Мой адрес – Советский Союз. Риткины рассказы

Маргарита Викторовна Вигдорова, 2020

О жизни в Советском Союзе столько написано, столько фильмов снято, а я прожила там почти сорок лет… Как это было? Хорошо ли, плохо ли?! Приглашаю читателей еще раз вместе со мной взглянуть на все изнутри сначала глазами маленькой девочки, потом студентки престижного ВУЗа… Ну а потом и взрослой, но вполне молодой и вполне счастливой женщины, надеюсь, не совсем лишенной чувства юмора! Дорогие читатели, книга оживает! В ней появились замечательные рисунки художника Людмилы Жуковой.

Глава 1

Наше детство.

Яма.

Наше далекое и вполне счастливое детство! Конец пятидесятых… Моя семья живёт в пригородном деревянном доме недалеко от Москвы. Замечательный городок Пушкино к самому Александру Сергеевичу никакого отношения не имел, зато имелись две речки Уча и Серебрянка, центральный проспект под названием Московский, а также озеро с каким-то сомнительным, согласно местным легендам, происхождением, ну и, конечно, чудесный подмосковный лес на берегу Учинского водохранилища. Но все это — тогда, давно, далеко. Сейчас наше Пушкино спешит"догнать и перегнать"своими супермаркетами, торговыми центрами громоздкими новостройками, подступившими прямо к речкам и лесу. И вот что удивительно, некогда широкая Серебрянка превратилась в пересохшее болото, не выдержав такого соседства. А узенькая, юркая Уча каким то чудесным образом все та же, с живописными берегами, поросшими камышом под плакучими ивами, такая же чистая и прозрачная, как много, много лет назад. Да и окрестный пейзаж пощадило время. Город как-то не дотянулся, не поглотил, оставил почти неизменными наши целых три Домбровских улицы. Мы жили на второй.

Вот она Вторая Домбровская, дом 6. Время замерло, все тот же дощатый забор, старая калитка под белой акацией, наш старый престарый дом. А вот и она, моя береза. Береза, посаженная папой, страшно сказать, больше семидесяти лет назад, вымахала до неба. И он, наш старый дом, все еще жив, все тот же. Два крылечка по бокам и три посередине… Господи, как давно это было!

Маленький садик от крыльца до забора, кусты белой сирени, у веранды жасмин, шиповник, а под берёзами столик и лавочки. В конце садика папа соорудил беседку с нарисованными на дощатой стене деревьями, а для меня качели на березовой ветке. Кроме нас в доме живет еще целая куча соседей. У каждой семьи своё крыльцо, своя верандочка и такой же маленький садик. Кто сажает картошку, кто клумбы с цветами. А у нас березы, беседка, кусты малины вдоль соседского огорода. Впрочем, тогда никто особо друг от друга не отгораживался, наоборот жили дружно, вместе воспитывали детей, помогали, чем могли и дружили, не смотря на разницу интеллектов, интересов и прочего, на разницу доходов и уровней жизни. Да и была ли она тогда эта разница. Ну, у кого-то есть телевизор, ковёр на стене, у кого-то автомобиль, а если нет, так заходи к соседям! Мама лечила всех подряд в любое время дня и ночи, а тётя Дуся шила ей красивые платья. Соседская Галька была моей закадычной подружкой и целыми днями пропадала не в картофельном огороде своей бабушки, а в нашем уютном саду под березами. Общие проблемы, общие заботы, и никому в голову не приходило, что может быть как-то по-другому.

Ну конечно, во всем бывает исключение, и в семье, как говорится, не без урода. В нашем случае это были жители задней половины дома. Для нас с братом она была как-бы под запретом, а все запретное, как известно, обладает особой привлекательностью. Там помойка, запустенье, кажется даже и картошка не росла. Но в зарослях лопуха и репейника у старого сарая есть своя, особая романтика. Можно играть в прятки, можно в казаков и разбойников или развернуть пиратский лагерь, спрятавшись в кустах и тайно наблюдая за руганью и драками неблагополучных жителей. А жили там Нюрка — пьяница, её мать, сгорбленная злобная старушенция, и сын Колька, отпетый хулиган, что, впрочем, не помешало ему впоследствии взяться за ум и не сесть в тюрьму, как двоюродный братец, проживавший ранее в соседней квартире на той же неблагополучной половине. Через много лет, уже давно поменяв подмосковную прописку на столичную, я как-то встретила этого Кольку в центре Москвы уже в качестве добропорядочного отца семейства, в должности мясника гастронома на Кировской. Колька был рад увидеть бывшую соседку, а надо сказать, что благодаря маминому правилу — всегда, в любое время лечить тех, кто нуждался, и бабушкиной уникальной способности помогать всем и везде, соседи любили нашу семью. Теперь я, получив, таким образом, доступ к дефицитному продукту, выносила из магазина не только кости, но и настоящее мясо. Но я отвлеклась.

Так вот жили мы в нашем стареньком доме и были вполне счастливы. Хорошее было время и люди совсем другие, но некоторые проблемы объединяют всех и во все времена, и, видимо, касаются не только взрослых. Не обошли они и нас с братом. Злополучная проблема частной собственности, будучи весьма банальной и не такой уж важной с точки зрения родителей, не давала покоя детям. Да, мы мечтали найти способ разбогатеть, разрабатывая все новые и новые планы. Нельзя сказать, что нам чего-то не хватало. Игрушки, книжки — всего предостаточно, но, тем не менее, лишь только собственность именно в денежном выражении дает некоторую свободу действий. Мы это прекрасно понимали, выпрашивая в очередной раз какую-нибудь совершенно необходимую вещицу на рынке, что-нибудь вроде яркой деревянной свистульки или мячика на резинке, набитого опилками. А пока наша личная собственность выражалась лишь в определенном количестве конфет, накопленных за неделю путём мучительного воздержания. Хранились они у каждого в отдельных пакетах и были предметом некого соревнования — у кого больше!

По воскресеньям из Москвы приезжали тётя с дядей, всегда весёлые, шумные. — Ну! Доставайте ваши загашники! — И дядя, смеясь, непременно запускал руки в наши пакеты, изрядно истощая их содержимое. Потом пили чай в саду, тётя играла на скрипке, бабушка на рояле, а дед на немецкой цитре. Надо сказать, что он был замечательным музыкантом и как — то даже записывался на радио. Цитра — очень редкий и сложный инструмент немецкого происхождения. Мама нашего деда была немкой, что по понятным причинам всячески замалчивалось, и я почти ничего о ней не знаю. Своим удивительным, особым почерком под названием Рондо дед переписывал ноты, перекладывая специально для цитры целые нотные альбомы. Нередко они с бабушкой в четыре руки играли чудесные вальсы Штрауса. Музыки в нашем доме всегда было очень много, и нас с братом, конечно, отдали в музыкальную школу впрочем, ничего особо путного из этого не вышло, скрипачами мы так и не стали.

Но, продолжая свой рассказ, я все-таки вернусь к теме частной собственности. Так вот, мы, одержимые мелкобуржуазной идеей разбогатеть, как мне кажется, развившейся в пику бабушкиной — всеобщего равенства, изобретали все новые и новые способы. На сей раз решили организовать выставку — продажу собственных картин. Ну, картины — то мы нарисовать могли, правда, очень сомнительного качества, но как, а главное где устроить сам вернисаж? В доме места мало, в беседке нет стен, одни столбы, в общем надо что-то построить! У забора нашли кучу гнилых досок, тоже не вариант! Перебрав все известные способы строительства, решили соорудить нечто вроде подземного бункера. Конечно, ни о пропорциях, ни о масштабах не подумали, а просто начали копать прямо под сиренью в саду. Копали честно, от завтрака до обеда, яма получилась весьма внушительных размеров. Но пошёл дождь, бабушка позвала обедать и про яму благополучно забыли.

Тут небольшое отступление. Был у моего папы фронтовой друг Андро. Вместе дошли до Берлина. Правда, Андро — это псевдоним, дань всеобщей любви к испанскому народу, а вот настоящего имени я не помню. Знаю только, что после войны он вернулся в свой родной Таджикистан и благодаря фронтовым заслугам стал там членом политбюро. Часто приезжая в Москву на всякие заседания и пленумы, каждый раз непременно встречался с папой. Всегда веселый, по-восточному щедрый, будучи к тому же поклонником красивых женщин, Андро сразу после войны женился на белокурой Зое и увез ее с собой в Таджикистан. Эту романтическую историю я как — то подслушала у родителей и тоже всегда с нетерпением ждала приезда нашего общего любимца.

Вот и теперь приезжает дядя Андро, как всегда, с подарками, дынями и фруктами. Этакий восточный принц в парадном светлом костюме, купленном где-то в потаенных спецзакромах ГУМа, в модном галстуке и весь в орденах. Вечером уселись за стол, долго ели, пили, смеялись, вспоминали фронтовые истории. Мы тоже сидели вместе со всеми, предвкушая скорое чаепитие со слоеным Наполеоном, красовавшимся посредине стола. Конечно, можно было уже давно пойти заняться более интересными делами, но торт, да еще огромная коробка с шоколадными конфетами, привезенная тоже из каких — то особых закромов, заставляли покорно ждать и слушать бесконечную болтовню взрослых. Потом дядя Андро решил прогуляться. Было уже темно, пахло дождём и сиренью. Вдруг из темной глубины сада послышался истошный крик. Папа побежал на помощь, и через несколько минут вернулся вместе с Андро, мокрым, грязным и чертыхающимся. На полах бывшего светлого пиджака расплывались грязно-бурые пятна, с брюк стекала ржавая вода. В руках он держал тоже бывшие новые лакированные ботинки, полные вязкой глины. Мы с братом замерли, сразу сообразив, в чем дело. Но вид несчастного был настолько нелеп и комичен, да еще в ярком галстуке и при орденах, что мы, прижавшись к стульям, начали давиться от хохота. А это было уж совершенно некстати, усугубляя и без того глупейшее положение! — Там у вас в саду огромная яма с грязной водой! — Да что ты, Андро, нет там никакой ямы, наверное, ты зашёл к соседям! — Взяли фонарь, вернулись с лопатой, брошенной под кустом сирени. Папа, взглянув на нас, сразу все понял. Утром пришлось закапывать злополучную яму, навсегда простившись с идеей разбогатеть на продаже живописи. А дядя Андро, вычищенный и выглаженный, отправился на заседание.

Три истории. Ещё по одной.

Моя бабушка, наверное, как и все бабушки на свете, очень любила воспитывать нас с двоюродным братом, моим ровесником и неизменным партнером во всех играх и шалостях. Впрочем, её наставления не очень-то нас утруждали, ведь мы их особо не слушали. Но иногда, наверное, слушать старших, а особенно бабушек, бывает не совсем бесполезно.

Как-то отправляясь за покупками, бабушка решила взять нас с собой, вручив маленькую сеточку. — Сюда положим конфеты, понесете сами, только, чур, до обеда не трогать! — Доверяя такое ответственное дело, как сохранность конфет, она рисковала, но, видимо, всё-таки решила положиться на наши совесть и выдержку.

— Одевайтесь потеплее, на улице мороз! — Бабушка принесла охапку березовых поленьев. В печке разгорается весёлый огонь. Пушистый кот Дымка забрался на башенку старого буфета и оттуда, как канатоходец в цирке, идёт по трубе напиться из водяного бочка под потолком. Мы начинаем лениво собираться.

Надо сказать, что для шестилетнего ребенка одеться «потеплее» в те времена означало длинную процедуру натягивания на себя целого ряда очень неудобных и непонятных современному человеку штук. Например, вместо обычных колготок, появившихся лишь в конце шестидесятых, и девочки, и мальчики носили простые чулки. Держались они на специальном, жутком приспособлении, напоминающим жилет. На спине пуговицы, а внизу резинки с застежками, которые постоянно расстегивались, чулки сползали и болтались где-то в валенках уже отдельно от ног. А еще у всех советских детей непременно были шаровары с начесом, к которым прилагалась такая же фуфайка. Нечто, похожее на лыжный костюм, тоже универсальный для обоих полов. У меня зелёный, у брата коричневый. На все это сверху надевалось зимние пальто на ватине, а еще коричневая цигейковая шапка и валенки с калошами.

Вот, наконец, собравшись, всей компанией отправляемся на рынок. Бабушка впереди, обходит ряды со всякой всячиной, а мы уныло плетемся сзади. Занятие довольно скучное, особенно, когда видишь вокруг всякие рыночные соблазны в виде петушков на палочках или плетёных цветных корзиночек, понимая, что просить бесполезно. Бабушка непреклонно стоит на своем — Нечего всякую дрянь покупать! — Но эта самая рыночная Дрянь почему-то всегда была предметом особого искушения. Чего стоили только те замечательные мячики на резинке, набитые опилками или деревянные расписные свистульки, или поролоновые георгины. А еще пышные розочки, облитые парафином, которые почему-то ужасно воняли, но от этого не теряли своей привлекательности. Все это сверкало яркими красками на заснеженных прилавках, не давая никакой возможности отступления, и мы, конечно, начали канючить, выпрашивая деревянных курочек на круглой дощечке. Иногда бабушка сдавалась под натиском убеждения в необходимости какой-нибудь вещицы, и мы всё-таки получали корзиночку или свистульку. Вот и сейчас курочки куплены, и мы вполне довольны не зря потраченным временем.

Покончив с рынком, бабушка заходит в продуктовый магазин, и мы, наконец, получаем кулек с мармеладом, спрятав его в сеточку. Сделав покупки, бабушка уверенной походкой направляется в сторону дома, мы по-прежнему лениво плетемся сзади. Дорога длинная, путь долгий. Тяжелые валенки вязнут в снежной каше. Вдруг в голову приходит идея, которой я тихонько делюсь с братом. — Послушай, давай по одной! Бабушка не заметит! — И он, конечно, тут же соглашается. Осторожно достаем из пакетика по одной мармеладине. Здорово! Совсем не заметно. С удовольствием съедаем, но как-то маловато! — А давай ещё по одной! — Съедаем! Опять не заметно. Бабушка не видит, кулек почти не изменился. Чудеса! Значит, можно ещё по одной! Достаем ещё, и ещё, но тут кулек вдруг предательски похудел. Да, кажется, теперь заметит! Что делать!? Ну, все равно ругать будут! Значит, можно еще по одной! Только уж это в последний раз! Но последнего тоже не получилось. В пакете остается одна трехслойная мармеладка. Что уж теперь? Делим её по-братски.

После обеда, довольная проведенным воспитательным процессом, бабушка сообщает — Ну вот, а теперь можно и сладкое. Доставайте свою поклажу, и нам с дедушкой тоже дайте попробовать! — Но пробовать уже нечего. Мы смущённо переминаемся с ноги на ногу, а бабушка делает вполне оправданный вывод — Опять это Марка, дрянная девчонка, Алешу подзуживает! — Бабушка, как всегда, права, я заслуженно терплю очередное наставление. Что ж, за все в этом мире надо платить!

Шуба.

Тёплое весеннее утро. Майское солнце через стеклышки веранды играет на стене разноцветными бликами. Кисти сирени уже начали набирать силу и вот-вот накроют сад белой пеной. На соседской огромной клумбе зацвели тюльпаны и душистые звёздочки нарциссов, а у нас на грядке у крыльца анютины глазки.

Бабушка выносит в сад зимние пальто и вешает на веревку проветривать. Среди них тяжёлое и внушительное на хорьковом меху пальто деда. Для нас с братом это замечательная возможность проверить, не завалились ли какие-нибудь монетки за подкладку через дырки в карманах, что мы частенько делали, пополняя наши скудные денежные запасы. Нашли целую горсть, но только что прошедшая денежная реформа сделала клад совершенно бесполезным.

Вот мы, слоняясь по саду, соображаем, что бы ещё придумать. Можно сделать набег на соседскую клумбу. Затаившись под кустом сирени, выждать пока соседи скроются внутри своей веранды, потом ползком добраться до клумбы и точно также вернуться обратно с добычей. Дома попадет, конечно, да и соседям нарциссов не жалко, но как объяснить бабушке, что клумба — вовсе не клумба, а пиратский корабль, который мы взяли на абордаж! Ну а нарциссы с тюльпанами это всего лишь пиратский выкуп! Только у бабушки на этот счёт совсем другое мнение.

Вдруг слышим за забором скрип колес и призывный голос старьевщика. Бежим на улицу. По дороге плетется старая лошадка, запряженная в телегу с кучей тряпья, рядом шагает бородатый дядька. А в руках у него замечательные вещи — разноцветные мячики на резинках, свистульки Уди-Уди, петушки на палочках и прочие разности с местного рынка. Выясняем, что это богатство можно заполучить в обмен на разное тряпье. Все, что смогли найти на веранде в сундуке, тут же перекочевало в телегу, но за мамины старые платья мы получили всего один цветной мячик. Не густо! А ведь соседи тоже что-то принесут, и мячиков на всех не хватит! Что делать?! Надо спешить, нельзя упускать такую возможность! Недолго думая, бежим в сад. На веревке висят пальто. Бабушкино новое, мамино тоже нельзя, а вот дедовская шуба — вещь совершенно бесполезная, надевает ее раз в год, почти всегда сидит дома. Зачем ему шуба?! Стаскиваем с веревки и несем старьевщику, за что получаем связку мячиков, свистульку и ещё что-то. Отсутствие шубы заметили не сразу, и мы успели насладиться новым богатством. Но бабушка, увидав подозрительно появившееся рыночное великолепие, обнаружила и пропажу тоже. Мы, невозмутимо заявив сначала, что шубу украли воры, в конце концов, признались, сдавшись под давлением неопровержимого факта совпадения мнимой кражи с появлением мячиков. К счастью, старьевщик оказался вполне честным и порядочным, шубу вернул, а наше богатство, конечно, было конфисковано. После чего, выслушав длинную лекцию по поводу невозможности брать чужое без спроса, мы, несомненно, это усвоили. Но как часто взрослые сами бывают непоследовательными в таких наставлениях!

Сеня.

Да, бабушка своим воспитанием, часто замешанным на идее всеобщего равенства, иногда явно перегибала палку. Особенно это отражалось на нашей с братом собственности в виде старых игрушек. Надо сказать, что игрушками нас особо не баловали. Конечно, что-то дарили на дни рождения и праздники, а иногда удавалось выпросить новую игрушку и за просто так. Но только старые от этого не теряли своей ценности. А вот бабушка, считавшая, что всегда и всем нужно делиться, собирала их в пакеты и отдавала детям почтальонши, приносившей ей пенсию. И не то, чтобы мы страдали особой жадностью, но такое бесцеремонное отношение к чужим вещам вряд ли кому понравится.

И вот, не дожидаясь очередного прихода злополучной почтальонши, мы сделали набег на бабушкины пакеты, практически сведя к нулю их содержимое. — Как вам не стыдно! Неужели не жалко бедных детей? — Конечно, детей было жалко, но и любимых игрушек тоже. Тогда мы устроили нечто вроде совета, обсуждая каждую по степени её необходимости. Хорошо, сейчас выберем самые нужные, без которых просто нельзя обойтись, и остальные можно отдать бедным детям почтальонши. Только почему-то старый заяц без ушей, и сломанная машинка вдруг стали, несомненно, важными и обязательно нужными. Конечно, никак нельзя обойтись и без старой кукольной посуды, не говоря уж о любимой когда-то кукле с облупившимся носом. В общем, к концу разбирательства получилось, что и отдавать-то совсем нечего. Бабушка возмутилась — Что за дети растут! Откуда такая жадность?! — Но мы вовсе не были жадными. Просто у каждого может быть что-то свое личное и неприкосновенное! А дарить бедным детям лучше всё-таки новое!

Через много лет с моей пятилетней дочерью произошла подобная, но только более трагическая по детским меркам история. В день рождения кто-то подарил ей плюшевого зайца. Надо сказать, что более ужасного создания кукольной промышленности трудно было представить! Коротенькие облезлые лапки нелепо торчали из-под вельветовых штанов. На тонкой шее под непомерно большой головой красовалась пластмассовая медаль с надписью Сеня. В довершение ко всему Сеня имел отвратительный керосиновый запах и целую неделю выветривался на балконе.

Но любовь, как известно, зла, и заяц стал любимой игрушкой, да не просто игрушкой, а настоящим другом и неизменным спутником дочери. Вместе гуляли, вместе спали и в детский сад ходили тоже вместе. А летом сад поехал на дачу, и Сеня, конечно, поехал тоже. А дальше… кончилось лето и случилось несчастье. Сеня пропал. Дети стали собираться домой, и дочь вдруг обнаружила потерю. Оказалось, что бесцеремонная воспитательница зашила его в мешок вместе с другими казенными игрушками. Сколько дочь ни просила, сколько ни плакала, распечатать мешок было лень. — Ничего с твоим зайцем не случится! Потерпишь до следующего лета! — Но как терпеть в пятилетнем возрасте потерю любимого друга?! Я тоже просила, но, конечно, никто за Сеней не поехал. Долго потом пыталась хоть как-то возместить утрату, но только новый роскошный немецкий заяц, конечно, не смог заменить старого друга. И как-то уже взрослая дочь призналась, что потеря Сени была первой настоящей трагедией в её жизни…

Наши игрушки

Далёкие советские пятидесятые… Но мне кажется, что все это было только вчера, и моя семья все еще живет в подмосковном Пушкино в старом деревянном доме. В нашем маленьком садике кусты сирени, смородины. У крыльца зацветает желтая примула. Бабушка сгребает сухие прошлогодние листья, в предвечерних сумерках плывет сладковатый запах весеннего костра. Как часто я вспоминаю этот волнующий волшебный запах с привкусом смородиновых веток, только что срезанных со старого куста.

Мы с братом целыми днями играем в саду под берёзами. Между ними висит дырявый гамак, а к толстой березовой ветке привязаны качели. Зимой меряем сугробы валенками, полными снега, пробуем на вкус сладковатые сосульки, свисающие с резного карниза под крышей беседки.

Долгими вечерами бабушка по очереди с дедом читают нам волшебные сказки и разные длинные истории. Мы замираем от страха, услышав тяжелые шаги ужасного Вия, потом, оседлав глупого черта, летим в Петербург к царице или, помогая храбрым мушкетёрам, вступаем в бой с гвардейцами кардинала. Чтение всегда было любимым занятием. А ещё мы строили дома из табуреток и стульев. Поставим стулья один на другой, накроем сверху скатертью, стащив ее с круглого стола, получается уютный домик или даже целый волшебный дворец. Вместо мебели всякие штучки из буфета, сообразно нашей фантазии и бабушкиному терпению. Заглянешь внутрь — сквозь кружево скатерти пробивается таинственный свет, и хочется стать таким маленьким–маленьким, войти и побродить между диковинных шкатулочек и вазочек, представляя себя сказочными принцами и принцессами. Вечером приходит папа — Опять балаганов понастроили! — и…дворцы превращаются в обычные стулья. Правда, тяга к строительству в дальнейшем переросла в нечто более серьёзное и стала нашей профессией. Мы оба закончили архитектурный.

А теперь про игрушки, которых в нашем детстве было не так уж много, да и особым разнообразием они не отличались. Но кто из моих сверстников не помнит яркой железной бабочки с колесом на длинной палке. Катишь колесо — бабочка машет тяжелыми крыльями. Или Дюймовочки, спрятанной внутри маленькой лилии. Жмешь на рычаг — лилия, страшно жужжа, раскрывает лепестки, обнажив спрятанную внутри маленькую куколку. Чудеса тогдашней техники! А зеленая лягушка на длинном резиновом шнуре! Жмешь на грушу — лягушка, поднатужившись, делает робкий прыжок. А еще у каждого, наверное, был и тот замечательный калейдоскоп, смотреть в который можно часами, удивляясь чудесным узорам, сложенным из цветных стеклышек внутри. Несколько лет назад мы с мужем были в Париже перед самым рождеством. Зашли в сверкающее новогодними витринами царство игрушек купить подарок для внука. Вот он мой забытый детский калейдоскоп, только яркий, красивый, а вместо стекляшек внутри пластмасса. Наверное, все дети и во все времена не перестанут любоваться мерцающей чередой орнаментов внутри этой волшебной трубочки.

Были у нас, конечно, и куклы, и плюшевые медведи. Но куклы с тряпичными животами и облезлыми носами, на которых через облупившуюся краску просвечивал картон папье-маше. А тяжелые медведи, набитые опилками, при наклоне издавали странные сиплые звуки, впрочем, и куклы тоже! Были ещё гуттаперчевые голыши с бледно-желтыми лицами и болтающимися на растянутой временем резинке руками и ногами. Чтобы прикрыть наготу, на них надевались старые детские вещи, от чего голыши становились ещё ужаснее. Выгуливались эти страшилища зимой в санках, а летом в наших бывших детских колясках.

А вот предметом вожделения лично для меня лет в пять-шесть была настоящая кукольная колясочка, которую однажды я всё-таки получила в подарок на Первое Мая. В нашей семье было принято дарить подарки на праздники, а Первое Мая действительно был настоящим всеобщим праздником. Мне покупали новые цветные ботинки с шелковыми шнурками и обязательно какую-нибудь игрушку. Однажды, задолго до праздника я вдруг обнаружила под маминой кроватью большой свёрток, перевязанный веревкой. Надорвав краешек бумаги, нащупала внутри что-то железное и, будучи не в силах удержаться, вытащила свёрток из-под кровати. В нем оказалась долгожданная кукольная колясочка. Аккуратно завернув, задвигаю на место. Ни в коем случае нельзя огорчить маму! Долгие дни ожидания, и вот, наконец, Первое Мая! Весеннее солнце отражается в лужах и чисто вымытых окнах. Из громкоговорителей на улицах доносятся бравурные марши. Мама с папой нарядные и веселые с бумажными цветами на березовых ветках идут на демонстрацию. А я, наконец, получаю свою замечательную зеленую колясочку с желтыми колесами на резиновом ходу, сажаю в неё облезлого плюшевого медведя и гордо выношу на улицу поделить свою радость с подружкой Галькой.

А вот ещё одна кукольная история, произошедшая с нами в раннем детстве. Как-то мы с братом получили в подарок от пришедших к бабушке гостей двух одинаковых кукол из папье-маше. Они изображали завернутых в цветные одеяла младенцев, разрисованных на манер матрешек. В общем, куклы не куклы, а какие-то кульки с раскрашенными лицами. Решив, что под нарисованными одеялами обязательно должны быть ноги, взяли нож и, недолго думая, препарировали сначала одну куклу, потом другую. К великому разочарованию, не обнаружив ни рук, ни ног, тут же предъявили это открытие смутившимся бабушкиным гостям.

Но иногда мы с братом получали совсем неожиданные и прекрасные подарки. Наш ленинградский родственник дядя Боря, известный профессор хирург часто бывал на всяких заграничных симпозиумах. И вот как-то раз, очевидно потратив всю свою международную премию, дядя приезжает с замечательными подарками для нас. Брат получает блестящего голубого двухколёсного Орленка, а я огромную многообещающую коробку. Открываю и не верю своим глазам. Кукла, чуть ли не с меня ростом, о которой я даже мечтать не могла! В пышном розовом платье, чепце, белых кожаных туфельках. Этакая немецкая красотка, которую страшно и в руки то взять. Несколько дней я просыпалась с тревожным чувством — не во сне ли получила столь волшебный подарок, но кукла сидела рядом. Все в порядке! Хорошо, если в твоей жизни есть такой добрый волшебник! Ещё раз я убедилась в этом теперь уже в Костроме, в гостях у бабушкиной сестры, там снова оказался наш щедрый дядя Боря по случаю какого-то семейного торжества. Вместе с ним идем в магазин игрушек. — Ну, выбирай! — Вот она прекрасная возможность получить дорогого плюшевого бегемота, но остановило твердое знание некого денежного лимита, на который можно рассчитывать при выборе подарков. Выбрала куклу за три рубля. — Что, это все? Она действительно тебе нравится? — Нравится! — твёрдо отвечаю, скрепя сердце. А на следующий день вдруг является посыльный из магазина или кто-то еще по просьбе дяди — Здесь проживает Маргарита? Так вот для нее посылка! — В большой коробке кровать и всякое приданное для моей куклы. Щедрый дядя Боря оценил мою скромность!

Но я продолжу рассказ о наших игрушках. В конце пятидесятых в магазинах появилась кукла — Буратино в синих штанах, красной курточке и полосатом колпаке. Стоила кукла довольно дорого, и дарить мне ее никто не собирался. Но Буратино был любимым героем, и я так усердно просила, как только могла выпрашивать в свои четыре года. Папа сжалился, решив заодно провести воспитательную работу. В большом альбоме крупными красивыми буквами написал САМОСТОЯТЕЛЬНАЯ — ужасно длинное и устрашающе многозначительное слово! За каждый мой проступок одна буква вычеркивалась, а потом заслуженно восстанавливалась. Думаю, что процедура эта могла продолжаться бесконечно, но мне вдруг повезло! Наступило лето. Мама, будучи врачом, отправилась именно в этом качестве в пионерский лагерь, взяв и меня с собой. Папа остался один в компании бабушки с дедом и, не выдержав долго, тоже приехал к нам. А вместе с ним приехал и мой Буратино! Воспитательная работа на этом закончилась.

Но баловали меня далеко не всегда! Однажды родители собрались навестить родственников в далёком Казахстане. Папины племянницы, мои ровесницы шестилетнего возраста, конечно, не должны остаться без подарков. И вот в доме появляются два красавца — пупса немецкого происхождения, судя по их фарфоровым личикам и шерстяным вязаным костюмчикам — на одном розовый, на другом голубой. В полной безысходности взираю на них, понимая, что оставить меня без такой куклы — мера вынужденная, стоили они довольно дорого. Я все понимала, но от этого становилось не легче. И вот куклы поехали с нами в поезде, в купе зашла проводница со стаканами чая — Надо же, как живые! — А я могла временно подержать их в руках, радуясь и такой возможности, стараясь нечаянно не испачкать вязаные костюмчики. Но того, что произошло дальше никто из родителей никак не ожидал. Кукольные костюмчики разных цветов оказались страшным поводом для сомнений и раздоров. Сёстры поссорились, и чуть было не подрались, выбирая кукол. Наконец договорившись, успокоились, но ненадолго. Одной казалось, что она, несомненно, прогадала, выбрав розовую, а другая, гордо держа в руках голубую, в глубине души уже сомневалась в правильности своего выбора. Теперь, встречаясь, мы со смехом вспоминает эту историю. Да, проблема выбора всегда была одной из неразрешимых проблем человечества!

Но в середине шестидесятых в наших магазинах все-таки начали появляться импортные, в основном немецкие куклы. Правда, были они и раньше, но очень редко и стоили дорого. Теперь же на смену страшным гуттаперчевым и хрупким фарфоровым пришли куклы из резины и пластика. Были даже целые наборы — маленькая куколка, а к ней арсенал всякой всячины — одежда, аксессуары и пр.

Как-то моя тётя повезла нас с братом отдыхать в Евпаторию, и там в одном из газетных киосков вдруг обнаружились такие куколки. Я помню даже, что стоили они пять рублей. Не так уж и дёшево, но тётя пообещала купить. И тут уже предо мной непреодолимой стеной выросла проблема выбора. Маленькая куколка с гардеробом, или кукла побольше, но без него. Целую ночь я страдала, перебирая в уме все преимущества и недостатки каждой, так ничего и не выбрав. Но на следующий день нужно было решать. Проведя полчаса у киоска, я всё-таки выбрала по количественному принципу, получив таким образом маленькую куколку с приданным. Потом весь оставшийся отпуск жалела о том, что наверняка прогадала! Опять все та же вечная проблема!

Однажды бабушка повела нас с братом на какую-то, кажется американскую выставку. В Москве частенько проходили выставки разных западных фирм, причём сама их продукция мало кого интересовала. Предметом общего ажиотажа являлись яркие рекламные проспекты, а главное, пластиковые пакеты, в которые они упаковывались. Пакеты расхватывались сразу, и наш, привыкший к сеткам-авоськам народ готов был часами ждать новой партии к величайшему изумлению хозяев выставок. Так вот на этой самой американской вдруг оказалась специальная детская комната с игрушками. Отстояв двухчасовую очередь, мы на целых полчаса оказались в волшебном царстве игрушечного изобилия, неведомого советской детворе. Здесь все, на что могла быть способна американская промышленность того времени. Целые игрушечные города с дорогами, поездами, автомобилями. Кукольное царство размещалось на огромных полках. За изящными столиками, уставленными фарфоровой посудой, восседали матроны всех размеров и мастей в роскошных капроновых платьях. В игрушечных колясках различной диковинной конструкции лежали младенцы в ярких атласных конвертах и вязаных костюмчиках. Все это великолепие никак не вязалось с тем, что мы знали о судьбе бедных, обездоленных детей капитализма и в то же время видели в наших магазинах. Я не могла поверить, что эти игрушки можно трогать, брать в руки, а уж, чтобы в них играть?! Наверное, так бы и простояла в немом оцепенении, но тут подошла красивая дама, хозяйка детской площадки — Ну что же ты, бери, играй! — Я взяла с полки какую-то негритянку и теперь уже с ней в руках простояла все оставшееся время. Примерно тоже произошло и с братом. Не смотря на все разнообразие паровозов, гоночных автомобилей и прочих изысков, он выбрал плюшевого медведя и тоже в полном столбняке отстоял с ним все эти полчаса.

А через несколько лет в самой Америке произошло событие, перевернувшее всю кукольную промышленность. На свет появилась знаменитая Барби. Мой папа тогда каким-то волшебным образом смог подписаться на журнал Америка. И вот на глянцевых страницах чудесного журнала я впервые увидела её, маленькую модель настоящей женщины. Ноги, руки и даже туловище на специальных внутренних шарнирах, благодаря чему Барби может сидеть, стоять, принимать различные позы — неслыханное чудо, особенно для советских, неизбалованных разнообразием игрушек детей. Со страниц Америки надменно взирала на нас несбыточная мечта всех девочек того времени. Потом хитрые американцы начали использовать эту куклу, как способ выманивания денег у любящих родителей, готовых во всем потакать своим чадам. Появились специальная одежда и обувь для Барби, автомобили для Барби, дома для Барби, потом Барби обзавелась дружком Кеном… А мы лишь издали наблюдали за всем этим захватывающим процессом коммерческого американского чуда. И вот много лет спустя моя двенадцатилетняя дочь, вернувшись из поездки в Швецию по школьному обмену, привезла целых восемь таких Барби вместе с Кеном и всеми прилагающимися к ним штучками — одеждой, туфельками, сапожками и даже набором расчесок. Моя детская мечта вдруг неожиданно осуществилась, и целую неделю, отобрав у дочери всю её коллекцию, я играла в куклы.

А вот ещё одна история с игрушками. Мой папа, черноволосый синеглазый красавец, пользовался неизменным успехом у женщин, но только мама всегда оставалась его королевой. Папа часто старался удивить нас каким-нибудь действительно королевским подарком или поступком, что в то время было совсем не просто. Вот мы отдыхаем в чудесном городе Сухуми на Чёрном море. Папа в белом костюме, белых матерчатых тапочках и модной летней шляпе прогуливается вместе со мной по сухумскому ботаническому саду. Я любила гулять со своим похожим на известного французского киноактера папой, гордо ловя заинтересованные взгляды встречных женщин. Потом мы идём по набережной, а там красавец теплоход Россия, бывший трофейный Адольф Гитлер. Вот бы на нем поплавать! Следующим утром папа приносит билеты, и мы все вместе отправляемся на теплоход. Путешествие длилось не долго, всего один день, но воспоминания остались на всю жизнь! Великолепием белоснежных интерьеров, огромным бассейном на палубе сейчас конечно никого не удивишь, но тогда это было путешествием в другой мир. Не обошлось оно и без небольшого, но происшествия и как раз опять с игрушками. Родители решили пойти в ресторан, а меня отвели в специальную детскую комнату, где препротивная тётка должна была развлекать детей, чего она делать совсем не хотела. На полках игрушки, но обычные и довольно потрепанные, а вот на пианино сидит большой белый плюшевый кот в малиновых сапогах, шляпе с пером и зеленющими глазами — бусинами. Я робко подошла и взяла кота, но злая тётка выхватила его из рук — Это нельзя! — Все! День испорчен! Я тихо сижу в углу, так бы и просидела до вечера, но тут открывается дверь и входит черноволосый красавец в белом костюме — мой папа. — Ну, как вы тут? Играете? — Противная тётка вскочила по стойке Смирно! Схватив кота, сунула мне в руки — Играй, девочка, играй! — Я гордо отказываюсь, и победоносно взяв папу за руку, увожу на палубу.

Ну и, конечно, в рассказе про игрушки нельзя обойтись без них. Наши хрупкие, бережно хранимые, передаваемые по наследству, игрушки елочные! Мне трудно представить, чтобы дети так радовались елке ещё где-то, как радовались ей мы, советские. Любимый, долгожданный праздник никак не мог остаться без нее, украшенной разными игрушками, бусами, фонариками, серебристым дождем. Пусть не очень большая и не очень пушистая, пусть облезлая, однобокая, но настоящая, живая, пахнущая лесом и Новым Годом, елка обязательно появлялась в каждом доме. С неё начинался праздник и ей заканчивался иногда уже ближе к 8 Марта. В нашей семье украшать елку всегда было особым ритуалом. Разворачивая газетно-ватную упаковку, радостно встречали знакомого зайца с барабаном или веселого клоуна, или старый-престарый елочный шар, немного потертый, но все равно любимый. Встречали их как добрых друзей, приходящих вас навестить. А прощаясь до будущего праздника, знали, что увидимся снова. Конечно, многие бились и покупались новые, но тем ценней были старые, пережившие вместе с вами годы. Вот уже все игрушки на ветках и начинают жить своей сказочной жизнью. Вот сахарный домик с трубой и горящим окошечком, над ним поблескивает стеклянный фонарик. Вот заяц — барабанщик, пристроившись рядом, что-то шепчет на ухо лошадке — качалке. Вот старый Дед Мороз под елкой, ватный внутри, сверху бумажный, а Снегурочка и вовсе из пластмассы, да и ростом повыше дедушки. Но дело не в росте, а в том, что они тоже часть общего праздника. Ну, какой Новый Год без Снегурки и Деда Мороза! А ещё были спутники, космические корабли, ракеты, в общем, вся история технического прогресса вполне символично раз в год появлялась на елках и дополнялась новыми достижениями. И пусть Вифлеемская звезда на макушке превратилась в рубиновую кремлёвскую, а рождественская ель в Новогоднюю! Наши любимые елочные игрушки, да и сам праздник не утратили своей волшебной силы.

Ну вот, чуть было про них не забыла! А ведь деревянные кубики были тогда в каждом доме, у каждого советского ребёнка. Стоили они совсем дёшево, а мы их очень любили! Картонная коробочка с картинкой, а в ней девять кубиков и ещё шесть картинок в придачу. На них иллюстрации к сказкам, натюрморты с цветами или ещё что-нибудь яркое и красивое. Кубики пахнут свежим деревом. Складываешь картинку, потом аккуратно переворачиваешь все три ряда, и получается новая! А вот совсем недавно я купила такие кубики для внука. Только они были из пластмассы. И сколько я ни складывала, сколько ни переворачивала, ничего вразумительного не получалось! Каждую картинку нужно складывать отдельно, и весь фокус утрачен!

Ну, вот теперь, кажется, все про наши игрушки. Да, не было у нас электроники, не было кукол Барби, да и почти ничего не было, но от этого мы не становились обделенными или ущербными. А была фантазия, была способность радоваться малому, умение мечтать и стараться воплощать свои мечты в реальность, пусть далеко не всегда это получалось, но мы были счастливы!

Гагарин

Начало советской космической эры застало меня в трёхлетнем возрасте полетом нашего первого спутника. Очевидно, что в памяти это событие осталось лишь в виде появившегося на новогодней елке стеклянного красного шара с антеннами из стекляруса. Правда, потом ещё долго на полках магазинов, да и в каждом доме красовались всяческие сувенирные спутники. У нас на буфете тоже стоял такой. На пластмассовой подставочке серебряный земной шар, а на тонкой проволочке вокруг него маленький шарик — спутник.

А вот уже в шестидесятом полетели наши собаки. Сейчас трудно представить, как эти бедные животные вообще могли такое вынести. Совсем недавно в музее космонавтики я видела ту самую собачью камеру, в которой летали Белка со Стрелкой. Больше всего поразило зеркало, установленное прямо напротив собак. Долго ломали голову для чего, причем вместе с экскурсоводом, который не смог ответить на мой вопрос. Неужели собаки смотрелись в зеркало? Может быть, так им было менее страшно? Ответ оказался простым. Дежурный космонавт, призванный отвечать на каверзные вопросы посетителей музея, все объяснил. Зеркало передавало изображение собак на телекамеру, закрепленную под креслами, ввиду нехватки места в кабине. Таким образом Центр Управления, да и телезрители тоже, могли наблюдать за ними в прямом эфире.

Кстати, в этом музее я узнала очень много интересных фактов. Например, на каких жутких посудинах летали в космос наши Первые. Космический корабль представлял собой нечто среднее между ядром Мюнхаузена и тем самым Пепелацем из известного фильма. Непонятно вообще, как это могло взлететь, а надо было еще вернуться. Но, как теперь уже известно, многие не возвращались. В погоне за мировым первенством в освоении космоса жизнь космонавта все время подвергалась серьезной опасности. Например, наш первый так называемый «многоместный» корабль был всего-навсего замечательным образом усовершенствованным одноместным. В него просто засунули два кресла вместо одного. Но размер кресел при этом уменьшился, и места для скафандров просто не хватило. Полетели без них! Но кого из правительства это волновало? Главное, успеть первыми, до американцев. Конечно, Сергей Павлович Королев отдавал все свои силы, чтобы как-то обезопасить чудовищно рискованные полеты, но после его смерти, дела в нашей космонавтике стали гораздо хуже. Слава богу, сейчас международные космические станции положили конец этой сумасшедшей гонке «на выживание».

Но хочу вернуться к нашим собачкам. Конечно, это событие я уже очень хорошо помню. Тогда мне казалось, да и не только мне, шестилетней, но и взрослым тоже, что полет наших героических собак это вершина технических возможностей человечества. И они, действительно, были"народными героям", за судьбой которых следила вся страна, ну и я, конечно, тоже. Потом у Стрелки благополучно родились щенята, одного из них по кличке Пушок получила в подарок Жаклин Кеннеди. А я написала стихи следующего содержания — У Стрелки родились щенята, шестеро дружных щенят. Они подрастут когда-то, и тоже они полетят! — Но щенята никуда не полетели, потому что время и наш ЦУП уже готовили новое событие, ошеломившее мир.

Я очень хорошо помню тот день, вернее, утро. Весна, теплый апрель, снег давно растаял, обнажив сухую прошлогоднюю траву. Сквозь нее уже пробиваются молодые ростки сныти и крапивы. Я гуляю в нашем саду со своей зелёной колясочкой, в которой спит плюшевый мишка. Бабушка возится в летней кухне с примусом и керосинками. Здесь очень хочется сделать небольшое отступление, чтобы сказать несколько слов об этих самых примусах.

Мне повезло, и я застала почти всю историю технического развития средств приготовления пищи, кроме первобытного костра и средневекового очага. В доме у нас была печка. В ней бабушка пекла пироги и варила кашу в чугунке. Проснешься зимним утром, на стекле морозные узоры, за окном темно, а бабушка уже растопила печку. Из нее пахнет смолистыми дровами и сладкими французскими булочками. Нет ничего вкуснее, чем эти горячие сахарные булочки. А летом готовили в саду на летней кухне. На столе выстроились в ряд керосинка, керогаз и примус. Самой симпатичной была простая керосинка, похожая на керосиновую лампу, но бабушка больше пользовалась керогазом, все время с ним ругалась, а он коптил и вонял. Все они работали на керосине и поочередно ломались. За керосином ходили в керосиновую лавку. Там стояла большая железная бочка. Из нее специальным ковшом на длинной ручке дядька наливал керосин через воронку в бутыль. Бабушка затыкала бутыль газетной пробкой, и мы очень аккуратно несли ее домой. На кухне всегда стоял керосиновый запах. Но вскоре на столе рядом с примусом появилась маленькая газовая плитка с баллонами. А потом уже и большая двухкомфорочная плита заняла свое почетное место на веранде, и летнюю кухню сломали. А вместе с ней канули в Лету и примусы с керосинками. Наступала эпоха газа и электричества.

А теперь я возвращаюсь к тому чудесному утру. На веранде громко играет радио. Как всегда какая-то классика. А надо сказать, что транслировали тогда исключительно классическую музыку. Потом слышу голос Левитана. Ну вот, какой-то радиоспектакль передают про космический полёт. Надо послушать! Радиоспектакли во многом заменяли телевидение, находящееся в зачаточном состоянии. Да и телевизоры с микроскопическими экранами и громоздкими увеличительными линзами перед ними оставляли желать лучшего. К тому же, были они далеко не у всех. А вот радио висело в каждом доме и никогда не выключалось, слушали все подряд. И, конечно, спектакли слушали с большим удовольствием. Радиопередача называлась « Театр у микрофона», а роли исполняли прекрасные актеры.

Вот и сейчас я уже приготовилась слушать. Но, нет, это не спектакль! Да ведь это Левитан передаёт сообщение ТАСС. Неужели?! Не может быть — человек в космосе! Наш советский, Юрий Гагарин! Я бегу к бабушке — Человек в космосе! — Опять ты придумываешь! — Бабушка не верит. Но снова знакомый голос! А если говорит Левитан, значит, случилось что-то очень важное — Говорит Москва! Работают все радиостанции Советского Союза! Передаем сообщение ТАСС о первом в мире полёте человека в космическое пространство! — Я помню это переполняющее ощущение счастья, гордости своей страной, всем человечеством, которое смогло совершить что-то непостижимое, фантастическое. К тому времени было написано множество романов, рассказов и прочего о космических путешествиях, но представить себе это как уже существующую реальность, конечно, никто не мог. Но Гагарин в космосе! Люди выбегают на улицы, обнимаются, поздравляют друг друга. Приходит с работы мама, бегу навстречу. — Мама, ты знаешь!? — Знаю, конечно! — Потом все прилипли к экранам своих КВНов с линзами. Вот он, наш Юрий! Молодой, красивый, улыбающийся особой Гагаринской улыбкой. И нет на Земле равного ему! Ведь он уже небожитель, он первый, первый и последний герой такого ранга. Он уже не просто человек, он ГАГАРИН и останется им навсегда в истории человечества!

Злой гений или добрый ангел.

У каждого человека есть ангел — хранитель, но иногда имеется и злой гений. А бывает, что этот самый злой гений даёт вам «пинок», простите, под зад, и ваша жизнь меняется совсем не в худшую сторону. Был и у меня такой, вернее такая, и звали её Лена Зарецкая. Ах, если б она только знала, какую роль сыграла в моей жизни, наверняка, повела бы себя по-другому просто из вредности! Но обо всем по порядку.

Приближалось первое сентября моего первого школьного года. И вместо того, чтобы отправиться, как все первоклассники, с букетом в школу, я отправилась с мамой на курорт в Сухуми. Мама почему-то решила, что, если я уже умею читать, то месяц школы вполне можно прогулять на курорте. Но все-таки каждый день под ее присмотром я выводила прописи палочкой на песке. Конечно, это совсем не лучшая практика чистописания и, конечно, не помогло избежать будущих клякс в тетрадях.

Сегодня вряд ли кто-то из школьников сможет представить, каким пыткам подвергались первоклассники нашего времени, постигая азы этого чистописания. Чернила текли, корявые перья не слушались. Чуть посильнее нажмешь — и вот она, жирная клякса вместо буквы, и жирная двойка в тетради. А с кляксами боролись при помощи специальных бумажных промокашек. Нужно было очень аккуратно, чтобы клякса не растеклась, наслюнявленным уголком рыхлой промокашки собрать чернила, а потом промокнуть остаток. После чего попробовать чернильным ластиком стереть пятно. Но часто на месте него предательски появлялась дыра. И тогда, как последнее средство, вырвать страницу, и все заново! А тот, кто в детстве справился с этим ужасным предметом, на всю жизнь обеспечен красивым почерком, надобность в котором, к сожалению, уже навсегда отпала. Но я отвлеклась.

И вот, наконец, мой первый день в школе. Уж его-то я не забуду никогда. Мама сдает меня с рук на руки учительнице, как две капли похожей на Надежду Константиновну Крупскую. Татьяна Васильевна — типичный представитель вреднейших «училок» советского образца. Для них коммунистические принципы всегда важнее любви к ученикам. И нам твердилось, что хороший октябренок во всем обязан брать пример с"золотого мальчика"на октябрятской звездочке. В школьной библиотеке выдавались книжки про чудесных детей — Володю Ульянова и мальчика из Уржума — Сережу Кострикова, будущего Кирова. А мне хотелось читать про детей капитана Гранта! За малейшую провинность наказывали. Однажды, забыв промокашку, я тут же оказалась в углу, затаив ненависть ко всем учителям. Слава богу, мне повезло, через три года я сменила школу, и все остальные были совсем другими. Но ни первая учительница, ни сама школа хороших воспоминаний не оставили. А надо сказать, что школа, в которой я тогда училась, была не совсем простой. В дальнейшем став специальной английской, в то время она была, как бы попроще выразиться, офицерской. Учились в ней вместе с нами, обычными детьми, дети офицеров, живших рядом в офицерских домах.

Вот в первый раз, с замиранием сердца, иду по тихому школьному коридору. Татьяна Васильевна крепко держит меня за руку. Вдруг в конце коридора дверь приоткрылась, чья-то вихрастая голова высунулась и тут же исчезла — Атас! Училка идет! — за дверью шум, топот и снова тишина. Мы входим в первый А. — Белов, марш в угол! Вот ваша новенькая. Знакомьтесь! Лена Зарецкая, пусть она сядет рядом с тобой! — Лена сидела одна. Красивая девочка с конским хвостом, перевязанным широкой капроновой лентой, собранной в роскошный бант, в дорогой плиссированной форме с кружевными манжетами. Скривила рот и отодвинулась на край парты, явно демонстрируя, что не хочет сидеть рядом с какой-то сомнительной новенькой, ниже её рангом, в дешевом сатиновом фартуке, со скромными атласными ленточками в косичках. Мне сразу стало неловко за свою внешность, в правильности которой я усомнилась впервые в жизни. С той самой минуты я возненавидела эту Лену, но, так уж случилось, что именно с той минуты все в моей жизни стало меняться. И я начала действовать…

Лена, огромное тебе спасибо за то, что в этот злосчастный день я вдруг решила стать лучше, умнее, красивее! Через много лет, стоя на платформе со своим подрамником в сером чехле — особым признаком студента архитектурного, я ждала электричку и в глубине души мечтала встретить тебя! Представляя наш диалог, я видела удивление и замешательство…

— Леночка, а ты где учишься? А я в Архитектурном! — … Из всего нашего Пушкино в МАРХИ учились только двое — мы с Игорем, сыном главврача больницы, где работала мама. Игоря я знала с самого детства, встречались на новогодних елках у мамы на работе. Однажды мы умудрились так вымазаться, прячась под елкой от страшного Деда Мороза в белом медицинском халате и с ватной бородой, что из белоснежных зайчиков превратились в серых. Как раз тогда я потеряла веру в настоящего Деда, узнав в нем мамину санитарку.

Учились в одной школе, потом на курсах в МАРХИ. Игорь поступил на вечернее отделение, а мне удалось на дневное, правда, со второго захода. В этом, я думаю, тоже есть некоторая заслуга Лены Зарецкой. Она научила меня сражаться, чтобы быть лучшей, и я сражалась. Сражалась с ленью, с нежеланием каждые выходные ездить в Москву к дяде с тетей и рисовать, рисовать под присмотром дяди — архитектора бесконечные гипсовые головы Цезарей и Сократов. А еще два раза в неделю курсы в институте. И так два года. Потом экзамены, и на последнем… двойка, обидная двойка по черчению. И все сначала, только еще больше гипсовых голов, еще меньше друзей, подруг и прочих радостей. Я должна, во что бы то ни стало поступить, и, конечно, только в архитектурный!

Тут в моей жизни появляется знаменитый Бикрицкий. Кто из абитуриентов, непременно желающих поступить, не знал Бикрицкого! Ведь большая их часть брала у него уроки, и не только рисунка и черчения, но еще математики, физики. Вездесущий Бикрицкий работал в Моспроекте, но каким — то загадочным образом был связан с нашим МАРХИ, а именно, с его приемной комиссией. За день до экзамена по рисунку ученики Бикрицкого уже знали, чья гипсовая голова будет стоять в экзаменационном зале. Радостно сообщив, что рисовать будем самую простую голову бородатого Сократа, уверил, что, по меньшей мере, четверками все его ученики уже обеспечены.

Но именно в этот раз в МАРХИ на главных экзаменах, экзаменах по рисунку, произошло неординарное событие, о котором ещё долго впоследствии вспоминали все посвященные в эту тайну. По како — то неведомой нам причине в самый ответственный момент вся кафедра рисунка вдруг уехала то ли на симпозиум, то ли просто в загранпоездку. И вместо нее экзамены принимала кафедра живописи. Вернувшись, наши рисовальщики к своему ужасу обнаружили, что пятерки и четверки получили весьма живописные головы, доведенные, как они сами любили выражаться,"до степени чёрного сапога"будущими студентами, совсем не знакомыми со знаменитой техникой архитектурного рисунка. А те, кто по их мнению, непременно должны учиться в архитектурном, а не в каком-нибудь Суриковском, пролетают, заработав тройки. И вот, получив вместо обещанных пятерок две тройки на основном экзамене, я, конечно, целый день рыдала. Но Бикрицкий вдруг успокоил неожиданным сообщением, что сама приемная комиссия находится в состоянии шока, и что преподавателям дано указание изо всех сил тянуть рисуночных троечников на оставшихся экзаменах. Так и случилось. На следующих физике с математикой я, даже не успев ответить, вдруг услышала неожиданный вопрос — Четверки достаточно? — На всякий случай возражать не стала.

И вот я студентка Московского Архитектурного! Ура! Все получилось! Конечно, можно поспорить, вспомнить главные жизненные принципы, грех гордыни и т.п. Но точно знаю, что лично для меня основным движущим фактором, спасающим от неуверенности в себе и лени, однажды стало желание доказать моей Лене, что я ничуть не хуже, и еще не известно, кто с кем не захочет рядом сидеть! Да, сейчас все это кажется глупым и смешным, но тогда в детстве мне было совсем не до смеха. И снова вспоминаю тот злополучный день, а может быть, наоборот, удачный?..

Тогда, переваривания обиду, я начала действовать. Ах, ты отличница? Значит, я тоже буду! Хорошо учиться особого труда не составляло, ведь к семи годам с помощью бабушки были прочитаны почти все главные книги детские и не совсем. Ах, у тебя кружевной воротничок! Ничего, у меня тоже будет такой, даже лучше! Выпросив у бабушки какую-то кружевную накидку с подушки, самостоятельно выкроила воротник и манжеты, испортив, конечно, большую часть кружева. Но, на следующий день уже явилась в школу с пышными манжетами и громоздким кружевным воротником. Так я начала учиться шить, и потом всю жизнь одевалась в самые модные и красивые платья собственного производства.

Помню, как-то уже в классе восьмом, когда все, даже бабушки преклонного возраста, неизменно носили мини, я сшила длинное, до пола, платье и решила в нем прогуляться по городу. На следующий день маме рассказывает её подруга тётя Ива, тоже врач-хирург из местной больницы, — Иду я вчера домой и вижу — на центральном проспекте народ останавливается, все на кого-то смотрят. А смотрят на девушку в длинном красном платье. Кино что ли снимают?! Подхожу, а это твоя Мара… — Следующим перлом тоже, кажется, в восьмом классе, были кружевные вязаные чулки, сделанные из старого бабушкиного шарфа. Ажурные чулки и колготки только что вошли в моду, но стоили очень дорого, да и достать их было почти невозможно. А у бабушки в шкафу совсем без дела лежал длинный ажурный шарф, связанный как труба, так что оставалось только разрезать его пополам, и чулки готовы! На следующий день на зависть всем школьным модницам появляюсь с ажурным кружевом на ногах, соврав, что чулки привёз дядя из Америки. На старой бабушкиной машинке фирмы Зингер я шила все, на что только способна была фантазия.

Надо сказать, что обвинить магазины в отсутствии текстильных товаров в то время ни в коем случае нельзя. Фабрики шили, магазины работали, но купить было нечего, так как все, что там шилось и продавалось, невозможно было носить! Кто изобрел эти бесформенные мешки, называемые женскими платьями?! Что случилось с нашей швейной промышленностью в шестидесятые годы, остается загадкой. Ведь лет десять назад на улицах еще можно было встретить женщин в нарядных модных платьях, красивых туфлях и даже в шляпках. Куда все подевалось? Возможно, в процессе всеобщей борьбы с мещанскими излишествами под шумок решили, что и женская красота это тоже лишнее. Оставалось одно — шить самим! Только из чего? Кто придумывал эти ужасные рисунки на тканях, ведь гораздо проще сделать обычный модный горох. Но когда был в моде горошек, продавались ткани в цветочек, а когда вошли в моду цветастые платья, наша промышленность упорно выпускала что-нибудь в клетку с полоской. Но, как говорится, голь на выдумку хитра! Отсутствие возможностей стимулирует фантазию! И мы фантазировали…

Однажды я сшила костюм из флагов. Папа принес откуда — то старые шелковые флаги союзных республик. Из них получились чудесная модная блузка и длинная юбка. Правда, сбоку выглядывал золотой серп от герба, но это нисколько не смущало. А из гобеленовых портьер получилось замечательное модное платье, в котором я поехала на школьную экскурсию по Золотому Кольцу. Платье пришлось дошивать вручную, так как машинка неожиданно сломалась. И вот по дороге мое платье начало расползаться по швам. Собрав булавки у всех девочек, заколола дырки и благополучно доехала до города Владимира, а там уже, купив катушку ниток, зашивала по мере расползания. А когда уже училась в нашем МАРХИ, перед новогодним праздником захожу в ГУМ и вижу замечательный черный ситец с набивными золотыми розочками. Больше всего поразила цена — восемьдесят копеек за метр. Недолго думая, купила, кажется, метров шесть. Вот оно, роскошное вечернее платье и всего за пять рублей! Ничего, что при стирке дешевые розочки сотрутся! Кто же носит вечернее платье больше двух, на худой конец трёх раз!

Конец ознакомительного фрагмента.