Метаморфы

Маргарита Евгеньевна Лукашкина, 2016

Её жизнь была жизнью непримечательной травницы из глухой деревушки, когда в ней появились метаморфы. И все изменилось. Привычный уклад был разрушен тьмой и предательством. Как справится с этим хрупкая девушка, обнаружившая, что в её крови есть тьма?

Глава 3. Разрыв

Мои дни снова вернулись к жалкому подобию существования. Я сидела в домике, собирала травы и помогала людям с хворями. Ни Саймон, ни Рэйн, ни кто-либо ещё не являлся ко мне. Первые дни мне было больно, странно и одиноко. Но я смогла пережить это, переступить практически, просто не думать так часто и много об этом и жить дальше. Да и работа с деревенскими помогала отвлечься. А её вдруг стало многовато…

Марлина пришла ко мне уже второй раз за неделю, с её сыном творилось неладное, и она не знала, что… мальчишка чувствовал себя плохо и симптомы были, как у отравления, если бы не тот факт, что он раньше практически не болел и вообще был очень здоровым по жизни. В первый раз я долго ломала голову, так и не зная, что с ним, я не сталкивалась с таким, но потом мне вспомнился один случай. Когда Саймон лежал в лазарете, ему запретили обращаться в свою вторую ипостась, и кто-то из них тогда сказал, что это добавит новых симптомов лишь ему, потому что в звериной шкуре он поправиться ещё быстрее. А если ему запрещать организм начнёт бунтовать. Так что может быть?..

— Метаморф? — Устало уточнила я, ночью поспать не удалось, опять снилось что-то жуткое. Так что к лирике и тонкостям я сегодня не была предрасположена. Марлина испуганно глянула на меня, потом как-то обречённо кивнула. Много их, и что-то часто они стали мне встречаться. Наугад уточнила. — Волк?

Опять кивок. Так вот кого видят все же соседи по лесам. Волчицу и волчат.

— Нормально обращается? Проблемы есть?

Марлина кивнула, опуская глаза.

— Он не может обратиться… у него не получается…

В голове снова пролетели разные обрывки знаний о метаморфах, об их строении, все, что я могла услышать.

— Догадки есть?

— Наверное, из-за споров с братом… они часто соревнуются, и у старшего выходит лучше.

Она озабочено выглянула в окно, и я посмотрела вслед за ней, Алек бегал по снегу со своим братом, медленно с отдышкой, но бегал. Я пыталась вспомнить, кто мне говорил об этом: Саймон или Рэйн.

— Ладно, Марлин, давайте сделаем так, вот вам травы, они тонизирующие и успокаивающие, а Алеку скажите, что она поможет ему перевоплотиться. Ему это необходимо, его организм бунтует.

— Похоже… я не сталкивалась с таким ещё. А вы неплохо разбираетесь даже в этом.

— Просто удалось познакомиться поближе с несколькими метаморфами, — я выдавила из себя улыбку.

Пока она одевалась, я провожала её взглядом, мальчишки были все в снегу, румяные с мороза, я улыбнулась им. Хорошенькие такие. Когда они уже почти ушли, я сказала им вслед:

— Не выходите за деревню, я слышала там были тёмные, — мальчишки испуганно переглянулись, теснее прижимаясь к матери, Марлин побледнела, но все же кивнула. — Я поставлю барьеры вокруг деревни так, что все будет нормально…

— Спасибо тебе…

Они ушли, я, зевая, отправилась спать. Спала я долго и, слава богам, без снов, затем меня затянули домашние хлопоты, и лишь после обеда я вспомнила про своё обещание. Я оделась и вышла из домика. Барьеры ставились долго, я до самого вечера ставила и ставила по кругу их, только и думая о том, как спасти двух волчат и их маму, которые живут в моей деревне, и за которых я теперь отвечаю. Когда барьеры были сделаны, я устало шла вдоль одного из них, чтобы проверить стык конца и начала защитного круга. Барьерам научил меня Лойель, как маг, специализирующийся на защите от темных и всем, что с этим связано. Мысль о друзьях заставила меня поморщиться и ускорить шаг, но ноги заплетались, и я, спотыкнувшись о корягу, полетела вперёд, не удержав равновесие. Мою левую руку обожгло болью, я коснулась в полете барьера, да не просто так, а всей поверхностью ладони. Я встала с земли, шипя от боли и тряся рукой, на ней начали проступать волдыри. А кулон, к которому была привязана барьерная есть, неистово сокращался. Я снова зашипела, но уже от другого чувства и снова шарахнула по барьеру рукой. Боль ударила с новой силой, почти роняя меня на колени, я держала руку словно горящую огнем… барьер от темных же… Неужели всё таки?..

Сзади раздался тихий скулёж, сквозь слезы я обернулась и увидела улепётывающих волчат. Вот черт… до дома я добралась быстро, потому что почти летела в избушку, да и заговор от боли на руке постоянно нужно было поддерживать, а иначе руку жгло. Но едва я зашла внутрь, на пороге распахнутой избушки появилась Марлина, её лицо было перекошено от боли и страха, и увидев меня, она некоторое время просто стояла и сверлила меня взглядом.

— Ты тёмная. — Наконец выдавила она из себя сквозь зубы.

— Лишь капля, — раздражённо бросила я.

— Это не так уж важно.

— Разве? — Сейчас я была зла, а она злила меня ещё больше, руку дёргало, а отвар и мазь мало помогали, так как вся ладонь была покрыта волдырями. Ух угораздило же меня… чёртовы метаморфы, что б вам…

— Твоя мама всегда была странной, очень странной. Якшалась с темными, точнее с одним… Да, ты очень на него похожа, — я прервалась и обратила на неё внимание. — А твоя бабка её покрывала. — Горечь и яд, сочившиеся из уст женщины благодарно обнимавшей меня совсем недавно, дававшей лечить её детей, сжали моё сердце ещё большей болью, словно заново я переживала предательство, но теперь и уже не друзьями…

— Она не якшалась…

— Тогда твоя бабка!

— Я помогала тебе.

Марлин отвернулась на секунду, но снова вперила в меня яростный взгляд, она была на грани перевоплощения:

— Ты обманула нас. Теперь уходи. Уходи и никогда больше не возвращайся сюда. Ты… иначе, — волчица развернулась, собираясь покинуть мой дом, и напоследок добавила, из её рта вырвалось почти рычание, — иначе ты здесь не выживешь, и все узнают о том, что в тебе тьма.

Она ушла. В избушку залетал холод и снежинки, и даже рука перестала болеть так сильно, но хотя возможно просто боль внутренняя, терзавшая меня, была гораздо больше и ярче, чем та, что охватила мою руку. На то, чтобы собрать вещи у меня ушло не так уж много времени, после этого я легла спать. Снов не было, я словно плавала во тьме и пустоте, поэтому утром я не чувствовала себя выспавшейся, наоборот ещё более уставшей. Вещи были собраны, и я вышла с котомкой из домика, в моих руках пылала свеча. Я забросила её в домик, огонь сначала не поверил своему счастью, а потом занялся ковриком у входа, полом, перекинулся на шторки и скатерть. Я не знала, как смогла решиться на это… как я могла уничтожить то, что связывало меня с этим миром. Дом, что стал приютом для меня моей мамы и моей бабушки и возможно даже и прапрабабушки, теперь алел гигантским огненным цветком, и мне было даже радостно, словно я мстила кому-то из своих родственников за то, что они подарили мне тьму, которая разрушила мое счастье. Дважды.

Я ушла, когда почти все догорело, я просто сидела на пенёчке и смотрела на огонь, поедавший мой дом, в полдень я ушла в ближайший к нашей деревеньке город, он был в паре часов езды от нас и звался Лисий Хуторок. Как рассказал мне владеющий местной таверной Проори то, что раньше это был скромный хуторок, где было много лисов, и сюда ездили на охоту. А позже город стал разрастаться, и лисов становилось все меньше. И сейчас их и вовсе уже нет, но город все равно так зовётся. Этот же Проори нашёл мне работку, когда я мило общалась с ним уж неделю подряд и намекала, что денежки кончаются и было неплохо где-то подзаработать. Работа оказалась неплохой, а главное прибыльной, хотя поразилась, что меня вообще взяли. Чистая случайность, что меня, деревенщину, взяли гувернанткой к барышне, впрочем, мне сказали, что гувернантки у неё не приживались, и так что возможно работа окажется не по мне. Но это было не так.

Работа мне понравилась и Оливия тоже. Она была яркой, живой и взбалмошной, она меня обучила, как делать причёски, как стирать, приводить в порядок вещи и многим ещё мелочам, необходимым в приличном обществе, а также этикету и всем тем штучкам. Полгода у неё, и я вышколенная гувернантка, сцеживающая улыбки в кулак от всех выкрутасов барской дочки. Оливия мне нравилась, и я ей тоже, и впервые за долгое время её родители могли выдохнуть, потому что теперь у неё была верная подруга и соучастница, как со вздохом сообщила мне её мать барыня Шерпская. Мне снова подарили шанс на счастье, и я снова собиралась от него взять по полной, даже если в конце меня ожидал провал.