Жизни Анны. Мистический роман

Максим Яковенко

Студентка Анна знакомится с молодым преподавателем из Германии Франком. Дружба двух филологов быстро перетекает в бурный роман. Кажется, ничто не способно разрушить их любовь, но оказывается в прошлой жизни Франк был офицером СС, а Анна – его жертвой. Несмотря на это, Анна старается спасти отношения с Франком, но кошмарные сны и воспоминания прошлого воплощения разрушают все попытки на счастье с любимым человеком.

Глава 4. Вознесенский проспект

Отношения развивались стремительно, и уже через две недели Анна собирала вещи для переезда к Франку в съемную квартиру на Вознесенском проспекте. СПбГУ и DAAD пришли к соглашению, и доктор Шольц оставался на год в университете читать лекции по готскому, а также по истории немецкого. Жить в общежитии целый год Франк не хотел, поэтому решил переехать.

Анна не думала переезжать, но Франк настоял на совместном проживании, к тому же Анне это ничего не стоило, все затраты на оплату квартиры взяло на себя DAAD. Мама особенно радовалась новостям от дочери.

— Аня, а он не женат?

— Нет, мама, не женат.

— Не сильно старый?

— Ему тридцать один. Почти двенадцать лет разница, но меня это не смущает.

— Не страшно, соседи побухтят, правда.

— Какие соседи, при чем тут они?

— Ну, Аня, все уже спрашивают, когда ты замуж выйдешь.

— Мама, я не собираюсь за Франка замуж!

— А вот нужно. Жизнь в Германии куда лучше, чем у нас. Кузнецовы уехали все в Берлин и счастливо живут, дети работают, создают семьи. Потом и нас с папой заберешь к себе.

В семье Соколовых за прагматизм, определенно, отвечала Наталья Ивановна.

— Мама, ты, как обычно, думаешь за всех. Ладно, давай, мне пора…

Анна не услышала, как Франк вошел в комнату и незаметно подошел к ней со спины.

— Как мама?

Подпрыгнув от испуга из-за неожиданно раздававшегося голоса Франка, Анна вскрикнула и уронила телефон.

— Это ты… ты меня напугал…

— Моя мышка, я не хотел. Это просто так получилось.

В тот момент Анна испытала нечто большее, чем девичий испуг. Это был страх, исходящий из глубин бессознательного. На мгновение ощущение времени и происходящего покинуло ее, Анна стояла напротив высокого мужчины и смотрела в его голубые глаза, словно в них появился зашифрованный текст, правда, пока еще непонятный ей самой.

— C тобой все хорошо?

Громкий по своей природе голос Франка не сразу вернул девушку в настоящее.

— Да, прости… Не делай так больше, пожалуйста!

— Моя маленькая мышка, — Франк обнял Анну и поглотил девушку своими длинными руками.

— Мама просит, чтобы мы приехали. Хочет познакомиться с тобой.

— Это очень хорошо. Я буду рад знакомству с твоими родителями. А ты мне покажешь Великий Новгород?

— Конечно, и мама тоже будет рада, она работает в новгородском музее и может провести большую экскурсию.

— Замечательно! Тогда нужно запланировать поездку. Я думаю, что в феврале можно поехать или в начале марта, да, лучше так, как раз на праздник.

У немцев есть уникальная особенность — они всегда все планируют и составляют список дел на месяцы вперед. Франк держал специальную тетрадь с глянцевой обложкой в мелкую клетку, куда ежедневно записывал расходы и предстоящие траты. После магазина, ресторана или уличного кафе по приходе домой Франк фиксировал в ней все совершенные покупки. Там же отмечались траты на подарки, интернет, сотовую связь, одежду и на все остальное вплоть до покупки презервативов.

Еще до знакомства с Анной Франк планировал полететь на Рождество домой к родным в Мюнхен. Теперь он решил пригласить Анну с собой, торжественно объявив, что оплатит ей билеты и все сопутствующие расходы, в том числе визу. Естественно, все суммы нашли свои строчки в тетради. Нельзя было назвать Франка экономным или скупым человеком, но его педантичность в финансовых вопросах казалась Анне чрезмерной и старомодной. Что ему мешает подключить онлайн-банк и совершать мониторинг движения денежных средств через личный кабинет по телефону, без ведения тетради, спрашивала она себя.

Но Анна ни в этом случае, ни в других никогда не вмешивалась в особый мир и быт любимого человека. Она спокойно воспринимала, когда Франк закрывался в комнате и работал сутки в одиночестве, изредка показываясь на кухне, чтобы добавить в стакан воды немного апельсинового или, как он выражался, «апельсинского» сока. Анна в это время обычно сидела одиноко за кухонным столом, читая очередную книжку по учебе, или общалась с Машей по Вотсапу.

* * *

Так и прошел месяц совместной жизни. Каждый день стал походить на шаблонный сценарий: объятия после пробуждения, совместный завтрак с поцелуями, теплые слова с пожеланиями хорошего дня, ужин в ресторане или дома, кровать, секс.

Первая интимная близость между ними случилась еще до переезда, в комнате Франка, когда беседа о глаголах русского языка затянулась до полуночи. Анна, словно околдованная, повиновалась Франку, ничего не чувствуя. И только на следующее утро осознала произошедшее, как случившийся факт, без каких-либо положительных или отрицательных эмоций. Франк, скорее неосознанно, чем умышленно, подавил ее волю, будучи опытным в вопросах обольщения, подчинил не только чувства девушки, но и ее физическое состояние, что в итоге у Анны не осталось ничего, что можно запомнить о первой ночи.

Они заключили между собой договор, что в России будут общаться по-русски, тогда как в Германии — по-немецки. В кафе люди за соседними столиками всегда с удовольствием слушали эмоциональные разговоры двух филологов о спряжении русских глаголов или об особенностях немецкого словообразования.

Напротив дома на Вознесенском проспекте работала типичная питерская пирожковая, где можно было всегда отведать вкусный и свежий рыбный пирог, а на десерт — черный чай с творожной ватрушкой.

Официантка через месяц могла уже немного изъясняться на немецком, поскольку не слышать громкий, объясняющий Анне сложности языка голос Франка было невозможно.

— Der nahrungsmittelzusatzstoff, der nahrungsmittelzusatzstoff, — Франк дважды повторил слово, но Анна не могла произнести его, не сбившись.

— Господи, это просто космос, я не смогу выучить немецкий никогда, — Анна решила произнести по частям чудо-слово, что переводится как «пищевая добавка», — nahrungs-mittel-zusatzstoff.

— Вот, уже лучше. Но есть еще более длинное слово, 33 буквы.

— Ох, нет, я буду капут.

— Я его очень хорошо знаю, — Франк сделал вдох и на выдохе пропел, — bundesausbildungsförderungsgesetz.

— Что это? Я понимаю частями bundes… förderungs…

— Федеральный закон по поддержанию профессионального образования, — с трудом, но с большим старанием Франк произнес это по-русски.

— Удивительно!

— Именно благодаря этому закону я сейчас здесь работаю в России, понимаешь.

— Без запинки не произнесешь.

— Немецкий язык очень музыкален, представляй, что не говоришь, а поешь, и тогда станет легче быстро произносить сложные слова, — Франк и здесь был прекрасным преподавателем.

— Добрались до Ленинграда, фашисты, — голос пожилой женщины за соседним столиком прервал милую беседу.

Улыбка ушла с лиц молодых людей в одно мгновение. Анна уже собралась что-то возразить старушке, но Франк остановил ее, положив свою огромную ладонь поверх хрупкой кисти девушки.

— Анна, не нужно. Давай пойдем, пожалуйста.

Пожилая женщина в старом бордовом пальто радовалась, что прогнала «фашистов», и, не постеснявшись, взяла с их столика полный заварник чая себе на стол. «Не пропадать ведь добру», — прозвучало в пустом зале тесной пирожковой, куда Франк и Анна больше не заходили.

Почему-то Анна чувствовала вину из-за случившегося в кафе, словно это произошло из-за нее: незнакомая женщина пришла, сказала не очень приятные слова и расстроила Франка. «Может, не стоило приходить в эту пирожковую, где так дешево и куда приходят всякие?», «Может надо было идти в булочную на соседней улице?» — бродячие мысли выносили ей мозг.

Все, что расстраивало Франка, будь это косые взгляды незнакомых людей в кафе или скисшее молоко из магазина, задевало Анну и вызывало у нее сожаление. Она хотела избавиться от неприятных людей в общественных местах, что пялились на них, обратиться в администрацию, чтобы чистили тротуары шампунем, как в Германии.

Постепенно у Анны выработался комплекс неполноценности и чувство вины за свою страну, не соответствующую ожиданиям Франка и его представлениям о комфорте и качестве жизни. По-иному и быть не могло, когда каждый день слышишь: «а в Германии это так» или «в Германии сделали бы лучше» — самым убийственным стал риторический вопрос: «Почему у вас не могут сделать правильно?!».

Анна старалась поступать и делать все правильно. Написала длинную жалобу в Роспотребнадзор на придомовой магазин за продажу скисшего молока и просроченный сыр, который однажды купил Франк, чем испортил им двоим вечернее настроение. Позвонила в полицию, чтобы приехали за бомжом, который шатался около подъезда.

Незаметно Франк стал для Анны всем, заполнив собой окружающий мир. Более ни для кого не осталось места: ни для родителей, ни для друзей, ни для однокурсников или кого-то еще. Франк не просто стал любовником, другом, преподавателем, он стал объектом постижения. «Мне до него расти и расти», — призналась Анна как-то Маше, за что получила от нее в ответ иронические шуточки.

Больше Анна никогда и ни с кем не говорила о жизни с Франком.