Падение Храма Соломонова

Максимилиан Валентинович Маркевич, 2006

Вера и надежда, любовь и ненависть, преданность и предательство, случайность и закономерность – все это происходит на фоне войны иудеев против римлян в 66—70 годах от Рождества Христова, в которой гибнет Иерусалим и грандиозный храм Соломона.Главный герой романа Тит Флавий, будущий римский император, отправившийся в Иерусалим лишь из-за мести, вскоре влюбляется в иудейскую царевну Беренику, а затем проникается симпатией к христианской вере.Автор выдвигает свою оригинальную версию, опираясь на труд древнего историка, очевидца всех этих событий, Иосифа Флавия.Читайте первую часть исторической трилогии «Падения».

Глава IX

У входа во дворец Тита ждал встревоженный Марк:

— Господин, в твоей кубикуле, когда я пришел, все вещи из ларцов и сундуков были разбросаны по полу, кто-то, видимо, что-то искал.

— Что? — пришел в ярость хозяин. — Где была вся охрана? Я же велел оставаться сегодня здесь, куда ты уходил? — но не стал дожидаться ответа и бегом отправился к себе.

Зайдя в кубикулу, Флавий бросился к своему сундуку, он был пуст. Немного поискав, нашел тогу, в которую завернул родовой кулон, но его там не было. Обыскав каждый угол и не найдя его, понял: вор нашел то, что искал. В дверном проеме появились Марк, Рамос и наместник с ликторами.

— Что здесь произошло, кто мог сделать такое? — ужаснулся Тиберий.

— Украли, его украли, кулон рода Флавиев украли… бесценное сокровище… подарок матери… мое сердце пропало! — убивался горем Тит. Затем, взяв себя в руки, твердо произнес: — Я не уеду отсюда, пока не найду вора и не отрублю ему обе руки, как и полагается по вашим египетским законам.

— Но кто это сделал? Чужой во дворец не проникнет, это кто-то из своих, — высказался устроитель игр.

— Иди и спроси у стражников, видели ли они что-то подозрительное или кого-то чужого! — приказал своему помощнику наместник, после чего обратился к ликторам: — Вы же должны оберегать жилье Тита, почему вас не было на месте?

— Прости, повелитель, но в первую очередь мы должны охранять покои Гелия, что мы и делали! — ответил один из них.

— Господин Рамос! — обратился к нему Марк. — А где Туллий, он что, не с тобой?

— Он выиграл бег, я предложил это отпраздновать, выпив пива. А он сказал, что ему надо срочно сюда, взять монеты, я предложил угостить его, но он продолжал сюда рваться. Мы пошли во дворец, затем отправились выпить пива, я ушел, а он остался. Больше я его не видел.

— Где вы пили? — уже без эмоций спросил Флавий.

— В лавке, если надо, покажу!

Тит кивнул, и они вместе с ликторами пошли к тому месту, по дороге он спросил у устроителя игр:

— Туллий тебе говорил что-то про кулон?

— Про кулон? Нет, ничего такого не говорил.

— У него было какое-то странное или подозрительное поведение?

— Нет.

Небольшая пивная лавка на первом этаже инсул находилась на набережной Ракотиса. Когда в нее вошли, увидели спящего за столом юношу. Флавий велел ликторам немедленно отнести Туллия в резиденцию, а Рамосу сказал:

— Завтра он протрезвеет и расскажет всю правду, а пока никаких выводов, чтобы потом не пожалеть, я делать не буду.

И они пошли за стражей.

Утром, когда юный друг открыл глаза, он увидел сидящих вокруг своей кровати Марка и грустного Тита.

— Как же болит голова! Уже и не помню почему? — держась рукой за голову, произнес Туллий.

— Желательно, чтобы ты вспомнил… все вспомнил! — ответил Флавий.

— А что, что-то произошло плохое?

— Это для кого как.

Юноша сел на кровать и внимательно посмотрел на своего друга:

— Так расскажи, наконец, что случилось?

— Случилось то, что вчера похитили самую дорогую мою ценность, родовой кулон, и, насколько мне известно, его видел только ты, никто другой о нем не знал, даже Марк!

— Кулон? — и он скривился. — А-а-а, твое сокровище. Что, его украли?

— Сейчас принесут отвар из трав, он тебя быстро на ноги поставит, и тогда, я надеюсь, ты все вспомнишь.

Рабы принесли кубок с напитком, и Туллий его с неохотой выпил. Затем послышался стук в дверь, и появился наместник:

— Как наш подозреваемый, уже начал оправдываться?

— Подозреваемый? — удивился приходящий в себя юноша.

— Тиберий, прошу, дай я сам во всем разберусь, это моя проблема! — заступился Тит.

— Возможно, и твоя, но не в моем дворце! Воров я всех наказываю, даже если это из моего приближения. Позволю одному воровать, так его примеру последуют остальные, нет, я все это пресекаю сразу, поэтому меня боятся и уважают все в провинции.

— А если бы я что-то украл, что бы ты со мной сделал?

— Это другое дело, ты с Гелием высокие чины — это раз, и граждане Рима — это два. А он кто?

— Мой друг и правая рука!

— Во всяком случае его дело скоро рассмотрят в зале правосудия, там как решат, так и будет, — и он удалился.

— Если ты считаешь, что я похитил кулон, то ты глубоко заблуждаешься! — сказал Флавию Туллий. — У меня было много удобных случаев украсть его и убежать, а не сидеть здесь и ждать, что меня могут казнить. Ты мне веришь?

— Верю! Тогда поясни, зачем ты сюда заходил после выигрыша?

— Как зачем? Рамос пошел сюда вручить мне монеты за выигрыш, и мы пошли праздновать. К этой кубикуле я и близко не подходил, клянусь!

— Что было дальше?

— Дальше… мы отправились в пивную лавку… — и лицо юноши побледнело. — Я вспомнил, все вспомнил!

— Что, что вспомнил? — разволновался Тит.

— Там, когда я выпил, устроитель игр завел разговор о драгоценностях, которых у него очень много. Потом спросил, есть ли у меня самое ценное сокровище… — затем наступила тишина. — Тут-то я и сглупил, ты меня вправе наказать, я не буду сопротивляться.

— Да говори уже!

— Ответил, что у меня нет, но есть у тебя, кулон, который стоит целое состояние. Затем он меня поил, пока я не уснул.

Флавий вскочил и бросился к покоям Рамоса, однако кроме рабов там никого не было.

— Где, где ваш господин? — в ярости закричал Тит.

— Он еще вчера ночью куда-то ушел, мы не знаем.

Но Флавий уже не слышал их, а бежал к наместнику. «Не может быть, устроитель игр был вчера рядом со мной весь вечер. Почему я его не обыскал? Хотя кулон с собой он точно не носил». Чуть не снеся стражу с ног и не выбив дверь, Тит ворвался к Тиберию, где был и Гелий, и рассказал все, что произошло.

— Тогда бери ликторов, а я милес, и мы отправимся к его домусу! — сразу отреагировал наместник.

***

— Не может быть, чтобы это был Рамос, юнец явно на него наговаривает, — делился предположением Александр с Титом, пока их несли в паланкине. — У меня никогда не было повода в нем усомниться.

— А у меня не было повода усомниться в Туллии!

— Если ты прав, я накажу устроителя игр, несмотря ни на что.

Жилье Рамоса состояло из двух этажей с небольшим двориком. На крыше домуса стояли навесы, под которыми можно было спать летом. Когда они вошли внутрь, их встретила хозяйка — супруга Рамоса Тиа. Ее спросили, где муж, и рассказали о его злодеянии.

— Поверьте мне, я действительно не знаю, где он. Вчера пришел чем-то очень озабоченный, сказал, что надеялся на вспыльчивость, о которой много слышал, какого-то римлянина и что тот должен был убить в порыве гнева юношу, но этого не произошло. Потом велел, чтобы я взяла сына и дочь и готовилась бежать из Египта. Сам же он сказал, что скоро придет, но не пришел, — и Тиа горько заплакала. — Неужели он нас покинул ради золота?

— У вас были какие-то долги или вы нуждались? — спросил Тиберий.

— Нет, нам хватало на все.

— Ты, как супруга, должна знать: к кому он мог пойти всем поделиться и попросить помощи?

— У него есть друг, которым он очень дорожит, говорил, что кто-то из высших чинов и который всегда ему во всем помогает, но я его никогда не видела, да и вообще его друзей очень плохо знаю.

— Может, упоминал вскользь его имя?

— Может, и упоминал, я не помню.

— Так, я оставлю здесь своих милес, и если он вернется домой, будет арестован. Ты пока не имеешь права покидать жилье, это касается также твоих детей и рабов, ты поняла?

Женщина кивнула головой в знак согласия.

— Крепись, Тиа, Адонай с тобой!

— Адонай? — поразился Флавий. — Ты иудейка?

— Как и я, — спокойно произнес Александр.

— Но ты же ненавидишь их и презираешь, сам говорил!

— Ну и что? Я римлянин в первую очередь, при этом остаюсь иудеем, но родился здесь, в Александрии, а воспитывался в Риме. Я даже был целый год прокуратором Иудеи, потом служил в Армении. Принадлежу к эквитам⁹⁹. Мой дядя Филон был знаменитым писателем. Теперь ты все обо мне знаешь, — Выйдя на улицу, префект продолжил: — Итак, сейчас мы обойдем нескольких друзей Рамоса, если кто-то из них пропал, искать будет уже легче.

— Скажи адреса, я и сам могу искать, ты же занятой человек! — предложил Тит.

— Нет, это уже и мое дело, ведь мой приближенный украл очень ценную вещь у почетного гостя, что скажут про меня, про мою гостеприимность? Я сейчас же использую все силы для поиска, не волнуйся, через пару дней мы найдем его, даже если он уже далеко отсюда, даю слово, он проклянет тот день, когда я взял его устроителем игр!

Целый день ушел на обход инсул. Некоторых хозяев не было дома, приходилось идти к месту их работы. Но никто не видел и не знал, куда делся Рамос. После тяжелого и насыщенного дня наместник с Титом добрались до дворца, где, поужинав, разошлись по покоям. По дороге к себе Флавий решил проведать простывшего Иосифа, а заодно рассказать о случившемся.

— Да, какая-то запутанная ситуация получается, какой смысл ему было бросать семью, тем более что он ее предупредил, что они покинут город? — начал размышлять вслух Маттафия.

— Ничего, чувствую, что мы скоро во всем разберемся и найдем кулон, очень много людей занимается поиском! По крайней мере я рад, что это не Туллий, его предательство показало бы, что я не разбираюсь в людях. Да и вообще, я уже привык к нему.

— Ты так привязался к Туллию? Ты же его знаешь всего два месяца.

— Но у меня такое чувство, будто я его знаю уже всю свою жизнь. Ладно, расскажи, как ты себя чувствуешь?

— Уже лучше, иду на поправку, благодарю за беспокойство, мне приятно.

— Ты же меня тоже навещал, когда я был ранен на судне, — он улыбнулся, попрощался с больным и отправился к себе.

Войдя в кубикулу, Тит увидел убитого горем юношу и что-то писавшего на папирусе Марка в окружении красивых рабынь. Все внимательно посмотрели на вошедшего Флавия, который, пройдя мимо них, молча лег на кровать. Старый раб попросил девушек выйти, затем обратился к своему хозяину:

— Господин, ты нашел сокровище?

— Нет.

— А как продвигаются поиски?

— Нормально.

— Как дальше будешь действовать?

— Искать.

Марк понял, что ничего сегодня не выпытает, и решил лучше пройтись.

Когда Тит и Туллий остались наедине, юноша начал разговор:

— Что мне сделать, чтобы ты меня простил? Хочешь, прикажи меня выпороть, придумай мне другое наказание или выгони, но только скажи, не молчи!

— Я уже придумал тебе наказание.

— Говори, не надо тянуть, лучше сразу услышать приговор.

— Больше к крепким напиткам не прикасайся! Забудь про существование вина и пива, тогда я тебя прощу. Согласен?

— Спрашиваешь, конечно согласен! Это будет тяжело, никогда не пить, но чтобы ты меня простил, я готов на все!

— Вот и хорошо, теперь отсыпайся, завтра и тебе предстоят поиски.

Несколько дней прошло после исчезновения Рамоса, но никаких следов, которые могли бы привести к нему, не было найдено. Были опрошены все стражники при выезде из города, всюду на площадях объявляли, что каждый, кто владеет сведениями о местонахождении бывшего устроителя игр, получит золото. Многие пытались обмануть, давая ложные показания, но после проверки обманщиков наказывали.

Вместе с Туллием наместник и Флавий расспрашивали всех участников бега, думая, что, может, в тот день, когда исчез Рамос, он кому-то мог рассказать о своих планах, но так ничего и не узнали.

Вечером за ужином Гелий первым начал разговор:

— Тит, мне кажется, что ты уже можешь забыть о своем кулоне и, наконец, отправиться к месту своего назначения. Я завтра возвращаюсь в Рим, и так уже задержался в Александрии из-за тебя. Ты же не хочешь, чтобы я сказал Нерону про игнорирование его приказа? Либо завтра отправляешься в Иерусалим, либо возвращаешься со мной в столицу — выбирай.

— Пока я не найду самую ценную для меня вещь, никуда не отправлюсь, даже если мне придется здесь жить всю оставшуюся жизнь, и мне безразлично, что будет!

— Да ты рехнулся, как я погляжу… впрочем, всегда таким был!

— Прошу вас, не надо ругаться, — вмешался в разговор Александр. — Гелий, подожди еще немного, скоро мы найдем сокровище.

— Ты это каждый день говоришь, и что? Вы не приблизились ни на шаг. Мне, конечно, тоже безразлично, ведь это не меня обворовали, но есть приказ, — и он повернулся к Титу: — Прежде чем уплыву, я должен тебя отправить в Иерусалим!

— Зачем меня отправлять? — удивился Флавий. — Это мое дело, когда отправляться в Иудею.

— Нерон подозревает, что ты что-то задумал, и хочет убедиться в твоем отбытии!

— Не смеши меня, вспомни лучше, что ты мне говорил на судне о слежке!

Все гости за столом затихли, внимательно прислушиваясь к серьезному разговору в ожидании узнать очередную сплетню про Нерона.

— Давай не сейчас, — проговорил Гелий сквозь зубы.

— А чего мне бояться? — разошелся Тит. — За мной и так следят все время, знают, что говорю, что делаю, о чем думаю. Так пускай знают, что пока я не найду свое сокровище, никто меня никуда не отправит!

Обиженный Гелий поднялся из-за стола и ушел к себе. Наместник же обратился к Флавию:

— Ты не боишься последствий?

— Я уже ничего не боюсь, пусть он рассказывает что хочет, сейчас меня это волнует меньше всего, — и, поднявшись, произнес: — Аппетит у меня пропал, пойду лучше спать.

— Пока эти дни можешь отдыхать, если что-то узнаем, сразу сообщим тебе, — сказал Тиберий вслед уходящему Титу.

— Благодарю!

…Кругом огонь, крики, страх, ужас. Слезы всех окружавших его людей превращались в кровь, а в глазах молящих был немой вопрос «За что?» Но никакие жалобы, просьбы, молитвы не могли остановить разрушение, кровопролитие, ужас, окружающий их…

Флавий проснулся. Опять, снова этот сон, который почему-то снится только тогда, когда у него плохое настроение, а на сердце тяжело и тревожно, когда кажется, что положение безвыходное. Во всяком случае необходимо сегодня пойти в храм. Так он и сделал после завтрака, в набедренной повязке отправившись вместе с Туллием.

Приехав на место, через внутренний дворик храма Сераписа они вошли в торжественный зал. Там, пока молился Тит, к ним подошел один из жрецов:

— Простите, но здесь можно находиться только в праздничные дни.

— Мы граждане Рима, для нас эти правила не действуют, — ответил покрасневший юноша.

— Тогда чем я могу вам помочь?

— Просто не мешать.

Жрец разозлился, но ничего не сказал и уже собрался уходить, когда к нему обратился Флавий:

— Где сейчас главный жрец?

— Снофру тяжело болен, мы все время просим бога, чтобы он защитил его и спас от тяжелой болезни!

— Чем он болен?

— Пока еще трудно определить, он весь покрыт язвами, если выживет, то это будет настоящее чудо!

— Передай ему, чтобы он скорее выздоравливал.

Жрец поклонился и ушел. Они, постояв еще немного, вышли из храма и сели в паланкин. Тит велел нести их в Иудейский квартал, который находился в дальней восточной части города, рядом с городской стеной.

— Зачем мы отправляемся туда? — спросил Туллий в паланкине.

— Может, там кто-то что-то знает, ведь у Рамоса супруга иудейка. Думаю, что стоит проверить.

— Это все из-за меня, ты рискуешь жизнью из-за моей глупости и…

— Слушай, — перебил его Флавий. — Я тебя уже давно простил, не надо снова вспоминать… забудь!

— Я не могу, как подумаю об этом, так сразу хочется что-то с собой сделать.

— Сделай милость, ничего себе не делай и не думай о кулоне, я верю, он найдется.

— Теперь ты мне точно ничего показывать и рассказывать не будешь!

— Если после этого ты не побежишь на игры и не напьешься!

— Нет, не побегу, мне был хороший урок!

По мере приближения к цели постепенно стали доноситься какие-то крики и шум. Когда они въехали в Иудейский квартал крик множества людей и грохот уже были слышны довольно громко. Рабы остановились, и один из них, отодвинув шторку, обратился к Титу:

— Хозяин, давай лучше мы тебя унесем отсюда, с тобой же нет ликторов.

Флавий ничего не ответил, вылез из паланкина и увидел в конце улицы простых граждан, бросавших камни в милес, отбиваясь от нападения. Несколько инсул горело, но никто не собирался их тушить. Туллий стал рядом с другом и сказал:

— Как ты думаешь, может, и нам принять участие в битве?

— Нет, это тебе не игры, здесь погибнуть можно.

Мимо друзей пробегали римские воины, которые, увидев их, остановились:

— Вы иудеи?

— Разве мы похожи на иудеев? — возмутился Тит. — Я трибун из Рима, а это мой друг.

— Тогда нечего вам здесь находиться, мы усмиряем бунт, — и они побежали дальше.

Флавий велел юноше залезть в паланкин и только собрался отправиться за ним, как из одного закоулка выбежала молодая женщина с ребенком и подбежала к Титу.

— Прошу тебя, помоги, спаси, возьми моего сына, его убьют из-за того, что он иудей! — и она отдала ему в руки дитя.

— Но я… я же не могу, пойми… — начал говорить Флавий и заметил приближающихся к нему семерых вооруженных милес.

Женщина их тоже заметила и истерически закричала, прячась за спину Тита. Туллий сразу выскочил из паланкина и попытался остановить воинов, которые подошли к ним, но его отшвырнули в сторону. Флавий же пришел в ярость:

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

99

Эквиты — сословие всадников.