Египетские хроники. Корона пепла

Мара Вульф, 2022

Я Нефертари, возлюбленная Ангела смерти. И теперь я мертва. За жестокое предательство союзника мне пришлось заплатить сполна. Но я никому не позволю забрать мою душу в загробный мир. Теперь я должна вернуться к жизни и отомстить, заполучив Корону пепла. Отныне меня не волнуют желания ни Азраэля, ни кого бы то ни было. Последняя битва останется за мной. Любовь к Азраэлю оказалась роковой ошибкой. Если я буду смертной, то не смогу последовать за ним в Атлантиду, а бессмертие обречет меня на адскую боль от любого прикосновения. Все, что нас связывало, погибло. Вот только закончились ли тайны в мире ангелов и демонов?

Тарис

Я снова начинаю дышать лишь после того, как Азраэль и остальные уходят. Почему он до сих пор так со мной возится? Пусть развяжут меня, чтобы я нашла Корону пепла, а еще пусть отберут кольцо у Сета и убьют его. Все остальное меня теперь не волнует. У нас с Азраэлем нет будущего, как бы все это ни закончилось и что бы он ни утверждал. Наивно надеяться на что-то другое. Если я останусь вампиром, он больше не сможет ко мне прикоснуться. А если снова стану человеком, состарюсь и умру. Возникшее между нами с самого начала было иллюзией. Однако этот упрямец отказывается признавать факт, который мне уже давно пришлось принять. Я больше не выношу его любящие и сочувственные взгляды. Не выношу его запах. Безумно хочу уткнуться лицом в грудь Азраэля и втянуть в себя его аромат. Вот только его жар меня сожжет. От него пахло чистым потом, солью и розмарином. Готова поспорить, после тренировки он стащил что-то с дворцовой кухни. Нечто невероятно сладкое, что я теперь не могу есть. С удовольствием понаблюдала бы за ним во время боя на мечах, однако из этой комнаты мне слышно лишь звон металла. Я всегда в курсе, когда подходит очередь Азраэля. Его меч как будто поет. Некоторые из вампирских умений весьма удобны, тем не менее, я бы немедленно отказалась от них, если бы взамен смогла его просто поцеловать. Лучше бы он видел во мне монстра, в которого я превратилась. Но нет. Груз, который давит мне на грудь, словно становится тяжелее при взгляде на стопку книг на тумбочке. Несмотря на холод в душе́, внутри у меня растекается теплота. Каждый день он копается в библиотеке в поисках книг из Александрии. У него есть дела поважнее, но Аз старается порадовать меня. Кимми рассказывала, что друзья просили его поговорить с Тотом, но он отказывается покидать меня. Это глупо и безрассудно. Сейчас каждый день на счету. Впрочем, пока я прикована к кровати, ангел не будет исполнять свой долг. Значит, я должна сделать первый шаг. Прочь от него. Он практически не оставляет мне выбора. Мы ни за что не сможем остаться просто друзьями. Он никогда не говорил, что любит меня, и я тоже ему не признавалась. Хотя Азраэлю и незачем это делать. Я знаю, он любит. Даже если вернется в Атлантиду, где его ждет Нейт, он меня не забудет.

Дотягиваюсь до тонкой книжки на тумбочке. К счастью, цепи достаточно длинные для подобной свободы движений. Томик пахнет пеплом и дымом. Кто-то аккуратно разрезал старый пергамент, пострадавший во время сильного пожара в Александрийской библиотеке, и сделал кожаный переплет. Многие участки изначального текста из-за этого стали нечитаемыми, но мне хватит и остатков информации. Я облокачиваюсь на белые шелковые подушки. От них пахнет лавандой. Раньше мне нравился этот аромат, но теперь для моего чувствительного обоняния он слишком сладкий, меня от него чуть ли не мутит. Можно попросить кого-нибудь поменять постельное белье, но служанки и без того достаточно меня боятся, так что потерплю. Медленно листаю страницы. Я уже раз сто держала ее в руках. Сначала идут протоколы судебных заседаний. Я уже собиралась отложить книжку, как вдруг, скорее по чистой случайности, пролистнула вперед. Если бы Азраэль тоже это сделал, наверняка не принес бы мне ее, поскольку там очень красочно описывается устройство геенны. Этот ад состоит из семи уровней, каждый последующий страшнее предыдущего. Я очень тщательно все изучила. Потребовалось несколько дней, чтобы обнаружить крошечную подпись автора, ведь буквы во многих местах смазаны и покрыты копотью. Я не особенно удивилась, увидев имя Платона. Этот мужчина не только один из самых значительных философов, но и самый большой интриган из когда-либо живущих.

Я откладываю книгу и ниже опускаюсь на подушках, стараясь игнорировать запах. Если не шевелиться, то можно представить, будто во мне ничего не изменилось. Я бы с радостью осталась здесь, где пусть и чересчур жарко, но как минимум безопасно. Только… это не жизнь. Я прикована к кровати. Как только удастся уговорить кого-нибудь снять с меня цепи, я исчезну отсюда и уже знаю, кем будет этот кто-то.

С каждым днем цепи становятся все тяжелее. После моего срыва прошло три ночи. Приступ ярости не прогнал Азраэля, как и мое молчание с тех пор. Он навещает меня несколько раз в день, приносит чай, кровь или книги и рассказывает всякую ерунду, которая происходит при дворе. Испытываю почти физическую боль, глядя, как он старается преодолеть дистанцию между нами. Ждет от меня малейшего знака, но я не могу его дать. Так будет лучше. Однажды Аз поймет. Возможно, уже понимает, просто не хочет признавать. Наверное, более здравым поступком было бы поговорить с ним. Объяснить, почему он должен меня отпустить. Не только в физическом смысле. Ему надо по-настоящему меня отпустить. Однако он все равно примется отрицать мою правоту, а я не хочу вступать в дискуссию. Для нее у меня самой еще не хватит сил. Азраэль первый мужчина, которого я полюбила. Отпустить его невероятно трудно, пусть и разумно. Когда он заходит в покои, у меня сжимается горло. Я скучаю по нему. Скучаю по тому, что происходило между нами. И вместе с тем дико злюсь на то, что для меня это до сих пор так много значит. Мысль, что это никогда больше не повторится, ужаснее воспоминаний о случившемся в пещере. Я его потеряла. Мы никогда больше не сможем поцеловаться, прикоснуться друг к другу и тем более заняться любовью, а платонические отношения его наверняка не интересуют. Во всяком случае, не на длительное время. Рано или поздно он это осознает и обратится к другим женщинам, а я не смогу его упрекнуть, но это разобьет мое больше не бьющееся сердце.

Возможно, я это заслужила. У меня не получилось спасти Малакая. Брат умер без меня, пока я искала чертовы сокровища. Мы с мамой разошлись, поссорившись, а потом она внезапно умерла. Я была не лучшей дочерью, хотя она очень сильно меня любила. Я самоуверенна и упряма. Отсутствие у меня настоящих друзей — целиком и полностью моя вина. Подтянув колени к груди, я обхватываю их руками и жалею саму себя. Эти мысли ужасны, и прежняя я никогда бы не подумала ни о чем подобном. Прежняя я была сильной, а не такой жалкой личностью. Только вот я не могу справиться с резкими скачками эмоций. Они просто накатывают без предупреждения. Неудивительно, что с меня не снимают цепи. По холодному лицу текут слезы. Я стираю их, пока они опять не превратились в лед, и душу накрывает отчаяние. Если не найду Корону пепла, стану угрозой и обузой в равной степени и для людей, и для бессмертных.

Трясусь всем телом и снова возвращаюсь в пещеру. На меня смотрит душа Малакая. Он не желал забирать меня с собой. Не захотел, чтобы я была с ним. Естественно. Я бросила брата, и в наказание тоже останусь одна. Если не отыщу корону или если трансмутация не удастся, мне придется прятаться до конца своей бессмертной жизни. Сколько я смогу контролировать эту страшную потребность? Сколько времени пройдет, пока я окончательно не сломаюсь? С каждым днем я чувствую себя все более хрупкой. Раньше мы с Кимми часто играли в дженгу. Башня была стабильна, пока отдельные деревяшки прочно лежали в ее основании. Вытащи слишком много брусков — и она рассыплется. Осталось отобрать у меня одну крошечную деталь, и тогда я развалюсь окончательно.

Открывается дверь, и входит Кимми в сопровождении Гора. Я быстро прячу книжку под подушкой. Над чем-то смеясь, они ничего не замечают. Волосы Кимми аккуратно заплетены, что не мешает паре прядок то тут, то там завиваться. Джамила, вторая по старшинству дочь Саиды, разрешила моей кузине брать свою одежду. Плавные изгибы особенно хорошо смотрятся в мягких штанах и рубашках джиннов, и хотя эти вещи пестрят разными оттенками, они не идут ни в какое сравнение с кошмарными платьями в цветочек, которые покупала ей тетя Фиона. В этом месте Кимми расцветает подобно редкому цветку, который слишком долго стоял в темном углу. Я не могу не обращать внимания на томные взгляды Гора, как и мой нос не в силах игнорировать исходящий от него сладковатый аромат парфюма, который предпочитают местные девушки. Кузина либо его не улавливает, либо ее это не беспокоит. В последнее мне верится с трудом. Только вот спросить об этом никак не удается, поскольку Гор всегда сопровождает ее. К сожалению, с каждым днем и она становится для меня все более чужой. Азраэль наврал, вампир меняется не только после того, как начинает охотиться. Пусть я еще и не убила человека, перемены уже происходят. Прямо посреди моей жизни вырастает невидимая стена. На одной стороне нахожусь я, а на другой — все, что прежде было мне дорого.

— Как насчет партии в шахматы? — Кузина приподнимает игральную доску.

— Кроме меня, она победила уже всех при дворе, и теперь никто не хочет с ней играть, — информирует Гор. — Так что хорошенько подумай, хочешь ли стать ее следующей жертвой.

Кимберли тыкает его локтем в бок:

— Тебе я поддалась.

— Ложь. Просто я лучше тебя.

— Ты меня отвлек. — На ее щеках появляется румянец. — Я требую реванш.

— Ты его получишь. Ничего, если мы тут побудем? — обращается он ко мне.

— Чувствуйте себя как дома.

А я-то думала, за перепалкой эти двое про меня уже забыли. Они садятся за стол у окна на максимальном расстоянии от меня. Пару мгновений я за ними наблюдаю. Кимми расставляет фигуры на доске, а бог разливает чай по стаканам. Она не может оставаться здесь вечно. В общем и целом, кузина делает это лишь ради меня. Однако ей нужно вернуться к старой жизни и продолжить с того момента, из которого я выдернула ее с этими чертовыми поисками сокровищ. Кимми надо написать дипломную работу, она хотела найти отдельную квартиру, танцевать, целоваться с парнями…

«Этого она делать не будет», — прерывает мои мысли негромкое рычание.

«Конечно, будет. Она молода. Это часть молодости».

У Гора дергается кадык, когда он двигает своего коня.

— Глупый ход, — ругается Кимми. — Сосредоточься.

С ухмылкой на лице она сбивает фигуру с доски.

«Она ведь еще ни разу не целовалась, а ей хочется. Так что позволь ей получать удовольствие. Смертные девушки ее возраста должны набраться опыта», — продолжаю провокацию я.

«Она еще ни разу не целовалась?»

Очевидно, до Гора дошло только это, поскольку его голос прозвучал так возмущенно, будто я сказала, что она совершила убийство. Разглядывая свои руки, я решаю еще немножко развлечься. В конце концов, нечасто мне тут предоставляется повод.

«Она девственница, идиот. Хотя, думаю, ненадолго. Вида упоминала, что по меньшей мере три воина-призрака проявляют к ней интерес. Будь я на ее месте, выбрала бы одного из них. У них больше опыта, чем у тупоголовых смертных парней, которые дома взяли бы дело в свои руки. — Гор бледнеет. Вероятно, я зашла слишком далеко. — Она твоя подруга, может, дашь совет, кто ей больше подойдет. Ты ведь лучше разбираешься в мужчинах», — тем не менее вновь подначиваю я.

Гор угрюмо молчит и делает два неверных хода подряд.

— Когда ты настолько упрощаешь задачу, это не доставляет никакого удовольствия. Мне что, пустить тебя в свою голову, чтобы ты видел, какие ходы я бы сделала на твоем месте? — возмущается Кимберли. — О чем ты думаешь?

— Вот это я могу тебе сказать. — Бог откашливается. — Завтра я перенесу тебя в Хайклер. — Она тихо ахает, но он не обращает внимания. — С Тарис все в порядке, а нам пора сосредоточиться на предстоящих столкновениях. У меня больше не будет времени тебя развлекать.

— Развлекать меня? — хмурится кузина. — Что ты имеешь в виду? Тебе не нужно меня развлекать. Это я о тебе заботилась, если ты забыл.

— К счастью, мои глаза снова в порядке, и тебе пора отправляться домой. Я очень тебе благодарен.

Скрестив руки на груди, Кимми откидывается на спинку стула. Игра забыта.

— Благодарен, значит. Как любезно с твоей стороны. Только я остаюсь. Мне тут нравится.

— Ты будешь делать то, что я скажу, — командует Гор. — Мы продолжим заботиться о Тарис. Ты выполнила свою задачу, пора уходить.

— Я не позволю диктовать себе условия. — Со слезами на глазах Кимберли вскакивает. — Зайду попозже, когда он уйдет, — выпаливает она, уносясь в направлении выхода. — С Харуном. И просто чтоб ты знал: ты худший шахматист во всем дворце. Даже младшая внучка Мириам играет лучше. Я развлекалась с тобой, только чтобы ты не опозорился, если малышка снова бросит тебе вызов.

Она громко хлопает дверью, отчего, кажется, сотрясается весь дворец. Хотя, возможно, я одна так сильно ощущаю вибрацию обострившимся восприятием.

— Кто такой Харун, черт его побери? — спрашивает Гор, пылая от ярости. — Ты ведь нарочно это сделала, — обвиняет он. — Зачем?

— Тебе не следует так легко поддаваться на провокации, — пожимаю я плечами. — Кроме того, ты принял правильное решение. Ей здесь не место. Такая жизнь лишь заставляет ее надеяться на то, чего у нее никогда не будет.

На него. Не знаю, понимает ли Гор намек, но сдвигает густые брови, после чего, не произнеся больше ни слова, как фыркающий бык, покидает комнату.

Отмахиваюсь от угрызений совести. Да, с моей стороны, конечно, некрасиво так заканчивать отношения между кузиной и Гором, но я все равно права. Пусть хотя бы она получит шанс на нормальное будущее.

Когда ближе к вечеру приходит Азраэль, по выражению лица я сразу догадываюсь, что он в курсе этого инцидента. Ангел.

— Кимми заперлась у себя в комнате. Ты довольна? — интересуется он, укоризненно глядя на меня и протягивая стаканчик с кровью.

— Гор ее не заслуживает. Даже не отрицай, что он резвится с другими девушками, пока она питает напрасные надежды. Ее нужно вернуть домой. В Хайклере она будет в безопасности.

Ангел садится на край кровати.

— Раньше ты сказала бы, что она должна сама решать, что считает правильным, а что нет.

— Ну, раньше меня не убивал твой бывший лучший друг. Если с ней что-то случится, под рукой опять окажется вампир, который ее обратит? По-твоему, я желаю ей чего-то подобного?

— Нет, не желаешь. Но так она хотя бы не умерла.

Ненавижу ангела за то, что он прав и при этом так спокоен. Почему не выскажет мне в лицо, в какую несносную тварь я превратилась?

Азраэль наклоняется ближе, и меня окутывает его аромат. Он намеренно меня мучает или испытывает мой самоконтроль?

— Можешь сколько угодно злиться за меня, я не против, но не срывайся на своей кузине или на наших друзьях.

— Это твои друзья. — Его губы очень близко к моим. Что произойдет, если он меня сейчас поцелует? Хочет ли он этого? Выдержу ли я? — Они уже давным-давно стали и твоими тоже. — Азраэль отодвигается и просто кладет ладонь мне на щеку, большим пальцем поглаживая нижнюю губу. У него темнеют глаза, а у меня все сжимается в животе. Виной тому страсть или жажда крови, пока неясно. От его прикосновения кожа горит огнем, но я несколько секунд терплю. Потому что хочу этого. — Мне нужно отлучиться на пару дней. Максимум на три. Необходимо поговорить с Тотом. Можно оставить тебя одну на это время? Я обещал, что буду рядом, и если нужен тебе…

Не задумываясь, я кончиком языка облизываю его кожу. Зрачки Азраэля расширяются, а запах меняется, становится тяжелее, и сердцебиение ускоряется. Мы смотрим друг на друга. Мне хочется узнать, каков он на вкус. Совсем немножечко. Утолит ли крошечный укус мою тоску по нему? Будет ли свежая кровь отличаться от консервированной? Вкуснее ли ангельская кровь человеческой? Наверняка вкус у него гораздо лучше, если один запах настолько притягателен.

Опомнившись, резко отдергиваю голову.

— Ты мне не нужен. — Нельзя поддаваться желанию, иначе я окончательно утрачу контроль. Буду тянуть и тянуть его кровь, не в силах остановиться. Что я вообще творю? — Можешь идти куда хочешь и оставаться там сколько хочешь. — На последнем слове у меня ломается голос.

Аз понимающе улыбается и медленно встает, плотно прижав крылья к телу. Представ передо мной в былом великолепии, они окружают ангела мерцающим сиянием. В отличие от меня он уже полностью здоров. На коже снова золотистый загар, татуировки обвивают предплечья и шею. Я так и не выяснила, что они означают, а теперь уже поздно.

— Ты больше не можешь сделать их невидимыми? — спрашиваю и тут же сержусь на себя, ведь по-прежнему стремлюсь узнать о нем как можно больше.

— Могу, но не хочу тратить ни секунды, чтобы их материализовать, если придется уносить тебя отсюда.

— Мне грозит здесь какая-то опасность?

Этот мужчина меня просто убивает. Неужели он не может просто подумать о себе?

— Нет. Просто предосторожность.

Скольжу взглядом по мышцам его пресса под облегающей футболкой и опускаюсь еще ниже. Мускулистые бедра обтягивают коричневые кожаные брюки, заправленные в сапоги. За поясом торчат два ножа. Очевидно, он явился сразу после тренировки. От сожаления о том, что мы потеряли и чего никогда друг о друге не узнаем, у меня сжимается горло. Хотя будь мы оба смелее, я бы сейчас лишилась гораздо большего. И скучала бы по нему гораздо сильнее.

— Всего три дня, — прерывает Азраэль мое чересчур пристальное разглядывание. Подняв голову, я замечаю, как тоненькие волоски на его шее встали дыбом. — Я пойду к Тоту и заставлю его расколоться. Ему известно все возможное о Prima materia и трансмутации. Я туда иду лишь из-за этого, — настойчиво произносит ангел, чтобы я поняла: он покидает меня, только чтобы помочь. — Но что бы ни рассказал Тот, когда я вернусь, мы снимем с тебя цепи.

Тогда меня уже здесь не будет. На лице Азраэля настолько мрачное выражение, что я бы испугалась, не знай, ради чего он это делает. Он хочет прикасаться ко мне, не причиняя боли. Хочет целовать меня, трогать и заниматься со мной любовью. К счастью, он не умеет читать мысли, иначе выяснил бы, что я тоже этого желаю. Вероятно, даже сильнее, чем он. Хочу вновь почувствовать что-то, кроме ярости и страха.

— Пока не пообещаешь, что мы все исправим, можешь не возвращаться. — Это неправильное прощание, но если я позволю ангелу проявить ко мне еще больше любви, то сломаюсь.

Он колеблется, явно не желая покидать меня. Однако Азраэль должен. Он сам возложил на себя массу обязательств: перед друзьями, передо мной и, судя по всему, до сих пор перед Нейт. Они раздирают его на части, ведь ангел не может прыгнуть выше головы. Невольно я спрашиваю себя, как раньше могла считать его поверхностным эгоистом. Азраэль абсолютно не такой. Подобной маской он лишь защищается от новых ожиданий.

— Мне очень жаль, что я не смог избавить тебя от этого.

— Я знаю.

Азраэль говорит это не впервые. Еще несколько секунд, и я брошусь ему на грудь и начну умолять забрать меня отсюда. Прочь от любых обязательств. К сожалению, нельзя так с ним поступать.

— Если бы я мог все исправить, я бы это сделал. — Его теплый голос ласкает мою холодную кожу. — Обещаю тебе, что попробую. Мы все попробуем.

Во взгляде Азраэля вспыхивает огонек, который я не могу интерпретировать. Снова склонившись, он целует мои волосы. Ангел не хочет меня оставлять, это чувствуется по его поцелую. По тому, как, не прикасаясь по-настоящему, он берет мое лицо в ладони. Я прекрасно понимаю это, ведь его тоска — отражение моей собственной. Я очень редко позволяла себе демонстрировать слабость. И не стану начинать сейчас, хотя мне ничего не хочется сильнее, чем прильнуть к нему и позволить принимать все решения за меня. Однако этого делать нельзя.

— Сделай мне одолжение, — прошу Энолу.

Осталось мало времени, Азраэль отсутствует уже два дня. Будучи решительно настроенной поначалу, теперь я боюсь. Выйти за пределы дворца означает отказаться от защиты. Снаружи я буду зависеть исключительно от самой себя.

Пери, подтянув к себе колени, сидит на широком подоконнике и читает книгу. С тех пор как ушел Азраэль, Энола проводит у меня много времени. Странно, но благодаря своей неразговорчивости она оказалась на удивление приятной компаньонкой. Сейчас она смотрит на меня, нахмурив лоб.

— Кстати, что ты там читаешь? — спрашиваю я.

Она закрывает книгу.

— Собрание древних египетских легенд. Большинство из них — полное вранье. Все происходило совсем не так. Интересно, кто это написал.

— А автор там не указан?

Девушка спрыгивает с подоконника.

— Нет, но оно тоже из Александрии. По всей видимости, писцы скопировали истории со старых папирусов и так видоизменили, что в них не осталось ни грамма правды. Да, Сет совершал ошибки, но не был настолько безжалостным, как его описывают.

— Какие ошибки? — На самом деле я не желаю думать или говорить о Сете. Это бессмысленно, учитывая мои намерения. Если план сработает, скоро я снова окажусь лицом к лицу со своим убийцей, а он — со своей убийцей. По доброй воле бог ни за что не отдаст мне Кольцо огня.

В янтарных глазах пери появляется странный блеск. На мгновение у меня складывается впечатление, будто она собирается рассказать об этом подробнее, но затем просто пожимает плечами.

— Довольно много ошибок. Пусть тогда я уже дружила с ними, мы с Сетом были не особенно близки. Он никогда не воспринимал меня всерьез, а по большей части вообще не замечал. — Энола покусывает нижнюю губу. — После случившегося он ожесточился и стал дико упрямым. И очень, очень озлобленным.

— Осирис соблазнил его жену и зачал ей ребенка, — отзываюсь я. — Хотя это не оправдывает деяния Сета. Он мог просто подчиниться решениям аристоев. Ведь рано или поздно должен был осознать, что сражается с ветряными мельницами. — Одну несправедливость бог искупал другой. Такой путь никогда не бывает правильным. А я лицемерка, поскольку сама именно это и замышляю. Я выясню, известно ли Платону или кому-либо другому из этих чудовищ, где корона. Потом отниму у Сета кольцо и убью его.

— Так ему и следовало поступить, — вздыхает пери. — Только вот это абсолютно противоречило натуре Сета. Да и его заступничество за демонов импонировало многим бессмертным, несогласным с политикой аристоев. Никогда прежде никто из богов не пытался сделать чего-то, что не принесло бы ему никакой личной выгоды.

Я ошарашенно моргаю. До сих пор я не слышала от нее ни одного доброго слова об этом боге. Почему теперь она его защищает?

— По-моему, он собирался свергнуть Осириса и занять его место. И править всеми вами.

Энола секунду медлит.

— Сам он никогда не говорил ничего подобного. Просто это всегда предполагалось. Мои братья присоединились к нему в надежде, что он обратит превращение отца, если выиграет войну. Они им восхищались.

— Однако ты не поверила Сету. И поэтому осталась с Азраэлем?

Или потому, что любила его? Не стоит ее об этом спрашивать.

— Нет, я не верила, что он способен на самоотверженный поступок. Он был высокомерен и очень уверен в себе. С другой стороны, они все такие. Измена Нефтиды абсолютно выбила его из колеи. Никогда его таким не видела. — Она печально улыбается. — Это разбило сердце Сету, а ведь до того момента я могла бы поклясться, что у него вообще сердца нет. Но мои братья в него верили. Мне не удалось их переубедить. Они были взрослыми мужчинами и избрали свой путь. А я — свой. С тех пор я каждый день по ним скучаю. — Голубые вихри у нее под кожей начинают какой-то странный танец. Пери трет лицо, и голубое свечение пропадает. — Я по-прежнему не верю, что трансмутация подействует, — тихо добавляет она. — Извини.

Разумеется, не верит. Чтобы поверить, ей пришлось бы поставить под сомнение принятое в прошлом решение.

— Я хочу поговорить с Исрафилом, — меняю я тему. — Можешь попросить его зайти ко мне? Мне бы хотелось кое о чем его поспрашивать.

— О чем это? Вряд ли это понравится Азраэлю. Пусть у обвинений Сета нет доказательств, вполне вероятно, что все случившееся провернули Осирис, Исида и Исрафил.

Возможно, так и есть.

— Я тут прикована и не могу сама принимать никаких решений, кроме выбора тех, с кем хочу поговорить. Так что будь так любезна. — Я стараюсь убрать резкость из своих слов и натянуто улыбаюсь.

— Ладно, — поразительно быстро сдается она. — Но будь осторожна, рассказывая ему что-то. Он не в курсе визита Азраэля к Тоту и не должен об этом узнать.

— Конечно, — обещаю я. Пути назад уже нет. Исрафил не откажется исполнить мое желание, я в этом не сомневаюсь.

Высший ангел показывается в моей комнате, когда на улице уже давно стемнело. Я уже почти оставила надежду, подумав, что Энола все-таки ничего ему не передала.

— Ты хотела со мной поговорить?

Во взгляде синих глаз светится подозрение. Ему не нравится, что я позвала его. Исрафил не обязан был приходить, но ему чересчур любопытно. С первых дней после моего обращения мы с ним больше не виделись, хотя я знала, что он остался во дворце. На нем коричневые кожаные штаны, а белая рубашка натянулась на широких плечах. Короткие светлые волосы аккуратно уложены. Я терпеть его не могла, поскольку с трудом могла прочитать. Впрочем, теперь мне все ясно. Тайна и вина, с которыми он живет несколько тысяч лет, огромны. Его хоть иногда мучает совесть? Ангел делает пару шагов в мою сторону. Неужели он настолько любил Рамзеса, что ради этой любви пожертвовал всем? Исрафил выглядит достаточно рассудительным, потому в это практически невозможно поверить. Впрочем, за самыми безупречными фасадами порой бушуют самые бурные страсти. Наверняка Осирис намеренно выбрал его, когда прочел мысли высшего ангела и узнал, чего тот жаждет больше всего на свете. Я бы пожалела Исрафила, не будь результат так ужасен.

— Сними с меня цепи, — требую я, не собираясь ходить вокруг да около. — Мне нужно исчезнуть отсюда, пока не вернулся Азраэль.

Со стаканом в руке он подходит ближе, и я улавливаю запах крови.

— Зачем мне это делать? — Исрафил протягивает мне стакан и с отвращением наблюдает, как я пью.

Надеюсь, он не отравил кровь, хотя ничего необычного вроде не чувствуется. Закончив, облизываю губы.

— Я хочу отправиться в геенну к Сету, чтобы вернуть Кольцо огня и найти Корону пепла.

— Почему ты не предоставишь нам эту битву? — Он вновь отдаляется от кровати.

Я склоняю голову набок:

— А ты горишь желанием спуститься в этот ад? Кому-то необходимо это сделать, и ты прекрасно об этом знаешь.

Выражение его лица остается непроницаемым.

— А где гарантии, что ты не примкнешь к Сету, если я отпущу тебя? Он не захочет отказываться от новорожденного вампира. Ты станешь ценным пополнением его армии.

— Вряд ли я стану сражаться за того, кто сотворил со мной это. — Я слегка приподнимаю запястья, заставляя зазвенеть цепи. — И при первой же возможности разорву ему глотку. — Чтобы подчеркнуть свои намерения, я слегка оскаливаю зубы.

Исрафил не моргает и глазом.

— Не стоит недооценивать Сета. Азраэль слишком часто это делал, и посмотри, к чему это привело. Аз в курсе твоих планов?

— Нет! — Я считала, что Исрафил обрадуется, если я исчезну, а он пытается меня отговорить. — Это мое решение. Он не должен ничего знать.

— Хорошо, ведь он этого не допустит. Скажи Сету, что Аз отказался от тебя или что тебе пришлось бежать, поскольку мы решили тебя убить. Он поверит.

Так, значит, Исрафил не старается мне помешать, а его вопросы — лишь проверка.

— Откуда такая уверенность?

— Он знает аристоев. Мы никого не щадим.

Однако Сет знает и Азраэля, который не позволил бы им так поступить.

— Когда попаду туда, решу на месте, какую историю рассказать. — Я поднимаю руки, изобразив приглашающий жест.

— Подбросить тебя в Иерусалим?

— Хочешь меня отнести? — Да этому ангелу жить надоело. — Плохая идея. По твоим венам течет теплая кровь. Я не настолько сильна и попросту укушу тебя. — А еще мне будет слишком больно от его прикосновений.

Исрафил пристально смотрит на меня.

— Я встречал мало людей, подобных тебе, — ни с того ни с сего заявляет он. — Храбрых людей. Ты и в самом деле поразительно похожа на жену Рамзеса. Не только глазами.

— Она тебе нравилась? — Исрафил не в курсе, что его связь с Рамзесом для меня не тайна, и мне не терпится услышать ответ.

Ангел негромко смеется, но смех звучит вымученно.

— Она была женщиной, — насмешливо произносит он в попытке скрыть отчаяние. — Я не особенно обращал на нее внимание.

— Но ее любил Рамзес, — не удерживаюсь я от комментария. — Даже очень, если верить источникам.

Он сглатывает. Рамзес мертв больше трех тысяч лет, а Исрафилу до сих пор его не хватает. Ради любви он рискнул всем. И пусть звучит романтично, но это не так, поскольку из-за его эгоистичных желаний пострадали многие другие. Любовь оправдывает далеко не все.

— Несмотря на то, что она приходилась ему женой, совета он всегда просил у меня, — как ни странно, отвечает Исрафил. — Больше никто из людей не стал мне настолько близок. — Высший ангел прочищает горло, явно жалея о своей откровенности. — Я достану тебе какую-нибудь другую одежду. В таком виде в геенну идти нельзя. Ты в курсе, что тебя ожидает за воротами Харшиф? Если верить рассказам, царство Аида по сравнению с этим — мирное место.

— Вполне вероятно, но у меня вряд ли есть выбор. Только регалиям под силу это исправить. — Я указываю на себя.

— Разве я не говорил, что Сет вам солгал об этом? — качает он головой.

— Говорил, но надежда, как известно, умирает последней. Если я достану артефакты, ты выступишь перед другими аристоями за то, чтобы по крайней мере попытаться?

Исрафил издевательски ухмыляется:

— Если у тебя получится, я проголосую за то, чтобы мы попробовали осуществить трансмутацию после возвращения Атлантиды.

От меня не укрылось условие в его фразе, но на данный момент удовлетворюсь и этим.

— Не помешает кое-какое оружие и темная одежда.

В белых удобных штанах в темноте я буду чересчур заметна, и все равно придется ждать, пока джинны веселятся в садах. Вот только терпение, увы, не относится к моим сильным сторонам. Сейчас, когда решение принято, единственное мое желание — действовать. Быть может, я окончательно умру. Но лучше быстрый конец, чем по кусочку терять себя, пока в итоге не превращусь в нечто, не имеющее ничего общего со мной.

Полчаса спустя Исрафил возвращается в компании Исиды. Очевидно, побоялся освобождать меня в одиночку.

— Не хочешь забрать кузину с собой? — интересуется богиня. — Чтобы она убрала наконец свои жадные ручонки от моего сына. Азраэль ожидает, что ты отправишься в геенну?

— В таком случае он бы сам меня отпустил, разве нет? Очевидно, ты не можешь себе такое представить, но я вполне способна принимать решения самостоятельно. И не играю у мужчины роль мальчика на побегушках.

Я плотно сжимаю губы, когда у нее в глазах вспыхивают искры гнева. Исида слишком упорно старается показать миру, насколько ей плевать на Осириса, и мне не хочется вызывать у нее подозрения. Но женщина, на протяжении тысячелетий покрывающая такой заговор, должна либо до безумия любить мужчину, который его устроил, либо сама быть безумной, либо жутко бояться разоблачения. Каждый из трех вариантов делает ее опасной противницей.

— Сет убьет тебя, едва ты окажешься в геенне, — предрекает богиня. — Хотя ты наверняка и сама в курсе. Кстати, я всегда выступала за независимость женщин.

— Разумеется. Ты первая феминистка в мире.

Игнорируя наш обмен любезностями, Исрафил подходит к кровати, подушечкой пальца стучит по цепям, и те падают мне на колени. Стряхнув их, я сажусь. Груз исчез, и я свободна. В глазах ангела на секунду мелькает тревога, однако Исида возводит между ними и мной прозрачный защитный барьер, который я пусть и не вижу, зато ощущаю. А когда я не бросаюсь на них в попытке укусить, эти двое расслабляются. Любопытно, смогла бы я разрушить их щит? Сквозь тело течет сила, которая, очевидно, тоже контролировалась оковами. Она покалывает в кончиках пальцев, целиком овладевая мной. Меня сковали, опасаясь этого? Скорее всего. Пора выяснить, что это за силы и какими способностями они меня наделяют. Действительно ли я невероятно быстра, как описывается в легендах? Было бы здорово уметь летать, но за спиной ничего не шевелится. Кроме того, вампирам приписывют неутолимый сексуальный голод. Если вспомнить, о чем я думала все последние дни в присутствии Азраэля, это определенно правда. Еще одна ирония моей судьбы, поскольку у меня, по всей видимости, больше никогда не будет секса.

— Поторопись. Данте и Гор в библиотеке. Но, насколько мне известно, один из них навещает тебя каждый вечер. На мать у моего сына почти не находится времени. — Я не отвечаю, и Исида морщит нос. — Мне очень любопытно, что они там раскапывают. Ответы, которые они ищут, мы найдем только в Иерусалиме. Лучше бы мы убили Давида в свое время. Тогда и Соломон не родился бы.

— Да уж, все совершают ошибки.

Я с невозмутимым видом снимаю легкий, невесомый наряд джиннов. Данте и Гор ищут улики, которые докажут правоту Сета. Они не говорили об этом прямо, но я все еще в состоянии сложить один плюс один. Они делают это, чтобы выдвинуть на совете обвинения против Осириса, Исрафила и Исиды. Понятно, почему ведут себя так осмотрительно, и тем не менее это приводит меня в бешенство. Время разгадывать загадки прошло.

Отвернувшись, Исрафил отходит к окну, хотя я его об этом не просила. Стыд — это для людей. Вскоре я переодеваюсь в мягкие кожаные брюки и куртку. Конечно, моя собственная кожа стала прочнее, но вместе с тем и чувствительнее, чем раньше. Невзирая на великолепное качество вещей, они трут. Исида не отводит от меня взгляда. Мы просто не можем отличаться сильнее. Она в тонком шелковом платье и я в боевом облачении.

— Вообще-то оружие тебе не нужно. Ты сама им являешься. В ближайшие дни твоя сила раскроется на максимум. — Вновь повернувшись, Исрафил вручает мне кинжал. — Лучше держись подальше от человеческих поселений, а в Иерусалиме держи себя в руках. Если совершишь убийство и тебя засечет бессмертный, мы не сможем тебя защитить. Ты демон, и любой охотник имеет право тебя уничтожить.

— Несмотря на силу, против опытного бойца у тебя нет шансов, — явно злорадствуя, добавляет Исида. — Впрочем, бьюсь об заклад, ты быстро научишься.

Сунув клинок в петлю на поясе, я быстрыми движениями завязываю волосы в узел.

— Разберусь как-нибудь.

Настроена я не так оптимистично, как это прозвучало, но у меня всего две возможности. Либо остаться во дворце джиннов, где все будут от меня шарахаться, как только я избавлюсь от цепей, либо взять судьбу в свои руки. Если честно, оба варианта не очень-то заманчивы. Еще я могла бы просто сбежать. Купить себе дом на каком-нибудь отдаленном клочке земли и утолять жажду кровью животных. Но тогда я обреку себя на невероятно одинокую жизнь, так что это последний выход. А до тех пор я испробую все, чтобы вернуть свое прежнее «я».

— Ты можешь поквитаться с Сетом, — уговаривает Исрафил. В его глазах я вижу надежду. Надежду на то, что его роль в разворачивающейся игре никогда не вскроется. По словам Сета, Исрафил навещал его в изгнании. Тогда он утверждал, будто этот ангел терпимее остальных высших. Еще одна ложь. Готова поспорить, он знал, что Исрафил выступал за его помилование лишь ради того, чтобы однажды убить. Должно быть, Сет стал для него вечным напоминанием.

Исида снимает пылинку со своего кафтана.

— Не убивай его, пока не выяснишь, где Корона пепла. Возможно, Соломон и ее вверил магам или хотя бы оставил им какую-нибудь подсказку. — Во всяком случае, я на это надеюсь. Кроме этой, у меня идей нет. — Постарайся как можно дольше сопротивляться искушению, — продолжает Исида. — Исрафил прав, если ты убьешь, пути назад не будет.

Кивнув, я задаюсь вопросом, чем мне питаться, когда выйду за пределы дворца, как вдруг богиня достает из кафтана три запечатанные пробирки:

— Небольшой запас на черный день. Притупит особенно сильную жажду. Не хотелось бы потерпеть поражение, находясь так близко от цели.

— Спасибо.

Вот уж не ожидала от богини подобной заботы.

— Азраэлю не стоит знать, куда я делась. Он не должен отправиться за мной, — прошу я Исрафила.

Наверняка ведь чувство вины заставит его спуститься в этот подземный мир. Очевидно, в моем плане множество дыр. Я понятия не имею, что меня ожидает, не знаю, находится ли корона в геенне, и не могу предугадать, не приговорит ли меня Сет к окончательной смерти. Что ему помешает? Но пока я собираюсь попросить его об убежище и попробую вести себя как настоящий демон.

— Об этом я позабочусь, — обещает Исрафил. — Он верховный главнокомандующий нашей армии и обязан привести ее в боевую готовность, пока Сет не сформировал свою и не вывел ее на поверхность. Тор уже тренирует богов. Это будет последняя война, в которой мы сразимся, и в ней Сет не победит. — Впервые он явственно демонстрирует ненависть. Черты лица искажаются, а в глазах загорается ослепительный свет. Когда ангел стискивает кулаки, я замечаю маленькие молнии, пляшущие на тыльных сторонах ладоней.

В потере Рамзеса он винит Сета, а не Осириса, хотя на самом деле виноват тут лишь один — сам Исрафил.

— Значит, мы все решили.

Надеюсь, не позволить Азраэлю погнаться за мной действительно окажется так легко, хотя мне в это не верится. Впрочем, без скипетра он не пройдет за Камень Плача или ворота Харшиф, а Микаил точно не даст ему артефакт для этой цели. В прошлый раз речь шла о спасении Азраэля, Гора и Данте. Ради меня одной никто рисковать не станет. Я не обманываюсь, однажды бессмертные и без меня отыщут Корону пепла.

Взмахнув рукой на прощание, я в несколько шагов оказываюсь у окна. От сада меня отделяют примерно двадцать футов^[1] высоты. Рывок — и я спрыгиваю вниз, мягко и уверенно приземляясь на ноги. Из горла вырывается злой смешок. Вот награда, которую я получила за свою жизнь. Надолго не задерживаясь, направляюсь вперед. Осторожно делаю каждый шаг. После того как столько времени провела в постели, снова ходить непривычно. Тело ощущается по-другому. Более сильным и гибким. Одной рукой я способна вырвать с корнем среднюю пальму. Намеренно задерживаю дыхание, опасаясь натворить дел, если почувствую запах живого существа из плоти и крови. Медленно крадусь по саду мимо группы деревьев и фонтана. Время от времени еще слышны смех или вздохи, но я ступаю бесшумно, словно кошка. Но тут мой обострившийся слух улавливает перешептывание. Шепчет определенно Кимми, но с нею не Гор.

У меня мгновенно включается режим боевой готовности. Направившись на голоса, аккуратно раздвигаю в стороны листья. Меня до сих пор грызет совесть за спровоцированную ссору между ней и Гором. Я поступила подло. Хотелось бы сказать, что это не моя вина, а того монстра, в которого я превратилась, но это будет ложью. Я завидовала Кимми, ведь у нее по-прежнему есть все, что отобрали у меня, и даже больше. У нее есть семья, и она намного лучше меня. Она дружелюбна, ни на кого не держит зла и никогда не пытается добиться своего, если при этом пострадают другие. В таком свете мое прегрешение выглядит еще хуже. Кимберли — хороший человек, а я никогда по-настоящему не ценила ее дружбу. Она всегда казалась мне чем-то само собой разумеющимся.

Обнаруживаю кузину на каменной скамейке рядом с воином-призраком, которому Саида поручила охранять ее. Перешептываясь, они смеются над чем-то. Между ними лежит сенет^[2]. Ради игры они сюда прийти не могли, для этого тут слишком темно. Даже мне с моим вампирским зрением не удается разобрать значки на поле. Я уже собираюсь отвернуться, когда стражник приподнимает рукой подбородок, чтобы Кимми посмотрела на него.

— Твоя королева не придет в восторг, если узнает, что ты лапаешь ее гостью, — нарушает тишину знакомый голос, словно плеткой рассекая ночной воздух.

Теперь я не тороплюсь уходить, не в силах оставить Кимми наедине с двумя бессмертными. Кузина и ее сопровождающий встают, и мужчина покровительственным жестом кладет руку ей на плечи. На его месте я бы этого не делала. Фигура Гора внезапно начинает выразительно сиять. Воин-призрак напрягается.

— Хватит рисоваться! — взрывается Кимми. — Ты ведь несерьезно. Если родился богом, это не значит, будто ты лучше. Что ты вообще тут забыл? Разве у тебя не назначено свидание?

— Назначено, но я подумал, что лучше поищу тебя. Ты готова к отъезду? — Он правда очень серьезен. Просто чудо, что Гор дал ей больше времени, чем планировал. Она каждый день приходила ко мне с Энолой и жаловалась.

— Я же говорила, что не уйду, — топает ногой Кимми. — А теперь вали отсюда. Тебе здесь не рады. И прекрати блестеть, это глупо.

— Я отведу тебя в комнату, — словно дикий кабан, упрямится Гор.

— Это сделает Харун. Он один из внуков Мириам, ты знал? Она даже пускает его в женские покои, и он пользуется доверием королевы, — сообщает кузина, кладя ладонь джинну на грудь.

— Очень рад за него. Исчезни, — велит бог. — Передай своей бабушке горячий привет. Дальше я сам тут разберусь.

Понимая, что проиграл, воин берет руку Кимми и целует. Затем, приняв облик джинна, улетает. Ну, хотя бы один из них благоразумен, пусть это и выглядит как отступление. Гор определенно бы довел дело до драки. Мне редко доводилось видеть кузину в таком бешенстве. Возможно, она все-таки не совсем уж не держит зла, как я думала. Ее волосы будто пылают огнем, когда Кимми бросается вперед и бьет Гора по сверкающей золотом груди. Тот даже не вздрагивает.

— Ты властный, глупый, эгоистичный мужчина! — кричит она. — Я поеду домой, но лишь по одной причине: потому что так мне больше никогда не придется тебя видеть. Тебе постоянно нужно все портить. Думаешь только о себе. Избалованный ребенок, даже не знаю, зачем потратила на тебя хоть секунду своей жизни.

— Я тоже не знаю, — честно признается Гор, одним движением притягивая Кимми к себе. — Но все равно не допущу, чтобы он стал первым мужчиной, которого ты поцелуешь, — буквально рычит он.

Только это ее не пугает, и кузина с вызовом задирает подбородок:

— Не тебе решать. Даже если сегодня ночью я перецелую сотню мужчин, это даже и близко не сравнится с числом губ, которые ты уже осчастливил.

— Ты не перецелуешь сотню мужчин. — Гор краснеет от злости.

Позади меня тихо хмыкает Исида. И как она сумела подкрасться? Хотела убедиться, что я в самом деле уберусь отсюда?

— Как будто она найдет сотню мужчин. Просто смешно.

Как же мне хочется придушить эту богиню. Мысли об убийстве развеиваются, когда Кимми пытается вывернуться из объятий Гора.

— Отпусти меня, — требует она. — Мне надо собрать вещи. Пора начать встречаться с настоящими мужчинами. Тари была права.

Кузина толкается и упирается руками ему в грудь, но Гор гораздо упрямей.

— В чем она была права? — спрашивает он.

Я копаюсь в памяти в поисках мудрого жизненного совета, который я могла дать Кимми.

— Мне нужно снять отдельную квартиру, носить джинсы и футболки и ходить на вечеринки. Тогда за год меня поцелуют столько раз, что я собьюсь со счета, — цитирует она.

У меня вырывается еле слышный стон, а Исида презрительно шепчет мне на ухо:

— Что за ерунду ты вбила ей в голову?

— Это полный бред, — объявляет Гор.

— И где же тут бред? — огрызается Кимберли, едва сдерживая слезы, а я уже на грани того, чтобы дать богу подзатыльник.

— Бред, что эти мужчины поцелуют тебя, только если ты изменишься. — Кимми перестает брыкаться. — Ты идеальна такая, какая есть, — взбешенно продолжает он. — Неважно, где ты живешь. Если тебе нравится жить с родителями, это нормально. Ты любишь их и любишь проводить с ними время. И неважно, как ты одеваешься. В ужасные платья в цветочек, джинсы, дурацкие разноцветные пижамы или эти откровенные блузки Джамилы. — Взгляд Гора опускается на глубокое декольте, и он сглатывает. — И если тебе нравится смотреть сентиментальные фильмы и есть при этом попкорн или пончики, то так и делай. И ты не обязана ходить на вечеринки, если тебе комфортнее дома.

— О… — Это все, что способна сказать Кимми, и я, если честно, тоже. Он все это заметил? Поразительно. Она моргает, а потом встает на носочки. — А если я хочу, чтобы ты стал первым мужчиной, который меня поцелует, это тоже нормально?

— Я для тебя недостаточно хорош, — после секундного колебания отказывается Гор.

— Может быть, но я все равно этого хочу, — произносит она, уставившись на него не менее мрачным взглядом, чем Гор на нее.

Его сопротивление угасает, и бог бережно привлекает Кимми еще ближе к себе.

— Я сделаю тебе больно, — снова предостерегает он.

— Я выдержу. Я хочу, чтобы это был ты.

Гор наконец-то сдается, и его губы с безграничной нежностью накрывают ее.

— Тебе пора уходить. Когда закончит с этой малышкой, он заметит тебя, — ворчит Исида. — А об этом я позабочусь. Отвлеку его, и он очень быстро о ней забудет.

Судя по всему, Исида видит ситуацию совсем не так, как я. Ее сын так крепко обнимает Кимми, словно больше не желает ее отпускать. Мужские ладони ласково гладят ее по спине, и он целует кузину так нежно, будто она сделана из стекла. А ведь люди действительно такие. Их слишком легко разбить. Впрочем, Кимми сильная девушка. Сильнее, чем многие из нас. Своими мягкими, но настойчивыми атаками она добилась желаемого. В ее руках бог тает, как воск. Гор не захочет причинить ей боль, а если и сделает это, она переживет. Этот путь она избрала для себя самостоятельно. Возможно, ссорой, которую вызвала, я не так уж и навредила.

Не реагируя на идиотское замечание Исиды, просто уношусь прочь так быстро, что джинны, мимо которых я пробегаю, видят лишь смазанный силуэт, который тут же принимают за обман зрения. Словно став ветром, я за считаные секунды добираюсь до купола, скрывающего от людей земли джиннов. С другой стороны никто не войдет без разрешения, однако выйти я могу. А потом стану свободна. Не только от оков, но и от всех обязательств. Больше не надо бороться за других, только за себя.

Сухой запах пустыни не вызывает ни страстных желаний, ни жажды крови, и я втягиваю его глубоко в легкие. Ночь так же холодна, как мое вампирское тело, а ласковое дуновение свежего ветра кажется мягким прикосновением. Жара во дворце рано или поздно убила бы меня. Через пелену мне еще видно очертания владений Саиды. Пусть все мечты и желания Азраэля исполнятся, однако я уже не буду их частью.

Три дня и три ночи мне требуется, чтобы преодолеть расстояние в девятьсот миль^[3] до Иерусалима. Долететь с Исрафилом было бы быстрее, но я нуждалась в этом времени, чтобы привыкнуть к новой себе. Пару раз я вроде бы замечала крылья в небе, но успевала вовремя спрятаться. Меня до сих пор слегка ужасают собственные физические способности. Я неимоверно быстрая и при этом почти невидима. Сейчас, находясь в Старом городе Иерусалима, чувствую, что силы мои на исходе. Меня мучает жажда. Жгучая жажда. И пусть близится полночь, на улице еще полно народа. Людей, которые пахнут свежей кровью. После побега я выпила лишь три пробирки, которые получила от Исиды. Готова поспорить, глаза у меня уже темно-красные. Кожа высохла, как бумага. Где-то должна быть больница. Если получится пробраться туда, смогу запастись донорской кровью. Пока удается не набрасываться на живых людей, но долго я не продержусь. Инстинкт выживания возьмет верх.

Усевшись на невысокое каменное ограждение, я задерживаю дыхание и продумываю план. В меня врезается молодой человек. Хватаю его за руку, чтобы не упал, а он с виноватым видом смеется. Понятия не имею, что он видит в моих глазах, когда я невольно вдыхаю. Вероятно, желание. Но это не то же самое желание, которое отражается у него на лице.

— Милая, не стоит гулять по ночам одной. С тобой может что-то случиться, — говорит он.

Его приятели, на которых я раньше не обратила внимания, выкрикивают двусмысленные комментарии, и парень наклоняется ко мне. От него пахнет алкоголем, наркотиками, кровью и потом, и мне не удается подавить жадный рык от столь соблазнительного коктейля. Вздрогнув, парень отшатывается.

— Убирайся, пока с тобой ничего не случилось, — выдавливаю я.

Шарахнувшись назад, он осеняет себя крестным знамением и с каждым шагом отступает быстрее, пока не переходит на бег. Несмотря на это, я могла бы догнать его за секунду. Не могу больше сдерживать жажду. Парню повезло, что я себя контролирую. С таким голодом, как у меня сейчас, Сет и его магини и вправду могут купиться, если я притворюсь демоном.

Встав, я углубляюсь в лабиринт улочек. Когда кто-то задевает меня или хотя бы касается, прикусываю губу. Нужно всего лишь добраться до Стены Плача и найти вход. В туннеле в такое время уже никого не должно быть. Там я окажусь в безопасности, и люди, соответственно, тоже. Внезапно ловлю на себе презрительный взгляд какой-то старушки, продающей в киоске христианские сувениры. Смотрю на нее в ответ. Женщина визжит и тоже крестится. Другие прохожие поворачиваются в мою сторону, а она бормочет на иврите что-то, примерно означающее: «исчадие ада». Невзирая на темень, торговка заметила мои красные радужки. Опустив глаза, я растворяюсь в толпе, пока тут не собрался отряд линчевателей. Причем мне страшно не столько за себя, сколько за то, что я способна сотворить с людьми, которые подойдут ко мне слишком близко. Жажде в сочетании с силой и жестокостью моего тела достаточно самой малости, чтобы взорваться. С каждой минутой мне все сложнее не поддаваться инстинктам.

Свернув в узкий и, главное, безлюдный переулок, я останавливаюсь и прислоняюсь к стене дома. Воздух здесь спертый, пахнет сыростью и затхлостью. Иерусалим так часто ровняли с землей и отстраивали заново, что на самом деле здесь нет уже ничего с тех времен, когда разрушили храм Соломона. Тем не менее возникает ощущение, будто ты попал в другую эпоху. Во времена, когда люди еще знали, что чудовища и демоны — не выдумки киноиндустрии. В тени переулка что-то шевелится. Мелькает яркая вспышка, и я автоматически принимаю позицию для атаки.

— Нефертари. — Голос принадлежит молодой женщине. — Сет не обрадуется, увидев тебя. Он был твердо уверен, что твой ангел о тебе позаботится.

Приблизившись, светлое сияние оказывается белым шелковым платьем. Абсолютно неподходящим для ночной прогулки и слишком провокационным, хотя, наверное, в этом и смысл. Такой наряд приманивает жертв.

— Кто ты? Мы знакомы?

Девушка выглядит максимум на два или три года старше меня. Откуда она знает Сета? И Азраэля?

— Раньше считалось бы, что я твоя мать, — улыбается незнакомка. — Но сейчас… — она с сожалением пожимает плечами, — семейными узами не дорожат.

Моя мать? Она с ума сошла или напилась? У меня нет времени на эту чушь. Девушка подходит еще ближе, и лишь тогда я отмечаю, что ее присутствие не разжигает во мне жажду, а тонкий слух не улавливает сердцебиение.

— Ты меня обратила. Ты — Юна, дочь Платона.

Не успевает девушка закончить кивок, как я уже набрасываюсь на нее и валю на землю. Впрочем, мой триумф длится всего секунду. Опрокинув, вампирша придавливает мое тело к грязным булыжникам. Щелкаю зубами возле ее горла, однако она лишь смеется.

— Жаль было бы позволить тебе умереть.

Вскочив на ноги, Юна создает между нами небольшую дистанцию. От ярости у меня перед глазами поднимается красная пелена, которую наконец-то можно выпустить, и я снова бросаюсь на нее. Вампирша просто делает шаг в сторону, и я врезаюсь в стену. От удара сотрясается весь дом.

— Упс, — невозмутимо произносит она. — Лучше нам убраться отсюда, пока не объявилась полиция. Спорим, ты голодна? Когда меня мучает жажда, я тоже становлюсь невыносимой.

— Я не невыносима, я в бешенстве! — ору я. — Как ты могла так со мной поступить? — указываю на собственное тело, но Юна вновь лишь смеется.

— Ты жива и практически непобедима. Так что не жалуйся. Бывают судьбы и похуже.

Это выбивает меня из колеи.

— Я не просила тебя об этом, — шиплю в ответ. — Я не хотела становиться такой.

— Думаешь, я хотела? — спокойно откликается Юна. — Меня никто не спрашивал. У тебя хотя бы имелся выбор, если я правильно помню.

Настоящим выбором это не назовешь. Кроме того, Малакай обещал, что в самые темные часы они с родителями будут за мной приглядывать. Правда ли он это делает? Хотелось бы мне его почувствовать. При мысли об этом мне чудится тихий смех. Брат был умнее, но из нас двоих бесстрашием обладала лишь я. Он называл это безрассудством и не ошибся.

Юна снова осторожно шагает ко мне.

— Мы — то, что сами сотворим из своей судьбы. — Еще одна мудрость с почтовых открыток, и я укушу Юну, хотя ей, скорее всего, даже больно не будет. Эти высказывания для людей, которые проживают день за днем, словно карабкаются на руках по перекладинам и зависают над пропастью. Если мне не повезет, впереди меня ждет вечность. Эта мысль меня пугает. — Потребуется время, но ты привыкнешь к такой жизни.

Я тихо фыркаю. Не желаю к такому привыкать. Ни к чему из этого.

— Ждешь, что я буду звать тебя мамочкой?

— Необязательно, — ухмыляется вампирша. — По имени вполне достаточно. — Она протягивает руку, и я ее пожимаю. Крепко. Впрочем, на лице вампирши не дрогнул ни один мускул. — Я уже плохо помню, но в самом начале мне тоже пришлось нелегко. Могу взять тебя с собой в геенну, — предлагает новая знакомая. — Сету это не понравится, но тут, снаружи, ты совсем беззащитна.

Вопреки или, может, как раз потому что больше не чувствую себя в плену, как было во дворце, ко мне возвращается часть прежней смелости. Что безумно и совершенно неуместно, ведь я читала сочинения Платона об этом аде. Мне стоило бы трястись от страха, однако Юна выглядит довольно расслабленной, и я не могу себе представить, будто она бросит меня на съедение демонам. Тогда можно было не утруждаться и не превращать меня. Впрочем, демоны — наименьшая из моих проблем. Сделают ли со мной что-то Сет и магини? Я все еще могу попрощаться и уйти. Сет мгновенно меня раскусит. Он поймет, что я пришла не ради того, чтобы выпить с ним на брудершафт. Но если сейчас вернусь к Азраэлю, он больше ни на миг не выпустит меня из поля зрения. Это мой шанс.

Мы с Юной идем бок о бок, и я наблюдаю за ней, скосив глаза. За невинной внешностью и светлыми вьющимися волосами скрываются стальные мускулы.

— Когда Платон тебя обратил?

— В 134 году.

Она заперта в этом теле почти две тысячи лет. При мысли об этом меня пробирает дрожь.

— Это случилось во время восстания Бар-Кохбы.

Все-таки не все изменилось. Я любопытна, как раньше, и это позволяет отвлечься. От страха, который возрастает с каждым шагом, и от жажды.

— Верно.

— Ты еврейка?

Даже превратившись в вампира, я не в силах унять интерес к прошлому. И отныне сама смогу наблюдать историю. Смогу прожить сотни лет и все помнить. В этой идее есть что-то заманчивое и вместе с тем ужасающее. С одной стороны, хоть какое-то утешение, но если мне захочется завязать с кем-нибудь отношения, что абсолютно неразумно, это означает бесконечное прощание с людьми, к которым я привяжусь. Даже видеть, как стареет и умирает Кимми… Я отбрасываю эту мысль. Не смирюсь с подобной судьбой. Юна со своей дурацкой цитаткой права. Мы — то, что сами сотворим из своей судьбы, а я была человеком и стану им снова.

— Нет, не еврейка, — прерывает она мои мрачные мысли. — Я была римлянкой, сопровождала своего отца по пути в Иудею. Останься я тогда с матерью в Риме, сейчас уже давным-давно умерла бы. Странно об этом думать.

— Вообще-то нет. Странно то, что ты до сих пор жива.

Девушка кружится вокруг своей оси, и платье взлетает у ее ног.

— Какое везение для тебя.

— Твой отец был римским солдатом? Ты ехала в обозе?

Она смеется и отрицательно качает головой, заставляя свои кудряшки подпрыгивать.

— Конечно, нет. Я путешествовала в свите императора. Я внебрачная дочь Адриана.

После этого заявления я спотыкаюсь.

— Что, прости?

— Ты все правильно услышала. Я была римской принцессой. Хоть и неофициальной. Кроме меня, отец больше не имел детей.

— Твой отец — один из самых успешных римских императоров, — произношу я, пораженная подобным открытием. — Он приказал построить библиотеку в Афинах.

Она закатывает глаза:

— А еще Пантеон и замок Святого Ангела в Риме. Он любил все греческое. Просто с ума сходил.

Улица постепенно пустеет, а мы приближаемся к территории храма. Я стараюсь подавлять усиливающийся страх. Сочинения Платона очень наглядно описывают геенну, но, держу пари, они не подготовили меня к тому, что там ожидает. Я почти надеюсь, что передо мной приземлятся несколько воинов-призраков или Азраэль и унесут обратно. Кстати, странно, что гвардия Саиды нас еще не выследила. Она разместила здесь свою стражу. А хотя, может, это не так уж и странно. Саида хочет вернуть кольцо, то есть цель у нас одна.

— Адриан знал Платона? — спрашиваю, чтобы отвлечься.

— Разумеется, — подтверждает мои подозрения Юна. — Отец попросил меня обратить, не желая, чтобы я умерла.

По-моему, это жестоко. По пути мы почти не встречаемся с людьми, а те, с кем пересекаемся, нас избегают. Они инстинктивно ощущают, что мы создания, к которым лучше не подходить слишком близко. Пока не познакомилась с Азом и его друзьями, я не отличалась общительностью, но теперь получаю первое представление об одиночестве, которое меня ожидает. Можно ли к такому привыкнуть? Снова покосившись на Юну, я замедляю шаг.

— У Платона есть еще дети? — На последнем слове изображаю пальцами кавычки.

— Нет. Больше нет. Он обратил только меня, — мелодично отзывается вампирша.

Мой голос тоже звучит так мягко и мило?

— Почему?

— Он сам ответит на все твои вопросы. Ты представить себе не можешь, как он радовался, когда отыскал тебя, а Сет уже находился рядом с тобой.

Когда произносит его имя, в голосе Юны столько благоговения, что я принимаю решение не озвучивать свои мысли об их короле. Очевидно, от нее можно не ждать помощи в уничтожении Сета.

Мы беспрепятственно добираемся до входа в туннель Стены Плача. Явившись сюда в последний раз, я уже не вышла из него живой. Прячу ладони в карманы куртки. Пещера — страшное и унылое место, но за воротами Харшиф меня ждут вещи куда ужаснее.

— Ты боишься, и это нормально, — говорит Юна, и мы шагаем в туннель. — Рита не пришла в восторг оттого, что я тебя превратила. Но если ты преклонишься перед их с Сетом властью, она не причинит вреда.

Помедлив, я следую за ней дальше по темному коридору, и, хотя он никак не освещается, мне все видно.

— Зачем ты вообще это сделала?

Девушка не оглядывается на меня, и ответа я не получаю. Легкой походкой она идет по проходу, а я шагаю следом. Воспоминания, словно яд, наполняют мое сознание по мере приближения к Камню Плача. Здесь мы еще могли развернуться, и тогда ничего бы не произошло. Но бессмысленно думать о событиях, которые уже не изменить. Надо сосредоточиться на цели. Это единственная причина, почему я не убегаю отсюда с криками. И мой долг перед самой собой — не сдаваться. Когда мы останавливаемся перед камнем, в голове и в груди у меня сгущается тьма. В прошлый раз на этом месте нас удерживала мощная магия. Сегодня я не улавливаю ничего подобного. И тем не менее кладу руку на кинжал на поясе.

— Нас ждет не спокойная прогулка, — в последний раз предупреждает Юна, после чего что-то шепчет, и Камень Плача становится прозрачным. При помощи скипетра Микаил восстановил его, как будто никогда и не разрушал. Однако кое-что все-таки изменилось. Во время нашего первого появления здесь еще виднелись контуры меноры^[4], которую Соломон вставил в камень. Теперь они пропали. Менору забрал Микаил или она уничтожена? Чувствуя, как ко мне тянутся ужас и зло, обитающие на противоположной стороне, я вздрагиваю.

— Твои друзья в курсе, куда ты направилась? — как бы между делом интересуется Юна.

— Нет, я сбежала. Они заковали меня в цепи.

От шока она широко распахивает глаза.

— Не в темнице, — добавляю поспешно. — На вполне удобной кровати, к тому же приносили мне кровь и все необходимое.

— Все равно похоже на тюрьму. Однако побегом ты подписала себе смертный приговор. Если тебя обнаружит один из охотников, сразу убьет. Они не спрашивают, убила ты человека или нашла другой способ усмирять жажду. Тебе не хватит времени что-то объяснить. Ты — дичь, и никто тебя не спасет. Как говорится, спасение утопающих дело рук самих утопающих.

Пусть считает, как хочет, однако бессмертные оставят меня в живых, пока надеются, что я верну им регалии власти.

— Знаю. Чего ты ждешь? Я сделала выбор, а ты продолжаешь болтать. Впусти меня.

Усмехнувшись, Юна протягивает мне ладонь, и я беру ее.

— Ты ледяная, — замечает она. — Намного холоднее, чем я.

— Это ненормально? Существа из плоти и крови не могут ко мне прикасаться. Это довольно болезненно.

— Никогда раньше не слышала о подобном. Спросим у Платона, наверняка у него найдется объяснение.

Вампирша тянет меня сквозь камень, и, несмотря на проницаемость его поверхности, триллионы песчинок, из которых он состоит, царапают чувствительную кожу.

Как бы я ни старалась его подавить, но по другую сторону камня мой страх усиливается. В этом месте я умерла. В этом месте едва не потеряла Азраэля. Я ахаю, заметив висящие на скале куски цепей. Повсюду валяются опаленные ангельские перья, а разлагающиеся останки убитых демонов адски воняют. Грязь у меня под ногами как будто шевелится. Сверхвосприимчивое обоняние передает запах в сто раз сильнее, и я перестаю дышать. Затем взгляд перемещается туда, где я обнимала Гора незадолго до момента, как до меня дотронулась рука Сета. На земле лежит перо. Разодранное и потускневшее. Но я все равно его поднимаю. На нем засохла кровь. Обхватив пальцами стержень, глажу все еще шелковистый пух. Не стоило покидать Азраэля без единого слова. Этого он мне не простит, хотя, возможно, однажды поймет, почему мне пришлось уйти. Положив перо в карман, я решительно оборачиваюсь к Юне.

— К одиночеству привыкаешь, — медленно произносит она. — Становится проще, если стараешься забыть свою прежнюю жизнь.

Этого я делать не собираюсь. Не желаю ничего забывать. А перо станет светом во тьме, которая меня ожидает.

Юна прикладывает руку к стене, и материализуются ворота. Приблизившись, внимательно их рассматриваю. В прошлый раз мне не представилась такая возможность, а сделав это сейчас, я сразу отшатываюсь, поскольку острые края черепков^[5] оставляют порезы на моей коже, которой вообще-то следовало стать неуязвимой. Я таращусь на собственную ладонь. Естественно, крови нет, а раны тут же затягиваются, но все равно больно.

— Первый урок перед геенной, — забавляясь, объявляет Юна. — Просто ничего не трогай.

— Это не черепки, — сглатываю от ужаса, — это раздробленные кости.

— Хм, точно подмечено, — кивает она. — Когда Долина убиения провалилась, в ней так сильно поднялась температура, что кости бесчисленных мертвецов, которых здесь принесли в жертву, расплавились. По мере остывания они затвердевали, и эти осколки выглядели как стекло. Отсюда и название.

— Какая мерзость.

— Точно, но ворота — самое безобидное, что тут имеется. Держись рядом со мной, и если позволишь дать тебе еще один совет… — Юна не дожидается моего согласия, а сразу продолжает: — Подчинись Рите. Не дерзи, не бунтуй и делай, как она говорит. Не смотри ей в глаза. Любой, кто пытался усомниться в ее авторитете, позже горько об этом пожалел.

— Я думала, теперь Сет ваш король.

— Так и есть, но Рита так долго правила и всех терроризировала, что большинство обращенных продолжают ей повиноваться. Она королева.

— Сет знает об этом?

— Конечно. И принимает это.

Ворота слегка приоткрываются. Юна ведет меня внутрь, и створки бесшумно соединяются позади. И все равно я вздрагиваю, когда вокруг смыкается непроглядная тьма.

— Твои глаза скоро приспособятся, — словно издалека слышится голос Юны. — Немного непривычно только в первый раз.

Я шарю руками у себя за спиной. Неважно, поранюсь ли снова, мне нужно за что-то ухватиться. Ворота исчезли, и под подушечками пальцев ощущается отполированный до гладкости камень. Наконец среди темноты проявляются контуры. Я различаю лощину, слева и справа окруженную голыми серыми горами. Через нее течет река, на берегах которой высятся черные стволы деревьев, выглядящие так, будто их окунули в смолу. Судя по всему, на поверхности долина выглядела примерно так же, только с зелеными холмами и листвой на деревьях. Во всяком случае, до того, как царь Ахаз избрал ее местом для жертвоприношений. В конце река изгибается и скрывается за одним из холмов. Черепкового дворца нигде нет.

— Готова? — шепотом спрашивает Юна. — Дорога ждет не из легких.

Я уже догадалась. Раньше мне не доводилось видеть ничего похожего на эту долину. Поистине гиблое место. Все, что когда-то было зеленым и полным жизни, в этом мраке постигла мучительная смерть, а если что-то продолжает существовать, то оно определенно мертво внутри. Почему при первой встрече с Ритой это сразу не бросилось мне в глаза? Эта женщина уже давно не живет по-настоящему. От нее осталась лишь оболочка из зла и подлости.

— Не отходи от меня ни на шаг. Твой запах учуют и захотят выяснить, кто ты, легкая ли добыча. Некоторых обращенных голод толкает на отчаянные поступки.

— Сколько обращенных здесь живет?

От земли поднимается гнилостный смрад. Едва сдерживаю рвотный позыв, настолько отвратителен этот запах. Если бы передо мной не стояла конкретная задача, я бы уже умоляла Юну отвести меня обратно.

— Никто не знает, — пожимает она плечами. — Когда Аль-Джанн проклял ангелов и джиннов, возникло бесчисленное множество превращенных. Они стали существами, населяющими людские легенды и предания.

Словно доказывая ее слова, недалеко проносится табун кентавров. Я с изумлением разглядываю блестящие черные лошадиные крупы и длинные развевающиеся волосы. У некоторых в руках мечи и луки.

— Они не могли остаться в мире людей, — объясняет Юна, потянув меня за одну из скал. — Лучше им нас не видеть. Кентавры злобные и коварные. Креней, их предводитель, верен Рите.

Один из гибридов, бегущий на полном галопе, резко останавливается и встает на дыбы, а потом бьет в воздухе передними копытами и издает жуткий боевой клич, прежде чем помчаться дальше.

— Это он, и он на охоте, — хмуро комментирует Юна. — Отлавливает тех, кто восстает против Риты. Впрочем, работы у него немного.

— Я думала, Аль-Джанн превратил джиннов и ангелов в уродливых тварей.

— Это правда. Есть множество чудищ и жутких монстров, которые не помнят, кем были раньше. Они слепо подчиняются приказам Риты. Они же напали на вас в пещере. Это обращенные, которые оставили надежду вернуть прошлую жизнь. Вместе с потерей надежды изменился и их облик. Изначально проклятие превратило всех в химер, гибридов с головами животных, которые под предводительством Аль-Джанна должны были вступить в войну против собственных народов.

— Но план Аль-Джанна не сработал. А аристои, не пожелав рисковать с трансмутацией, открыли охоту на обращенных, — подвожу я итог.

— Совершенно верно. Это идея Осириса, — подтверждает Юна. — А потом аристои велели Азраэлю и его армии либо убить их, либо запереть в Дуате.

— И с тех пор они защищают там Осириса. Как умно со стороны бога.

— Никто и не говорил, что он глуп, — пожимает плечами вампирша. — Остальные обращенные укрылись в геенне, чтобы спастись от преследования как со стороны людей, так и со стороны бессмертных. Маги предоставили им убежище, когда Кольцо огня создало это место. Однако никто не подозревал, что однажды Рита навяжет им свою волю. После того как Адриан замуровал Камень Плача, многие окончательно утратили веру.

Стук копыт давно прекратился, но мы продолжаем стоять за скалой.

— Тогда же появились первые вампиры? — спрашиваю я.

— Да, — коротко отвечает Юна. — Тогда.

— Я ничего этого не знала.

— Да и откуда? — снова пожимает плечами Юна.

Азраэль мог бы мне рассказать.

— Вы с Платоном верите в трансмутацию?

Внимательно наблюдаю за пустошью, с нетерпением ожидая ответа. Вся долина, подобно гигантскому болоту, маслянисто мерцает. Лишь изредка я замечаю выпуклости на поверхности. Они расположены чуть выше и, судя по всему, сухие. Честно признаться, пугающее зрелище.

— Конечно, верю, — спустя какое-то время говорит Юна. — Как по-твоему, для чего мы все это делаем? Хотя я бы рекомендовала тебе никогда не упоминать об этом в присутствии кого-то из магинь. Они помешают обратному превращению, ведь иначе у них больше не останется подданных.

— Аристои утверждали, будто Сет рассказывал о возможности трансмутации лишь с целью завладеть регалиями. А после того, что он сделал сейчас, они подозревают, что не ошиблись.

Откуда-то раздается ужасный рев, которому вторит пронзительный визг. Я вздрагиваю, ощущая, как звук буквально пробирает меня до костей.

— Тролли, — сухо поясняет Юна. — Все это тебе лучше обсудить лично с королем. Нам нужно поскорее добраться до дворца. Сегодня тут как-то чересчур оживленно. — Она заметно ускоряет шаг. — Смотри, куда наступаешь. Болото чуть ли не коварнее Риты. Просто иди по моим следам.

Мрак проглатывает последние слова, но я спешу за ней и слежу за тем, чтобы наступать только в отпечатки ног. Топкая почва чавкает под подошвами. Я перестала дышать, чтобы избавиться от запаха, но маслянистая слизь неопределенного цвета присасывается к ботинкам. Сделав следующий шаг, погружаюсь в серо-зеленую субстанцию глубже, чем раньше. Мелькает что-то белое, и из трясины появляется рука. Белые кости тянутся вверх, словно намереваясь схватить. Я шарахаюсь назад, но Юна ловит меня за руку и удерживает, пока мне не удается снова обрести равновесие.

— В болотах лежат тысячи мертвых, но они не причинят тебе вреда. Просто иди дальше.

Не отрывая глаз от мертвой конечности, чувствую, как волоски у меня на руках встают дыбом, когда остальная часть скелета вылезает из тухлой воды. Между ребрами торчит обломок стрелы. С костей свисает гнилая трава и еще что-то, что у меня не получается идентифицировать с ходу.

— Если не хочешь, чтобы тебя утащил водяной, пора двигаться дальше. Они стерегут эти кости как зеницу ока.

Отведя взгляд от мертвеца, я перешагиваю руку.

— Водяной?

— Они живут на дне болота, питаясь костным мозгом. Но и от свежего мяса не откажутся. Их острые зубы и когти способны разорвать даже вампирскую кожу. Так что осторожнее с ними.

Из тины поднимается безволосая голова. Замечаю лишь огромные глаза, жабры и спинной плавник, который начинается ото лба и тянется назад. Водяной оскаливает зубы, когда Юна на него шипит, и его громадная перепончатая лапа опускает скелет обратно в грязь. Уверена, без защиты вампирши он бы на меня напал.

Приблизившись к реке, Юна становится внимательнее прежнего. Здесь гораздо сильнее пахнет затхлостью, и мой чувствительный нос морщится от отвращения. По берегу среди гниющего мха разбросаны обглоданные белые кости.

— Не останавливайся, — командует Юна. — У реки живет всякий сброд. Многие из них когда-то пришли сюда из Дуата.

— Существует какой-то путь, связывающий Дуат и геенну? — Я пинаю ногой кость, и та падает в воду. По черной поверхности почти не расходятся круги. Это не вода, а вязкая жижа.

— На третьем уровне находится колодец, и по нему можно попасть в Дуат и обратно. Хотя там не лучше, чем тут.

— Думаешь, поэтому я здесь? — От меня не укрылось ее напряжение.

— Я видела твоего брата. После твоей смерти. Он милый. Ты по нему не скучаешь?

— Очень, но он не захотел, чтобы я пошла с ним.

— Ты злишься на него за это? Он хотел, чтобы ты жила.

Скривившись, я демонстративно озираюсь по сторонам:

— Вот что ты называешь жизнью? Если брат желал мне этого, то он наверняка меня ненавидит.

— Думаю, он просто верил, что ты поступишь правильно, — заявляет вампирша, направляясь к полуразрушенному мосту.

А как правильно? Убить Сета? Малакай мог бы и дать мне совет. Деревянные стойки прогнили, а с перил в воду капает склизкая грязь. Вся конструкция в целом выглядит так, словно рухнет, как только я на нее наступлю. Малакай определенно не ожидал, что я в одиночку сунусь в этот ад. Или ожидал? Идти на попятную, увы, уже поздно. Над нами слышится карканье, и на обвалившиеся в нескольких местах доски приземляется какое-то существо. Оно похоже на птицу, хотя для птицы у него слишком длинные ноги. Все его пропорции не согласуются между собой. Склонив чересчур маленькую голову набок, оно расправляет крылья, отливающие металлическим блеском. Когда перья задевают дерево, на нем остаются глубокие борозды. Понаблюдав за мной огромными глазами, существо снова каркает. Я отступаю на шаг.

— Что это такое?

— Птенец Рух, — поясняет Юна. — Его можешь не бояться, а вот его родителей — вполне. Они раз в десять крупнее и за пару секунд вырвут тебе кишки. Все, конечно, снова отрастет, но приятного мало. — Ступив на мост, который начинает подозрительно раскачиваться и скрипеть, она будто танцует на досках. — Кыш, — велит птице. Та удивительно быстро взмахивает острыми, словно бритва, крыльями и садится на перила. Все это время птенец не сводит с меня глаз. А когда снова каркает, это звучит как зов.

— Поторопись, — требует Юна, уже добравшаяся до противоположной стороны. — Скоро тут будут мамочка и папочка, а ты явно не хочешь с ними познакомиться.

Нет, не хочу. Шахерезада в своих сказках «Тысячи и одной ночи» неоднократно упоминала Рух. Марко Поло якобы встречался с ними во время своих путешествий. Это гигантские птицы, обладающие невероятной силой. Считается, что они питались мясом слонов, которых могли переносить по воздуху. Я смотрю наверх, однако там лишь темнота. Где-то этот ад должен заканчиваться, а над ним находится город. Откуда-то доносится размеренный шум.

— Беги! — кричит Юна. — Нельзя, чтобы они увидели тебя рядом со своим малышом.

Проглотив страх, я шагаю на мост. Я не так грациозна, как Юна, и сильнее раскачиваю его. Рух испуганно каркает. Когда мой взгляд сквозь отломанные доски падает на маслянистую речную воду, я замечаю серую чешую и деформированные рыбьи хвосты других водяных. Кружась прямо под нами, они борются за нечто, напоминающее кусок мяса. Одна из тварей уставилась наверх, прямо на меня. Я как раз достигаю середины моста. Широко распахнув огромные глаза, он принюхивается сплюснутым носом. Я очень осторожно продвигаюсь вперед. Внезапно второй водяной при помощи хвоста выпрыгивает из воды и пытается укусить меня. Клацают острые зубы, он промахивается. Испуганно отшатнувшись, я врезаюсь в перила. Под моей хваткой дерево раскалывается. Маленький Рух издает визг и испуганно машет крыльями. Из воды выскакивает третья тварь и кидается на птенца. Мне слышно, как ломаются кости, когда он вонзает зубы в птицу и утаскивает ее за собой под воду.

— Твою мать! Беги! — вопит Юна.

Я бросаюсь вперед, игнорируя ломающиеся под ногами деревяшки. Шум нарастает и теперь раздается уже прямо надо мной. В поле зрения попадают гигантские сверкающие крылья. Услышав щелчок клюва, я спотыкаюсь об острую доску, падаю вперед и приземляюсь на колени. Что-то врезается мне в спину. Кожа на куртке рвется, а моя собственная лопается. Боль, как будто меня ударили хлыстом, огнем пронзает все тело. Я поспешно вскакиваю на ноги, пока Рух снова не взмахнула крыльями, и мчусь к другому концу моста. Меня преследует ее злобный крик.

— Не оборачивайся, — велит Юна, когда я проношусь мимо. — Дорога на берегу тебя выведет.

Позабыты усталость и голод. Я бегу по грунтовой дороге, а вампирша держится позади меня. Каким бы невероятным это ни казалось, но мы быстрее птицы, которая какое-то время следует за нами, а потом сдается.

— Она отстала, — объявляет Юна, когда мы добираемся до поворота.

Остановившись, я одновременно дергаюсь назад. Я бежала так быстро, как никогда в своей жизни, и даже не запыхалась. И тем не менее от открывшегося перед глазами зрелища у меня перехватывает дыхание. На широкой равнине возвышается огромный темный дворец.

— Больше не совершай таких ошибок, — отчитывает меня вампирша, пока я, потеряв дар речи, рассматриваю замок. Остроконечные башни буквально пронзают небо. Да, здесь имеются арки и выступы, но никакой симметрии. Из темной башни в центре словно вырастает одна пристройка за другой. От странного здания не пробивается ни искорки света, оно выглядит совершенно заброшенным.

— Каких ошибок?

— Надо было разбить водяному нос, тогда он и остальные отвалили бы, а Рух осталась бы жива. Нельзя показывать страх. Так ты становишься легкой добычей, хотя и сильнее большинства из них, и умнее. Они часто действуют, подчиняясь инстинктам, которые велят убивать.

— Вспомню об этом, когда на меня в следующий раз нападет монстр. — Я не могу оторвать глаз от дворца. — Неужели вы с Платоном столько веков были заперты здесь с магами и превращенными? Как вам удалось не сойти с ума? Не стать такими, как они?

— Мы с Платоном оставались на поверхности, а сюда спустились и предложили Рите свои услуги только после того, как люди откопали Камень Плача. — Звучит так, будто из-за этого она испытывает угрызения совести.

— Адриан хотел помешать тебе попасть в это место? — Мимо меня проносится легкий порыв ветра. — Поэтому он приказал замуровать Камень Плача? — Я растираю руки.

Юна понижает голос до шепота:

— Ко мне это не имеет никакого отношения. Никто не знал, когда вернется король, а кольцо следовало защитить. Им не должен был вновь завладеть тот, кто не имел на него права.

— То есть Адриан знал, что Кольцо огня у магов? И не потребовал его для себя?

Меня это по-настоящему удивляет. Римский император, который не жаждал большей власти, чем та, что ему полагалась? С трудом верится, будто существовал такой человек.

— Нет, он знал, какая участь постигла Александра, и не хотел ее разделить. Кольцо огня никогда и никому еще не приносило счастья.

Потому что оно принадлежит джиннам.

— Зачем Адриан попросил Платона тебя обратить? — Как он мог поступить так с собственной дочерью?

— Я тяжело болела, а за несколько лет до тех событий он уже потерял Антиноя.

Вампирша снова внимательно осматривается, прежде чем продолжить путь. Здесь пахнет не так кошмарно, как возле реки. Но ландшафт выглядит еще более скудным и угнетающим. В общем и целом он состоит лишь из гладких серых камней. Холмы сменились окружающими темный дворец острыми горами. Среди черных вершин висит ядовито-зеленый туман.

— Нужно поторопиться, пока туман не спустился в долину, — подгоняет Юна.

Следуя за ней, не могу удержаться от очередного вопроса:

— Антиной, случайно, не был возлюбленным Адриана?

— Да, был. — Она словно газель перепрыгивает через два крупных валуна. — Он утонул в Египте, купаясь в Ниле. Папа едва не сошел с ума от горя. Он очень его любил.

Сегодня к этой истории отнеслись бы по-другому, поскольку Антиной был еще мальчишкой, когда Адриан сделал его своим любовником. Истинные обстоятельства его смерти неясны. Я балансирую на острых камнях. Адриан почти не воевал, но много путешествовал. Будь у меня с собой телефон, я бы погуглила, где он побывал. Но смартфон остался где-то во дворце Саиды. После превращения я больше не желала им пользоваться. Да и кому мне писать? Визит Адриана в Египет не мог быть случайностью. Знал ли он, что Соломон спрятал скипетр в Абу-Симбеле? Если да, то явно его не нашел. Или император предполагал, что Корона пепла тоже там? О кольце ему, очевидно, было известно. В Лувре выставлен бюст Антиноя как воплощения Осириса. Как по мне, многовато связей. Ловлю себя на желании обсудить новую загадку с Малакаем или с Азраэлем. Загоняю поглубже внезапно накатившую печаль. Я не могу себе ее позволить, поскольку самое позднее после того, как перешагну порог дворца, мне понадобится вся моя концентрация, чтобы выжить.

— Туман сгущается, — шепчет Юна. — Но мы уже недалеко.

Зеленые клубы действительно опустились ниже и теперь полностью окутывают горы. Ветер доносит до моих ушей странные звуки, похожие на хрип раненого. Когда я прислушиваюсь, по спине пробегает холодок, ведь прямо сейчас где-то там кто-то захлебывается собственной кровью.

— Это не по-настоящему. — Юна хватает меня за руку. — Туман пытается тебя заманить. Пообещай никогда в него не заходить. Слышишь? Никогда! — Паника в ее голосе растет с каждым словом.

Стряхнув сковавшее меня оцепенение, я киваю.

— Почему?

— А ты как думаешь? Туман любит играть со своими жертвами, и через несколько минут ты будешь окончательно мертва.

Прежде чем я успеваю задать новый вопрос, мы достигаем своего рода поселения, которое я не видела издалека. Просто строения здесь такие же серые и темные, как скалы вокруг. Справа и слева от тропинки, ведущей отсюда ко дворцу, стоят разрушенные хижины. Из некоторых раздаются горловые звуки, а в других пляшут мерцающие огни. Держу пари, существа, которые селятся здесь, находятся в самом низу иерархии. К счастью, они не показываются. Земля под подошвами хлюпает, и несколько раз я едва не поскальзываюсь. На кривых голых деревьях между жилищами сидят птицы и пристально следят за нами. Они заметно мельче, чем Рух, но благодаря острым клювам смотрятся не менее опасными.

— Это пиксы, — сообщает Юна. — Большими стаями могут нанести вред даже вампиру, так что не дразни их. Они любят свежее мясо.

— Спасибо за предупреждение.

— Не за что.

Мы шагаем все дальше. Тропинка как будто стала бесконечной, хотя раньше я посчитала, что замок близко. Эта унылая пустошь, запах и тишину которой лишь изредка разрывают случайный визг, рычание или рев, выглядит как воплощение безысходности. Не понимаю, как кому-то удалось провести тут, внизу, хотя бы час, не говоря уже о дне или годе. Здешняя чернота так и норовит меня поглотить. Такое впечатление, будто мрак с каждым вдохом просачивается в меня все глубже, заполняя изнутри. Дорожка проходит по небольшому холму к перекинутому через крепостной ров мосту. Темный и грозный, перед нами высится дворец. Он огромен. Вершины башен теряются во тьме. Будь я до сих пор человеком, от страха мое сердце забилось бы так быстро, словно собирается выскочить из груди. Сжав руки в кулаки, я вглядываюсь в воду, однако в ней ничего не двигается. Этот мост явно прочнее предыдущего. Он не из дерева, а из таких же черных осколков, что и ворота, сквозь которые мы попали в геенну. Я запоминаю все в мельчайших подробностях. Когда придется бежать, мне нужно будет знать, как отсюда выбраться.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

1

Фут — мера длины; 1 фут равен 0,3048 метра. (Здесь и далее прим. переводчика.)

2

Сенет — древнеегипетская настольная игра.

3

Миля — мера длины; 1 миля равна 1609,344 метра.

4

Менора — подсвечник на семь свечей, один из древнейших символов иудаизма и еврейский религиозный атрибут.

5

Другое название ворот Харшиф — Черепковые ворота.