Очертя голову

Маргарита Ардо (2020)

Отправляясь по приглашению подруги на Лазурный берег, скромная и мечтательная Соня не знала, что ей встретится настойчивый итальянец. И ему, кажется, всё равно, что Соня приехала на побережье не одна, а с начальником… На что пойдет красавец из Сан-Ремо, чтобы завоевать её?

Глава 11

Розовые, нежные, пахнущие заварным кремом с малиной губы просто требовали, чтобы их поцеловали здесь и сейчас. Лука невольно потянулся к ним под завороженным взглядом зелёно-голубых глаз. Мгновение стоимостью в половину сокровищ Ватикана. Но ресницы-мотыльки взлетели изумлённо, и ограбить себя на поцелуй Боккачина не позволила — отстранилась.

— Я совершенно не люблю Пармезан, — выпалила она, розовея так, словно они занимались любовью на смятых простынях, а не стояли перед прилавком с сырными головами, треугольными кусками Горгонзолы с голубоватыми прожилками плесени, с ванночками, наполненными кремовым Томино и рассыпчатой Рикоттой.

— Пармезан нельзя не любить, — улыбнулся Лука и с разрешения задорного продавца, мигом уловившего, в чём дело, отломил кусочек от неровного молочно-жёлтого айсберга и протянул Боккачине. — Попробуй.

Она посмотрела на Луку чуть смелее, и внезапно в её глазах вспыхнул дерзкий протест.

— Не люблю! — заявила она и, похоже, сама этому удивилась и обрадовалась. Уткнула руки в боки и повторила почти весело: — Не люблю и всё! Я люблю наш, адыгейский!

— Адигэски?! — повторил изумлённо Лука. — Что это?

— Вкусно. Русский мягкий сыр. Не объяснить.

— Тогда попробуй этот, — сказал он, поднося к руке Боккачины ванночку с Томино. — Сливочный, мягкий.

— Почему я должна попробовать? — сверкнула глазами Боккачина, продолжая смотреть с вызовом и удивляя ещё больше. — Почему ты ходишь за мной?

— Потому что сыр — это вкусно, — ухмыльнулся Лука и мотнул подбородком на продавца, весело отсчитывающего деньги то за голову целиком, то за крошечный кусочек, то за висящую на верёвке, как повесившуюся от несчастной любви грушу, молочно-бледную Скармоцу.

— А ты итальянец и должен гарантировать всяким глупым иностранцам всё самое вкусное? Иначе пропала честь, гордость и национальное достоинство?

Лука цокнул языком, склонив голову и глядя прямо в глаза с солнечными лучиками, разбегающимися к краям от черного, как гвоздик, зрачка.

— Не всяким. Тебе.

Боккачина растерялась, опустила руки, но всё-таки спросила упрямо после секундной паузы:

— Почему?

— Потому что ты красивая.

— Хм… А красивым нельзя есть всякую гадость?

— Таким, как ты? Нет. — Лука улыбался, глядя на неё, но почему-то вдруг показалось, что улыбка у него стала какой-то глупой. И будто Боккачина знает про пари. По затылку пробежал холодок, но позволить себе стушеваться итальянец не мог. Да и что тут такого? Хитрость — это признак ума! Любой итальянец должен уметь"менять костюм в каждой ситуации". А момент тут был самый что ни на есть понятный. Он её хотел. До сумасшествия. Словно не на мотоцикл поспорил, а на собственную мужскую гордость.

Лука взял её руку в свою. Софи попыталась отдёрнуться, но тут же обнаружила на ладони кусочек пармезана. И рассмеялась.

— Ты упрямый, да?

— Как ты догадалась?

— Ой, — испугалась будто чего-то Боккачина, — а когда мы перешли на «ты»?

— Доставка мороженого ночью очень сближает, — вкрадчиво проговорил Лука и потянулся к её талии.

И вдруг рядом раздалось звонкое:

— О, Лука! Привет! Как твоя бабушка?

Луке узнал голос подруги Софи. «Чтоб ты провалилась!» — подумал он, но обернулся и дружелюбно всплеснул руками:

— Ба, Даша! Бабушка в порядке. Безумно рад тебя видеть!

Даша с пакетами, наполненными всякой всячиной, затараторила, как трещотка, про вчерашний фейерверк, который он точно зря пропустил, про его замечательных друзей, про чудесных итальянских старушек, с которыми он их вчера познакомил, про то, что в поездку, если никто не передумал, они с Софи наделают на всех сэндвичи. Лука кивал, улыбался, потому что ответы вставлять особенно было некуда, да они, кажется, этой русской француженке и не были нужны. Сказав что-то короткое по-русски Боккачине, Даша вручила ей половину сумок.

Лука мягко забрал из нежных ручек тяжесть, даже не прислушавшись к протесту. И тут понял, что с продавцом бойкая Даша говорит по-итальянски. Плохо, запинаясь, но… У него кудри на затылке встали дыбом. О, Мадонна! Если Даша поняла хоть что-то из его вчерашней болтовни с пожилыми синьорами из общества «Здоровая старость во славу Божьей Матери», всё пропало!

Конец ознакомительного фрагмента.