Падение Храма Соломонова
Вера и надежда, любовь и ненависть, преданность и предательство, случайность и закономерность – все это происходит на фоне войны иудеев против римлян в 66—70 годах от Рождества Христова, в которой гибнет Иерусалим и грандиозный храм Соломона.Главный герой романа Тит Флавий, будущий римский император, отправившийся в Иерусалим лишь из-за мести, вскоре влюбляется в иудейскую царевну Беренику, а затем проникается симпатией к христианской вере.Автор выдвигает свою оригинальную версию, опираясь на труд древнего историка, очевидца всех этих событий, Иосифа Флавия.Читайте первую часть исторической трилогии «Падения».
Оглавление
* * *
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Падение Храма Соломонова предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других
Глава VI
На похороны сестры Тит не пошел, хотя был обязан. Но в эти дни он себя чувствовал просто ужасно, да еще и сказывалась простуда, которую он подхватил во время ночной прогулки с трупами.
Сегодня было 21 апреля, праздничный день, но на душе у него не было праздника. Сон, который не раз уже видел, опять преследовал его, да еще и слова гаруспика не выходили из головы. Болезнь и депрессия — таково было его состояние. А еще он до сих пор не узнал, кто является Богом христиан.
— Марк! Марк! — громко позвал Флавий, лежа в кровати.
Вначале постучал, а потом и зашел в кубикулу ординарий:
— Ты звал меня, господин?
— Скажи, как зовут христианского бога?
— Не могу знать, но можно спросить у рабов-иудеев.
— Так ты же сам иудей! — удивился Тит. — Давай рассказывай правду!
— Христианство и иудаизм — это совершенно разные верования! — начал возбужденно говорить Марк. — Иудеи, то есть мы, веруем в Бога Адоная и ждем своего спасителя, мессию, который придет и возвеличит наш народ над всеми другими, тогда мы уже не будем рабами, а будем свободными людьми. Христиане веруют в то же, что и мы, но в отличие от нас, они говорят, что сын Бога уже воплотился в лице галилеянина Иисуса Христа. Его римляне осудили и казнили, по-моему, приблизительно лет тридцать назад. Он был распят на кресте и умер. Но приверженцы его провозгласили, что он воскрес и открыл для всех людей царство небесное. Они говорили, что видели его снова живым, что он пришел ко всем своим ученикам, так называемым апостолам, которые продолжили его учение и сейчас везде проповедуют, уча якобы смирению, любви и прощению.
— Значит, вот почему они так спокойно принимают смерть в амфитеатрах! А ты говоришь, якобы, — сказал задумчиво Флавий.
— Но, хозяин, они же подожгли Рим, они приносят в жертву маленьких детей, а потом их съедают, они варвары!
— Откуда ты это знаешь? Ты видел, что это они устроили пожар, или они убивали детей, или съедали их? Никогда не говори того, чего не видел! Я понимаю, ты веришь в своего бога, я в своих богов, но при этом никогда не надо унижать чужого бога, потому что однажды он может стать богом Рима, — и Тит показал жестом, что тот свободен.
Немного позже в кубикулу к брату вошел Домициан:
— Как ты себя чувствуешь, ты что, тоже собрался умереть?
— Пока нет, а там кто знает, — спокойно ответил Тит.
— Можно я с тобой пойду на открытие игр? Мне так хочется отвлечься от всего, что произошло у нас за этот месяц, — с надеждой в голосе спросил он.
— Ты прав, такого месяца у меня еще никогда не было. Столько ненужных смертей, и ради чего, ради ненормального императора?
— Так как насчет игр?
— Спрашивай у отца, а не у меня.
— Он здесь может и не быть в ближайшие дни, а ты, пока его нет, главный.
— Хорошо, если хочешь, пойдем.
— Ура! — обрадовался младший брат и выбежал из кубикулы.
***
…Кругом огонь, крики, страх, ужас. Из огромного храма начинают выбегать горящие люди. Гигантское здание объято пламенем неимоверной силы и начинает постепенно со страшным грохотом рушиться…
— Господин, прости, но тебе надо поесть и принять лекарства.
Тит открыл глаза и увидел перед собой молодую рабыню, которая держала пред ним еду.
— Уже утро, ты еще не ел, а к тебе пришло приглашение на открытие игр.
— Да? — удивился Флавий. — И когда открытие?
— Сегодня в обед. Господин Домициан хотел тебя разбудить сам, но я сказала, что резко будить нельзя, ты же еще болен.
— Я уже выздоровел, во всяком случае чувствую себя хорошо.
Тит поел, затем надел свою белоснежную тогу и поторопил брата. Домициан оделся в белую тунику, и оба вышли на улицу.
Направились они на Капитолий, где находился особенный каменный театр Марцелла, так как по всей империи театры были деревянные. Он имел форму полукруга, а сиденья разделены на секции, принадлежащие зрителям разных классов. Расположенные над кавеей73 два балкона предназначались для императора со свитой, включая весталок74.
При входе в театр у братьев Флавиев проверили приглашения, и они пошли занимать свои места. Заполнен театр был пока только наполовину, но никто не сомневался, что он скоро вместит в себя все тридцать тысяч зрителей. Расположились Флавии внизу, в первом ряду. Правда, перед ними находились дополнительные скамьи для сенаторов. Было жарко, поэтому, чтобы защитить зрителей от солнца, над залом начали натягивать огромные полотняные навесы. Они закрепились на столбах, установленных за верхним рядом сидений. Домициан обратился к брату:
— Тит, я уже тоже хочу носить тогу. Я давно достоин этого. Многие мои сверстники гордо расхаживают передо мной, а мне нечем похвастаться.
— Братик, не спеши жить, еще все ты в своей жизни успеешь! Тебе осталось ждать совершеннолетия совсем ничего. А пока сдерживай свою гордыню, будь проще, и тогда у тебя появится много друзей. Кстати, император предложил взять тебя к нему во дворец. Ты хочешь быть при дворе?
У Домициана заблестели глаза. Понятное дело, что все юноши Рима будут завидовать ему, мальчику при дворе Нерона.
— Конечно, это то, о чем я и мечтать не мог! — воскликнул младший брат.
— Думаешь, я не знал твоего ответа? — усмехнулся Тит.
— Так ты поговоришь с ним, когда это случится?
— Не спеши, если я сказал об этом, то значит, выполню обещание, только сильно не надейся, Цезарь мог и пошутить.
На пульпиту75 вышел эдил Гай Фульвий — устроитель игр, и все затихли:
— Приветствую вас, римляне! Сегодня открытие игр в честь божественной Поппеи. И дарит вам этот праздник наш великий и всеми любимый повелитель, божественный император Цезарь Нерон Август, — и он указал рукой на балкон, где сидел владыка.
Все в театре поднялись и стоя аплодировали божественному. Нерон радостно купался в овациях, затем, всех успокоив, сел на свое место.
— Сегодня будут театральные представления, завтра гладиаторские бои, послезавтра морское сражение, а в последний день скачки на колесницах, и везде вас будет ждать большой сюрприз. Итак, первый день игр из четырех объявляется открытым! — продолжил Гай.
На пульпите появились музыканты и шуты, которые весело приступили к своему представлению. Затем после них вновь вышел эдил и провозгласил:
— Итак, сейчас перед вами будет разыграна гениальная трагедия, придуманная самим императором.
В этот момент на пульпиту опустилась нарисованная на полотнище декорация, изображающая дворец императора. Затем появились актеры в очень дорогих одеждах и в трагических масках. Драма состояла из диалога и плохих стихов под музыку кантику. Актеры склонили головы, и на пульпите появился толстый и рыжий, в уродливой маске и в пурпурной тоге императора, сам Нерон. Весь театр сразу узнал его и громко зааплодировал. Он играл убитого горем супруга, который хочет покончить жизнь самоубийством, но ему постоянно не дают этого сделать, всячески мешая и отговаривая его. В конце концов, император лишает себя жизни, и все вокруг умирают от горя. Сам Нерон после окончания спектакля, сняв маску, горько рыдал от своего шедевра, так сильно вошел он в роль.
После этого Гай оповестил всех, что следующей будет греческая комедия, и декорации сменились с дворца на сад. В отличие от трагедии Нерона, эта комедия была по-настоящему смешной и интересной, про одного богатого эллина, срочно пытавшегося найти себе супругу, и все, зная это, отказывали ему. По окончании пьесы Фульвий оповестил, что на сегодня зрелища закончились и всех зрителей ждут завтра в амфитеатре Тавра.
Тит вместе с братом подошли к спускающемуся в окружении свиты и преторианцев императору. Флавии заулыбались своему отцу, сопровождавшему повелителя.
— А… мой друг Тит! — радостно произнес Нерон. — Как тебе моя пьеса и игра?
— О-о-о… владыка, твоему таланту нет границ. Мало того, что написана самая гениальная трагедия всех времен, так еще и такая неподражаемая твоя игра! На твоем фоне остальные актеры просто меркли!
— Благодарю! — расчувствовался император. — Ты всегда так хорошо говоришь, сильнее тебя в слове, наверное, только Петроний, мой советник по искусству и культуре.
Послышалось покашливание Домициана, и все посмотрели на него.
— А-а-а! — протянул Нерон. — Это… как там его?
Веспасиан что-то шепнул ему на ухо.
— Домициан! — заулыбался император. — Хочешь воспитываться и помогать мне при дворе? — он обнял и поцеловал находящегося рядом Спора во всем женском.
Тит и Веспасиан с отвращением посмотрели на Нерона, обнимающего свою «невесту», затем перевели взгляд на Домициана, который изумленно глядел на пару.
— А я буду под присмотром отца? — неуверенно спросил мальчик.
— Конечно! У меня же не будет времени заниматься тобой, а у отца есть время, тем более ему будет веселее, когда рядом младшенький.
— Я с большой радостью принимаю твое приглашение. Благодарю великого императора за оказанную честь!
— Ух ты, Тит, тебе растет достойная замена! — и Нерон начал громко смеяться. Затем, успокоившись, сказал: — Веспасиан, приводи во дворец сына, когда он захочет! Я дам соответствующее распоряжение. А теперь идемте отдыхать, завтра утром нас ждут бои!
Веспасиан этой ночью ночевал дома, поэтому утром смог спокойно поесть вместе с семьей:
— Тит, сын мой. Я понимаю, ты огорчен смертью не только матери, но и сестры. Однако в отличие от похорон матери, ты с сестрой не попрощался. Тем не менее прошу тебя об одном одолжении, когда ты будешь покидать Рим, навести могилу сестры, которая находится рядом с вашей матерью. И хотя я понимаю, что дорога в Остию находится в другой стороне от Аппиевой дороги, однако прошу, чтобы ты исполнил свой долг перед Домициллой! Хорошо?
— Я не смогу спокойно смотреть на место ее погребения. Не проси меня о невозможном, — расстроенно ответил Тит.
— Ладно, тогда мы поедем туда вместе… и вместе освободимся от этого груза! Так, ты согласен?
— Вместе? — задумался старший сын. — Если вместе, тогда поедем, а заодно и проводишь меня в путь.
Домициан внимательно смотрел на отца и брата, затем спросил:
— Какой такой груз, вы что, ее убили?
— Слушай, ешь молча и не говори глупости, — раздраженно ответил Тит.
На сей раз Флавии держали путь на Квиринал, на Марсово поле, где находился некогда каменный, сейчас же деревянный амфитеатр Тавра. Во время пожара в прошлом году он был полностью разрушен, но Нерон его быстро восстановил, однако на сей раз выросло деревянное строение. В отличие от театра, амфитеатр был в форме круга.
В специальном балконе находился император с приближенными, куда и поспешили Флавии. Они поприветствовали Нерона, затем всех находящихся рядом и сели рядом с повелителем, Тигеллином, Спором и Гелием. Офоний и Гелий после того инцидента в термах друг с другом больше не разговаривали и делали вид, что вообще незнакомы. Первым начал разговор император:
— Сегодня всех вас ждет грандиозный сюрприз, — затем повернулся к Титу. — Друг, ты не хочешь сразиться в честном бою с гладиатором? — и он рассмеялся.
— Против кого мне надо выйти? — невозмутимо спросил Тит.
— Если хочешь, против меня! — гордо ответил Тигеллин.
Веспасиан схватил старшего сына за руку и покачал головой.
— Я своих друзей не могу обидеть, — сквозь зубы произнес Тит.
— Неужели? — ехидно съязвил Офоний. — А как же твой лучший друг Руф или это не ты его убил?
Даже Нерон в этот момент посмотрел на Флавиев.
— Ты там был и все видел. Или ты всегда всеведущий, не знаешь, что произошло перед твоим носом?
— Кстати, Тит, — обратился к нему император. — Офоний мне тогда рассказал страшную историю, что твой отец его оттолкнул и бросил кинжал в Фения. Это, конечно, его больные догадки, как всегда, а твой отец сказал, что это ты убил префекта. Я знаю, ты человек чести, так что скажи, что тогда произошло на самом деле?
— Цезарь! — вдруг вмешался Гелий. — Мы все склонны верить Флавиям, а не Тигеллину, у которого весь мир существует только для того, чтобы его обхитрить, обмануть и подставить.
Тит уже второй раз восхитился Гелием, который по понятным причинам стал выгораживать его, только бы задеть Офония.
— Евнухам слово не давали! — ответил Тигеллин на выпад Гелия.
На арене появился эдил Гай Фульвий, который громко объявил:
— Рад видеть всех собравшихся сегодня! Давайте поприветствуем нашего всеми любимого императора Цезаря Нерона Августа! — после громких аплодисментов он продолжил. — Итак… итак… сейчас вы видите, что здесь воссоздан естественный пейзаж. Настоящие деревья, приятно пахнущие фонтаны, среди которых корзины, утыканные острыми зубьями, где скоро будут прятаться охотники. Сейчас произойдет сражение медведя с быком, как часто бывает на дикой природе, а затем начнется охота на множество зверей, вы увидите, как храбрые воины сражаются с дикими животными. Учтите, самое интересное еще впереди!
Когда эдил скрылся за воротами, на арену выпустили быка, который разъяренно бегал по кругу и смотрел на трибуны в надежде выскочить туда, но ограждение было слишком высоким. И вот появился медведь, сразу же заметивший своего противника. Атаковать никто из них не спешил, но спустя некоторое время бык первым ринулся в атаку. Началась схватка, медведь пытался противостоять обезумевшему быку, бил его когтями, но долго так не смог и был растоптан. Выбежало несколько милес76, которые копьями забросали победителя до смерти.
Пока очищали арену, эдил продолжил:
— Великий император сегодня раздаст вам хлеб? и каждый может взять столько, сколько захочет!
По его приказу выкатили большие телеги с хлебом и начали бросать в толпу. После раздачи на арене поставили столбы, к которым привязали осужденных на смерть воров, убийц, бездомных и христиан.
— А сейчас к нам выведут супругу предателя Пизона Сатрию Галлу! — оповестил Фульвий.
Послышался свист и ругательства в сторону выходящей Галлы. Когда же ее тоже привязали, на арену выпустили львов, тигров и пантер. Голодные животные сразу же бросились на своих жертв. Крики, молитвы, плачь и мольбы о помощи не помогали. Никто даже и не думал миловать их, наоборот, все зрители с радостью смотрели, как съедаются люди живьем, многих плебеев это утешало, потому что кому-то было хуже, чем им.
После долгой кровопролитной сцены, когда все уже были мертвы, на арену выпустили охотников с луками. Звери наелись и потому особого интереса к охотникам не проявили, пока те не начали истреблять их. Многие львы со стрелами в туловище из последних сил нападали на своих палачей и загрызали их, некоторые охотники прятались в специальных корзинах, но таких было мало. После битвы на арене осталось свыше пятидесяти убитых животных, двенадцать охотников и шестьдесят мучеников.
По окончании перерыва, когда зрители смогли отдохнуть и выйти купить что-нибудь поесть, была убрана арена, и в амфитеатре появились гладиаторы вместе с эдилом.
— Цезарь дарит вам лучших гладиаторов империи, которые сегодня будут сражаться за ваши симпатии! — объявил эдил.
На арене находилось сорок три гладиатора, некоторые из них ретиарии — гладиаторы без щита и шлема, вооруженные трезубцами, клинками и сетями, чтобы пленить противников. Далее стояли гладиаторы во фракийском вооружении — шлеме с забралом, со щитом и мечом. Затем мирмиллоны — гладиаторы с галльскими щитами и изогнутыми мечами и самниты — с большими римскими щитами.
— Сейчас сразятся двадцать на двадцать, затем в конце трое против непобедимого Ганнибала.
Все гладиаторы развернулись к императору и произнесли:
— Здравствуй, Цезарь, идущие на смерть приветствуют тебя!
Трое гладиаторов покинули арену, а остальные начали битву. Чтобы заглушить запах крови, на арене установили огромные курильницы. Песок уже был полностью пропитан кровью, а все новые жертвы падали мертвыми. В одном углу сражались самнит с фракийцем — уже давно без щитов, которые лежали в стороне, они оба яростно пытались победить. В другом углу два ретиария накинулись на одного мирмиллона и убили его, затем сами сошлись друг против друга. Каждый, сражаясь со своим противником, мог успеть ранить рядом бьющегося гладиатора.
Битва продолжалась, пока на арене не остались только двое, мирмиллон и самнит, у которых практически не было сил, однако они устроили по-настоящему достойное сражение. У мирмиллона был маленький изогнутый меч, а у противника длинный и ровный, соответственно, у последнего в случае попадания по противнику было больше возможностей победить, но в случае промаха первый мог легко поразить свою цель. Мирмиллон сделал несколько попыток попасть в противника, однако тот был быстр и юрок. Через несколько попыток самнит все же задел оппонента и выбил галльский щит, затем, думая добить, замахнулся мечом и промахнулся, допустив роковую ошибку. Не успев понять, что произошло, он уже лежал на песке с раной в животе.
Мирмиллон посмотрел на ложу императора, но там его не было. Зато был Тигеллин, который сразу указал пальцем вниз, в принципе, как и требовала толпа, и гладиатор охотно исполнил приказ, вонзив меч в сердце противника. Победителя провожали громкими аплодисментами под радостные крики, и тот действительно заслуженно купался в овациях, так как уцелеть в такой битве мог только фаворит фортуны.
После очередного перерыва Фульвий гордо объявил:
— Итак, завершается сегодняшний день игр битвой великого и непобедимого африканского великана — гладиатора Ганнибала против ретиария, фракийца и главного нашего сюрприза — Цезаря Нерона!
Весь амфитеатр пришел в восторг от услышанного, увидеть императора в бою было для большинства делом далеко необычным, а тут представилась такая возможность.
На арене появились кроме всех участников битвы, еще сорок преторианцев, ставших по кругу арены и готовых в любой момент защитить повелителя. Трое гладиаторов повернулись к Нерону, который был одет в металлическую кольчугу поверх кожаной туники, на голове позолоченный шлем с перьями, в руках большой щит и такой же меч (видно было, что экипировка на него еле налезла), и вновь произнесли слова приветствия.
Начался бой. Здоровый африканец действительно выглядел непобедимым и каждому внушал страх. На нем была набедренная повязка, а в руках длинный меч. Сразу двое гладиаторов ринулись на Ганнибала, Нерон же стоял в стороне и пытался снять шлем, который, как специально, не хотел слушаться. Африканец одним движение меча разрубил ретиария, а фракийца, который задел ему бок, отшвырнул рукой в сторону. Император в этот момент полностью стянул с себя шлем и громко оповестил всех:
— Кто мне дал этот шлем? Он меня чуть не задушил! — затем с ужасом увидел одного мертвого гладиатора и второго, лежащего в стороне, подбежал к последнему: — Вставай, вставай, кто, по-твоему, с ним должен сражаться, я, что ли? — Затем, немного подумав, сказал: — Ты его отвлеки, а я со спины нанесу ему смертельный удар!
Фракиец поднялся и стал медленно подходить к спокойно стоящему Ганнибалу, а Нерон начал обходить того сзади. Гладиатор замахнулся и бросил меч в африканца, но тот уклонился, император же с криком разогнался и, махнув мечом, мало того что промазал, так еще и выронил его, затем, бросив и щит, с воплем «Убивают!» помчался прочь, а за ним поспешили и преторианцы.
Послышался громкий смех по всему амфитеатру, а в специальной ложе, где сидели приближенные императора, хохот стоял еще громче. Конечно, всех заглушал Офоний, лицо которого сделалось неестественного красного цвета, Флавиев этот инцидент тоже развеселил. Даже сам Ганнибал от всего этого закатил глаза к небу. Фракиец, подобрав брошенный меч, попытался убить противника, но тот, выбив оружие, схватил гладиатора и сломал ему шею. Бой был закончен победой Ганнибала.
Эдил пригласил всех назавтра сюда же на морской бой, и зрители стали потихоньку расходиться. Вся свита покидала балкон без императора, который после битвы так и не вернулся. Тигеллин обратился к Флавиям:
— Я, например, если чувствую, что не смогу победить, даже и не пытаюсь действовать. А Нерон? Я ему говорил, что все так и будет. Понятное дело, его бы африканец не убил, и он знал это, но чтобы так испугаться и бежать, это было нечто… это было безумно весело, я этого никогда не забуду, — и он снова расхохотался.
— А где Цезарь сейчас? — спросил Тит.
— С такой скоростью бега он уже давно во дворце где-то спрятался! — и его хохот усилился.
— Император завтра и в морском бою будет участвовать?
— Уже точно нет! Нерон закроет игры скачками на колеснице, вот потеха будет! Я видел, как он тренировался, и еще тогда чуть со смеху не умер.
Веспасиан обратился к младшему сыну:
— Я иду во дворец. Сынок, ты со мной пойдешь или с Титом домой?
— Я устал, хочу отдохнуть! Сегодня с братом буду, а завтра с тобой!
— Ладно, завтра утром увидимся на играх.
Выйдя на площадь, они разошлись в разные стороны. Домициан спросил брата:
— А почему нас на паланкине не несут?
— Я думал, что лучше прогуляться по городу, это так приятно, или ты не находишь?
— Одни, и без стражи, это опасно.
— Ты мой охранник, мне этого достаточно!
— А почему ты хочешь уехать отсюда? Это на время или насовсем?
— На время, конечно. Ты же знаешь, как я хочу стать сенатором, это моя давняя мечта, а чтобы стать им, надо получить несколько должностей, вот одна из них и есть квестор. Эту должность я буду занимать год, затем пойду на повышение. Если и ты захочешь когда-нибудь стать сенатором, то и тебе придется идти на жертвы.
— Да, но квестором можно стать и в Риме!
— А я вижу, ты уже хорошо разбираешься в этом, молодец! Думаю, в Риме я еще успею взлететь до вершины!
Так, разговаривая, они дошли до своей виллы. Там, плотно поужинав, принялись играть в кости — костяшками, на которые ставили цифры и поочередно бросали их, набирая очки, играя на вещи и монеты. Домициан в этот вечер стал намного богаче за счет брата и, весьма довольный, удалился спать, Тит также отправился отдыхать. Эта ночь, в отличие от остальных, была спокойной. Ужасный сон, похоже, решил сделать перерыв, и Флавий мог выспаться.
Утром после завтрака братья на паланкинах отправились на Марсово поле. Заняв прежние места и со всеми поздоровавшись, Тит обратился к Тигеллину:
— Как поживаешь, Офоний? Скажи, император не придет сегодня?
— Он убежал, покинул Рим, теперь я император! — серьезно ответил тот.
Флавий понял, что разговор бессмысленный, обратил свой взор на арену, которая сделалась огромным бассейном, наполненным водами Тибра, с двумя триремами77. На сей раз эдил был в специальной ложе императора и радостно возвестил:
— Сегодня уже третий день игр, и, как вы видите, нас ждет морское сражение. Давайте же поприветствуем нашего Цезаря Нерона, который находится на палубе триремы с эмблемой императора на корме!
Послышались аплодисменты, и на специальной пульпите, поднимающейся на палубе вверх, появился Нерон в парадной военной императорской форме и стал петь свои стихи. Все терпели это только из-за боязни возразить. Он долго всех приветствовал и махал рукой, затем подплыла лодка, и император, спустившись в нее, отправился к трибунам. Сев в свою ложу, дал знак к началу битвы.
Это был отрывок морского сражения у мыса Акций, в котором римляне во главе с Октавианом Августом и Марком Агриппой одержали победу над египтянами во главе с Марком Антонием и Клеопатрой. В этой же битве триремы боялись вести обстрел друг друга, из-за возможного попадания в зрителей, поэтому перешли сразу к абордажу. Одна из трирем удачно использовала свой подводный таран. Послышался громкий треск, и вторую трирему наклонило. Корвус78 перебросили на вражескую трирему, и началась битва. Пленные и приговоренные к смерти преступники отчаянно сражались на потеху публики.
В бою принимали участие около шестисот человек. Самое кровавое сражение происходило на корвусе, где столкнулись основные силы двух трирем. Трупы от ударов мечей летели в воду, причем в таком количестве, что вода окрасилась в красный цвет. Многие не хотели сражаться, прыгали в воду и, пытаясь спастись, плыли к ограждению, где стояла часть городской когорты79 (Cohortes urbanes) и стрелами убивала всех, кто приближался. Публика встречала эти действия свистом и недовольными криками — не из-за того, что пленников убивали, а потому что те не сражались.
Наконец бой перешел на палубу второй триремы, где битва стала еще отчаяннее, чем на корвусе. После долгого сражения в живых осталось всего несколько человек, и бой прекратился. Толпа же требовала, чтобы только один выжил, и начала выкрикивать оскорбления в адрес смертников, однако те никак не реагировали.
Немного подождав, Нерон поднялся и дал приказ милесам всех перебить, те послушно выпустили несколько десятков стрел, затем, подплыв, добили раненых и некоторых спрятавшихся в трюме. Император весело посмотрел на все это, поднялся и громко произнес:
— Благодарю всех, на сегодня игры уже закончились! К сожалению, сегодня я не смог принять участие в сражении, но зато завтра буду участвовать в скачках, увидимся в Большом цирке!
Раздались вялые хлопки, и хотя все это происходило большую часть дня, зрителям же показалось мгновением. Тем не менее пришлось покидать амфитеатр. Тит подошел к собравшемуся уходить Цезарю:
— Владыка, как ты себя чувствуешь после вчерашнего случая, когда тебя подвел шлем?
Нерон вначале насупился, но затем, дослушав вопрос до конца, ответил:
— Мне как-то с самого начала не повезло с шлемом, но потом я решил развлечь публику своей шуткой в виде побега. Как ты думаешь, мне удалось?
— Конечно, все так и поняли! Римляне знают твой юмор, как никто другой.
И Тит попрощался с императором. Увидев отца с младшим братом, он понял, что сегодня ехать домой придется одному.
Когда Тит подошел к своему паланкину, один из рабов спросил:
— Домой, господин?
— Э-э, вообще-то нет. Везите меня на Винную набережную.
Неподалеку от Авентинского холма вдоль Тибра тянулась Винная набережная. Там постоянно выставлялись на продажу тысячи амфор из разных провинций и царств. Флавий, выйдя из паланкина, стал прогуливаться и выбирать вино. Каждый продавец предлагал вина самых разных сортов. Один из них, увидев потенциального покупателя, начал расхваливать свой товар:
— Господин! Не проходи мимо, я всегда вижу издалека настоящего ценителя вин. Пожалуйста, на выбор вина из Греции, Кипра, Галлии, Египта и множество других, — увидев, что Тит, улыбаясь, потихоньку начинает отходить, продолжил: — Ты знаешь, как делается вино у нас? Виноград давят голыми ногами, при этом пританцовывая под звуки флейты. Неужели ты ничего не купишь?
— Ладно-ладно, я куплю, не хочу тебя обижать, — сказал Флавий, видя досаду на лице продавца. — Из Греции и Галлии я уже пил, и не раз, пожалуй, возьму кипрского.
Он расплатился, рабы взяли амфору и понесли за хозяином.
— Не надо, не несите за мной. Отнесите к паланкину, я скоро подойду.
Погода резко начала меняться, солнце медленно зашло за горизонт, и появился довольно сильный, пронизывающий до костей ветер, да еще и небо готовилось излить на землю воду. Надежда была на ветер, который может разогнать тучи. Тит решил переждать ветер в одной из таверн.
Аккуратное здание снаружи было таким же и внутри, где из кубков пили вино и играли в кости, рассуждая шепотом о политике или событиях дня. Один из пожилых патрициев громко закричал:
— Эй, хозяин, почему у тебя это вино так сильно разбавлено водой, можно же было чуть-чуть. Дай мне хорошего вина, немедля!
Хозяин честно выполнил просьбу, видимо, постоянного клиента. Флавий подошел к стойке и произнес:
— Дай мне тоже настоящего вина!
Трактирщик внимательно осмотрел ухоженного посетителя и сказал:
— Ты же не пить сюда пришел, а, скорее всего, для проверки, похоже, ты эдил80! Да… точно… эдил. Я уверяю тебя, у меня все всегда чисто, а водой, ты же знаешь, все разбавляют, иначе не выжить.
Тит заулыбался. Его часто путали с разными персонами, называя всеми чинами, кроме императора, префекта и сенатора, но эдилом впервые. Хотя удивительного в этом тоже ничего не было.
— Слушай, не говори мне ничего, просто налей вина, и я тихо посижу и попью его.
Тот с радостью исполнил просьбу:
— Это чистое и качественное вино из моих личных запасов, за счет заведения! Пей на здоровье!
Флавий ничего не ответил, но кинул несколько монет хозяину и сел за свободный стол. Пока наслаждался хорошим вином, рядом за столом услышал разговор двух человек, который привел его в ужас.
— Представляешь, говорили, что хуже рыжебородого и нервного Тигеллина уже не придумаешь. Однако в последнее время из-за этого заговора пало очень много истинных римлян, как ты думаешь, кто их убил? Про Пизона и его супругу, которую вчера казнили в амфитеатре, я молчу. Они, как говорится, что заслужили. А ведь я был там, когда нас Пизон созвал. Он говорил, что надо позвать еще несколько влиятельных семей, и тогда все получится.
— А каких именно?
— Клодиев, Лигуров, Поллионов и Флавиев. Я еще тогда понял, первые два нормальные, но последние — это была бы для нас погибель. Хорошо, что поднялся Сенека и сказал, что Флавии остаются самыми преданными императору, да и Поллионы могут в тот же момент всех выдать рыжебородому. Еще один поднялся, я не знаю кто, так он сказал, что некто Тит Флавий уже тогда переплюнул всех своим коварством и жестокостью, убивая граждан просто так направо и налево. А потом ведь именно он убил Руфа, Латерана, Страбона, Сенеку и Лукиана. Это только то, что мне известно. Причем убивал он их с особой жестокостью, да так, что Рим до сих пор находится в страхе от этих убийств. А это, между прочим, самые знатные римляне: Руф — префект преторианцев, Латеран — консул, Страбон — претор, Сенека — бывший советник императора и так далее. Будь уверен, он не остановится, будет истреблять следующих патрициев. Не дай нам боги повстречать этого человека, говорят, у него нечеловеческий взгляд, вместо обычных глаз — кровавые, зверь, самое настоящее животное.
Уж тут-то Тит больше не смог терпеть этого оскорбления, тем более, если этот человек был соучастником заговора, значит, он знает, кто приказал его отравить. Флавий вскочил, выхватил кинжал и громко закричал:
— Я — Тит Флавий, и ты смеешь меня обвинять во всех этих убийствах? Какие у тебя доказательства, предатель Нерона?
Мужчина, которому были адресованы эти слова, повернулся и от ужаса потерял дар речи, его собеседник упал на колени и пополз к выходу. Вообще, услыхав имя Тита, некоторые замерли от удивления, некоторые от испуга, некоторые смотрели заинтересованно, а некоторые даже быстро покинули таверну. Судя по всему, имя Флавиев было ужасной легендой.
— Я… я… я… просто… то, что слышал… — начал было защищаться человек.
Тит схватил его одной рукой за шею и произнес:
— Меня интересует только, ты был вместе с Пизоном? Скажи, кто нанял отравить меня и зачем? Почему отравили мою мать вместо меня, это по ошибке или специально? Это сделал Рубрий или его подставили?
— Я там… не был, все это я услышал… это все кто-то придумал… клянусь! — задыхаясь, говорил мужчина.
— Я тебе не верю, говори правду — и тогда получишь вознаграждение!
Но тут подошел какой-то сильный человек в тунике и, схватив Флавия за руку, сдавил ее так, что Тит отпустил горло противника.
— Ты что, так нечестно нападать, с оружием на безоружного, — обратился к Флавию силач.
Тит, недолго думая, ударил кинжалом в грудь нападавшего, тот взялся рукой за рану, упал на пол. А Флавий опять схватил мужчину:
— Последний раз спрашиваю, — уже совершенно в невменяемом состоянии прокричал он, замахиваясь кинжалом. — Скажи правду!
— Я уже сказал, я там не был, прости за мою пустую болтовню! Я говорил, что был там, просто чтобы придать правдивости сказанному, — умоляющим голосом отвечал тот.
— От кого ты это слышал, говори имя, имя! — не успокаивался Тит.
— Имени его я не знаю.
— Как он выглядел, молодой, старый?
— Средних лет, я точно не помню.
В этот момент в таверну вбежали два вигила в сопровождении человека, который только что сидел за столом. Они посмотрели на лежащего на полу убитого, затем на Тита, который с окровавленным кинжалом замахивался на человека. Выхватили мечи и произнесли:
— Немедленно положи оружие, ты арестован, схвачен на месте преступления и должен быть препровожден в темницу.
— Я Тит Флавий, особо приближенный к императору, — и он опустил кинжал. — Если вы меня сейчас задержите, обещаю, завтра сами будете перед императором стоять и оправдываться. У меня здесь срочное дело, я нашел еще одного участника заговора против Цезаря, вам ясно?
Вигилы озадаченно переглянулись. С одной стороны, они видели, что перед ними кто-то важный, с другой, он мог и притворяться.
— Тит Флавий, давай тогда мы арестуем соучастника, а суд уже во всем разберется, или ты не согласен?
— Подождите немного, я его хочу допросить сам, а потом вы его заберете, — затем он повернулся к мужчине и сказал: — Скажи, где, когда и от кого ты слышал все это, или ты собрался сейчас умереть?
— От человека, который вчера был здесь, когда он напился вином и меня угостил, то все рассказал. Может, человек это тоже выдумал, я точно не знаю.
— Сегодня он был? Ты видел его?
— Нет, сегодня не было. Но я его сразу вспомню и узнаю, если он появится здесь!
— Как тебя зовут?
— Руфин, господин!
— Руфин, я обещаю, тебя не арестуют и ни в чем не обвинят, мало того, я лично тебе дам аурей, если ты поможешь поймать врага. Я приставлю к тебе своих людей, и когда ты им покажешь, они схватят его, но ничего не делайте, а дождитесь меня, — повернувшись к хозяину, он спросил: — Трактирщик, когда вы закрываетесь и открываетесь?
— До последнего клиента, а открываемся с первым!
— Тогда, Руфин, тебе предстоит здесь переночевать и завтра весь день, а может, и несколько дней ждать нашего посетителя. Ты понял меня?
— Конечно, я все понял!
Вигил, посмотрев на Флавия, сказал:
— Но мы его должны увести, ты же сам сказал.
— Уже передумал. Уходите отсюда, я сам во всем разберусь, да, и заберите тело, ни к чему, чтобы здесь лежал покойник. Кстати, — он обратился к Руфину. — кто этот человек?
— Это личный охранник Сабина Нимфидия, был постоянным посетителем таверны.
— Не знаю такого, да и не важно, — затем обратился к человеку, который привел вигилов: — А ты, раз уже на меня донес, то будешь помогать своему другу в ожидании. Понял?
Тот лишь грустно вздохнул и повиновался. Тит же велел вигилам посторожить их, а сам привел своих рабов, которым все объяснил и приказал охранять и следить за Руфином. Флавий тоже остался ждать, пока последний посетитель не оставил таверну, и, грустный, отправился домой.
В атрии его встретил обеспокоенный Марк, который подумал, что с ним что-то случилось:
— Так долго шли игры, господин?
— Нет, просто у меня были дела.
— Прости за мою наглость, но где твои восемь рабов? — спросил ординарий.
— Они заняты делом, ждут в таверне одного человека, не волнуйся за них, с ними будет все хорошо, — и Тит, еле волоча ноги, отправился спать.
Наутро Флавий поднялся, полный сил и надежд на то, что, возможно, уже сегодня ему удастся решить всю эту головоломку. Вариант Сенеки его явно не устраивал, но появился человек, который поможет расставить все на свои места. С таким оптимистичным настроением Флавий отправился в Большой цирк (Circus Maximus), самую знаменитую в Римской Империи арену для проведения конных скачек и состязаний колесниц.
Цирк расположился между Палатинским и Авентинским холмами. Построенный царем Тарквинием в VI веке до Р. Х., в период Республики был заброшен и восстановлен лишь во время правления Юлия Цезаря. Длина постройки была почти три стадии81, а ширина одна стадия. С трех сторон арену окружали расположенные ярусами крытые портики, с четвертой стороны открытое пространство, на котором собирались участники состязаний. Большой цирк вмещал в себе сто пятьдесят тысяч зрителей, которые размещались главным образом на деревянных сиденьях. Только на нижних ярусах скамьи были каменными.
На одном конце стадиона было расположено возвышение из розового и серого гранита, называвшееся Укрепление (Оppidium), на другом — Арка победителей. Цирк украшали статуи божеств и героев, а на Укреплении был установлен алтарь богини Мурции82. Торговцы старались размещать свои лавки как можно ближе к грандиозному строению.
После пожара в 64 году Нерон восстановил сгоревшие части здания и прибавил к его облику новые украшения. При входе в цирк заключались пари и назначались ставки. В игру вовлекались значительные суммы. Ставили на колесницы, на красных — против белых, на зеленых — против голубых.
Тит поднялся на возвышенную трибуну императора, где уже все, кроме Тигеллина, сидели на своих местах. Он обнял отца и брата, затем подошел и поприветствовал Нерона, а тот к нему обратился:
— Благодарю, что каждый день ходишь на игры, — и он сурово показал, чтобы тот сел рядом. — Вчера в таверне, ты знаешь в какой, произошел инцидент, был убит не только охранник, но и очень близкий друг моего приближенного.
— Прости повелитель, но то была самозащита, мне пытались сломать руку, — и, опередив следующий вопрос императора, сказал: — А дело у меня было связано с твоей защитой. Вчера я услышал разговор человека, который знает гуляющего на свободе соучастника заговора. Я все сделал, чтобы его поймать, надеюсь, сегодня это получится! — затем, помолчав, спросил: — Владыка, я убил охранника Сабина Нимфидия, кто он?
— Разве я его тебе не представил? Видимо, забыл, но ничего, сейчас вы познакомитесь!
На трибуну как раз вошли Офоний и Нимфидий. Последний был лет сорока и отличался огромным ростом и грозным взглядом исподлобья. Тит поднялся и поздоровался с ними. Цезарь же произнес:
— Сабин, это и есть знаменитый Тит Флавий, — затем, повернувшись к Титу, сказал: — А это тот, про кого я говорил. Отныне он новый второй префект преторианской гвардии вместо Руфа. Нимфидий вступил давно, еще в качестве трибуна, в ряды преторианцев и очень помог мне, будучи в курсе заговора, разоблачить всех участников.
— Но повелитель, ты же говорил, что Сенека тебе сам во всем сознался! — с удивлением спросил старший сын Веспасиана.
Послышался ироничный смех всех троих собеседников. Тит лишь понял, что он не зря собрался искать Рубрия.
— Тит-Тит! Нельзя быть настолько наивным, — вмешался Офоний. — надо всегда доверять, но и проверять.
— Ты хочешь сказать, что мне не надо доверять своему императору и другу?
— Тит, не воспринимай все так близко к сердцу, — произнес Нерон. — Сенека сказал мне то, что я уже знал давно. Но не волнуйся, то, что тебя хотели отравить, я не знал, иначе мы бы всех арестовали еще тогда.
— Флавий, — надменно произнес Сабин. — Ты знаешь, что вчера ты убил нашего фрументария, моего друга и охранника, который вел наблюдение за очень важным человеком!
— А мне-то что? Если он не умел себя вести прилично, то туда ему и дорога, или ты думаешь, я буду просить у тебя прощения?
— Цезарь! — обратился Нимфидий. — Позволь мне арестовать этого человека за срыв наших планов и неуважения к нам!
Тит пристально посмотрел в глаза императора. Нерон же сразу ответил Сабину:
— Я не буду арестовывать своего друга! Ты что, считаешь себя выше меня? Он ничего оскорбительного в мой адрес не сказал, так что сядь и успокойся, иначе тебя Офоний успокоит.
Тот сел, гневно сопя.
— Не злись на него, Тит. Он еще неопытен и вспыльчив, хотя на то есть причины, — проговорил Цезарь.
— Владыка, за кем тот человек следил?
— За Рубрием! Он здесь, в Риме, и никуда не уехал, это он был в таверне, это он гуляющий на свободе соучастник заговора!
У старшего сына Веспасиана вначале загорелись глаза, затем быстро угасли. «Рубрию глупо быть здесь, ведь он знает, что случайно может попасть на Флавиев — и тогда ему точно не жить. Но зачем Нерон это говорит, разве я поверю, что за эскулапом спокойно следят и ничего не предпринимают? Надо было дальше притворяться, что я верю императору».
— О нет, не может быть! — взволнованно заговорил Тит. — Убийца на свободе, я должен его найти, весь Рим переверну, но найду его! — затем, внимательно посмотрев на Цезаря, спросил: — Почему ты его не арестовал, что ты ждал от него?
— Э-э-э… мы хотели выследить, может, он привел бы нас к своим… э-э-э… сторонникам… но из-за тебя мы его упустили! — неуверенно подбирал слова Нерон, после чего дал знак эдилу, чтобы тот начинал.
Гай поднялся, подошел к краю трибуны и громко произнес, хотя многие его, естественно, услышать не могли:
— Итак, сегодня, к сожалению, последний день игр и, наверное, самый интересный. Сейчас начнут соревноваться четыре команды по три колесницы в каждой. Первыми будут в упряжках из двух лошадей, затем из четырех, из шести и, наконец, из восьми, в одной из которых будет сам император.
Зрители громко зааплодировали, и на арену выехали двенадцать колесниц. Поднялся божественный и бросил белый платок со своей трибуны, это был знак к началу скачек. Колесницы резко помчались вперед. Спина83 возвышалась над остальной ареной, и с обоих концов на ней было установлено по три каменных столба. Задача состояла в том, чтобы обогнуть столбы, отмечавшие повороты, и не опрокинуться. Колесничие были в шлемах, ноги обмотаны защитными ремнями, а тела — поводьями вокруг, в руке же держали особый кинжал, чтобы обрезать их, если опрокинется колесница.
Соперники боролись за место как можно ближе к спине, так как это позволяло описывать короткий круг на повороте — самом опасном месте скачек. Первый круг соперники проехали без повреждений. Отсчет кругов велся с помощью вращающихся предметов, изображений дельфинов, закрепленных на столбах на возвышении спины. Еще несколько кругов — и ничего серьезного, только несколько столкновений колесами. Публика начинала злиться, потому что скоро последний, седьмой круг, а никаких столкновений нет, хотя и понимала, что с двумя лошадьми колесница хорошо управляема, но с четырьмя уже будет тяжелее.
Первый заезд закончился, победила красная команда. Пока готовились следующие участники скачек, император обратился к Титу:
— Что-то ты в последнее время какой-то не такой! Раньше ты из объятий девиц не вылезал, сейчас же, как мне известно, ты и близко не подходишь к ним. Они тебе больше не нравятся? Могу предложить лучших мальчиков империи!
Старший сын Веспасиана, услыхав это, подавился слюной и долго кашлял, затем, успокоившись, ответил:
— Нет, не надо мальчиков! Просто я дал обещание матери, что буду искать только достойную девушку, которая не будет продавать себя на улицах.
— Ха! И где, мне интересно, такую найдешь, если ты ее не ищешь? Ведь у нас даже самые благочестивые матроны — и те ищут утех на стороне. Моя покойная жена Поппея, например, изменяла мне со всеми и не скрывала этого, как, впрочем, и я. Может, ты, как когда-то Юлий Цезарь, хочешь найти себе царицу Египта, вторую Клеопатру? Ха-ха!
— Пока у меня есть другая проблема, нежели искать невесту, найти убийцу матери и отомстить ему, и тогда я устрою свою жизнь!
— Так он здесь… Ищи его! — и Нерон опять встал, махнул белым платком, и скачки начались.
— Уже нет, после вчерашнего убийства Рубрий давно покинул Рим.
— А ты знаешь, куда он отправился?
— Нет, но буду искать — и найду!
— Ладно, а пока пообещай мне! Я дам тебе очень красивую молодою девушку, она была рабыней, но я ее освободил. Привезли мне ее из далекой провинции, не помню какой, и ты с ней забудешь обо всех проблемах, обещаешь?
— Благодарю, повелитель. Но вначале мне надо решить проблему в таверне.
— Я тоже думаю, что Рубрий уже покинул город, так кого тебе там искать?
— А вдруг там еще кто-то есть?
— Никого там больше нет! После игр пойдешь ко мне и переночуешь в одной из кубикул дворца, а заодно и познакомишься с Пепонилой.
— Но, владыка, я и сам могу выбрать себе невесту!
— Я что, тебе невесту предлагаю? Я даю тебе возможность насладиться жизнью.
— Но я дал клятву!
— Да брось ты, клятвы для того и дают, чтобы их нарушать, поверь мне!
Да уж, кто-кто, а божественный был мастером по нарушению обещаний. Титу ничего не оставалось, как кивнуть головой.
Пока они разговаривали, колесничие уже проехали пять кругов. Из двенадцати участников осталось девять. Когда начался последний круг, соперники увеличили скорость, что привело к трагедии. Одна колесница врезалась в впередиидущую, наездник резко потянул поводья, пытаясь повернуть, и лошади попадали набок, отчего она опрокинулась. Вторая зацепила лежачих лошадей и подлетела вверх так, что колесничий мог вылететь на несколько метров, но поводья его задержали. Третья и четвертая не смогли остановиться перед опрокинутыми повозками и также со всей силой врезались в них. Колеса от силы удара разлетелись в разные стороны, уцелеть наездникам не удалось. Остальные пять участников смогли кто объехать, кто вовремя остановиться.
Победительницей была опять красная команда. На трибунах все были очень довольны и ждали шестерку лошадей, думая, что если с четверкой было так интересно, то с большим количеством лошадей будет еще увлекательнее.
Пока убирали тела с арены, уносили, уводили лошадей и собирали разбитые части колесниц, новые команды готовились к скачкам. И этот заезд не оправдал надежд зрителей, потому что у всех участников было подавленное настроение из-за нескольких погибших друзей, и они старались не рисковать и практически все пришли к финишу, кроме одного, который все же умудрился перевернуться, но остался в живых.
На этот раз победила белая команда, но была освистана. Император поднялся со своего трона и кивнул Тигеллину, который сразу ушел. Нимфидий тоже встал, но Нерон сказал ему:
— Сиди здесь, меня сопроводят к преторианцам.
Затем махнул Титу. Они вышли, а за ними отправились несколько вооруженных трибунов, и пока спускались, Цезарь обратился к Флавию:
— Ты поможешь мне залезть в колесницу и будешь, если что, на подхвате!
— Конечно, повелитель, как скажешь.
Внизу их ждали сорок преторианцев во главе с Офонием и позолоченная колесница императора, запряженная восьмеркой лошадей. С Нерона сняли желтую накидку и надели красную, после чего владыка, всем радостно помахав, взошел на колесницу. Гелий бросил белый платок, и участники тронулись с места. Позолоченная колесница ехала очень медленно впереди, и все боялись ее объезжать. По всему цирку раздался смех, потому что так, как они ехали, лучше бы вообще не выходили на арену. Императора это разозлило, и он изо всей силы ударил поводьями, и кони быстро увеличили скорость, да так, что Цезарь выпал из колесницы. Сразу же подбежали преторианцы с Титом и помогли ему подняться. Тигеллин же умирал со смеху, стоя в стороне.
Божественный опять продолжил гонку, и скорость на этот раз была нормальной. Через два круга на повороте колесница императора перевернулась, и Нерон опять выпал, но, поднявшись, велел гонкам продолжаться, при этом добавив, что он примет участие в последнем круге, а сам отошел на безопасное расстояние. Колесницы тем временем увеличили скорость. На каждом повороте все ожидали, что вот-вот кто-то столкнется или перевернется, а служащие цирка обливали колеса повозок холодной водой. На пятом повороте лошади голубой колесницы не захотели поворачивать и на скорости, пытаясь перепрыгнуть через трибуны, врезались в стену, колесничий вылетел на зрителей, успев разрезать ремни, другие, завидев это, немного поубавили ход. Проехав шестой круг, все остановились и ждали, когда подъедет император.
Последний круг Нерон опять ехал медленно впереди и, повернув за последний поворот, увеличил скорость, да так, что лошади не остановились на финише, а промчались к выезду из цирка. Цезарь криком пытался остановить их, но они, обезумев, не слушались и через центральные ворота вылетели на улицу, а когда заворачивали, император выпрыгнул из колесницы, и лошади ускакали, сбивая римлян.
Пока преторианцы с Титом и Тигеллином бежали к владыке, ему помогли подняться прохожие, но увидев, кого они подняли, настороженно отступили. Нерон же, побитый и поцарапанный, весь в крови, держась за левую руку, оглянулся и увидел, как много людей окружают его и рассматривают, а охраны нет, перепуганно и неуклюже побежал к воротам цирка навстречу преторианцам. Те быстро взяли его в круг и повели к трибуне, рядом шли Тит с Офонием.
— Какой ужас… какой ужас… мне помогли подняться обычные смертные, представляете, что среди них мог бы быть убийца, а я был незащищен! Префект, я к тебе обращаюсь, ты всегда должен быть рядом со мной, чтобы защищать меня, а не для смеха, или думаешь, я не вижу, что ты постоянно надо мной смеешься!
Они зашли в цирк, и за ними быстро закрыли ворота.
— Повелитель, я же не знал, что ты свои гонки продолжишь на улицах Рима, если бы знал, расставил бы преторианцев по всему городу.
— Ты неудачное творение Венеры84, Офоний! — в гневе сказал император, затем обратился к Флавию: — Я, наверное, руку сломал, найди мне быстро эскулапа!
— Лучше пойти во дворец, и там тебе окажут помощь, я думаю, у тебя не перелом, а всего лишь вывих! — равнодушно сказал Тигеллин.
— Молча-а-а-а-ть! — завопил Нерон так, что даже преторианцы вздрогнули. — Если я говорю перелом, значит… Кстати, а кто победил в гонках?
— Красные! Вроде бы и у тебя была когда-то красная накидка, правда, сейчас она почему-то серая! — и Офоний снова начал хохотать.
— Тит, я тебя прошу, убери эту гадость от меня, иначе я не знаю, что с ним сделаю.
— Цезарь, Тигеллин тебя хочет лишь немного развеселить!
— Да ты что, Флавий, неужели ты наконец разобрался в моем характере? — съязвил Офоний.
Тит ничего на это не ответил. Зрители на трибунах громко подбадривали императора выкриками, видя, в каком он побитом состоянии. Дойдя до своей трибуны и взойдя на нее, Нерон, пока его осматривали эскулапы, дал знак эдилу и тот громко оповестил:
— Слава богам, наш божественный почти в порядке, и мы можем приступить к награждению победителей! В первый день игр лучшим актером стал Цезарь Нерон, — все громко захлопали, а он поднес особый венок и грамоту императору. — Во второй день победителями стали гладиатор Друз, уцелевший среди сорока сражавшихся, а также Ганнибал и наш божественный, — снова послышались аплодисменты, гораздо больше и громче, и на сцену взошли гладиаторы, которым после Нерона дали венки победителей, грамоты и мешочки с монетами. — В третий день у нас победителей не было, поэтому перейдем сразу к награждению сегодняшних команд. Первые победители — это красная команда, вторая — красная, третья — белая и, наконец, последняя — красная во главе с самим императором. Пожалуйста, поднимайтесь на трибуну по очереди.
Первая команда зашла полным составом, вторая только с двумя участниками, так как двое других погибли. Третья и четвертая также полным составом получили венки, грамоты и ауреи. Пока вручали им призы, зрителям раздавали хлеб в большом количестве. Затем эдил оповестил:
— Император надеется, что игры вам понравились, и благодарит за то, что вы пришли поддержать божественного с утратой его самой любимой супруги Поппеи, в честь которой и проводились эти игры! Уже скоро, через два дня, мы с вами встретимся на Флоралийских играх в честь Флоры — богини цветов!
Нерон поднялся и отправился к своему паланкину, за ним последовали приближенные, кроме Веспасиана и Домициана, которые подошли к Титу:
— Как себя чувствуешь, сын? Что-то у тебя грустный вид, ты чем-то озабочен?
— Отец, я вчера послал в таверну нескольких наших рабов, забери их оттуда, больше я в них не нуждаюсь. А мне надо во дворец, я там переночую.
— Может, ты мне хочешь все объяснить?
— Потом, не сейчас. Я и сам уже во всем запутался, надеюсь завтра уже отправиться в путь. Вы где ночуете сегодня?
— На Авентине. Ладно, завтра увидимся.
— Кстати, — обратился Тит к брату. — Как тебе во дворце, понравилось?
— Очень, там столько всего интересного и необычного!
Старший брат улыбнулся, спустился с трибуны и пошел пешком во дворец.
Пока шел, мог спокойно подумать обо всем, что волновало. Мысли лезли в голову самые разные — от смерти матери и сестры, до Рубрия и Руфина, а как же не вспомнить о сне, который часто его мучает. «Если Руфин рассказывает такие страшные истории обо мне, значит, их знает уже весь Рим, значит, люди боятся, думая, что по ночам у меня становятся красные глаза. А вдруг я никогда уже не найду Рубрия и никогда не узнаю правду? У Нерона или Офония бессмысленно спрашивать об этом».
Так, размышляя, он и сам не заметил, как вошел на территорию дворца. Преторианцы, увидев его, отдали честь и предложили сопроводить, но Тит отказался. Зайдя во дворец, он прошел мимо охраны в первое помещение, где было много людей, некоторые приветствовали Флавия. Тит постучал во вторую дверь, ее отворил пожилой раб и, поклонившись, пропустил его.
Кубикула была очень большой и богато украшенной мрамором, серебром, золотом. На большой кровати, обрамленной драгоценными металлами (а возвышение в ногах и в изголовье было золотое), лежал под одеялом Нерон, а вокруг него стояло множество высших чинов.
— Я так и знал, что ты скоро придешь, — сказал Титу Цезарь. — Отца и брата твоего я сегодня отпустил, чтобы они тебе не мешали! У меня таки нет перелома, лишь сильный ушиб, так что эта гадость Тигеллин был прав.
Офоний лишь покачал головой и закатил глаза к потолку.
— Владыка! — сказал Флавий. — Ты божественный, а это значит, что на твоем месте любой другой бы уже погиб, в то время как ты отделался лишь ушибом!
— Да? Я как-то об этом не подумал! — задумчиво ответил император. — Точно. Ты слышал, Офоний, я мог погибнуть, а не погиб, мог сломать руку, а не сломал, я бессмертный!
— Ну вот, опять начался этот бред о бессмертии, — грустно произнес Тигеллин. — Если ты бессмертный, чего же так всегда боишься людей и заговоров, что они тебе тогда могут сделать?
— Тит, дорогой мой! — Нерон уже не обращая внимания на Офония, повернулся к Флавию: — Ты знаешь, где находится моя семьдесят восьмая кубикула?
— Нет, повелитель.
— Тогда тебя проводит туда Спор. Так вот, там тебя ждет Пепонила, иди к ней! — и он, подозвав к себе юношу, велел проводить Тита.
— Владыка, а когда мне можно будет отправиться в Иудею?
— Завтра поговорим.
Спор указал Флавию на дверь и пошел с ним. Идя по коридорам дворца, юноша начал разговор:
— Я с тобой еще не имел возможности поговорить, но сейчас эта возможность у меня есть. Что ты думаешь обо мне и о моем супруге?
— Это ваши дела, мне незачем о вас что-либо думать. Если тебе нравятся такие отношения, пожалуйста, в Риме каждый делает то, что хочет!
— Скажи, я тебе нравлюсь?
— Я ценитель прекрасного пола всегда был, есть и, дадут боги, останусь! Я хочу жениться, и чтобы мне любимая родила детей, это и будет настоящая семья, и настоящая жизнь, полная прекрасных и удивительных моментов! А тебе я могу только посочувствовать.
— И императору тоже?
— Для Цезаря ты временное развлечение, которое, вот увидишь, скоро пройдет, и он опять выберет себе новую, настоящую супругу, будь уверен, я его знаю!
Спор насупился и остальную часть пути шел молча. Когда же они пришли, он указал на дверь и так же молча удалился. Тит, постучав, отворил дверь.
В кубикуле были три девушки, две из них рабыни, а третья — Пепонила. Действительно, Нерон был прав: красавица, другого слова не найти. Стройная, красивая, изящная, в шелковой, прозрачной, золотистой столе, которая подчеркивала всю красоту ее тела, золотистые волосы были длиной до колен, а черные, как бусинки, глаза были загадочны и непонятны. Флавий стоял как вкопанный, пораженной такой красотой. У него было много женщин, но такой красивой — никогда. Пепонила смущенно посмотрела на него и, отвернувшись, кивнула рабыням, чтобы они вышли. Наконец, Тит пришел в себя:
— Я рад приветствовать Пепонилу, самую красивую из всех, кого я знал!
— И я рада увидеть человека, с которым давно мечтала познакомиться! Император многое мне рассказал о тебе, и я практически все знаю, кто ты и какой!
— Боюсь, кто я и какой, не знаю даже я! Но раз ты обо мне все знаешь, расскажи и о себе.
Пепонила подошла к кровати и легла, маня рукой, затем сказала:
— Кто я, это не важно, важно, что ты будешь со мной!
Тит бросился к ней на кровать, разорвал столу и стал страстно целовать все ее тело, при этом быстро избавляясь от своей тоги…
Утром Флавий проснулся в очень хорошем настроении после прекрасно проведенной ночи, а рядом спала красавица. Наконец-то страшный сон его не тревожит, и такое приятное и радостное ощущение, что теперь будет все хорошо, все в порядке. Но постепенно здравый смысл начал преобладать над чувствами. «Понятное дело, это Нерон попросил ее развлечь своего друга, а ведь, похоже, я ей даже не нравлюсь. Да и она мне лишь физически симпатична, любовь к ней я явно не испытываю. Во всяком случае напряжение она мне сняла, и это хорошо».
Тит тихонько встал с кровати, надел одежду и, выйдя из кубикулы, пошел к императору. По дороге он встретил Гелия.
— А, расхаживаешь здесь как у себя дома, ты что, ощущаешь себя уже императором? — сказал Гелий, почему-то в этот раз глядя прямо в глаза.
— Когда стану им, я приглашу тебя во дворец в качестве шута! Кстати, хочу тебе высказать поддержку в войне против Офония, я в этот раз на твоей стороне, мне очень понравилась битва в общественных термах, молодец, так держать!
— Чего это молодец, я же проиграл тогда?
— А ты подумай, почему молодец!
И Тит пошел дальше, а вслед ему посыпались проклятья. Приблизившись к покоям Нерона, он велел спросить, примет ли сейчас его император или еще спит. Цезарь уже не спал и велел Флавию войти.
— Скорейшего выздоровления тебе, наш божественный повелитель! — сказал Тит, подходя к императору.
— Да, благодарю, — сурово сказал Нерон. — Как прошла ночь, все хорошо?
— Благодарю, повелитель, девушка просто необычайная!
— А я что говорил, а ты мне не верил. У меня вкус хороший! — затем покосился на Спора, который, стоя в углу, с кем-то разговаривал, и сказал Титу шепотом: — Зачем ты ему сказал, что я его скоро брошу, он вчера рыдал здесь весь вечер, всю ночь и даже утром пытался, здорово достал меня этим. Кстати, откуда ты это узнал?
— Я тебя просто очень давно знаю! А кто твоя невеста?
— Мессалина Статилия! Только это пока большая тайна, ты же никому не скажешь?
— Конечно, нет! — засмеялся Тит. — Это же твоя тайна! — затем, немного подождав, спросил: — Владыка, я могу получить сегодня приказ о назначении меня квестором, чтобы уже завтра отправиться в путь.
— Опять ты за свое. Сколько можно? Поедешь после Флоралийских игр, тем более что в тебя влюблена самая красивая девушка империи. Неужели ты ее покинешь? Вот когда поженитесь, тогда и поговорим, куда вы поедете!
Тут-то Флавий понял, надо давить до конца, иначе он уже никогда не уедет из Рима:
— Я не влюблен в Пепонилу, мало того, уже почти забыл про нее, но это не значит, что я не благодарен тебе, наоборот, очень ценю хорошее отношение ко мне и все, что ты делаешь для меня! Однако больше находиться здесь я не могу, если ты меня не назначишь на эту должность, я займусь поиском Рубрия, буду искать его по всему миру, а так, будучи квестором, я отвлекусь от всего и буду идти спокойно к своей мечте стать сенатором.
Нерон внимательно смотрел на Тита и слушал. После долгого молчания он спросил очень серьезно:
— Тит, я тебя не спрашивал раньше, почему ты так хочешь в Иерусалим, но теперь спрошу. Что тебе там надо, ты там кого-то должен встретить или найти, а может, ты в чем-то замешан?
— Почему ты так считаешь? — побледнел Флавий. — Я всегда хотел побывать там, люблю опасные провинции. В Карфагене все спокойно, а в Иерусалиме нет. Вот и все.
— Знаешь, я тоже очень многое люблю! — раздраженно начал император и велел всем, кроме Тита, выйти. — Я люблю петь, читать стихи, играть на лире, выступать на сцене, а не заниматься политическими делами, которые просто ненавижу! — он поднялся с кровати и, держась за руку, начал ходить из стороны в сторону. — Каждый день мне приносят разные документы и приказы, которые я должен проверить и подписать, никто не думает, что это меня угнетает. Я бы с удовольствием отдыхал на обычной вилле, как у тебя, и у меня не было бы никаких проблем, не было бы никакой ответственности перед империей и ее гражданами.
Но нет, боги распорядились иначе. Ты же знаешь, я плохой политик, плохой император, но гениальный поэт. Надо мной открыто смеются все, кому не лень, а за что? За то, что я трачу свою бесценную жизнь на пустые документы, за то, что я не сплю, а все думаю, как вывести империю из экономического кризиса! Неблагодарные, вы все неблагодарные! Вы думаете только о себе, а я вам безразличен. Покажи хотя бы одного человека, который искренне любил бы меня? Таких нет, все ищут выгоду, всем что-то надо от меня. Тигеллину и Гелию — власть, Спору — ауреи, Нимфидию — поощрение его амбиций, тебе — сенатора. Вот видишь, разве я не прав? Я к вам со всей любовью, а вы смертельно ранили мое сердце, я умру с горя, и некому будет подать мне руку помощи! — Нерон, весь в слезах, правой рукой схватился за голову и медленно начал опускаться на пол.
Тит подбежал, вовремя подхватил императора, затем потащил его к кровати и положил на нее:
— Если хочешь, повелитель, я от всего откажусь ради тебя, чтобы быть всегда рядом. И не надо мне ни должности квестора, ни сенатора, только бы видеть тебя всегда радостным и веселым.
Нерон крепко обнял Тита и долго не выпускал его, пока в покои не вошел Офоний, а за ним и Спор.
— Так-так, что тут у нас? Ага, новая любовь императора, боюсь, что тебе здесь больше делать нечего, Спор, так что вон отсюда! — сказал Тигеллин, и Спор убежал весь в слезах.
Нерон отпустил Флавия и повернулся к Офонию:
— Ты что, ненормальный, зачем ты выгнал Спора? Это было всего лишь дружеское объятие.
— Конечно… я так и понял. А по какому поводу тогда объятия?
— По тому поводу, что отныне Тит будет постоянно при дворе, особой, приближенной ко мне, и никуда не уедет!
— Еще как уедет, если не хочет пожалеть об этом решении!
— Я сказал, что не уедет, значит, он останется!
— А кто тогда доставит послание Цестию? — спросил Тит.
— Кого-нибудь найду, не беспокойся! — ответил Нерон.
— Значит, так, — сказал довольно грозно Офоний. — Или ты сделаешь так, как я хочу, или ты меня сейчас сильно рассердишь!
Император снова стал лилового цвета, как тогда в термах и, округлив глаза, произнес:
— Опять мне угрожаешь?!
— Я хочу поехать в Иудею, — начал разряжать обстановку Флавий. — Цезарь, подпиши приказ, и уже завтра я отправлюсь туда, и не надо больше ссориться из-за меня, хорошо?
Тигеллин и Нерон пристально смотрели друг на друга, желая что-то сказать, а может, просто наброситься друг на друга. Но, переборов себя и посмотрев на Тита, император сказал:
— Только ради тебя я это сделаю! Завтра в обед жду тебя в тронном зале, ты познакомишься с одним человеком, который будет тебя сопровождать, и уже отправишься в свой путь! Можешь идти готовиться!
Когда Флавий покинул покои, по дороге ему встретилась разъяренная Пепонила, которая, увидев его, спросила:
— Почему ты ушел без предупреждения?
— Прости, но я не тот, кто тебе нужен. Уверен, ты найдешь еще настоящую любовь, ты ее заслуживаешь! — сказав это, он зашагал прочь.
Она же, открыв рот, долго еще стояла как вкопанная, ничего не понимая.
Тит пришел на свою виллу как раз к обеду. Зайдя в триклиний и поздоровавшись, он возлег рядом с братом и начал с аппетитом есть. Веспасиан первым прервал молчание:
— Когда ты едешь, сын?
— Завтра. В обед надо будет забрать приказ и отправиться на судно. Так что сегодня мне надо успеть сделать все свои дела!
— Мне вчера рабы рассказали о твоем плане поимки заговорщика. Так почему ты все забросил?
— Опасно, везде за мной следят, если бы я не убрал наших рабов, Нерон бы взбесился, и кто знает, что бы произошло.
— Тогда ты абсолютно прав. А того человека, который все это слушал, почему не захватил?
В этот момент к ним зашел Марк и начал ставить на стол новые блюда из мяса.
— Руфина? Да ладно, что он может знать, может, он вообще подослан был ко мне? Нет, надо искать Рубрия в Иудее, и тогда я узнаю всю правду, вот увидишь!
Плотно поев, Тит пошел собирать свои вещи. В большой сундук на жердях он складывал туники и тоги, а также свою парадную и обычную военную форму, несколько пар сандалий, не забыв взять, кроме двух мечей, еще и серебряный кинжал, которым чуть не убил предателя Рубрия. Из потайного места в шкафу он вытащил кулон, подаренный матерью, и замотал его в одну из тог. Когда все было приготовлено, Тит вышел в атрий, где наткнулся на отца и Марка:
— Марк, хорошо, что ты здесь. Приготовь мне лошадь, я сейчас пойду в храм, а затем отправлюсь на могилу сестры на лошади.
— И мне лошадь нужна! — сказал глава семьи. — Я буду сопровождать сына и в храм тоже.
Ординарий поклонился и пошел исполнять распоряжения, а Флавии отправились на Капитолийский холм к храму Юпитера.
Войдя, они увидели перед собой огромную золотую статую верховного бога Римской Империи. У подножия статуи была табличка с шестнадцатью эпитетами Юпитера. Тит выбрал три для обращения к богу — Божественный отец, Защитник и Победитель — и начал молиться.
— Я прошу тебя, Юпитер, чтобы ты меня защитил в трудном пути, который мне предстоит. Помоги мне, чтобы справедливость восторжествовала, и виновники смерти моей матери были наказаны! — он дал мешочек монет жрецу, чтобы тот принес за него жертву богу, и вышел из храма.
Как по пути к храму, так и назад, Флавии шли молча. Веспасиан не хотел что-либо спрашивать у сына, видя, что тот постоянно что-то обдумывает. Первым заговорил Тит:
— Я отправляюсь в очень опасную миссию, может, больше не вернусь сюда никогда, может, больше вас уже не увижу. Однако хочу сказать, что бы со мной ни произошло, я всегда буду с вами и по возможности оберегать и защищать вас. Если в чем-то когда-то тебя обидел, прошу простить меня, я всегда любил всех членов семьи и всегда буду верен всем вам до конца. Для меня ты всегда будешь отцом, достойным подражания, я горжусь тем, что я твой сын!
Веспасиан был поражен таким откровением и попытался поддержать грустного сына:
— Ты что? Мне нечего тебе прощать, ты идеальный сын, и другого мне не надо, и меняться тоже не надо! Да, у тебя есть недостатки, как и у всех, но для меня это не имеет значения. Не волнуйся насчет Иудеи, ведь ты же настоящий воин и всегда дашь отпор, только если не будешь лезть на рожон. Пообещай мне!
— Не могу уже ничего обещать, моя цель — найти Рубрия, и я ни перед чем не остановлюсь, а чему быть, того не миновать.
Отец ничего не ответил, лишь покачал головой.
Они подошли к вилле, возле которой стояли рабы с двумя лошадьми. Флавии вскочили на них и поскакали в сторону Аппиевой дороги. По городу ехали осторожно, чтобы случайно не сбить кого-нибудь. Когда они въехали на улицу Аргилет, впереди увидели столпотворение, образовавшееся из-за какого-то патриция, который попытался обругать Флавиев, но те, не обращая внимания, проскочили мимо него, опрокинув при этом его паланкин.
Довольно долго выбирались из города, пешком было бы быстрее. Но зато, выехав на Аппиеву дорогу, они помчались во весь опор. Подъехав к усыпальнице матери, остановились и спрыгнули с коней. Теперь рядом с Домициллой-старшей упокоилась и младшая. Кто бы мог подумать, что дочь всего на несколько дней переживет свою мать. Тит стал между двумя могилами и положил на них руки:
— Мои дорогие мама и сестра, простите меня, что не смог уберечь вас от смерти. Ведь это меня пытались отравить, а пострадала ты, мама. Это фактически я убил единственную твою любовь, тем самым убил и тебя, сестра. Я до конца дней буду чувствовать свою вину и никогда себе этого не прощу. Жаль одно, что не могу вновь вернуться в календы апреля, чтобы все исправить. Еще раз простите, если сможете! — после чего взобрался опять на лошадь.
Веспасиан же, еще немного помолившись, тоже влез на коня, и они поспешили на свою виллу.
Практически весь вечер три Флавия провели вместе в общении и обсуждении разных проблем. Спать пошли лишь тогда, когда на улице уже была глубокая ночь.
Утром Тит проснулся выспавшимся и довольным, что наконец отправится в путешествие. По пути в триклиний на завтрак он встретил Марка, который обратился к нему:
— Господин! Можно я с тобой поеду в Иудею, буду защищать и помогать тебе, а заодно и побываю на своей родине, ведь в последний раз я там был еще совсем маленьким, а тут такая возможность перед смертью увидеть ее снова!
— Да это не мне тогда помощь понадобится, а тебе, за тобой надо будет ухаживать и оберегать тебя!
— Я серьезно, господин!
— Что ты у меня спрашиваешь? Ты же не меня оставляешь, а отца и брата, у них и спрашивай!
— Я с твоим отцом говорил, и он меня отпустил. Тем более что они будут редко жить здесь, в основном во дворце. Так что все дела можно оставить на другого раба.
— Тогда хорошо, поедешь со мной.
Поев, Тит отправился на Палатин к Нерону. Пока его несли по городу, он внимательно следил сквозь шторки за движением горожан. Впереди него педисеквы выкрикивали: «Дорогу великому Титу Флавию!» И все становились какими-то настороженными, а некоторые и перепуганными. «Неужели у меня такая плохая слава во всем Риме, а может, это я все преувеличиваю? Как бы там ни было, я вовремя покидаю город, это точно».
Добравшись до дворца, Флавий направился к тронному залу. Перед дверями в зал стояла стража, которая, увидев его, сказала, что император сейчас занят, у него аудиенция. Тит стал прогуливаться и ждать. Понятное дело, он пришел слишком рано, тем не менее лучше находиться здесь сейчас, чем опоздать или ждать в другом месте.
Наконец двери отворились, и, увидев Флавия, управляющий дворцом велел ему войти. Тот радостно зашел в зал и, подойдя к императору, заметил кроме приближенных еще одного доселе незнакомого ему человека.
— А, Тит, ты уже здесь! — сказал Нерон. — Познакомься, это Иосиф бе… бе… бень… мать… тать… фийя! В общем, он отправится вместе с тобой в Иерусалим, не волнуйся, это наш человек! Ты же не против?
Флавий внимательно посмотрел на Иосифа. Это был среднего роста мужчина лет тридцати. Черные глаза, смоляные волосы, борода и усы, вообще все в его лице подчеркивало восточное происхождение. Тот улыбнулся и поклонился:
— Рад знакомству, Тит Флавий, я Иосиф бен Маттафия!
— Что ты, повелитель, я рад, что мне не будет скучно в пути! — оповестил Цезарю Тит.
— Конечно, не будет, если учесть, что с тобой будет еще и Гелий, но он направляется только в Александрию!
— Гелий? Я надеюсь, владыка, ты Тигеллина и Нимфидия со мной не пошлешь? — пошутил Флавий.
— Нет, только Гелий и Иосиф! Теперь слушай, вы поплывете на одном из моих судов в сопровождении еще двух трирем, они вас будут оберегать. Тит, ты пробудешь в Иудее около года, так что назад в Рим отправишься на одном из торговых судов. Ты, Гелий, — повернулся к нему владыка. — Когда завершишь все свои дела, вернешься на моем судне. А Иосиф там и останется, куда плывет! — Нерон поднялся с трона и, подойдя к Флавию, дал ему пергамент85. — Это приказ о назначении тебя квестором. Всем будешь показывать, кто будет спрашивать. А вот, — и ему поднесли еще один свиток. — послание к Цестию. У Гелия его документы при нем, так что свои не потеряй! Карруки вас уже ждут на улице вместе с ликторами86, а значит, вот и подошел момент прощания, — он крепко обнял Флавия, а тот в свою очередь его. — Тит, мы расстаемся всего лишь на год, но у меня такое ощущение, что я больше тебя уже никогда не увижу! — и Цезарь прослезился.
— Да глупости это! — ответил Флавий. — Вот увидишь, год промелькнет так, что мы не заметим, и я уже снова буду здесь.
— Какое счастье, будем ждать с нетерпением! — с сарказмом заявил Офоний, но на него никто не обратил внимания.
Затем император обнял Гелия и, пожелав удачи Иосифу, стал махать рукой и провожать взглядом выходящих из зала друзей, пока за ними не затворились красивые двери.
Рядом с дворцом их ждали две карруки, каждая запряженная двумя лошадьми, одна полная сундуков с вещами, другая с двадцатью ликторами. К последней все трое и присоединились. Тит сразу сказал, что надо заехать к нему на виллу за вещами, и они отправились на Авентин. Путь был долгим и медленным, но они, наконец, добрались до цели.
Флавий зашел в атрий, где велел рабам вынести и загрузить его и Марка сундуки. Затем повернулся к отцу и брату, которые вышли за ним, и сказал:
— Что же, пришло время! Прощай, отец, надеюсь тебя увидеть через год, береги себя и будь осторожен во дворце. Если произойдет что-то важное, сразу высылай ко мне в Иерусалим гонца, и я по возможности отреагирую. Не переживай ты так, я уже покидал Рим, и не раз, ты что, забыл?
Веспасиан обнял сына:
— Нет, не забыл, береги себя! Ты тоже в случае чего оповещай нас обо всем важном.
Отпустив отца, он повернулся к брату:
— Жаль, что я не буду присутствовать на церемонии по достижении твоей зрелости! Если бы ты родился не 24 октября, а 24 апреля, я бы успел, — старший брат заулыбался и потрепал младшего по волосам.
Домициан ничего не сказал, и непонятно было, что он чувствовал в этот момент, не то радость, не то печаль, временами его не мог понять даже отец.
Тит, попрощавшись и выходя, еще раз оглянулся на своих родных, грустно смотревших на него. Запрыгнув в карруку, он увидел уже сидящего там Марка и пять своих рабов, и они тронулись в путь. Кучер громко оповестил:
— Как выедем из Рима, до Остии останется сто тридцать пять стадий, так что можете немного вздремнуть!
Спать никто не мог, все смотрели на забитый людьми город, который так не хотелось покидать. Каждый стремился попасть сюда, а Флавий сам, без принуждения, его покидает, город, где он родился, вырос и окреп как личность. «А стоило мне захотеть, и я сейчас был бы префектом вместо Тигеллина или Нимфидия, но нет, я выбрал трудный, тернистый путь, который неизвестно как закончится. Но жизнь интересна своей непредсказуемостью. Может, я умру, а может, действительно стану императором. Ведь не зря мне это жрец предсказал, вряд ли обманул, он слов на ветер не бросает, но и ошибки у жрецов бывают».
Путники подъезжали к Тройным воротам. Тит смотрел на закат солнца, и у него внезапно мелькнула необычная мысль, что он не скоро вернется сюда, а когда вернется, это будет другой Рим, спокойный и всем довольный город без тирана, новый город!
Миновав городскую стражу и выехав за ворота, они постепенно начали отдаляться по Остийской дороге от столицы мира, гигантский город становился все меньше и меньше, исчезая в сумраке, пока вообще перестал быть виден. Зато появилось на небе множество звезд, которые повергли в сон нескольких ликторов и Флавия тоже.
Оглавление
* * *
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Падение Храма Соломонова предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других
