Эпоха весны

Максим Удинский

Семь рассказов из обыденной жизни обычных жителей XXII-го века. Студент на практике, полицейский, солдат, неудачливый наемник, старый пилот и сомнительный бизнесмен.

Золотая рыбка

Исполнение самых сильных наших

желаний часто бывает источником

величайших наших скорбей.

Сенека

1.

Они были разными людьми.

Татьяна — специалист по технике, занимающая высокий пост в крупной компании, производящей электронику. Никита — молодой человек обычной, почти невзрачной внешности, почтовый служащий не слишком высокого ранга.

Она — с легкостью знала пять общемировых языков, он — только русский и не особо переживал по поводу этого.

Она всегда отличалась изысканным стилем в одежде, имела вкус к красивым вещам и произведениям искусства, он — был полностью убежден, что трех пар джинс и рубашек на год мужчине вполне достаточно, и никогда бы не отличил Пикассо от Писсаро. Но, тем не менее, они удивительно легко ладили друг с другом.

Соседи, жившие рядом с этой парой на тихой улочке пригорода, никогда не видели и не слышали, чтобы эта пара ссорилась. Семья Санаевых для всех казалась, чуть ли не идеалом супружеских отношений. Никита никогда не забывал о дне рожденья супруги, приходил с работы вовремя, не пил и не ругался. Соседки часто спрашивали у Татьяны, как ей так повезло с мужем, на что та только и отвечала «так уж получилось». Четыре года они прожили на этой улице, но детей у них не было, хотя видимых причин этого никто не знал.

Ближайшие соседи не поверили своим ушам, когда в два часа ночи, семнадцатого августа, услышали яростные крики в доме Санаевых. Звон битой посуды и высокий женский голос сразу указал встревоженным жителям окрестных домов, что это настоящая ссора. Первая ссора такой благополучной и счастливой на вид семьи.

Все могло закончиться тем, что соседи просто повыглядывали из окон, повздыхали о невозможности идеальных отношений и снова бы улеглись спать, ведь утром многих ждет работа. Но все оказалось не так просто…

— Так, как вы умудрились такое написать? — следователь Марьин решительно отодвинул протянутый ему исписанный пластиковый бланк. Полицейский, который собственно и держал бланк, пробасил недовольно:

— А я говорю, именно так и было, — полицейский уже не первый десяток лет служил в городском отделении и ему очень не нравилось, что какой-то зеленый следователь, уперся рогами и никак не хочет принимать рапорт о первичном осмотре места происшествия.

— Это вы называете «полным рапортом»? — следователь нахмурился, как будто ему пытаются всучить наскоро состряпанную отписку.

— А что вы хотите? — полицейский слегка повысил голос. — Я, как только прибыл сюда, на место происшествия, сразу в дом. Я как ее нашел на ковре, сразу подумал все — бытовое, на почве ревности! А потом, как хотел проверить пульс, такое началось — такого за все годы службы не видел.

— Я всё выясню, — примирительно остановил его следователь. — Иначе, зачем я тут вообще. Почему вы не указали, что в доме были разбиты зеркала?

— Вы что, издеваетесь? — полицейский снова ткнул ему в руки лист. — Там же всё и так переломано! Вся мебель. А вы мне о каких-то зеркалах. Девушка эта жива оказалась. Мне же пришлось с ней в больницу ехать, она ведь все время орала как резаная «не одна, пусть он со мной едет» и на меня показывала. Только когда доктора ее успокоили, я сюда обратно приехал и уже в авто написал это.

— Соседей кто опросил? — спросил следователь, все-таки приняв бланк в специальную синюю папку с гербом Следственной службы. Эта папка считалась чуть ли не главным символом власти следователя, даже больше чем удостоверение полиции, лежавшее в левом кармане рубашки или штатный пистолет-парализатор, висевший подмышкой.

— Пятнадцатый патруль, — избавившись от обязательного рапорта с места происшествия, полицейский стал намного спокойнее и был не против помочь следователю. — Вы же знаете, как эти ребята работают. Думают, чем быстрее, тем лучше.

— М-да, — кивнул Марьин и, наконец, вылез из патрульной машины. Было теплое, безоблачное утро. Полицейский остался в машине — смена у него закончилась, пусть теперь с этим делом мучаются другие. Но тут он что-то вспомнил и, высунувшись, крикнул следователю:

— Знаете, мне, конечно, все равно, но кажется, это он с ней такое сделал.

— Он? — переспросил довольно безразличным тоном Марьин. — Посмотрим. Ладно, я пойду отрабатывать свою огромную зарплату, удачи.

Полицейский от души рассмеялся — зарплаты следователей никогда не могли похвастаться заоблачными числами.

Марин не особо спешил к дому Санаевых. Он успел только в общих чертах ознакомится с этим делом. Семейные разборки он никогда не любил распутывать. Особенно те, которые происходили на здешних тихих улицах провинциального города. Особенно если они усложнялись не вкладывающимися в голову показаниями. Ну, последнее, считал Марьин поправимо — наверняка поспешно собранные с соседей показания грешат неточностью и искажениями спешившего патруля.

Запищал браслет полицейского коммуникатора. Марьин нажал на прием и сказал:

— Да?

— Вы скоро там? — слегка недовольным тоном спросила Тина. — Я уже давно тружусь с анализаторами, а вы, детектив, все еще прогуливаетесь.

— Это у вас, за океаном, я детективом был бы, — Марьин слегка улыбнулся словам штатной специалистки по био-анализу. — А здесь я следователь, пора бы вам запомнить.

— Стараюсь, — ответила Тина. — Но вам и правда пора бы заглянуть к нам, здесь много чего интересного я нашла.

Марьин уже вышел к невысокому каменному забору, огораживающего дом Санаевых. Рядом с низкими воротами скромно стояла лишь одна машина, окрашенная в традиционные сине-белые цвета полиции. Никакой толкотни, кучи транспорта, мигалок и зевак вокруг не было — это ведь не съемки детективного фильма. У машины скучал патрульный, время от времени заглядывавший в электронный планшет, висевший у него на поясе.

— День добрый, — поздоровался полицейский с Марьиным.

Следователь торопливо кивнул и поспешил во двор.

На лужайке, посреди осколков оконного стекла, ходил один из ассистентов Тины — смуглый молчаливый мужчина — и внимательно присматривался к осколкам через окуляр какого-то прибора.

Сама Тина сидела в просторной и ранее хорошо обставленной гостиной. Перед ней была разложена полевая лаборатория. Здесь кроме женщины было только двое полицейских, очевидно — пятнадцатый патруль. Эти ребята лишь тихо переговаривались друг с другом и бросали короткие взгляды на сломанную мебель вокруг.

— Очень интересно, — тихо проговорила Тина, наблюдая какие-то цифры на одном из маленьких мониторов лаборатории. Ее привычка говорить сама с собой в моменты размышлений уже давно никого не удивляла в отделении.

— Что? Нашли следы пришельцев? — как ни в чем не бывало, спросил Марьин.

— А, это вы. — Тина ничуть не смутилась. — Давно бы вам пора было быть здесь.

— Ну, что уже есть? — спросил следователь, указывая на лабораторию.

— Следов насилия не обнаружено, — пожала плечами Тина.

— Не обнаружено? — удивился Марьин. — Это тогда что? — он махнул рукой на выбитые окна и разломанную мебель в комнате.

— Я говорю, что здесь никто никого не избил, не убил и не избивал никогда, — четко произнесла Тина. — Крови супруги или ее мужа здесь нет. Так что соседи ошибаются.

— Так, а что они говорят, в общем, по поводу этого… — спросил Марьин, присматриваясь к деревянному журнальному столику, разломанному неким мощным ударом на две половинки.

— Все ближайшие соседи говорят, что эта парочка среди ночи устроила знатную ссору. Подняла на уши почти весь квартал. — Подал голос один из полицейских из пятнадцатого патруля. — Никто из них такого не ожидал.

— Что, опять идеальная семья? — слегка скривился Марьин. Он ужасно не любил такие рассуждения, мол, вот жили люди душа в душу, а потом бах, и как по заказу — трупы, убийства, насилие. Но сейчас, к счастью, никаких трупов не было. А было много несуразностей и пропавший без вести человек.

— Да, — кивнул полицейский. — Но это все-таки муж сделал, я вам говорю, следователь.

— Не говорите ерунду, — недовольно произнесла Тина. — Что там эта Татьяна? Пришла в себя? — этот вопрос она задала в свой коммуникатор — такой же стандартный полицейский браслет, на запястье, как и у всех присутствующих.

Конец ознакомительного фрагмента.