Лейла

Мара Палпатина

Стася Ковалевска живет в мире, где под запретом гетеросексуальные отношения, но ее тянет к противоположному полу, несмотря даже на то, что Стася – пренатальный терапевт. Она «создает» личность будущего ребенка до начала его развития. Все, чему ее учили, говорит о том, что Стая – ходячий атавизм, носитель болезненно-неправильной гетеросексуальности…Но что, если то, чему ее учили – ложь?

Глава 4: J’attends

День ночь, так жизнь уходит прочь

В туман — самообман…,

Любить тебя, сегодня жить

Предел моим мечтам…

Моя любовь

Мне глаза закрой

Ночью успокой

Тем, что будем мы с тобой

Крепко обними,

И к себе прижми

Жизнь моя в твоей груди

Я жду

Мое сердце ждет

Я жду, что он в дверь мою войдет

Я жду…

На краю любви

(Это будет)

Я жду

Среди звезд и тишины.

Алекс Вурхисс «Я жду» (литературный перевод)

В ярком свете люминесцентной лампы сэмэ выглядел еще страшнее. То, что пренатальная медицина делает человека физически совершенным, не означает, что таким он и останется до самой смерти. Этот сэмэ воплощал в себе типично маскулинный тип красоты, но постоянное употребление химии и нездоровый образ жизни сделали свое дело — его лицо обрюзгло, мимические мышцы потеряли тонус, кожа стала рыхлой и нечистой, нос — бурым от капилляров, под глазами залегли мешки, а склера глаза пожелтела. К тому же волосы сэмэ изрядно покрыла седина, хотя вряд ли он был старше тридцати.

«Он умирает», — внезапно подумала я. — «Умирает, и знает об этом. Может, даже наслаждается этим».

Мысль была абсурдна, но я сама была слишком напугана для того, чтобы мыслить логично. Мое возбуждение как рукой сняло, его место занял липкий, первобытный страх. Фантазии это, конечно, хорошо, но, в реальности, все было совсем не так возбуждающе-романтично. Сейчас эта жестокая и некрасивая реальность надвигалась на меня в лице медленно убивающего себя сэмэ.

— Отвали, — я пыталась придать голосу уверенность, но в нем слишком явно проскальзывали панические нотки. Боюсь, это могло только раззадорить. — Отвали, кому говорят!

— И не подумаю, — криво улыбался сэмэ, и я заметила, что у него нездоровые зубы. В наше время надо совсем опуститься, чтобы довести зубы до такого состояния. В любой клинике за полчаса легко восстанавливают какие угодно повреждения дентальной ткани с помощью порции наноботов, а у него на стыках был видимый даже невооруженным глазом кариес. Мне стало гадко, но сэмэ было все равно. — Ну, что ты ломаешься, глупый, первый раз, что ли? Не маленький ведь…

Проклятье! Ситуация была патовой. Если даже оставить за скобками мою неприязнь к конкретно этому сэмэ и нежелание подвергнуться, фактически, изнасилованию, было еще нечто, что заставляло меня буквально вжиматься в угол кабинки. В том, что происходило, не было совершенно ничего необычного или предосудительного; умеренное сексуальное насилие у активов не только не преследовалось, но даже неявно приветствовалось, ведь это их отличительная особенность психики. Полагалось даже, что укэ нравится подобный стиль поведения… не знаю, я же не укэ, я сама активного типа, вот только насиловать кого-то у меня пока желания не возникало.

Подобные отношения, а именно, быстрый секс в клубе, даже с элементами принуждения, насилия (так называемый хурт-комфорт) были распространены и обществом совершенно не осуждались, даже более того…

— «По сути, долговременные отношения между сэмэ и укэ и между тачи и неко являются, в некотором роде, социальным атавизмом, уступкой с нашей стороны темному прошлому человека», — объясняли нам на уроках социальной психологии. — «Современные люди вовсе не нуждаются в постоянном партнере, ни с экономической, ни с духовной точки зрения. Наш современник абсолютно стабилен экономически и социально, он самодостаточен как индивидуум и не нуждается в каком бы то ни было длительном партнерстве, так называемых отношениях. Он больше не вынашивает и не воспитывает детей, становясь при этом уязвимым; болезни и травмы редки, и успехи медицины позволяют эффективно с ними бороться, а значит, всякая необходимость в коллективе как гаранте безопасности тоже отпадает. До самой смерти человек сохраняет экономическую и социальную активность и самостоятельность, не нуждаясь, как раньше, в уходе по достижению определенного возраста. Поэтому постоянное партнерство уже отмирает, и, со временем, отомрет, как отмерли родственные отношения и семья в привычном для человека прошлого понимании, как отмерли такие пережитки как ревность или целомудрие. Все государство, по сути, будет представлять собой совокупность в равной мере близких друг другу людей. К сожалению, человеческая психика очень консервативна, и сохраняет куда больше атавистического, чем нам хотелось бы. Для этого и созданы были социальные симулякры, вроде постоянного партнерства».

Секс без согласия партнера считался преступлением только в том случае, если в процессе повлек за собой нарушение здоровья, вызывающее длительный дискомфорт. Плохо было то, что я не была уверена, что смогу долго сопротивляться сильному сэмэ и не уступлю его домогательствам под угрозой серьезной травмы. А в том, что он способен ее причинить, я ни на минутку не сомневалась. Он же торчок! Тем более, что все видели, что мы танцевали, и вряд ли не заметили, как мы танцевали. Выходит, я еще и спровоцировала его.

Но и это было не самым страшным в моей ситуации. Дело в том, что, даже пожелай я заняться сексом с этим типом, я сразу попаду в поганое положение, так как то, что я не укэ он обнаружит еще на этапе предварительных ласк, если это можно так назвать в данном случае. И тогда не избежать скандала — торчок он или нет, но, чтобы его не обвинили в «предосудительном поведении», мой сэмэ все будет валить все на меня, и, кстати, вполне обосновано, ведь я действительно… Будем говорить откровенно, я преднамеренно выдавала себя за укэ. А это уже о-о-очень подозрительно. Не миновать мне самого пристального внимания социопсихологов, и хорошо, если только их. И это накануне диплома!

И тогда все мои жизненные перспективы сужаются до захудалого ЦР-а⁹ в каком-то древнем городишке на болотах или у гор. Прозябание без малейшей надежды когда-нибудь вернуться в нормальную лабораторию с нормальным оборудованием. Будь ты хоть сам магистр Грегори, если ты пренатальный терапевт в каком-нибудь Смотрящем Городе или Лагере Давида, где девяносто процентов населения — полулюди, там тебя и переработают по окончанию социально-активного периода…

— Помогите… — еле слышно пролепетала я, заранее зная, что никто меня не услышит. — Помогите!

Черт возьми, в это время у меня совершенно выпало из головы, что у меня есть мой скальпель, да и вряд ли я бы успела его достать, тем более активировать.

— Не надо мне помогать, я сам справлюсь, — гадко ухмыляясь, заявил сэмэ. Он грубо сграбастал меня за плечи, пытаясь притянуть к себе. Я зажмурилась, чувствуя, как мир вокруг меня рушится…

— Оставь его в покое, сейчас же!

Я сначала даже не поняла, что произошло, но сэмэ выпустил меня из своих медвежьих объятий. Я тут же постаралась отодвинуться от него подальше, но лишь уткнулась спиной в шершавый холодный бетон стены.

— Это кто здесь гавкает? — сказал мой обидчик, разворачиваясь.

— Вышел вон отсюда, — ответил все тот же голос, молодой, но с нотками уверенности. — Не видишь, парню ты не нравишься.

Наконец-то я смогла рассмотреть своего защитника. Это был укэ. Он выглядел моложе меня на год или два, но был высок и хорошо сложен. Могу сказать, что его пренатальный терапевт постарался на славу. Возможно, конечно, на мое впечатление о нем повлияло то, что он встал на мою защиту?

Я попыталась воспользоваться моментом и проскользнуть мимо сэмэ, но тот легко удержал меня:

— Постой, мы еще не закончили, сказал он тоном, не предвещавшим ничего хорошего. — Сейчас, только разберусь с этим молокосо…

Я даже не заметила, как все произошло. Вроде бы, секунду назад сэмэ мерзко ухмылялся совсем рядом, и вдруг раздался звук удара, и он, не переставая криво лыбиться, сполз по стеночке, прижимаясь к ней лицом.

— Я же просил, по-человечески, — с досадой в голосе прокомментировал укэ. При этом выражение его лица было таким невинным безмятежным, словно это не он только что виртуозно приложил о стену взрослого сэмэ! Вот тебе и укэ. Сэмэ, между тем, с горем пополам сохранил равновесие, подобрался, утробно зарычал и бросился на обидчика, но наткнулся на предусмотрительно выставленное вперед колено, крякнул и буквально сел на пол.

— Я ж тебе человеческим языком говорю, оставь парня в покое! — твердо заявил укэ, надвигаясь на опешившего противника. — Учти, я два раза не повторяю. Еще одна попытка доказать свою крутизну, и я тебя, во-первых, хорошенечко отметелю, а потом отмудохаю, да еще и всему клубу расскажу, как я сэмэ выдрал. Думаешь, не смогу? Тогда давай проверим!

Сэмэ попытался подняться; губа у него была разбита, из ноздри текла кровь. Скорее всего, проверять ему не хотелось, поскольку он медленно кивнул.

— Вот так бы и сразу, — улыбнулся укэ. — Приведи себя в порядок, прежде чем выйдешь. Тоже мне, сэмэ… Ты как на предмет пропустить по коктейльчику? — обратился он уже ко мне. Глаза его озорно поблескивали. Может, это у него такой способ достижения экстаза? Как у меня танцы…

О танцах почему-то думать не хотелось. Я кивнула, он взял меня за руку и вывел из кабинки. На побитого сэмэ я старалась не смотреть.

— С-спасибо, — выдавила я из себя.

— Не за что, — пожал плечами укэ. — Не люблю таких. Куда только пренатальные терапевты иногда смотрят? Ну какой из него сэмэ?

Я лишь плечами пожала. Что можно было сказать? Почтенный Магистр Вентер завещал восстанавливать любой жизнеспособный геном, но каждому пренатальному терапевту известно, что разница между солдатом и сэмэ порой не так уж и велика. Грань отыскать трудно. Ходят упорные слухи, что современная пренатальная терапия руководствуется противоположным принципом: «если сомневаешься, лучше зачисть до получеловека». Я в это не верила, поскольку была влюблена в свою профессию, но…

Вообще-то, после сегодняшнего знакомства такой подход казался мне разумным. Может, таких действительно следует зачищать?

— Ты куда больше похож на сэмэ, чем он, — сказала я неожиданно даже для самой себя. Как оказалось, я попала в точку — парень засиял, как Грязная под июльским солнцем. Теперь он казался совсем молодым, но было в нем что-то не по годам зрелое, мужское. Не маскулинное, а именно что-то от тех древних и ужасных представителей мужского пола, еще не разделенных на сэмэ и укэ. Первобытное, но, конечно, не во внешности, а во взгляде, в движениях. В его поступках.

— Мне иногда тоже так кажется, — ответил он довольным тоном. — Совсем не воспринимаю себя как укэ. Мне даже трудно общаться с… с другими. Укэйная компания мне не нравится, а сэмэ видят во мне только объект для утоления сексуальных потребностей.

Между прочим, на месте любого сэмэ я бы за таким мальчиком ох, приударила! Он действительно дивно хорош собой, даже на общем фоне. А еще, в нем, как я уже упоминала, была эта совсем не укэйная маскулинность.

И тут я поняла:

— Ты из-за этого так хорошо выучился драться? — спросила я. Искусство в наши годы и впрямь забытое, хотя, наверное, зря. Я думаю, что, когда по городу разгуливают маньяки-насильники, умение защитить себя никому не помешает, даже неко.

— Не совсем, — он поправил непослушную прядь черных волос. — Готовлю себя к военной службе. Медицина катастроф — это ведь и военная медицина тоже, вот у меня как раз специализация такая, военная медицина.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

9

ЦР (Центр Репродукции) — медицинское заведение, осуществляющее пренатальное вмешательство в обычном, плановом порядке и обслуживающие установки вынашивания плода. Аналог родильного дома;