Париж и война. Маленькие недосмотры

Максимилиан Волошин, 1915

«Равнодушные и тяжкие жернова войны продолжают перемалывать лучший цвет Франции, семена ее уже невозможного, уже погибшего будущего. В августе список убитых писателей нес 132 имени, в сентябре он возрос до полутораста…»

Равнодушные и тяжкие жернова войны продолжают перемалывать лучший цвет Франции, семена ее уже невозможного, уже погибшего будущего.

В августе список убитых писателей нес 132 имени, в сентябре он возрос до полутораста.

Уже несколько месяцев назад, когда это число далеко не было так громадно, Реми де Гурмон писал:

«С самого начала культурной истории человечества ни одно литературное поколение не было постигнуто подобной судьбой… Но те, которых я оплакиваю, не наименованы в этих списках.

Это — те поэты, писатели, художники, мысль которых бы та цветком едва распустившимся, те, кого смерть скосила раньше, чем они были замечены, быть может, даже сами собой. Целые поколения жили и страдали в неизвестности, тайно мечтая о том. в ком им удастся расцвести однажды, и вот он сражен в тот момент, когда жизнь только раскрывалась перед ним. „Salvete flores martyrum!“^[1]

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

1

Приветствую вас, цветы мученичества! (лат.)