Падение Храма Соломонова

Максимилиан Валентинович Маркевич, 2006

Вера и надежда, любовь и ненависть, преданность и предательство, случайность и закономерность – все это происходит на фоне войны иудеев против римлян в 66—70 годах от Рождества Христова, в которой гибнет Иерусалим и грандиозный храм Соломона.Главный герой романа Тит Флавий, будущий римский император, отправившийся в Иерусалим лишь из-за мести, вскоре влюбляется в иудейскую царевну Беренику, а затем проникается симпатией к христианской вере.Автор выдвигает свою оригинальную версию, опираясь на труд древнего историка, очевидца всех этих событий, Иосифа Флавия.Читайте первую часть исторической трилогии «Падения».

Оглавление

* * *

Приведённый ознакомительный фрагмент книги Падение Храма Соломонова предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.

Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других

Глава VII

— Господин Тит, проснись. Мы уже давно в Остии!

Флавий открыл глаза, поднялся и увидел перед собой Марка. Была глубокая ночь, но луна довольно ярко освещала землю, хорошо виднелись гавань и множество судов.

Остия была гаванью в устье Тибра. В течение многих лет этот городок защищал западное побережье реки и служил воротами в жизненно важных поставках зерна в Рим. На искусственном островке был сооружен маяк.

— Где Гелий и Иосиф?

— Они, видимо, уже в каютах, господин. Я тебя пока не будил, хотел, чтобы ты выспался. Но сейчас, когда уже почти все вещи занесены, тебе пора подняться на борт!

Кедровое судно Нерона не поражало. Оно имело пять рядов весел, которыми управляли под палубой рабы. Проконопаченная обшивка была пропитана смолой, воском и окрашена. Команда состояла из пятисот человек, не считая милес. Снаружи судно выглядело довольно скромно, но когда Тит прошел по корвусу и спустился вниз к каютам, то понял, почему оно было одним из императорских судов. Внутри все было отделано с большим размахом и роскошью. Дорогие ковры, расписанные стены, каюты украшены дорогими вещами из золота.

Флавию показали, где его каюта, и, войдя в нее, он улегся на дорогую кровать. Только начал опять засыпать, как к нему вошел Марк и сказал, что он будет по соседству, если понадобится.

***

— Да, вид здесь и впрямь хороший, есть чем насладиться! — сказал капитан судна, обращаясь к Титу, который стоял на палубе и смотрел в сторону берега, вдоль которого они плыли.

— Красиво! — подтвердил Флавий, затем повернулся к капитану. — Меня зовут Тит Флавий!

— Я знаю, как тебя зовут! А меня Пилад!

— Капитан, как называется наше судно? Вчера ночью я не смог увидеть его название.

— Palatiorum! Это название ему дал сам император, хотя это не самое любимое его судно.

— Пока еще паруса не опускали?

— Ветра нет, будем надеяться, что скоро появится, иначе нам долго придется путешествовать.

— Пилад, как ты знаешь, куда плыть? Мы вообще можем заблудиться?

— Что ты, я плаваю уже больше тридцати лет, и мой опыт меня еще ни разу не подвел! Тем более что Нижнее море87 каждый моряк знает как свои пять пальцев, да и Внутреннее море88, кто часто плавает в Египет, тоже. У нас есть специальные книги, указывающие наиболее удобное время и направление плавания. Мы, например, можем спокойно потерять из виду берег — и не заблудиться. Также нашими ориентирами служат солнце, луна и звезды. Определяя скорость и направление ветра, я могу узнать, где находится мое судно.

— А где мы сейчас?

— Мы в Кампании, по пути в Капую и Помпей. Затем, минуя Мессанский пролив между Сицилией и Апеннинским полуостровом, выйдем во Внутреннее море.

— Мы в эти города будем заходить?

— Нет, остановимся в Мессане, наберем провизии и полным ходом пойдем в Александрию! — и, немного помолчав, капитан добавил: — Прости, но мне надо идти, очень приятно было поговорить с тобой!

— Мне тоже! — и Тит пошел прогуливаться по судну.

Работа на палубе кипела вовсю. Для поворота судна использовались весла, которыми управляли двое матросов. Впереди находился парус для управления. Часть рабов драила палубу, часть находилась на мачте, занимаясь парусами. Нос и корма были украшены великолепной резьбой, которая очень понравились Флавию. Затем он снова стал глядеть на берег.

От красоты Италии захватывало дух. Красивая местность, вся в полях и начинающих зеленеть лесах, а вдалеке виднелись горы. Как приятно было это наблюдать и дышать свежим морским воздухом в такую ясную погоду. Солнечные лучи, отражаясь в воде, блестели и сверкали, словно драгоценные камни. Вода была прозрачной и такой голубой, что Тит пожалел, что он не художник и не может запечатлеть эту красоту.

Затем он обратил внимание на две триремы, одна шла впереди них, другая позади. Трирема имела в длину шестьдесят и в ширину восемь локтей. Команда состояла из двухсот человек, кроме милес. На обеих сторонах военного судна над килем были изображены глаза; таран из трех кольев (rostrum) предназначался для нанесения удара по противнику или уничтожения его весел. Приятно было ощущать рядом военную мощь.

Флавий долго и внимательно за всем наблюдал, пока не пришло время обедать, и он спустился в общую каюту, где был накрыт стол, полный еды. На кушетках уже возлежали Гелий, Иосиф, два неизвестных центуриона и трибун, а вокруг них суетились рабы. Один из рабов пригласил Тита за стол и сказал, что скоро придет и Пилад. Флавий поздоровался со всеми и возлег. Гелий проигнорировал его, Иосиф улыбнулся, а трибуны хоть и ответили, но выглядели довольно суровыми и продолжали разговаривать между собой. Первым начал разговор Иосиф:

— Как спалось в первую ночь в море?

Никто не обратил внимания на его вопрос.

— Если не хотите со мной общаться, так и скажите, — не успокаивался Маттафия.

Трое воинов резко поднялись и направились к выходу, а один из них повернулся и громко произнес:

— Мы с иудеями не общаемся! — и ушел за остальными.

Тит и Гелий внимательно посмотрели на Иосифа, который был поражен ответом. Гелий первым разрядил обстановку:

— Не обращай внимание на них, они когда-то служили в Палестине, и у них уже сформировалось мнение о вас!

— Тем более, — поддержал разговор Флавий, — мы же с тобой разговариваем, а это самое главное, потому что мы здесь высшие чины.

— Ты, Тит, всего лишь трибун, не забывай этого, а вот я — левая рука императора! — сказал Гелий.

— Ты что, забыл, еще совсем недавно ты был рабом, но потом тебя Нерон освободил, так что сиди тихо и не возносись! — ответил ему Флавий. — Давайте не будем ждать капитана, а приступим к еде.

Но в это время вошел Пилад, извинился за то, что его столько ждали, и возлег рядом с Титом:

— Теперь давайте поедим!

— Капитан! Только что пред тобой трибун и центурионы оскорбили нашего иудейского друга, у тебя что, часто случаются такие конфликты? — спросил Флавий.

— Это не ко мне претензии. У них есть командующий, он пускай и решает эти проблемы, а я ответственный только за команду.

— Кто у них военачальник?

— Трибун Гирций, это он и был!

— Как ты думаешь, где он может быть сейчас?

— Наверное, у себя в каюте, а что?

— Я к нему пойду, ты меня сопроводишь?

— Нет, я хочу поесть, возьми лучше одного из рабов, он знает дорогу.

— Иосиф, идем со мной, — сказал Тит, вставая из-за стола.

Тот честно последовал за Флавием, который, в свою очередь, пошел за провожатым. Подойдя к каюте, они постучали. Им открыл Гирций и, увидев их, попытался закрыть дверь, но Тит успел поставить ногу так, чтобы она не захлопнулась. Затем рукой толкнул дверь в сторону.

— Хочешь ты или нет, но меня выслушать должен! — строго произнес Флавий.

У трибуна был такой вид, как будто его публично оскорбили и унизили, но он показал рукой, чтобы они проходили. В каюте сидели и те двое центурионов. Тит, завидев их, произнес:

— Вообще-то, когда видите старшего по чину, то есть трибуна, надо вставать!

Те нерешительно посмотрели друг на друга, но все же поднялись.

— Если ты пришел меня отчитывать, то можешь уходить! — начал Гирций.

— Нет, не отчитывать тебя пришел я сюда, а объяснить, что нам предстоит долгое плавание. За это время мы должны стать одной командой. Пока я прошу по-хорошему, уладьте ваш конфликт. Я не говорю вам, чтобы вы стали друзьями, но хотя бы здороваться и прощаться вы можете. Согласны?

Гирций с таким пренебрежительным видом посмотрел на Иосифа, что понятно было, он это выполнять не собирается.

— Вы согласны? — повторил Флавий.

— Да, мы будем стараться! — ответил недовольным голосом трибун.

— Тогда хорошо, — сказал Тит, подозрительно глядя на них. — И учтите, если вы предпримете что-то незаконное по отношению к нашему другу, я поговорю с вами снова, но уже по-другому! — он повернулся, вышел из каюты вместе с Иосифом и хлопнул дверью. Но не ушел, а приложил ухо к небольшой щели между дверью и стенкой, а другу махнул рукой, чтобы тот уходил. Послышались удаляющиеся шаги Маттафии.

— Они уже ушли! Так что ты думаешь об этом наглом Тите, а, Гирций? — спросил один из центурионов.

— Я бы ему раз и навсегда показал, как надо относиться к иудеям, и его заодно проучил, но он важная фигура, за которым стоит сам император, а я не хочу, чтобы из-за него меня в лучшем случае сослали в ссылку.

— И что, ты теперь будешь терпеть иудея и унижаться перед ним?

— Конечно, буду. Если ты такой умный, придумай план, как избавиться от трибуна и иудея, чтобы нас не заподозрили. Это уже никак не сделать, значит, остается терпеть!

— Можно одного из них отравить, другого сбросить за борт, и все.

— Что бы с ними ни случилось, главными подозреваемыми будем мы. Так что запомни: с ними ничего не должно случиться, ты понял меня?

— А если подвернется удачный случай, можно будет им воспользоваться?

— Смотря какой! Ладно, давайте уже нормально поедим, а то нам не дают это сделать.

Флавий, все выслушав, пошел в общую каюту. «Надо с ними быть начеку и Иосифа тоже предупредить. Может, нужно было ворваться и наказать всех заговорщиков, но их трое, могут и победить. Нет, лучше будет поймать их в нужный момент».

Так, размышляя, он пришел в каюту, но никого там уже не было, и Тит, поев, отправился в каюту Маттафии.

— Будь осторожен, потому что эти трое будут искать подходящего повода, чтобы с тобой и со мной покончить! — начал разговор Флавий.

— Не бойся, это все только угрозы, я не раз слышал, что меня хотят убить. Чаще почему-то это исходит от милес.

— Я постараюсь тебя защитить, только если что, обращайся ко мне, хорошо?

— Хорошо, благодарю! Честно говоря, я польщен, такой человек, как ты, и думает о моей защите, это необычно.

— Это вполне обычно, когда защищаешь порядочного человека!

— Еще раз благодарю, я по твоему взгляду увидел, что ты говоришь все это от чистого сердца, — и он улыбнулся.

— Ладно, я пойду, скоро увидимся, и мы еще побеседуем. А пока смотри в оба! — Тит также усмехнулся и направился к старому рабу.

По дороге к своей каюте он постучался к Марку, а когда открылась дверь, сказал:

— Марк, у меня к тебе важное поручение. Мне необходимо, чтобы ты следил за двумя центурионами и трибуном, они здесь единственные. У них в замысле покушение на меня, так что если что-то увидишь необычное, сразу мне сообщи!

Пожилой раб, выслушав его, ужаснулся, но кивнул головой. Флавий, поблагодарив, пошел к себе. У него было огромное желание вскрыть послание Нерона, но он понимал, что если испортит печать, император рано или поздно узнает об этом, так что пришлось воздержаться.

На следующий день была плохая, дождливая погода. На палубу идти было бессмысленно, и все находились в своих каютах. Титу стало скучно, и он пошел к Иосифу, но, не застав его, направился к Гелию. У того, когда он отворил дверь, сразу упало настроение, но, тем не менее, он впустил гостя.

— Какими судьбами тебя занесло ко мне? — спросил вольноотпущенник Нерона, ложась на кровать.

— Захотелось поговорить с умным человеком. Кстати, почему ты лично открыл дверь, а не твои рабы?

— Да они где-то ходят, одного тошнит, другой постоянно в уборной, третий еще что-то делает, с ними не соскучишься. Так о чем ты собрался говорить?

— Гелий, ты знал о заговоре Пизона до того, как вам признался Сенека?

— Знал или не знал, какая разница, в любом случае эта тема закрыта даже для тебя! Тебе уже все рассказал император, мне нечего добавить.

— Пойми, это важно для меня, кто был целью отравления — я или моя мать, кто исполнитель — Рубрий или кто-то еще?

— Я не знаю, мне было неинтересно вникать в это, на все твои вопросы ответы знает Нерон, Тигеллин и как его… а, Рубрий, у них и спрашивай! — увидев разочарованное лицо Тита, он продолжил: — Ты знаешь, я тебя уже давно знаю, но понять, какой ты, до сих пор не могу. То ты слишком злой и агрессивный, то добрый, всех любящий и всем помогающий, то пьешь сильно и участвуешь в оргиях, то боишься посмотреть в сторону девушек и не притрагиваешься к вину. Скажи мне по секрету, какой ты на самом деле? Обещаю, это останется только между нами!

— Я такой, какой я есть!

— Я уже это понял, но все же ответь на вопрос.

— Давай так, откровенность за откровенность. Ты мне отвечаешь на заданные мною вопросы, а я на твои, договорились?

— Ничего уже не знаю, а все что знал, сказал.

— Мой ответ аналогичный.

— Тогда иди отсюда, если ничего не хочешь говорить. Ты пришел меня мучить вопросами?

— Нет, спросить, как твои дела с Офонием и как тебе Нимфидий?

— Два безумца! Вот как их можно охарактеризовать. Причем один еще хуже другого. Я же не зря вызвался сам в это путешествие, хоть отдохну от них пару месяцев.

— А не боишься за это время потерять свое влияние при дворе?

— Что будет, то будет! Честно говоря, я уже устал от постоянной слежки за мной. Ты же знаешь, Тигеллин следит за всеми, он знает каждый мой шаг, твой, наших друзей, да и вообще всех патрициев. А сейчас уже, наверное, и всех плебеев. Это я привел Нерона к власти, приняв участие вместе с его матерью Агриппиной в убийстве Силана — проконсула Азии, место которого тогда я и занял. А ведь он был достойным кандидатом на престол. И как нас отблагодарил император? Свою мать он зверски убил.

— Она сама виновата, хотела его отстранить от власти.

— Ты вправду его защищаешь? Это же был всего лишь повод! А сколько попыток ее убийства провалилось до этого? Рыжебородый пытался трижды отравить ее, подсылал наемника заколоть Агриппину и даже попытался обрушить потолок и стены ее кубикулы, пока она спала. Однако императрица удачно избегала смерти. Тогда, помнишь, шесть лет назад в Байях Нерон предложил ей совершить поездку на его судне с пробоиной, которое должно было затонуть в пути. Тем не менее Агриппине единственной удалось спастись и вплавь добраться до берега.

— Конечно, она же была когда-то ныряльщицей за губками для терзориума89.

— После этого Нерон окончательно сошел с ума и приказал открыто убить свою мать. Агриппина, увидев преторианцев, поняла свою участь и подставила под кинжалы свое чрево, давая понять, что раскаивается в том, что родила на свет такого сына.

— Императрице предрекли когда-то, что ее сын будет править, но при этом убьет свою мать.

— Помнишь, что она ответила?

— «Пусть умерщвляет, лишь бы царствовал». Она сделала свой выбор.

— А его отец — консул Гней Агенобарб! Вечно не контролировал свое поведение.

— Да, как-то убил вольноотпущенника лишь за то, что тот не хотел пить вина столько, сколько ему велели.

— На форуме выбил глаз одному всаднику за его слишком резкую брань, а в одном селенье по Аппиевой дороге с разгона задавил мальчика, нарочно подхлестнув коней. Если бы не водянка, он бы долго прожил и много чего натворил бы.

— Выдумки плебеев, не более.

— Выдумки? Как бы там ни было, удивительно еще, что я жив, это при том, что его каждый день настраивает против меня Офоний!

— Не скромничай, твое положение сейчас довольно крепкое.

— Это ты так думаешь и все вокруг. Но на самом деле мое положение такое, как и твое!

— Что это значит? — удивился Флавий. — Что ты имеешь в виду?

— А то, знаешь, сколько грязи на тебя выливают каждый день префекты преторианцев? Сколько оскорблений и ложных обвинений тебя они высказывают при Нероне!

— А что на это император?

— Слушает и молчит, но ты же знаешь его, если ему каждый день рассказывать что-то плохое о человеке, он в это со временем поверит. Уже много таких случаев было. Так что держись! Скажу честно, по возможности не торопись в Рим. Кто знает, как тебя встретит через год рыжебородый, накрученный Тигеллином и Нимфидием. Последнего ты разозлил убийством его друга, кстати, правильно сделал.

— А ты не знаешь, за кем он тогда следил в таверне?

— Знаю, конечно! Он охранял Руфина. Дело в том, что, когда Нимфидий был в таверне и специально все рассказал о своем участии в заговоре Руфину, поручил ему, чтобы тот все это выложил слуге нового городского претора. То есть целью этого всего было стремление как можно больше запятнать твое имя, а со временем, при удобном случае, сказать, что во всех убийствах знатных чиновников виноват род Флавиев. И претор бы сам тебя судил, и народ был бы против тебя. Руфин — профессиональный доносчик. Теперь ты все знаешь.

— Но зачем так все заумно, ведь Нимфидий мог непосредственно сам все это рассказать претору?

— Нет, не мог, необходимо было, чтобы вся агитация против тебя шла со стороны, якобы от простых людей. Ведь цель Руфина — это облить грязью тебя, и чтобы это дошло до всех высших чинов и граждан.

— Кому это все надо было — Нерону, Офонию, Нимфидию?

— Не знаю насчет Нерона, но тем двоим — точно! Я не должен был это все говорить тебе, но против тебя ведется игра, с тобой играют.

— Ты правду говоришь или просто хочешь, чтобы я уже больше никогда не приезжал в Рим?

— Так ты мне не веришь? Тогда это твое дело. Мне, если честно, безразлично, есть ты во дворце или нет. Я говорю лишь то, что знаю сам.

— Какой смысл? Достаточно одного слова Цезаря «казнить» — и меня на том же месте убьют. А мой отец при дворе и мой брат? Им тогда опасно там находиться!

— За них не волнуйся, пока ты играешь по их правилам, с твоей семьей ничего не случится!

— По их правилам?

— Мой тебе совет: не ищи Рубрия и будь осторожен, за тобой очень тщательно следят. Если все же ты будешь искать этого эскулапа, делай это незаметно и так, чтобы тебя не заподозрили.

— Кто за мной следит?

— Фрументарии! Думаешь, они не знают, почему ты так рвался в Иерусалим? Точно не из-за большой любви к иудеям!

— Расскажи, прошу, пожалуйста, все, что ты знаешь об отравлении моей матери!

— Я уже тебе сказал, я не в курсе.

— Ответь еще на один вопрос: что у тебя за миссия в Александрии?

— Везу приказ, чтобы египтяне увеличили поставку зерна, сейчас Рим находится на грани голодовки, а это серьезная проблема! Не хватало нам еще, чтобы народ взбунтовался…

Флавий, слушая это, думал о своем. «Необходимо, когда будет остановка в Мессане, отправить послание отцу, чтобы он был предельно осторожен. Гелий мог и обмануть, но судя по его взгляду, он говорил правду. Вообще-то откровенность Гелия — большая редкость. Но когда он о чем-то откровенничает, это является правдой. Значит, Нимфидий и был тем предателем, который докладывал все, что творится в стане врага. Понятное дело, он был в курсе отравления Флавиев и допустил это. Что же, когда я вернусь домой, первым будет умерщвлен префект, и не имеет уже никакого значения, что мне будет за это, а отомстить за мать необходимо. Только бы боги помогли найти Рубрия, тогда все станет на свои места».

–…И тогда власть может смениться. Нерон же первым делом покинет город в случае бунта. Вот насколько это важно для нас! — закончил Гелий.

— Так воспользуйся случаем и провали договоренность, отомсти императору и Тигеллину.

— Э-э-э нет, я не собираюсь рисковать своей жизнью, наоборот, я приближусь, успешно выполнив столь ответственное задание.

— Тогда удачи! — и Тит вновь погрузился в свои мысли.

— Раз ты уже здесь, налей мне вина, оно стоит в углу на столе.

Флавий налил вина в кубок и подал Гелию. Тот, пригубив, сказал:

— Надеюсь, ты не подсыпал туда яда?

— Ну-у-у… а стоит? Ладно, я пойду к себе, отдохну!

На следующий день Тит пытался поговорить с Иосифом, но тот был в угрюмом настроении, и разговор состоялся только через день.

— Как сегодня твое настроение? — спросил Флавий, садясь на селу90 рядом с Иосифом.

— Хорошая погода — хорошее настроение, а у тебя?

— Тоже! Можно спросить, что ты знаешь обо мне, что про меня говорили во дворце при тебе? Обещаю, никому и ничего про это не скажу. Я обязательно должен узнать, какое ко мне сейчас отношение там.

— Я ничего плохого про тебя не слышал, наоборот, император с большой теплотой говорил о тебе. А знаю про тебя немногое, что воспитывался при дворе, служил в нескольких провинциях, у тебя знаменитый отец — военачальник и дядя — префект Рима, вот, собственно, и все.

— А я про тебя ничего не знаю, расскажешь?

— Если тебе интересно. Родился двадцать восемь лет назад в Иерусалиме.

— А я двадцать шесть лет назад в Риме, — перебил его Тит. — Мы почти ровесники!

— Происхожу из знатной иудейской семьи, принадлежащей к влиятельному иерусалимскому жречеству. Мой прадед Симеон был иерусалимским первосвященником, а род матери восходит к ранее царствовавшему в Иудее роду Хасмонеев. Я получил традиционное религиозное образование, умею толковать священные тексты. Есть у меня и обычное образование, правда, довольно слабо владею греческим языком. В юности посвятил несколько лет знакомству с учениями основных наших сект. Меня заинтересовали взгляды саддукеев, фарисеев, ессеев. Увлекшись необычным образом жизни и учением ессеев, я три года прожил в пустыне, ведя аскетический образ жизни. Но, разочаровавшись в них, стал приверженцем фарисеев. Еще меня очень заинтересовала греко-римская философия. Пять лет назад я прибыл в составе делегации в Рим к императору, чтобы добиться разрешения освободить нескольких заключенных жрецов. Благодаря императрице Поппее, которая, кстати, приняла иудаизм, как и сам Нерон, мы этого добились.

— Император не мог стать иудеем!

— Поверь мне, сама Поппея об этом рассказала, вот почему и помогала нам. Как бы там ни было, за эти годы я многое повидал в Риме. Увидел пылающий город, видел казни христиан, репрессии. Но несмотря на это, столица мира поразила меня до глубины сердца. И хотя я остался верен своей вере, в этом «храме богов» стал поклонником римской культуры. Меня поразило могущество Вечного города, перед которым склонились многие народы. Я даже придумал целую фразу, которую обязательно использую в своей будущей книге: «И если тебя кто-либо спросит, где твое счастье, где твой Бог, ответь: в большом городе Риме».

Флавий был поражен услышанным. Он и представить не мог, кто сидит пред ним. С умным и грамотным человеком всегда было интересно общаться, а с ученым и неординарной личностью — вдвойне.

— Да это я должен гордиться знакомством и общением с тобой!

— Не шути так, расскажи лучше про себя.

— А я и не шучу! Родился 30 декабря в Риме. Только благодаря блестящей карьере отца я получил образование и воспитание при дворе. Затем стал трибуном, а сейчас и квестором. Прочитал много книг на греческом и латинском. Воевал в Британии и Германии. Вот, собственно, и все. Ничего выдающегося, как у тебя.

— Не надо меня ставить выше себя, ты же римлянин, а значит — почетный гражданин мира!

— Да, но не из царского рода, а у тебя он в крови, — сказал с улыбкой и восхищением Флавий.

Прошло еще три дня, когда триремы наконец пристали к гавани в Мессане на острове Сицилия. Город был основан греческими колонистами на месте поселения племени сикулов около 730 года до Р. Х. и первоначально назывался Занкла, что означало с греческого «серп» — из-за формы естественной гавани возле него. В V столетии до Р. Х. принадлежал Афинам и развился в торговый город. Около 493 года до Р. Х. переименован и получил название в честь греческой Мессены (с латинского Мессана) на юге Пелопоннеса. В 396 году до Р. Х. был разорен карфагенянами, а при Дионисии Сиракузском отстроен заново. В 312 году до Р. Х. Мессина попала под власть тирана Сиракуз, а впоследствии царя Сицилии Агафокла, а в 288 году до Р. Х. захвачена взбунтовавшимися кампанскими наемниками на службе Сиракуз — мамертинцами, сыновьями Марса. С первой Пунической войны перешла на сторону Рима.

Тит, узнав, что здесь они будут стоять сутки, отправился гулять по городу и искать почтовое здание. Мессана в основном состояла из домусов и инсул. Обшарпанные строения, улицы в мусоре создавали впечатление запущенного города.

Спросив у одного из прохожих, где почта, он поспешил прямо туда. Заплатив за папирус и почтовую доставку, Флавий принялся писать письмо домой.

Дорогой отец!

Пишу тебе из Мессаны, куда мы благополучно доплыли. Со мной все в порядке, хорошее настроение и здоровье. Как дела у вас? Надеюсь, тоже все хорошо! Если нет, то вышли мне послание в Александрию, там мы надеемся быть, если нам будет благоволить Нептун91, через несколько месяцев. А пишу тебе я по важному поводу. Из достоверного источника мне стало известно, что наш с тобой господин ведет какую-то сомнительную игру по отношению ко мне и тебе. Игра, которую он затеял, не сулит нам ничего хорошего, возможно, арест и смерть. Будь предельно осторожен и готов в любой момент покинуть Рим! Подробно рассказать я тебе ничего не могу, так как это письмо может попасть в чужие руки. Следующее послание я напишу тебе уже из Египта. На этом прощаюсь, ваш любимый сын и брат!

Завернув свиток и заклеив печатью, Тит отдал его почтовому служащему, а сам с чувством выполненного долга вышел на улицу. Теперь он держал путь на форум. Там продавали фрукты из близлежащих поселений, овощи, сыры, сушеное мясо, свежую и соленую рыбу, дичь.

Купив снедь и спрятав ее в мешок, отправился в таверну, находящуюся рядом. Заказав вино, сел за стол и стал его пробовать, закусывая сыром. К нему подошел светловолосый юноша в тунике и, спросив разрешения, сел рядом. Они ничего друг другу не говорили, пока Флавий не угостил незнакомца сыром.

— Благодарю, но я впервые вижу, чтобы со мной кто-то делился в таверне. Ты откуда?

— Неважно, просто путешествую.

— В тоге, солидный вид, красивая речь, да ты из Рима, кто-то из высоких чинов! Я прав?

— Почему я в тавернах всегда от всех почти одно и то же слышу? — засмеялся Тит.

— Значит, я прав! А куда ты плывешь, достойный господин, возвращаешься в Рим?

— Нет, не угадал, плыву в Александрию, если тебя это интересует.

— Я хорошо знаю Египет, прожил там с отцом три года. Можно я с тобой поплыву, буду помощником и охранником.

— А тебе сколько лет?

— Девятнадцать, но повидал на все тридцать!

— А родом ты откуда?

— Из Лузитании, город Эмерита Августа.

— Интересное название.

— Главный город римской провинции Лузитания. Основал его сам император Октавиан Август сорок лет назад.

— Зачем же тебе плыть со мной?

— Я же говорю, буду прислуживать и охранять за небольшую сумму денариев.

— Но у меня есть охрана и рабы.

— Тогда возьми меня в качестве проводника по Александрии.

— Скажи, где твоя семья?

— Мать умерла, когда я был совсем маленьким, а отец — два года назад. Да еще и оставил много долгов, так что мне пришлось продать наш домус и искать себе денарии на пропитание. Была и невеста, но когда узнала, что я стал нищим, сразу покинула меня. Больше родственников и близких людей у меня нет.

— Хорошо, допустим, я поверю, но как мне тебе довериться, а вдруг ты вор, разбойник или убийца, который хочет меня в лучшем случае ограбить?

— Да брось, разве по мне не видно, какой я? Ты должен разбираться в людях, если имеешь высокий пост!

Флавий действительно хорошо разбирался в людях, его редко обманывало внутреннее чувство. И в этом юноше он видел нечто необычное, что-то, что может ему пригодиться в будущем:

— А чего ко мне на работу попросился?

— Потому что увидел, что ты добрый человек!

— Ты что, атлет?

— Нет, я просто много физически работал и трудился, поэтому кое-какие мышцы есть.

— А сейчас где ты работал, чем занимался?

— Помогал разгружать амфоры с оливковым маслом, заработал монеты и пошел выпить вина.

— Не знаю, какой ты, но ответы у тебя очень хорошие и четкие, мне это нравится, ты принят на службу! Теперь скажи, как тебя зовут?

— Туллий, господин! — и он кивнул.

— А меня Тит Флавий. Теперь пошли на судно, хватит здесь сидеть.

Поднявшись, новый господин отдал мешок с едой Туллию, и они пошли по направлению к гавани. По дороге Тит не удержался и задал еще несколько вопросов:

— Если ты работящий парень, почему не отправился в Рим?

— У меня нет римского гражданства, а это значит, что в столице мне находиться опасно, из меня могут сделать раба или гладиатора.

— Почему ты так считаешь? Если у тебя есть официальное гражданство Эмериты Августа, тогда тебе нечего бояться, а вот если нет…

Туллий на это ничего не ответил, но было ясно, что и этого гражданства у него нет.

— Еще один вопрос: ты когда-нибудь грабил или воровал? — Флавий внимательно посмотрел в глаза собеседника.

— Нет, никогда! Я честный человек, как и вся моя семья. Лучше умереть, чем грабить или воровать, — при этом его голубые глаза выражали всю искренность сказанного.

Так, разговаривая, дошли до пирса, где довольно быстро шла погрузка провизии. Возле судна стоял Марк и, увидев своего господина, пошел радостно навстречу:

— Хозяин, почему ты нас не предупредил, что уйдешь, мы бы послали с тобой ликторов.

— Я и сам могу за себя постоять, ты же знаешь! Познакомьтесь, это мой новый помощник Туллий, а это мой друг и раб Марк, — они как-то вяло друг другу улыбнулись.

— Но господин, — начал Марк. — Ты же его совсем не знаешь, как он может быть твоим помощником?

— Не волнуйся, уже знаю!

Затем старый друг подошел ближе к Титу и на ухо шепнул:

— Если ты его взял для развлечения, то…

— Прекрати! — перебил его Флавий. — Ты же знаешь, я люблю только девушек! Император мне часто предлагал юношей… не будь похожим на него.

Туллий, услыхав, что его новый хозяин настолько приближен к Нерону, охнул от неожиданности так, что на него посмотрели прохожие. Титу стало смешно, и он потрепал юношу по плечу:

— Не бойся, если ты будешь вести себя хорошо, я ничего плохого про тебя не скажу Цезарю! Кстати, ты без вещей, у тебя их что, вообще нет?

— Нет, только одна туника, и та на мне.

— Да, Марк, придется тебе поделиться с ним вещами!

У старого раба особого энтузиазма это не вызвало, но он послушно кивнул головой. Все трое поднялись на палубу и спустились к каютам. Флавий велел, чтобы Туллий обосновался в его каюте, на что Марк снова возразил, пугая хозяина, что тот ночью может его зарезать. Но поняв, что это безнадежно, постелил для юноши на полу.

После вечерней трапезы, на которой присутствовали и трибун, и Иосиф, Тит вышел на палубу стоящего еще судна и посмотрел на освещенный факелами город. Погрузка подходила к концу, и капитан сказал, что скоро отплытие.

Когда все было готово, Palatiorum отдал швартовы, и рабы под руководством гортатора92 заработали веслами. Медленно корабль стал отходить от берега, и прохладный ночной ветерок начал обдувать лицо. Постояв немного, пока гавань не осталась позади, Флавий отправился к себе в каюту, где уже лежал Туллий, о чем-то размышляя.

— О чем думаешь, жалеешь, что поплыл со мной?

— Нет, что ты! Просто все как-то необычно для меня складывается. Раньше я и предположить не мог, что встречу порядочного патриция. У меня всегда мнение о вас было самое плохое.

— Но и ты сам, как я понял, имея домус, нищим не был.

— Мы еле содержали его, рабов не было.

В этот момент в дверь постучали. Юноша сразу вскочил и открыл. Перед ним стоял Иосиф:

— Простите, я не помешал?

— Нет, что ты, заходи, вино будешь? — пригласил его Тит.

— Да, пожалуй.

— Рассказывай, как отношение к тебе со стороны наших недругов? — налил вино и, кладя купленные продукты на стол, спросил Флавий.

— На удивление, здороваются и прощаются, по-моему, это не к добру, — Иосиф сел на скамн.

— Ничего, я начеку, будь и ты тоже!

— Простите, что вмешиваюсь в ваш разговор, но покажите мне тех, кто вам угрожает, и я расправлюсь с ними! — сказал в гневе Туллий.

— Я потом тебе все расскажу и их покажу, — Тит повернулся к Маттафии: — Ты не знаешь, сколько нам надо будет пробыть в Александрии?

— Император сказал, что Гелий нам все скажет. Наверное, несколько дней, пока пройдут официальные встречи, затем отправимся в Иерусалим.

— Ух ты! — восхитился юноша. — Там я никогда не был, а так хотелось бы побывать!

— Если человек чего-то искренне хочет, всегда получает, — сказал Иосиф.

Снова стук в дверь, но на этот раз отворил сам стучащий:

— О-о-о, я вижу, здесь какое-то тайное собрание, небось заговор против меня устраиваете! — сказал входящий Гелий. — А это кто, откуда, какой-то раб? — и он вопросительно посмотрел на Туллия.

— Я не раб, господин, и никогда им не буду!

— Хм, — усмехнулся Гелий. — Никогда не говори «никогда», а то мало ли что случится!

Юноша резко поднялся со скамна и сжал руки в кулаки.

— Сядь и успокойся, Туллий! — выкрикнул Тит, тот нехотя повиновался.

— А я смотрю, у тебя хороший защитник появился, жаль, что слишком вспыльчивый, как, впрочем, и ты сам, Флавий!

— Это пятая или шестая рука Нерона, так что будь с ним осторожен, — сказал юноше Тит.

— Благодарю за то, что представил меня, но я не шестая рука, а левая!

— Серьезно? — весело спросил Флавий. — А я думал, ты правша!

— Как смешно. Я пришел вообще-то по делу. Мне только что сказали, что одна из трирем, сопровождавших нас, осталась в гавани. Как ты думаешь, почему?

— Видимо, что-то случилось, но ничего, догонит! Триремы плавают намного быстрее обычных судов.

— Мне все это не нравится. Пираты только и ждут, как напасть на беззащитных.

— Да не волнуйся ты так, у нас на судне есть защита, да и еще одна трирема, при том что здесь патрулируют военные суда! Так что успокойся.

— Патруль? Какой патруль? Мы же скоро войдем во Внутреннее море, а там нет патруля!

— Хочешь, мы тебя можем высадить в Сиракузах или в Кротоне, или в Спарте, или на острове Крит?

— Зачем, что я буду там делать? — удивился Гелий.

— Будешь в полной безопасности и в одиночестве наслаждаться своим обществом и, главное, без пиратов! — и все весело засмеялись.

— Вы все глупцы, я же серьезно! Да ну вас, — и, обиженный, он покинул каюту.

Месяц плавания прошел довольно спокойно. Пиратов никаких не было даже близко. Флавий почти каждый день общался с Иосифом и Туллием, а иногда и с Гелием. Он уже намного ближе узнал их характеры, мечты, какие они, когда хорошее и плохое настроение. Маттафия всегда держался на высоте, никогда не повышал голоса, полностью себя контролировал во всех ситуациях. Туллий был довольно вспыльчив, но так же быстро и успокаивался. Человеком он был довольно открытым. Периодически намекал, чтобы Тит его взял с собой назад в Рим, что он ему будет служить до конца дней своих и готов жениться на любой женщине, которую выберет для него Флавий. Тит же говорил, что он и сам не женат. Гелий же всегда вел себя странно, иногда мог чем-то поделиться и быть искренним, но чаще всего держался высокомерно.

Дни за днями шли чередой, пока однажды днем они все-таки не напоролись на пиратское судно. Погода была пасмурной, и клонило ко сну, поэтому почти все находились в своих каютах, когда услышали звон колокола, оповещавшего об опасности. Большинство милес выбежало на палубу, откуда видны были три пиратских небольших, но быстрых судна.

— Я знал, знал, я так и знал! Нам всем конец, мы погибли, нас будут пытать, затем вспорют животы, а внутренности… — полностью обезумев, начал кричать Гелий, пока Флавий не ударил его ладонью по лицу так, что тот сразу пришел в себя. — Благодарю, мне этого не хватало!

Капитан закричал, чтобы все готовились отражать абордаж. Милесы и ликторы уже были во всеоружии и готовы к бою. Пиратские суда начали постепенно приближаться к Palatiorum, когда трирема протаранила бок одного из вражеских судов, сделав в борту огромную пробоину. Остальные два были вынуждены отправиться на помощь собратьям и, словно коршуны, набросились на трирему.

Милесы на ней отчаянно сражались, защищаясь от абордажа. Пилад дал приказ подойти и спасать своих, когда на горизонте появилась вторая трирема, на полной скорости шедшая к месту сражения. Пираты не могли направить свои силы в сторону двух римских судов, приближающихся к ним, и приняли на себя удар второй триремы. И сразу к ним подплыло еще и судно Нерона. Борьба стала равной — три на три. Два судна пиратов были с пробоинами в корпусах, а на третий, Palatiorum перекинул корвус, по которому милесы, ликторы, трибун, центурионы и Тит бросились на палубу вражеского судна.

Началось сражение. Флавий ловко увернулся от одного удара и сам смертельно поразил своего противника. Затем начал махать мечом направо и налево, многих задевая, и если нападавшие пытались попасть в него, его тут же страховали ликторы. Так, сражаясь, они постепенно окружали пиратов. Тит зарубил еще одного врага, когда следующий ловким ударом выбил у него меч и попытался поразить его, Флавий выхватил свой кинжал и загнал по рукоять в сердце противника, но не заметил третьего, который мечом ударил его по правому плечу так, что он упал, но нападавшего сразу же убили.

Послышался крик, что Тита ранили, и к нему бросились ликторы, которые, подняв его, быстро унесли раненого на свое судно, и пока несли, он, ощущая дикую боль в плече и руке, видел, как тонут два пиратских судна, а милесы выкрикивают: «Слава Риму!» — при этом на другом судне битва продолжалась.

***

…Кругом крик и ужас. И вдруг кто-то бросает факел, который очень медленно летит в сторону храма и залетает через оконное отверстие внутрь. Начинается страшный пожар и…

Флавий открыл глаза. Весь в поту, он лежал в кровати с перевязанным плечом, а со лба и лица ему вытирал пот тряпкой Туллий. Рядом готовили микстуру лекарь и Марк.

— Он открыл глаза, эскулап! — произнес юноша и обратился к Титу: — Как ты себя сейчас чувствуешь? Ты говорил непонятные слова, это из-за жара?

— Чувствую себя хуже некуда. Что со мной случилось?

— Тебя ранили, но все уже позади. Мы боялись, что рана серьезная, но спасла кольчуга, она не дала отрубить руку, так что скоро мы тебя вылечим, и в Египет приплывешь здоровым, — ответил лекарь. — А пока нужен полный покой и отдых. Через пару дней ты уже сможешь дышать свежим воздухом на палубе.

— Дайте воды, сильно хочется пить, — и, вдоволь напившись, спросил: — Как закончился бой, кто победил?

— Мы, конечно, иначе все давно были бы мертвы! — весело ответил Туллий. — Разбили их полностью, потопили все суда, но перед этим конфисковали все награбленное. Правда, одна наша трирема была сильно повреждена, пришлось и ее утопить, чтобы с ней не возиться и она не досталась другим. А мы сейчас идем очень медленно, кто знает, когда будем на месте!

— Кого-то из пиратов оставили в живых?

— Нет, всех убили, не колеблясь, только девушек оставили, их восемь, они сидят в клетках в трюмах. Я уже ходил к ним.

— Жаль, что они тебя оставили в живых! — пробубнил Марк.

— Они просто были поражены моей красотой!

Кривая ухмылка Марка и без слов сказала, что он об этом думает.

— Сколько потерь среди наших? — задал новый вопрос Тит.

— Большие потери на первой триреме, она ведь приняла основной удар. А на нашей убили одного центуриона и многих милес, — ответил Туллий.

— Ну что же, один враг пал, осталось еще двое!

В эти дни, пока он выздоравливал, Флавия навещали все знакомые ему люди. Одним из первых был Иосиф, затем Пилад, даже Гелий и трибун Гирций пришли узнать, как самочувствие больного.

Через неделю Тит уже был полон сил. Хотя плечо и болело временами, но он уже мог невысоко поднимать руку. В основном время проводил на палубе в окружении друзей. Теперь уже Туллий завалил вопросами Флавия, расспрашивая все о нем.

Еще через неделю, когда стояла прекрасная погода и многие находились на палубе, Гелий имел неосторожность сказать то, о чем запрещено говорить во время плавания.

— Пилад, а когда мы уже приплывем?

— Мы немного сбились с пути, но это ничего, если Нептун нам даст попутный ветер, уже в конце месяца будем на месте.

— Как хорошо, что такая идеальная погода, и мы еще ни разу не попадали в шторм!

Капитан, услыхав это, закричал так, что его, наверное, было слышно даже в Риме.

— Ты, жирная, тупая свинья! Если ты накликал на нас беду, я тебя лично задушу вот этими руками!

У Гелия глаза чуть не вылезли из орбит, он явно был ошарашен таким высказыванием в свой адрес:

— Да ты хоть знаешь, с кем говоришь, грязный плебей?! Я элита римского общества, левая рука самого Нерона! Да стоит мне приказать — и тебя сразу же здесь казнят!

— Ты будешь приказывать на суше, но пока мы в море, хозяин здесь я!

Ругань продолжалась еще долго, пока лютые враги не разошлись в разные стороны.

Но буквально через день суда попали в опасную бурю. Опять непрестанно звенел колокол, чтобы все, кто мог, пришли на палубу и помогли команде снять паруса и удержать грузы, дабы их не смыло в море. У Тита рука хоть и побаливала, но он вместе с Иосифом и Туллием поспешил на зов.

Судно бросало из стороны в сторону, большие волны захлестывали палубу так, что многие из последних сил пытались удержаться за борт. На мачте двое матросов заворачивали паруса, но один не смог удержаться, соскользнул с мачты вниз, а другой упал в воду. Капитан давал ценные указания своим подопечным, при этом не забывая проклинать Гелия. По палубе скользили с одного бока на другой бочки и ящики, их пытались удержать рабы и милесы.

Иосиф бросился ловить ящик, повисший на корме. Но вдруг откуда ни возьмись перед ним появился, держась за веревку, центурион, который произнес:

— Наконец-то несчастный случай, как я долго его ждал!

И только он хотел пнуть ногой иудея, чтобы тот упал в воду, как его самого Флавий схватил и выкинул за борт. Тит начал помогать Иосифу, как его кто-то ударил сзади, и он упал, но схватился левой рукой за Маттафию, повисшего на ящике, вот-вот угрожавшего упасть в воду. На сей раз это был трибун. Зловеще улыбнувшись, он без слов попытался их скинуть, но чей-то кинжал пронзил его в спину.

Гирций повернулся и увидел Туллия, который, схватив его, вытащил из него оружие и толкнул так, что тот перекинулся через борт и упал в море. Юноша, крепко держась, помог обоим, вытащив их на палубу.

Буря постепенно стала стихать. Для Флавия и Иосифа это происшествие могло быть последним в их жизни, если бы не Туллий, о котором они совсем недавно и понятия не имели, видимо, он был послан богами, чтобы защитить их.

Сидя в каюте, юноша первым начал разговор:

— Мне повезло, что я в такую погоду увидел, что у вас там происходит что-то не то! Кстати, господин, вот твой кинжал, который ты бросил на палубе пиратского судна, — и он протянул Титу оружие.

— Благодарю, Туллий! — сказал Флавий. — Мы тебе очень благодарны за наше спасение. У меня столько рабов и ликторов, но никто даже не заметил, что я был на волоске от гибели. Я никогда этого не забуду, отныне ты, если я выживу, конечно, будешь меня сопровождать в Рим и жить на моей вилле, ты мне теперь как брат! — и он обнял юношу.

— А я благодарю вас обоих, мои друзья! Тит, за то, что первым бросился на помощь, а Туллий вторым. Без вас меня бы уже не было в живых. Я навсегда ваш должник! — произнес бен Маттафия.

Так их дружба укрепилась еще сильнее, и каждый был готов в любой момент прийти на помощь.

На судне инцидент с покушением и гибелью трибуна и центуриона вызвал настоящий ужас среди милес и команды. Самым виноватым чувствовал себя Марк, что он не выполнил поручения своего хозяина.

Через пару дней, когда Флавий открыл свой сундук и, достав оттуда кулон, начал рассматривать его, в каюту вошел Туллий.

— Ты где был, бурная кровь?

— Я спускался в трюм к нашим пленницам, они, оказывается, еще и хорошие собеседницы, кто бы мог подумать! А что это у тебя в руках?

— Это наше родовое сокровище, подаренное мне матерью перед смертью. Для меня это самая большая ценность на свете!

— Можно мне посмотреть? — он взял в руки кулон и искренне восхитился. — Вот это да, я никогда еще не видел такой дорогой вещи! Если он тебе дорог, оберегай его, как свою жизнь, — и отдал его обратно. — А у меня самая большая ценность — это я! Кстати, как тебе моя набедренная повязка? Сегодня выиграл у одного раба, жаль его, без одежды остался, но мне же надо в чем-то ходить по улицам Египта, а там в тунике не походишь, жарко! — Туллий, сняв тунику, надел на себя повязку.

— Вид как у наглого раба! — сказал Тит.

— Почему? — обиделся тот. — Ладно, пойду, покажусь моим поклонницам. Уж они-то точно оценят, — и гордо удалился.

Оглавление

* * *

Приведённый ознакомительный фрагмент книги Падение Храма Соломонова предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.

Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других

Примечания

87

Нижнее море — у древних римлян Тирренское море называлось Mare inferum.

88

Mare Internum (с лат. – «Внутреннее море») — название Средиземного моря у древних римлян.

89

Терзориум — обычная палка, к концу которой приделана морская губка из Средиземного моря. Человек брал палку, подтирался, промывал ее уксусом или соленой водой прямо тут же, в туалете, и оставлял ее для следующего посетителя.

90

Села — табурет.

91

Нептун — бог моря.

92

Гортатор — специальный человек на судне, который отбивал ритм рабам, сидевшим на веслах.

Смотрите также

а б в г д е ё ж з и й к л м н о п р с т у ф х ц ч ш щ э ю я