Танаис. Путь домой

Марат Байпаков

770 год до нашей эры. Окончен поход скифских племен на империю Чжоу. Армия Нети возвращается в родные пределы. Смутные предчувствия беды мучают нового вождя северных. Смогут ли добраться домой воины Нети?

Глава 5. Лук степного мака

— Не видели деву с косой русой? — Мер держал над головой пустой горит. — Вот её гордость. В узорах. А? — Молчание оставалось неприятным ответом второму командиру степных маков.

— В пути к предкам… — послышался грустный ответ.

— Нет. Нет! — Мер не хотел принимать этого. Закачал головой. — Спит среди вас. — Муж продолжал обход костров. Наклонялся, вглядывался в лица.

— Имя-то хоть её знаешь? — Завидев сожаление в глазах Мера, Инанна подошла ближе. — Завтра сыщем и упокоим нашу павшую сестру. — Инанна решила прекратить напрасные расспросы. Положила руку на плечо Мера. Помощник укоризненно посмотрел на тысячного. Осторожно снял руку с плеча. Насупился.

— Нет-нет. Не пойдёт так, — тихо произнес он. И выкрикнул: — Найду тебя, дева!

Уже за полночь, обойдя все костры степных маков, хмурый помощник тысячного оставил поиски в лагере. Мер взял в обе руки по факелу. Удалился в лес. Он шёл в темноте туда, где последний раз видел насмешливую девушку с косой по пояс. Идя же среди трупов, Мер задумался. Постоял, оглядывая места брани. Стоны к ночи затихли. Тела не шевелились при его приближении. Достойный муж освещал путь факелами. Выкрикивал зов, что слышал от вождя: «Верховный!» Чуть позже дополнил: «Степные маки!» Чередовал два имени. Так Мер вышел к освещённому луной лугу. Небо в ярких звёздах раскинулось над головой. Он был единственным живым в этом странном месте. Горы изувеченных мертвецов смотрели открытыми глазами на воителя. Земля от крови раскисла и чавкала под ногами липкой жижей. Покричав на лугу, Мер зашагал в лес — туда, откуда бежали в атаку степные маки.

— Вот где-то здесь… мы видались последний разок… — уже не шёпотом говорил Мер с зелёными великанами. Ели согласно молчали. — Ты, значит, протянула мне пустой горит, а я взамен тебе отдал полный. Ну и подмигнул тебе. Ты мне тоже подмигнула… — В иное время Мер бы поостерёгся громко говорить сам с собой. Так и за безумного можно сойти. А там, глядишь, и надзор от соплеменников в подарок заполучить. Но ночью, в обществе мёртвых и духов леса, воитель не стеснялся.

— Мер, ты? — чуть слышно позвали из кустов.

— Мер это, Мер! Степные маки! Ищу наших. Не бойся. — Мер ринулся в кусты. Девушка лежала на спине. Чёрная коса. Густые брови. Бледное лицо. Рядом круглый трофейный щит, шлем, асимметричный лук, пустой горит. В руке меч Чжоу. Мер воткнул факелы в землю. Принялся осматривать воительницу.

— Ногу и руку задели в рубке на лугу. Отползла. До утра затаилась. — Девушка стискивала зубы и кулаки, скрывала боль. К появлению Мера раны были забиты целебными травами и туго стянуты лоскутами из одежды.

— Можешь идти? — Девушка покачала головой. — Не беда — вытащу тебя. Трудов-то. На плечах снесу. — Муж протянул мех с водой. Раненая принялась жадно пить. — Ищу русую деву. Вот её горит. Не знаешь, где она может быть? — Мер показал горит. Девушка закрыла мех. Утёрла правой, здоровой рукой губы. Попыталась пошутить:

— А я, знать, не нравлюсь тебе? Только пришёл и уже к другой уходишь? — Улыбнулась криво, сквозь боль. Кузнец оценил шутку. Собрал с земли оружие, вложил меч в ножны, лук — в пустой горит. Повесил пояс, горит — на шею.

— Ну, дева, ты это, держись за меня крепко. Сейчас к кострам пойдём. Идти нам далёко. Кочки, корешки, ямы. Ты уж потерпи. — Мер легко поднял под руки деву-воителя. Она чуть слышно застонала, закусила до крови губу, лицо её исказила гримаса.

— Ой, прости, грубоват. Из мастеровых. Всё по металлу, жены из-за нрава необщительного не обрёл.

Дева-воитель усмехнулась. Мер бережно взвалил её на могучие плечи. С ношей присел, выдернул факелы. Девушка из-за широкой, твёрдой спины ловко подхватила щит, прикрыла им хребет Мера.

Кузнец поднялся:

— Вот только на ту полянку погляжу, и сразу домой.

— Домой? — вновь шуткой, чуть не хрипя, сдавленным голосом ответила раненая.

— К обозу, ну, где наши на ночлег расположились, — улыбнулся Мер.

Он дошёл до середины поляны, позвав ещё несколько раз, и уже повернул к дороге… как явственно услышал из-за елей:

— Степные маки!

— Неужто отыскалась?! — довольным голосом прокричал кузнец в спящий лес. Идя на звук голоса, весело затараторил:

— Твой горит при мне — пустой, конечно. Но целый, как есть… Ох ты! — Мер с факелами и грузом на плечах осёкся. Перед ним сидела, прислонившись к дереву, товарищ по отряду, та самая, кого он искал в ночи. Две крепкие оструганные ветви по бокам правой икры были туго стянуты серой верёвкой.

— Ох! Да что же это такое? — горестно прошептал Мер. — Никак, ногу переломала?

— Сломала. Когда вон за той вражиной бежала. — По самодовольному тону было понятно, что дева-воитель ни о чём не сожалела. — На мокром камне оступилась. Духи леса подножку подставили — чтобы радость поумерила.

Мер повыше поднял левую руку с факелом. Оценив неподвижную добычу, уважительно продолжил:

— Ишь ты! Как ты его, однако, мастерски утыкала стрелой! Пойдём? Будешь держаться за меня… — предложил Мер, но ему не дали договорить.

— Вождь это, один из тех двух, что к Нети хаживали. Ещё живой. Ты отнеси подругу и возвращайся. Дождусь. Не помру. — Девушка широко улыбнулась. Даже тяжко раненые, степные маки оставались гордостью Великой Степи. Мер протянул факел, мех с водой.

— Костёр какой… поярче… сложи для меня, чтоб заметил сразу? Вернусь. Ну, бывай. — Мер оставил пустой горит. Без остановок и передышек вынес раненую к биваку северных. Факел погас, но сторожа ночного лагеря, разбитого союзными племенами посреди дороги, пропустили Мера без долгих расспросов. У костров степные маки спали. Мер бережно уложил раненую девушку на землю. Нарубил ветвей, постелил, осторожно переложил на ветви.

— Иди уже. Тебя ждут, — раненая воительница замахала рукой в сторону леса. Мер повернулся и в спину услышал: — Спасибо!

Достойный муж обернулся, поднял правую руку:

— Честь для меня — позаботиться о храбрых духом.

Кузнец зашагал выполнять обещание. По пути поднял двух сторожей. С ними, уже при шести факелах, по знакомой тропе вышел к маленькому костру.

— Как и обещал — вернулся, краса степная. — Мер присел. Воткнул факелы в землю. Заглянул в лицо девы. — Какие у тебя голубые глаза! — Протянул руки.

— Сама встану. Не дитё малое.

Однако Мер не согласился с боевым товарищем. Поднял на руках, возложил на плечи.

— Говорливая. Уважения заслуженного требует, — подмигнул с хитринкой сторожам. Обращаясь к поломанной ноге товарища, добавил: — Ещё как почитаем тебя, храбрая. На руках носим. — И продолжил, обращаясь к полусонным уставшим мужам: — Того хмыря видите, в её стрелах? Тащите к вождю. Порадуем Нети. Добыча как-никак знатная. Аж целый вождь трофеем достался. — С теми словами Мер, не ведая усталости, понёс второго степного мака, как он говорил, «домой». В дороге сотник счёл долгом, помимо частого выкрикивания «Степные маки!», «Верховный!», громко говорить с молчаливой попутчицей. Так как ничего, кроме кузни, муж не видывал до похода в земли Чжоу, то и беседа вышла всё про бронзу да золото.

–…Мечи не делал, врать не буду. Но железные клевцы разок таки смог. Да-да, выковал, не сомневайся. Честно… — Мер говорил так, будто собеседник стоял перед ним, а не висел кулём на плече. Муж шагал твёрдо. В беседе с самим собой парировал невысказанные возражения.

–…Говоришь, мягкий металл это железо? Ну как сказать. Хлопотный, да, согласен. С бронзой-то привычнее управляться. Знаешь, а я ведь украшения люблю мастерить. Да-да! Украшения. Пряжку, к примеру, на ремень… — Мер всё говорил и говорил. Вот только попутчица хранила молчание. Дойдя до костров, сторожа из охранения расстались с Мером. Пленный отправился дальше, до повозки Таргетая. Мер зашагал к степным макам. Беседа про кузнецкие будни да про металл не заладилась — дивчина помалкивала, но и не стонала к вящей радости Мера. Здоровяк оставил неуклюжие попытки скрасить дорогу, и оставшийся путь до знакомых костров проделали молча. Уложив деву рядом с первой спасённой, достойный муж встретил твёрдый взгляд голубых глаз:

— В поход пошёл за женой?

Подумав, Мер не спеша ответил:

— За друзьями пошёл.

Первая спасённая открыла глаза. Две пары глаз: карие и голубые — испытующе смотрели, не отрываясь, на Мера.

— Нашёл друзей? — продолжила расспрос голубоглазая.

Мер поднял углом бровь:

— Друзей-то? Обрёл, как не обрести-то. Обрёл и обретаю, считай что каждый день. Иной раз даже ночью тёмной нахожу. — Мер замолчал. Трое молча изучали друг друга. Вдруг, что-то припомнив, кузнец хлопнул себя ладонью по лбу. Шлепок получился громкий, но девушки не улыбнулись.

— Да что ж стою? О, голова моя! — Муж принялся нарочито шумно рыться в недрах объёмистой кожаной дорожной сумы. Найдя искомое, заулыбался. Присел у кареглазой. Раскрыл кисет. Уважительно обеими руками протянул:

— Вот. Держи, родимая. Раны посыпай. То — кора и лист тополя с грибком особым. С проверенным грибком, так скажу. Рану от гнили сбережёт.

Кисет принят, но, по понятной причине, только одной рукой. Мер встал. Вздохнул, как после тяжёлой работы. Довольным взглядом обвёл обеих воительниц.

— Пойду к воде? Вам принесу. — Девушки переглянулись и отрицательно закачали головами. — Нет? Тут у костра заночую. Зовите, если вдруг понадоблюсь. — Мер повернулся спиной и в спину получил неожиданный вопрос:

— Имена наши не хочешь узнать, кузнец? — Мер живо обернулся. Усталость взяла верх и над здоровяком — лицо угрюмо обвисло. Молча выжидающе посмотрел.

— Очень даже хотелось узнать имена. Но ведь не скажете? — Мер поднял глаза к звёздному небу. С лёгкой обидой в голосе звёздам послал слова: — Смеялись надо мной всю дорогу. Камешками кидались. Прозвища обидные придумывали. «Бычком», слышал, прозывали. Или как там ещё… — Но Меру не дали припомнить очередную девичью забаву.

— Бау имя моё. — Кареглазая протянула кинжал рукоятью к Меру. Воитель обернулся, принял дар обеими руками. Достал из ножен, поцеловал клинок. Приложил дар к тому месту, где сердце, потом ко лбу. Дар исчез в походной суме.

— Ки, добрая. — Голубоглазая протянула лук, в бересте оклеенный. — Имена получил? Доволен? — Мер, приняв суровый вид, торжественно проделал с луком то же, что и с первым даром. Вот только в полном горите Мера места для лука не нашлось. Без долгих раздумий он ответным даром передал Ки свой лук, в полосках кожи, и две стрелы в довесок. Бау получила кинжал.

— Сам делал? Оленя на рукояти — тоже сам? — Бау попыталась улыбнуться, но улыбка вышла болезненной.

— Да, старался. Уж извиняй, если простоват вышел. Мастерство наработаю. При Вэне им сражался. — Мэр ожидал насмешки, но девушки восхищёнными глазами изучали дары. Ки подняла голову и неожиданно сказала такие слова, от которых ноги здоровяка подкосились. Немалых размеров воитель чуть не рухнул наземь.

— Ритуалы соблюдёшь или по-глупому свататься к нам будешь?

Муж, уже сидя, дико вращал глазами, утратив дар речи. Придя же в себя, поднялся с земли. Провёл растопыренной пятернёй по бородке. Откашлялся:

— Как полагается, так и пожалую к вам обеим. — Мер и не думал шутить, но слова его вызвали улыбку. Разговор интересного свойства разбудил других воительниц. С десяток свидетелей присели, приподнялись со шкур, наблюдая за участниками беседы.

— Ну так-то должно по весне справлять. Или ранним летом? — поддержала Бау слабым голосом подругу.

— Дождусь весны, уже совсем скоро. А потребуется — и лета дождусь! — Мер поправлял ремень, затем стряхнул уж совсем запоздало грязь брани со штанов.

— Жених, мы ещё и в поход на горы собираемся пойти. Да, моя подруга? — промолвила Ки, Бау кивнула одобрительно. Девы как бы настойчиво вели Мера к какому-то туманному соглашению.

— Тоже туда, мои девы, путь держу. Совместно идти, оно, конечно, будет легче?.. — Кузнец отличался понятливостью. Снял шлем. Пригладил волосы в косе.

— Лечить нас будешь? — Ки посмотрела на израненную Бау, вернулась взглядом к Меру. — Раны серьёзные у нас.

— Право, вот о заботе и говорить не стоит! Само собой, положено обеспокоиться о раненых. Как в лесу вас обеих выискал, так и буду впредь оберегать. Не принято же хворых бросать! — Муж говорил так твёрдо, словно клялся, да и был к тому же рад новым хлопотам. — Девы, уложения отцов не нарушу. Терпения у мастеровых вдосталь.

— Так что ты там про дружбу говаривал? — Бау вспомнила то, что её более всего волновало. Открыла глаза, морщась от боли.

— Дар Богов, чувство-то желанное. — Мер приложил правую руку к тому месту, где сердце. — Когда даётся Богами, ценить надобно. Оберегать. Щедрость-то громадная.

Правые руки поднялись — клятвы Мера приняты. А вот веки, напротив, опустились — командиру сотни дали понять, что разговор окончен. Муж, поклонившись, отошёл к ближайшему высокому костру.

Извилистой вереницей посреди дороги высились огни, согревавшие спящих. Тысяча костров тихо распевала песни победы. Танцевало пламя под потрескивание веток. Наверное, в ту ночь не было среди уставших воителей более счастливого человека, чем Мер, уснувший среди степных маков.