Неопалимая

Маргарет Роджерсон, 2021

Духи умерших не дремлют. Артемизия учится быть Серой Сестрой, монахиней, которая очищает тела умерших – так их души могут уйти на покой и не восстанут хищными, голодными духами. Она скорее будет иметь дело с мертвыми, чем с живыми, которые шепчутся о ее покрытых шрамами руках и беспокойном прошлом. Когда на монастырь нападают, Артемизия пытается защитить его, пробуждая могущественного духа. Но все выходит из-под контроля, и теперь он – единственный, кто в силах помочь ей спасти тысячи жизней. Разгадывая зловещую тайну темной магии, Артемизия понимает: ей придется предать все, во что она верит… Если только дух не предаст ее первым.

Глава четыре

Мгновение ничего не происходило. Внутри реликварий был обит малиновым бархатом, настолько старым, что местами потемнел и стал гладким, и от него удушливо пахло пылью. Кость пальца святой Евгении была вставлена в углубление, почерневшая, словно от огня.

Я не увидела никаких признаков того, что к ней привязан Восставший, и, что еще более тревожно, ничего не ощутила.

Когда уже начала задаваться вопросом, было ли что-то, что мне следует сделать — провести ритуал или прочитать благословение, — туман, поднимающийся от костей, вскипел, и мой мир взорвался болью.

Иногда перед рассветом я сидела на крыше келейной и наблюдала за возвращением летучих мышей с окружающих полей и лугов. Днем они гнездились в колокольне часовни, а перед самым рассветом опускались на нее огромным клубящимся черным облаком. Именно это я и почувствовала, когда впускала Восставшего в свое тело — будто его сущность ворвалась в меня вихрящимся, кричащим облаком, слепящей тьмой за моими веками и градом ударов по ребрам от тысячи крыльев. Это было слишком. Я не могла вместить его полностью.

Из горла вырвался крик. Конвульсии охватили тело. Сквозь красные полосы агонии я ощутила, как мой позвоночник выгибается, а пятки впечатываются в пол. Внутри меня что-то завыло, и мои собственные мысли распались перед его натиском. Пальцы дернулись, а затем скрючились в подобие уродливых птичьих лап.

Я никогда не думала, что это будет ощущаться так — словно снова стать одержимой. Было в тысячу раз хуже, чем с Пепельным духом. Я припомнила слова матушки Кэтрин, сказанные в саду. Я не подходила для высшей реликвии; Восставший пытался завладеть мной.

Этого я не могла допустить. И заставила сопротивляющуюся руку опуститься вниз, сантиметр за сантиметром, чтобы дотянуться до кинжала. Извлекла его из ножен и прижала плоскостью лезвия к запястью.

Кожа зашипела в том месте, где ее коснулся освященный металл. Кинжал выпал из обессиленных пальцев, и я рухнула, почувствовав облегчение, когда сила Восставшего ослабла. Но судороги все еще сотрясали мое тело, и я не могла ничего поделать, кроме как дергаться и задыхаться, лежа на каменных плитах.

Тогда я услышала голос.

— Вставай, человек. — Хриплые команды приходили отовсюду и из ниоткуда, вклиниваясь между моими мыслями. — Ты собираешься сдохнуть? Вставай!

Я подумала, что сошла с ума. Духи не умеют разговаривать. Даже овладев мной, Пепельный проявлял себя лишь в виде простых порывов, вспышек ярости и голода, которые я едва могла отличить от своих собственных желаний. Большую часть времени он даже не ощущался как отдельная сущность. Но я прикасалась к изваянию Евгении и помнила, насколько по-другому ощущался Восставший по сравнению с менее сильными духами…

— Если ты не встанешь, я тебя заставлю. Я разорву твой разум на части, если будет необходимо.

Да, он мог говорить. Я услышала свой смех — ужасное беззвучное хрипение.

— Что это с тобой? — прошипел голос. — Ты сошла с ума? Это как раз то, что мне нужно, — ненормальная монашка в качестве сосуда. — А затем: — Шевелись!

Восставший дернулся откуда-то изнутри меня. Я перевернулась вовремя, чтобы успеть увидеть, как призрачные когти духа полоснули воздух там, где мгновение назад было мое лицо. Инстинктивно я потянулась к кинжалу.

— Нет, — скомандовал Восставший. — Не это. Возьми меч мертвого солдата.

Меч лежал в пределах досягаемости. Шатаясь, я взглянула на тяжелый стальной клинок.

— Я никогда не…

— Неважно. Поднимай. Сейчас же!

Я не собиралась исполнять приказы духа, но ощущала движение где-то поблизости и знала, что медлить нельзя. Бросилась за оружием, только затем, чтобы увернуться, когда оказалось, что меч в моей руке был невероятно легок, почти невесом. Обычно ослабленные мышцы моей руки не были способны удержать такую тяжесть, но, похоже, это нисколько не мешало Восставшему.

— Развернись, — приказал он.

Я повернулась, стараясь не потерять равновесие. Дух плыл ко мне по воздуху, подобно кипящему облаку пара, приобретая все более отчетливые очертания по мере приближения. Я разглядела перекошенное лицо, черты которого оплывали, словно воск, и глаза — лихорадочные искры света в запавших глазницах. Лихорадочный.

— Замахнись.

Сквозь мое тело пронеслась неземная сила. Меч прочертил стремительную дугу, и в свете свечи сверкнула сталь. Это было так легко, что сначала я подумала, будто промахнулась. Затем увидела, что Лихорадочный замер, разрубленный почти надвое, и его половинки соединяют лишь несколько тонких нитей пара. И его лицо… Я никогда еще не видела, чтобы дух выглядел испуганным.

— Еще раз.

Один заключительный взмах, и Лихорадочный развеялся в ничто. Я почувствовала удовлетворение, которое свернулось внутри меня тугим теплым комком, словно кошка, довольно вылизывающая усы после миски сметаны. Я сжала рукоятку меча. Это чувство принадлежало Восставшему, не мне.

— Возможно, ты не так уж бесполезна. Тем не менее, в тебе есть что-то странное — ты слушаешь меня, например… О, а это что?

Краем глаза я заметила натекшую кровь сестры Жюльенны, переливающуюся в свете свечей багровым. Я отвернулась, но было уже поздно. Восставший видел моими глазами.

— Мертвая претендентка? А что тогда представляешь из себя ты? — Последовала изумленная пауза. — У тебя вообще нет никакой подготовки, не так ли?

— Замолкни. — Говорить было больно, горло саднило от крика.

Я опустила меч и склонилась, чтобы подобрать кинжал.

— Сомневаюсь, что ты вообще знаешь, как вернуть меня обратно в реликвию, — продолжил он недоверчиво. — Ты хоть понимаешь, в какой опасности находишься, человечишко? Это лишь вопрос времени, когда я овладею твоим телом и отправлю его в долгий, веселый…

Его голос оборвался шипением. Я снова шлепнула кинжалом по руке, и на коже расцвел еще один багровый след. В наступившей тишине я ощутила во рту медный привкус. Когда провела пальцами по губам, на них осталась свежая кровь. Должно быть, прикусила язык во время конвульсий.

Кровь выглядела неестественно алой, почти пульсирующей в неверном свете свечей. Она была не только моей, по большей части принадлежала сестре Жюльенне. Как только возникла эта мысль, перед глазами все поплыло, а ноги подкосились.

Слабость была недопустима. Делая размеренные вдохи через нос, я убрала кинжал в ножны и спрятала реликварий под мышкой, убедившись, что он плотно закрыт, перед тем как ступить на лестницу. Хотя Восставший отступил, я все еще ощущала, как он оценивает меня, кружа вокруг, словно лиса у курятника. Стоит мне ослабить бдительность, как он попытается овладеть мной снова.

Он думал, что у него был шанс.

— Что случится с тобой, если меня убьют, Восставший?

— Ничего, — ответил он чересчур поспешно.

— Ты вернешься в реликвию, — догадалась я. — Если это случится, ты будешь беспомощен, и духи, напавшие на нас, тебя уничтожат. Чтобы защитить себя, ты должен сохранить мне жизнь. Поэтому и помог мне.

— Не твоего ума дело, никчемная монашка, — огрызнулся он.

— Очень даже моего, потому что ты продолжишь помогать мне, — мрачно заявила я. — У тебя нет выбора.

На полпути наверх я снова услышала молитвы, приглушенные слоями камня. Еще несколько шагов, и сверху раздался крик и треск дерева. Остальную часть лестницы я преодолела бегом. В часовне меня встретила картина полного смятения: послушницы рыдали, а сестра Айрис отрывисто отдавала приказы монахиням. Она стояла, охраняя матушку Кэтрин, преклонившую колени у алтаря и погруженную в молитву. Двери все еще держались, но уже с трудом; когда я взглянула на створку, в дереве появилась новая трещина, пробитая клинком.

Сестра Айрис развернулась, услышав, как я вошла, и на ее лице проступило облегчение. Которое, впрочем, моментально улетучилось.

— Артемизия? Где сестра Жюльенна?

Я представила, как, должно быть, выгляжу со стороны — вся в крови и с мечом в руке. Я заперла дверь крипты и протянула реликварий.

— Пожалуйста, сохраните это.

Кровь отхлынула от лица сестры Айрис.

— О, Артемизия…

Я не могла вынести ее взгляда. Поверит ли она мне, если скажу, что не одержима? Я не знала. Поэтому молча отвернулась от нее и побрела через неф, между скамьями, осознавая, как затихают молитвы и плач по ходу моего приближения. Я мельком увидела Маргариту, на лице ее застыл шок. Дверь впереди содрогалась от непрерывных ударов. В засове появилась очередная трещина.

— Восставший, — произнесла я, не обращая внимания на взгляды, впившиеся в меня при этом, и испуганные шепотки. — Направь меня.

— Я не твой слуга, — прошипел он. Затем нехотя добавил: — Снаружи десятки обращенных. Будь готова.

Двери потряс еще один удар. Затем они взорвались вспышкой разлетающихся обломков.

Так много мужчин… Поток их, смердящих в своих забрызганных грязью кольчугах, с глазами, сияющими серебристым призрачным светом, хлынул в пролом. Для них я, должно быть, выглядела жалкой преградой, одиноко стоящей на пути. Серое одеяние ничем не выделяло меня среди других сестер. Я почувствовала, как ветер обдувает лицо туманом дождя, когда воины приблизились.

Восставший дернул меня за руку, подобно тому, ка кукловод дергает за ниточку. Я подняла ее ладонью кверху. Сила взревела во мне, словно лесной пожар — всепоглощающая, неостановимая. Толчок, и солдаты замерли, будто бы натолкнувшись на невидимый барьер. Поворот, и все до единого упали на колени, сведенные судорогой. Их рты широко распахнулись; из них хлынули потоки пара. Тела дергались, дрожали, а затем наконец рухнули на пол без сознания.

Я качнулась вперед, когда последние остатки силы Восставшего вытекли из моего тела. Земля дрогнула под ногами, а перед глазами расцвели темные пятна. Я оперлась на меч, острие которого утонуло в ковре нефа.

Изгнанные духи клубились над солдатами в корчащейся, хаотично мечущейся массе. Некоторые из мужчин зашевелились и застонали. Уцелевшие, но не настолько, чтобы вступить в бой.

— Сейчас они слабы. Хватит медлить и уничтожь их, пока не очухались. Или моя сила слишком велика для тебя, монашка?

В ответ я упрямо подняла меч и, пошатываясь, двинулась вперед. И ощутила краткую вспышку изумления Восставшего с примесью одобрения. В мои конечности хлынула сила, заставляя перейти с шага на бег. Меч сверкнул в воздухе, без труда располосовав ближайшего духа на ленточки, как только тот начал обретать форму.

— Слева!

Я развернулась, перехватывая Изможденного, почти воплотившегося возле меня. Его когти чиркнули по моей щеке, но прикосновение оставило лишь слабый холодок вместо обжигающего мороза скверны. Второй удар разнес его в клочья.

Восставший, должно быть, почувствовал мое удивление.

— Я могу защитить тебя от скверны, если не стану пытаться делать все одновременно. Но на этом все. Мечи, стрелы, топоры — все, что принадлежит физическому миру, может причинить вред твоей жалкой плоти.

Вероятно, он говорил правду, но в тот момент я ощутила себя неуязвимой. Духи падали передо мной, словно пшеница под косой. Мои чувства обострились: я ощущала каждый удар сердца, каждый вдох; чуяла запах дождя и камня, что приносила буря снаружи. Даже липкий жар кожаной рукояти меча заиграл какими-то новыми и поразительными ощущениями. Я никогда не осознавала, какое это чудо — просто иметь тело, быть живой, чувствовать.

Восставший. Это было наслаждение Восставшего, текущее через меня и ощущаемое моими человеческими чувствами.

Где-то сбоку мелькнуло движение. К битве присоединились сестры, их кинжалы сверкали подобно ртути. Теперь, когда закованные в броню тела пали, нашлось дело и для них.

В дверях часовни толпилось еще больше обращенных. Я повернулась к ним. В руке снова скопилась сила Восставшего, и на этот раз тело мое было готово к толчку, повороту и опустошающему выбросу его мощи. Однако я едва не споткнулась, пока пробиралась вперед, огибая бесчувственные тела, распростертые на полу.

Странная пульсация в воздухе была моим единственным предупреждением о том, что что-то не так. Затем часовню прорезал нечеловеческий вопль, и боль расколола череп. Я согнулась пополам, звук звенел в моих ушах, не переставая. Сквозь дымку агонии видела, как колеблются от призрачного ветра драпировки на стенах. Пламя свечей отклонилось и погасло. Сестры упали, держась за головы.

Из мешанины духов поднялась бледная фигура, окутанная серебристым сиянием. Вокруг ее тонкого силуэта вихрились бесцветные одежды. И хотя у духа оказалось холодное красивое лицо, его глаза были ужасны, суровы и яростны. Вопль, исторгавшийся из его губ, продолжался и продолжался без остановки.

— Яростный, — прошипел Восставший с той же горечью, какую испытывала и я. — Твоя голова… Я уже забыл… — Он прервался, охваченный болью.

По позвоночнику пробежал сковывающий холод. Пульсация в голове стала терпимой, но ужас не ослабевал.

Никогда в своей жизни я не думала, что увижу Яростного. Они были духами Четвертого Порядка, порожденными из жертв убийств. На уроках истории мы читали о том, как во время Войны Мучеников один Яростный уничтожал целые роты солдат, выводя людей из строя своим парализующим криком.

Яростный поднял тонкую руку и указал в направлении задней части часовни. Быстрее, чем я успела среагировать, масса вновь изгнанных духов пронеслась мимо меня, преобразуясь в узнаваемые формы и бурля над скамьями. Впереди стаи мелькнули Изможденные, снующие туда-сюда и выискивающие тропинки между завитками ладана. Я поспешила к ним, но мышцы оцепенели. Восставший во мне напрягся.

— Оставь их. Командует Яростный. Это главная цель.

— Но…

— Ты можешь сражаться в дюжине мест одновременно? — прорычал он. — Уничтожь Яростного, и остальные последуют за ним.

Восставший был прав. Сестры не смогут защитить себя, пока не прекратится крик. Но я физически не могла заставить себя отвернуться от послушниц. Лишь сестра Айрис и сестры-мирянки оставались достаточно близко к алтарю, чтобы укрыться за ним. София нашла подсвечник и сжимала его в качестве оружия, ее лицо исказилось от боли. В любой момент духи могли отыскать путь через благовония, а их было так много…

Я совсем забыла о матушке Кэтрин. Та спокойно поднялась со своего места, где преклоняла колени у алтаря, и коснулась янтарного кольца.

На один хаотичный миг почудилось, будто на том месте, где она стояла, появились две фигуры: матушка Кэтрин — седовласая и хрупкая — и возвышающийся над ней громадный, закованный в броню силуэт, в кирасе которого сверкали обломанные копья и стрелы. В руках он держал огромный выщербленный меч, который с размаху опускал вниз, словно палач над плахой.

Когда оружие ударилось об пол, от места соприкосновения прокатилась ударная волна, нещадно разрывая первую волну духов и отбрасывая остальных. Ударившись о висящую кадильницу, один Изможденный испустил крик и растворился в дыму.

— Насмотрелась? Теперь шевелись!

Я уже отворачивалась от сестер на бегу. Яростный не обращал на меня внимания до тех пор, пока меч не просвистел вблизи от него. Он устремил на меня свой гневный взгляд и сместился ровно настолько, чтобы клинок пролетел мимо, не причинив никакого вреда, и глубоко вонзился в церковную скамью. Только уперевшись в сиденье ногой, я смогла вырвать клинок.

— Сзади. Подожди, прикрой глаза!

Как раз в тот момент, когда Восставший выкрикнул свое предупреждение, вопль Яростного превратился в оглушительный вой. Я выбросила перед лицом руку, защищаясь, когда окна часовни взорвались, заполнив пространство сверкающими осколками цветного стекла. Яркий росчерк боли полоснул по шее; другой пронзил лодыжку чуть ниже рясы. Когда вой оборвался последним жалким всхлипом, я услышала чей-то крик.

Я узнала этот голос. Сестра Айрис.

Яростный жадно взглянул в сторону алтаря. В мгновение ока он скрылся из виду, пронесясь над нефом. Я помчалась за ним. Под моими ботинками хрустело разбитое стекло. В проходе бушевал ветер с дождем, разгоняя дым благовоний. Рухнувшую у алтаря матушку Кэтрин держала сестра Айрис, судорожно ощупывающая ее лицо.

— Мой реликварий, — прошипел Восставший.

Тот валялся на полу, никем не охраняемый. Именно к нему и устремился Яростный. Но сестры вокруг него не собирались сдаваться просто так. Одни уже лежали и залечивали оскверненные раны, в то время как другие, все еще держась на ногах, защищали тех от духов, наседающих со всех сторон.

Восставший не видел ничего из этого, я чувствовала — его внимание было приковано к реликварию, словно вокруг больше ничего не существовало. Мечущиеся эмоции и мысли духа заставили мои внутренности сжаться в плотный до тошноты комок. Реликвия святой Евгении была для него одновременно и древней, ненавистной тюрьмой, и единственной хрупкой защитой от забвения.

Я бросилась в бой. Меч сражал одного духа за другим, но их было слишком много. Я не могла настичь Яростного, что кружил теперь над алтарем и жадно присматривался к раненой девушке, лежащей на полу, ее каштановые волосы рассыпались по ковру. Маргарита. Ослабленная, она стала идеальной мишенью для одержимости.

— Как только Яростный овладеет этой девчонкой, он использует ее тело, чтобы уничтожить мою реликвию, — в бешенстве прорычал в моей голове Восставший.

Я срубила Лихорадочного, возникшего на пути.

— Тогда не дай ему шанса, — сквозь стиснутые зубы ответила я. — Выдави его из ее тела, как ты сделал это раньше.

Где-то поблизости закричала сестра, которую атаковали сразу несколько духов.

— Он будет сопротивляться. Мы потеряли преимущество неожиданности — на этот раз он запустит в нее свои когти.

Паника заскребла по моим ребрам. Я не могла отличить нарастающее отчаяние Восставшего от своего собственного.

— Дай мне больше контроля, монашка. Дай мне покончить с этим. У меня есть сила; тебе нужно лишь позволить мне использовать ее.

Краем глаза я увидела, как София замахивается на парящего духа своим подсвечником. Металл не был освящен и не возымел никакого эффекта, кроме того, что привлек его внимание. Дух оказался Замерзшим, с его заиндевевшего лица, словно борода, свисали сосульки.

Я не была уверена, что снова смогу усмирить Восставшего, если высвобожу его. Но у меня не оставалось времени. И выбора. Яростный над моей головой собирался с силами, чтобы атаковать. Замерзший потянулся к Софии.

— Давай, — сказала я и отбросила свой меч в сторону.

Ликование Восставшего обожгло меня, подобно пламени. Зрение затуманило серебристое сияние. Я почувствовала, как расправляется моя спина и за ней поднимаются, разворачиваясь, огромные крылья. Все лица — духов и людей — повернулись и в страхе воззрились на меня.

Мое тело лизало призрачное пламя. Крылья с хлопком ударили по воздуху, и серебряный огонь взметнулся вверх, полыхнув по полу, по скамьям и стенам, взвившись танцующим вихрем под балки сводчатого потолка. Когда все духи вспыхнули ярким пламенем, словно клочки бумаги в огне, сестры вскрикнули и отпрянули назад. А затем пылающие призраки погасли, поглощенные, пока Восставший все выл и выл.

Это не заканчивалось. Пламя поднималось выше. Я ощутила, как призрачный огонь выплескивается сквозь разбитые окна на земли монастыря. Я чувствовала, как он рвется сквозь крипту, сквозь извилистые туннели катакомб, пожирая каждую задержавшуюся тень на своем пути. Я чувствовала все это так, словно огонь стал продолжением моего собственного тела.

И я чувствовала жизнь. Траву, деревья, когда пламя вырвалось наружу, солдат, лежащих без сознания на полу, монахинь, трясущихся передо мной. Даже червей и жуков, что незримо ползали под почвой. В моей груди зиял голод. Я могла поглотить их всех.

Нет. Этого жаждал Восставший, не я.

— Нет, — сказала я вслух.

Призрачный огонь исчез. Я упала на пол, агонизируя в наступившей темноте. Восставший метался в моем теле, словно животное в клетке. Мои пальцы рвали мою собственную кожу, ковер, хватали битое стекло, рассыпанное вокруг. Я уступила контроль над левой рукой, чтобы сосредоточиться на правой, и, потянувшись вниз за своим кинжалом, сжала его изо всех сил.

— Я не вернусь, — шипел Восставший, и его злобный голос был пропитан ядом. — Знаешь, каково это — быть запертым в реликвии на сотни лет? Я убью каждую жалкую монашку в этом месте, прежде чем позволю им вернуть меня обратно! Я заставлю их тысячу раз пожалеть о том дне, когда они заключили меня в заточение.

Сантиметр за сантиметром я подтягивала кинжал к груди. Ощутила, как сознание Восставшего зацепилось за оружие. Он презрительно засмеялся.

— Это больше не сработает, монашка. Это тело — мое. Все, что ты можешь сейчас, это задержать меня, но что бы ты ни попыталась сделать, это причинит тебе такую же боль, как и мне…

Кинжал коснулся кожи — сверкающее, холодное жало. Восставший замер.

— Ты не сделаешь этого, — произнес он.

Я надавила. Кровь струйкой потекла по животу.

— Ты блефуешь.

Я изучала анатомию под руководством Серых Сестер и точно знала, под каким углом нужно направить лезвие, чтобы оно вошло между ребер прямо в сердце.

— Прекрати, — рявкнул Восставший, безуспешно пытаясь овладеть моей рукой. — Я сказал, хватит!

— Ты не овладеешь мной. — Голос едва ли напоминал человеческий. — Если мне придется лишить себя жизни, чтобы остановить тебя, я сделаю это.

— Слабоумная! Ты понятия не имеешь, что делаешь. Если ты умрешь, пока я в твоем теле, наши души переплетутся — ты будешь заперта вместе со мной в реликварии!

— Тогда мне тебя жаль, Восставший.

— Что? — прорычал он.

— Ты будешь заперт со мной навечно. И через несколько дней станешь умолять уничтожить реликвию, только чтобы избавиться от меня.

— Ты спятила! — завыл он.

И обрушился с новой яростью, но я знала, что победила. Поэтому держалась с мрачной решимостью, пока он бился против своей судьбы. Потом борьба сменилась бешеным царапаньем, скрежетом и бессловесными гневными воплями. И когда мое сознание померкло, я крепко ухватилась за Восставшего и забрала с собой в темноту.