Танаис

Марат Байпаков

7 век до нашей эры. Великая Степь. 18-летняя девушка возглавляет военный поход объединённых скифских племен на могущественную державу Чжоу. Сможет ли неопытная скифская армия оказать помощь родственным племенам жунов и переломить ход войны?

Глава 8. Тризна

Окрестности города Шан

Стук топоров в густой ночи, до восхода солнца. Стук топоров в темноте. Шорохи длинной цепочкой. Мычание скотины. Плотницкое дело верное двигало невидимыми во мраке людьми. Стража города забила тревогу. Восточные ворота наполнялись воинами. Предрассветный мрак рассеивался. Протирая заспанные лица, с высоты башен защитники крепости вслушивались в звуки, высматривали темноту. Солнце неспешно показало лучи. Загадка раскрылась.

Вдоль восточной крепостной стены города через равные расстояния высились жерди. Аккуратные, равной длины. Прямая линия жердей. Прочно держали трупы воинов струганные жерди. Жерди прошивали мертвецов через тело и выходили точно из макушки. Впрочем, у большинства мертвецов головы отсутствовали. Полностью нагие, без кожи, красной начинкой тела. Оскопленные трупы обращались к городу. Мучения недавних смертей лесом тел выстроились вдоль стены города.

Посыпались стоны, проклятья, ругань. Скорбный плач с высоких стен вознесся к безучастному белому светилу. Женский разновозрастный плач. Хором голосов сливался в похоронный гимн. Песня безнадежной тоски наводнила слезами до самых краев улицы города Шан. Скорбь водворилась в сердцах горожан. Не опознать в обезображенных телах мужей вдовам, сыновей — матерям. Пересчет трупов сбивался. Одна, две, три тысячи. Три тысячи с малым жердей вздымались немым ужасом к небу. Частый строй несчастных разделанных мертвецов устрашал. Черное воронье, каркая, не веря счастью, пировало человечиной. Шумными стаями слетались птицы к угощению. Никто не отгонял пернатых. Птицы разрывали клювами плоть. Обнажали белые ребра. Терзали безжизненные руки. Клевали висящие веревками ноги. Делили на земле потроха. Растягивали когтистыми лапами кишки.

Позади шеренги безголовых мертвецов, поодаль, на полет стрелы, степные воители на носилки укладывали тела павших товарищей. На ровном поле мужчины торжественным строем внесли десяток героев. Трупы укрыты с головой белыми саванами из человечьей кожи. Расположили мертвых головами на запад. Поджали к груди ноги, сложили ладонями руки. К ногам положили, подношением, их оружие, запас еды в кувшинах — на переход до мира мертвых. В голос, громко, нараспев прочли поминальную молитву Богам и предкам. Место воинов после молитвы заняли нагие и грязные пленные. Голые люди возводят погребальный холм традициями степных племен. Кто был из них кем в прошлой, недавней, вчерашней жизни? Знатным? Торговцем? Пахарем? Кузнецом? Золотых дел мастером? Или жрецом стихий? Их разом всех в стыде уравняла нагота. Связанные за шеи толстой веревкой, передают цепью трясущихся рук кадки с землей. Земля засыпает павших степных воителей. Черным покрывалом. Сухими комьями вперемешку с засохшей травой. Мелким камнем. С головы до ног укрывает ковром легенд павших героев племен.

В оплату тяжких трудов подневольные принимают удары плетьми. Плети часто сыплются на окровавленные спины, плечи, руки. Сыплются в щедрости: со всех сторон ветров. Холм неумолимо растет. К полудню насыпь достигает высоты в пять ростов. На том похоронные работы внезапно останавливаются. Как день противостоит ночи, так навстречу горькому женскому плачу с высоких городских стен — летит веселая песня победы. Походного лагеря степняков за земляными, в окружность, защитными стенами — не стало. Шатры разобраны. Шесты шатров употребили на мертвецов Чжоу. Оставшиеся опоры бивуаков пустили на штурмовые лестницы.

Армия степных племен принялась за боевое построение.

Ровными квадратами сотен равняются племена степняков. Перед квадратом сотни — командир из знати, звание добывший в битвах. Сотни сводятся в тысячи. С правого края тысячи — штандарты-знамена. Разных цветов. С нанесенными черной краской пиктограммами. Вот алые полотнища с зубастой рыбой — «рыбой-удачей» — отряды племени озерных людей, таковых три. Два синих знамени с грифоном, хищно раскрывшим клюв, порасправившим в угрозе оба крыла — отряды массагетов, племени золотых рек, ближних соседей озерных. По правую руку от них реют шесть белых полотнищ с черным черепом — отряды белоголового лесного племени андрофагов — «пожирателей людей». Шесть желтых флагов с головой певчей птицы — отряды агреппеев — племени проводников и толмачей, живущих без оружия (по прежним, понятно, мирным временам). Идущие под коричневыми полотнищами с красной мордой медведя — бугины, живущие ближним югом от андрофагов. Знамен рыжеволосых бугинов, как и их соседей андрофагов, — шесть. Голова в профиль — волка на зеленом фоне — северные, с холодных гор Алтая. Двенадцать северных полотнищ. Хищный черный барс, крадущийся, на красном фоне — хурриты из славного города Хваризама. Тех красных штандартов четыре. Знамена тысяч, числом тридцать пять, поднимаются над полем. Под ветром трепещут полотна, наполняя жизнью рисунки оберегов-тотемов племен. Строгим порядком квадраты тысяч занимают оговоренные места на линии шестов с телами. Позади квадратов колесницы вождей. Любо-дорого видеть первых среди племен в блестящих бронзой и золотом доспехах. Вот Эа, вождь андрофагов, на левом фланге, на правом — любимец степного воинства дед Агар, вождь хурритов, по центру построения — вождь бугинов Пасагга, рядом с братом, вождем северных Уту, позади племени золотых рек и озерных — военным вождем Тайгета. Поодаль от обычных колесниц — особая колесница, в золоте, с главнокомандующим: девушка без оружия и доспехов, в жреческих красных с золотом одеяниях. У верховного вождя племен главный штандарт армии — шитый золотыми нитями бегущий олень на белом полотнище. Вокруг золотой колесницы — на лошадях несколько десятков вестовых для управления штурмом.

Музыка труб, барабанов. Праздник войны у степняков принято приправлять подобающим настроением. Подобающим великому торжеству брани. Грозно. Лихо. Весело. Бесшабашно. Танцем войны. Нет места в сердцах для грусти. Как нет места и для печали. Волшебство узла в жизни мужчин и женщин кочевых племен степи. Праздник смелости. Ритм музыке задают внушительных размеров барабаны. В поперечнике с рост. Воловьей кожей пружинит тугая перепонка. Крепкие толстые стенки вырублены из стволов вековых дубов. Трубы, в меди, длинные. Торжествуя ревут, грозятся смертью врагам в высоких злых нотах. Приятным пополнением меж ними флейты, с нежной грустью-горчинкой. Сливаясь инструментами, волной ожидания накрывает, пьяня, музыка воителей.

Для битвы мужи омылись речной водой, расчесали волосы, у кого борода — подровняли помощью приятелей. Закрасили лица густой рдяной окраской. Густо наносили краску на щеки, лбы — стирали имена. Похожи стали лицами. Нет больше женщин, нет больше и мужчин. То теперь грозные духи войны в боевых шеренгах. Надели чистые наряды — рубахи белые, новые штаны из кожи. Поверх нарядов — многослойные кожаные или холщовые кирасы в бронзовых накладках. Головы венчают шлемы. Знать, заслуженным достоинством, в бронзовой, чешуйками или бычьими копытами сработанной броне, крепленной прочно сухожилиями к кирасе. Копья, дротики не стали брать. Для боя в стесненном пространстве нет лучше топоров, клевцов, мечей, кинжалов. Отряды в тылу — с луками и пращами. Отряды бугинов и андрофагов, жребием выбранные, облачились в тяжелые персидские доспехи, держат огромные щиты с козырьками. Семь тысяч тяжеловооруженных воинов закроют щитами стрелков от обстрела горожан.

Мужчины и женщины улыбаются. Оглядывают соседей. В сражение древней степной традицией уложено идти без обид. Ночью примирились даже те, кто не враждовал. Кто что не поделил — разделил, отдал сотоварищу дорогую вещь. Золотые и серебряные пруты, бруски боевой бронзы, бусы из самоцветных камней, зубы кабанов, шкуры зверей, нарядную одежду, оружие. Обмен на обмен. И дорогая сердцу вещица утекает в соседский походный вместительный мешок. Мгновением позже и тебя одаривают, без жадности, добытым честью трофеем. Рукопожатия крепкие, объятья у костра, дружеские похлопывания по спинам. Глоток вина. Откупоренный мех пошел дальше дарить веселье. Не пьянством слабых разливается вино. Ритуалом единения. Братание и меж союзных степных племен. Имя на имя — и ты в кругу далекого племени, сводным братом, подпеваешь знакомой песне-молитве. Песне войны…

Под полуденным солнцем странной зимы, похожей на теплую осень, воинство разглядывает мощные каменные укрепления столицы Чжоу. В молчании, стоя среди друзей, родственников по крови и обретенных родственников по бранным делам, мужчины и женщины готовятся к представлению. Боги с небес взирают на них. Предки незримыми призраками слетаются на землю. Представление — для Богов в первую очередь, но и не только им. Представление и для живых. Каждый степняк из стоящих в строю смешанных отрядов, жмуря глаза от предвкушения скорого удовольствия, под звуки музыки уже гулял думой воителя где-то там, среди улиц города. Видел себя со стороны героем на танце храбрости. Он или она знают, что подвиги будут оценены по достоинству — странствующие певцы донесут кружевными узорами песен далеким потомкам. Легендами в вечности жить. Вот она, награда из наград. Честолюбие дымом конопли пьянит армию степных племен. Великая Степь приготовилась к штурму столицы Чжоу.

Представление войны завязалось.

Золотом отделанная колесница медленно объезжает армию. Крики приветствия. Поднятые с оружием правые руки встречают легкую гончую повозку, запряженную парой коней. Девушка с гордой осанкой в красном платье. Островерхий красный головной убор в золотых фигурах оленей. Золотые и железные стрелы вделаны в поля убора. Верховная жрица Матери-Богини освящает молитвой идущих на смерть. Губы воителей шевелятся беззвучно в словах благодарности Богине.

— У-у-у-у! У-у-у-у! — Протяжным эхом отзывается боевое приветствие степным Богам в крепостной стене города Шан. Тысячи воителей приливной волной шеренг шагают на штурм. Под прикрытием персидских щитов с козырьками лучники и пращники ведут обстрел. Нескончаемый поток стрел и камней поднимается к стенам. Тучами падает и падает. Дождь ярости сметает смельчаков. Шарики камней, пущенные из пращей, проламывают черепа, выбивают зубы и глаза. Стрелы впиваются ненасытными таежными клещами и выпивают досуха кровь. Меткие стрелки впали в раж. Словно на птиц, сидящих гроздьями на ветках-башнях, охотятся на ополченцев. Защитники крепостных стен редеют. Плотно расставленные щиты и доски не спасают — камни и стрелы падают настилом сверху на головы. С жужжанием влетают в щели. Горящие стрелы поджигают дерево. Костром пылают охранные доски. Жар от них мешает видеть, сушит дыхание, обжигает лица. Углями со стен к ногам атакующих выпадает разрушающееся укрытие горожан.

Падают и падают убитыми защитники города. Калечатся еще до приступа крепости смельчаки. Надежды на быстрое окончание меткого обстрела уныло исчезают. Запасы стрел и камней атакующих пополняются новыми и новыми бездонными тюками метательного оружия. Караван мычащих быков растянутой цепью неспешно подвозит «дары» для города. За дни осады у защитников столицы империи истощились запасы стрел и дротиков. Отвечать взаимностью приходится редко и наверняка. «Взаимность» от городских стрелков безрезультатно натыкается на надежную персидскую броню. Закрытые бронзой козырьки ростовых щитов отражают атаки ополченцев. Длинные лестницы под прикрытием обстрела приставляются к стенам. Муравьями карабкаются степные воители на камни укреплений. Вот уже знамена племен мечутся на стенах. Защитников теснят, скидывают трупы со стен и башен. Бой перекидывается на узкие улицы города. С жалобным скрипом распахиваются обитые медью главные ворота. Неприступная плотина городских укреплений рухнула. В ворота звенящей оружием бронзовой рекой хлынули воители степи. Одержимые бранным безумием, выкрикивают клич к атаке «У-у-у-у!». За ними — второй волной стрелки. Прищурив глаза, стрелки разят в головы защитников города с покатых крыш домов, с высоты поверженных башен и стен. Неистовство сечи овладело армией степняков. Всяк желает принять поединок. Крики командиров правят атаки. Перекошенные бешенством красные лица устрашают нечеловеческим видом.

К чести генерала Сунь-Ли, его радением ополченцы в трудах обрели ратную выучку. Перед главными воротами, на площади, степняков принимают щетиной тяжелых копий для пешего боя. Вытянутыми, в растянутый овал, щитами, мерой от головы до колен, ополченцы прикрывают и себя, и бок соседа. К строю горожан добираются спешащие на выручку добровольцы. Кажется, есть еще шанс у храбрых отстоять осажденный город. Шеренг двадцать у горожан. Возможно, и сладилось бы с обороной, но с захваченных башен и стен по рядам тесных строев горожан агреппеи метко пускают стрелы. Бьют бронзой по открытым шеям и лицам. Протяжное змеиное шипение свистулек, наконечников с дыркой, вызывает трепет. Прикрывая лица руками, со смертным воплем падают наземь искалеченные и убитые. Зажатые соседями, мертвые стоят, уронив головы, на коленях, в шеренгах. Потери стремительно растут. Под ногами горожан лужи крови упокоившихся сотоварищей.

Проколачивают степняки шеренги. Рушат порядки. Хват левой рукой за выставленное копье, резкий присед и сильный косой удар мечом или клевцом по ногам или ступням. Словно солнечные шарики, в лучах яркого светила барабанит по шлемам горожан вычищенное до золотого блеска оружие наступающих. Солнечный шарик, падая на броню, родит три различимых звука: звонкий — металлом о металл, глухой — металлом о кости, пронзительный — крик раненого. Кровь разлетается по сторонам тысячами алых брызг. Хруст переламываемых копий, щитов вливается куплетом в стоны. Горожанам нечего противопоставить ярости слаженных степных атак. Нет у них хитрой бранной думы. Запершись в щитах, придерживаются только обороны. Переламывается дух защитников. Дрожат ополченцы, роняют щиты под натиском клевцов, топоров и мечей степных племен. Поддаются, медленно пятясь в узкие улицы, оставляя за собой убитых и раненых — прочь от утраченных башен и стен. Распадаются спасительные боевые шеренги на бессвязные толпы с оружием. Полуразобранные баррикады не сдерживают атакующих. Нет больше среди защитников властных командиров. Перебиты отчаянные вожаки. Упокоились в атаках гневные храбрецы. Одеяло смертного страха накрывает разбитую армию Чжоу. Надменная музыка барабанов, труб, флейт, не умолкая, давит гордость осажденных. Сменяется торжественная музыка войны дикими криками поверженных. Мольбы о пощаде — последние куплеты той песни Богам. Трупы убиенных на шестах так и не познали отмщения. К закату светила храбрая битва за город Шан бесславно обращается в агонию разобщенных коротких и яростных боев: бой за рынок и торговые склады, бой за арсенал, бой за кузни, бой за емкости с водой, бой за западные кварталы.

Дольше прочих держится в обороне одинокая круглая башня, что напротив северных ворот. Мальчишки, простые уличные мальчишки-торговцы, водоносы, мальчишки, помогавшие отцам в поле, мальчишки-пастухи являют степнякам пример редкостного героизма. Крепко держат, без помощи взрослых мужей, оборону. Огрызаясь, мечут камни. Гордо отказываются сдаваться. Андрофаги плотно обкладывают башню балками крыш, досками полов из соседних домов. Поджигают. Камни башни нагреваются, коптятся и чернеют. В ответ удивленным воителям слышится песнь. Хором, задыхаясь в густом едком сером дыму, мальчишки распевают молитву. Восхваляют тоненькими, ломающимися голосами забывшие их стихии Чжоу. Благодарят за короткую жизнь матерей. Только этим сорванцам летят рукоплескания от воинов степной армии. Откладывается на короткий миг оружие. Завсегда молчаливый вождь андрофагов Эа громко и многими словами обещает умирающим мальчишкам достойное погребение. Поглаживая руками длинную русую косу, вождь восхищенно слушает погребальную песню. С их гибелью и заканчивается борьба.

Представление войны завершается.

Гвардия с правителями — триста знатных лощеных мужей в броне — без боя отходит к цитадели с четырьмя башнями. Укрываются за последними невзятыми воротами города. Сквозь вытянутые бойницы в лучах догорающего солнца оцепеневший император Ю-Ван высматривает жестокое побоище у домов. Тысячами картинок ужаса, молниеносно сменяющими друг друга, смерть скалится поверженному правителю Чжоу. Победа над городом — неизбежная резня побежденных. Воители добивают старых и раненых. Рыдающих женщин за волосы выводят на площадь. Ставят на колени. Вяжут руки. Выносят из домов трофеями добро.

Среди победителей сказывается не более двух десятков ушедших к предкам. Тому счастливому итогу брани готово объяснение у степного воинства — не иначе как Боги лично причастны к победе. Ликующие крики, частые хвалы небесным покровителям, песни, смех победителей раздаются со всех частей города. «Верховный! Верховный!» — странное имя с трепетом, как клятву верности, повторяют воители чаще всего. Девушку в жреческом облачении проносят на носилках по улицам города Шан. Там, где носилки появляются, — раздаются молитвы Матери-Богине. Ночь в набежавших тучах приносит дождь. Холодный пар стелется над теплыми камнями улиц. То первый дождь над городом Шан за зиму. Капли дождя, учащаясь, превращаются в сплошную стену воды. Ливень заботой затушит огни пожаров в поверженном городе. Грязная, кровавая вода через открытые настежь ворота с испуганным шумом убегает прочь из города Шан.

Империя Чжоу прекратила бытие.