. Но ты успела бросить меня первой. Почему бы нам не выпить по этому поводу шампанского? — обаятельно улыбнулся мужчина.

— Исключительно за счет отеля, — к ним, радушно улыбаясь, спешил подтянутый человек в строгом костюме. Он галантно склонился над рукой Коры.

— Меня зовут Марк Андреевич. Я хозяин отеля. Приношу глубочайшие извинения за номер. Оптовый покупатель. Но уверяю, как только освободится люкс, он ваш. А пока предлагаю прогуляться к ущелью. У нас проложена дорожка. Вид великолепный. Вечером обещаю ужин. В качестве компенсации за люкс.

— Вот это мило, — улыбнулась Кора.

— Мы очень заботимся о своей репутации и дорожим каждым клиентом, — продолжал расшаркиваться хозяин.

— Может, и правда прогуляемся? — предложил Петр. — Димыч, иди к нам, — крикнул он сыну, штурмующему детскую площадку во внутреннем дворике.

— Мальчик? — хозяин отеля неожиданно перешел на фальцет и закашлялся. — Очаровательный парень. У нас есть услуга няни. Вам совсем необязательно брать его с собой, — он махнул рукой, и к нему подскочила официантка. Еще через несколько минут по ее зову пришла седая, но еще не старая женщина с добрым круглым лицом. Она, как и официантка, носила накрахмаленный передник. На груди синел бейджик: «Антонина Константиновна. Няня»

— Знаешь, я рада, что мы остались, — Кора смотрела на Димку, прыгающего на батуте под присмотром полной седой женщины.

— Это удивительно, посмотри, — Петр показывал куда-то на гору. — Туман спускается сверху. Такое впечатление, что облака падают на землю.

— Я ничего не вижу, — обернулась Кора. Они стояли у самого входа в каньон.

— Пойдем, я думаю, с той смотровой площадки будет видно лучше, — и мужчина потянул ее вглубь ущелья.