Вторая поправка. Культ оружия в США

Марат Нигматулин, 2023

В начале двадцать первого века Соединённые Штаты охватила волна немотивированного и политического насилия: акты массовой стрельбы в школах и университетах, массовые убийства, «внутренний терроризм». Как связаны скулшутинги и неофашистская идеология alt-right? Как молодёжная безработица и политика неолиберализма создали почву для ненависти и вражды? И как массовые убийства и «терроризм нового типа» стали частью «новой нормальности» в Соединённых Штатах. В формате a4.pdf сохранен издательский макет.

Глава первая

Исторические предпосылки формирования gun culture в Соединённых Штатах

Где следует искать истоки той традиции, которая и привела США к достаточно распространенному ношению оружия в стране? Возможно, следует начать с восприятия индейцев, жителей исконной территории. Предки будущих современных американцев очень сильно ощущали себя пришедшими, захватчиками, и укоренилось восприятие, что эту территорию могут у них отбить все, в том числе и предыдущие хозяева — индейцы.

Следует также правильно представлять, как выглядела жизнь в североамериканских колониях того времени.

К моменту достижения независимости в тринадцати штатах проживало всего около пяти миллионов человек. Значительная их часть обитала в северо-восточной части страны на морском побережье, — в районе Нью-Йорка и Бостона. Остальное население с относительной регулярностью растекалось по лесистым просторам Новой Англии [9].

Основным типом поселений в северных штатах того времени были фермы — небольшие хуторки, расположенные на довольно большом расстоянии друг от друга. Места в Новой Англии труднопроходимые: хвойные и смешанные леса, болота, овраги, быстрые ручьи и речки. Дорожная сеть была развита плохо. Дороги почти все были грунтовые. Осенью и весной их сильно размывало. Разные фермы отделялись друг от друга расстоянием нередко в двадцать-тридцать километров, что в условиях пересечённой местности и бездорожья довольно много [10].

В тех местах, где регулярны были нападения индейцев, — фермы приобретали характер укреплённых сооружений. Дома могли окружать неглубокими рвами, на ночь выставляли караулы. Разумеется, фермеры, жившие в глубоком отрыве от цивилизации и в предельно враждебном окружении, вынуждены были вооружаться.

За всё время британского владычества в североамериканских колониях так и не был наведён полноценный порядок в гражданском и военном управлении. Полиция существовала далеко не везде, а в первую очередь в относительно крупных городах. Но даже там её влияние было заметно мало. Суды почти везде находились под прямым контролем наиболее богатых землевладельцев и промышленников [11].

В целом можно сказать, что тогдашние колонии были местностью дикой, развитой мало. Единственное право, которое свято соблюдалось там, — так это право сильного. Законы существовали в первую очередь на бумаге, а потому любой насильник мог брать себе всё, что в силах был отобрать у других, не чувствую никакого стеснения со стороны властей. Известно достаточно плантаторских и промышленных династий, разбогатевших в те времена именно таким способом [12].

Земля в Новом Свете не принадлежала никому, — а следовательно, она принадлежала тому, кто мог её захватить.

Об уровне развития тогдашних колоний ярко свидетельствует тот факт, что на момент окончания Войны за независимость во всей Виргинии было лишь одно каменное здание. И это была тюрьма [13].

Население было малокультурное. Основу американских колонистов составляли обнищавшие английские крестьяне, бродяги, нищие, беглые и просто каторжники, бандиты, разные авантюристы, религиозные сектанты и тому подобная публика.

Большая часть американцев того времени не имела даже начального образования. Среднее же и высшее были доступны только для крайне немногочисленной элиты. Университеты целиком контролировались радикальными протестантами, а уровень обучения в них был крайне низок. На протяжении долгого времени в Америке не развивалось книгопечатание, не было ни театров, ни музеев в сколь бы то ни было заметном количестве. Вплоть до Войны за независимость большая часть книг в колонии завозилась из Англии. При этом везли в первую очередь лубочную литературу [14].

Какая же картина складывается в целом? Далёкая и очень бедная периферийная страна, малокультурное, почти поголовно неграмотное население, религиозный фанатизм и ксенофобия как главные общественные настроения, высокий уровень преступности, высочайшая коррупция и слабость гражданской власти, сырьевая экономика и большое количество природных ресурсов при низкой освоенности территории.

Проще говоря, Америка того времени была типичной «страной третьего мира», как сказали бы в наше время.

Само по себе всё это уже подразумевало довольно суровые нравы этих территорий. Однако же была и ещё одна причина, по которой в Северной Америке так плотно закрепился культ оружия.

Испанские, французские и португальские колонии в Новом Свете находились под властью военно-сельскохозяйственных феодальных империй Старой Европы. Эти страны сами были глубоко феодальными. Основу их экономики составляло архаичное плантаторское хозяйство. В их культуре (к слову, куда более развитой, чем культура североамериканских колоний [15]) всецело господствовали старые феодально-рыцарские идеалы. Более того, в культурном поле уже бывших испанских и португальских колоний эти идеалы сохраняли доминирующее положение даже дольше, чем в культуре их собственных метрополий [16].

Нормы же феодально-абсолютистского общества неизбежно подразумевают сакральный и властный характер оружия. Оружие в таких обществах — атрибут власти, а потому носить его подобает лишь определённым группам население. В странах Европы в качестве таких групп выступали дворяне и завербованные из простолюдинов солдаты. Напомним, что в Испании вплоть до революции 1834–1843 годов за ношение ножа простолюдина могли повесить [17].

В Латинской Америке после её освобождения оружие стало считаться атрибутом военного, бандита или партизана. В любом случае право носить оружие воспринималось как привилегия, а не как неотъемлемое право каждого [18]. Тем более, армии латиноамериканских стран с самого начала были кадровыми и воевали в первую очередь против партизан, а не внешнего врага. Именно поэтому подавляющее большинство жителей Латинской Америки не имело тогда опыта службы в регулярной армии [19].

Безусловно, и во времена гражданских войн девятнадцатого века, и в годы революционных герилий века двадцатого, и в наше суровое время уровень распространения оружия в Латинской Америке был и остаётся очень высоким. Однако же там на протяжении очень долгого времени местные диктатуры старательно ограничивали доступ граждан к оружию, а само оно не рассматривалось как неотъемлемая часть свободного общества и атрибут полноправного гражданина [20].

Оружие в Латинской Америке было широко распространено, но оно там не фетишизировалось. Винтовка не рассматривалась там как источник свободы. Напротив, отношение к оружию было далеко не самым положительным: все знали, что в первую очередь его применяют военные и бандиты против мирных жителей.

В отличии от жителей Соединённых Штатов, латиноамериканцы также не были сосредоточены на формальной легализации оружия. Диктатуры постоянно норовили изъять оружие из свободного обращения, но все предпринимаемые ими в этом направлении меры носили самый временный и поверхностный характер. Латинская Америка была краем ещё более диким, чем Америка Северная. В принципе, это было суровое общество небелых цисгендерных мужчин-католиков, живущих почти в дикой природе. В этом обществе владение хоть каким-то оружие было просто необходимо для выживания. Так, знаменитый нож мачете использовался в первую очередь использовался для сельскохозяйственных работ (точно так же первоначально использовалась и кавказская шашка). Точно также ружья и копья применялись местным населением в первую очередь для истребления ягуаров и других диких зверей, а не людей.

Уровень преступности в тех местах сдерживался патриархальным укладом: в условиях, когда весь общественный порядок и система власти держались на родственных и клиентельных связях, на личной ответственности каждого перед каждым, а всякий человек занимал своё, вполне определённое место в жизни, — уровень преступности был довольно низок.

В североамериканских колониях сложилась несколько иная ситуация.

Местное общество с самого начала формировалось не как патриархальное и феодально-военное, а как раннекапиталистическое [21]. При этом в отличии от Англии, где капиталистические отношения и до, и после Английской революции сдерживались полуфеодальными порядками и установлениями, — в Америке таких ограничителей у них не было.

Соединённые Штаты стали первой страной, которую целиком и полностью создала буржуазия. Американские порядки с самого начала были насквозь буржуазными. Здесь не знали ни рыцарской чести, ни монашеской безмятежности, ни мещанской сентиментальности. Дух, всецело владевший североамериканскими колониями, — это с самого начала был дух жажды наживы, дух предприятия [22].

Если во Франции, в Италии, в Германии, даже в Англии буржуазия вынуждена была оглядываться на господствовавшую вокруг аристократическую культуру, вынуждена была мимикрировать, соблюдать некоторые приличия (учить своих детей латыни и фехтованию, посещать театры, заводить фамильные гербы), — то в Америке буржуа могли не стесняться этими формальностями [23]. В образцовом царстве буржуазии имелось место лишь нужным, полезным и прочным вещам. Необходимость быть честным здесь отсутствовала. К западу от песчаных берегов Уэлльса начиналось нескончаемое царство чистогана.

Американская буржуазия с самого начала представляла собой откровенный сброд: разбогатевшие уголовники и уголовницы, наподобие воспетой Дефо Молль Флендерс [24], бывшие и действующие пираты, работорговцы, мошенники, за бусы выкупавшие у индейцев обширные земли, торговцы водкой, спаивавшие коренное население континента, лидеры протестантских сект, просто душегубы рангом помельче. Из этих людей и сформировался правящий класс североамериканских колоний, — грубый, наглый, дремучий, алчный до денег и совершенно беспринципный.

Разумеется, дворянство европейских стран тоже первоначально рекрутировалось из людей жестоких и честолюбивых. Однако же в Европе за много лет правящий класс обзавёлся некоторым лоском. В Америке же этого так и не произошло. Местная элита как тогда, так и в будущем гордилась своим невежеством, своим духовным убожеством, своей подлостью и ненасытностью.

В отличии от патриархальных обществ Латинской Америки, где каждый человек знал своё место (подчас весьма незавидное), а социальная мобильность была затруднена, — в североамериканских колониях мы уже в ранний период видим раздробленное и предельно атомизированное общество.

Патриархальное общество принято осуждать, и это осуждение вполне понятно. Такое общество является предельно иерархизированным, и по сути своей оно безусловно эксплуататорское. Однако же патриархальное общество предоставляло своим членам также и определённые гарантии. Человек, родившийся в определённом сословии, всегда морг рассчитывать на помощь корпорации, на поддержку со стороны большой семьи, со стороны определённых покровителей. Такое общество характеризовалось низкой социальной мобильностью, хотя даже оно предполагала некоторые карьерные пути наверх для простолюдинов (таковым путём была, к примеру, лакейская служба у богатых патронов). Впрочем, главным здесь было то, что родившийся в таком обществе человек с трудом мог подняться наверх, но зато и опуститься на самое дно общества было для него весьма затруднительно. При наличии всесторонней поддержки со стороны корпорации сделать это было не так просто.

Каждое место здесь было учтено, регламентировано и жёстко закреплялось за определённым человеком. В таком обществе всякий знал, где ему положено быть.

Как исходя из этого можно понять, уровень преступности в таком обществе был невелик. Для того, чтобы стать преступником, человеку требовалось выйти сперва из-под власти корпорации, а это подчас было невозможно. В целом, уровень семейного и корпоративного давления был здесь настолько велик, что человек практически не мог распоряжаться своей жизнью самостоятельно. Это часто приводило к личным трагедиям, но сокращало в обществе уровень нерегламентированного законом насилия.

Даже бандитизм и преступность в Латинской Америке носили характер патриархальный. Организованная преступность была такой же корпорацией, такой же ремесленной гильдией, как и другие отрасли экономики.

В североамериканских колониях ничего подобного не было даже и близко. Человек там был забит, унижен, лишён всякой поддержки со стороны семьи и общества. Идеологией американского общества с самого начала сделался хищнический закон выживания сильнейшего.

Война всех против каждого составляла повседневность американской провинциальной жизни, право сильного было её законом, агрессивный культ материального успеха любой ценой — его подлинной идеологией.

Первоначально американское общество состояло из люмпенов и маргиналов. В отсутствии всякого социального контроля они породили тиранию столь страшную, что при виде её могли бы содрогнуться тираны пиренейских и апеннинских стран и даже турецкие и персидские цари, — это была тирания большинства, тотальная власть «народного сообщества», мощнейшее культурное и силовое давление агрессивной и ненавидящей всё на свете массы неграмотных ханжей [25].

В обществе, где человеку не гарантировалось абсолютно ничего, где каждый мог разбогатеть или умереть в канаве, — оружие подчас становилось единственной возможной гарантией хотя бы и минимальной безопасности. Ружьё и пистолет были единственными аргументами в споре человека с природой и общественными обстоятельствами.

В сумрачной протестантской стране, где невежество и бескультурье, жестокость и грубость, алчность и предательство почитались единственными добродетелями, — только владение оружием обеспечивало человеку возможность не дрожать без конца от ужаса.

Результатом всего этого стало формирование в Америке того странного культа вооружённого человека, культа не гражданина, но вооружённого до зубов обывателя.

Впоследствии многие идеологи этого чисто американского культа утверждали, что только вооружённые граждане смогут противостоять диктатуре государства [26]. Разумеется, это не имеет ничего общего с реальностью. В действительности история много раз показывала нам, что при наличии развитого гражданского буржуазного общества, способного и желающего противостоять диктатуре, — таковая просто не может быть установлена. Во Франции народ помешал приходу фашистов к власти даже без наличия большого количества штыков на руках у граждан [27]. Так же обыкновенно и бывает всегда: если граждане имеют решимость противиться диктатуре, то никакой диктатор просто к власти не придёт. Если же диктатура уже установлена, а все несиловые методы борьбы с ней оказались безрезультатны, и теперь уже необходимы методы, связанные с вооружённым противостоянием, — народ, позволивший диктатуре так расшириться, — вряд ли будет бороться против тиранов с оружием в руках, и вооружённое восстание останется уделом немногих одиночек.

Тем более, если народ не распознает и не уничтожит тиранию в зародыше, позволив ей усилиться и укорениться, — она скорее всего успеет уничтожить все свободы, связанные с ношением оружия, и борцы против неё вновь окажутся в неравном положении.

Таким образом, мы ясно видим, что массовое владение оружием вовсе не обязательно для того, чтобы избежать диктатуры. Для этих целей необходимо лишь развитое сознательное общество, состоящее в массе своей из образованных, альтруистически настроенных людей, готовых пожертвовать собой ради процветания Родины.

Народное восстание 2014–2015 годов на востоке Украины ясно показало, что массовые коллективные действия сознательных, настроенных на борьбу до конца и победу активных граждан способно сокрушить любую, даже прямо фашистскую диктатуру. Фактор наличия оружия не имеет здесь решающего значения. Если оружия первоначально не было, — очень скоро оно появится в результате разграбления военных и полицейских складов [28].

В Америке же, вопреки распространённому заблуждению, развитого гражданского общества так и не сложилось. Много лет потребовалось американцам на то, чтоб избавиться от таких постыдных явлений, как креационизм, институциональная расовая сегрегация. До сих пор так и не достигнуты в Америке важнейшие ценности любого современного цивилизованного общества — бесплатная медицина и бесплатное высшее образование. К настоящему времени в мире остаётся всего две страны, где по-прежнему нет бесплатной общедоступной медицины (притом в одной из таких стран таковая медицина до недавнего времени имелась) — это Соединённые Штаты Америки и Украина [29].

Вместо общества вооружённых свободных граждан в Соединённых Штатах сложилось общество нетерпимых, недалёких, склонных к бессмысленному насилию фанатичных обывателей. Диктат этой вооружённой толпы на протяжении многих лет подавлял любые прогрессивные инициативы, обрекая страну на культурную и политическую стагнацию. В конце концов именно диктат этой вооружённой массы привёл Америку к тяжёлому внутреннему кризису [30].

Воинствующие обыватели, одержимые религиозным фанатизмом и страхом за свою собственность, — на протяжении многих лет противились прогрессивным реформам в сфере среднего и высшего образования, в области медицины, в области социального страхования, прогрессивного налогообложения и государственного регулирования экономики. Опасаясь проникновения «коммунизма», эти люди разрушили собственную страну. Благодаря их усилиям Америка так и осталась страной колоссального экономического неравенства, очень плохого среднего и абсолютно недоступного большинству населения высшего образования, страной всесильных корпораций, религиозных сект и деструктивных культов, глубоко укоренённого расизма и самых чудовищных предрассудков [31].

В 1662 г., вслед за резней английских колонистов в Виргинии, последовало еще более кровавое усмирение индейцев. В 1675 г., через пятьдесят лет после прибытия первых колонистов, верховный вождь большого племени, обитавшего на Атлантическом побережье (к сегодняшнему дню полностью исчезнувшего), — собрал своих воинов и предложил изгнать захватчиков. Вспыхнула первая индейская война. Первая, и самая смертоносная. 20 000 краснокожих, вооруженных луками и стрелами с костяными наконечниками, противостояли 50 000 колонистов, у которых были мушкеты, стальные шпаги и сабли. Индейцы были разгромлены, а их вождь, которого англичане называли королем Филиппом, убит. Уцелевших в этой войне индейцев вывезли на Антильские острова и продали в рабство. За первой войной последовали другие, и вооруженное противостояние затянулось на 200 лет.

Возможно, с этого и начинается вся история, однако, она продолжается дальше, уже в эпоху развитого английского колониализма. В США постоянно бегут представители разных религиозных течений, которые тогда преследовались в Европе, что и формирует нестабильную религиозную ситуацию. В 16–17 веке, времени развитого религиозного состояния и Английской революции, которая в первую очередь была религиозной, именно различные трактовки учения Христа, различные порядки и различные идеи, связанные с церковным обновлением, могли создать как единство в стране — если не было в государстве крупных религиозных меньшинств, — так и полную неорганизованность, которая приводила к внутриполитическим конфликтам.

Территория США не стала территорией веротерпимости, — даже там, хоть иногда, но возникали религиозные конфликты, или же события, которые подогревались религиозным сознанием. Многие религиозные явления Европы выли распространены и в США — процессы за ведовство, конфликты населения по вопросу религиозного статуса пастора в епархии и многое другое. Самым знаменитым явлением стал Салемский процесс.

Такая дестабилизация не могла не привести к тому, что внутри Американских колоний одна часть населения ополчилась против другой и для самозащиты начала активно осваивать использование оружия, чтобы у них была хоть какая-то возможность защититься от ближайших врагов, которыми легко могли оказаться соседи, внезапно оказавшиеся не братьями по вере с представителями общины.

Нужно отметить и другой момент. Это наличие внешнего врага. Английская пропагандистская машина работала исправно, даже на далеком Американском континенте.

Особенно на далеком американском континенте. Главных врагов английской колониальной империи того времени: голландцев и французов — потомки тех, кто бежал под покровительство английской короны, видели постоянно, и вследствие этого обострялась как внутриполитическая ситуация (во время англо-голландских войн даже в литературе, связанной с тем временем, голландское происхождением становилось клеймом для человека, постоянным клеймом, которое никогда нельзя было снять). А что касалось французов, то колонизацией занимались там в основном аристократы, что еще сильнее настраивало американских англичан против внутренних французов.

К северу от английских колоний — в Канаде — находились французские, и между французами и англичанами постоянно вспыхивали вооруженные столкновения. Эта война продолжалась около ста лет до поражения маркиза под стенами Квебека в 1759 г. Четыре года спустя победа английских колонистов (и Англии) была официально закреплена Парижским договором, положившим конец французскому суверенитету над американскими землями в Канаде).

Можно, к примеру привести некоторые моменты данного конфликта. Отношения между конкурирующими морскими державами, и без того бывшие отнюдь не дружелюбными, начали постепенно накаляться. На море произошло несколько недоразумений, связанных с отданием салюта. Вопиющий инцидент случился с английской яхтой «Мерлин», которая, угрожая открытием огня, потребовала от стоящей в собственных водах голландской эскадры салюта. К чести командующего ван Гента, он клятвенно пообещал потопить дерзкого британца, если тот посмеет сделать по его кораблям хоть выстрел. В начале 1672 года Англия по дипломатическим каналам спустила Нидерландам пожелание, больше похожее на ультиматум. Голландцам предлагалось салютовать теперь и самому маленькому английскому кораблю — даже у собственно голландских берегов. В ответ на подобную наглость, явно переходящую в оскорбление, Генеральные Штаты, парламент Нидерландов, начинают предпринимать меры, которые давно уже стоило бы предпринять.

Здесь мы можем уже видеть то, что в психологии называют контрзависимостью — население осознает некоторое влияние определенных групп, но вместо того, чтобы идти с ними и объединяться, чтобы создать мир и процветание для всех, население находит множество поводов выступить против части своего населения, которое чем-то отличается от него. В этом плане, безусловно, важно еще отметить такой факт — население США не воспринимало себя кровнородственно связанным друг с другом, что дает, с одной стороны базис для выработки в определенное время очень высокого уровня толерантности, а с другой стороны, до этого момента любой внешний конфликт означает, что у населения появляется возможность погромить внутреннего врага, которым становились то индейцы, то голландцы, то французы, то ведьмы, то многие-многие другие.

Конец ознакомительного фрагмента.