Падение Храма Соломонова
Вера и надежда, любовь и ненависть, преданность и предательство, случайность и закономерность – все это происходит на фоне войны иудеев против римлян в 66—70 годах от Рождества Христова, в которой гибнет Иерусалим и грандиозный храм Соломона.Главный герой романа Тит Флавий, будущий римский император, отправившийся в Иерусалим лишь из-за мести, вскоре влюбляется в иудейскую царевну Беренику, а затем проникается симпатией к христианской вере.Автор выдвигает свою оригинальную версию, опираясь на труд древнего историка, очевидца всех этих событий, Иосифа Флавия.Читайте первую часть исторической трилогии «Падения».
Оглавление
* * *
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Падение Храма Соломонова предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других
Глава II
…Вокруг огонь, крики, страх, ужас. Люди в панике бегут, пытаясь хоть где-то спрятаться и не видеть всего этого. В основном женщины и дети, все в слезах, с молитвами и упреками на устах. И вдруг какое-то гигантское здание, похожее на храм, начинает полыхать. Причем огонь этот такой неимоверной силы, как будто это проклятие, посланное за какие-то грехи, а из храма начинают выбегать люди, объятые огненным пламенем…
Тит проснулся в холодном поту. Этой ночью он наконец уснул, но сон навеял на него безумный страх из-за того, что был как настоящий. «Я и раньше видел боевые действия, смерть и боль, но такого — никогда. Что это за люди и что за храм? Разве я, Тит Флавий, богобоязненный человек, смог бы уничтожить храм какого-то божества? Да никогда!» Хотя он и поспал совсем немного, но так до утра и не уснул. В голове теснились мысли одна хуже другой. Потом все же решил, что это связано с его состоянием.
Выйдя из кубикулы, он увидел, что рабы заняты чисткой и мытьем полов и стен. Даже дождевую воду, которая сквозь комплювий38 стекала в имплювий39 в атрии, очищали. Тит зашел в кукину40, где шло приготовление к обеду. Каждая из рабынь готовила какое-либо одно блюдо. Одна нарезала острым ножом мясо и рыбу, другая готовила ингредиенты для соуса, измельчала их тяжелым пестиком в мортаре41. Еще несколько месили тесто и из него лепили булочки, а рядом стояли мешки с мукой. В специальной печке готовилась пища в глиняных и бронзовых сосудах. Мелкие амфоры лежали на полках, большие в углу. В глиняном кувшине, дно которого все в дырках, готовили сыр. В кувшинах с толстыми стенками и узким горлышком, хранилось прохладное вино.
Одна рабыня, изящная и красивая девушка, подошла к Титу, поклонилась и сказала:
— Господин хочет есть? Я сейчас же тебе накрою в триклинии42.
— Не надо, я не хочу. Скажи, все дома?
— Нет, мой господин. Хозяин ушел, а твои сестра и брат еще спят. Ты точно не хочешь есть?
— Где Марк? Скажи, чтобы он приказал растопить мне тепидарий43 и прислал бальнеатора44 и эпилятора.
Через полчаса Тит уже плавал в кальдарии45. Под виллой находились специальные камины, куда укладывали дрова и уголь. Теплый, а в тепидарии горячий воздух циркулировал под полом и в трубах, находящихся в стенах. Пол нижнего этажа поддерживали каменные столбы. Одна рабыня натирала тело растительным маслом, а спустя некоторое время соскабливала его специальными деревянными скребками. Вторая ждала своей очереди, чтобы приступить к массажу. При очень жаркой температуре было вдвойне приятно окунаться в холодный бассейн, тем более что при этом делали расслабляющий массаж. Завершилась вся процедура во фригидарии46.
После отдыха он вышел в перистиль47 подышать свежим воздухом. Погода сегодня была теплая, уже начинала чувствоваться настоящая весна. Там встретил своего брата, который купался в писцине48. Увидев Тита, Домициан подплыл:
— Как спалось, братец? Ты что кричал во сне? — с легкой насмешкой спросил мальчик.
— Тебе скоро предстоит церемония по достижении зрелости, и ты станешь полноценным гражданином Рима. Так что учись вести себя соответственно. Кстати, твой ритор с тобой еще занимается или ты уже совсем охладел к учебе? Что, уже не хочешь быть политическим деятелем либо юристом?
— Я и так уже в совершенстве знаю историю, философию, географию и греческий язык! — с надменным видом произнес Домициан.
— Не сомневаюсь, — сказал Тит с таким видом, будто он безграмотный плебей, который смиренно стоит перед образованным патрицием. — По сравнению с тобой сам Юлий Цезарь — пустое место!
В этот момент к ним подошел номенклатор49 и сообщил, что пришел какой-то посланник. Когда Тит вышел в атрий и приветствовал гостя, тот доложил:
— Великий император Нерон сегодня ждет своего друга Тита во дворце! Ты принимаешь его приглашение?
— Конечно! Для каждого гражданина приглашение во дворец большая честь, тем более когда его приглашает сам божественный, — он говорил с расчетом на то, что его слова обязательно будут доложены повелителю. — Передай императору, что вечером я буду у него.
— Владыка Нерон этот ответ предвидел и сказал, что если Тит скажет это, передай ему, что император хочет видеть его немедля!
Тит побледнел, зная характер Нерона, который мог спокойно воспринять это как оскорбление его величия, начал уже жалеть о сказанном, но выхода не было, надо было идти до конца:
— Передай божественному, что хотя сегодня будет у нас обед в честь покойной матери, я из уважения к владыке брошу все свои дела и приду на Палатин.
Посланник поклонился и ушел.
— Марк! Марк! — закричал Тит. — Сколько можно тебя звать? Быстро скажи, чтобы приготовили паланкин50, я отбываю к Нерону.
Ординарий послушно выслушал приказание и принялся его исполнять. Вскоре все было готово, и четыре крепких, здоровых раба ждали своего хозяина на улице. Когда тот уже садился в паланкин, к нему подошел мужчина и попросился присоединиться. Флавий разрешил, потому что хорошо знал его. Это был пожилой человек невысокого роста, с уставшим и измученным видом. Когда рабы подняли жерди паланкина, собеседник начал разговор:
— Благодарю, что согласился подвезти меня, ведь имел полное право отказать, и мне тебя не в чем было бы упрекнуть.
— Каким бы ни было отношение к тебе со стороны императора, ты же кроме него и моим наставником был! Ведь так, Сенека?
— Да, конечно. Но после того как Нерон изгнал меня со двора, я думал, что ты с опальным человеком общаться не будешь… И это после того, как я всего себя посвятил воспитанию этого тирана, он так со мной поступил! Ты же помнишь, что когда я был рядом с ним, он был нормальным. Все думали, что пришел достойный император и что все будет хорошо. Но после моего отстранения он скатился в пропасть, из которой уже не выберется. Запомни мои слова!
— Ты выдающийся поэт, писатель, литератор и стоический философ! С твоим умом ты не мог не знать, что после того как он убил свою мать Агриппину, в убийстве которой ты, как советник, был замешан, рано или поздно он доберется и до тебя. И когда три года назад умер твой защитник — префект преторианцев Бурр, ты оказался в немилости.
— Я непричастен к ее убийству, он тогда просто одурел! — прокричал Сенека. — Мое имя он специально опорочил или ты веришь, что я мог участвовать в убийстве моей защитницы? Ведь это она меня взяла в наставники к рыжебородому!
— Как это? Ты же сам только что говорил, что при тебе Нерон был самим совершенством. Оказывается, это ты его таким сделал!
— Ты сумасшедший! Ты такой же, как и он! Я воспитал не одного деспота, а двух! — воскликнул Луций Анней Сенека, хватаясь за голову.
— Ладно, давай по существу. Что ты конкретно от меня хочешь? — спросил раздраженно Тит, которого тот явно начал выводить из себя.
— Постоянное ощущение опасности порождает презрение к ней! Я эту мою цитату раньше часто говорил в своих речах, но и представить не мог, что она коснется меня самого. Уже три года я живу в страхе, и, наконец, он оставил меня. Теперь мне встретить смерть будет легче.
— Про что ты вообще говоришь? Кто тебе угрожает, Нерон? — как-то равнодушно спросил Тит.
— Я могу тебе доверять? Я совершил что-то ужасное! — Сенека выглядел так, как будто сейчас погибнет самой страшной смертью. — Обещай, что ты мне поможешь выйти сухим из воды, защитишь пред рыжебородым.
— Постараюсь, хотя я и сам могу сейчас оказаться в лучшем случае в опале. Так что там у тебя, выкладывай.
— Я оказался пленником заговора! Они меня заставили, сказали, что если я откажусь, меня убьют.
— Да говори уже! Заговор против Нерона, да?
Сенека кивнул. Затем из тоги вытянул папирус, на котором были все имена участников. Тит быстро просмотрел свиток.
— Вот это да! — удивился Флавий. — Тут такие имена… это же элита римского общества… Что? Этого не может быть… Ты что, разве я поверю, что Фений Руф, мой друг и префект преторианцев, участвует в этом! Кто этот безумец, что написал список?
— Тит, ты же знаешь, что Руф в опале, он хочет отомстить Тигеллину. А возглавляет этот заговор Пизон Гай Кальпурний. Фений и тебе хотел предложить участие в заговоре, но потом понял, что благоволение императора ты не поменяешь на риск, а, возможно, и смерть.
— Хорошо. Я так или иначе сейчас еду к императору. Мы вместе зайдем и расскажем все про заговор.
— Нет, ты что. Он меня первым делом убьет без разбирательств. Нет, я скоро выйду, а ты меня должен защитить, прошу… умоляю!
— Я не могу показать список, там мой друг!
Сенека сильно побледнел, казалось, он боролся с самим собой, чтобы открыть какую-то тайну:
— Друг? Который приказал отравить тебя, но случайно отравил твою мать!
От этих слов у Тита кровь вскипела в жилах. «Нет, этого не может быть, — подумал Флавий. — Это все провокация. Сенека мог обхитрить кого хочешь, это он все задумал. Видать, хочет, чтобы я убил Руфа и в благодарность за эти сведения спас его от гибели. А вдруг это правда? Моя любимая мать внезапно заболела и умерла. Лучше бы я выпил яд, и она бы меня сейчас похоронила».
Сенека находился напротив и внимательно наблюдал за всем, что происходило с собеседником. Наконец взяв себя в руки, Тит зловещим взглядом посмотрел на своего бывшего учителя:
— Если это так, ты знал об этом и не предупредил меня?
— Я не знал об их плане, только вчера они мне все рассказали. И я, рискуя жизнью, пришел к тебе, чтобы все сказать.
— Но зачем Руфу меня убивать? Да и потом, если меня хотели бы убить, легко бы это сделали. Я всегда хожу без охраны. Любой может подойти ко мне и ударить чем захочет.
— В последнее время тебя усиленно охраняют. Как будто ты не знаешь, что за тобой постоянно следуют преторианцы. Вот увидишь, когда тебя встретит Нерон, он уже будет знать, что я ехал вместе с тобой.
— Зачем меня охранять? — недоумевал Флавий, все это казалось ему нелогичным.
— Мы уже приближаемся к дворцу, — сказал Сенека, отодвигая шторку и выглядывая на улицу. — Остальное спроси у своего «друга», — он велел рабам остановиться и помочь ему выйти.
— Когда планируется покушение? — спросил выходящего Тит.
— Во время открытия Цереалийских игр!
— И последний вопрос: кто исполнитель отравления?
— Ваш личный эскулап Рубрий!
Тит был в недоумении и ужасе. Паланкин в это время двинулся дальше, приближаясь к Золотому дворцу Нерона.
Пожар, бушевавший прошлым летом, задел и дворец Нерона. Император был рад, что этого сооружения, которое он не переносил с точки зрения искусства и архитектуры, не стало. Он сразу же затеял строительство нового, доселе невиданного в мире дворца, находящегося между Целием, Палатинским и Эсквилинским холмами.
Наконец паланкин достиг частного владения Нерона (Res Privata) — обширного комплекса зданий. Здесь находился храм Аполлона, стадион, эфебии51, базилики, библиотека, огромные сады и фонтаны и, конечно же, термы52, без которых настоящие римляне жить не могли.
Отдельно стояла и роскошная специальная вилла для уединения императора. Архитекторы Целер и Север превзошли сами себя, создавая такую роскошь. Впереди еще очень много строительной работы. По их плану, дворец должен занять территорию на четырех римских холмах из семи. Вилла уже занимала более ста гектаров. Протяженность портиков вдоль боковых стен превышала десять стадий. Ее центром станет огромная статуя императора в образе бога Солнца — Гелиоса. Колосс будет стоять у входа во дворец в обрамлении портика.
Дальше рыли прямоугольный пруд, который будет наполненный морской водой. По прихоти Нерона там устроят прогулки на большом судне. Кроме этого, готовятся поля, посадки винограда, лес, где свободно будут обитать дикие животные и пастись домашние. Даже то, что архитекторы уже сделали, было достойно не просто восхищения, а поклонения, и вызывало восторг.
Рабы подходили с Флавием к частной резиденции Нерона, когда к ним приблизились трое преторианцев и приказали остановиться. Паланкин был поставлен на землю, из него вышел Тит и приветствовал стражников. Один из них в ответ сказал:
— Добро пожаловать, трибун Тит! Великий император сейчас в тронном зале, мы к нему проводим!
— Не надо, я и сам знаю дорогу.
— Мы все же проводим, у нас приказ.
Флавий молча последовал за ними. Все его мысли были заняты сказанным Сенекой. Он не знал, верить ему или нет, но во всяком случае он должен был немедленно переговорить с Фением Руфом. По его реакции он все сможет понять. Что-то не складывалось: если бы Фений хотел его убить, ему бы лично это было сделать проще простого.
Затем он обратился к идущему впереди преторианцу:
— Где сейчас ваш префект Руф?
— Префект? — и сопровождающие рассмеялись. — Точно не во дворце!
Похоже, поговорить с Руфом уже не удастся. Такая реакция на вопрос явно означала, что префект, мягко говоря, не при делах.
Они зашли в основное здание дворца, и если бы здесь побывал в первый раз какой-нибудь поэт или историк, то не смог бы передать в полной мере эту красоту. Дворец императора уже увенчали позолоченным куполом, поэтому его прозвали Золотым. Внутренние стены покрыты золотой лепниной, роскошные залы расписаны фресками на мифологические сюжеты. Большую часть живописных работ выполнял главный художник Нерона — Фабулл. Потолки отделаны скользящими плитками из слоновой кости, из которых гостей осыпали цветами и благовониями, поступавшими через незаметные встроенные желобки. Архитекторы тщательно продумали освещение дворца, солнце проникало в самые дальние его уголки.
Когда они подходили к тронному залу, навстречу к ним вышел Гелий, считающий себя левой рукой Нерона. Сорокалетний, очень высокий и плотного телосложения, он казался титаном, который спустился к смертным людям для развлечения. Его вечно высокомерный вид выдавал его презрение ко всем, кто был ниже его положения. Чаще всего, беседуя с людьми, он даже не смотрел на них, а мог изредка взглянуть сверху пренебрежительным взглядом. Таким же взглядом он одарил и Тита. В отличие от Флавия, одетого в парадную белую тогу, Гелий был в пурпурной. Как и у Тигеллина, по сравнению с императорскими, одеяния его немного короче.
Хотя такую тогу мог носить только император и до недавних пор префект преторианцев, Гелий носил ее незаконно. Он является вольноотпущенником, обладавшим огромной властью при императоре Клавдии, а затем и при Нероне, которому способствовал при восхождении к власти. Всегда состязался в порочности с самими императорами. Тит его не уважал, как и каждый порядочный римлянин. Хотя они часто встречались на пиру у Нерона и вместе с другими приближенными ко двору после полного опьянения совершали поступки, порочащие честь человека, по завершении этих празднеств они вновь не переносили друг друга.
Флавий первым обратился к своему недругу:
— Да благословят тебя все римские боги, «гениальный» Гелий! — и, не дожидаясь ответа, который явно был бы оскорбительным, промолвил: — Когда меня примет император?
— Тебя? Сомневаюсь, что он вообще примет! — как всегда, не глядя ни на кого, произнес тот, но при этом слегка заулыбался. Затем, обернувшись к преторианцам, сказал: — А вы чего до сих пор здесь? А ну, пошли вон отсюда!
Те сразу же удалились.
— Это и к тебе, конечно, относится, но боюсь, что ты не послушаешься меня, — слегка обиженно проговорил Гелий.
— Интересно, если ты станешь императором, что, конечно, невозможно, что ты со мной сделаешь? — спросил Тит.
— О-о-о! — протянул Гелий, и лицо его просияло. Видно было, что он представил что-то очень приятное.
Но в этот миг отворились золотые двери тронного зала, и появились иноземные послы. Четыре человека, одетые в красочные наряды, прошли мимо Гелия и Флавия, лишь мельком взглянув на них. За ними вышел управляющий дворцом и произнес:
— Господин Тит! Божественный император Нерон ждет тебя!
— А ты чего здесь стоишь, тебя что, выгнали или уже просто не впускают? — спросил Флавий Гелия и не спеша направился в зал.
А тот ему вслед ответил:
— Смотри не упади в обморок от страха, когда будешь стоять перед Нероном. Помнится, в детстве ты это часто делал перед императором Клавдием!
Тронный зал соответствовал величию Рима. Видя этот размах, высоченные потолки, огромные залы, где каждый чувствовал себя ничтожно малым, иноземные гости ощущали себя морально раздавленными и уничтоженными. Посередине, вдоль всего прямоугольного зала, лежала неописуемой красоты ковровая дорожка. По кругу расставлены столы, сделанные из мрамора, как и пол. В стенах, в специальных нишах, расположились статуи всех предыдущих императоров, стояла здесь и статуя Юлия Цезаря, хотя он и не был при жизни императором, но Нерон не мог его не поставить, потому что очень гордился своим знаменитым предком и всегда подчеркивал свое происхождение из рода Юлиев. Даже статуя Нерона уже украшала собой зал. Светильные лампы расположились по бокам статуй. Вдоль дорожки стояли преторианцы, делая живой коридор.
В конце зала находился большой золотой трон, на котором в окружении советников, в пурпурной, обшитой золотом тоге и лавровым венке, сделанном из золотых прутьев, восседал император Римской Империи Нерон. Многие тайно называли его Агенобарбом, именем его отца или рыжебородым. Он ненавидел, когда его так называли. Однажды напившись, один из военачальников поднял кубок и произнес тост в честь Нерона, назвав его рыжебородым, за что сразу же поплатился жизнью.
Но факт оставался фактом: толстый, с рыжими волосами и такой же бородой, с лицом ребенка и пустым пресыщенным взглядом, он достоин был сострадания, а не восхищения. Ненавидя своих родственников, тем не менее любил приближенных. Во многих из них он был влюблен, как и в свою вторую супругу Поппею Сабину, которая восседала слева от него, на троне, находящемся ниже трона императора. Поппея — жестокая женщина 35 лет, поссориться с которой означало то же самое, что покончить жизнь самоубийством. Если Нерон мог изредка обидчика или виновника помиловать и простить по ходатайству друзей или окружения, то она всегда шла до конца. В красивейшей столе из дорогого шелка и обвешанная всевозможными украшениями, она походила больше не на императрицу, а на торговку, которая выставила весь товар напоказ.
Справа от владыки на нижнем троне сидел префект преторианцев Офоний Тигеллин — правая рука императора, высокий брюнет 55 лет с черными глазами, хитрый и очень подлый человек.
Тит, дойдя до них, стал на одно колено и приветствовал:
— О божественный из всех божественных! Ты наш свет, который ведет сквозь темноту к спасению. Что бы делали мы, смертные, если бы боги не послали нам великого императора, гениального актера и певца, поэта и философа? Да мы бы просто померкли!
Поппея при этих словах закатила глаза кверху, а Офоний громко рассмеялся.
Нерон нервно повернулся к смеющемуся:
— Ты что, совсем обезумел? Если ты смеешься над такими красивыми словами, адресованными мне, значит, ты смеешься и надо мной? — с горькой обидой в голосе спросил он.
— Что ты, владыка, я смеюсь над этим глупцом, который говорит эти слова с таким видом, будто он, он… — и Тигеллин опять начал громко смеяться.
— Ты смеешься, потому что сам никогда не мог и двух слов связать, глупец. Теперь иди вон, и когда насмеешься вдоволь, придешь, — зло сказал император. — Тит, встань с колен!
Офоний сразу пришел в себя и перестал хохотать, Флавий же встал и продолжил приветствовать:
— Да благословят боги божественную императрицу и ваше еще не рожденное чадо! — и он ей поклонился.
Поппея сделала вид, что не слышит. Тит сам удивлялся, почти все окружение еле терпит его и наверняка настраивает против него Нерона. Так почему же он еще при дворе?
— И, наконец, Тигеллин, приветствую тебя! — завершил Флавий.
— И это все? — возмутился Офоний. — А где комплименты?
— Ты их не заслужил!
Тут Нерон поднялся с трона и велел всем замолчать. Он приблизился к Флавию и обнял его:
— Мой друг! Прости этого глупого Тигеллина. Он всегда был ограниченным человеком. Ведь у него, как у нас с тобой, не было наставника в лице Сенеки! — и внимательно посмотрел на Тита.
Тут-то он все и понял. Это намек. Император уже про все знает, надо сознаваться. Но что он знает — про заговор или про Сенеку? Если знает про заговор, то отчего не расстроен? Он же всегда впадал в депрессию, когда узнавал о каких-либо кознях против него. Выбора не было. На кону стояла не только его жизнь, но и жизнь семьи.
— Владыка! Сегодня, когда я к тебе ехал, ко мне сел Сенека. Он сознался, что не по своей воле был вовлечен в заговор против тебя! — у него пересохло в горле. А вдруг Нерон и его объявит соучастником? — Вот список всех, кто вовлечен в этот заговор! — и Флавий передал свиток уже севшему на трон императору.
Но к удивлению Тита, Нерон не только не испугался, но даже не удивился и, прочитав до конца, повернулся к Тигеллину:
— Вот видишь, Офоний! Ты говорил, что он мне ничего не скажет и тем самым защитит своих друзей. Но я вам всегда говорил, что Титу могу доверить свою жизнь!
— Ты сам ему намекнул на Сенеку! Ты подыграл ему! — отчаянно заявил Тигеллин.
— Ты меня называешь обманщиком? — уже не на шутку рассердился император.
— Нет, что ты! Я прошу простить меня, просто надеялся уже арестовать его, и только! В твоей честности никто и никогда не сомневался и не сомневается! — смиренно ответил тот.
— Вот и умница! — произнес, успокоившись, Нерон. — Еще раз такая выходка — и сам будешь арестован! — Затем он обернулся к супруге и спросил: — А ты что думаешь про Тита?
— А мне-то что, — равнодушно ответила та. — Я к нему нормально отношусь, в отличие от сидящего справа от тебя.
Флавий перебил их:
— Но повелитель, это ты подослал ко мне Сенеку? Все, что он сказал, это ведь неправда? — с надеждой в голосе спросил он.
— Во-первых, я искренне сожалею по поводу смерти твоей матери, которая действительно была отравлена вашим эскулапом, ведь он входил в этот заговор. Во-вторых, Сенека вчера ко мне пришел и во всем сознался. Я, конечно, был поражен, потому что такое количество патрициев вовлечено в заговор. Они действительно желали моей смерти, это после всего, что я для них сделал! — Нерон горько заплакал. Затем, быстро успокоившись, продолжил. — Хорошо, что у меня есть фрументарии53 и верные помощники, которые отреагировали мгновенно, и вчера был арестован организатор, а вместе с ним еще несколько человек, — и он удовлетворенно посмотрел на Тигеллина, затем перевел взгляд на Тита. — Естественно, я теперь подозреваю всех. Мне необходимо было тебя проверить. Конечно же, Сенека мог тебя предупредить о моем плане! Поэтому я придумал еще один способ проверки для тебя, разумеется, последний. Ты готов выполнить его?
— Что прикажешь, все выполню! — скороговоркой произнес Флавий.
— Похвально! Тогда ты должен казнить нескольких сенаторов, тебе поможет в этом Офоний, но это потом. Сейчас самое главное: когда придешь к своему другу Фению Руфу, находящемуся под арестом дома, ты должен будешь убить его! Ты же хочешь отомстить за мать? Или нет?
Флавий был в ужасе, убить, так ни в чем и не разобравшись, а вдруг тот не виноват? Надо было что-то придумать.
— Можно я для начала проведаю эскулапа Рубрия? Лично его хочу убить. А потом и Фения.
— Что же, это твое право! — улыбнулся Нерон.
— Можно еще один вопрос? — и, восприняв молчание как знак согласия, продолжил: — Ты что, действительно послал преторианцев охранять меня?
Нерон немного смутился, быстро посмотрел на Тигеллина, затем опять на Тита:
— Это новая система защиты, придуманная Офонием. За всеми, кто приближен ко мне, следят по два преторианца, — и поспешил добавить: — Они, конечно, и защищают вас, иначе я бы не согласился.
— Благодарю за защиту, владыка! — раздраженно ответил Тит.
— Видишь, он над тобой издевается! — воскликнул Тигеллин.
— Успокойся, Офоний. Я тоже на его месте был бы раздраженным, — Нерон благосклонно посмотрел на Тита. — Эта система оправдывает себя, я прекрасно знаю, с кем ты за последнее время встречался, что делал, где развлекался. И она тебя, по большому счету, спасла.
— Так ты что, знал о заговоре еще раньше?
— Я всегда жду заговора, потому что вокруг меня змеи, постоянно пытающиеся смертельно укусить. О заговоре мне было известно уже давно, но что он был таким масштабным, узнал только вчера.
— Тогда, повелитель, с твоего разрешения я пойду домой переоденусь в военную форму и приступлю к выполнению твоей просьбы! — и Флавий поклонился.
— Конечно, иди, но помни: от успеха этой миссии зависит многое. Если все пройдет гладко, я приближу к себе твоего отца. Ему сейчас тяжело без золота. А тебя ждет должность квестора54 в царстве, послы которого только что вышли перед тобой. Ты же знаешь, тот, кто был квестором, затем становится сенатором, насколько мне известно, ты давно об этом мечтаешь! Вот видишь, я уже увидел в твоих глазах блеск, который так люблю, — Нерон повернулся к Тигеллину: — Иди с Титом и возьми двадцать преторианцев, больше не надо. Вы же не на войну, в конце концов, идете! — и он рассмеялся.
Когда Флавий с Офонием вышли из зала, первый спросил:
— Скажи, послы какого царства вышли передо мной?
— Дикого племени! Будешь квестором дикого племени, а ты, видать, думал, что тебя отправят в Африку, как твоего отца? — и он начал так смеяться, что его наверняка слышали во всем дворце.
— Слушай, в отличие от тебя, Гелий просто подарок богов, я теперь начинаю его очень ценить.
— Гелий такой же неудачник, как и ты. Благодарите Нерона, что вы еще живы, будь моя воля, вас обоих встречал бы сейчас Плутон!
— Я удивляюсь, как это император тебя терпит? И зачем он со мной послал тебя, ты же при любом удобном случае если и не убьешь меня, то все переврешь или подставишь!
— Да брось! Ты мне так нужен, как карфагенянам снег. Мне ты не конкурент, а значит, трогать тебя не собираюсь. Признаюсь, я хотел бы тебя арестовать, но если ты сейчас чистый, нужен ты мне. Может, со временем и попадешься, и вот тогда… — Офоний с удовольствием потер руки.
Пока собрали преторианцев, пока Тигеллин переоделся и пока дошли до виллы Флавиев, наступила ночь. Тит сказал:
— Вы на улице постойте, пока я переоденусь. Я не знаю, но, может, гости еще не ушли, сегодня обед в память о матери, а вы их можете напугать.
— Ты что? — удивился Офоний. — Как ты это себе представляешь, двадцать преторианцев стоят перед твоей виллой и ждут чего-то? Что подумают бедные наши граждане?
— Только не надо рассказывать, как ты заботишься о римлянах! Как арестовывать всех подряд, а некоторых публично и убивать, так это ты первый, а как постоять немного… Ладно, заходите, только пройдите в перистиль, не надо толпиться в атрии.
Когда все преторианцы направились в указанное место, рабы виллы ужаснулись, так как подумали, что происходит арест всех живущих здесь, но, увидев Тита, который не выглядел арестованным, успокоились.
— Гости уже ушли или нет? А где отец? — спросил Тит юношу раба, стоявшего ближе всех к нему.
— Все разошлись, господин. А хозяин Веспасиан в кубикуле твоей сестры, они о чем-то спорят.
Тигеллин стоял сзади и все слушал. Когда же Тит отправился к Домицилле, тот последовал за ним. Флавий обернулся к префекту:
— Если ты не возражаешь, я со своей семьей поговорю сам.
— Конечно, само собой разумеется. Просто решил посмотреть, как ты живешь. Ведь здесь я никогда не был, — и Офоний пошел в другую сторону.
Подойдя к двери, ведущей в кубикулу, Тит услышал громкий разговор и не стал открывать ее, а внимательно слушал, что там происходило.
— Я не могу, отец, просто не могу, он ведь старый, толстый, уродливый и к тому же примитивный человек! — убеждала Домицилла.
— Наоборот, он сенатор, уважаемый человек в Риме, очень тебя любит и безумно богат. Я же тебе только что говорил, что мы практически нищие, занимаем монеты у моего родного брата, а чем отдавать? — кричал Веспасиан.
— Потому что не стоило было быть слишком честным, когда ты был проконсулом Африки. Ты получил за год миллион сестерциев55, но вместо того чтобы привезти их в семью, помогал провинции и ее гражданам. Другие были взяточниками и казнокрадами, а теперь уважаемые люди, и сейчас ты меня за одного из них хочешь выдать замуж, за мой счет собираешься разбогатеть?
Послышался звук пощечины. Старший сын Флавия сразу ворвался в кубикулу и увидел сидящую на полу сестру, которая держалась за левую щеку, а отец яростно смотрел на нее. Редко можно было увидеть, чтобы Веспасиан, всегда хладнокровный и спокойный, выходил из себя. Но слова дочери ранили его больше всех слов, слышанных за жизнь.
— Тит, сынок! Мало того, что она нарушает римские традиции, когда родители выбирают дочерям супруга, так она еще меня оскорбляет, — затем повернулся к дочери: — Я такого унижения не потерплю. Я честный человек и таким умру. Я не брал взятки, не был вором, и меня полюбили во всей империи. Сейчас благодаря мне род Флавиев пользуется популярностью и уважением. Я освоил ремесло погонщика мулов, чтобы хоть как-то прокормить вас. Хвала Нерону, который благодаря твоему брату давал нам ауреи, правда, мы их уже проели. И ты, ничего и никогда не сделавшая в жизни полезного, будешь меня упрекать?
Тит обратился к отцу:
— Почему император знает, что мы обнищали, а я, твой сын, нет, ты что, мне не доверяешь?
— Не хотел тебя беспокоить, я заложил виллу в Испании и нашу. Задолжал твоему дяде уже целое состояние, а аурей для жреца Юпитера на погребении дал мне брат, я не хотел так много платить.
— Кого ты выбрал в мужья Домицилле?
— Сенатора Гая Страбона.
— Весомая фигура, сенатор и городской претор. Домицилла, у тебя супругом будет римский судья! — обратился брат к ней. — Ты будешь полностью всем обеспечена и от всего всегда защищена.
— Я его не люблю, как вы не понимаете, а люблю другого! — с отчаянием в голосе произнесла она.
— Да, и кто же это? Я хочу знать! — повелительным тоном сказал Веспасиан.
— Фений Руф! — и она расплакалась.
У Тита от этого имени внутри все похолодело. «Этот страшный день никогда не закончится. Только этого еще не хватало. Если сестра узнает о моем задании и что я исполню его, то уже никогда меня не простит», — подумал он.
— Никакого Фения, он в опале и не очень богат, а любовь — дело проходящее, — произнес глава семьи.
— Отец, мне нужно с тобой поговорить наедине, давай выйдем, — обратился к нему старший сын.
Когда они зашли в соседнюю кубикулу, принадлежащую Титу, тот все рассказал Веспасиану. Реакция отца была мгновенной.
— Я пойду с вами. Они не должны узнать, что Домицилла влюблена в Руфа, надо сделать так, чтобы он замолчал прежде, чем что-либо скажет, иначе нас всех обвинят в заговоре.
— Но отец, я должен с ним поговорить и узнать правду!
— Ты ее и так знаешь. Хватит играть с огнем! Одевайся.
Тит надел на нижнюю льняную одежду кожаную тунику, поверх которой накинул красный плащ. Справа у него свисал гладиус56, а слева кинжал. Надел прочные кожаные сандалии, подбитые гвоздями, и позвал всех на улицу. Когда Тигеллин с преторианцами вышел, он увидел старшего Флавия, одетого в военную форму.
— Приветствую тебя, военачальник Веспасиан! Неужели ты нас будешь сопровождать? Что, Тит сказал, что сам не справится, и поэтому, как каждый хороший мальчик, позвал своего отца на помощь, да?
— Нет, Офоний. Я сам вызвался, мне надо увидеть смерть Фения, он должен ответить за то, что сделал с моей супругой.
— Пожалуй, в вашу семейную драму я вмешиваться не буду. Но учтите, Руфа должен убить Тит и никто другой. А иначе… Теперь пошли к инсулам Рубрия.
Путь лежал в Субур — равнину между Эсквилинским, Квиринальским и Виминальским холмами — один из самых густонаселенных, оживленных, опасных, шумных, сырых и грязных районов Рима, со множеством торговцев и простибул. Жители приходили в ужас, когда видели проходящих мимо них преторианцев с факелами в руках, а освещавший их огонь делал лица намного страшнее. Все как один при виде их расступались, потому что знали: такое количество преторианцев, да еще и ночью, явно не к добру, к тому же между ними мог быть и сам император. Если кто-то не успевал отступить, то его толкали в сторону, при этом могли ударить, и не важно, кто это был.
Проходя мимо одного домуса57, в котором кубикула, выходящая на улицу, была переделана под лавку, они увидели выбежавшего оттуда человека, держащего что-то в руках. За ним появился хозяин, начавший звать на помощь, чтобы задержали вора. Тот, увидев преторианцев, от перепуга выронил украденный серебряный поднос, стал как вкопанный, хозяин тоже остановился. Преторианцы даже внимания не обратили на все это и продолжали путь. Только Тигеллин, не мог спокойно что-то делать без вмешательства, становился и приказал:
— Преторианцы, стоять! — Затем повернулся к пострадавшему: — Старый глупец! Кто ночью держит открытой лавку с антиквариатом? Поэтому и воруют, а ловить их кто будет, мы?
— П-п-прости, г-го-господин, — дрожащим голосом произнес хозяин лавки. — Бо-больше этого не повторится!
— Конечно, не повторится, если тебя проучить! — и префект повернулся к стоящему, как камень, вору: — Подними то, что уронил, и иди отсюда, тебе ничего не будет, даю слово, как второе лицо в империи.
Грабитель, ничего не понимая, сделал так, как ему велели. И, отдаляясь от них, все еще ожидал нападения, думая, что это или обман, или розыгрыш. Хозяин же был в ужасе. Перед ним стоял представитель власти, который явно вел себя неадекватно.
— П-прости, господин. Я виноват, прошу помиловать меня, ведь я ничего плохого не совершил. Плачу постоянно налоги, приношу в жертву в честь императора быков, никогда за мной не было замечено никаких нарушений. Я чист перед империей.
— Молчать, пока тебя не спросили! Или ты считаешь, что я к тебе придираюсь? — спросил Офоний.
— Хватит, Тигеллин, у нас мало времени, ты его и так уже наказал, нам надо идти, — заступился Флавий-младший.
— Неужели, Тит? А у меня появилась идея получше. Он оскорбил меня, и я тебе приказываю отрубить ему голову.
— Офоний, приди в себя. Если тебе скучно, сам им и занимайся, мы же тогда пойдем к Рубрию и Фению без тебя, — заявил Веспасиан и вместе с Титом зашагал дальше по улице.
Сзади послышался крик, затем настала полная тишина.
Они прошли еще немного, пока не прибыли к месту назначения. Их взору предстали четырехэтажные инсулы. Некоторые жилища в них были роскошными и состояли из просторных кубикул, а некоторые бедными, с тесными каморками. Обеспеченные горожане жили на нижних этажах, а бедные — на верхних деревянных этажах без всяких удобств. На первом этаже чаще всего находились лавки, таверны и общественные уборные. Пока Флавии стояли, к ним подошли остальные.
— На каком этаже живет этот ваш эскулап? Наверное, на последнем. Те денарии, что вы ему платили, вряд ли могли его прокормить, а тем более содержать хорошее жилье, — с иронией произнес Тигеллин.
— Что, удовлетворился убийством невинного человека? Я вижу, что очень! — сказал с презрением Тит. — Кубикулы Рубрия на втором этаже, но что-то там темно.
— Тит, только не строй из себя хорошего человека. Рассказать твоему отцу, что ты вытворял на улицах вместе с императором и, кстати говоря, со мной. Как лужи крови…
— Хватит, Офоний! Давай лучше приступим к делу, — перебил его Веспасиан.
Префект заулыбался и пошел вместе с ними к лестнице на первом этаже. Поднявшись на второй, став перед дверью, он произнес:
— Именем императора, откройте! — и, ничего не услышав в ответ, велел взломать дверь.
На лестнице послышался шум, жильцы спрашивали друг друга, что случилось, кого пришли арестовывать. Когда преторианцы ворвались внутрь, то увидели фактически пустые кубикулы, где не было не только вещей, но даже мебели, только старая кровать.
— Да, похоже, что ваш медицинский гений покинул Рим. Как вы думаете, куда Рубрий мог отправиться? — спросил Тигеллин.
— Этого никто не знает. Он, насколько мне известно, вообще не покидал города в течение всей жизни, — ответил Флавий-младший.
Флавий-старший с удивлением посмотрел на сына.
— Как бы там ни было, его дело уже закрыто. Теперь идемте к Руфу. Преторианцы, на выход! — и, указав пальцем на дверь, Офоний вышел за ними.
— Все становится еще запутаннее, — сказал Тит отцу. — Рубрий же иудей, есть вероятность, что он отправился к родственникам в Иерусалим. Помнишь, Рубрий несколько раз к ним ездил? Я должен еще раз поговорить с Сенекой, если он мне все нормально не объяснит, тогда отправлюсь на поиски лекаря, а про должность квестора забуду!
— Почему запутанно? — удивился Веспасиан. — Тит, чего ты всегда во всем видишь подвох? Хватит здесь стоять, пошли!
Наконец они оказались на холме Яникул, который пересекал реку Тибр и был застроен многочисленными жилищами из-за прекрасного вида, открывавшегося с его вершины на город. Между шикарными виллами находился домус экс-префекта. Заходя в большой перистиль, Веспасиан попросил у Тита дать ему свой кинжал, тот подчинился, и отец незаметно спрятал его. Затем зашли в атрий, откуда Тигеллин и Тит попали в таблин, остальные же остались у входа.
Руф сидел совершенно спокойно в окружении четырех стоящих преторианцев. Увидев друга, Фений обрадовался, и в нем зажглась надежда на спасение, а глаза просили о помощи.
— Преторианцы, оставьте нас! — сказал Офоний. После этого, обращаясь к Руфу, продолжил: — Ты за свой подлый заговор против Нерона императором осужден на смерть. Тит с удовольствием выполнит его волю. Что-то хочешь сказать в свою защиту?
Фений перевел взгляд с Тигеллина на Флавия-младшего, и последний ужаснулся, увидев в глазах того всю боль и скорбь, будто получил смертельный удар в спину от самого близкого человека.
— И ты, Тит, и ты? — с горечью произнес осужденный. — Передай, что я всегда буду ее любить. Обещай, что передашь!
— Кого это ты будешь всегда любить? — поинтересовался Офоний.
У Тита возникло желание спасти Фения, перебить всех воинов и убежать вместе с семьей туда, где их никто не найдет. Но в этот момент Веспасиан, заходя в таблин, сильно толкнул Тигеллина в спину, тот отлетел в сторону, перекинулся через софу, а Флавий-старший, тоже падая, успел кинуть кинжал в горло Руфа. Последний инстинктивно рывком вытащил из шеи кинжал и упал с биселлия58 на пол.
Сразу же ворвались преторианцы и стали осматривать лежащих на полу людей. Тигеллин вскочил первым и, оттолкнув помогавших ему охранников, стал неистово кричать:
— Ты что, совсем одурел, глупец? Я расцениваю это как попытку моего убийства… А это еще что такое? Кто убил Руфа, почему он уже мертв?
Веспасиан, тоже поднимаясь с помощью преторианцев, ответил:
— Прошу прощения, Офоний, я споткнулся об порог и, пытаясь удержаться, вцепился в тебя.
— Вцепился? — в гневе спросил тот. — Вцепился? Да ты меня со всей мощи отшвырнул в другой конец! — Внезапно его осенила мысль: — А, я понял, это ты бросил кинжал в этого неудачника!
— Не надо меня во всем обвинять. Это сделал Тит, как ты и хотел. Видишь, мое оружие в ножнах, а у моего сына его нет.
Тигеллин посмотрел на Флавиев, затем подошел к покойнику и, взяв из его руки орудие убийства, отправился к Титу проверить, как кинжал входит в ножны. После проверки Офоний спросил, обращаясь к охране:
— Кто-то видел, что у Тита, когда он сюда заходил, не было кинжала?
Преторианцы пожали плечами.
— Умно. Очень умно, — обратился к Флавию-старшему префект.
— Не ищи заговоров там, где их нет.
— Кого Фений будет всегда любить? Кому ты должен это передать? — спросил Тигеллин у Тита.
— Даже не знаю, о чем это он.
— Допустим, что сейчас вам поверю, но не сомневайтесь, рано или поздно я узнаю правду, и тогда вы лично мной будете осуждены все вместе на смерть. Теперь идите домой, завтра император вас будет ждать на торжественном обеде во дворце, — и, повернувшись к охране, приказал: — Уберите здесь все, — затем вышел, а за ним последовала часть преторианцев.
Флавий-младший еще некоторое время приходил в себя от всего происшедшего. Если бы не его отец, возможно, он бы спас Фения и узнал бы, прав ли был Сенека, обвинив его друга в смерти матери. Хотя и так понятно, Руф не мог бы убить своего шурина или свою будущую тещу. Как теперь он посмотрит в глаза сестры, ведь из-за него она лишилась любимого.
— Не переживай ты так, — сказал сыну Веспасиан, когда они уже отходили от домуса Руфа. — Я сделал то, что должен был сделать каждый глава семьи, защищая своих детей. Если бы Тигеллин узнал, что Домицилла влюблена в Руфа, нас бы всех посчитали участниками заговора против императора. А последствия этого тебе и так понятны.
— Я бы и сам мог, а ты мне не доверяешь.
— Нет, этого ты бы не смог. И я тебя ни в коем случае ни в чем не виню и, будь уверен, что тебе полностью доверяю. Однако он был твоим другом, и уж я-то знаю, что убить друга практически невозможно. Для меня же он был никем.
— Отец! Сейчас мне необходимо зайти к Сенеке, он живет недалеко отсюда. Я уверен, что он мне скажет всю правду.
Флавий-старший вздохнул, но последовал за сыном к вилле Сенеки, которая находилась в двух кварталах отсюда. Когда Флавии подошли и постучали в ворота, к ним вышел центурион и сообщил, что Сенека арестован. Если кто-то хочет его видеть, должен иметь разрешение либо императора, либо префекта преторианцев.
По дороге домой Тит сказал отцу:
— Теперь ты видишь, что я не смогу ничего узнать у Сенеки, фактически он уже покойник. Но есть еще одно: Нерон сказал, что некоторых заговорщиков он арестовал, а некоторых нет. Надо нескольких из них посетить.
Придя на свою виллу и войдя в атрий, они обнаружили заплаканную Домициллу, которая явно их ожидала:
— Где вы были всю ночь, куда вы ходили, что вы сказали Руфу?
— Иди быстро спать, — приказал Веспасиан. — Или мы должны перед тобой во всем отчитываться, ты что, великой хозяйкой себя возомнила?
— Тит, любимый братик! Скажи правду, с Фением все нормально, что он сказал про меня, передавал ли мне что?
Тит, ничего не отвечая, прошел в свою кубикулу, закрылся и лег на кровать. Разные мысли лезли в голову. Вина перед сестрой камнем легла на сердце. «Я мог спасти ее возлюбленного и своего друга. Ну и что, что там было больше двадцати преторианцев, вместе с Руфом и отцом мы, если и погибли бы, то с чистой совестью, в бою, как и подобает истинным римлянам. А теперь необходимо с этим жить всю жизнь. Что бы сказала мать, осудила бы она меня или оправдала?»
Уже рассвет, а грусть его только увеличивалась. К завтраку Тит не вышел, а все лежал и думал. Наконец поднялся и, надев белую тогу, вышел в атрий, где рабы слонялись без дела. Не обращая внимания ни на какие вопросы и разговоры, он вышел на улицу и отправился к вилле одного из участников заговора. Вероятность того, что там уже давно никого нет, либо он был уже арестован, либо убежал подальше от города, была большой. Но чаще всего уважаемые люди не убегали, а дожидались либо суда, либо, как было заведено, кончали жизнь самоубийством.
Вилла патриция находилась на Палатине. Хотя это было излюбленным местом для резиденций императоров и общественных зданий, тем не менее здесь жило большинство чиновников и сенаторов. В отличие от виллы Сенеки, здесь не было охраны. Флавий прошел за хозяином в перистиль, и они сели на скамью.
— Так чего же ты хочешь, мой друг? — начал разговор Лукан.
Лукан Марк Анней являлся римским писателем, создавшим великую поэму «Гражданская война» (Bellum Civile). Он с Титом родился в один год, но выглядел немного старше, возможно, из-за бороды. Вид у него был уставший и при его положении довольно спокойный.
— Я вижу, что ты, в отличие от твоего дяди Сенеки, хорошо устроился, — сказал Флавий.
— Ничего страшного с ним не произошло, его лишь хорошо охраняют. Нас император помиловал и защитил за такое важное сообщение.
— Да брось, ты же знаешь, как Нерон «любит» тебя и твоего дядю.
— Неправда, мы с божественным лучшие друзья!
Тит насупился и внимательно посмотрел по сторонам. Такие слова в адрес императора могли означать только одно.
Лукан был талантливый писатель, и Нерон сначала симпатизировал ему, затем же стал завидовать, а со временем и люто возненавидел. Поэтому его имя в списке заговорщиков было вполне очевидным.
— Тигеллин! — воскликнул Флавий. — Тебя не учили, что подслушивать — очень плохо? Выходи, хватит прятаться. Я знаю, что ты здесь!
И действительно, из-за угла появился Офоний с преторианцами:
— Это тебе Лукан дал знать, что я здесь? — и он посмотрел презрительным взглядом на Марка Аннея.
Тот, мертвенно побледнев, начал оправдываться:
— Господин, ты же видел, я ничего не говорил и не показывал, клянусь честью своей семьи…
— Молчать! Я вопрос задал Титу, а не тебе. И не клянись честью своей семьи, она себя опорочила и запятнала. Твой дядя Сенека, например, уже очистил себя от этой грязи.
— Как? — ужаснулся Марк Анней.
— Этой ночью он по моей просьбе покончил с жизнью, — совершенно спокойно оповестил Тигеллин. — Тебя же я не прошу, а приказываю, иначе сам тебя удушу.
Лукан онемел от страха и не смог больше произнести ни слова.
— Как ты узнал, что я здесь? — не успокоившись, спросил Офоний у Флавия.
— По словам Лукана. Он с императором лучшие друзья — да это просто смешно! Божественный его не переносит и правильно делает, — ответил Тит. — Теперь ты ответь на вопрос: ты ждал здесь меня или кого-то другого?
— Конечно, тебя! Я был у Сенеки, когда ты приходил, и слышал твой разговор с центурионом. Понятно, что если не смог поговорить с ним, ты отправишься к его родственнику и соучастнику. Я оказался прав. Жаль, что он своим разговором выдал мое присутствие, и я не узнал, что ты хотел. Но может, ты мне все же скажешь о цели своего визита?
— Спросить, почему нельзя попасть к Сенеке. А ты что думал, что я пришел пригласить принять участие в новом заговоре против тебя? — и Тит рассмеялся.
— Учти, Нерон про все узнает, и тогда…
— Что узнает, что? Я не сделал ничего плохого против императора, наоборот, выполнил его приказ и буду всегда исполнять приказы и никогда, ты слышишь, никогда не пойду против него!
— Строишь из себя слишком преданного? Строй и дальше. Это твой единственный способ продлить свою никчемную жизнь. А теперь уходи отсюда или ты хочешь увидеть смерть Лукана? — с насмешкой спросил Тигеллин.
— Знаешь, возможно, ты окажешься в такой же ситуации, когда, убивая себя, вокруг будешь слышать лишь смех, — сказав это, Флавий зашагал к выходу.
— Но перед этим я обязательно посмеюсь над тобой, — сказал уходящему префект.
Идти к остальным участникам было уже бесполезно, и Тит поспешил домой.
Оглавление
* * *
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Падение Храма Соломонова предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других
Примечания
40
Кукина или коквина — кухня. К кухне примыкали различные службы: прачечная, пекарня, помещения для винного и масляного прессов, лестницы, ведущие в комнаты рабов, кладовые и амбары. Могла выноситься за пределы основного прямоугольника плана здания.
43
Тепидарий — теплая сухая комната в классических римских термах, предназначенная для предварительного разогрева тела.
48
Писцина — водоем в перистиле, фонтан-водоем с водометом (иногда несколько разнообразных сложных фонтанов). Также в перистиле устраивался садик — виридарий, ставились статуи, стены расписывались фресками.
