Танцы огня

Маргарита Борисова, 2023

Днем она работает хореографом в детской школе искусств, а ночью – танцует стриптиз в клубе для богатых и влиятельных мужчин, чтобы сводить концы с концами. Когда выясняется, что после смерти брата на ее плечи ложится его долг перед опасным, жестоким человеком, ей приходится принять его условия игры. Чужая ошибка может стоить ей жизни, но готова ли она заплатить цену, которую назвал кредитор?

Глава 5

Скажу прямо: у ребят, выросших в детском доме, таких, как мы с Томасом, шансы получить престижное высшее образование и стать успешными людьми если не равны нулю, то упрямо к нему стремятся. В одиннадцатом классе, когда все одноклассники и их родители с упоением и приятным волнением листали буклеты ВУЗов с описаниями факультетов, выбирая тот, что станет для скорых выпускников образовательной «альма матер», я уже вовсю штудировала сайты поиска работы. Зная, что никто не будет меня содержать, одевать и кормить, я могла рассчитывать только на свои силы, поэтому об очном высшем образовании даже и мечтать не смела. Педагогический на заочном — мой потолок. С завистью и даже какой-то жадностью я слушала истории своего единственного школьного друга Кирилла о том, как интересно проходят пары в престижном юридическом университете, как они с одногруппниками «зажгли» на посвящении в студенты, и как на потоке завязываются первые романтические симпатии. Я, как студентка заочного отделения, была напрочь лишена подобных удовольствий: большую часть моей группы составляли люди минимум на десять лет меня старше, и вечерами, после изматывающих пар на сессиях, они спешили домой, к своим семьям и насущным проблемам.

К счастью, хотя бы жилищный вопрос меня не тяготил: когда после совершеннолетия ты должен любезно уступить свою койку в детском доме другому ребенку, которому также не повезло расти в казенных стенах, государство обеспечивает тебя квартирой, и это — единственный плюс быть сиротой, если такая риторика вообще имеет моральное право на существование. Льготного сертификата мне хватило на угловую однокомнатную хрущевку на пятом этаже в сильно отдаленном от центра районе. Но я полюбила свою квартиру всей душой: она подарила мне долгожданное уединение, о котором я не могла даже мечтать, проживая в комнате на шестерых все свое детство. К слову, замечательная хозяйка квартиры, узнав, что из имущества у меня только спортивная сумка с личными вещами, любезно оставила мне почти всю мебель и даже посуду. Правда, бытовую технику она забрала, и почти два месяца я жила без холодильника, благо, на улице была лютая сибирская зима, и хранить продукты вполне можно было на балконе.

Мой брат Томас пошел другим путем. Импульсивный и нетерпеливый по своей природе, сразу после выпуска из школы и стен детского дома, он устроился работать в автосервис, на подхвате у механика. Как и многие его приятели, он не хотел ни дня тратить на обучение в надежде на будущие перспективы. Ему всегда хотелось всего и сразу — независимости, свободной, разгульной жизни, собственных, пусть даже микроскопических, денег, которые можно тратить по своему усмотрению. Он съехал из детского дома в собственное жилье на три года раньше меня, и я частенько оставалась у него с ночевкой, чтобы хоть немного отдохнуть от опостылевшего коллективного сожительства. Мы были действительно очень близки — как два волчонка, оставшихся без мамы-волчицы, мы стали друг для друга всем — поддержкой, опорой, защитой и безусловной любовью самых родных существ.

Все изменилось, когда Томас встретил девушку и окончательно, бесповоротно влюбился в нее. Девушка по имени Валерия явно из другого круга, параллельного тому, в котором живем мы, — дочь богатых людей, тусовщица и оторва. Они вообще не должны были встретиться. Но это было так похоже на Томаса — вечно он замахивался на что-то недоступное, явно ему не подходящее, но ублажающее его непомерные амбиции. Наше общение и его заинтересованность моей жизнью почти сошли на нет, уступив место его отношениям с девушкой, но я не обижалась и не ревновала, с пониманием относясь к силе его влюбленности. Однако, с каждой встречей, которые становились все более редкими, я видела, что он теряет себя уже не просто в переносном смысле. Валерия, с которой мы так и не познакомились, пристрастила его к наркотикам. Ни одна из сотни моим попыток повлиять на брата не увенчались успехом: он таял на глазах, все глубже зазасываемый в болото страшной зависимости.

Я практически не помню ничего из событий годичной давности: организовывать похороны Томаса помогала администрация детского дома и моя начальница Ирина Львовна. Моя память любезно блокирует травмирующие воспоминания, но я все же помню свою тотальную прострацию и нестерпимую боль, застилающую ясность ума: осознание того, что я осталась совсем одна на белом свете, убило меня, и кажется, я до сих пор все еще немного мертва. Признаюсь, я не проронила ни одной слезы — я не умею плакать, как бы ни хотелось порой. Кстати, на похороны брата упомянутая Валерия не явилась — очевидно, эти отношения значили для нее совсем не то же самое, что для Томаса.

Едва я понемногу начала приходить в себя, как оказалось, что в наследство от брата мне достается не только его квартира, заложенная в банк, но и куча долгов и микрозаймов. Он так старался впечатлить свою девушку и соответствовать ее уровню, что додумался шиковать на заемные под бешеный процент деньги. Иными словами, он жил так, словно знал, что отдавать долги ему не придется.

Мои интересы как ответчика в суде представлял мой друг Кирилл. По сути, это был один из первых его опытов ведения реальных дел после выпуска из юридического университета, поэтому когда мы проиграли по всем фронтам и частям банковского судебного иска, у меня не было даже мысли обидеться на него, тем более, что за свою помощь он не взял с меня ни копейки.

— Что, салат невкусный? — мягкий голос Кирилла вырывает меня из размышлений, и подняв глаза, я натыкаюсь на встревоженный взгляд серо-зеленых глаз. Кирилл Покровский — мой единственный друг, крепкая взаимная привязанность с которым появилась с самого первого класса, когда мы оказались за одной партой. Спустя пять лет после окончания школы мы все еще плотно общаемся и частенько выбираемся в бистро вместе пообедать, и он всегда безошибочно определяет мое настроение по аппетиту. Сегодня я вяло ковыряюсь вилкой в салате из свежей капусты, не в силах запихать в рот хотя бы небольшую порцию.

— Нет, салат вполне нормальный, — отзываюсь я. — Тогда что не так? — друг откладывает вилку и внимательно смотрит на меня, — рассказывай!

Пару секунд под по-юридически проницательным взглядом Кирилла я колеблюсь: грузить его своими очередными проблемами немного неловко. Но с другой стороны, зачем еще нужны друзья? Разве не для того, чтобы разделить с тобой все переживания, включая не самые радостные? Так уж сложилось, что ему не повезло заиметь в подругах настоящую, патологическую неудачницу.

— Один человек говорил со мной… Он сказал, что мой брат взял у него деньги в долг, — начала я максимально повседневным тоном, будто это не по моему телу бегут мурашки от одной только мысли об этом, — а отдавать вроде как придется мне.

— Пф, — Кирилл деловито закатил глаза, едва дав мне договорить, — если у них была только устная договоренность, не подтвержденная никакими расписками, то ты никому ничего не должна. В этой ситуации закон на твоей стороне, — Кирилл победно просиял, уверенный в своей правоте.

— Ты уверен? — видя его непоколебимую решительность, я, признаюсь, испытала некоторое облегчение.

— Ц, это же основы юридической грамотности, — цокнул он, — Юриспруденция! — я не смогла сдержать улыбку, — А, кстати, что за чувак? Он представился? — как будто между прочим продолжил он.

— Да… Владислав… Князев… вроде бы, — ответила я, жуя хрустящую капусту. В этом бистро она такая вкусная, пряная и остренькая. Совсем не похожа на то мягкое бесвкусное месиво, что подавали в столовой детского дома. В тот момент, когда из моего рта вылетели буквы, образующие фамилию моего «кредитора», Кирилл замер, не моргая. и порция вязкого картофельного пюре, на секунду зависнув на вилке, со шлепком плюхнулась в его тарелку.

— Ты ничего не путаешь? — уставился он на меня своими серо-зелеными глазами, которые заметно округлились.

— Не путаю… Владислав Князев, темноглазый брюнет на Ленд Ровере с личным водителем.

— О Боже, — Кирилл схватился руками за голову, и его реакция начала меня здорово нервировать. — Твой тупоголовый братишка влез в долги к самому Князю! Не могу поверить!

— Эй, выбирай выражения, — возмутилась я.

— Ты хоть знаешь, кто это такой? — продолжил Кирилл, перейдя на два тона ниже, будто речь зашла о чем-то секретном и опасном.

— Очевидно, что не знаю, и знать не особо хочу, — изо всех сил я стараюсь сохранять спокойствие. — Князь — это местный пахан…, — встретив в моих глазах полное непонимание этого термина, Кирилл продолжил, — Ну типа смотрящий, авторитет всего округа… Опасный тип… Ты даже не представляешь, насколько.

В голове я начала прокручивать все, что знаю об этом человеке: он явно богат, очевидно красив, обладает завидной выдержкой и не мелькает в нашем клубе, а значит, в круг его интересов не входят пляски полуголых девиц вокруг шеста. С таким же успехом он мог бы быть и бизнесменом, и чиновником, и даже полицейским, но именно прожигающий насквозь взгляд выдает его принадлежность к чему-то другому. Кроме того, далеко не у каждого бизнесмена есть собственный громила-охранник.

— Ну а как же то, что закон на моей стороне? — спросила я, отпив горячего капучино. — Как же твоя хваленая «юриспруденция»?! — я не хотела, чтобы моя интонация звучала настолько саркастично, но вышло именно так.

— Когда речь идет о Князе, тебе не поможет даже сам Господь Бог. Этот долг по-любому нужно отдать, — резюмировал Кирилл, и я ощутила, как щеки начинают предательски пылать от накатывающей паники. — У него есть официальный бизнес — инвестиции в строительство вроде бы… Но все знают, что он мутный тип. На его счету десятки если не жмуров, то точно покалеченных людей, — Кирилл говорит об этом человеке с таким знанием дела, что я не могу удержаться от вопроса:

Конец ознакомительного фрагмента.