Танаис. Тайга

Марат Байпаков

770 год до нашей эры. Алтай. Племена северных выбрали вождём Адму, жену великого Таргетая. Адму предстоит посольство в долину. Впереди долгий путь через опасную тайгу. Какие испытания ждут вождя северных и её попутчиков? Сможет ли Адму заручиться поддержкой вождей долины в надвигающейся войне с таёжными племенами?

Глава 7. Посвящение

— На меня поохотиться захотели! — Смеясь ласковым девичьим смехом, из-за исполинских кедров появилась Ранха.

Чёрный пёс, перестал рычать, весело завилял обрубком хвоста, вприпрыжку побежал навстречу хозяйке. За ним наперегонки заспешили ещё два четвероногих сторожа. Так в окружении стаи собак, с дорожными кулями таёжных за спиной, держа в руках пустой горит с луком, Ранха предстала перед вождём.

— Стало быть, — Ранха сложила к ногам Адму кули, перетянутые таёжной верёвкой, — отбыла к реке. Сразу скажу: костёр не стала тушить — напоследок оставила. Уложила одежды, шкуры, луки с колчанами. Собралась было взвалить на себя пожитки таёжные. Стою и думаю: одну ходку сделать или две? Нет, думаю, в одну будет тяжеловато. Припасы у таёжных солидные! Даже ягода болотная припасена. Как только их лодка не потонула? Тут выходит медведь, мужского звания, на меня. Без любопытства вышел, уже с намерением. Сел, поводит головой, разнюхивает запах кабана, возможно, ещё кого унюхал, ну и, понятно, меня… Ветер от реки к нему… — Ранха села на щит. — Упитанный такой, к спячке приготовился. Пятилетний, наверное. Я в реку подалась, изготовилась пустить стрелу. Стрелы лёгкие, тростниковые. Бить надо в глаз. Попала, как и намеревалась, по касательной, в левый. Медведь замотал головой, от раны обезумел. Зарычал — и уже на меня… Я за вторую стрелу. Буду последний глаз слепить. Эх, успеть бы до его атаки. Как вдруг…

— Тигр? — предположила Адму.

Ранха закивала. Сказ следопыта завлёк двух юных слушателей. Чуть не открыв рты, девочка и мальчик впились глазами в Ранху.

— Но сначала объявилась белка…

Адму от неожиданности засмеялась.

— Прыгнула с ветки на ветку. Обронила орешки и смотрит на нас. Ей-то что до нашей с медведем драки? Медведь белку любопытную не приметил. Сразу после белки вышел тигр. Голодный такой. Заговорил нахально с медведем. В глаз смотрит и взгляд не отводит. Без уважения к раненому бурому на меня права предъявил. Медведь-то покрупнее тигра — развернулся и с ходу набросился на полосатого. Кутерьма образовалась. Рычат, ревут, лапами машут, кусают друг дружку. И всё вот это за меня, худосочную?! Вы же не наедитесь костями моими, звери! Нашли что делить! Стою я, значит, по пояс в воде…

Только теперь Адму обратила внимание на мокрые одежды Ранхи.

–…Думаю: плыть или не плыть по реке?.. Тигр хоть и поменьше медведя, но дюже злой, с голоду, что ли? Серьёзно отвечает, до кувырков дошло, в клочья рвёт медведя полосатый. Тут мужи и подоспели. В пылу брани звери пропустили желающих в драке поучаствовать. Обоих драчунов положили там же. Голый муж бил медведя. Умело под лопатку сразил. Жрец и Полакка с двух ударов усмирили тигра, он под медведем оказался и утечь не успел.

— Ты одежды смени. Есть перемена? — Адму протянула правую руку Ранхе. — Могу тебе синих нарядов знати выдать.

Ранха с шумом выдохнула. Приложила руки к груди, потом — ладонями к Адму.

— Благодарю, мой вождь. — Ранха приняла протянутую руку. Встала. — Ой, да только духи тайги возьмутся шутки шутить со мной… как с незаслуженно нарядившейся знатью.

Ранха зашла за шатёр, где едва слышно зашуршала одеждами. Из-за могучих великанов показался нагой «таёжный торговец». Муж волок огромную тушу — поверженный медведь, раскинув передние лапы, постукивал мордой по камням в траве. За таёжным мужем вышел Полакка, с довольным видом неся на плечах тигра. Кровь из ран зверя украшала бранные доспехи. Показался Гнур с тремя окровавленными копьями, закинутыми снопом на плечи. Гнур громко распевал хвалебную песню.

Завидев Адму с копьём, Полакка издали торжествующе прокричал:

— Уже третий раз хожу под речными кедрами! Не напрасно хожу!

— Следопыт удачу приносит! Дева, без сомнений, любима Богами! — поддержал ликование Полакки Гнур.

Лишь «таёжный торговец» воздержался от проявлений радости. Туши легли подношением к ногам вождя северных.

— Хорошее предзнаменование, мужи! Что скажете? — Адму подняла лицо к светилу. Закрыла глаза.

— О том и толкуем, мой вождь!

Полакка направился в шатёр и затих. Раздался слабый девичий вскрик: «ой!». Жрец широко улыбнулся, обнажив белые зубы, Адму открыла глаза. Через мгновение из шатра показался Полакка с тремя ножами.

— Ох, хороша! Хороша! — Полакка подмигнул Гнуру, тот иронично подмигнул вождю.

Гнур принял за рукоять предложенный бронзовый нож. Полакка присел у тигра. Протянул уважительно правой рукой железный нож «таёжному торговцу».

— А мне, стало быть, нож не принёс? — наигранно обиженно бросила Адму Полакке.

— Мой вождь, прости… не по умыслу…

Полакка перестал разделывать тигра и попытался встать, но Гнур положил руку на плечо друга и поднялся первым. Скорым шагом прошёл за шатёр, откуда снова раздалось «ой!». Громкий хохот Адму и Полакки стал ответом на вскрик. «Таёжный торговец» отвёл взгляд от туши медведя.

— Да, запамятовал я… — Появился смущённый Гнур с ножом. За ним вышла красная лицом Ранха, в сухих одеждах.

— Запамятовал? — недоверчиво потянул Полакка. — Ага.

Хохот опять накрыл поляну. Теперь в четыре пары рук две туши быстро свежевались и разделывались. Шкуры тщательно зачистили, натёрли драгоценной солью и растянули сушиться на тонких жердях.

— Такой конец нас ждёт? — внезапно посреди хлопот громко изрекла Адму. Не сговариваясь, охотники повернули посерьёзневшие лица к вождю северных. Адму каждому заглянула в глаза. — Сцепимся с таёжными, как этот медведь с этим тигром, а на нас нападут другие племена? И нас, дерущихся за добычу, — в спину? Так, что ли?

— Да-да, — печально согласился жрец. — Два зверя — примета от Богов. Пророчество нам.

— У таёжного торговца отличный удар. Медведь шёл за последней трапезой перед спячкой. Вес уже, считай, нагулял. — Полакка высокомерно-снисходительно потрепал по плечу нагого мужа. Вернулся взглядом к жрецу и с насмешкой в голосе спросил: — Ты про каких двоих толкуешь, почтенный Гнур? Про тех, кого освежевали? Или про тех, кого раздели?

Гнур резко встал. С окровавленным ножом в руке направился к миске, поднял её, посмотрел на «таёжного торговца» и стал отсыпать содержимое обратно в кисет. Отсыпав с половину, завязал тугой узел.

— Никак мысль переменилась? — иронично молвил Полакка. Второй посол и не пытался скрывать враждебности к таёжным.

Жрец из долины провёл ладонью по лицу, словно смахнул налипшую паутинку.

— Именно так. Переменилась думка, мой посол. Я всё ещё у вас в гостях. Теперь таёжные торговцы нам живыми нужны. Боги на то ясно указали.

Заслышав миролюбивые суждения жреца, «таёжный торговец» прервал почти законченную разделку медведя.

— Легенда у нас, таёжных, есть… — осторожно заговорил приглушённым голосом он, обращаясь к Адму.

— Ты не трус… — совсем не к месту оборвала его речь Адму. Поощрительно добавила: — Рассказывай легенду.

Таёжный муж откашлялся и быстро заговорил:

— Вы меня понимаете, и я вас разумею. Странно то. Вы по степи, ну а мы по тайге. Как так? Слова у нас смыслом похожие. О том толкую. Был, как сказывают шаманы, договор у предков, что наш язык таёжный сольётся с вашим. И ваши слова станут нашими. Одной семьёй станет слово тайги и степи. Мы сходились и расходились с вами. Союзы замещались враждой. До дальних гор походом вместе ходили. Но то было очень давно и по временам тёмным позабылось. Легенда же про птицу…

— Белую? Что может оборачиваться в чёрную? — нетерпеливо перебил Гнур и протянул сверху миску таёжному рассказчику.

— Да, про бело-чёрную. — Таёжный муж поднялся, переложил нож из правой руки в левую. Правой принял миску.

— Брешешь! — грубо отвечал Полакка. — Не случалось общих языков с вами. Врёшь! Вы украли наши слова так же, как ты сегодня кабана. А раньше, поди, крал у нас лошадей? Ты да твой лопоухий щенок! Как с такими подлыми ворами водить дружбу? Даже границ не чтите. Видишь камень границ и мимо проходишь? У тех узорчатых камней, как ты лепечешь, заведено молитву сложить да жертву посильную принести. Памятные то камни. Праотцами на местах значимых поставлены с умыслом. Над могилами воинов стоят. Не знал? А как тебе такое знать! Потому и союзов бранных промеж нас не бывало. Не могли мои предки такого неуважения стерпеть.

— Видели тебя в деле, — молвил Гнур, — на охоте то бишь. Матёрого медведя добыл. Такого подвига у нас в долине считается достаточно для посвящения в воины. Намажь на лицо кровь зверя и жуй заколдованную смесь, но медленно жуй — не спеши. Как дожуёшь, запей, но тремя только глотками, тремя, слышишь? Я запою. — Гнур ударил правым кулаком в левую ладонь. — Время может и назад обернуться. У каждого из посвящаемых откровения по-своему проходят. Видения старательно проговаривай. Запоминай каждую деталь. Духи придут к тебе. Духи предков и великой тайги. Не знаю, как у вас, таёжных, заведено, но те духи тебе новое имя дадут…

Гнур торжественно замолчал, он сделал вид, что не заметил задиристой речи второго посла. Полакка улыбался во весь рот, его явно распирало на очередную ядовитую шутку, но добрый северных сдержался. Под властными взглядами жреца и вождя Полакка убрал с лица улыбку, надул щёки и не проронил более ни слова.

В девяти шагах от костра жрец начертал тыльником посоха на земле три растянутых овала, что входили четвертями друг в друга. Овалы, общей длиной в рост таёжного мужа, протянулись с востока на запад. Сложил в трёх коротких шагах от овалов свой отдельный жреческий костёр. Разжёг, вынув ветку кедра из кухонного костра. Застелил овалы шкурой медведя, что нашлась в запасах таёжного мужа, мехом к солнцу, мордой на запад. Под морду подложил округлый закопчённый речной камешек со светлой полоской, из жреческой дорожной сумы. Старательно провёл ровную, без разрывов, глубокую борозду между костром и шкурой. Положил на эту черту посох золотым навершием-оленем на запад.

Таёжный муж тщательно разжевал содержимое миски, запил тремя глотками воды и лёг смиренно на шкуру, сложив на груди руки, головой на запад. Третий овал заканчивался в районе ступней. Первый овал жрец подправил, откинув шкуру под макушкой лежащего. Гнур вложил в руки таёжного мужа череп медведя, обсыпал череп красной охрой. Сел рядом, с того бока, где бьётся сердце, поджал ноги. Гнур оказался рядом с посохом, на стороне таёжного мужа.

— Прикрой глаза, — скомандовал Гнур. — Слушай мою песню. Не перебивай. Молчи. Отправимся в царство духов. Когда смесь подействует, ты пройдёшь через… — Гнур указал на посох. — Через границу между царствами живых и духов… — Теперь правая рука жреца указала на огонь костра. — Проследуешь сквозь очистительный огонь и дым. По ту сторону огня повстречаешься с духами. Духи проводят тебя в мир мёртвых и забытых Богов. Уйдёшь в нижнее, третье царство… — Гнур провёл указательным пальцем в воздухе, по овалу, что очерчивал ноги. — К предкам. Они, предки и духи, дадут тебе драгоценные откровения. Путь предстоит трудный. Не буду обманывать тебя — смертельно опасный путь впереди. Можешь и не вернуться. Только от воли духов будет зависеть твоё посвящение. Но вначале нашего с тобой пути я позову надёжных проводников. Тоже духов, проверенных, мне знакомых, они поведут тебя через созидательный огонь. Ты знай, я жрец посвящённый, уже скоро стану верховным жрецом в долине. Вождя долины с нашим верховным жрецом я проводил к предкам. Был помощником. Да, много похорон видел этот посох. Есть во мне жреческая сила.

— Такое путешествие к предкам у нас могут совершать только самые могучие… отважные шаманы… — восхищённым шёпотом отозвался посвящаемый. — Счастлив несказанно я… Жрец, я буду гордиться великим посвящением… в шаманы…

— Если воротишься, — резко оборвал его Гнур. — Верховные духи могут похитить твою душу. Добрые духи-проводники введут тебя в царство ушедших, это-то случится. Как попадёшь туда, будет встреча. Духи-проводники отдадут тебя важнейшим верховным духам. Ранг у духов определённо разный. Разное и настроение. Будут там и духи непорядка, и духи раздора, и духи бранного безумия. То понимай, смертный, когда их, толпой стоящих, увидишь. Не дерзи, веди себя почтительно, не навлекай на себя беды. Обличьем духи разные. Не смейся, если покажутся потешными, — обманчиво обличье духов. Иной малый из них посильнее огромных. Встреча с духами может обернуться скорым судом. Вот в точности как у нас с вами приключилось на реке. Что будет потом, мой таёжный друг, после той заветной встречи, никому не известно. Тут уж как им, бессмертным, заблагорассудится. Может, и без суда над тобой обойдётся. Вдруг жизнь твоя ещё судьбу не довершила назначенную? Помочь тебе, таёжный, я там никак не смогу. Не может жрец пересилить волю важнейших духов. Испросить у них доброты для тебя — это да, испрошу. Но навязать им, созданиям Великой Матери-Богини, свою волю — ты уж извини. Духи могут прислать к нам вместо тебя и чужую душу. Не всем удаётся в своём обличии пройти через миры. Я тебя раньше не знавал, оттого и опознать по возвращении не смогу. Разве что твой сын опознает.

— Вернусь, вернусь, всесильный жрец! Дар от тебя огромный — оценил щедрость твою! — проговорил таёжный муж. Его переполняло веселье, густая краска заливала загорелые щёки. — Хочу жену покойную встретить в царстве мёртвых… По прошлому лету ушла, с обидой. На переправе в стремнину затянуло. Уволокло, о камни побило. Тело её стало мягче войлока. Меня там не было. Вина мучает… По ночам её, родную, вижу, приходит во сне призраком и корит меня, а как начну говорить — уходит, не дослушав… Поговорить бы с ней, родной, повиниться… утешить… новости серьёзные передать…

— На то воля Богов. Волю Богов надо достойно принять. Смерть, таёжный муж, — это не конец. Это всего лишь зачин интересного путешествия.

Жрец из долины сочувственно вздохнул, подозвал Ранху, что-то прошептал ей на ухо. Та утратила весёлость, сжала губы, быстро удалилась, вернулась и поднесла левой рукой жрецу копьё таёжного мужа. Затем почтительно, обеими руками, тяжёлую дорожную суму жреца, откуда Гнур вынул две короткие, в две ладони длиной каждая, тонкие, крашенные в красное и синее палочки. Кинул щедрую пригоршню семян конопли в пламя костра. Поднял палочки к небу и негромко запел поминальную молитву.

— Достопочтенная Адму… — тихо обратился Полакка к задумчивому вождю. — Есть серьёзная беседа к тебе, мой вождь.