Чтобы классику икнулось

Максим Фарбер, 2021

Мальчиш-Кибальчиш чудом уцелел. Но война продолжается, и враги не намерены сдаваться…

Пастбище было синим. Нет, не казалось, а именно было; и не сине-зеленым, как морская волна, и не бледно-лазурным от росы; дело было даже не в холодном белом свете весеннего солнца. Просто — чистый, густой, насыщенный синий цвет. Откуда — никто не знал; не знаю и я. Примем, что в те далекие времена чудеса на земле еще встречались…

По пастбищу шел мальчишка-подросток. Высокий и тощий, коротко стриженный, одет в ясно-желтую рубаху. Он воздел руку, касаясь длинных, выше пояса, стеблей травы, и рассеянно сбивал с этой травы росу. Однако по тому, куда был направлен его взгляд — к Большой горе, из-за которой доносился странный гул (не то грохот) — вполне можно было судить, что вышел он на луговину совсем не гулять и не прохлаждаться.

— Эй, Мальчиш, — позвал вдруг кто-то.

Парень, всполошенный, обернулся. Перед ним стояло удивительное создание: тоже вроде бы из мальчишей, но куда меньше ростом, стройней в обхвате и — что касаемо лица — намного тоньше… НЕЖНЕЕ, что ли? “Черт-те дери”, — сказал он сам себе, — ” я и не думал, что такие слова знаю! “

Одето неизвестное существо было в замызганный пастуший чапан и шаровары; на голове — войлочная кушма. Ноги, как и у самого Мальчиша, босы. Чем больше наш герой вглядывался в странное большеглазое лицо Не-пойми-кого, тем шире на этом лице делалась улыбка, и наконец Мальчиш поймал себя на том, что ему тоже хочется (“ЗВЕРСКИ хочется, трах твою прах в тарарах! “) ухмыльнуться, правда, почему-то без издевки. По-доброму…

— А-а, — понял он наконец. — Ты из Царства девчонок, наверное.

— Так точно, — откозыряла незнакомка. — Меня Маришкой звать.

— А я…

–А ты Кибальчиш; знаю. Мне или вороны, или ласточки доносят. Да и сама я давно за тобой слежу. За отцом твоим, за братом…

— Вот даже как? Ну ладно. Я не в обиде. Ты это… — он помолчал, тщательно изучая ее уютные округлые черты, но ничего не говоря вслух. Потом, наконец, решил, что долго молчать не годится. — Ну, спасибо, что заглянула, соседка! По гроб жизни, как говорится. Все не так скучно… — И, делая вид, что совсем уж собрался уходить (но Маришку было не провести!), оглянулся напоследок. Скорчил кислую — кислее некуда! — рожу, и сказал:

— Тоже… шум из-за Горы слышала… А?

— Да. Война идет, Кибальчиш!

— Я войны не боюсь, — хмуро бросил он. — Всего и делов-то: ночь простоять, день продержаться.

— А потом?! — возмутилась девчонка. — Когда и ночь, и день к концу подойдут?

— Э-э-э… Ну, потом — еще ночь и день продержаться.

— А после?

— А после — еще ночь и день.

— И так до бесконечности?

— Выходит, что да.

— Я бы не хотела такой жизни, — вздохнула Повелительница девочек.

— Ну вот и глупая, — сплюнул в сердцах Кибальчиш. Он ожидал яростной отповеди, криков, навроде “Кого, КОГО ты глупой назвал?!” — и, надо сказать, подобное внимание со стороны Маришки было бы ему приятно. Даже очень.

Но, когда Мальчиш поднял глаза, рядом никого уже не было.

Он пожал плечами и медленно побрел по тропке назад

Ночью из-под Горы выползли буржуины.

Они дождались, пока все уйдут спать, а потом поползли — медленно, но, добравшись до вожделенных земель Мальчишей и Девчонок, набросились, как осы на сахар. Клацали затворы ружей. Кто-то вскрикивал во сне, дергался — и тут же падал окровавленный. Кто-то успел вскочить, и сейчас бежал к околице села — бить в набат…

— Равные права они тут придумали, — бурчал граф Ланкастер, теребя жесткие усы. — Да разве ж так можно? У кого денег нет, у того и не должно быть! Всем милостыньку подавать — ни шиллингов, ни пенсов не напасешься!

— Вот про “пенсов”, хи-хи, — поддакнул не менее усатый товарищ Troubka, — ваше благородие верно сказало. — ” Пенсы”, сиречь пенсионеры — воистину наше все! Те, которые Жюль Верна и Майн Рида не читали даже в детстве — а потому не заражены всей этой вредной романтикой, и лишь пребывают в рассуждении, чего бы покушать…

— Как я, например, — прозвенел тонкий голосок откуда-то сверху, и Troubkיе на нос сел месье Комар.

— Ну, ты — разговор особый, — буркнул Геронтократ.

— Я все же считаю, — сказал Ланкастер, — что доверять следует скорее моло… Атас, братва! — вдруг заорал он, пока переходя со старомодного английского на абсолютнейший черноморский. — Сюда орава мальчишей прет!..

Засверкали белые штыки. Загремели выстрелы.

Тощий мальчиш в драных штанах — тот, кого Кибальчиш за непокладистость нрава уже успел обозвать “Плохишом” — вдруг кинулся к графу, обхватил голенище его сапога и стал со всей силы слюнявить:

— Не бейте, вашродь, не бейте! Я хоро-оший!

Кибальчиш было нацелил мультук, но задумался и отвел в сторону:

— “А зачем во все века мальчишек”, — вспомнил он, — ” топорами, пулями, напалмом?!” Довольно крови, граф! Отпустите Плохиша, я вам дам за него выкуп.

— Единственный выкуп, — прожужжал месье Комар, — который нас устроит — это ты сам, товарищ командир!

— ВАС устроит? Кого это, прости, ВАС?

— Керзона, — сказал Ланкастер. — Прежде всего — Керзона.

Кибальчиш задумался.

— Эх, вы, — сказал он. — Не в меру ревностные служаки! Ваш Керзон — такой же дурень, как Дуче-Пауче и Таракан усатый!

— Па-апрашу не оскорблять, — замычал Геронтократ, но на него уже не обращали внимания.

— Я сдаюсь, — сказал глава мальчишей. — Делайте со мной что хотите; можете хоть вешать, хоть башку рубить. Хоть по городу в железной клетке возить, чтоб все пальцами тыкали. Меня это все, честно говоря, мало волнует. Да и ты, Плохиш, не бери в голову, что жизнь свою ценой жизни самого вождя выкупил. Главное — с тобой будет все хорошо. Вернешься к отцу и деду…

— Это которому сто лет, и он ружье нацепить не может, до того поглупел? — захохотали буржуины. — Вот уж точно, обрадуется он возвращению внука!

— Не слушай их, — сказал вождь мальчишей. — И помни: я всегда с тобой. Даже когда меня нет.

Конец ознакомительного фрагмента.