Глаза странника

Маргарита Дорофеева

Как жить, если человек не видит смысла дальнейшего существования? Горе не поправить.. Так ли это?Мария не может смириться с потерей любимого. На страницах старой тетради в дерматиновой обложке её душа бросает вызов невозможности… Она переписывает историю своей любви, следуя за мечтой, заново узнавая и обретая себя.Её героиня, преодолев пространство и время, возвращает любимого мужчину из бездны небытия…Ей помогает странник. Кто он, загадочный старец, появившийся в её жизни невесть откуда?

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Если тебе когда-нибудь захочется найти человека, который сможет преодолеть любую, самую невероятную беду и сделать тебя счастливым, когда этого не может больше никто — просто посмотри в зеркало и скажи: «Привет!»

Ричард Бах

6 июля 2004г.

Глава 1

Сон, неотвязный и вязкий, как густая паутина, не желал отпускать моё сознание из своих объятий этим ненастным утром. Он, словно щупальца сказочного чудовища, держал мою душу где-то на грани реальности и грёз.

Я с трудом разомкнула глаза, приподняла голову, полусонный взгляд выхватил положение стрелок на циферблате настенных часов — без пятнадцати семь… В моём распоряжении четверть часа. Такой поистине царский дар я могу принять с благодарностью… И, откинувшись на подушку, вновь провалилась в омут Морфея…

Его невидимый поток подхватил меня, стремительно перенося в знакомое место…

Перед глазами ровный прямоугольник дёрна в обрамлении блестящего на солнце мрамора…

Я низко наклоняюсь, пристально разглядывая каждую травинку. Мои действия были естественны и наполнены неким ожиданием…

Внезапно уловила лёгкое живое движение: пробивая могильный дёрн, показался росток. Он рос с невероятной скоростью, увеличиваясь прямо на глазах, тянулся ко мне всем своим существом, превращаясь в цветок.

Огромное белое чудо, формой и размером напоминающее человеческое сердце, слегка раскачивалось едва заметным дуновением ветерка прямо перед моими глазами. Оно смотрело на меня, проникая всем своим существом в душу…

— Что это?… — прошептали губы.

— Разбитое сердце… — прозвучал ответ.

Странно: голос мужской, но вокруг ни души… Только я наедине с белым великолепием цветка…

Он был живой… Казалось, коснись пальцами лепестков, и почувствуешь их прохладную, ласкающую руки, шелковистость.

А сам бутон — четко просматривался каждый прожилок, каждый причудливый изгиб изящных форм…

Невольно я наклонилась и поцеловала это белое нежное сердце…

Сонное наваждение медленно отступало… Осталась только грусть, навеянная отчаянием и безысходностью…

Мои глаза налились слезами, выступившими из-под ещё сомкнутых век. Я беспокойно задвигала головой, пытаясь окончательно сбросить оковы сна. Наконец, мне это удалось…

Села в кровати, медленно приходя в себя… Цветок-сердце все ещё колыхался перед глазами. Даже наяву я не могла ничего видеть, кроме него.

Дицентра. Да, это экзотическое растение действительно имеет расхожее название «разбитое сердце»…

Во сне не было грозди из крошечных белых или розовых соцветий в форме сердечек, будто расколотых пополам смертоносной стрелой… Нет, то был один большой цветок…

Всего лишь сон… «Фантазии бесцельной порожденье…»

Однако мысли неотступно кружили вокруг него, поднимая в душе волну нещадной боли от потери, восполнить которую было, увы, невозможно…

Я с трудом проглотила внезапно подкативший к горлу комок…

Память неподвластна времени, она снова и снова упорно переносила меня в прошлое…

Я и Олег…

Четыре года назад мы, впервые соприкоснувшись взглядами, сразу узнали друг друга, в то время как наш разум ещё не имел представления о только что родившемся в мире волшебстве.

Наши души, моя и его… Лишь они знали, что произошло на самом деле…

В этом воплощении нам довелось обменяться несколькими абсолютно незначащими фразами и взглядами, брошенными как бы невзначай…

Между нами разверзлась пропасть, несмотря на то, что Олег Ростовцев два года как пребывал в состоянии свободного полета. А пропасть ту заполнили сомнения, страх, неуверенность и чужие навязанные мнения. Мы попросту стали их заложниками.

Шли упорные слухи, что он не прочь вступить в брак, однако, слишком разборчив и с выбором не торопится… Олег был одной из самых ярких личностей, а я достаточно известной журналисткой. Наши имена, правда, в разных ракурсах постоянно мелькали в местной прессе. И вполне естественно, что каждый из нас знал — кто есть кто… Я не была для него случайной встречной… Но Олегу было известно — Маргарита Михайловна не свободна…

Впрочем, только ли этот досадный факт явился причиной того, что мы не оказались вместе?

Теперь, когда его не стало, думаю, да…

Будто вчера оглушительным набатом прогремела ошеломляющая своей безысходностью весть — Олег Ростовцев погиб трагически и совершенно неожиданно…

Его величество случай…

Принято считать, что именно он играет в нашей судьбе роковую роль…

Спустя неделю после страшного события, ещё одна новость ядовитым клинком вошла в мою кровоточащую израненную душу.

«… Погибнуть вот так… нелепо… А знаешь, Леночка, он ведь собирался жениться… Всё произошло прямо накануне свадьбы… Рок. Иного слова не подберёшь.».

Лицо Ольги Николаевны, бывшей сотрудницы мамы, поплыло у меня перед глазами. Сердце подскочило, замерло на мгновение и зачастило, как у загнанного в ловушку зверька, обдавая безумной болью всё моё существо…

Иллюзии разбились вдребезги, оставив только неизбывную тоску и горечь от любви, замешанной теперь уже на ревности…

А между тем, казалось, небеса задумали свести меня с ума!

Очередная случайность? Как бы ни так!

На сей раз давняя знакомица отца невзначай заглянула «на огонёк». Сто лет её не видела, а тут… Такие спонтанные и неожиданные визиты всегда вызывают вполне обоснованное недоумение.

За чашкой чая она в порыве явно умышленного откровения, тщательно выдаваемого за простодушие, призналась, что хотела бы взглянуть на кумира Олега Ростовцева…

Вспоминая его глаза, ищущие моего взгляда, пристальное внимание, принимаемое мною за простое любопытство, я день за днем, мгновение за мгновением осознавала, что лишилась самого прекрасного в своей жизни — шанса любить и быть любимой.

Отголоски наших чувств до сих пор окутывали меня своей невидимой аурой. Невысказанные слова, разбитые мечты… Они не давали мне покоя, постоянно напоминая о том, что не свершилось…

Три года жизни в воспоминаниях… Я любила их, а с ними и его, далекого, ушедшего, недосягаемого… Иногда ловила себя на том, что смотрю на мир его глазами, чувствую, мечтаю, говорю за него, живу его душой, но… не понимаю её…

Кумир? Брак с Анастасией?.. Его сущность вмещала в себя и то и другое. Каким образом? Я металась в поисках ответа. Тщетных поисках…

А, порой, тупо глядя в зеркало на своё отражение, спрашивала: «Зачем тебе знать? После времени….»

Существует одно нелепое утверждение, вернее, аксиома, придуманная неизвестно кем и когда: «Время — лучший доктор…». Для меня же его микстуры в виде мгновений, минут, часов, дней и лет оказались, что называется, «мертвому припарка». Да и канули ли эти три года в Лету? Для кого-то — да… Только не для меня. Счастливы те, кто в состоянии отпустить…

Память превратилась в злостного, беспощадного монстра и никоим образом не желала уступать непрерывному тиканью часов на стене: мне всё ещё казалось, что роковые события произошли буквально вчера, не поддаваясь течению времени…

Актерское мастерство дремлет в каждом из нас, до поры до времени не напоминая о своём существовании: я взяла на себя роль сдержанной, спокойной, немного отрешенной особы, выдавая эти не присущие моему характеру качества за свою суть, данную Богом от рождения. И никто, даже те, кто знал меня достаточно давно, не догадывались, что скрывалось за подобной ширмой.

Некоторые считали — изменилась с годами…

«Время и камень точит…» — говаривали….

Пресловутое время…

В действительности же, сжав зубы, я обуздывала свои эмоции, чтобы, не дай Бог, не сорваться, выстоять, удержать улыбку на лице, пустую, не несущую в мир ничего, кроме попытки не переступить некую грань, за которой царит душевная буря, истерика, почти помешательство…

Как долго человек может балансировать на этой грани?..

Мне приходилось держаться изо всех сил, не представляя, когда наступит долгожданный срыв.

Да, именно, долгожданный, поскольку натянутые, как струны, нервы последнее время постоянно требовали разрядки, разум тщетно искал выход из сложившейся ситуации и, естественно, не находил по очевидной и непреодолимой причине — прошлого не вернёшь…

Остались сны… Такие, как сегодняшний….

Он опять замутил чувства, в очередной раз разбередив незаживающую рану…

Глава 2

Нерадостные воспоминания стали моими спутниками этим утром…

Им в унисон косой летний дождик монотонно барабанил в окно, обещая такую же пасмурную погоду, что воцарилась в моей душе прочно и, похоже, надолго.

Когда-то я любила дождь…. Любила, свернувшись в кресле, помечтать под его монотонную, убаюкивающую песню, просмотреть в который раз давно понравившийся фильм, наконец, просто понаблюдать, как змейки воды, растекаясь по стеклу, образуют причудливые узоры. Либо взять потрепанный томик Пушкина или Шекспира…

Там, в жизни иной, под названием «юность», была уверена — любая непогодь временна, она пройдет, как проходит всё, дождик умоет мир, ветер развеет тучи, снова выглянет солнце, щедро даря миру тепло и радость.

А счастье? О, ему никогда не будет предела!

Понуро опустив голову, прошлепала в душ…

Прохладные струйки воды приятно расслабляли, отвлекая от воспоминаний о ночном наваждении.

Промокнув тело мягким полотенцем, я набросила халат и, как обычно, занялась своей экипировкой: уложила волосы, нанесла лёгкий макияж…

Элегантное платье, босоножки на высоком каблуке — и в зеркале отражение деловой утончённой женщины с темно-русыми волосами, карими глазами и тонкой талией…

Упакована, словно подарок к Рождеству… Ничего не выражающая легкая улыбка, застывший, как у манекена, взгляд… Хотя бы так, коль иначе не получается!

Несмотря на то, что душа постоянно агонизировала, растворяясь в чувстве безвозвратности прошлого и бессмысленности будущего, моя внешность оставалась безупречной, словно я по инерции старалась сохранить своё тело и лицо для далёкого потерянного возлюбленного, в тайне надеясь на чудо…

Я знала — Олег не исчез. Где-то за гранью реальности он стремился ко мне, сливаясь со стихиями природы: жарким дуновением летнего ветерка касался моих губ, каплей дождя стекал по щеке, падал снежинками на плечи, долгой зимней ночью стучался вьюгой в моё окно…

Разорванное единство…

Предаваясь подобным раздумьям, добрела до ближайшей остановки, решив не возиться со старенькой « девяткой», доставшейся мне после развода с Сергеем.

Благо, не слишком надёжный общественный транспорт не заставил долго ждать, и через двадцать минут мне с трудом, но всё же удалось втиснуться в переполненную кабинку лифта.

Лифт остановился на шестом этаже. Я резко выдернула себя из плотно утрамбованной толпы.

Мельком глянув в зеркало, висевшее в холле, привычным жестом поправила выбившуюся прядь волос и направилась к двери в конце коридора, за которой размещалась редакция самой скандальной в городе газеты « Свобода выбора».

— Всем доброго утра!

Странная реакция! На моё приветствие ни ответа, ни привета… Только Валера Панин не отворачиваясь от монитора, выкрикнул, точно пролаял:

— Маргарита Михайловна, новость!!! Гуська замочили вчера около полуночи! Точнее, в одиннадцать сорок шесть…

Понятно!… Новая сенсация… А с ней и куча самого разнообразного и противоречивого материала, хлама по большей части, касающегося версии заказного убийства. В том, что убийство заказное, я не сомневалась. Гусёк, известный в городе авторитет, выходец с самого дна городских помоек, сумевший в течении нескольких лет отвоевать себе место под солнцем, превращаясь на глазах в баснословно богатого и очень «уважаемого» человека в городе.

«Не иначе на рыбалке золотую рыбку выудил!» — любили подтрунивать над этим фактом.

Подтрунивать-то подтрунивали….и нещадно ненавидели.

Однако городская администрация здоровалась с ним за руку, сопровождая церемонию приветствия низким подобострастным поклоном.

Не за эту ли правду-однодневку о почти интимных отношениях руководства города с самым злостным и беспардонным проходимцем наш, теперь уже бывший, главный редактор Юра Чижов поплатился жизнью?

Стоило ли пытаться открыть глаза забитым и покорным людям? Народ попыхает, широко раздувая от негодования ноздри, сплюнет минутную злобу, выругается смачно по-русски в итоге же забросит газету в дальний угол… А дальше у каждого свой путь, называемый «жизнью»…

Итак, прошел почти год… Злосчастный авторитет не заставил себя долго ждать, проследовав за Юрой…

Да, денёк сегодня и в самом деле предстоял суматошный!

Я кое-как протиснулась сквозь гудящий улей взбудораженных сослуживцев, села за рабочий стол, включила компьютер…

На мониторе — текст вчерашней статьи, практически готовой к выходу в свет, осталось придумать красивый заголовок.

Обычно с этим у меня проблем не возникало, но только не сегодня…

Тупо глядя на проплывающих рыбок на моей заставке, думала я совершенно об ином…

Сон, увиденный под утро, так чётко и ясно отпечатавшийся в сознании, не желал оставлять в покое сердце. Он проплывал снова и снова перед моим внутренним взором, отодвигая на второй план такое событие, как убийство крупного авторитета города.

Даже предвкушение предстоящей работы, которое обычно уводило меня от назойливых воспоминаний, заставляя разум работать в ином направлении, не взяло сегодня в оборот.

— Рита, привет!.. Полагаю, ты уже в курсе? — Андрей Званцев, наш новый главный редактор, присел на краешек моего стола, разминая в руках сигарету. — Можно?..

Я кивнула:

— Валяй… Всё одно — здесь хоть топор вешай…

Андрей пристально глянул на меня:

— Проблемы?

— Да нет… — неуверенно протянула я. — Статья готова, только заголовок… Бывает же такое! В голову ничего путного не лезет…

Андрей с наслаждением втянул в себя порцию сигарной отравы:

— Тут работа покруче предстоит, а ты о заголовке… Тебе ли сетовать на отсутствие смекалки?

Я явственно увидела восковое лицо Юры Чижова с пластырем в области виска — последний выстрел, контрольный…

Да. Правда карается самым жестоким образом, выстрелом обрывая срывающиеся с губ слова…

— Андрей, ты, как юнец-максималист! Юру забыл? Всего полгода…

Я осеклась, опустив глаза. «Струсила!» — прошуршал в голове ехидный голос.

— Да что с тобой, ей Богу? Уж твои-то статейки! Хлестче не бывает! — Он пристально глянул на меня. — Полдня над заголовком голову ломаешь! Ты это или не ты? Бывает, конечно…

Я не дала ему договорить:

— Андрей, тебе не кажется — мы слишком обыденно, как данность, воспринимаем смерть?

Он, поперхнувшись дымом, затушил недокуренную сигарету.

— Рит, ты только не обижайся… Послушай!… — Андрей замялся, но лишь на мгновение. — Чувствую, происходит с тобой что-то… неладное… Может, устала… Или ещё что… Догадки строить — по воробьям стрелять…Да и ковыряться в чужой душе как-то неудобно… Хоть и приходится, сама понимаешь — работа обязывает… Вот их душонки ковырнуть бы разок, а?… Пожалуй, не отмоешься потом… — он глянул на экран монитора. Я поняла о ком речь, подняла голову, посмотрела ему в глаза… Почувствовала, как краешек губ коснулась чуть заметная понимающая улыбка…

«Вот-вот!» — словно бы ответил его взгляд…

— А поезжай-ка ты в свою деревню, дня на три-четыре, отдохни, соберись… — он вновь вернулся к моей проблеме.

— А как же?..

— Заголовок? Нашла о чем беспокоиться!…Обзовем как-нибудь… Мы тут с Павлом на месте были… Зрелище не для слабонервных, прямо скажу… Так что предисловие есть из чего состряпать. А горячая пора настанет этак денька через три-четыре, как версии попрут. Вот тогда добро пожаловать! Пока же приведи интеллект в боевую готовность… Договорились?

Я улыбнулась.

— Версии уже прут… — вяло протянула я. Если честно, мой интерес к ним отступил куда-то на задний план. — Андрей, тебе бы психологом быть, а не в криминальном навозе ковыряться…

— Вы меня то в юмористы, теперь в психологи. — Он весело рассмеялся. — Не скажи! Без этого навоза, то бишь, я, как овощ, захирею на корню…

Глава 3

Я не отказалась от предложения Андрея, сознавая — проку от меня «ноль», если не снять душевное напряжение, не облегчить, хоть ненадолго, тоску, затопившую душу. Казалось, от себя не убежишь… Но, к счастью, в этом мире была Зотовка…

Именно здесь двадцать пять лет назад мой отец, любитель рыбалки и неповторимой русской природы, построил дом, добротный, срубовой с настоящей печкой и баней во дворе.

Простор полей, наполненный шумом ветра и гомоном птиц, зеркальная гладь реки, манящая своей прохладой в жаркий летний день, цветущие сады и монотонное жужжание пчёл солнечным майским днём с ранней юности пленили мою душу.

Раскидистая береза под окном… Как часто, обняв её, я прижималась ухом к стволу, пытаясь различить трепет её сердца. И слышала. Оно не стучало, как наше: звук был иной, непрерывный, тихий, живой. А по утрам, шелестя листьями, моя березка шептала мне: « Доброе утро! Будь счастлива!… Знаешь, я всегда с тобой!…».

Каким-то образом у меня получалось понимать её, как и убаюкивающее журчание речки, ласковое дуновение ветерка, приносящего с лугов одурманивающий аромат цветов и диких трав…

Подолгу наблюдала за облаками, постоянно меняющими свою форму… То это диковинный зверь, бегущий по небу, то — прекрасная фея… Вдруг тут же на глазах они превращались в сказочных волшебников или летящих ангелов…

Я пропадала в лугах, позабыв о времени…

Прозрачный чистый воздух, запах воды, разноголосость птиц… А где-то в деревне слышен крик петуха, мычанье коров, погоняемых пастухом…

Может, благое оно, это место, моя Зотовка? Очищает и благословляет, ненавязчиво даря свою любовь и нежность вместо той, утраченной навеки…… Вполне возможно, именно здесь я становилась сама собой, даже не подозревая об этом.

Позвонив маме и Яне, моей взрослеющей на глазах пятнадцатилетней дочери, сообщила, не рассыпаясь в пространных объяснениях, что дня на три — четыре уеду в деревню. Подробности в таких случаях, я знала, неуместны. Очередная иронично-снисходительная усмешка лишний раз полоснула бы мне сердце.

Мать, любящая, чуткая, добрая… Последнее время я чувствовала, как остатки былого взаимопонимания, а, следовательно, и чисто родственной близости, разлетались вдребезги. Мы часто препирались между собой буквально по пустякам.

Знала только, что во всем происходящем виновата не одна она. В частности, мои душевные неурядицы играли здесь далеко не второстепенную роль.

С моей стороны посвящать Яну в свои проблемы было бы беспросветной глупостью: в пятнадцать лет юношеский разум с его мировосприятием не в состоянии вместить в себя нечто подобное.

Я испытывала самое ужасное и опустошающее чувство — одиночество рядом с родными по крови людьми. Скрытность стала моим вторым «я».

И вполне естественно никто на свете даже не догадывался, что всегда сдержанная и невозмутимая на вид Маргарита Михайловна более четырех лет назад безумно влюбилась…

Олег Ростовцев… Он был особенный. Это не мое пристрастное мнение, раскрашенное буйной палитрой необузданных чувств. Удивительное сочетание интеллекта, простоты и обаяния никого не оставляли равнодушным. Олег был обладателем той самой харизмы, которая привлекает и открывает перед человеком все двери.

Наконец, его внешность: высокий, без признаков расположенности к полноте, темноволосый с большими выразительными карими глазами. Небольшая седина на висках вовсе не старила, а, наоборот, дополняла его визуальные достоинства. И не одна женская головка, обернувшись, долго могла смотреть ему вслед.

На то были все основания: не так давно он стал самым завидным женихом, лакомым кусочком для сонма незамужних, потерявших всякую надежду на устройство личной жизни дамочек, респектабельных и не очень, солидных и довольно молодых, красавиц и настоящих дурнушек, ищущих счастья и, что греха таить, надежной, обеспеченной, жизни.

Я не успевала переваривать слухи о гонках, устроенных в его честь. Это была настоящая азартная, прямо-таки сумасшедшая охота….

И, как выяснилось, одно из невидимых, но метких ружей, после длительной, настойчивой, почти неотступной погони длиною в два года всё же угодило в цель…

Олег сдался…

Сердце, подпитываемое его восхищенными, пристальными взглядами, частыми встречами невзначай, пронзили сразу не одна, а две стрелы…

«Провоцировал меня? Зачем? Чего искал?.. А, может, всему виной мои иллюзии? Видела то, что хотела видеть…» — в голове неотступно вертелся один и тот же навязчивый вопрос… Кто даст на него ответ? Теперь — никто… Лишь белый цветок из моего сна пытался что-то рассказать… Но я не понимала его неземной язык…

И плюнуть бы, забыть, закружиться в вихре жизни, как это сделала его избранница…

Но, нет! Нечто свыше не давало возможности позволить себе такую роскошь: я продолжала грезить об Олеге, зная, что больше никогда…

Глава 4

Звонкий стук каблучков об асфальт вдребезги разбивал тишину. Он звенел, оглушал, разносился эхом, будоража мир вечного покоя ушедших навеки, мир гнетущей безнадежности тех, кто остался ждать…

Переполошилась сорока… Она снялась с ветки и грациозно пролетела над моей головой, громко хлопая крыльями.

Белка, вынырнув из-за ограды, вихрем взмыла по стволу дерева, с любопытством глядя на незваную гостью.

«Зачем? — будто вопрошали её блестящие, любопытные глазки — пуговки. Она наклонила головку, пушистый хвост чуть заметно подрагивал. — Зачем? Тут только…»

Стоп! Я приструнила разыгравшееся воображение.

Каблучки зацокали чаще и громче, продолжая распугивать живых обитателей этого торжественно — печального места.

Лишь застывшие лики, запечатленные на обелисках, были свидетелями моего паломничества…

Сердце зачастило в груди: вот он, высокий памятник из черного мрамора.

Глаза Олега, слегка сощурившись в улыбке, смотрят на меня. Чувствую, как не могу оторвать от них свой взгляд. Стою долго, будто завороженная, не мигая, не шевелясь, почти не дыша…

— Зачем? — ожили губы, но не сознание. Я вздрогнула от собственного шепота.

— Глупый вопрос… — ответила сама себе, постепенно возвращаясь к реальности.

— И все же, зачем? — повторила я упрямо. — Ты подарил мне во сне разбитое сердце. Чьё? Твоё? Моё? А, может, наше?

Взгляд невольно опустился на прямоугольник дерна.

— Белый цветок, Олег.. Где он сейчас? Исчез, растаял в обманчивых закоулках сна?…

Послушай! Как часто мы видимся там! Волшебные сказки ночи, они вспыхивают яркими искрами во тьме моего одиночества, обольщая несбыточной надеждой, но стоит очнуться — тут же оборачиваются жестокими дьяволятами, нахально смеющимися и корчащими глумливые гримасы. И тогда эти маленькие безжалостные бестии разносят осколки моего сердца как можно дальше друг от друга…

Помнишь комнату, наполненную розовым перламутровым сиянием? Ты и я… Вместе… Казалось, навсегда… « Мы не расстанемся больше… Никогда….» Услышав эти слова, думала, сойду с ума от счастья.

Я проснулась в блаженстве. Безумная радость на короткий миг прорвалась из мира грез в мою реальность, но в следующий момент моё сердце, трепетный маленький комочек, замер от ужаса — сладкий сон, не более…

Вспомни наш берег! Ты и папа, вдвоем стоите на пригорке. Папа, он звал меня, ты же молчал… И тогда я прошла мимо. Даже не оглянулась уходя… Проснувшись, захлебнулась от слез: как могла уйти, уйти от тебя?

А сколько раз уходил ты? Мне не удавалось схватить тебя, остановить, удержать, оставить рядом! Моя рука сжимала пустоту… А душа? Агонизируя, она летела в пропасть, в бездонную пропасть безысходности…»

Я подошла вплотную. Его лицо с застывшей в прошлом улыбкой оказалось на уровне моего. Холодный гранит обжег лоб.

— Мой путь в будущее потерял смысл. Иду по инерции пока не иссякнет запас… А дальше? Молчишь, как всегда, несмотря на мои самые изощренные ухищрения не давать тебе покоя ни днем, ни ночью, ни наяву, ни во сне.

Встретив тебя, больше не представляла, что можно думать о ком — то ещё, не говоря о большем. А ты? — укол ревности, болезненный, беспощадный. — Знаешь? Окажись я на твоём месте, а ты на моем… я бы… — волна жара окатила меня от пронзившей сознание безумной мысли. Говорила не я, а кто-то, не поддающийся определению, существующий отдельно от меня и в то же время живущий где-то в таинственных закоулках моего существа. — Я бы… сделала всё… всё, чтобы вернуться…

Я отстранилась, неотрывно, долго смотрела в его глаза…

— Господи, прости, мое отчаяние… — прошептала, задыхаясь…

Стук каблучков… Частый — частый… Я не шла, почти бежала, ничего не замечая вокруг.

Дверца «девятки» оглушительно захлопнулась за мной. Уронив голову на руль, я попыталась унять нервную дрожь.

Море слез… Их поток затопил меня, отгородив от мира. Краски меркли, меняли оттенок, окружающие предметы расплывались, текли, таяли, ломались на глазах, превращаясь в бесформенные чудовища…

Я медленно возвращалась в себя, словно выпутывалась из паутины тяжкого сна.

Вырвавшаяся наружу боль начала прятаться, отступать, ища свой укромный уголок в потаенных закоулках моей загадки-души.

Глянула в зеркало: «Ты всё ещё жива… Думаешь, случайно? Есть что-то, ради чего сей факт имеет место быть…»

«… всё, что бы вернуться…»

«Ты… жива…»

«… случайно?…»

«Есть что-то…»

Всего лишь слова… Не более…

Однако, события, последовавшие за ними, оказались столь невероятными, что человеческий разум не в состоянии поверить в их реальность и уж тем более принять.

Они ворвались в мой мир внезапно и совершенно неожиданно, полностью перевернув жизнь. Необъяснимые и загадочные… Трудно представить, какая неведомая сила привела их в движение, где брали они свое начало. Да и было ли оно на самом деле, это начало? А, может, продолжение? Как знать?..

А пока моя «девятка» несла меня в Зотовку с одной — единственной целью — убежать от реальности, мало-мальски прийти в себя и, главное, не сорваться…

«Не сорваться!» — эти слова стали для меня главной установкой в жизни, всё остальное отдвинулось на задний план.

Глава 5

Теплые летние дожди — большие обманщики.

От ненастья не осталось и следа!

К полудню облака, как по волшебству, дружно разбежались в неизвестном направлении. Июльское солнце радостно играло радужными бликами на сочных молодых листочках травы и деревьев, преображая утреннюю дождливую серость в буйство дневных красок.

Около часа ушло на сборы…

Пятьдесят километров пути, и во второй половине дня я открывала калитку родного дома.

Соседский кот, с приклеенной всему кошачьему роду мужеска пола избитой кличкой Васька, запрыгнул на крыльцо и уставился на меня круглыми желтыми глазами. Ласковый хитрец, он всегда встречал меня на пороге, будто знал, что в городских универсамах обязательно отыщется и для него лакомый кусочек…

— День добрый, Маргаритка! Глянь-ка, сколько твоих тёзок у меня под окном расцвело! — соседка Екатерина Евстафьевна, или просто тетя Катя, помахала мне рукой и, опершись о перекладину забора, наблюдала, как я загоняю машину в открытые ворота.

— Что-то ты сегодня средь недели пожаловала. Уж не в отпуск ли? Не помню, когда ты здесь последний раз отпуск-то проводила, года два аль три назад?

Тетя Екатерина — истинно русская красавица, несмотря на свои шестьдесят. Высокая, дородная, но отнюдь не толстушка… Темно-русые с проседью волосы, как обычно, заплетены в тугую косу, скрученную на затылке в тугой пучок, мягкие черты лица подчеркивает тонкая линия бровей, удивительной голубизны глаза всегда лучатся добротой и сердечностью…

Она вышла из калитки, направляясь ко мне, чтобы, как в детстве, обнять с дороги.

Красивая у нее улыбка, располагающая, искренняя, по всему видно, от сердца… И, несмотря ни на что, невозможно не ответить ей тем же…

— Здравствуйте, тетя Катя! — с сожалением вздохнула я. — Нет, не в отпуск… Случай выдался: вырвалась на три — четыре денька воздухом подышать, в речке искупаться…

— И на развалинах старой церкви побродить… — продолжила за меня Екатерина Евстафьевна.

— Изучили мои привычки?!! — улыбнулась я. — Да, место какое-то особое… Тянет туда…

— Так церковь же была, вот и тянет…

— Наверное…

— Ты погоди, — спохватилась. — Не уходи… Я тебе молочка принесу, настоящего, не такого, каким в магазинах торгуют.

Она направилась в дом и скрылась за приоткрытой дверью.

Я осмотрелась: за кустом шиповника увидела отца моей доброй соседки, деда Евстафия, сидящим, как обычно, на завалинке дома. На сей раз что-то заставило меня более внимательно приглядеться к нему: седые, давно не стриженые, волосы, выцветшие серо-голубые глаза в обрамлении густых серебристых бровей, пергаментная, испещренная глубокими морщинами, кожа. Однако время, хорошо поработав, всё же не смогло скрыть его былой привлекательности: черты лица, пусть и изувеченные старостью, были пропорциональны и правильны.

Зато грубая деревенская одежда с трудом поддавалась описанию: видавшие виды штаны, в былые времена, видимо, называемыми брюками, простая старенькая рубашка, стоптанные домашние тапочки и, конечно же, бессменная самокрутка собственного изготовления. Ничего другого дед Евстафий не признавал: все, от самых дорогостоящих, как он называл на свой лад, «Кентов», до « белого мора» считал наипервейшей отравой и «жизни укоротом».

— Здравствуйте, дедушка Евстафий! Сразу Вас не заметила. Простите…

— А мы, старики, со временем незаметными становимся, уходим потихоньку…

Дед покряхтел, выпустил струйку табачного дыма и, не вынимая самокрутки изо рта, снова заговорил. Как у него это получалось — трудно сказать, но речь была внятной, будто никаких препятствий на её пути в виде самодельной сигареты вовсе не существовало…

— Любишь к развалинам ходить, дочка? Знаю, слыхивал… Бывает, подолгу там пропадаешь… — вздохнул натужно. — Видать, не просто так…

— Да, порой уж солнце сядет, а уходить не хочется…

— Вот оно что… — протянул дед. — Душа твоя мечется, девонька, мучает тебя что-то, как ту барышню…

Дед вдруг осекся, закашлялся…

В это самое время на крыльце появилась тетя Катя, и последние слова отца не пролетели мимо её ушей…

— Пап, опять за старое?! — и, обращаясь ко мне, затараторила. — Не слушай его бредни, Маргаритка! Старику уже девяносто пятый пошел, а ему, вишь ли, барышни мерещатся…. На-ка вот молочка…. С кофейком аль так попей.

Я взяла банку, поблагодарила Екатерину Евстафьевну и неторопливо направилась к своей калитке. Машинально оглянулась на ходу — тетя Катя красноречивыми жестами призывала помалкивать старика… Интересно, о чём?..

А у порога меня уже поджидал друг кошачий Васька.

Я зашла в дом, поставила на стол банку с молоком…

Открыв сумку, развязала полиэтиленовый пакет с запредельно привлекательным для кошачьего носа запахом — перемороженный минтай… Такое лакомство Ваську доводилось отведать не часто. Он истерически замяукал, призывая меня поторопиться.

Накормив гостя, разожгла плиту, поставила чайник, решив выпить с дороги деревенского чая с мятой и душицей. По-привычке растерла в ладонях листочки трав, с наслаждением вдыхая знакомый с детства пряный аромат.

Впереди у меня вечер, принадлежащий только мне. Пусть не долго, но этими волшебными мгновениями жизни я буду распоряжаться по своему усмотрению, вернее, по зову своей души. Купание в речке, нагретые за день камни на развалинах старой церкви, букет полевых цветов на столике возле окна, ночное звездное небо, крик соседского петуха по утрам — этим непреходящим ценностям бытия в своём сердце я отвела особое место.

Однако что там за история с какой-то барышней?

Дед Евстафий заинтриговал меня…

Как только тетя Катя растворится в беспредельности своего приусадебного хозяйства, надо будет попробовать раскрутить старика на откровенность.

Не может быть, что бы невзначай брошенные слова были результатом банального старческого маразма. Маразматиком от него не веяло, несмотря на достаточно преклонный возраст.

Глава 6

Выпив чая и немного перекусив, я натянула купальник и бросилась к реке.

Стихии природы, их неповторимая магия, затянули меня в свой волшебный плен…

Я обожала с разбега броситься в воду, разгоряченным телом ощутить её обжигающее прикосновение, постепенно переходящее в нежную ласку, испытать неземное блаженство, затапливающее всё моё существо…

Вдоволь наплававшись, понежившись на солнце, усталая, я брела домой, чувствуя, как незаметно сглаживаются тягостные воспоминания, навеянные утренним сном, что принес мне очередной приступ ностальгии и отравляющее разум ощущение пустоты и бессмысленности существования…

Жизнь снова робко протягивала мне свою руку…

Солнце подкрадывалось всё ближе к горизонту, словно призывая следовать его примеру и отдохнуть от повседневных забот и тревог.

Вспомнив деда Евстафия, решила поторопиться.

Тетя Катя сейчас, должно быть, занята по хозяйству: коровы, куры, свиньи приковали деревенских жителей покрепче любого офиса в городе, не давая им права хоть ненадолго расслабиться или похандрить. Может поэтому, держа этот факт в сознании и чувствуя ответственность за взятые на своё попечение живые души, они реже позволяли гриппу, насморку или ОРЗ брать верх над своим организмом?…

Деревенская закалка, говорят….А в чем её секрет?…

Итак, если повезёт, я застану деда Евстафия сидящим, как обычно, на завалинке… И, опять же, если повезет, мне удастся что-нибудь узнать — незнакомая барышня по всей вероятности из довольно далёкого прошлого раздразнила моё природное любопытство, необычным образом действуя на воображение…

По дороге домой вспомнила добрые, но в то же время проницательные, глаза Андрея Званцева.

Не сразу заметила, что иду и улыбаюсь…

Судьба проявила ко мне поистине божественную благосклонность, сведя на жизненном пути с этим тридцатипятилетним блондином, ставшим за время совместной работы добрым другом…

Человек, на которого можно положиться…

«А ведь таких не часто встретишь в наше беспощадное время. — думала я, приближаясь к дому. — Ангел-хранитель! Да минует его участь Юры!». Непрошенная мысль… Откуда? Сердце пропустило один удар и тут же зачастило, будто от внезапного испуга… Я тряхнула головой, прогоняя наваждение, и прибавила шагу.

Подойдя к соседской калитке, опасливо оглянулась…

К счастью, поблизости — никого… По крайней мере, пока…

Лишь дед Евстафий, как обычно, сидел на родной завалинке в компании с бессменной самокруткой.

Я замешкалась: червь сомнения точил мою решимость. На мгновение заколебалась — стоит ли заводить разговор о жившей когда-то в этих краях барышне? Впрочем, если старик на десятом десятке не выбросил из памяти столь давнюю историю, думаю, стоит…

Открыв калитку, я направилась в его сторону…

— Уж на развалинах успела побывать, аль нет?… Ранехонько вернулась чой-то?… — дед, сощурившись, глядел на меня старческими подслеповатыми глазами.

Что довелось повидать этим глазам? Уверена, не мало…

Какие воспоминания от пережитого сохранились в закоулках его памяти, вместившей в себя суровые годы испытаний и безвозвратных потерь, краткие, но яркие моменты счастья и радости? Как много их, этих воспоминаний?..

Фактически, его теперешняя жизнь только из них и соткана, неумолимым временем сведя на нет стремления, порывы, желания, всю активную деятельность, присущую только тем, чьё тело ещё подчиняется человеку.

Осталась душа… Именно она практически не подвержена влиянию утекающих лет…

«А ведь есть во всём этом какая-то неосознанная несправедливость, словно некое самое важное и рациональное звено проглядели и отбросили, как ненужный хлам, а с ним и смысл бытия…» — грустная мысль возникла невзначай…

«Ты слишком много анализируешь, воспринимай жизнь такой, какая есть, не тобой всё придумано…» — попыталась я унять нахлынувшие тягостные чувства…

И всё же не удержалась — глянула на скорченные старческие руки, на нависшие над глазами седые брови…

Интересно, каким он был в молодости?..

Двадцатые — тридцатые годы — смутное время…

— Нет, Евстафий Игнатьевич, сегодня не успела… С берега уходить не хотелось. — улыбнулась я, машинально потирая подгоревшее плечо. — Вода — просто чудо, солнце до сих пор печет… Погода, как по заказу… А на развалины и завтра успею.

— Грустная ты, я уже сказывал… Не один год вижу — перевернуло тебя, другая стала, как… — дед примолк, растерянно моргая.

Вот и повод продолжить разговор.

— Как та барышня, так ведь, дедушка? — осторожно напомнила я, боясь оборвать связующую нить.

— Так-то оно так… — вздохнул в ответ. — Только вот Катерина…

Он осмотрелся и, приложив палец к губам, прошелестел едва слышно:

— Не велела сказывать…

— Сказывать? О чем?

— О барышне… о чем же ещё!? Говорит, огорчишься… Любит она тебя, вот и бережет… Своей-то дочки Бог не дал… Два сына, сама знаешь… И те далеко…

— Да, знаю… Только, дедушка, — я тоже опасливо огляделась. — тети Кати не видно нигде… Расскажите… Клянусь, ни одна душа не узнает!

— Не узнает, говоришь?.. Видать, быть тому…

— Чему, дедушка?

— Так это я… — дед пожал плечами. — Сам не знаю, к чему сказал… Только вот, глядя на тебя, всё её вспоминаю… Отчего?.. Ведь меня на свете-то ещё и помину не было… Дед Никита прекрасную барышню воочию видывал… Он и поведал мне, ещё мальцу совсем, о её горькой судьбинушке…

Мое любопытство било через край…

— Расскажите, расскажите, Евстафий Игнатьевич, не томите! Сказали «а», говорите и «б»!..

Дед помолчал, скрутил самокрутку, раскурил…

— Что ж, слухай…. Только не бери близко к сердцу… Давнишняя та история… Все её позабыли… Да только не я… А ты вот, как появилась в Зотовке… Эх!… Ну точь-в-точь она, какой описывал её дед, какой и я себе видел… Катерину в её честь назвал…

— Екатерина Зотова… — он задумчиво произнес незнакомое доселе имя. — Доченька, мало ль таких вот историй-то на белом свете! Может, потому, что здесь всё было, может, из-за деда, только умирать буду, а забыть не смогу… Счастья, девонька, никогда много и сполна не бывает, за то бед, сколь не старайся убавить, а меньше не становится….-тяжелый вздох вырвался сам собой из старческой груди. — Слухай, коль пожелала…

Дед откашлялся, бросил окурок в кусты шиповника и, помолчав, неспешно заговорил…

Глава 7

— Догадалась, поди, почему деревня наша Зотовкой зовется? Не?.. Так знай: со времён незапамятных жили здесь Зотовы, дворяне… Дед мой у них дворовым служил, посему и стал свидетелем истории той…

Тогда Илья Николаевич с женой, дочкой Екатериной и сынком, вроде как Павлом звали, почти не выезжали отсюда… Разве только зимой аль осенью до столицы…. Ну, да не важно…

Зотова Екатерина Ильинична… О ней-то и рассказывал мне дед Никита… Забыть не мог до самой смерти… Видать, и ему, простому холую, по сердцу пришлась молодая барышня.… Не могла не прийтись… Он хоть и холуй, да талант у него к ваянию был, картины его уж больно хороши, особливо… — Евстафий Игнатьевич споткнулся на полуслове, явно о чём-то умалчивая. — Вот так оно… Пригожа, говорил, была… Царевна ей в подметки не годилась, хоть и не видывал отродясь царевен-то… Глянь, — он протянул руку в сторону берега немного влево. — Видишь амбар?… Так вот, это бывший барский дом… Не сказал бы и не знала… Сумели изурочить, как церковь, и сад ихний, и пруд перед домом.

— Чей сад?

— Барский, чей же ещё… Я хоть и молод был да всё помню… Сад к самой реке спускался… Там и гуляла наша голубка, всё цветы выращивала, вот аккурат, как ты, свои розы.

Дед вспоминал: бывало, возвращается к вечеру с букетом роз-то алых, и поди скажи, кто краше — она или розы те… Говорил — она…

Статная, чернобровая, тёмные, как омут, глаза да коса русая… То распустит её, то заберет в причудливую прическу…

Платье на ней всё в кружевах, розовым, говорит, кушаком подпоясано… Эх! Хоть одним глазком бы взглянуть на живую, а не… — старик замолчал, снова не доведя до конца начатую фразу, вздохнул надрывно и продолжил. — Вот только как тебя вижу, кажется, похожа ты с ней, да и все… Может стариковские глаза лукавят, а, может, так оно и есть…

Говаривал дед мой — милее её и не встречал отродясь: с простолюдинами, будто и не дворянка вовсе, запросто говорила, что ни попросишь, коль в её силах, непременно поможет,…

За то и любили её…

Так бы и цвела в своем саду наша красавица, да жизнюшка наша на лиху беду не скупиться…

Однажды, вроде как в столице, а, может, ещё где, встретила Екатерина его, любовь свою… Влюбились они друг в дружку без памяти…

Дед Евстфий замолчал и глянул на меня…

Я опустила глаза, делая вид, что полностью поглощена его рассказом.

Да, рассказ заинтриговал меня, я ждала продолжения, но не хотела выдавать своих чувств, а дед будто догадывался о чем-то, не отрывая от меня пытливого взгляда…

Не так-то он и прост, этот Евстафий Игнатьевич!

Я молчала, а он по — старчески крякнув, продолжил:

— Стала, значит, наша Екатерина Ильинична невестой… Счастлива была до безумия. Не зря говорят: сумасшедшее счастье — предвестник беды… Так и вышло…

Эх, тороплюсь я — по порядку бы надо сказ вести… Ну да ладно, слухай дальше… Какой уж от стариковских россказней порядок?!

Видывал мой дед и жениха её, красавца, ей под стать… Княжеского, говаривали, роду… Фамилию вот позабыл… Знаю, посланником при царском дворе служил… Свадьба назначена была, да только вот оказия — нужно было ему ненадолго по делам государственным в далекую страну съездить, на Туретчину, вроде как… Уехал… Эх… — дед Евстафий снова умолк, уставившись в одну точку.

По всему было видно, мысли его витали в далеком прошлом, а возвращаться оттуда нелегко…

Так что же произошло? Что заставило замолчать Евстафия Игнатьевича, позабыв о собеседнице?

Немного подождав, я решилась напомнить о своем присутствии:

— Дедушка, а дальше-то что?

Он спохватился…

— Прости, дочка, задумался… Со стариками такое часто случается… — Он усмехнулся… Снова закурил. — На то мы и старики… Ну да ладно…

А дальше — не вернулся жених к Екатерине, сгинул, будто и не было…

Каких только слухов не довелось пережить несчастной…

Злые языки болтали, что и женился-то он на чужбине, о прежней невесте и думать забыл, другие клялись, что в живых давно нет… Только мертвым его с тех пор никто не видывал, ровно, как и живым…

А Екатерина?.. Сказывал дед, что на горе её без содрогания глядеть нельзя было… Нет, разумом она не помутилась… Да только, все одно, от былой Екатерины и следа не осталось… Никого не видела и не слышала, всё бродила по полям одна — одинешенька да в церкви пропадала… Говаривали, свечки ставила за здравие жениха… Только не дождалась его, голубушка… Пять лет таяла на глазах…

Как утро — она вон из дому, в луга, в лес… Будто от себя самой бежала…

Ан, нет, не убежишь… Сердце-то, оно всегда при тебе.

В церкви не одной службы не пропускала… Всё отдушину искала…

Пять лет — не пять дней… Всё проходит рано или поздно, посему и мучениям человеческим конец должен наступить… Какой — никакой, а должен… Вот и у неё настал…

Скосила её тоска… И через месяц преставилась… Не дождалась… Накануне, сказывали, соседский барин Вениамин Арканов наведался со сватовством. Сродники вроде как не против были, уговаривали даже: забудь мол, сгинул, пропал, то ли на чужбине, то ли ещё где… Вот оно как всё просто выходит!

Не проснулась утром Катеринушка… Травы знала…

Дед широко перекрестился, на старческих глазах, похоже, слезинка выступила… Опять замолчал…

И снова моё нетерпение взяло верх, я вывела его из задумчивости, спросив:

— Не дождалась, говорите? Кого, дедушка?

— Эх… — Евстафий Игнатьевич провел по глазам крючковатой, натруженной ладонью. — Не познала рая, голубушка… Его не дождалась, кого ж ещё?..

И года не минуло с похорон, вернулся её жених… За ней… Весь седой… В плену на Туретчине был, потому и не знали о нём ничего…

Как услыхал страшную весть, бросил коня и на погост… Никто не решился следовать за ним. Только вот два постреленка втихаря подглядели — пролежал полдня на её могиле… Думали уж помер, за подмогой бежать собрались… Ан, нет…

Надеялся, наконец, за счастьем едет, да просчитался — пути — дороги вели его из одного ада в другой…

Вскочил на коня, пришпорил… Больше его никто и не видывал…

Так бы и закончилась эта история, быльём бы поросла, если бы в тридцать втором церковь не взорвали…

Глава8

Я невольно вздрогнула:

— Церковь? Так её в тридцать втором?..

— Да, доченька, в тридцать втором… Как мор на церкви напал по всей Руси… Словно своими крестами они кому глаза выкалывали… Так оно и было… Зло и безумие верх одержали, души человеческие в беспроглядную тьму ввергнув… Не ведали, что творили…

Помню, вся деревня тогда собралась…

На машине из района человек семь али восемь понаехало… Во главе пролетарский выродок в кожаной тужурке и кепке, надвинутой аж по самы брови… Его глаза, — дед от негодования засопел, потом, тяжело вздохнув, снова заговорил: — Никогда их не забуду — словно за стеклом дьявольский огонь горит… Одержимые глаза…

Выгрузила эта шайка взрывчатку, и понеслось…

Первый удар сотряс землю, когда колокол сбросили… Наши души вместе с ним будто тоже ухнули куда-то…

Три взрыва… И всё… Тишина мёртвая…

Только стены кое-где ещё держались… Крепкие были… Стены-то в старину с душою клали, на совесть…

Слава Богу, сельчане успели всё из церкви вынести. Иконы, утварь разную верующие по чердакам да сараям попрятали.

А за семьдесят лет и от обломков стен, считай, ничего не осталось… Время помогло пролетарским разбойникам.

Осталась лишь груда камней. Правда, кое-где можно различить выступы ступеней, ведущих в подвал, да кладку в нескольких местах…

За пройденные лета оплакали дожди былую красавицу… И в деревне не так уж много людей, которым довелось воочию её видывать…

В который раз тяжкий вздох сотряс старческую грудь:

— Не вернешь прежнюю Россию, сколь ни старайся, доченька… Водкой её залей, церквей хоть на каждом шагу понаставь, обряды старые вытащи на свет Божий и старайся что есть мочи подражать им… А что с того?… Мишура всё это… Старый глиняный кувшин склеивай не склеивай, прежним не будет — то там то тут протечет… Так и с нами, людьми… Надломили души-то…

Некоторые вот всё за новую Россию пытаются ратовать… А на чем стоит она, новая-то, когда старую порушили…

События прошлого, свидетелем которых волей безумной революции, этой необузданной человеческой стихии, ему пришлось оказаться, разбередили душу старика. Дед Евстафий курил, затягиваясь медленно, со смаком…

«Так вот что видели твои глаза. — промелькнула грустная мысль. — И, скорее всего, не только это…»

«Некоторые в его возрасте несут несусветный детский лепет… — думала я, глядя на низко опущенную голову старика. — А он просто поражает своим здравомыслием и рассудительностью.»

Безмолвие, что порой красноречивее всяких слов, накрыло нас обоих…

На заборе в последний раз за сегодняшний день на сон грядущий прогорланил петух, за околицей слышалось мычанье коров, подгоняемых пастухом…

Я встрепенулась первой… Скоро нагрянет тетя Катя и не узнать мне тогда, как же связано событие, о котором поведал мне Евстафий Игнатьевич, с той далекой Екатериной, чья судьба, словно тень, преследовала его самого и его деда, этих двух далеко незаурядных людей, на протяжении всей жизни…

— Дедушка?! — я тронула его узловатые пальцы…

Он, очнувшись, воззрился на меня, рука привычным жестом скрутила самодельное курево… Дед затянулся, потом откашлялся, возвращаясь в настоящее…

— Понимаю, не терпится узнать, как погибель церкви нашей связана с историей Екатерины Зотовой… Так, слухай, совсем чуток осталось…

Да, позабыли все историю ту… До неё ль тогда было?

Только вот года через два, как церковь порушили, вот какая оказия вышла. Вечерело… Ныне уж покойная Глафира шла полем мимо развалин… Богом клянется, что не почудилось… Видала, будто дамочка в старинных одеждах меж каменьев бродит… Грустная, голова опущена…

Ну, тут кто посмеялся, кто мимо ушей пропустил, да только не я. Не раз к ней подступал: клялась, видела, аккурат, как меня, словно живую… И по рассказам выходит — на нашу Екатерину Зотову похожа…

Это уж я так решил. Окромя меня, её, голубушку, никто бы не обрисовал тогда… Знаю её, как родную, по рассказам деда своего…

Затушил Евстафий Игнатьевич самокрутку, вздохнул в который раз, словно груз непосильный на своих плечах долго нес.

— Вот такая, дочка, история… Не порадовал ей тебя, вижу… Тебе бы что-нибудь веселое да радостное кто рассказал, улыбнулась бы… Да только не я, думаю… А вон и Катерина корову ведет… Ты ей о нашем с тобой разговоре ни гу-гу… Ладок?

Я взяла его старческую руку в свою, крепко пожала…

— Да что Вы! Не беспокойтесь, Бога ради…

Огляделась… Закатная тишина, разливаясь повсюду, нарушалась лишь звуками, что услышать можно лишь в деревне — далекий лай собак, гулкое мычание коров в стойлах… Где-то неподалеку в траве или в поленнице, одинокий сверчок завел свою вечную песню… Его стрекот подхватил другой, третий…

Земля источала тепло, накопленное за день, разливая вокруг негу и покой…

В такие моменты с трудом верится, что стоит посмотреть на мир глазами, в которых еще не просохли слезы одиночества и потери, самые горькие и безотрадные, и идиллия, только что пленившая твою душу, расколется на мелкие кусочки…

Скрип открываемых ворот нарушил ход моих мыслей. Я подняла глаза — дед словно застыл, уставившись в одну точку. Теперь я понимала, какие думы мучают стариков, нагоняя бессонницу.

Вскоре он очнулся, осознав, что не один.

— Не беспокойтесь, дедушка, — заверила я старика. — Если б не Вы, не узнать бы мне Екатерины Зотовой… Будет о чем на сон грядущий поразмыслить…

— Не нагоняют такие мысли сна, доченька. Выкинь их из головы, слышишь? Минуло всё, как и не бывало…

— Хорошо, Евстафий Игнатьевич… Спасибо… И спокойной ночи…

Тётя Катя уже загоняла корову в открытые ворота.

Я поднялась и пошла в её сторону…. На ходу обернулась… Дед Евстафий пристально глядел мне вслед. Махнула ему на прощанье. Старческая ладонь тихонько поднялась в ответ…

— Маргаритка!… Домой возвращаешься? Вдоволь нагулялась? — увидев меня, Екатерина Евстафьевна широко улыбнулась.

— Вечер добрый, тётя Кать! И накупалась, и нагулялась, и отдохнула… — стараясь придать словам как можно больше беспечности и оптимизма, ответила я, прикрыв губы рукой и притворно зевая. — Устала… На сон потянуло…

— Так иди, голубушка, отдохни. Воздух — то здесь какой! Чистый, прозрачный…

Она глубоко и с наслаждением вдохнула, потом резко выдохнула:

— Уф!!! Не надышишься!

— Пора мне… Спокойной ночи…

И во избежание лишних вопросов, я постаралась ретироваться с соседского двора как можно быстрее.

Глава 9

Сумеречный полумрак расползался по углам дома. Свет включать не хотелось…

Я села в кресло, положила руки на подлокотники, постаралась расслабиться…

Екатерина…. Далёкая, живущая в этих краях, скорее всего, более полутора века назад…

То ли некое шестое чувство, то ли шепот души подсказывали мне, что есть нечто, что нас роднит и сближает… Евстафий Игнатьевич неспроста подметил наше сходство, решив — таки поведать её нерадостную историю не кому-нибудь, а именно мне…

Долго сидела в полной тишине, вновь и вновь прокручивая в памяти рассказ старика…

Постепенно сумерки полностью поглотила ночная мгла…

Я очнулась от раздумий, постаралась встряхнуться, словно отгоняя нахлынувшее наваждение. Встала, зажгла свет…

Пока закипал чайник, успела умыться, расчесала волосы, натянула ночную сорочку…

Несмотря ни на что, решила отдохнуть, выпив перед сном чашку травяного чая с медом…

Тщетные надежды…

Сон упрямо отступал перед четкими образами моего неугомонного воображения.

Впрочем, мне ли привыкать к бессоннице, моей невидимой, но капризной спутнице, с тех пор, как не стало Олега…

«Стоп! — осадила я себя. — Мои мысли рефлекторно несет в сторону одних и тех же воспоминаний.»

Жестокие мучители памяти… Они метались и кружили на пороге сна…

Я долго крутилась с боку на бок, пытаясь, как Жар-птицу, поймать спасительное забытьё…

Не тут то было…

Наконец, устав от бессмысленной борьбы и почти смирившись с присутствием еженощной навязчивой гостьи, решила хоть чем-то занять себя и переключила свое внимание на Екатерину Зотову, вспоминая рассказ деда Евстафия во всех подробностях.

Вначале перед моим внутренним взором предстал довольно расплывчатый и нечеткий образ…

Постепенно краски сгущались, в полутона вплетались вполне определенные цвета и оттенки, картина менялась на глазах, формы и очертания приобретали законченную четкость…

Наконец, мне представилась возможность разглядеть её.

Простота и изысканность сочетались в ней на удивление гармонично. Её тонкий стан скользил меж аккуратно рассаженных кустов роз… Кремовое платье с розовым поясом отделано старинным кружевом, подол мягкими фалдами падает на гравиевую дорожку, растекаясь по ней. Темно-русые с золотым отливом волосы уложены в старинную прическу. В руках кружевной зонтик.

Невероятно, но мне удалось расслышать шорох гравия под её легкой ножкой! Неспешно ступая, она срывала понравившиеся ей бутоны, собирая их в букет, который этим утром украсит её туалетный столик. Я словно наяву увидела нежные свежие соцветия в старинной вазе. Представила, как легкий ветерок слегка колышет занавески, играя листочками ароматных роз…

Мой взор обратился к реке.

Я узнала её! Противоположный берег… Деревья, склоненные над водой…

Старая ива… Трудно поверить: едва различимый кустик у кромки берега… Но я-то знаю — это она! Лишь солнце, как обычно, играет себе на поверхности воды яркими бликами что тогда, что сейчас.

Да, декорации другие, но ландшафт… Он практически не изменился…

Мой любимый берег! Его я не могла спутать ни с каким другим местом!

Екатерина слегка повернулась. Теперь мне удалось разглядеть её лицо.

Прав был предок деда Евстафия — она была удивительна: черные, изящно изогнутые брови обрамляли прекрасные лучистые глаза орехового цвета, тонкие ноздри трепетали, вдыхая неповторимый по своей красоте запах распустившихся роз, чувственные губы чуть приоткрыты и слегка улыбаются…

Предо мной стояла счастливая, влюбленная девушка, чистая, неискушенная, её души ещё не коснулась горечь потерь и разочарований…

Внезапно образ Екатерины начал таять на глазах.

Я медленно покидала сонное забытьё, не желая отпускать незваную гостью.

Моя ночная врагиня, бессонница, всё же проявила милость, позволив Ангелу сна познакомить меня с той, что звалась когда-то Екатериной Зотовой.

Впрочем, почему звалась? Ведь только что мы были рядом и смотрели друг другу в глаза…

Непонятное смутное чувство овладело мной: сон — эфемерная, но всё же реальность и вряд ли целиком зависит от состояния нашего рассудка.

Сейчас я была уверена — мне довелось увидеть не образ, сотканный воображением, а ту самую Екатерину Зотову, девушку из прошлого, что жила в этих краях, любила, страдала и всё же ушла, освобождаясь от пут безысходности…

Ушла? Странно звучит… Только что она была здесь, улыбалась мне… Правда, всё происходило в ином мире, загадочном царстве сновидений, который существует, теперь я была уверена, независимо от хитросплетений клеточек нашего мозга…

Как никогда прежде, я ощутила реальность этого удивительного и непостижимого мира, однако, поняла, что он доступен нашему восприятию только в особом состоянии сознания, а именно, во сне, где прошлое встречается с настоящим, опережает его или исчезает совсем…

Жаль, что некому пролить хотя бы слабый лучик света на происходящее…

Лишь догадки, но они не несли в себе никакой определенности, скорее наоборот, будоража воображение, порождали смятение, наполняя душу чувством бессилия.

Глава 10

Всё утро меня не покидали удивительное ощущение, будто я ненароком попала в иную жизнь, отчего-то казавшуюся знакомой и близкой… Я все ещё была «там»… Мысли об увиденном баламутили и не отпускали душу…

Машинально встала, умылась, заварила чашечку кофе, поджарила гренки…

Все так же машинально позавтракала…

Внезапно поймала себя на мысли: история Екатерины Зотовой… Я закрутилась в её водовороте, позабыв, что Олег…

Волна жара прокатилась по всему телу, заставив оцепенеть от безысходности…

Безумное и страстное желание затопило все мое существо — увидеть его, хотя бы раз, на короткое мгновение охватить взглядом лицо, заглянуть в глаза, прочесть в них…

Тарелка выскользнула из рук, разбиваясь на мелкие кусочки…

«Символ разбитой жизни… — мелькнуло в голове. — Только что была цела, а теперь — осколки…»

Наспех прибравшись, я схватила полотенце и к реке…

Давно проверенный способ: только живительная магия природы, её неописуемая простыми словами красота, запах трав, согретых летним зноем, чудотворная сила речной воды, в объятиях которой чувствуешь себя как никогда сильной и свободной будто русалка, помогут справиться с накатывающей тоской и безысходностью…

Какое чудо, что у меня есть Зотовка!

И пока есть я, будет и она, спасительный островок среди безотрадных промозглых будней жизни…

От этой мысли потеплело на сердце. Губы слегка тронула улыбка, а ноги, словно превращаясь в крылья, несли меня к берегу реки.

И, как всегда, я с наслаждением отдалась во власть родных стихий, полностью утонув в их целительной неге, будто ощущая нежное и ласковое прикосновение невидимых чутких рук. Такие мгновения давно стали для меня бесценным даром: моё сердце переставало ныть и кровоточить от осознания чудовищного факта — прошлого не вернешь…

Три года я боролась сама с собой — мой разум и чувства стали непримиримыми оппонентами, доказывая каждый своё. Однако не было в таком противостоянии победителей и побежденных…

«Да, — говорила я себе. — глупо и бессмысленно перетаскивать отголоски прошлого в свое будущее. С таким грузом ты никогда не достигнешь его. Это путь в никуда, и конец его — беспросветный тупик.»

Сколько раз я клялась себе сделать всё от меня зависящее, чтобы прошлое остановилось, осталось на прежнем месте, там, где ему надлежало быть, и не делало больше ни шага в завтрашний день. Но все доводы рассудка, надежды на иное завтра разбивались на крошечные осколки, разлетавшиеся в разные стороны, стоило только образу Олега всплыть в моей памяти. Логика забивалась куда-то в самые дальние уголки сознания, уступая место разгулу чувств.

Моя мятежная душа… Только здесь, где солнечные лучи и ночной ветерок, как бальзамом, омывали её, она обретала покой, позволяя мне пусть на время почувствовать себя прежней…

Так было всегда, когда бы я ни приехала в Зотовку.

Но только не на сей раз… История, рассказанная дедом Евстафием и сны, такие необычные, живые и красноречивые, заставляли думать о прошлом, теперь уже не только моём… Далекая Екатерина Зотова, чья судьба не оставила меня равнодушной, незримо присутствовала рядом. Она бродила со мною в лугах, прислушивалась к знакомым звукам, наблюдала за причудами облаков…

Возможно, вместе с ней я оплакивала свое несостоявшееся счастье…

За раздумьями не заметила, как оказалась на развалинах церкви… Ноги привычно перешагивали через кучи битого кирпича и выступающие кое-где камни. Я медленно приближалась к месту, где по моим расчетам был когда-то алтарь…

Разрушенный храм давно позабыл стройный перезвон колоколов и пение церковного хора… Не горели свечи и не пахло ладаном… Тогда отчего меня внезапно охватило чувство, будто литургия в этом заброшенном месте не прекращалась никогда?..

«Мне следует помолиться за их души, — подумала я. — За их или наши души, что до сих пор не знают покоя».

Я почему-то вздрогнула, опустилась на колени…

Необычный запах исходил от старого кирпича… Запах времени…

Вынув из пакета свечку, зажгла её, установив на камень, и перекрестилась…

«Отче наше, иже еси на небеси…»

Только молясь, ощущаешь, как время меняет свой ход и словно отступает куда-то. Возникает восхитительное ощущение: ты паришь в блаженном безвременье час, минуту, мгновение — не суть, будто отрываешься от земли и переносишься туда, где нет места боли, страху, неуверенности, бесконечным тревогам, повседневной суете, порождающей самые разнообразные переживания…

Я ощущала — просьбы, обращенные к небесам, примиряют мой разум и чувства… Но, увы! целиком и полностью отдаться живительной силе молитвы я могла только здесь, на старых развалинах, наедине с собой и Богом…

День клонился к закату, затягивая розовой перламутровой дымкой округу вплоть до горизонта. Безмолвие и тишина воцарились в мире…

Я не заметила, как губы перестали шевелиться в тихой мольбе, а взгляд бездумно следует за неспешно плывущими облаками, причудливо меняющими свою форму…

Очнувшись, я огляделась…

Взор невольно остановился на зарослях кустарника в окружении вековых деревьев чуть поодаль от развалин. Старый погост…

Вспомнилось, как в юности забрела туда с подругами. Ничего интересного для себя мы тогда не открыли — мраморные обломки старинных надгробий, облезлые оградки не столь давних захоронений…

Дикое, забытое место…

Но юности не присущи сентиментальность и грусть.

Сейчас же я смотрела на погост совсем иными глазами: где-то там последний приют Екатерины Зотовой, чьё имя я сегодня впервые произнесла в своих молитвах.

Свеча давно догорела, оставив на камне крошечное пятно воска. Её волшебный огонь, молитва, безмолвное богослужение, бесконечно творимое моим воображением, само присутствие в этом месте сотворили свое благое дело: с меня словно содрали липкую серую паутину, сплетенную обстоятельствами жизни.

Каждый раз, покидая развалины, я ощущала, как глубоко внутри, в самых потаенных уголках сознания происходит магическое очищение, даря душе тихий покой и умиротворение.

Уходя, я вновь невольно задержала взгляд на старом погосте… Ранее старалась не замечать его — грустная обитель давних воспоминаний… А сегодня какая-то новая неведомая сила, природу которой я была не в состоянии разгадать, тянула туда меня…

Простое любопытство, связанное с Екатериной Зотовой? Вполне возможно…

Но не только это… В желании навестить забытый погост было нечто ещё, касающееся лично меня…

Не долго думая, направилась в сторону покосившихся крестов и полуразрушенных монументов, едва различимых среди буйно разросшихся кустов сирени.

Поразительное зрелище открылось мне — покинутый людьми крошечный уголок земли, островок старины в окружении цивилизации.

Как давно не ступала сюда нога человека?… По всему видно — давно…

Трава по пояс, заросли сирени, боярышника, раскидистые березы с огромными стволами и кронами, закрывающими небо… Было время, когда они ещё совсем молодые, хрупкие и тонкие, покорно сгибались под порывами ветра, словно скорбя по кому-то…

Когда это было?…

Я с трудом продиралась сквозь траву, больно раня ноги об её острые края, спотыкалась об обломки камней и полусгнившие останки поваленных деревьев, невидимые под густым покровом зелени…

Вот и первый крест, покосившийся, почти сгнивший… Надпись разобрать невозможно… Только различалось место, где была прибита иконка.

Далее — нечто напоминающее ограду, а за ней обелиск из источенного временем гранита.

Стоп! Здесь сохранились обрывки надписи! Не Бог весть что, но всё же….

Читаю: « З… овъ Ни… й Алексеевичъ». Далее — цифра17, стерто, 1, стерто 3.

Значит: рожден в тысяча семьсот каком-то году, умер — сказать трудно…

Рядом — расколотое мраморное надгробие…

«…..ова Наталия Фед….». И опять — 17, стерто,3, стерто,24…

Выходит, дворяне Зотовы испокон веков заканчивали свой земной путь на родной земле, в Зотовке. А это значит, Екатерина, моя знакомица из теперь уже позапрошлого века…

Надо полагать, именно здесь её последнее пристанище…

А душа?… Обрела ли, наконец, покой её страждущая, измученная душа?

Захотелось разыскать её могилу….

Полностью или почти разрушившиеся монументы, кресты…

Шла, ничего не видя вокруг, только переводила взгляд с одного камня на другой, пытаясь различить на одном из них знакомое имя…

Резкая боль заставила меня громко вскрикнуть: я ударилась носком о невидимый в зарослях высокой травы полусгнивший ствол поваленного дерева. Скинув туфлю, присела на большой гранитный камень, отдаленно напоминающий осколок обелиска, инстинктивно потирая ушибленное место…

Глава 11

— Ты сидишь на том, что осталось от её надгробия…

Волна жара прокатилась с головы до ног. Я онемела от страха и неожиданности, будучи уверена, нет, я точно знала, что вокруг — никого. Тогда откуда этот голос?

Панический ужас сжал сердце, будто беспощадные тиски инквизитора… Стараясь спрятать свои чувства, парализовавшие каждую клеточку моего тела, медленно подняла глаза: неподалеку, у ствола старой березы стоял человек, странник… Иного слова для определения я бы не подобрала, как ни старайся.

Возможно, именно внешний облик подтолкнул меня так, а не иначе, окрестить стоящего неподалеку незнакомца.

Одежда? Нет… Она вообще не обращала на себя внимания — совершенно незапоминающаяся простота: обычные штаны (а не иначе), не заправленная рубаха, подпоясанная кушаком… Отвернись, и тут же забудешь его незатейливое одеяние.

Густая, не слишком длинная борода с проседью и нестриженные волосы не оставляли возможности в деталях разглядеть его лицо.

Единственное, что смог отметить мой ошарашенный рассудок — передо мной довольно пожилой человек, появившийся неизвестно откуда, словно из под земли вырос, иначе не скажешь. К тому же — напугал до смерти. И еще: он не из Зотовки! Это точно! Я встретила его в этих краях впервые.

— Я напугал тебя… Прости… Впрочем, иной реакции трудно было ожидать, ведь ты считала, что вокруг — ни души…

Странник улыбнулся, делая шаг в мою сторону.

— Да, порой тишина и безмолвие бывают обманчивы… — мой язык, скованный внезапным испугом, поворачивался с трудом. В то же время, молчание выглядело бы довольно глупо.

— Вы что, живете здесь? — усмехнулась я с нотками истерики в голосе, всё ещё не в состоянии прийти в себя от неожиданности.

Нелепый вопрос! Какой нормальный человек может жить в подобном месте? Разве что бомж, да и то вряд ли…

Опустив голову как можно ниже, я изо всех сил старалась делать вид, что не разглядываю его.

— Ты права. Даже бомжам, наверняка, неуютно в месте, порожденным человеческим сознанием.

Неужели я выражала свои мысли вслух?.. Не может быть! Точно, нет…

А он ответил на них!

Кто-то из нас явно помутился рассудком!

Скорее всего, я… Кто же ещё?

Впрочем, почему? А что он? Я не имею о нём ни малейшего представления. Свалился, как снег на голову…

Я собралась с духом и глянула на него, стараясь в последний момент не струсить, отведя взгляд в сторону.

Парадокс! Не заметила, как он передвигался, но, подняв глаза, увидела его уже рядом с собой…

Я непроизвольно вздрогнула.

«Успокойся, ты напугана… Только поэтому проглядела, как он незаметно подошел и сейчас стоит совсем близко…»

— На самом деле, успокойся. Неужели я похож?.. Сразу можно было понять, что в вашем мире такая реакция вполне естественна. Ведь ты копаешься в человеческих пороках или, как у вас это называется? Да, криминал, не так ли?.. А в действительности, что есть порок?

Я неопределенно в полном замешательстве пожала плечами.

— Порок, — продолжил странник. — лишь продукт неправильного понимания мира, часто — восприятия реальности сквозь призму когда-то придуманных и искаженных воззрений… В вашем обществе их называют устоями, традициями, укладом, привычками — не суть. Главное, что они из себя представляют.

Я осмелилась, наконец, взглянуть на него в упор:

— Странная интерпретация… — прошелестели мои губы, не в силах окончить начатую фразу.

Что так смутило меня?

Нет, не внешность — обычный старец…

Глаза… Вот они-то и заставили меня почти онеметь…

На лице старца — глаза ангела, их можно увидеть на иконах, они же глядят на нас с полотен прославленных мастеров живописи. Иконописные глаза, не обремененные временем… Старость словно никогда не касалась их…

Впрочем, в отличии от изображений, они были живые, необычно живые, излучающие особый свет… Создавалось впечатление, что чистая, светлая душа смотрит на меня. Я видела её в неземном сиянии его взгляда. Умиротворение и покой дарил он, обволакивая мою мятущуюся душу своим магическим светом.

«Особый вид гипноза…» — мелькнула опять непрошенная мысль.

— Ну что ты! Ваши гипнотизеры, точнее сказать, основная масса тех, кто себя так называет, всего лишь дешевые фокусники, манипулирующие человеческой энергией и сознанием, порой слишком неумело и бестактно. Вторжение в подсознание, особенно далекое от профессионализма, наносит порой непоправимый вред…

— Простите, забыла, я не гипнабельна…

— Знаю. Однажды ты попыталась с помощью чужой воли унять свои страдания, обратившись к одному из этой незадачливой братии, не имея представления о своих возможностях. Твое счастье — хорошая энергетика…

Я опять взглянула на него, тем самым послав немой вопрос.

— Да, я не оговорился. Ты — носитель довольно сильной энергии, древняя душа. Прости, что выражаюсь земными терминами и понятиями, иначе тебе будет трудно воспринимать мои слова…

Я была в который раз обескуражена:

— Земными?… Вы хотите сказать, что не принадлежите…

Не успела договорить…

— И — да, и — нет. А ты? Кем себя считаешь? Думаешь, что этот мир твоя единственная обитель?

— Интересно!

Он улыбнулся едва заметно краешками губ, однако, его необычные глаза засветились по-особому ярко…

Итак, земных эмоций мой визави отнюдь не лишен.

— Права, причем абсолютно… — он вновь подхватил мою мысль. — Эмоции… Без эмоций личность теряет свою индивидуальность. Главное — уметь осознавать их, свои эмоции, и не позволять вашему «здравому» рассудку манипулировать ими. Ведь мы творцы всего, что с нами происходит.

Я почувствовала, как мои брови от изумления поползли вверх:

— Вот это да! А не напутали ли Вы часом чего-нибудь? Со дня сотворения мира действительность и, создаваемые ею обстоятельства, творили нашу жизнь, а не наоборот…

— Как раз, наоборот…

–?

— Да-да… — улыбнулся он, слегка качая головой. — Вы встали в позицию жертвы и поэтому решили, что обстоятельства сильнее вас… Они взяли вас в оборот, не позволяя поднять голову вашей воле и сознанию. Кстати, труды некоторых философов…

— Я не любитель копаться в чьих-то субъективных измышлениях порой доходящих до откровенной галиматьи…

Странник опять улыбнулся, на этот раз снисхождение и горестное сочувствие читалось в чуть приподнятых уголках глаз:

— Они искали смысл жизни… Жили в своем, ими же созданном мире, открывали свои истины, как, впрочем, каждый из вас. Что ж, не всем удаётся превратить философию в мудрость… А ведь ты тоже пишешь?

— Ага, — улыбнулась я. — Но моя галиматья несколько иного рода. Я журналист по профессии, работаю…

— Я знаю… Но речь не о том. Во-первых, то, что ты пишешь, разве не субъективные суждения? Однако, и это не суть. Что ты считаешь объективным?

Объективным? Хороший вопрос! Если подойти к нему с позиции того, о чем мы сейчас толкуем, то объективности вовсе не существует! Все относительно.

Я не осмелилась высказать эту мысль вслух. Забыла, что передо мной не заурядный случайный встречный, а человек, наделенный недюжинными способностями. Для него любая моя мысль все равно, что выкрикнутые во весь голос фразы.

И человек ли он? Если да — слишком необычен. А если нет?..

— Человек, — он усмехнулся. — Вернее, являюсь основной его частью… А насчет относительности… Не так уж ты не права.

— Вы заинтриговали меня, намекая, что, якобы, мы — творцы своей жизни. Красивая теория! — сказала я не без оттенка сарказма в голосе. — Но мечты так и остаются мечтами… Что ещё хуже, порой случается всё наоборот — то, о чем мы мечтаем, скрупулёзно лелея в сердце, превращается в свою противоположность. А планы? Они терпят, как правило, сокрушительный крах… В нашем мире нет места радости, любви, счастью, сколько не голубь их в воображении. Уж я-то знаю… — тяжкий вздох самопроизвольно вырвался из груди.

— Что ж, вы когда-нибудь пытались отслеживать мысли, сопровождающие ваши мечты? Готов поспорить, это было нечто подобное: « Вот только если бы не…» или того хуже: « Всего лишь полет фантазии!… Такого не может быть и точка!…». Пресловутую точку вы ставите, нещадно кляня при этом небеса за их несправедливость.

Ваши планы! Сколько неуверенности и пессимизма приложено к их исполнению! Колебания, сомнения, неосознанный страх… Вы жить без них не можете!

— Согласна… — я негодующе сорвала какой-то желтый цветок, напоминающий небольшой шарик на тонком стебле с острыми листочками, нервно размяла его в руках и кинула в траву… умирать…

— Ты в смятении и смущена, — бросил собеседник. — Не лучший способ успокоиться… Природа не виновата в чьём-либо несовершенстве… Крошечная травинка ощущает боль ничуть не меньше вас…

Я вздрогнула, глазами ища в траве скомканное изувеченное соцветие…

Странник опередил меня, собрав его в ладонь.

Такое чудо я наблюдала впервые! Причем своими собственными глазами! И вряд ли мне доведется увидеть нечто подобное еще когда-нибудь — крошечный желтый шарик в его руках лежал в первозданном виде, будто мои грубые необдуманные прикосновения не изувечили его, превратив в безобразные желто-зеленые лохмотья…

В следующее мгновение старец наклонился, и…

Очередной фокус заставил мои глаза раскрыться ещё шире, наполняя их безмерным удивлением: цветок раскачивался легким ветерком, он рос на том же самом месте, где моя рука настигла его, чтобы бессмысленно и бездумно уничтожить…

Я встретила взгляд его удивительно лучистых глаз:

— Хотите сказать, вот так мы убиваем всё?..

Дальше продолжить не могла — в горле словно комок застрял. Мысли метались, обгоняли одна другую, не в силах остановиться, создавая в душе беспросветный хаос. Внезапно я осознала, что в первую очередь мы убиваем себя в себе самом, уничтожая лучшую часть своего «я», как только что я чуть было, не уничтожила крошечный цветок своими необдуманными, абсолютно машинальными действиями.

— Ты близка к пониманию происходящего. Почти… Только ту часть себя, с которой ты плохо знакома, а, вернее, просто позабыла, придя в этот мир, тебе не убить. Никогда. Отторгнешь ее, прогонишь подальше, перестанешь слышать свои же подсказки. И чем больше разрыв между вами, тем более дисгармоничной личностью ты становишься. Наша земная суть это разум, вечная же суть — душа. И когда они перестают слышать друг друга, наступает время испытаний….

Он положил на мое плечо руку — теплое, ласковое прикосновение похожее на касание пушистой веточки березы, что растет под моим окном.

— Я говорю о тебе, но имею в виду всех. Понимаешь?

— Мы все похожи… Вот только… Среди нас не найти двух совершенно одинаковых, как на одном дереве нет листьев абсолютно схожих. Порой визуально почти невозможно отметить отличие, а они есть… и сколько… А наши души? Каждая из них — мир, единственный во Вселенной, загадочный, неповторимый.

— И вы так плохо с ней знакомы…

— Знаю… — прошептала я.

— Да. — Он будто не слышал моего шепота. — Если б только ты знала, как она постоянно стремиться вам на помощь, проявляя свое стремление в виде неосознанных ощущений, к которым вы прислушиваетесь, увы, довольно редко, часто игнорируя их, принимая за нечто незначительное, не стоящее малой толики вашего драгоценного внимания. И, отмахнувшись, идете своим путем. Спросишь, куда? Кто куда, конечно. Иные в беспросветные дебри ада на Земле…. Другие же в темный омут навязанных суждений, догм и ограничений. Это ловушки, которые вы позволяете расставлять на своем пути сами себе.

Если бы только вы потрудились вспомнить, что душе известно все: ваше прошлое от самых истоков, настоящее, нет, не то, что вы воспринимаете своим сознанием, ограниченным миром, в котором живете, а то, что строит будущее. А знаешь, что его строит? Ваши мысли сегодня.

Ей так же известны все пути этого будущего. Их много. Ты даже представить не можешь сколько! Но только от вас зависит, что сулит вам завтрашний день. С первого до последнего вздоха вы несете в себе уникальные знания, даже не подозревая о них.

— Рок, судьба, мактуб, ананке… Пусть звучит по-разному — не суть. Однако, разве не оно, это понятие, такая загадочная и эфемерная субстанция, является основой жизни, подчиняя себе все, творя обстоятельства и случайности? Именно она выстраивает жизненный путь каждого приходящего в этот мир…

Я уронила голову на ладони… Жест обреченности…

Внезапно почувствовала теплую влагу на руках. Слезы. Непрошенные, как всегда… Особенно сейчас. Перед чужаком неприятно выказывать свою слабость, особенно когда незнакомец пытается втолковать тебе невообразимые вещи. Более того, он на моих глазах творит невозможное — чудеса, глядя на которые, начинаешь сомневаться в собственной вменяемости.

Где-то слышала, а, может, читала: горечь, накапливаемая годами, часто бывает причиной своего рода помешательства или расстройства рассудка.

Мне показалось, мой собеседник издал нечто похожее на легкий вздох. Именно похожее… Все в этом человеке было слишком необычно, что-то неземное сквозило как в словах, так и в действиях.

— «Странник»… Ведь именно так ты окрестила меня в первый момент нашей встречи.

Я молча кивнула.

— Очень удачно… Странник… Именно им я и являюсь.

Утерев ладонью заплаканное лицо, снова заглянула в его лучистые глаза. Их свет струился в меня ровным успокаивающим потоком.

— Кто Вы? — вопрос сорвался с губ сам собой.

Старец улыбнулся:

— Не догадалась? Впрочем, я иного и не ожидал, ведь вы считаете реальность, называемую жизнью, единственной формой бытия. А так ли оно на самом деле? Мир иных измерений… О нем много пишут, ещё больше говорят, но если придется увидеть своими глазами, воображают себе все что угодно, убегая в своих домыслах всё дальше и дальше от истины.

Я застыла в замешательстве, смущенно опустив голову, пытаясь скрыть этим жестом чувство дискомфорта, заползшего в душу.

Что я могла сказать в ответ? Ведь стоящий рядом со мною незнакомец так и оставался загадкой — трудность, которая не располагала к продолжению беседы. Однако, несмотря на это, всё мое существо, каждая его клеточка угадывали взгляд странника, распознавая его ощущением легкого покалывания по всей поверхности тела.

Пауза слишком затянулась. Тишина стала почти осязаема — казалось, протяни руку и кончики пальцев коснутся её.

Я затаила дыхание и осмелилась поднять глаза:

— Вы…

Незнакомец смотрел не отрываясь. Он не дал мне продолжить, придя на помощь, будто зная, что у меня не найдется больше слов. И был абсолютно прав: я просто не выдержала повисшего между нами мучительного молчания.

— Знаешь, Маргарита…

Клянусь Богом, мы не обменивались именами. Мои глаза широко распахнулись от удивления, но странник продолжил, делая вид, что не обратил внимания на мою реакцию:

— Так вот… Случаются в жизни вещи, для которых ещё не найдено научно-логическое объяснение. Не находишь?

— Отчего же? — мои губы тронула едва заметная улыбка. Я облегченно вздохнула, ослабив напряжение. — В мире именно так все и происходит. Чаще всего доводы и обоснования науки по прошествии времени терпят сокрушительное фиаско или вынуждены пересматриваться, в некоторых же случаях здорово подтянуты под общепринятое мнение и вызывают небезосновательные сомнения. То, что не укладывается в рамки объяснимого или отвергается, или же тщательно скрывается. Так обстояли дела на протяжении веков… Нет, скорее, тысячелетий. Сколько имен кануло в Лету…

— Однако, их мысли, когда-то признанные ересью, ныне реальность. — он пытливо вглядывался в выражение моего лица. Учитывая его необыкновенную способность читать любую мысль, угадывать образ, создаваемый воображением, не думаю, чтобы странник искал понимания. Ждал. Но чего? Это и было загадкой, разгадать которую в данный момент было вне пределов моих возможностей.

Конец ознакомительного фрагмента.