Лапы волчьи, характер русский

Максим Сергеевич Макаров, 2018

Эту историю, как и другие мои произведения, можно смело считать сказкой. Я назвал ее реалистической, поскольку в ней упоминаются события, предметы, факты, которые действительно имели место в истории ХХ-го века. Их я использовал для творческих целей и поэтому заранее прошу прощения у специалистов. Многое из того, что я писал о реальности, в реальной истории не было, и на месте гор были совсем другие горы. Но я и не стремился достичь документального сходства. Уже с первых страниц в реалистическую картину проникает иное, необыкновенное, в результате чего история становится сказкой. Главные герои – мои приятели – живут и борются в Мире, очень похожем на наш. Или даже это наш Мир, только немного иначе изображенный. Но проблемы в нем все те же. Будем бороться вместе!

Эту и все другие иллюстрации автор книги выполнил сам.

Часть первая

1930 год. Камчатка. К восточным берегам спешит весна.

И вновь — весна!

Ее поступь в этот раз была легкой, быстрой, неудержимой; наверное, весне очень хотелось принести всем сюрприз, и поэтому она торопилась, подгоняла неуклюжий февраль. На востоке нашей страны зима всегда мощная и великолепная, управляет морозами из огромного ледяного дворца. Тот дворец окружен высокими башнями и теремами, от которых тянутся без конца бело-синие бастионы. Это нужно зиме для того, чтоб другие не слишком глядели на ее сверкающий чертог. Чтоб не забирались в него.

А весна просто съехала с крыши.

Скатываясь, она подняла большой буран — такой, что все окна побелели. Но в тот же день, к вечеру, белая пелена осела, прижалась к земле, не твердея. Утром на дворе уже был устойчивый плюс. Толстые сугробы видят полоски воды и не верят, что сами станут водою. Прошлый сезон подарил очень много снега; море застыло еще в ноябре. Оно освобождается нескоро, старожилы это знают. Но плюс уже достиг 7 градусов!

Оттепель атаковала еще в конце февраля. Март пришел под ее знаменами, и, похоже, хочет развить успех. Прошло всего 4 или 5 дней с начала месяца, а лед уже трещал по всей Авачинской бухте — к большому неудовольствию мастеров рыбачить с удочкой. Пропал конец сезона! Лед исчез будто по волшебству. Самые смелые уже стали готовить лодки.

— Баловство! — говорят старожилы. — Еще заметет.

Но к 7-му марта бухта растаяла.

Промысловая шхуна «Комсомолец» всю зиму провела здесь — скучала, но не бездельничала. Она ремонтировалась и составляла план будущей жизни: ведь без плана трудно действовать и людям, и кораблям. Правда, открытий или особо громких подвигов не предполагается, поскольку шхуна небоевая, и не ходит вокруг земли. В будущем «Комсомольца» ждет лишь постоянный труд, а потом — опять труд. Когда есть чем заняться, это уже хорошо.

Средний возраст экипажа был меньше 30 лет. И командир, товарищ Нестеров, тоже был молодой. Он сильнее всех ждал весну: не то, чтобы он не мог придумать для зимы дела — дело было; но его как-то не хватало. На шхуне раз 10 проверили и перепроверили снасти, такелаж, моторную часть («Комсомолец» ходит и с мотором, и на парусах). А что еще делать, если кругом льды? У Владивостока, конечно, интереснее; однако в прошлом году, уже после окончания сезона пришел вдруг приказ: срочно доставить ценный груз на Чукотку. Остальные суда были уже зафрахтованы или не годились. Нестеров с командой дошли — им дали команду отвезти что-то на Командоры. Оттуда пришли в Петропавловск, думали переждать метель. Но она лишь усиливалась. В результате за неделю намело огромные глыбы. Вслед за ними навалился лед. Зима нагнала метелей, чтоб не видно было, чего она хочет, а как только пурга сошла, уже было поздно: кругом стоял лед. По застывшему морю можно пройти на лыжах или на собаках. А кораблям придется ждать.

Занятия выдумывали какие только можно. Боцман Климчук, например, готовит деревянные формы, а потом вырезает из них трубки, мундштуки и портсигары. Его мастерство хорошо знают в портах Охотского моря, с дальних судов тоже обращаются. Моряки любят покурить, а Климчуку нравится работа по дереву, тем более что она приносит явную прибыль. Климчук делал трубки и просто так, и под чей-нибудь заказ, а потом продавал или обменивал. В команде его зовут нэпманом. Климчук очень солидный человек, который не любит болтать — но если вдруг захочет — то может говорить подолгу. Ругается он совершенно особым образом: другие для этого используют резкие или грубые слова, а Климчук говорит слова простые, нерезкие, однако бубнит, рычит и грохочет.

Команда читает вслух фельетоны из «ЛЭФа»

— Опять ерундовина? — Боцман чешет нос. Он куда-то положил брусок очень редкой породы дерева, из нее можно б сделать что-то приличное. Но брусок исчез безвозвратно. Боцману кажется, что материал сгорел в печке.

— Транжирить нравится. Разбазаривать! Охламоны. — Густые усы боцмана движутся вниз-вверх. Они целиком скрывают рот, поэтому нельзя сказать, насколько он изогнут. А в глазах боцмана штиль, туман. Он ворчит просто так, для порядка.

Боцман, наравне с капитаном, может давать самые разные задания. Но шхуна стоит на приколе, поэтому больших морских работ нет. Боцман идет на кухню инспектировать крупу и картошку. По его мнению, это гораздо важнее, чем вся культурная программа, которую на шхуне изо всех сил старались вести, чтоб не умереть со скуки. Нестеров тоже активно участвовал в ней. Но все же трудно бывает придумать программу на весь день. Нестерова очень интересуют науки о море: история открытий, гидрология, океанография, даже ихтиология. Однако все ученые остались либо далеко на юге, либо на Чукотке, откуда в прошлом году едва успели выйти. Льды росли так стремительно, что Нестерову даже обидно стало. Хоть он и не научный деятель, и на шхуне нет необходимой научной базы, и все-таки неприятно, что лед их подрезал и отсек.

Еще ему нравится преподавать. Как назло, в Петропавловске все никак не могли открыть мореходный техникум, а в неофициальной обстановке проводить занятия почему-то запрещал горком. Разрешено обучать свои команды, но не чужие. Правила в то время еще не успели отработать полностью; рядом с большим, еще не отжившим Старым возникало дерзкое Новое, не похожее на новое прежних эпох. Тогда основой Нового были отдельные блистательные личности, теперь же Новое неслось вперед под напором больших масс. По всей стране шла волна великих перемен, преобразований, начинаний и планов. «Идет великий поток… а мы совсем не фарватере. Правда, если правильно выставить паруса, можно выйти… Казуистика!» — Нестеров в сотый раз спускается, чтоб проверить такелаж. Все на месте… мышами все же пахнет. Надо бы завести кота или собаку. Пес даже лучше будет. С ним можно выйти на простор.

Камчатка во все времена была краем охотников. Простора здесь действительно много. Нестерову не хотелось оставлять корабль надолго, поэтому он ходил рядом с Петропавловском, у поселка Елизово. Тамошние мастера знали, как поймать добычу не уходя далеко. К северу от Елизова гуляют пышнохвостые лисы, и даже песцы бывают, если зима суровая. В эту пору их особенно умели ловить, заманивали, окружали в нужных местах. С другой стороны, и песцам удавалось обхитрить даже самых опытных охотников. Поэтому охота всегда несла элемент интриги, и поэтому всегда было интересно.

За зиму Нестеров добыл несколько больших зверей и десятка два разных птиц. Песцов он отдал местному жителю, Николаю Иванычу, с которым познакомился еще когда в первый раз попал сюда, сразу после Гражданской Войны. Николай Иваныч — дядя Коля — стреляет всегда виртуозно. Но он также очень тонко чувствует природу, старается ее не обидеть, не испортить. В ответ Природа дает дяде Коле промысел, а если даже обманет, то не так обидно.

Однажды он и Нестеров два дня по сугробам шли за песцами, за их серебристыми нарядами, а те вдруг взяли и растворились в зимнем поле. Они словно слились со снегом, и не было ничего-ничего на том месте, куда они ушли, ни запаха, ни следов. Зато дядя Коля увидел впереди гнездовья гусей; до них тоже трудно добирались, а потом поняли, что яйца не в чем нести. Пришлось возвращаться за корзиной. Нестерова тогда изрядно измотало; он едва дошел до кубрика, велев боцману заняться яйцами и командой. В тот день командир уже не делал ничего, только спал. Климчук говорил вслух разные серьезные вещи, хотя, признаться, он был вовсе не против яиц.

Это было года три назад, когда Нестеров только стал капитаном. С Николаем Ивановичем он продолжал общаться и, когда бывал в Петропавловске, всякий раз привозил что-нибудь полезное, например наборы для обработки металла, точильные камни, другие инструменты. А шкуры никогда не брал. И в этот раз тоже отказался.

— Дядя Коля, ведь по сути это Вы же их нашли, вы нас вывели на место. И потом, как я отдам шкуры, куда? В лавку МехТорга? Так там знают всех охотников, всех, у кого есть разрешения. Решат еще, что я браконьерил.

— Сережчик, да брось. Кто подумает? Все ж местные.

— А если там будут проверяющие, ревизоры? Они же бывают.

— Да, бывают… Из больших городов.

В крупных городах дядя Коля никогда не был, мало о них слышал, и надо сказать, побаивался их. С Нестеровым они виделись в середине января.

После Крещенских морозов вьюги замели весь город и пристань. Нестеров был уверен, что они с командой смогут выйти в море никак не раньше конца марта, а возможно, и еще позже. Весна явилась внезапно.

— Уже можно ставить лодки. А там и с якоря можно сниматься, и идти наконец. На одном месте надоело. Но все-таки…

Нестеров наведался к боцману.

— Егор Федотыч, я хочу сходить по делу.

— В горснаб за дефицитом? — одобрительно прогудел боцман. — Это правильно. Слушай, ты можешь там достать масла, хотя б канистру, и еще этих, как его… деталей с номером?

— Нет, я не в горснаб, я Николая Иваныча проведать.

— Это еще зачем? Он не маленький. Как ты к нему по такой хляби пойдешь? — талые снега создают огромные лужи, кое-где по колено глубиной.

— В море еще глубже — сказал Нестеров.

— Ох ты! — боцман махнул рукой, в которой была маленькая заготовка. — Очень будто надо. Ну ты тогда хоть забери у него инструмент с этого года.

— Я же ему подарил.

— Чего? — Климчук от удивления сдавил заготовку, и она чуть не раскрошилась. — Серег, ты чего, ты это — зря. Он что, нищий? — на любого другого члена команды боцман обязательно бы стал ворчать. Как же, тот набор только-только приобрели, даже почти не использовали. Но капитан зачем-то отнес его этому камчадалу. С капитаном неловко ругаться… к тому же он нормальный парень. Боцман надул щеки и опять стал вырезать.

— Сколько стоило хоть? — Нестеров не ответил.

Он уже на палубе. Отовсюду летят холодные слезы; март хнычет. На берегу слез гораздо больше, местами они, сливаясь, образуют настоящие пруды. Нестеров немного поколебался, подумал. И все-таки пошел. Он старался идти по плотному снегу, перепрыгивать через лужи, хотя теперь это непросто. Петропавловск-Камчатский весь залит мартовскими слезами.

До охотничьей деревни Нестеров шел больше 10 верст по очень скользкой трассе. Под конец зарядил мокрый снег, и уже все стало мокрым, с ног до головы. Он вдруг подумал, что дядя Коля может оказаться не дома, что он ушел проверять дальние места. Хотя куда сейчас идти… Если надо, то пойдешь.

Старый охотник дома.

— Сережа, заходи! Как раз самовар готов.

Нестеров тряс, тряс своими унтами, но они все равно наделали луж.

— Куропатки появились. Ты как на следующей неделе? Сходим?

— Нет, Николай Иваныч, нам надо уже собираться. И так столько месяцев стоим.

— Понятно.

В избе пахнет травами.

— Ты пей всю, она согревает. Так, значит, вы во Владивосток хотите?

— Сперва думаем на Командоры. А там как получится. Может, еще заскочим на Сахалин.

Николай Иваныч, инструменты все я вам тогда оставлю.

— Такие дорогие? Да зачем же все?

— Но ведь здесь нельзя таких достать.

— Да. — Дядя Коля призадумался: он хотел сказать Нестерову что-то хорошее и жизнеутверждающее. Дать что-нибудь от себя. Только что?

— А шкуры не будешь брать?

— Нет. — Маленький самовар уже пуст. Николай Иваныч его снова раздувает.

— Сережа, ты сейчас-то не ходи. Пережди до утра. Или присмотреть некому.

— Да есть… — Нестеров прилег на лавку с резным подлокотником и рассматривал все вокруг. Обстановка в избе была обычная, для городского человека она могла показаться весьма бедной. Нигде нет фабричных изделий (оружие и инструменты дядя Коля хранит отдельно). Все деревянное, некрашеное, немного треснутое, без прямых углов и монотонного цвета. От сухих камчатских трав идет аромат, тонкий и приятный, и сами травы, собранные в связки, похожи на перевернутые букеты. Так жили русские люди и сто лет назад, и двести. В этой жизни нет ничего плохого.

С другой стороны, хочется великих дел. Хочется побеждать. Нестеров уже побеждал прежде — в юности, на полях Гражданской Войны. Но тогда он был среди сотен тысяч таких же как он, очень молоденьких, которые мало что могли сами. Теперь он может гораздо больше — и сидит, запертый как ванне! Есть же и наука, и большие фрахты; давно пора направить «Комсомольца» в этом направлении.

Утром Нестеров думал только о новом курсе.

— Я пойду, дядя Коля.

— Погоди! Сережа, я хотел тебе это самое… показать хотел!

— Что?

Дядя Коля замолчал, словно забыл нужное слово.

— Это… как это лучше сказать-то. Вам ездовые не нужны?

— Собаки? Да нам, собственно, разогнаться на них негде.

— А охотничьи? Охотничьих можем дать. Возьмете?

— Пожалуй — ответил Сергей. Он раньше охотился и с собаками, только не знал, кто их здесь даст.

В Елизово все охотничьи псы берегутся хозяевами, все они очень нужные, и Николай Иваныч знал, что взрослого обученного пса никто не даст. Он водил Сергея по деревне, рассказывал всякие истории — во дворы они не заходили. Они прошли всю деревню, зашли в другую, обошли весь поселок. Нестеров не мог понять, что они выискивают.

Дядя Коля меж тем старался что-нибудь придумать.

— Ага! Вот! Я слышал, у Ольки есть. Олька это деда Антохи собака. Пошли к нему.

Дедушка Антона самый старый во всем поселке, самый опытный. Он живет на отшибе, по дороге на Черное Озеро. Туда сейчас летят гуси — дядя Коля приметил их на горизонте. Дед Антон снег не чистит — считает, что чем больше талой воды, то тем лучше для грядок. Огород у него вокруг всего дома. Но еще зимой он проложил специальные мостки на чурбаках.

Нестеров чуть не поскользнулся. Дядя Коля шагнул в лужу, думая, что там мелко. Оказалось глубоко.

— Тьфу, ясен порох!

— Здорово, ребята! Сыро, небось? — спросил дед Антон.

— Ничего-о! — протянул Нестеров.

— Коля, гусей видал?

— Видал. Ушли в сторону озера. Дядя Антон, а у нас к тебе дело. Ты говорил, у тебя опять ребята есть.

Дедушка удивился.

— У меня-то? Откуда? А, эти! Эти есть. Целых два парня. А кому надо?

— Да вот, капитан хотел взять.

Дед Антон закивал.

— Сережке дам, конечно. Сережка наш. Другим за большие деньги не отдал бы. Обязательно!

Смешно подергивая ногой, дед Антон повел знакомых в охотничью часть избы. Там висят самые разные приспособления.

«Заранее приучает» — подумал Нестеров.

— Эге. Да тут их нет. А куда же она их задела? Вспомнил. Возле кладовой у печки. Там гнездо ее.

«Птицы, что ли?» — Нестеров налетел на лавку. В избе темно, и сквозь белесые окошки почти не идет свет. По краям стекла измазаны белой краской.

Дядя Коля стукнулся о печь. В самом темном уголке лежат старые тряпки вперемежку с протертыми шкурами. Их там целая куча.

— Кого мы хотим найти?

— Парней! — Нестеров пригляделся: у стены, прижавшись друг к другу, лежат два маленьких комочка. Один серенький, а второй черненький.

Дед Антон сгреб рукой обоих. Комочки развернулись, и Нестеров увидел лапы, головки и большие-большие глаза. Щенкам не было и 2 месяцев.

— Я думал, у вас есть кто постарше! — сказал Нестеров.

— Старше-то все при деле. Да и потом, кто они такие? Только брехать горазды. А это свои, особые.

В чем их особенность, Нестеров не мог определить. И он не знает, что сказать: ребята у него в руках, теплые и мягкие как шелк. Но ведь он думал о взрослых собаках.

— Ты их сам обучишь как надо! — сказал дядя Коля.

«В море?» — хотел спросить Нестеров, но произнес совсем другое:

— А от кого они?

— Да от Ольки. Олька наша самая умная, самая деловая; любого зверя найдет. Это ее парни.

Нестеров удивился.

— Но ведь вы говорили, она никого к себе не подпускает! Ни одного пса.

— Да, насчет псов у нее есть такое — сказал дед Антон. — Но тут ведь не псы! — он доверительно снизил голос. — Тут ко мне… на поля рядом… волки приходили. Всю прошлую зиму. Такие, знаешь, здоровые, высокие. Красивые! У здешних волков такой расцветки нет. В былую пору я всю Камчатку исходил, но таких окрасов не видел. Они не серые и не белые. Другие! Кажись, из тех, что на большой земле живут.

— Что же, они по льду перешли.

— Уж не знаю, как, что их сюда занесло. Только волки были. И Олька бегала в их сторону. Ну, я думал — пропадет. Даже сам хотел бежать с ружьем. Но — ничего. Издалека видал, как она с ними бегала, играла.

— А ты их не гонял?

— Нет, зачем. Да они мне и не мешали, волки-то. Ольга бегала с ними. Туда еще другие шатались, куцехвостые; так тем волки дали! Не убили, не порвали, просто сильно помяли.

— Чудеса! — сказал дядя Коля.

Дед Антон закивал.

— Сережа, бери. А то она придет, будет еще волноваться…

Нестеров машинально сунул щенков за пазуху.

— А где она сейчас?

— Митроха попросил — я дал ему на три дня. Митроха хочет найти соболиный след. Не знаю, может — найдет.

— Разве соболей сейчас ловят?

— Олька всех поймает, если ей захочется.

Нестеров наскоро попрощался, пожал руки охотникам и что есть сил зашагал по лужам. Он думал, если мать щенков его увидит, тогда точно произойдет история. Он прижал руку к груди. Ребята тихонько шевелятся. Но не плачут, не скандалят.

На обратном пути вся трасса превратилась в реку, кое-где осколки льда качались на талой воде, как кораблики.

Унты, кажется, протекают.

— Ничего. Выплывем.

Нестеров шел, поднимая волны.

***

Когда Ольга возвратилась, она сразу побежала к детям.

— Все уже! — сказал дед Антон.

Она заскулила.

— Не ори! Он хороший человек. Инструмент всем привез… да он парень что надо. Мировой мужик!

В избушке еще пахло Нестеровым. Ольга знала его и потому немного успокоилась.

Ей, конечно, было очень горько. Детишек увезли… едва ли она увидит их вновь. С другой стороны — здесь хоть и много простора, но всегда одно и то же. Год за годом — почти ничего нового. А мир ведь так велик. Сыновья его увидят…

Что ждет их в будущем?

***

Боцман дожидался Нестерова на причале.

— Пришел? А инструмент — оставил?

— Да.

— Эх-х! — Климчук выдохнул с досадой.

— Но твои уникальные зубила взял. Целых две штуки.

— Мог бы и все взять. На что они там? Сидят, значит, только готовенькое берут…

— Федотыч, но ведь и нам кое-кого дали.

— Деньги?

В этот момент куртка заплакала и запищала. Боцман даже подпрыгнул от удивления. Нестеров вздрогнул, но сразу сообразил, расстегнул куртку и высадил ребят на груду мешков поблизости.

На мешке сразу появилась лужица.

— Это чего? — Нестеров щупал себя под курткой. Как будто сухо. — Это вместо денег?! — боцман решил, что капитана обманули, взяли все ценное, а взамен всучили непонятно что. Детишки съежились, дрожали (на них дул ветер с моря). Но нельзя сказать, что они испугались.

— Серег, ты совсем не это… не так поступил. Зачем они тебе?

— Будем учить. Сделаем ребят настоящими охотниками. И не только охотниками. Понимаешь, у них…

Нестеров хотел сказать про особую наследственность, однако боцман уже бубнил. Его усы раздувались подобно кузнечным мехам, пряча отдельные звуки и даже слова. Видно, что боцман говорит, только не очень ясно, что.

«Дали! Жулики. Все взяли! Деньги заначили, кобелей подсунули… тьфу! Учить их! Конечно!»

Климчук уважал капитана. Но он не верит, что у Сергея что-нибудь выйдет с щенками, потому что… Да хотя бы потому, что пора отправляться. Это редкостная удача — видеть свободное море в начале марта, и не воспользоваться ею просто глупо. В море много дел. И на промысле, и в портах. Когда же тут заниматься щенками?

Так думал боцман.

Тем временем Нестеров уже показывал команде новых товарищей.

— Ого какие! Симпатичные. Для охоты, да?

— А они чьи?

— Мои. Наши. Теперь наши. Ребята, а где у нас потеплее? Туда приятелей поселим.

— Возле кухни.

— А как их зовут?

Это Нестеров еще не знает.

— Сообразим. Товарищи, скоро будем отправляться. Поэтому надо еще раз проверить моторный отсек, такелаж; подготовить снасти так, что идти в пол-ветра.

— Насчет моторов. Мазута мало, капитан. Я тут справлялся: больше двух лимитов не дают — сообщил боцман, — как ты их не проси. Такие лимиты маленькие.

— Нам хватит на обычный маршрут. Главное — дойти до Владивостока. Там нас обеспечат. Народ, не грусти. Давайте работать.

При слове «работать» Климчук воодушевился. Он разгладил усы и с упоением стал командовать.

Нестеров отнес ребят к кухне, где было много старых ящиков. Он выбрал самый хороший, хотел найти что-нибудь помягче, но везде только мешковина. И еще нужна одна коробка — для туалета.

— Сюда песок насыпем. Ну как, товарищи? Нормально?

Широко раскрыв глаза, щенки смотрят вокруг, и лишь тихонечко скулят. Наверное, хотят кушать.

— Каши не осталось? Нет. Ребята, сейчас будет. Мы обязательно… — снаружи слышны голоса. Зовут капитана.

Нестерову хотелось и выйти, и остаться. Все-таки он вышел, но перед этим передвинул ящик на кухню и закрыл перед ней дверь — не полностью, чтобы щелочку оставалась. Так будет светлее, и ребята не убегут. Для надежности он положил к двери чурбан.

— Парни, мы сейчас, а потом… Обязательно! Честное слово.

Кухонная вахта начнется через полчаса. Сегодня дежурит Вася Смехов, у него вечно каша пригорает. Или склеивается.

…

На «Комсомольце» действуют правила, которых нет почти нигде на других судах. Например, в штатном расписании отсутствует должность кока. Вместо этого все члены экипажа готовят пищу по очереди. Даже Нестеров иногда сам готовит, если нет неотложных дел. Климчук, при всей его солидности, весьма охотно сидит на кухне и постоянно пробует на вкус. Идея Нестерова заключается в том, чтобы не привязывать никого к какой-то отдельной функции, а напротив, дать возможность освоить самые разные дела, стимулируя профессиональный и личностный рост. Никто не обижается; тем, кто плохо умеет, поручают варить кашу. Ее почти каждый день варят.

По узкой лестнице Вася Смехов скатился в кладовую, наподдал мешок с углем, и стал нащупывать дверь. Раньше там висела лампа; зимой ее нечаянно разбили, а новой не повесили, поскольку лампочки очень нужны в других местах. Климчук тогда говорит, что все охламоны, и что он в два счета достанет хоть 100 ламп освещения. Однако Горснаб давать лампы отказался, в магазине продавали не то. Боцман убедил Нестерова, что лучше потерпеть, а потом уже купить приличную вещь. Зачем тратить деньги на бузу?

Вася прощупал стены, искал нужные коробочки. Тут ему на помощь пришел комсорг Костя со спичками.

— Осторожнее! Крупа сгорит. Интересно, почему просто лампу нельзя купить. Нам не обязательно светильник.

— Там патрон рухнул.

— Боцман говорит, что денег нет.

— Боцман скажет. Он кулак и нэпман. Деньги копит, а тратит только для своих. Все взяли? Идем. Ой, на кухне как светло!

— Кость, ты покажешь, как тушить надо?

— Покажу. Ого, здесь товарищи!

— Кто?

— Да собаки. — Костя присел и стал осторожно поглаживать щенков указательным пальцем. Он старался делать это так, чтоб его внезапно не схватили за палец. Ребята спокойны.

— Люблю собак. Может быть, молока им дать.

— Я тоже. А где молоко?

— В бидоне! — стали разыскивать бидон, но нашли только старую кастрюлю. Новая утварь стоит отдельно, молока там нет. Ребята встали на лапы и следили. Костя опять ушел в кладовую. Вася подумал и тоже ушел.

— Ты чего?

— Что? Я за тобой пошел. Думал помочь.

— Что помогать, тут пол-литра всего. Куда будем наливать. В миску. — Костя полез рукой куда-то и чуть не выронил бидон. Нет, это не подойдет. Там возьмем.

Дверь на кухню была плотно закрыта, но там, где только что были щенки, сейчас пусто.

— Они смотались?

— Не ори! В окно они вряд ли вылезут — впереди большая плита и стол, за нею разные шкафы и опять стол. Возле него навалены грудой мешки. Ребята взобрались на нижний мешок и угрызут край материи, у самого уголка. Новые моряки очень хотят его оторвать, тянут-тянут-тянут. Мешок не поддается.

— Уже залезли! Молодцы. Друзья, давайте в домик… или что у вас.

— Кость, а они не тяпнут?

— Если аккуратно брать… — ребят сняли со стола. Серенький глядит возбужденно, черненький — внимательно. В ящике они заворчали, но Костя принес им блюдечко.

Серенький еще поворчал, понюхал. Потом они вдвоем стали лакать, и вид у них был совершенно умилительный. После еды их потянуло в сон.

Костя объяснял, чем тушение отличается от жарки. Его дядя работает в 1-й столовой Нарпита города Находки, поэтому Костя разбирается.

— А если они захотят сходить?

— Я не знаю… Капитан сказал, достать песок. Я не знаю, где. Или можно взять пожарный.

— А они умеют… — сковородка шипит и брызжет горячей водой. Вася спешит, перекладывает, обжигает пальцы, к нему на помощь приходят другие. Тем временем новые морячки уже проснулись и опять гуляют по кухне. Видя чужие ноги, они отскакивают и замирают настороженно; а через несколько секунд опять начинают бегать. Они постоянно прислушивались, и, наверное, зная, что такое сапоги, старались бегать не очень рядом с ними. Потом они опять легли спать возле «домика».

Нестеров весь день готовил шхуну к отплытию. Уже поздно вечером он спросил

— Как ребята?

— Мешки грызут. Пытаются.

— Надо дать им что-нибудь для зубов. Палку или башмак.

— Всю кухню уделают! — проворчал Климчук.

— Ой, да ладно — Нестеров решил, что с завтрашнего дня займется обучением. Сегодня он изрядно устал. Уже десятый час вечера. Скоро отбой.

Все разошлись по кубрикам и затихли.

А щенки почти всю ночь не спали, смотрели в иллюминатор на одинокие звезды и едва слышно вздыхали. Заснули только под утро.

— Вот и первая лужа. Нет, это другое пятно. Лужа здесь. Маленькая. Почти попали. Так, ребята, смотри сюда…

Нестеров стал показывать, где «дом», а где туалет, используя приемы опытных собаководов. Братцы на редкость быстро сообразили: вскоре черненький забрался в ящик с песком, терся носом с сереньким. Вторая лужа образовалось уже там, где надо.

— Когда будем отчаливать, покажу вам море. — через час «Комсомолец» издал гудок. Братья залаяли; Нестеров их подхватил и вынес на палубу.

Медленно-медленно борт стал отделяться от пристани. Судно как будто вздохнуло.

— Идем на рейд. Смотрите, это палуба, это борта. Это море — за бортом. Туда прыгать не рекомендуется, чересчур глубоко. Но, в принципе, можно выплыть. Поняли? В море просто так не прыгаем.

— Они разве понимают, товарищ капитан.

— Ну хоть что-нибудь. — Нестеров позволил братьям пройтись по палубе, подержал их за над вантами (словно они стояли на канате, опираясь только на задние лапы). Когда уже показались края Авачинской бухты, ребят вернули на кухню.

Там они разыскали прежний мешок и продолжили его рвать. Он запомнился.

Они тянули грубую ткань вместе и поочередно, взвизгивали, прыгали на мешок и скатывались на пол от качки. Весь день они атаковали молчаливого соперника, вечером — снова принялись атаковать. У мешка очень плотные волокна, и они разойдутся только если тянуть вдоль какого-нибудь разреза или разрыва. Мешок не рвется. После очередной атаки серенький братик вскочил и стал лаять как большой хозяйский пес.

— По-деловому лает. Как Полкан из деревни. Деревенский командир, полковник. Похож он на Полкана?

— Похож, товарищ капитан. — сказал комсорг Костя.

Нестеров погладил серенького.

— Ты у нас Полкан, а братик — черненький ухватился за самый край мешка, хотел упереться в него лапами, но мешок проседал и даже задрав голову, резко дернуть не получалось. Черненький не отступал — зажав край во рту, он стал прыгать в разные стороны. Несколько нитей не выдержали и порвались.

— Вот это характер. Настоящий.

— Товарищ капитан, у него лапы как у волка. Следы в песочке.

— Да, похожие — держа черненького на руках, Нестеров вдруг вспомнил моряков Балтийского флота. Еще в детские годы он любил смотреть на команды военно-морских судов, которые швартовались в Петербурге, а при виде самих кораблей буквально с ума сходил от восторга. И моряки-балтийцы казались ему совершенно особыми людьми.

— Назовем его Балтфлот — в честь товарищей. Это не слишком сложно? Балтфлот, Балтфлот!

— Балтфлот! — подхватил Костя.

— Откликается! Полкан! Полканчик, Полкан… а ну не рви, это ценная материя. Мешок можете дергать. Эй, Полкан, Полкан! Балтфлот! Реагируют! Понимают. Сейчас главное, чтоб они поняли свои имена. Это крайне важно на данном этапе.

Дальше будет уже проще.

— Товарищ капитан, какой-то треск слышно!

— Льдина? — удивился Нестеров.

— Нет, на рее. Боцман говорит, на гроте брамсель съехал.

Капитан пошел проверять. Действительно, мачта стоит немного криво.

— Костя?

— Товарищ капитан, я неделю назад лазил — все было целое. Опять посмотреть?

— Погоди, я сам. — Нестеров полез по вантам. Над палубой ветер еще сильнее, при этом он словно бьет в лицо наотмашь. Ветер меняется.

Нестеров пощупал рею. Снаружи дерево было целое, только в 2 или 3 местах ползут трещины, узенькие, палец не просунешь. Нестеров велел опустить брамсель.

— Ковырнем лезвием. Ого! Да тут гниль. Труха! Ребята, оно внутри истлело.

— Так снаружи ведь целое! Может, щепки отлетели?

— Сами вы щепки. На фоке тоже скрип! — сообщил боцман.

— Вот история. Всю зиму проверяли, проверяли и прошляпили. Егор Федотыч, но мы уже далеко отошли. Нет желания вернуться?

— Да как же можно возвращаться?! — загудел Климчук. — Коли уже ушли.

Боцман, хоть и был здравомыслящий материалист, но свято верил в некоторые приметы. Он считал, что на всякий случай им лучше следовать, а не пренебрегать.

— В Усть-Камчатском можно что-нибудь достать?

— Да наверно.

— Ребята, на Усть-Камчатский. Держим 6-7 узлов, не больше. Егор Федотыч, ты проследи чтоб аккуратно брамсель сняли. Я пойду мотор запускать.

— Ладно.

Шхуна двигалась на север. Ребятишек все время держали внизу, не выпускали на палубу. Полкан и Балтик носились по кухне, все обнюхивали, однажды опрокинули миску с картофелем. Пришлось его выбросить за борт.

— Запомни место. Треску прикормим.

— А она ест картофель?

— Нет — она есть трюфели с оранжевым соусом. А пьет газировку из… Эй, куда! Куда вылезли! Народ, псы выскочили.

— Загоните их обратно! Полкан! Балтфлот!

Ребятам говорят постоянно:

— Балтфлот, Полкан. Полкан. Балтик! Это кто наделал?

На имена откликаются легко, иногда — вдвоем на одно имя. Путаница возникает только если их позвали сразу несколько человек. Ребята не поймут, к кому подбегать.

Они глядят на всех широко открытыми глазами.

— У Балтфлота карие, а у Полкана — зеленые, что ли? Бирюзовые.

— Да ты путаешь все. Это у Полкана карие. А Балфлот черненький. Балтфлот! Балтфлот! А теперь ты позови.

— Откликается! Полкан, Полканчик! Здорово! Молодцы. Такие маленькие и уже такие умные.

— А как же. У нас дураков не держат.

Чуть позади стоял боцман, он все слышал и закивал в знак одобрения.

— Чего расселись? Игрушки развели! У нас брамсель не ходит, а они тут играются. Идите.. в мастерскую.

— Так материала нет, Егор Федотыч.

Боцман дернул усами.

— Скоро будет.

В Усть-Камчатский пришли без помех и стояли там довольно долго. Климчук говорил, что у него все схвачено, однако сам действовать не стал, а договорился с местным знакомым. На «Комсомольце» есть листы жести, проволока и еще другие металлические изделия; все это Климчук заранее сберег, и теперь решил поменяться. Чтобы достать бруски, надо было в одном месте поменять листы, в другом — проволоку, потом то, что поменяли, отнести в третье место, и там уже получить дерево. Иначе организовать не получалось. Знакомый Климчука был мужик хитрый и оборотистый, он тоже хотел получить некоторую выгоду. Он знал всех, с кем можно поменяться, но там тоже хотели выгадать, хоть чуть-чуть, поэтому все затянулось. В конце концов боцман не выдержал и пошел договариваться лично (прежде он думал, что знакомый все устроит сам). Общими усилиями они наконец-то достали брусья.

Пока боцман договаривался, Нестеров вывел ребятишек на палубу. Те сразу же стали бегать.

— Стой! Стой! Упадешь! Балтфлот! Балтик! Бегай здесь. Полкан, фу! Не трогай.

За борт ребята не прыгают, но их не остановить. Вот увидели швабру и стали дергать ее мохнатый конец. Швабра зашаталась и съехала вниз, небольно задев Полкана. Ткнула его бурый бочок. Полкан очень рассердился. Его слышно на весь причал.

Балтик тоже залаял, а затем увидел ящик, прижатый к борту. Прыгнув на него, он встал на задние лапы, а передними уперся в борт. Балтик не собирался прыгать в море, он лишь смотрел на него.

Нестеров снял Балтика и поставил с Полканом. Тот все еще сердится. Оказавшись рядом, Балтик решил, что и ему надо лаять.

— Ребята, тихо. Тихо! — крикнул Нестеров. Детишки замерли, даже съежились. Нестеров стал думать, какую команду им показать.

Тут ударил судовой колокол. Забыв обо всем, и Балтик, и Полкан разошлись во весь голос.

— Спокойно! — капитан погладил обоих. — Так кричите, что оглохнуть можно. Кстати — разучим команду «голос». Петя, ударь в колокол. Голос!

Ребята лают.

— Еще раз.

— Лают опять.

А теперь без колокола. Голос. Го-лос! Что застыли. Петя, ударь еще раз.

Лают.

— Тихо-тихо-тихо! Так. Понемногу разучим.

Нестеров думал, как объяснить, что надо лаять не на колокол, а на команду. В свою очередь, ребята решили: колокол висит неспроста. Он явно вредный, и его можно облаивать (когда он шумит). Люди тоже шумят, кричат, но на них лаять нельзя, это запрещено. А на колокол можно, потому что он вредный. А для чего его тогда держат, если он вредный? Странно.

Костя взялся обучать их команде «фу». Однако в первый день все никак не получалось. Ребята не могли понять, почему при слове «фу» нельзя рвать старую щетку. Ведь до этого было можно. И она не колокол.

Боцман достал брусья. Оказалось, что они в целом годятся, но не по всем параметрам. Материал был необработанный и местами слишком толстый, местами смола капала прямо на борт. Спиливать те места показалось жалко (дерево само по себе хорошее); стали обтачивать, выравнивать; в отдельных местах срезали больше чем нужно. На палубе «Комсомольце» поставили верстаки, козлы. Пошла масштабная работа.

Видя, что Балтик с Полканом не прыгают в море, Нестеров решил их не запирать. Его зачем-то вызвали в местный совет. Комсорг Костя пошел вместе с ним, посколько он представитель актива. Оказывается, в Усть-Камчатском в силу разных обстоятельств катастрофически не выполнялся план по культурно-просветительской работе. Поэтому капитана очень просили, даже умоляли помочь с планом.

— Сергей Максим, завал полный. Обещал приехать лектор… и не приехал, заноза старая. Обещал один по океановедению — тоже пропал. А у нас план. Серег, ты же с высшим образованием?

— Можно сказать, что теперь — да.

— Тогда сделай хоть три лекции. Четыре! Четыре, видишь, где пустые пропуски — тут нам надо обязательно чем-то заполнить. Кровь из носу. План спустили, спрашивать будут, а как делать…

— Хорошо, хорошо. — Нестеров даже рад был.

На «Комсомольце» пилят и сколачивают. Высокий парень с косматой прической ровняет балки, удаляет лишние выступы. Его рубанок то и дело заедает. Ругаться парню не позволяет его характер (весьма флегматичный), однако внутренне он испытывает изрядное раздражение.

Его фамилия Черепенников (возможно, его предки были мастера крыть крыши). Деревянное дело ему то нравится, то нет; в данный момент, двигая рубанком, Черепенникову все кажется неправильным. И бруски, и сучья, и палуба. Все надоело. Да тут еще с хвостами бегают, лезут прямо под ноги.

Балтик подбегал и убегал, Полкан носился рядом. Вот он лезет на бруски рядом с Черепенниковым, прыгает на них и иногда срывается. Черепенникову кажется, что ему специально мешают.

— А ну. А ну! — говорит он глухим голосом.

Ребята возятся и не уходят.

Черепенников ободрал палец.

— Тьфу! Что это. Это из-за них!

— Да отгони ты песиков — посоветовал кто-то рядом.

Черепенников искоса глядит на Балтика. Внезапно, прямо в ноги Черепенникову налетел Полкан. Возможно, он споткнулся.

Через секунду здоровенный ботинок с силой пихнул Полкана. Полкан задел Балтика и они стукнулись обо что-то твердое. Было больно. Но ребята сразу вскочили и стали лаять — сперва вблизи.

— Чего? Чего?! — кричит Черепенников.

Полкан с Балтиком отбежали и теперь лают на него издали. Черепенников сморщился — и запустил рубанком в ребят. Бросок получился сильный, и надо признать, довольно точный. Рубанок ударил именно там, где стояли ребята. Они успели отскочить в разные стороны.

Сейчас они прижались к доскам и как будто растеряны.

— Черепушкин! Ты что, обалдел? В детей топором швыряешь?

— Не топор это.

— А если тебе этим в голову въехать?

— Да я… — Черепенников замялся. Он высокий и действительно здоровый «как бык». Но чем кончаются длинные споры, он знает. На «Комсомольце» его уже дважды отлупили — не в этом году, а когда команда только-только сформировалась. Тогда Черепенников «строил из себя», полагая, что его размер уже сам по себе является защитой от драки. Получилось иначе. Его слегка помяли, желая оказать сугубо психологическое воздействие. Почти вся команда была из морских семей, и лишь немногие, включая Черепенникова, имели другое происхождение.

— У меня совсем не режет!

— Покажь. Да, туго. Возьми мой. Этот подточить надо. А почему ты сам его не заточишь?

— Разве было время? — это сказал не Черепенников, а другой голос, очень спокойный и рассудительный. — Нам же объявили аврал только сейчас. А столярной частью ведает Климчук, он не любит, что его трогали…

— Да. Да. — Черепенников начинает махать новым рубанком. Внутренне он рад, что разговор о «хвостах» замяли. В этом помог Сыркин, парень с Чеховской улицы. Он всегда хранит самообладание, не сердится по мелочам, а если даже сердится, то не показывает этого и ведет себя исключительно корректно.

Сыркину поручили другую работу; сейчас все на корабле при деле. Ребята, поглядев, на Черепенникова, на то, как он опять согнулся, отошли, а потом опять начали лаять. Полкан шумел не затихая. Балтик лаял с перерывами, но резко.

— Братцы, тише. Дайте им что-нибудь поиграть.

Отыскали старую подошву и швырнули ребятам. Балтик понюхал ее, полизал; Полкан совсем охрип. Постепенно он стал затихать; Балтик подошел к нему и они вдвоем куда-то спрятались. Впрочем, их легко найти. Они лежат внутри скрученных вантов.

— Ничего им там?

— А куда они денутся? Мы же пока не ставим. Эй, хвостики!

— Р-р-р! — ответил Полкан.

Они лежали, прижавшись, и не вылезали. Если чувствовали запах Черепенникова, начинали рычать громче. Ходить по палубе им не хочется. Балтик привстал над вантами — напротив Сыркин что-то доставал из ящика. Он увидел Балтика и направил в него долото.

— Бац!

Балтик юркнул вниз. Он слышал, как по палубе разносится тонкий скрип, не страшный, но какой-то удивительно противный, неприятный. Братья лежали молча. Им казалось, что вслед за скрипом надвигается нечто страшное.

Они лежали так долго, до позднего вечера.

— Братцы, как дела? О-о, молодцы. А мы там разговаривали, разговаривали. Я прочел несколько лекций — в целях выпрямления рухнувшего графика культурно-просветительской работы.

— Угощали? — спросил боцман.

— Чуть-чуть. Да я же обычно не беру.

Боцман махнул рукой.

— А где ребята?

— Какие? С хвостами? Лежат на вантах.

— Выньте их. Уже холодно.

— Да они не поддаются.

К вантам подошли Тимоха и Мотя — их облаяли. Когда подошел Костя, Балтик с Полканом немного замялись, а потом стали негромко, но явно рычать.

— Они тут окопались.

Подошел Нестеров.

— Ребята, давайте.

— Гав-гав-гав!

— Ого! Вот так номер. Вы что? Испугались. Егор Федотыч, тут что-то было?

Боцман почесал живот.

— Да не было ничего.

Он полдня сидел у себя на кубрике, вырезал на заказ, и на палубу заходил, только чтобы дать новые указания. А еще он готовил на плите рыбу, очень ценную, и ему было не до пустяков.

— Пускай сидят. Мы их потом вынем.

— Ага. Палец отгрызут — пробормотал кто-то. Но уже смеркалось и все пошли отдыхать.

Полкан и Балтик лежали в напряжении, пока вконец не устали. Когда они заснули, их перенесли в коробку.

На следующий день они опять стали бегать, но уже с некоторой опаской. К Черепенникову старались не приближаться — но когда он, мимоходом, что-то выронил из кармана (тряпку, кажется), на испускавшую его запах вещь набросились и стали рвать. Балтик обнаружил карандаш, который был не Черепенникова, но имел тот же цвет, что куртка Черепенникова — на карандаш напали яростно, и спасло его лишь состояние зубов. Они лишь недавно прорезались, и грызть очень твердые предметы не получается. Днем ребята не ели ничего. Вечером Климчук объявил, что их «домик» лучше бы перенести с кухни на другое место. Нестеров не стал возражать. Ребят переместили поближе к самому большому кубрику, который все называют «кают-компания». Там нет каких-то особенных вещей или удобств, какие обычно бывают в кают-компании. Это просто небольшая комната, где проводят занятия, политбеседы или просто разговаривают.

— Вот ребята, ваша новая диспозиция. Хотите есть? Федотыч, что там имеется?

Боцман сунул миску утренней каши (правда, на молоке).

Ребята подумали и не стали есть.

— Не хотите? — Нестеров заметил, что окрас братьев заметно светлеет на ногах, и что кончики лап почти снежно-белые, особенно у Балтика. И на груди у него что-то видно. И Полкан не просто серый. Ребята с волнением смотрели на капитана, словно хотели что-то спросить. Но капитан скоро ушел.

То, что дал боцман, они есть так и не стали, каша та пропала. Всю ночь они ворочались во сне. Утром они очень внимательно следили за тем, кто пойдет на кухню.

Появился Сыркин — ребята нахмурились и заворчали. Но Сыркину было не до каши. Ее приготовили другие, а принес Костя.

— Маленькие, это вам.

У него кашу съесть согласились.

То, что различия в людях носят не только внешний характер, Балтик с Полканом уже поняли. Они отчетливо различают интонации голосов, и, по крайней мере, на этом уровне им ясно, что люди считают «хорошо», а что «плохо». Пока еще они не очень разбираются в словах и больше ориентируются на звуки.

Например, при звуке «фас!» надо немедленно бежать в атаку. Зубы чешутся нещадно, поэтому команда «фас» нравится. Но при этом нужно соображать. «Фа» без «с» говорят постоянно, в разных словах, которых ребята еще не знают; они внимательно следят за жестами, за выражением лица. Для них большое значение имеет, кто дает команду. Нестерова или Костю слушаться надо. А вот других — нельзя.

Например, Сыркин говорит по политехнический факультет, об организации заводов и фабрик. «Фа» (очень похожее на «фас») звучит постоянно, но на Сыркина даже не смотрят. Потом Костя начинает говорить об итальянских фашистах.

— Гав-гав-гав-гав-гав! — ребята срываются с места, но в отсутствие явной цели приходят в замешательство. Кого Костя велел атаковать?

— Народ, тише! Разошлись. Про фашистов вам не нравится? Не нравится, да.

— Гав! — Балтик с Полканом постепенно догадались, что один и тот же звук в разных ситуациях означает разные вещи. Это кажется им удивительным, и даже непостижимым.

Чтобы разогнать сомнения, они грызут старые подметки.

— Погода не лучше?

— Нет.

Ветер гнал с моря гроздья липкого снега (вероятно, в память о прошедшей зиме). На вантах быстро росла бахрома, поэтому Нестеров решил ждать окончания непогоды.

На горизонте море стало светло серым и почти сливалось с небосводом. Накатили волны, и на какое-то время море казалось черным. А затем снова сделалось серым, и снова пошел снег.

— Мы немного закопались с реями.

— И теперь тоже копаемся! — проговорил Климчук. — Теряем время. Чего ради тогда мы так скоро ушли из Петропавловска? Могли б уже выйти на Командоры.

— На Командорах нет портов. А переждать такую погоду лучше все-таки не в море. Или я не прав?

Климчук пробубнил что-то.

Он сам затянул историю с доставкой брусьев, потом несколько раз придирался к качеству работ. Он не стал спорить, но говорить вслух слова согласия ему не хотелось. Ведь он знал, как вести себя, если корабль вдруг окажется под бурей. Конечно, сейчас буря холодная…

Расставаясь с Дальним Востоком, зима создала хороший буран. Миллиарды снежинок закружились в буйном танце, на бегу превращаясь в белые цветы, похожие на хризантемы. Цветам не было конца. Они росли, росли, множились, без листьев и стеблей, появлялись сразу готовыми. Очень скоро палуба, а за ней и вся шхуна потеряли свой цвет. Все теперь абсолютно белое. Белые гирлянды повисли на вантах и реях, сползали по мачтам. Перед килем, на берегу возникло целое озеро студеных сливок, из которых, правда, не получится сметана. Снег метет и сразу же тает, новые полотна ложатся почти в воду. Команде велели не покидать корабль. Климчук решил один раз сходить по важному делу, но уже в порту он дважды провалился и сильно вымок. Снег не пощадил ни сапог, ни усов. Отважный боцман выплыл, и более того, добрался до дома, где жил один из заказчиков. Но больше в такую погоду выходить не захотелось.

Сыркин безвылазно сидел в своем кубрике, и практически не выходил в кают-компанию. Если мимо пробирался Черепенников, Полкан с Балтиком начинали громко рычать, а стоило тому сказать что-то с «фа», как его сразу же облаивали. В звуке «фа» есть какой-то указатель на врага. Иначе почему катастро-фа? Это слово произносят с явной горечью или ожесточением, иногда — спокойно. Вероятно, «фа» не всегда враг. Поэтому когда Нестеров говорил «фа-ктически» или «про-фа-нация», ребята молчали.

Кают-компания активно обсуждала тему будущего капитализма, который, по словам Кости, летит к своему концу как фанера над Парижем. Опять «фа»! А еще есть «ка».

Ка-та-строфа. Ка-пита-лизм.

Балтик с Полканом все улавливают.

Лежа в сторонке, они чутко воспринимали каждое слово, чаще всего, не имея никакого понятия о том, что оно означает. А потом они вспоминали известные слова, которые поняли недавно, или которые слышали еще в старом доме, в избушке, где был дух природы и мамино тепло. Они уже тогда запомнили много слов. Тогда слова были просто звуки. Теперь же слова стали смыслом!

Балтик повернулся и зашептал Полкану на ухо что-то важное. Полкан согласно кивнул.

Этого никто в команде не видел. Обсуждали очень важные вещи, например индустриализацию или новую интервенцию. Нестеров рассказывал о Гражданской Войне. Он родился в Петербургской Губернии, и все детство провел на реках; но сильнее его влекло море. В 10 лет он увидел корабли Балтийской флотилии. С тех пор он мечтал стать моряком, чтоб служить именно на Балтийском Флоте. Началась война; в царскую армию его не взяли (его было мало лет), в морской кадетский корпус его не приняли бы тоже, поскольку не было связей и денег; и родители были недворяне. Сергея взяли уже в Красную Армию, но не во флот (корабли тогда оказались беспомощны); он отправился сперва на Север, потом — против Деникина, а уже после того, как белые не взяли Москву в 19-м году, начался долгий путь к Тихому Океану. Сергей участвовал в боях против Колчака, против Унгерна, который, как верили многие, продал душу и благодаря этому мог вызывать целые полчища восточных демонов. Иногда… в зареве пожаров, в потоке пыли было видно нечто, похожее на чертей. Но их тени отмелькали, а люди остались на земли. Самую большую опасность представляли именно они: «бывшие» (как тогда называли царских офицеров), казаки, безземельные, отчаявшиеся, авантюристы и настоящие уголовники сбивались в банды, которые орудовали по всему Дальнему Востоку, вплоть до берегов Аяна и Охотска. Но больше всего их было на юге, вдоль Амура и Приморья. Банды занимались грабежом открыто; они даже не стеснялись говорить о том, что воюют не против Советской Власти, а просто «хотят пожить». Самих себя они называли просто: «вольные люди», как в 17-м веке; некоторым из них население даже сочувствовало. В борьбе с красными отрядами банды старались придерживаться партизанской тактики: не вступая в открытый бой, они разузнавали через местных (подкупом или запугивая) о расположении основных сил и атаковали там, где было легче всего, где отряд был слабее, или находился в стороне от других отрядов. Иногда сведения давали даже те, кому красноармейцы оказывала помощь. Это не считали предательством. Ведь против советской власти тогда были настроены очень многие.

Иногда внезапный налет удавалось отбить. Иногда — бандиты убивали всех. Самого Сергея едва не задушили возле Благовещенска: их отряд остановился на дворе, и хозяин был очень добрый и веселый, с виду — просто зажиточный крестьянин, а оказалось — он бывший урядник. В темноте он искал командира; думая, что Сергей — командир, он навалился и стал страшно давить; но увидел, что папаха не та. Тут же начали стрелять, хозяин бежал, а Сергей никак не мог подняться. Его едва успели вытащить товарищи. Потом был бой, и некоторые из товарищей погибли.

В другом месте их отряд обнаружил целый батальон белых, а за ними — пепелище.

Сгорела вся деревня, которая до этого помогала красным.

— Они убили всех. И товарищей, и крестьян, и их детей. Всех собак перестреляли. Я знаю, кто навел белых — подкулачник, мелкий торгаш. Его почти прихватывали раньше, только ведь не было улик. Такой пройдошливый тип. Надо было его шлепнуть. Не успели.

— А белых — разбили?

— Да, но сколько наших пропало. А ведь это был лишь один случай, и далеко не самый масштабный. Всю деревню сожгли, и собак даже.

«Какие бывают злые люди!» — думал Балтик. Он с Полканом лежал под лавкой и боялся пошевелиться; и еще он боялся, что лампа погаснет. Ему казалось, если исчезнет свет, то сразу же из тьмы выскочат враги. В рассказе Нестерова многих слов он еще не знал, но понял основную суть, настроение того, что говорил капитан. Балтик не мог понять своих чувств; они сплелись в единый узел, в большой комок, где был и страх, и ненависть, и сострадание.

Буря прошла. Буран кончается.

Полкан и Балтик выскочили на палубу и скакали по прощальному снегу. Его заплатки лежат везде и текут. Нестеров опять заметил, что у Балтика очень белые ноги и грудь, почти без примесей серого. У Полкана больше буровато-серых тонов, но и у него ноги светлее туловища. Он ходит и гавкает по-деловому, как большой хозяин.

Балтик замер и глядит вдаль. С него хочется написать картину.

— Следы-то у них не собачьи! — заметил Климчук.

— Вот еще. А чьи?

— Знаю я, как собаки ходят. А у твоих и следы, и лапы… Здоровые будут.

— Кто, лапы?

— Все вместе. Деревенские щенки в это время недомерки. А эти — скоро будут как волки. Натворят еще чего-нить.

— Они умные. Балтфлот, ко мне! — Балтик подбегает и глядит на Нестерова. Команду «ко мне» они лишь недавно стали разучивать.

— Полкан! Пол-ка-ан! Иди сюда! Иди, я говорю!

Нестеров хватает его за хвост и тащит не стесняясь.

— Еще раз пройдем. Ко мне! Ко мне, ко мне. Да не туда! Надо понимать. Надо запоминать, что я говорю.

Понимать — Запоминать… Похожие слова. Но означают, кажется, не одно и то же?

— Все домой, домой. На место!

Ребята сами убегают с палубы.

На приколе «Комсомолец» стоял вплоть до последних чисел марта. К этому момент все готовы были идти в море на чем угодно.

— Наконец-то проведаем Командоры.

— Прямо к Берингу? — спросил боцман.

— Зайдем сперва на Топорков остров.

— А чего там такое? Разве что яйцами разжиться. Да, верно. Насчет яиц, это правильно. Люблю птичьи базары, потому что они бесплатные!

— Коммунизм. — сказал Нестеров. Боцман не понял.

— Так везде в природе. — Климчук опять не понял и пошел подгонять команду.

«Комсомолец» вырвался на простор. Он идет по океану, видит волны — то синие, то серые, иногда и вовсе бесцветные; но все вместе создает картину. В океане свое вдохновение. Он бывает часто злым, даже бесконечно жестоким, но при этом он часть природы. А она — прекрасна.

Впереди видны камни.

— Ребята, спускайте лодку. Четырёхвесельную. Балтфлот, Полкан, пойдете с нами.

Нестеров берет охотничий карабин. Боцман раздал всем ведра.

— Федотыч, от такого количества яиц мы лопнем.

— Ничего не лопнем — боцман чешет нос. — Употребим.

Шлюпка качается на воде. Спокойно, говорит Нестеров (имея в виду Балтика и Полкана). Для надежности он обоих держит за шиворот. Карабин прижат к боку. Море подмигивает.

Остров Топорков — это скала длиной не более километра. Некоторое время шлюпка шла вокруг периметра, с целью найти место поудобнее. С восточной стороны к Топоркову идет каменная коса.

— Выросла. Ее ж как будто не было в прошлом сезоне.

На косе можно сходить.

— Тьфу, черт! Скользко.

— Фима, не ругайся при детях. Ребята, вперед. — капитан стал подталкивать братьев. Полкан с Балтиком выскочили на большой камень и застыли.

— Давайте, давайте! — надо идти дальше. Ноги съезжают; но дальше уже не так мокро. Поверхность скалы очень гладкая, местами почти отполированная, а над нею стоят острые углы.

Ребята помчались вдоль моря.

Соленый ветер бьет в грудь, дыхание перехватило от неожиданности: то все ровно было, и вдруг — преграда возникла. Топорков чем-то похож на обиталище колдунов: неровные черные камни стоят над невидимым входом и что-то затевают. Но вокруг них простор. И возможность действовать.

— Фас, фас! — кричит Нестеров, не указывая цели. Это незачем: цели видны повсюду.

Ребята уже знают, что такое птицы. Птицы — летающая дичь. Они бывают худые, крепкие, вытянутые, кричащие, сидящие и в полете. Домашних птиц еще толком не видели. Да на них же, кажется, нельзя охотиться.

Полкан ринулся в самую гущу пернатых. Балтик забежал чуть сбоку. Птицы всполошились и закричали сотнями языков. Они летели во все стороны, в том числе прямо на Балтика, но до них слишком высоко. Балтик прыгнул и не достал, прыгнул снова и чуть не врезался в камень. Весело! И досадно.

Птицы кружат над головами. Они понимают, что в воздухе охотиться на них невозможно. Но они не летят прочь, остаются у острова. Это задорит. Это злит!

Захлебываясь от лая, Полкан несется за всеми подряд. Увидев одну клушу, он бежит очень быстро; но та, не дождавшись, взмывает ввысь и мечет оттуда обидными словами.

Птичий язык Полкан с Балтиком не разберут. Но уже становится обидно. Неужели никого нельзя… ага! Толстый, красноклювый, сидит на камне как царь. Это тупик. К нему крадутся вдвоем, сразу с двух сторон, нарочно пригибаясь к скале. Р-раз! — бросок! — тупика больше нет. Он растаял, хотя не снег он.

Что-то красное видно на юге — но свет бьет по глазам нещадно. Ничего кроме красного света и слез, ничего не разберешь.

Капитан смеется.

Ребята возмущены и озадачены. Как тут можно смеяться, ведь охота — серьезное дело, и оно не получается.

Братья снова атакуют птиц. Будь они на месяцок постарше, первая охота принесла бы трофеи. Но пока они еще маленькие, им не хватает сил. Одного баклана почти накрыли: он по рассеянности полетел не туда, одним словом — зазевался. Его хотел схватить, но зубы еще не такие острые. Их как будто нет! И догадываясь об этом, птицы реют наверху и гогочут торжествующе. Они так орут, что даже командира не слышно.

«Ну гусь»! Ну мы тебе покажем!» — думает Полкан.

«Он толстый и вредный» — думает Балтик. — «Как же он улетел?»

Они вспомнили вдруг, как Костя недавно рассказывал очень длинную и фантастическую историю от неизвестного автора. Возможно, Костя выдумал ее сам. В ней удивительно перемешались фольклор с фрагментами реальных произведений, а так же сюжеты, которые Костя создавал на ходу, экспромтом. Из нее Балтик и Полкан поняли, что бывает такая вещь как волшебство, что оно способно на многое и всегда непонятно, как это делается. Толстый «гусь» (тупик) исчез точно по волшебству. Ведь кругом такие странные камни… Они тогда не дослушали до конца, потому что нить повествования затянулась далеко за полночь.

Боцман одобрительно взвесил на руках ведра с яйцами. Пока Балтик и Полкан разгоняли птиц, команда обходила птичьи гнезда. Впрочем, Нестеров взял братьев не только для этого.

Он хотел начать охотиться с ними уже в этом сезоне. Пусть не весной, а хотя бы осенью. Учить он хотел уже сейчас, поскольку Балтик с Полканом уже не похожи на щенков — во всяком случае, на маленьких; всего за две недели они стали выше в два раза и были очень самостоятельные. Сергей решил начать с несложных заданий. Он командовал до вечера, и ребята все бегали, искали.

Он отвел их ненадолго вниз, затем вернулся.

— Спят как убитые!

— Псы твои? Небось набегались. Но они не лопали ничего.

— Мне нравится их задор. Их упорство. Думаю, из них многое получится.

— А-а! — боцман махнул рукой и локтем стал стирать слезы. Он нарезал огромное количество лука, и теперь тушил его для совместной яично-луковой начинки. Часть яиц уже сварилась.

Выспавшись, и Полкан, и Балтик принялись носиться как метеоры. Свежие впечатления, смесь реальных и фантастических идей вызвали в них огромный порыв энергии. Они прыгали по лавкам и столам, реагируя на любой звук. Вот что-то скрипнуло.

— Гав! Гав! (Это значит: Вперед! Ура!)

От неожиданности Костя выронил бумаги, среди которых, кстати, были очень важные.

Ребята мчатся дальше. Дверь на кухню притворена, ее толкают лапами, вбегают. Звонкие голоса не заглушить.

— Уберите оболтусов! — кричит боцман.

Балтик уже что-то опрокинул. Полкан тоже.

Климчук хотел окатить их водой, но под рукой была лишь та, которая необходима.

Нестеров схватил обоих и потащил наверх учиться. Но его плохо слушали. Ребята возбуждены; им все чудится черный остров, полный птиц, скалы и убежище чародея. Топорков давно исчез за горизонтом, и от этого грустно становится, даже хочется поскулить. Но к вечеру из моря вырастают новые скалы.

«Комсомолец» идет проверять лежбища морских котиков. Сезон начинается чуть позже, в мае, а сейчас надо провести разведку, если удастся — найти новые лежбища. В последние годы котики стали обживать малые острова и скалы.

Боцман весь вечер гудел, но ребята не обращали на него внимания. Ночью Балтику снилось, что все в мире — земля, небо, вода — превратилось в ночь, а вместо звезд ее освещают огромные птицы, покрытые пламенем. Полкану снились вещи простые, из обычной жизни, связанные с командами. Кое-что они вчера все же выучили, но постоянно шалили и отвлекались.

Утром они с удивлением обнаружили, что их шеи что-то держит. Полкан дернулся, и ему стало очень больно под головой. Он ахнул. Балтик чувствовал, как невидимый предмет трется под шерстью, а от него тянется веревка и уходит под большой ящик.

Балтик сделал 3 шага — веревка натянулась. Она висит на шее, не отделяется. Ребята попробовали прыгать, но тщетно.

Мимо идет боцман.

— Сидите? Ну сидите! — в голосе слышна явная ирония. Полкан гавкнул.

— У! — боцман замахнулся большим черпаком. Бить бы он все равно не стал, поскольку перед этим долго-долго отмывал черпак.

Ребята съежились. Они были очень злы на тех, кто все это подстроил. Ясно кто: враги!

«Это Сыркин! И боцман! И еще этот Черепков… ников. Безобразие»

Веревка тоже враг. Она сжимает очень больно и не дает уйти.

Балтик стал носом ворошить шею Полкану, чтоб нащупать веревкин край. Ухватить возле шеи не удается. Тогда он стал жевать ту часть веревки, что была подальше, у ящика. Не получается, не рвется. И страшно чешутся зубы. Просто ужас до чего!

И ни одной подходящей вещи рядом. Неподалеку лежит старая подметка, но на ней, кроме запаха земли, есть еще намеки на Климчука. Ребята рассердились и стали бить подметку лапами, почти как в футболе. Довольно скоро подметка отлетела в дальний угол, куда с веревкой не дотянешься. Скучно.

Балтику пришла одна мысль. Он снова принялся жевать свою веревку, но не яростно, а размеренно. Полкан посмотрел, подумал и тоже стал жевать свою. Этим они занимались невесть сколько времени — наверное, до вечера, поскольку им дали остатки вечерней трапезы. Братья сперва не хотели есть, а потом решили съесть чуть-чуть. В результате они съели все, поскольку не на шутку проголодались. И на следующий день было все то же самое. Они сидели одни и жевали-жевали-жевали свои оковы.

Им удалось немного истрепать веревку.

Когда пришел Нестеров, ему страшно обрадовались — вскакивали, крутили хвостами. Ребята были уверены, что капитан сейчас их освободит. Но он не стал развязывать узлы, напротив — взял оба других конца и повел ребят наверх. Там он что-то говорил про какие-то поводки.

Ребята увидели большой-большой остров. По его зеленым склонам бродят песцы — главные сухопутные звери в этом краю. Однажды одного такого песца чуть за хвост не поймали: он ушел прямо из-под носа, но выстрелом ему отсекло четверть хвоста. Этот фрагмент всю зиму держали в специальной банке с притертой крышкой, чтобы запах не ослабевал.

— Товарищ капитан, да разве они смогут?

— Пусть учатся — братьям сунули в нос открытую банку. Из-за нее ударил острый запах дикости. Шерсть пахла сама, и вдобавок пропиталась еще чем-то, но тоже от песца. Ребята пришли в волнение.

— Искать этих будем! Поняли? Искать — сказал капитан. Уже на острове он еще раз извлек песцовый хвост и дал понюхать. После этого он быстро пошел в сторону малахитового склона. Ребята не могли побежать за ним, их удерживали веревкой.

Сергей ходил довольно долго; когда он вернулся, в банке уже не было хвоста. Только резкий запах остался.

— Его надо искать. Поняли? Искать! — разом Полкан и Балтик дернулись. Веревку отпустили; она задвигалась как змея, а потом почти полетела. Ребята мчатся к скалам.

По малахитовому склону они побежали вверх и вбок, затем передумали и спрыгнули вниз. Затем они опять запрыгали наверх, но уже по другому пути. Опять спускаются. И лают в сторону расщелины.

В ней есть углубления, «карманы». В один из них Нестеров спрятал хвост песца, довольно высоко от подножья, и вместе с тем явно ниже самой вершины. Туда пришлось карабкаться. Нестеров извлек из скалы серо-голубой лоскут, покрытый чем-то вроде бурой пыли. Но она не мешает определить основной запах.

— Отлично, ребята! Отлично. — Нестеров хотел их погладить, но постеснялся. Он не любил при всех показывать нежности. Балтик и Полкан лают в азарте. Чуют?

— Коли так, то ищите!

— Сергей Иваныч! Вон он!! — наверху по склону мелькнула голубая тень.

— Товарищи, спокойно! Пойду я и… Все бежим. Возьмите ребят. Юра, обойдите с той стороны… там должна быть бухта! Ну все!

Дальше говорить нельзя. Нестеров и двое парней бегут вслед за тенью. Полкан и Балтик — впереди; очень хочется бежать во весь дух, но веревка проклятая не позволяет!

Песца настигли довольно быстро; это был немолодой уже зверь, довольно крупный. В стороне от него мелькнули еще две или три тени — песец дал им невидимый сигнал и те умчались. Нестеров решил не бить наугад, тем более что он хотел тренировать Полкана и Балтфлота. Выстрел! — зверь свернул, набежал на камни, и оказался чуть в стороне от зарослей. На него беспрерывно лаяли Балтик с Полканом. Им удалось загнать зверя!

Песец оскалился.

«Ну сейчас мы его» — подумал Полкан.

Нестеров вышел вперед и выстрелил — над песцом. Тот не стал долго думать и юркнул вбок, в кусты.

— Этот все равно слишком старый. Мы его нашли, это — главное.

Балтик ничего не понял, за исключением того, что произошло недоразумение. Даже глупость: ведь им ясно указали цель, и они ее преследовали. Но потом цель отпустили. Зачем?

Полкан стал дергаться и кашлять.

— Тихо. Тихо! Молчать. Искать вы можете, только… Что ты крутишься как на сковородке. Тебе что?

Нестеров решил, что Полкану надо в кусты.

— Дай ему сходить. Да держи, держи!

Полкан с веревкой уже помчался к кустам; и, похоже, он не хочет останавливаться.

Возбуждение нахлынуло.

— Стоять! Фу! Стоять! — веревка Балтика ослабла. Он дернулся изо всех сил, и оказался на свободе.

— Стоять! Балтфлот, Полкан!… — ребята решили исправить досадный промах капитана. Они бросились догонять песца. Оскаленная морда им очень не понравилась. Веревка цепляется за траву, но не мешает бежать. Балтик нагнал Полкана. Вдвоем они пробились сквозь заросли, выбежали на косогор, а дальше опять идут заросли. Туда прыгнул запах. Значит, путь туда. В колючки.

Их можно обойти. Запах хочет ускользнуть (сзади кричат, но ребята не слушают). Запах петляет, он уходит под шиповник. Ребята отважно бегут туда, продираются, давят ветки. Веревка Полкана зацепилась за что-то, ее зажало, как в клещи. Полкан рванулся и упал, и не мог бежать. Ему сейчас очень хочется достичь цель, веревки не видно… Пусть Балтик бежит. Нельзя упускать мгновений.

Полкан гавкнул — отчаянно и зовуще. «Беги, беги!» Балтик на миг повернулся назад, к Полкану, и помчался уже один. Издалека он слышал голоса — Полкана обнаружили, и, конечно, ему помогут. Балтик мчится. Впереди видны новые скалы, совершенно незнакомые. На крутые склоны не поднимешься быстро. И где вообще подниматься… Запах цели — где-то неподалеку.

Балтик побежал к желтым кустам рябины, там была щелочка. Прыгнул вверх, вниз, сам едва не запутался. Впереди виден тупик. Вот же он.

Опять он — оскаленная морда, серые клыки, а под ними — кривые лапы, неестественно изогнутые. Наверное, это признак нездоровья. Однако старый песец еще очень зол. Он прыгнул прямо на Балтика. Балтик отскочил и стал лаять удивительно густым голосом. Песец застыл (такие тембры он слышал у взрослых охотничьих псов). Балтик явно не взрослый, просто полон решительности. Если б не это, песец бы сразу атаковал. Сейчас он жмется к скале и ждет. Он нападет в тот момент, когда вся сила уйдет на голос. Он так уже делал раньше.

Балтик лаял громко, делая лишь крохотные перерывы. В эти мгновения песец дергался и Балтик начинал снова. Он изрядно вымотался, но не может бросить цель. Это будет нехорошо по отношению к Полкану.

Ведь они преследовали вместе.

Балтика одолевает хрип. Песец поворачивается… но сзади слышны шаги. Нестеров поднял карабин. Выстрел! Все! Цель повержена! Она больше не уйдет, она лежит. Добыча!

Балтик победно залаял.

Нестеров, подойдя к нему, нащупал свободный конец веревки и намотал на руку. Потом он взялся за ту часть, чтобы была рядом с шеей Балтика и резко, очень резко дернул вверх. Балтика даже подняло на задние лапы. Тут же Нестеров схватил его за шею и стал трясти ее.

— Будешь слушаться? Будешь слушаться? Будешь?!

Он произнес несколько слов, которые раньше говорили мужики на пристани, Климчук, и охотники из деревни. Балтик не понимал их настоящий смысл, он только знал, что этими словами люди ругаются. Но он представить не мог, что так может говорить Нестеров.

…На берегу он увидел многих членов команды, с картами и приборами, чуть подальше стоят две шлюпки, на которых они высадились. Рядом сидел Полкан и вид у него был чрезвычайно сконфуженный. Он словно сказать хотел:

«Да, брат, и меня тоже…»

К ночи команда нашла старую-старую избу, готовую в любой момент разрушиться. По крайне мере, так подумал Балтик. Ему было странно, что люди заходят в это неуютное место, сидят среди черных бревен и не только не пугаются, но даже смеются. В избе есть печь, ее растапливают.

Ребят привязали к толстому бревну возле дома, таким образом, что они могли и зайти в избу, и выйти из нее на порог. Очень хотелось спать — но заснуть они не сумели. Что-то одновременно толкнуло и Балтика, и Полкана, они вышли, насколько можно было. Тоска проникла в сердце. Как избавиться от нее разумным способом, ребята еще не знали.

Впервые в жизни они выли. Тихо-тихо, почти шепотом. А за песца того их так и не похвалили! Почему? Непонятно.

Перед рассветом будто дождик заморосил; но вскоре небо очистилось. Скала Берингова острова зеленеет на свету, а черных камней совсем не видно.

«Здесь нет колдунов» — решил Балтик, и зашептал Полкану об этом.

Полкан приободрился, закивал.

Обоим стало чуть повеселее.

На капитана больше не обижаются.

— Эй, пошли!

Весь этот и следующий день ребят натаскивали на птиц, обживших скалы. Полкан и Балтик преследовали бакланов — это было явно проигрышное дело, поскольку у баклана очень ловкое телосложение. И оказывается, он умеет нырять. Полкан один раз помчался в море, вслед за упавшей дичью, но сразу же вылез и стал отплевываться.

Птицы вроде бы не рыбы — но прячутся в море. Чудно. Весь день они пробегали, пролаяли. У Нестерова не было строгой системы обучения, он не объяснял, как именно надо охотиться на птиц. Он просто дает возможность действовать.

На второй день Балтик поймал мышь — он случайно ее заметил, напрыгнул и зажал лапой. Он в тот момент разыскивал чаек и сработал скорее автоматически. Мышь пищит, вырывается; Балтик слегка сдвинул пальцы, чтобы рассмотреть. У крохотули нет ничего кроме шерсти и бусинок-глаз. Ухватить ее не за что, разве что взять в рот все целиком.

Балтику хотелось показать, что он поймал. Но нести во рту то, что пищит, противно. Он убрал лапу, и мышь умчалась.

Полкан также видел довольно много мышей. Они прячутся, едва заслышат его лай. Всем кажется, что идет большой, огромный пес.

Лежбища Нестеров обнаружил — и на Берингове, и на скалах вокруг. Котиков бить еще рано, и к тому же нечем. Промысловая бригада соберется во Владивостоке после 1 мая.

— Апрель только начался. Мы успеем сходить и на Сахалин, и в Охотск.

— Опять? А чего там в Охотске? — сказал вдруг Черепенников. И замолк; говорили уже другие. Многим почему-то не понравилось в Охотске, и идти туда считали странным.

— Граждане! Это бунт на корабле? — удивился Нестеров. — Все равно до мая промысел не откроем. Или что, скучно быть на море? Если так, то зачем шли в моряки?

— Я не шел, меня направили… — загудел было Черепенников. Но его теперь не поддерживают. Команда молчит. В сущности, до Охотска не так далеко…

Черепенников долго сидел в «кают-компании», ворчал про себя неразборчиво. Все уже ушли. Тогда и он вышел, нащупал некую деревяшку и с силой запустил в сторону Полкана и Балтика (они опять привязаны).

— Тюк! — деревяшка ударила мимо, в доски. Ребята залаяли, правда, вскоре стали подавлять себя. Это очень трудно. Но все же лучше не скандалить.

Им уже известны правила. За излишне громкий лай могут привязать в самый дальний темный угол. За шалости, связанные с движением, могут накричать или даже стукнуть. Климчук замахивался уже несколько раз. Впрочем, хулиганить и не хочется. Просто тоска пробирается внутрь, и держит как проклятая веревка.

Команде в кают-компании разрешается заниматься не только делом, иногда там играют в карты. Не морские, а маленькие. Балтик и Полкан смотрят на этот процесс из дверей.

Играют либо просто так, либо на щелчке. Черепенников обычно проигрывает, и ему отвешивают очень громкие порции.

— Слышь, Иван, а ты часом не в попы готовишься?

— Почему это в попы? — бормочет Черепенников.

— Ходишь с такой гривой. Смотри, подпалят. В рамках борьбы с реакционным культом. Или ты хочешь художником стать? Они тоже такие носят.

Черепенников не отвечает. Он сопит, глядит на карты и снова проигрывает (к великому удовольствию Полкана и Балтика). В том, что Черепенникова щелкают, видится торжество справедливости. Так ему и надо.

Но все-таки люди ведут себя очень непонятно.

Сыркину боцман велел навести порядок на кухне, а всю старую кашу отдать «псам-оболтусам». Когда боцман ушел, Сыркин смахнул крошки на пол, потом подумал — и стал смахивать их в большую миску. Туда же он бросил остатки горелого сала, еще какой-то мусор, вывалил сверху кашу и сунул это в сторону Полкана. Поглядев вокруг, Сыркин удалился.

Разумеется, ребята не притронулись к такой каше. Но дело в другом: они отчетливо слышали, как боцман велел помыть полы. А Сыркин не помыл, хотя обещал. Получается, он соврал. Врать определенно плохо. Но комсорг Костя, когда ему дали такое же задание, тоже обещал помыть и тоже ничего не мыл. А потом сказал, что помыл! Неправда возникает в обоих случаях, вообще она может появляться везде. Но зачем люди ее говорят?

Понятно, почему врут плохие. Но зачем хорошие люди поступают неправильно? Или они просто ошибаются, ведь ошибиться легко, когда еще не знаешь. Балтик и Полкан понимали, что они сами очень многого не знают, не умеют охотиться правильно, и поэтому они учатся. Но если взрослые делают ошибки — значит ли это, что они учатся тоже? То есть они взрослые, но в чем-то… не очень взрослые, и там, где они не взрослые, им надо учиться, чтоб не делать ошибок. А можно ли научиться делать все-все? Чтоб ни в чем больше не ошибаться. Но ведь можно не ошибаться, даже не умея делать все. Надо просто не делать того, где ошибаешься. Только как узнать, где ты можешь ошибиться?

Ребята вконец запутались. Все оказалось так сложно, что Балтик с Полканом решили пока не думать о подобных вещах. Они решили: пока не раздумывать помногу, а больше смотреть и слушать. Кроме того, необходимо слушаться, иначе веревка вконец доконает.

Исчезнет ли она когда-нибудь? Не исчезнет! Что надо сделать, чтоб она пропала? Враг на шее!

«Комсомолец» шел по курсу. В нужных местах делали короткие остановки. Полкан и Балтик рыскали за дичью, загоняли ее под ружья, и приходили в буйный восторг, когда видели: дичь пала. Цель достигнута! Добыта!

В океане эмоций слышны и разумные мысли:

«Мы можем — можем-можем-можем! Мы должны! Весь мир состоит целей, и нужно идти к ним. Надо лишь найти хорошую цель!»

Море не кончается. Совсем не часто видны новые берега, а между тем очень хочется!… Хочется охотиться, учиться; хочется жить. Все время хочется есть.

— Смотри как вымахали. Ты поаккуратнее с волками — советует Климчук Нестерову, когда тот играет с Балтиком и Полканом. — Впрочем, ружья-то у нас, а не у них…

Песца застрелили. Как и многих птиц на островах, а некоторых сбили прямо над морем (Нестеров показывал, как стрелять при качке). Ребята знают: если убили, то это смерть. А если рыбу поймали — ее не застрелили. Но для нее это тоже смерть. Но ведь все они — и рыбы, и птицы — просто цели.

По пути на юг «Комсомолец» настиг косяк наваги. Ее ловили чем попало — не всегда удачно, но поймали очень много. Климчук так расчувствовался, что отдал большой кусок «волкам». Он сперва хотел выбросить, но потом решил: не пропадать же добру.

Полкан и Балтик принялись рвать навагу. Вокруг было множество колючих костей, они вредные, это ясно. Носы то и дело натыкались, и каждый раз приходилось их облизывать. Ребята глотали влажное мясо, ощущая огромное удовольствие; прежде им никогда не давали столько сырой дичи, а теперь они почти как взрослые. От наваги в животе началась активная борьба — наверное, это тоже по-взрослому. Ребята растянулись на досках. Борьба прошла, но не желание стать взрослыми.

Для этого надо много всего узнать и многому научиться. В кают-компании постоянно говорят об этом на политзанятиях.

Желание учиться овладело умами и разрослось невероятно. Балтик и Полкан были готовы учиться круглые сутки напролет. С огромным рвением они разучивали новые команды, отрабатывали старые — и наяву, и про себя (когда команды нет, но ты думаешь, как ее надо выполнять). Они уже явно различают разницу между «1» и «2», а также умеют отличать их от остальных чисел. Нестеров был в восторге. И, наверное, поэтому «Комсомолец» шел веселее, чем он шел в прошлом году при тех же усилиях.

Серые волны становились серебристо-серыми, голубыми, или даже золотистыми. В последние годы эти оттенки как будто пропали, а теперь — видны снова. Жить прекрасно, особенно в такой огромной стране, где можно столько всего сделать.

Комсорг Костя ведет политзанятия постоянно. Кстати, помимо политики, там обсуждаются самые разные темы: история, география, экономика, даже биология; очень часто говорят об искусстве, и особенно о литературе. Нестерову, например, нравятся Пушкин и Тютчев, а Костя просто обожает Есенина. Он читал есенинские стихи наизусть и из потрепанных тонких брошюр. И в стихах Есенин всегда был молодой. Костя с упоением декламирует:

— Гаснут зори, гаснут зори… Нерастраченного дня, Так постой на косогоре Королевой у плетня!

Балтик и Полкан все слушали. Они чутко воспринимали каждое слово, каждое осмысленное звучание; в день они узнавали десятки, даже сотни новых слов. Полкан запоминал многое, Балтик — практически все. Значение большинства слов было неизвестно, но ведь его надо найти, догадаться, понять — и в этом тоже была цель! Искать, анализировать, сопоставлять.

Иногда, услышав чью-то речь, ребята вдруг понимали смысл слов, которые до этого казались очень странными и таинственными. Теперь словно пелена слетела… понимать и находить — это просто потрясающе! Это очень интересно.

Балтик с Полканом думали очень много, незаметно для самих себя.

Слова передаются не только звучанием. Их фиксируют на бумаге с помощью черных значков, хорошо бы их тоже понять. Но пока это очень сложно.

Шхуна идет легко, и теперь далекие пути уж не кажутся такими далекими. Заметно потеплело. «Комсомолец» подходит к северному берегу Сахалина. Остров сейчас разделен; на горизонте бывают видны японские суда, о которых Климчук очень сильно высказывается. Он уверен, что все японцы — браконьеры.

Нестеров задумал одну вещь.

Неподалеку от берега спустили две лодки: одной руководил сам Нестеров, в другой был Костя с товарищами, а также Полкан и Балтик. Полкан подумал, что они опять пойдут на охоту, тем более что берег весь покрыт густым лесом. Но у команды нет ружей.

Лодки стали расходиться.

За час до этого Нестеров сказал Косте:

— Надо бы нашим парням поучиться плавать.

— Товарищ капитан, так они небось умеют. Собаки же плавают с рождения.

Костя имел в виду то, что способность к плаванию передается собакам без обучения.

— Они умеют на гладкой воде. А в море? Если что произойдет? Пусть научатся.

Лодки отошли друг от друга метров на тридцать. До суши было около версты, и ветер гнал оттуда довольно заметную рябь.

— Балтфлот! — крикнул Нестеров.

Балтик поднялся со дна, перегнулся через борт, опираясь передними лапами.

— Балтфлот, ко мне! — до Нестерова недалеко, только путь этот… колышется. Балтик замер и смотрел, не шелохнувшись.

— Балтфлот!

— Еще ждать… Да вытолкать, и все! — проговорил кто-то.

— Заткнись! — прошептал Костя.

— Ко мне! — всеми четырьмя лапами Балтик встал на борт и оттолкнулся.

Полкан хотел прыгнуть следом, но его сжал Костя. Балтик вошел в воду и сразу же забил лапами. Вода толкает, крутят, двигаться по ней совсем непросто. Соленые брызги лезут в нос, чихнуть хочется. Нет — надо плыть, плыть. Двигаться. Цель — там, где лодка с Нестеровым.

Балтик сперва работал ногами, а потом вдруг начал двигать телом вверх-вниз, как при беге. Это позволило увеличить скорость. Сзади жалобно крикнул Полкан (он не мог понять смысла затеи). Балтик плыл, но и ему было странновато.

Нестеров перегнулся и схватил Балтика за шею, а потом за лапы. Балтика втянули: он дрожит часто-часто, очень хочет встряхнуться, но нельзя. Трясти шерстью разрешается лишь в стороне от людей, а они сейчас бок о бок.

Нестеров позвал Полкана. Его Костя лишь чуть-чуть подтолкнул. Полкан отчаянно трепыхался. «Полкан!» — крикнул Балтик. Тот услышал, и стал пробиваться ко второй лодке.

Нестеров доволен.

— Морские псы! Морские!

— Морские волки — говорили потом в команде. — Нет, честное слово, у них явно есть что-то волчье.

На Сахалине дела завершили скоро. Теперь надо идти к Охотску, а оттуда уже к конечной точке, к Владивостоку. Во второй половине мая должен быть окончательно составлен план по лову, и будут сформированы бригады. «Охота на котиков — рай для моряка, только не на этом судне». Эти слова из Джека Лондона Нестеров вдруг вспомнил, и они засели в нем, и он никак не мог от них отвязаться. На промысле, действительно, бывали разные случаи — но ведь никто не гарантирован от случайностей. На море вообще нельзя до конца понять, что принесет день грядущий. Прогнозировать можно рациональное и познаваемое; случайности же вроде бы состоят из реальных событий, но всегда происходят внезапно.

— Мы же не бандиты. И не везем банду. Кто у нас Морской Волк? Вот только они, наши волчики. Бегают и хоть бы что. Никогда не укачиваются!

У Татарского пролива опять спустили лодку. После нескольких занятий Балтик с Полканом освоились и прыгали в море совершенно спокойно. По команде они прыгнули и теперь, а лодка — вдруг быстро подошла к шхуне и была поднята на борт.

Из воды ребята видели, как Нестеров кричит:

— Ребята, за мной! К берегу!

И шхуна сама пошла туда. Балтик сперва испугался, но, заметив, что шхуна идет очень медленно, поплыл изо всех сил, и Полкан поплыл. Догнать шхуну не удается, до берега совсем немного — шагов двести, может быть. Но там нет причала. Берег близко, вмиг домчались бы — если б только море стало потверже. Море не топит, оно выталкивает и подталкивает, словно хочет поиграть. Иногда ударяет волнами. «Играть нельзя», решили ребята и гребли рядом. Им хотелось поскорее выбраться. Между тем шхуна пошла вдоль берега и завернула за небольшой мыс. Там видны разные строения. Там определенно порт. Шхуна ушла совсем недалеко, но ребятам сделалось жутко. Они поняли, что могут потеряться, и тогда их никто-никто не разыщет.

Полкан залаял с надрывом; тут вода попала ему в рот, и он едва не подавился. Ребята ускорились насколько можно: берег ближе, ближе, вот уже совсем чуть-чуть… Они выскочили на гальку, подбежали к незнакомым деревьям. Потом остановились и стали принюхиваться.

Им известны сотни запахов со шхуны, и по крайней мере некоторые явно угадываются. Вокруг снует дух сосновых лесов, он немного сбивает с толку, хотя вдыхать его приятно. Дыхание леса полно новых сил: хвойные готовятся вырастить шишки, цветов еще нет, но трава уже проснулась. И среди травы много юного, много молодого. Еще никогда лес не дарил столько запахов. Ребята прошли через опушку, увидели мыс и порт, довольно большой. Там довольно много людей.

Но «Комсомолец» нашли сразу. Кричать от радости можно… но неловко, к тому же что-то во рту засело. Ребята пошли к шхуне. Им только непонятно было, зачем капитан дал такое странное задание.

Нестеров работает на пристани.

Увидев ребят, он сказал лишь:

— Уже пришли? Молодцы! — и продолжил работать.

Балтик и Полкан с удивлением посмотрели на капитана, но не нашли никаких перемен. И «Комсомолец» все тот же, и Костя. Даже Климчук шумит не больше обычного. А казалось, что что-то произошло.

«Комсомолец» взял на борт группу океанографов. Намечалась большая работа в Охотске, и все они были счастливы оттого, что сумели так быстро найти подходящий рейс. В свою очередь, Нестеров тоже очень рад был поговорить с настоящими учеными.

«Комсомолец» подоспел к Охотску как раз в те дни, когда там проходило большое мероприятие — не связанное с наукой, но тоже очень важное. Почти вся команда высадилась на берег. А Полкана и Балтика просто выпустили погулять. Нестеров был убежден, что ребята не убегут. И не пропадут.

До самого прибытия Охотск представлялся таинственным местом, где, возможно, нет волшебства, но обязательно есть что-то особенно. Например, дворец. К своему большому удивлению ребята увидели только ровные ряды одноэтажных улиц, даже без гор поблизости. На главных улицах гудит народ, поэтому Балтик с Полканом решили пойти куда-нибудь в сторону, на окраину. Но и там везде простые деревянные дома. В ожидании увидеть грандиозные конструкции ребята бродили везде, и не находили ничего выше фонаря.

Людей на окраинах немного, можно гулять свободно. Правда, по некоторым улицам ходят чужие псы, усталые, растрепанные, с низко опущенными головами. И все они мастера ругаться: Полкана и Балтика облаяли в первые же 5 минут. Лают здесь часто; особенно стараются те, кто сидит за хозяйским забором. Они не могут покинуть участок, дергаются и кричат нечто неразборчивое. И снова лают. Такие могут врезать, подумал Полкан, особенно крупные дядьки. Проходящие мимо огрызаются, но при этом не подходят близко. Одна шавка сослепу налетела и тут же отскочила. Она задыхалась от ярости, и все же не хотела напасть. У ребят был очень уверенный вид. При этом Полкан всерьез думал о возможной предстоящей драке. А Балтик представлял себе большие моря и просторы.

Они пришли в конец переулка, который ограничен длинной белой стеной, выкрашенной мелом, по обеим сторонам от нее были заросли, переходящие постепенно в границы участков. Заросли выглядывают и через заборы, и над заборами, кое-где забора вовсе нет, вместо него стоят кусты, только начавшие зеленеть, но весьма густые. От недавнего костра пахнет золой, что-то соленое есть за забором — может быть, бочка с рыбой?

Ребята подошли к забору поближе; тут раздался визг. Из соседнего участка вылетели два пса с очень пыльным оттенком. Такое впечатление, что их специально выкрасили под цвет пыли — Балтик не сразу их распознал. Они, очевидно, лежали на участке, различимом сквозь кусок забора. Там земля как они, такого же цвета. Вслед за псами выкатился кудлатый тип на очень коротеньких ножках и неестественно большой головой. Тип затявкал резким фальцетом. Светло-серые подхватили. Тип замолк — и они замолчали. Кудлатый метнулся в сторону ребят, гавкнул и отскочил, подбежал снова, крикнул что-то неприятное. Он провоцировал на драку.

Балтик и Полкан оскалились. Один из серых решил было уйти — но на самом деле, он отошел недалеко и ударил со спины. Балтик и Полкан развернулись и разом врезали ему по морде. Серый распластался, другой серый замер в изумлении. Кудлатый, прижав уши назад, подошел к Балтику и глядел жалобно-виноватым взором. У него неприятные глаза.

Балтик отвернулся — и кудлатый ударил его прямо в грудь, над ногами. Одновременно серые набросились на Полкана. Кудлатый хотел схватить конец лапы — Балтик вздернулся, прыгнул и повалил кудлатого наземь, и упал сам. Псы атаковали с двух сторон, довольно зло. Полкан вертелся юлой, и тут ему оцарапали голень. Полкан пришел в дикую ярость. Он схватил зубами одного и все трое сцепились в клубок.

Балтик налетел на второго, повалил его, и сам споткнулся. На него сверху упали Полкан и первый пес, который выл, визжал, но никак не мог высвободиться. Его шкуру Полкан сдавил намертво. Он не мог разжать челюстей. В голову Балтика лезут лапы, он укусил одну и сумел выскочить. Он увидел, как Полкан тянет голову серого к земле, а другой — целится в Полкана. Балтик вспомнил, что у него уже довольно тренированные ноги, они могут бить гораздо дальше, чем зубы. Он с разбегу отшвырнул серого — по всем приметам старого-старого пса. Только Балтик не разглядывал его особо.

Одновременно Полкан освободил свой рот. Оба серых оказались на земле, хотели подняться, но их тут же стали лупить ногами, целясь преимущественно в морды. Старики пытались кусаться, тогда удары стали еще жестче. Они лупят без конца. Боль от напряжения ударяет в колени, в лопатки. Ребята стали выдыхаться. Но победа практически есть.

Подлетел опять кудлатый — его попросту задавили, завалили сверху вдвоем, потом Балтик отскочил обратно к старикам, а Полкан швырнул мелкого к стене. Старики теперь скулят — дурными голосами просят пощады. Полкан смотрел на них сердито и скалился, ожидая подвох. Старики поднялись и затрусили прочь, то и дело оглядываясь назад — вдруг их сзади атакуют? Но Полкан и Балтик не такие.

Кудлатый лежит неподвижно. «Мы победили его до конца!» решил Полкан. Однако коротенький все же встает, встает — пытается встать. Его лапы не слушаются. Он пополз к забору.

Надо сказать, эти типы были совсем некрупные и нестрашные. Злость мало что значит, если у нее нет боевой мощи. Ребята пошли через Охотск в поисках настоящего врага. Они решили, что найдут его и победят, и тогда станет лучше. Полыхает огонь задора — найти врага обязательно! Стоянка в Охотске короткая, значит надо торопиться.

Злодеев пока нет. Они видели обычных людей, а еще они видели мужичков очень странного, неустойчивого вида. Они кажутся расслабленными. Только разве что один махал руками и громко кричал — глаз его было не разобрать из-за огромного числа пятен на лице. Дядька чихнул, вздрогнул и стал возиться с чем-то возле старенького дома. «Он не страшный, решил Полкан, ищем дальше». «А нужно ли нам сами искать врагов? Может быть, они сами появиться?»

Они увидели главный рынок Охотска. Здесь много знакомых запахов. Слышен запах Климчука. С другой стороны шел мужичок, держа в руках самодельную клетку с зажатыми внутри курами. Судя по всему, он их разводил. На Балтика и Полкана мужичок глянул с большим неудовольствием.

Он идет на рынок, из которого постоянно доносятся звуки — трески, щелканья, крики. Внезапно крик усилился и стал размножаться (закричал один человек, затем другой, третий). Очень скоро весь рынок вопил. Мужичок остановился. Ребята приняли боевую позу. Злодей рядом?

Из ворот рынка вылетел зверь, величиной с большой письменный стол, весь в опилках и грязи. Он почти целиком был покрыт волосами, но все же видно его широкую пасть. Зверь замер, уставился на мужичка (тот был в замешательстве), и недолго думая, помчался прямо на него. Мужичок хотел махнуть рукой, но она была занята, клетка выпала и оттуда посыпались куры. Зверь — не останавливаясь! — схватил белый комок у клетки и помчался наутек. Ребята ринулись за ним. Сзади зверь как будто пес. Ну да — пес, только огромный. Балтику показалось, что бандит ест курицу на ходу. Пес остановился, бросил несчастную птицу наземь и уставил глаза в сторону Балтика с Полканом. Потом он заревел. Ребята вздрогнули, но тоже стали лаять. В эту пасть, подумал Балтик, влезет кочан капусты и еще останется место. От бандита идет просто чудовищно яростная мощь. Полкан стал захлебываться — и тогда пес на них прыгнул. Ребята смогли увернуться, отскочили в разные стороны. Что делать дальше, они знали.

Безо всяких раздумий они помчались в порт.

Пес гонится за ними. Он воет и ревет, как гром, и мороз бежит по коже; но свирепый крик мешает ему бежать. К тому же Балтик и Полкан очень тренированные. Они почти не глядя неслись по улицам, второпях пропускали нужные повороты и едва успевали найти новые. Пес немного подотстал.

Ребята с разгону пролетели мимо нужно пути. Сразу же вернулись. «Комсомолец» уже близко. Но опять возник пес. Он явно сумасшедший: он бежит сквозь грязь, а не обходит ее. Однако для драки с ним внутри чего-то еще не хватает.

В порту очень удачно получилось: пес споткнулся о брусок и покатился кубарем. Балтик и Полкан уже на шхуне. Они очень взволнованы. На всякий случай, они стараются не показываться над бортом.

Пес стал орать на все корабли подряд и занимался этим, пока кто-то из людей не выстрелил (мимо пса). Балтик видел, как бандита отгоняют баграми моряки с других судов. А тот все не успокаивается.

— У атамана Семенова были такие же псы — чуть погодя сказал Нестеров. — Их натравливали на людей. И они могли загрызть любого. Семенов корчил из себя верующего, богоборца, везде наведывался к попам, и считал, что чем скромнее поп живет, тем он праведнее. В конце концов его сателлиты нашли скит посреди тайги, где жил старичок отшельник. Я не знаю, вероятно, он был блаженный. Иначе бы он сообразил.

— И что дальше?

— Скорее всего, он сказал атаману что-то нелицеприятное. Он-то думал, что Семенов верующий офицер, что ему надо помочь покаяться. А тот каяться не стал, просто натравил на старика собак. Его разорвали… страшным образом. Мы тогда дрались с поляковцами и вышли на Семенова совсем случайно, уже неподалеку от океана. Между Семеновым и Поляковым была большая свара из-за царского золота: оно рассеялось по тайге, и все очень хотели прикарманить хоть кусочек. Наверное, там были просто гигантские суммы. Но мы тогда золота почти не искали.

Семенов бандит, и все сподвижники его бандиты. И псы такие же. Выродки, одним словом.

— Зато наши песики — особенные. Полкан, не дергай ванты. Вот так, хорошо. Поздравляю вас, мои приятели, с первым Мая — оно уже прошло, но все-таки вы тоже… трудящиеся. —

Костя гладит Балтика и Полкана. — Они трудящиеся, Сергей Станиславович?

Нестеров кивнул.

На мероприятии в Охотске он разговорился с одним знакомым моряком, товарищем Гостюхиным, который всю жизнь провел на Тихом Океане. У Гостюхина огромный опыт, поэтому он любит иногда критиковать книжных фантазеров. Он не верит в сверхспособности. В лучшем случае, он допускает возможность быстрого резкого напряжения, за которым неизбежно придет истощение. Что там «большая волна»! — даже при простом сильном течении человек не продержится больше 10 минут; после этого его обязательно понесет или затянет.

— Даже Иисус — ходил по глади морской. Не по волнам!

Моряки хохочут.

— Чтобы удержаться, надо иметь скорость, сердце и температуру повыше. Для людей это недоступно.

— А для собак? — спросил Сергей. Гостюхин почесал бритый затылок.

— Для собак не могу сказать. Тоже недоступно. Да они же глупые. Будут дергаться и все. Собака окунется в море, как в омут. Я еще не видел такой, чтоб могла выплыть.

— А я, кажется, видел — сказал Сергей вслух, и как будто про себя.

Он не собирался говорить дальше. Но его стали расспрашивать, где, когда, при каких обстоятельствах он мог наблюдать такой эффект. И Сергей не удержался, стал рассказывать про Полкана и Балтика, расхваливая их таланты. Моряки сомневались и спорили; раззадорившись, Сергей принялся рассказывать разные подробности, которых просто не может быть, если того, о чем говоришь, не было. Гостюхин слушал, но все равно не верил, что собаки способны сладить с волной.

Еще больше он отказался верить, когда Сергей сообщил о возрасте ребят.

— Это же недомерки. Недоярки. Или — как это говорится — переярки? Я понимаю, пес — которому два года. А тут-то что?

— Недоярки в колхозе. А наши уже не раз плавали.

— В корыте?

— В заливе! Да и в открытом море. — Сергей потребовал от команды, что была с ним, подтвердить его слова. Ребята осторожно сказали «да», но старались не ввязываться в дискуссию.

Гостюхин известен по всем портам и как бравый бесстрашный капитан, и как тот, кто имеет влияние. Гостюхину ничего не стоит поругаться с горкомом, он запросто может наорать на бюрократов и ему ничего не будет. Говорят, он кого-то даже поколотил… и бюрократов, и «салаг», и даже «своих». Товарищ Гостюхин иногда бывает резко вспыльчив. Однако Нестеров ему нравится.

— Серега, я тебя уважаю, только ты уж очень загнул. Это не может быть.

— Я готов доказать! — сказал Нестеров.

— Поспорим, что ли? — ничуть не задумываясь, Сергей сразу согласился.

Гостюхин планировал из Охотска выйти к острову Ионы, поскольку там большое лежбище сивучей. Он предложил поспорить там. Сергей опять согласился, поскольку остров почти «по дороге», и к тому же «Комсомолец» идет с опережением графика.

Уже в море Сергей сказал:

— Товарищи, придется постараться! — Полкан и Балтик не поняли, что капитан имеет в виду. Затевается нечто важное; остров Ионы прямо по курсу.

В это время здесь всегда есть волны, и довольно сильное течение под ними.

— Тут и опрокинуться можно, вместе с лодкой. Товарищи капитан, а оно нам надо?

— Спокойно! — сказал Нестеров. — Это вопрос принципа. — Он еще что-то сказал, отсекая новые вопросы. Что касается другой команды, где командует Гостюхин, то там решения капитана не обсуждаются.

Волны бегут не шутя. К Сергею подвели Балтика и Полкана, он в раздумье на них смотрел — то ли выбирал, то ли сам начал сомневаться. Наконец Сергей скомандовал:

— Балтфлот, за мной. Полкан, ты остаешься.

— Гав-гав! «Да! Понятно!» — сказал Полкан. Ему поручено охранять шхуну.

Полкан все сделает; но стоять на месте нельзя. Он видел, как шлюпка с Балтик опустилась на бегущие волны, как она пошла в сторону серо-бурой скалы. Одновременно с ней идут еще две лодки — в одной из них машет шапкой Костя.

— Серег! — крикнул Гостюхин со шхуны. — Когда твой приятель спрыгнет, я сразу время засекаю.

Нестеров прижал Балтика к себе.

— Сейчас дам задание, и ты выполняй. Понимаешь? Не бойся. Мы рядом. — Он привстал.

— Балтфлот! К Косте!

Балтик прыгнул в море.

— Ого — сказал Гостюхин.

Серая волна сразу подняла и потащила. Тут на нее налетела другая волна, она накрыла с головой. Балтик сразу же вынырнул, но ощутил изрядный холод. В воде прячутся тысячи иголок. Они везде, хотя их не видно.

— Ко мне! — закричал Костя. До его шлюпки всего метров пятьдесят, но волна качает и швыряет. Балтик разозлился. И поплыл.

— Да! — прошептал Нестеров.

Балтик плыл изо всех сил, но его постоянно сбивало в сторону. За 10 метров он увидел, что лодка Кости смещается. И Нестеров уходит в сторону. И кричит теперь.

— Балтфлот, ко мне!

«Так куда же надо?» подумал Балтик. Он с трудом развернулся, поплыл к шлюпке капитана… и капитан его снова отправил к Косте. Еще раз. Опять. Волны били не переставая, иногда они почти выбрасывали наружу, но потом сразу же утягивали.

Полкан с ужасом следил за тем, как Балтика швыряет в треугольнике лодок. Его голова исчезает и выныривает снова. Полкану хотелось побежать и плыть тоже — но ему велели охранять. Он не мог совсем ничего сделать. И даже крикнуть не получалось — он думал, что тогда Балтик испугается и утонет.

Надо было продержаться 14 минут. Балтик этого не знал. Он думал, что уже скоро не выдержит, он очень хотел, что все закончилось — хоть как-нибудь. Ему сделалось страшно от этого. Он сопротивлялся — даже не столько волнам, а, в первую очередь, своим черным мыслям. Другие не идут. Балтик решил вообще не думать. Он плыл. Сердце разрывалось от натуги, голова слабела… нет, все же надо о чем-то думать. О том, как преодолеть. Преодолеть! Преодолеть. О другом думать не получается.

— Ишь ты! — сказал Гостюхин и спрятал часы. Он видит, как шлюпка идет к Балтику, который едва держится над водой. Когда его втащили, он почти не чувствовал ничего, кроме дикой усталости. Продержался! Нестеров схватил Балтика, мокрого, обессилевшего, и стал сжимать, теребил за уши и что-то произносил. Балтик не разбирал слов.

— А вы говорили! — сказал Нестеров на «Комсомольце», хотя команда и не спорила с ним. Он стоял с Балтиком на руках, не выпуская. У ног вертелся и прыгал Полкан, касался Балтика лапами и носом. Полкан был очень взволнован, очень рад и никак не хотел уходить. Его все же отодвинули, когда на борт поднялся Гостюхин.

Он подошел к Нестерову.

— Да. Такого еще не было. Такого я еще не видел.

Сергей стоял сияя.

Гостюхин протянул руку — красную, жилистую, бывалую. Он хотел погладить Балтика.

Балтик вдруг — изогнул шею и вцепился Гостюхину в рукав.

— Ты чего? — в этот момент Полкан налетел сзади и схватил гостюхинские штаны. Рукав Балтик не порвал — он из очень прочной материи; к тому же, Балтик и не думал кусаться. Это вышло как-то само собой. Зато Полкан точно решил навредить капитану. Он понял, из-за кого чуть не утонул его брат.

— Полкан!! Фу!! Ты спятил?! — Полкана лупят, но он не отпускает штанов. Гостюхин не мог толком от него высвободиться, поскольку Полкан прямо за спиной. Его рванули за хвост. Материя с треском лопнула и поползла далеко вниз. Самого Гостюхина лишь едва-едва оцарапало.

Полкан, скалясь, прыгал во все стороны.

Климчук прибежал с багром.

— Я тебя прибью!

— Не сметь!! — закричал Нестеров

— Черт знает что! — сказал Гостюхин. — Но ладно.

— Ради бога…

— Да ладно.

Нестеров схватил Полкана за ухо одной рукой — было очень неудобно, поскольку в другой руке Балтик. Нестеров чуть его не выронил; хотел положить на палубу, но не стал. Он только потряс обоих.

— Это… перегиб! Вы, морские волки… Да ну вас! Пошли к печке.

Он потянул ребят за собой, к самому теплому месту на шхуне. Он велел лежать здесь, дал что-то съедобное, а потом помчался на палубу. Тепло окончательно утомило Балтика. Он свернулся в клубок и сразу заснул. Полкан тоже чувствовал большую усталость; хотя его не заставляли плавать, все равно он вымотался. И Гостюхина он не побил… Полкан вздохнул, съел все, что дал Нестерова, после этого лег вплотную к Балтику и обнял его передними лапами.

На палубе возникла дискуссия о том, кто должен платить, поскольку спорили в том числе и на деньги. Выиграл Нестеров; но порванные штаны тоже чего-то стоят. В результате достигли консенсуса: Гостюхин при всех признался, что «Серегины псы ловкие как дьяволы» и предложил расплатиться натурой. Этому очень был рад Климчук, которому доставляло огромное удовольствие получить редкие и дефицитные вещи. Гостюхин предложил организовать небольшое застолье.

…Из кают-компании слышны громкие звуки, возгласы, смех. Полкан и Балтик спят. Во сне они видят самые разные вещи; им не нравится, когда снится обычная жизнь. Ведь она и так есть — везде, повсюду. А хочется увидеть то, чего в жизни не случается.

Балтик видел дивный лес и дорогу, и шел по ней (во сне). Лес закончился, а дорога разделилась надвое, надо было выбирать, по которому пути следовать. В обоих направлениях есть красота. Но есть и тайна.

Балтик вынул голову из-под лап Полкана, и стал оглядываться, хмурясь. Вчерашнее испытание оставило после себя ломоту во всем теле. Она как будто надолго. Балтик съежился и опять закрыл глаза. Но уснуть снова не удалось. Где-то сбоку стали громыхать дровами, потом они разом попадали на пол. Появился Черепенников. Он нарочно ругался громко, ему очень хотелось. Ребята подняли головы, принюхались. Когда поняли, что это от Черепенникова грохот, стали лаять.

Высокий парень сейчас рядом с топором.

— А ну! — он замахнулся. Ребята перестали лаять (им давно известно, на что способны топоры). Тихо, но настойчиво они принялись рычать. Балтику хотелось есть, но еще больше хотелось что-нибудь натворить. Он сердился на всех людей в тот день. Полкан решил, что ради Балтика он будет действовать один. Надо только подкараулить… Спиной вниз спускался Сыркин с охапкой книг и газет. Во весь голос Полкан рявкнул. Сыркин оступился и поехал вниз. Газеты вылетели как птицы. Полкан подскочил к одной книге и хотел ее разорвать. Но к нему выскочил Балтик, что-то сообщил, и Полкан не стал рвать географию. Они умчались.

— Бешеные. Перестрелять надо! — бормотал Сыркин. Он не может найти часть своих конспектов.

Балтик заметил, что среди бумаг было много газетных вырезок, гораздо мельче целой страницы. Они разлетелись во все стороны. Чуть погодя ребята вернулись к месту аварии и стали глядеть под лавками, под ящиками. В одном месте Полкан увидел узкий желтый уголочек. Его осторожно вытащили и стали рассматривать. Уголок похож на осенний лист, морщинистый и желтый. Ребята видели старые листья. Но на них еще не было букв.

Буквы пишут на бумаге, часто они там есть сразу. Еще в апреле Балтик сообразил, что из букв складываются слова, которые все говорят. Полкан долго-долго лез под руку Нестерову, стараясь понять, какие бывают буквы; но он не знал, как они звучат. Нестеров его прогнал. Но буквы можно видеть и в другом виде, когда они уже есть на бумаге. Желтый лоскут полон разнообразных символов и черточек. Их как будто не слишком много. Но каждый символ обозначает что-то свое.

Ребята заметили, что в процессе письма люди иногда вслух произносят то, что они пишут.

Следовательно, учиться можно так: услышать слово и запомнить, как оно выглядит. Правда, все равно непонятным остается смысл отдельных изображений-букв. Нужно найти не очень длинное слово, чтобы совпадало число звуков и букв.

Это позволило Балтику узнать как пишется слово «курс». Нестеров говорил команде о навигации, и написал «Курс» на доске, перед этим сказав.

— Так. Курс.

Он вывел 4 буквы — ровно столько, сколько звуков. Балтик изо всех сил их рассматривал, и запоминал, сравнивал их изображения с теми, что были в газете, но не мог найти там ничего похожего. Все же он запомнил то, что написал Нестеров.

Потом Полкан увидел слово «дурак». На политзанятиях некоторые писали друг другу записки, не относящиеся к теме; иногда попросту ругались. Потом часть записок неизменно падала на пол. Полкан влез в комнату, услыхал то самое слово, и увидел, как оно на него падает. Он схватил бумажку и убежал. Все думали, он станет с нею играть. Однако Полкан бережно спрятал «слово» в надежном месте, а потом они с Балтиком его рассматривали. И искали похожие символы.

Выбранный метод был довольно сложным, поскольку надо услышать то самое слово, которое будет записано. Ребят щелкали по ушам, когда они почти запрыгивали на стол в поисках букв. Они тыкались носами в бумагу и их постоянно отгоняли. Кроме «К», «Р» и «У» им пока ничего не удалось разузнать; однако это уже кое-что. «Р», «К» и «У» довольно часто бывают в газетах, но даже команда перестала их читать. «Комсомолец» наконец-то достиг Приморья.

В приморских лесах началась охота на птиц и на лис. Последних Нестеров запрещал трогать напрямую — Полкан с Балтиком просто загоняли желто-рыжих в нужное место, не хватая. Птицу они вполне теперь могут схватить. Сквозь чащу проламывался очень толстый тип с черно-красным оперением. Его догнали. «А, попался вредный гусь», думал Полкан, вспоминая надменного тупика, хотя, конечно, это был не тупик, а некто совсем другой. Но крайне важный и упитанный. Поэтому Полкан доволен крайне. Ему и Балтику удается теперь ловить даже мелких уток! К ним крадешься, пока те сидят, не видят, потом рывок, бросок — верная тактика почти всегда приводит к цели. Цель повержена лежит, даже крыльями уже не хлопает.

Успехи воодушевили. Одновременно с этим ребята продолжали учиться и могли безошибочно определять многие предметы по голосу: если дается команда взять предмет, а вокруг целая куча, то надо из этой кучи достать именно его. Новые запахи уже не ошеломляют, а лишь настраивают на исследовательский лад. Иногда хочется все бросить и бежать, бежать навстречу миру, обойти его весь, а потом вернуться домой. В сущности, «домом» пока является шхуна со всеми ее закутками; однако ребята уже чувствуют, что это временный «дом». Здесь нет никого… точнее — есть много хороших людей. Но неясно, к кому из них привязаться.

Желание быть рядом висит везде, над полями и цветами, пробирается в лес, и куда не заглянешь, оно чувствуется. Май заставляет всех искать себе спутника — может быть, даже на всю жизнь. В дикой природе с этим просто. Однако Полкан и Балтик привыкли думать. Они уже видели некоторое количество собак, и догадываются, как важно иметь хозяина. Но ведь бывают такие хозяева, к которым привязываться нельзя — до того они противные.

Всех людей Балтик делит на «хороших», «плохих» и «никаких» (это те, кого видно только издали и о ком ничего неизвестно). Безусловно, к хорошим людям тянет, например, Нестеров хороший. Только веревку забыть нельзя. А также несколько пинков в живот (Нестеров тогда сердился). Но дело даже не в веревке. Нестеров хороший, но он не всегда хочет общаться с ребятами, иногда их прогоняет. Кроме того, его часто вообще не видят. Как и других хороших людей. Они приходят и уходят, и неясно, к кому привязываться. Нужно ли это вообще?

Несколько дней они бегали по приморской тайге — недалеко от стоянки людей, и восхищались. Их позвали и опять посадили на веревку. Через день стали возвращаться к морю, чтобы наконец двинуться во Владивосток. Не вся команда участвует в охоте: Сыркин, к примеру, все это время просидел в каюте, разбирая математические формулы. Полкан с Балтиком их видели несколько раз — там не буквы, и даже не цифры, а какие-то причудливые закорючки, которым Сыркин дал очень сложные имена. Ребята думают, это все ненастоящие слова. Однако другие товарищи тоже иногда их называют. Сыркин прилежно ведет конспект, борется с задачами высокой сложности, поскольку они, скорее всего будут. Кроме него, никто в команде не думает о высшем образовании. Молодым морякам кажется невозможным слушать лекции в течение нескольких лет.

Май, где твои глаза? В блеске озер, в искристой росе? Где твои уста — в аромате полевых цветов, или в чаще, в изобилии сладких запахов? Май, ты разбудишь любого, кто может чувствовать; ты зовешь за собой, подгоняешь, бренчишь, и нет сил успокоиться. Май уходит и уносит за собою дыхание, присущее весне. Но зато остаются настоящие чувства.

Балтик вспомнил вдруг о маме.

«Где она? Может быть, мы ее здесь увидим?»

Балтику очень захотелось увидеть маму — хоть ненадолго, хоть на миг, но он никак не мог вспомнить, как она выглядит. Балтик бы ее узнал, окажись они с Полканом в Елизове.

Но сейчас перед ними совсем другое место. Владивосток огромен.

— Скоро пойдем на промысел. Надо бы парней пристроить, потому что… будет тесно, и к тому же, там им негде охотиться. Я пойду договорюсь. Балтфлот!

Капитан увел Балтика с собой, а Полкан остался в порту, под руководством комсорга Кости. У него тоже задумка была.

Выйдя из порта, Нестеров поднялся на холм. По склонам и на вершине стоит сиреневый сад — никто его не разводил, даже не присматривал за ним; сад поднялся сам собой, чтобы каждую весну цвести, чтоб смотреть всегда в сторону моря. Среди фиолетовых оттенков попадают более светлые, кремово-розовые кусты. Позади зарослей стоит маленький домик с почти новой дверью. Здесь располагается одна из портовых контор, где ведется учет. Фамилия сотрудника Дедок; он действительно пожилой, поэтому знакомые называют его не Дедок, а Дедка. В старых, еще дореволюционных штанах, в современной косоворотке и в очках Дедок ведет отчетность и вздыхает удовлетворенно.

В доме пахнет старой мебелью и чаем.

— Фил Геныч (Филипп Финогенович), список промысловой артели у вас?

— Какой список?

— Тот, что подается каждый год! Состав, фамилии, размер актов. Группа в этот раз будет та же, Иванова?

— Сереженька, я даже не знаю, где Иванов. Разве он уже не на промысле?

— Он с нами идет на промысел. Он отдает все документы в ГлавСнаб, но первичное заверение вы должны сделать. Он вам документы приносил?

— А что, должен был? — Дедок, похоже, все позабыл.

— Ладно, я его сегодня видел. Он сказал, что явится днем. Странно, что он мог не составить план. Он же дал соцобязательство.

— А может, и не дал, — задумчиво сказал Дедок и с интересом уставился на Балтика.

— Ого какой. Ты волка приручил?

— Не приручил, а обучил. И не волк это, а пес. Просто вид у него такой.

— Он с севера, что ли? — догадался Дедок. — Там они все здоровые. Злые как волки!

— Балтфлот — умный. Вот смотрите.

Сергей начал давать разные собачьи команды, и Балтик их четко выполнял. Теперь «Лежать» и «Сидеть» даже уже немного неинтересно. Сергей подумал, и говорит.

— Балтик, дай вон тот пенал. Тот, что на столе.

На столе много разных бумаг, а поверх них лежит пенал. Балтик аккуратно взял деревянную коробочку в зубы и отнес Нестерову.

— А теперь — принеси… Нет, сперва я положу. — Нестеров раскладывает на подоконнике мешочки с махоркой, некоторые просыпались. — Балтфлот, дай нам два кулька. Вот так они пахнут.

Балтик вдохнул махорку, чихнул, подошел к подоконнику и сжал зубами один кулечек (брать сразу два было неудобно). Он отнес Сергею сперва один кулек, потом второй и чихнул громко.

Дедок чуть со стула не упал.

— Прямо цирк!

— А еще мы умеем считать до десяти. Балтфлот, сколько пальцев я показываю? — Сергей выставил вперед большой, указательный и средний палец.

— Гав-гав-гав! — ответил Балтик.

— А теперь? — виден только большой.

— Гав!

— А здесь. — Все пальцы в кулаке.

Балтик молчит.

Сергей не удержался, и принялся обнимать его.

— Молодец. Умница. Все знаешь. Не можешь только говорить. Ну да что поделать. А у вас тут ремонт был?

На полу среди старых крашенных досок видны новенькие, из лиственницы. На них нет краски, и поэтому очень хорошо видны зубчатые узоры.

— Не, это просто провалилось. Зимой. Мне сделали из чего было. Ага, вон Иванов идет.

Сквозь сирень пробирается бригадир промысловой артели, очень высокий человек.

Он басом говорит.

— Серега?!

— Дмитро! — отвечает Нестеров. Они начинают обсуждать план, заполняют у Дедка бумаги.

Потом Нестеров повернулся к Балтику.

— Дружок, мы тут завозимся. Иди погуляй. Можешь Полкана проведать. Вечером приходите в порт. Не потеряетесь?

«Жалко, что ты говорить не можешь». — подумал он вслед.

Балтик вышел в сиреневый сад, погулял там немного — он уже видел несколько раз сирени, только не в таком количестве. Он прыгнул в заросли, потому что они зашуршали. Есть там дичь? Пока не видно. Сад уходит вниз, и вблизи от его края начинается новый сад, правда, не такой душистый. Внизу шумит порт и море. Балтик увидел дорогу, которая ведет во Владивосток. Они там еще не были с Полканом, но очень хотят сходить. Там столько домов… Наверное, даже можно заблудиться. Если дома идут на десятки и сотни верст, то одного обоняния не хватит. Надо запоминать дорогу, поскольку у людей напрямую спросить нельзя.

Балтик вспомнил слова капитана. Он постоял, подумал — и сказал:

— Почему же я не могу говорить?

Балтик сказал это — вслух. Да, он сказал. По-русски!

Но не на человеческом русском языке, а на языке Природы, которой дается тем, кого она сочтет достойным. Обычные средства для сбора информации — глаза, уши, носы — есть у всех зверей. Однако Природа позволяет обрести и Разум. Она не дарит его в готовом виде, она дает возможность развить его.

Не только людям, но и другим созданиям.

Прибежал довольный Полкан.

— Балтфлотыч! Ты освободился?

— Да.

— Что-нибудь было интересное?

— Едва ли. Я подавал капитану предметы — а перед этим демонстрировал элементы службы. Совершенно простые.

— А я в порту проводил реког… гносци… реко-гноси-ровку, обследовал большие партии товара. Вокруг были тысячи, миллионы запахов, а я — нашел! — тот, который был нужен. Некоторые ящики оказались без маркировки.

— Неужели контрабанда?

— По-видимому, да. Еще я искал нужные всем штуки в большой куче. Все нашел!

— А я тем временем развлекался. Как неудобно.

— Балтик, ты бы тоже все обнаружил. Но ты ведь был с капитаном, он дал тебе задание. И что он решил?

— Шхуна уходит, причем в самое ближайшее время. Не исключено, что уже завтра. Нас не берут… но ведь мы найдем занятие.

— Ага! — согласился Полкан. — А что будем делать?

Ребята совершенно свободно используют слова и понятия из человеческого языка; наверное, все эти слова универсальные. Еще недавно они были неизвестны. Но Полкан и Балтик очень быстро учатся.

Пожалуй, Нестерову действительно было бы о чем с ними поговорить.

Ребята идут вдоль причала.

— Балтик, а у меня же — вот что есть! — Полкан с гордостью показал свою шею, которую, немного наклонясь, украшает коричневый ошейник. Наверное, он куплен на вырост, поскольку шее в нем совсем свободно. Ошейник одноцветный, простой и надежный.

Полкан стал вертеться во все стороны. Ему очень хотелось видеть ошейник на самом себе, а не в отражении.

— Я слышал, тебе такой же дадут. Или еще лучше! Ты же выиграл.

— Да что там… — Балтик видит комсорга Костю. У него в руках гнутая твердая лента.

— Балтфлот, ко мне. Вот. Держи! Носи! Вы с Полканом теперь абсолютно серьезные товарищи.

Ошейник такого же вида как Полкановский, и цвет схожий, только чуть потемней.

— Кстати, давай я тебе имя обозначу.

Костя вынул из куртки толстый гвоздь, и стал выводить им на ошейнике «Балтфлот». Буква «Б» получилась кривая, шляпка вовсе не удалась (ее практически нет). «А» вышла лучше. В букве «Л» Костя прочертил почти параллельные перекладины, хотел объединить их сверху, но не стал. Иначе будет похожа на «П». «Т» начерчена прекрасно!

Костя начал вырисовывать кружок (более похожий на ромб). Маленький такой кружочек.

— Костя! Костя!!

— Сейчас!

— Кость, тут товарищи из облсовета!

— Бегу! Ребята, пока! — Костя умчался.

Балтик и Полкан принялись рассматривать друг друга и очень друг другу понравились. Они же друзья.

День еще в самом разгаре.

— Ты с кем-нибудь уже познакомился?

— Еще нет, но видел — несколько граждан с хозяевами. С виду, это типичные домашние псы. Кухонные собачонки. Если одна такая сорвется с ремня, то умрет от страха. Ой, смотри! Интеграл идет.

Вдали мелькает голова матроса Сыркина.

Ребята спрятались рядом.

Прозвище «Интеграл» придумал Балтик — они с Полканом сотню раз слышали, как Сыркин бормочет математические слова, говорит про интегралы и другие вещи. Его терпеть не могут.

— Как вообще попал на шхуну этот ябедник? Это же диверсия!

— А ведь в рейс он не пойдет — сказал Балтик. — Сыркин планирует остаться на берегу ради своих экзаменов.

— Он уйдет просто так? Этого нельзя допустить, это безобразие будет! Какое он право имеет уходить как… победитель? Надо что-нибудь устроить. Черепушкину я кое-чего уж насыпал… вот измажется! Может, Сыркину тоже?

— Скорее всего, на шхуне боцман, и еще много народу. Нам не удастся сохранить конспирацию.

— Так что — вообще ничего не насыпем?! — Полкан нахмурился и стал думать. Месяц назад они постоянно пытались что-нибудь натворить для Сыркина. Грызли брюки и башмаки, опрокидывали книги — разумеется, тайком. Но потом все раскрывалось и ребят наказывали очень неприятно. И занимался этим не Сыркин, не боцман, не кто-то посторонний, а сам капитан. Сергей несколько раз отлупил Балтика и Полкана. Балтик не мог понять, почему капитан заступается за Сыркина.

Это забыть нельзя.

Они не пошли никуда и бродили рядом с «Комсомольцем».

Под вечер вернулся Нестеров и позвал их обоих. Он привел их в сиреневый сад, к конторе.

Там для Балтика и Полкана уже был устроен свой «уголок», Сергей даже добыл где-то практически целый матрас. Он долго объяснял ребятам, что пока его не будет, они поживут здесь; а когда «Комсомолец» вернется, он сразу же их заберет.

— Ложитесь спать. Лежать! Отлично. Фил Геныч, я пошел.

Но Балтик и Полкан тоже тянутся за капитаном.

— Чувствуют, что там их дом. Привыкли. Да. Трудно перестраиваться.

— Даже люди перестраиваются, а уж псы… — сказал Дедок. — Их запереть, что ли.

Нестеров посмотрел на ребят.

— Ладно. Пусть еще раз переночуют на шхуне. Мы завтра отходим днем.

Ночью Полкан с Балтиком почти не спали, все о чем-то шептались.

Рано утром Сыркин стал собираться. Он уже приискал место в Вузовском общежитии (экзаменов еще не было, но по виду Сыркина можно заключить, что они пройдут хорошо).

— Счастливо, — сказал Климчук. Он не представлял, как это можно выучить кучу книг наизусть, и при этом ничего не перепутать. Странная эта штука — академическое образование. Ведь можно же учиться сразу в практических условиях. Климчук в юности так и делал.

Капитан выстроил команду, стал говорить о том, какой Сыркин аккуратный и умеренный. Уверенный? Балтик не разобрал. Тогда еще широко не использовали слово «перфекционист»; но Сыркин как раз из таких людей. Все что он делал явно, выходило очень точно и взвешенно. Нареканий на него нет; Костя смотрит в другую сторону.

Прощаясь, Нестеров даже приобнял Сыркина.

Полкан с Балтиком чуть не поперхнулись. «Обнимать такого? За что?!»

Сыркин шаркает по трапу. Смотрит на каких-то девушек.

— Эй, держи!! — у самой земли его нога вдруг поехала. Сыркин не сообразил, дернулся и полетел уже целиком. Он ударился совсем не больно, но книги, тетради и часть вещей выпала из рук. Некоторые даже под причал упали.

Разумеется, все ринулись их спасать. Сыркина подняли; Полкан и Балтик заметили, что даже в таком виде его лицо не утратило серьезности, Сыркин не кричал и не ругался. Кто-то из команды пошел вместе с ним. «Так ему и надо!» — ребята уверены, что Сыркину неспроста подвернули ногу. Полкан даже вообразил, что здесь сработало волшебство. Правда, он не мог сказать, кто прочел нужное заклинание.

Боцман начал всех подгонять. Сергей опять повел Балтик и Полкана к Дедке — того нет на месте. Хотя дверь открыта.

— Ребята, мы — пойдем, мы пойдем… — капитан погладил обоих. — Сторожите здесь! Пока хозяин не явится. Поняли?

Он велел им лечь на матрас, а сам ушел. Сергей подумал, что Полкану и Балтику тяжело будет смотреть на уходящую шхуну, что они очень расстроятся, когда поймут, что случилось.

Однако Балтик и Полкан поняли все заранее, и заранее были готовы к полной самостоятельности. Лежать просто так скучно — они выглянули из уголка, посмотрели на коридор и предбанник. В коридоре одна дверь не закрыта. Ребята увидели довольно большую комнату, местами обитую дореволюционными обоями. Столов и шкафов с документами здесь нет, зато имеются полки, уставленные книгами. Книги тоже, кажется, дореволюционные. Вдоль обоев стоят стулья, диван с морщинистой кожей, резные лавки и тумбочки. Все это реквизировали у бывшего полицмейстера.

— Старорежимная обстановка! — сказал Полкан. — И ничем интересным не пахнет. А в книгах есть картинки?

Он залез на лавку, оперся передними лапами о стену и стал носом ворошить книги.

— Непонятно, что написано. Впрочем, это неважно. — Он поскреб чуть-чуть книжный корешок, и книга выпала с полки. Полкан глянул и стал вынимать другие книги.

Из некоторых вылетают старые записи.

— Мы потом на место все поставим.

— Ты запомнил последовательность?

— Да мы так — просто поставим. Дедка, видно, порядком вообще не интересуется, столько пыли… апчхи! Тут картинки? Ого! А это кто? Ой.

Снаружи, со стороны двери раздался легкий шорох. Ребята насторожились. Шорох вскоре утих и не возвращался.

— Бумаги как мы будем подбирать? — спросил Балтик.

— Да не надо их подбирать! Будто Дедке они нужны? Были бы нужны, он держал бы их в столе, или в другом приличном месте.

Балтик согласился.

Вместе с Полканом они достали довольно много книг, переворачивали их лапами. Книги были довольно податливые, но их текст был непонятен. Ребята разглядывали главным образом иллюстрации. Некоторые тома были посвящены охоте в жарких странах. Книга с широкими страницами никак не поддавалась, Полкан ее дернул посильней — из-под переплета вылетел целый рой.

— Тараканы! — закричал Полкан. — Шмели! Осы!

Они уже видели жалящих насекомых. Прямо по книгам они ринулись из комнаты, но рой очень быстро рассеялся.

— Это что же? Пыль была?

— Ловушка для слабонервных.

— Ну Дедок дает. Сам ведь кажется таким безобидным, а ловушек понаставил. — Полкан чуть поерзал. — Мне бы надо выйти.

Он пошел к двери, толкнул ее, но та не поддалась.

— Балтик! Тут саботаж! — закричал Полкан.

Балтик подбежал, они вдвоем разом напрыгнули на дверь. Доски дрогнули, пискнули, но остались стоять на месте. Дверь не открывается, только трясется слегка.

— Кажется, нас закрыли. Заперли. И запор виден. Вот мы олухи! Что же делать, Балтфлот?

— Мы немного засмотрелись. — Балтик поскреб пол перед дверью. Доски старые, но их не удастся раскопать как землю. Топором их можно расколоть. А чем держать топор — зубами? Нет, этот план не годится.

— Полкаша, давай думать. У нас всего одна дверь — которая не поддается; где-то явно есть подпол — только неизвестно, ведет ли он наружу. Никаких щелей или отверстий.

— Окна! — воскликнул Полкан. — Можно через окно!

Но окна заперты.

— Надо разбить его чем-нибудь. Шкаф если опрокинуть… но мы его не сдвинем с места. Есть тут что полегче?

— Полкан, а помнишь на Сахалине, во время шквала дерево рухнуло на дом и разбило кучу окон? Это вышло запросто. Но в каждом окне осталось очень много осколков, много маленьких зубов. А были также и большие зубы. Неохота на них напороться.

— Как же тогда выходить?

Балтик еще раз посмотрел на окна. Рамы обвиты трещинами, но сами стекла стоят очень прочно. Их нельзя выдавить целиком или аккуратно вынуть. А если попробовать открыть.

— Полкан, тут есть щеколда?

— На полу валяется.

— Да не щетка, а щеколда. Такая палочка с перемычкой, которая работает как запор. Она как стержень въезжает.

Балтик обнаружил окно, где на форточке была повернута ручка шпингалета. Она не прижата к раме целиком, за нее можно попробовать ухватиться.

Балтик залез на подоконник. Сидя поднимать шпингалет неудобно, стоя — тоже неудобно: низковато. Чем бы поддеть ручку. Она слишком маленькая, чтоб схватить зубами. Носом она не сдвигается.

— Когтем? — Балтик поднял лапу и легонько выдвинул коготь второго пальца. Дальше он не выдвигается.

— Хорошо кошкам. У них все как на шарнирах.

— Тьфу! Орущие бездари! — сказал Полкан.

Он внимательно смотрит на Балтика. Балтик надавил когтем снизу шпингалет и пытается вытолкнуть его наверх. Сорвалось. Сидя неудобно. Балтик привстал, свободной передней лапой уперся в стекло. Он нажал изо всех сил. Запор скрипнул. Еще раз! — шпингалет слегка-слегка поехал наверх.

— Получается! — закричал Полкан.

— У меня сейчас палец отскочит. И лапа уже затекла.

— Балт, давай так. Ты будешь поднимать, а я снизу — буду толкать твою руку. То есть лапу.

— Давай! — Полкан залез рядом. Вдвоем на подоконнике очень тесно. Двигаясь, они столкнули цветочный горшок. Это неважно: Балтик прижал коготь к шпингалету, Полкан стал толкать лапу Балтика своей лапой — не получается. Шпингалет ржавый, его сдвинуть очень трудно. Ребята стали соображать, глядя на черепичные осколки. Такой штукой да по голове… Тут Полкана осенило. Он подсунул свою голову под лапу Балтика.

— Раз-два! Взяли! Еще разик! Еще разочек!

Шпингалет не выдержал и сдался. Его вытолкнули.

— Ура!!! Ой! А что. Окно все равно закрытое.

Мелькнуло мысль, что форточка прибита гвоздями. От этого жутко стало. Но шляпок гвоздевых не видно. Балтик потянул за ручку зубами.

Со свистом форточка распахнулась, сбросив Полкана и Балтика. Снаружи бил очень сильный ветер. Форточка стукнулась о стену, поехала назад, но не закрылась.

Ребята запрыгали в восторге.

— Наш девиз — не унывай!

— Мы боевые трудовые рабочие… истребительного полка! Революция! Победа!

Они скакали прямо по книгам. Но потом сообразили, что уже хватит сидеть в запертом доме. В саду нет никого. Ребята стали карабкаться в форточку. Она довольно узкая, и неудобно двигаться. Надо протягивать себя вместе с передними лапами, тогда как задним лапам уже не во что опереться. Изгибаясь по-змеиному, Балтик вылез на две трети, посмотрел, и тут его выкинуло. Он не успел сгруппироваться: только начал вытягивать лапы, как ударился о землю. Больно! Как назло много камней. Дедка накидал их для красоты, наверное. У камней очень грубые края.

Следом полез Полкан. Он выскочил удачнее, но тоже ушибся.

— Чтоб мы стали сюда заходить! Мещане, бюрократы! Нэпманы! А на чем мы будем спать? Балтик, ведь у них остался наш матрас.

Балтик подумал.

— Не полезем же мы за ним обратно.

— Ничего! — Полкан подвигал ушами. — Мы и так можем. Мы же тренированные. Будем спать на простой природе — где помягче отыщем. Будки нам все равно не нужны, это для деревенских типов будки. Выдумали тоже, в ящиках жить.

— Но бывают красивые домики.

— Да, бывают. — согласился Полкан. — Зато на природе можно сколько хочешь лежать на траве!

— А если дождь пойдет?

— Да, с дождем хуже.

Ребята стали думать, где найти приемлемое место для сна. Где искать еду, затруднения для них не представляло. Кругом полно дичи. Даже необязательно заходить в лес. Полкан, и Балтик умеют ловить самых разных пернатых и хвостатых. Только рыба не дается. Но ничего.

Они пошли через сад к озеру, там поймали птичек. Потом увидели сороку и помчались за ней. Сорока разносила сплетни, и как будто разговаривала, но ее стрекот было очень трудно разобрать по словам. Сорока трещит и щелкает. Она улетела в сквер, а напротив него ребята увидели домик со старым заборам.

Это была школа. Через открытые окна слышны детские голоса. Балтик с Полканом подошли поближе. Голоса разговаривают, кричат и поют. Почти все окна стоят нараспашку.

— Балт, смотри — по черной доске едет белый грифель, наклоняясь набок, снизу вверх. Его видел уже не раз. Грифель рисует большие фигуры, а молодой голос рядом говорит.

— Дети, еще раз. Это «А», а это какая буква?

«Бе» — гудят все хором.

— А эта! — грифель указывает на «И», «Л» и «К»

— Это же та самая буква! — шепотом закричал Полкан.

— Тише! Не болтай, смотри. Запоминай, Полканчик!

— Запоминаю…

Молодая учительница писала буквы на доске и называла их вслух, а дети отвечали. Это был урок в самом первом классе. Но именно его так недоставало! Балтик и Полкан стояли как завороженные. Они едва выглядывали из-под подоконника, лапы то и дело начинали ныть, они садились, а потом опять выглядывали. «О», «П», «Р»! — эту тоже знаем. «Ф» — какая пузатая и важная. «Она есть в моем имени!». «Ы»… рядом с ней буква которая не звучит. Как ее читать?

— Эй! А ну брысь отсюда! — сзади возникла дворничиха. Она вооружена шваброй, это, в сущности, неопасное оружие. Полкан было оскалился.

— Да ну ее. Бежим! — ребята отскочили в разные стороны, и по старой тактике помчались на тетку. Та растерялась; хотела достать Полкана шваброй. Но он уже далеко. Ребята пробежали целый квартал.

— Вот это здорово!

— Здорово!

— Завтра опять пойдем?

— Обязательно! Надо только не забыть, как она выглядит — Полкан имел в виду учительницу, девушку в красной косынке. — Надо на нее ориентироваться. Где она, там буквы учат. Если тетка привяжется… будем смотреть по очереди. Как она высунется, сразу уходим. И возвращаемся.

Ребята не подумали о том, что на свете есть другие школы и учителя. Впрочем, их еще надо найти. А эта школа — теперь известна (портовая служба ведет шефство над ней). При первой же возможности Полкан и Балтик решили прийти сюда и продолжить учебу.

В тот день они узнали почти все буквы. До темноты они ходили по городу, искали изображения букв на вывесках, на плакатах, и приходили в бурный восторг от того, что теперь все стало понятно.

Рано утром они побежали осматривать Владивосток.

Из дворов лают псы — но в их голосе нет слов, только звуки и некоторая раздраженность. На перекрестке Балтик видел двух домашних собак, которые вели очень оживленный разговор. Они знали язык Природы; только вот вид у них был настолько ухоженный, что смотреть противно.

— Наверно, по два часа вылизываются! — сказал Полкан. — Вот щеголи.

Он и Балтик используют язык в гигиенических целях, когда требуется умыться или убрать грязь. Глупо теребить волосы просто так, для красоты.

Повсюду встречаются люди. Ребята не подходят к ним близко. Люди заняты делами, и ребята могут гулять совершенно свободно.

Малыш, лет трех, воскликнул:

— Мама! Волк идет!

Та вздрогнула.

— Где? Ах, нет, Петенька, это не волк, это собачка. Видишь, у нее ошейник. И у другой тоже ошейник. Как собачка рычит?

В другом месте их заметила девочка.

— Волчик, волчик, на-на-на!

Ребята не поняли, что она имеет в виду, и поспешили удалиться.

— Дети! — сказал Полкан.

— Почему все говорят, что я волк? Неужели я так похож на волка?

— Вот еще. Вовсе нет. Разве что совсем чуть-чуть. Чуть-чуть не считается.

Так говорил Костя, когда металлическим тросом едва не рассек голову Тимохе. В тот раз тоже не хватило совсем чуть-чуть. Фраза понравилась Полкану, и он видел в ней даже что-то философское.

На улицах горожане с любопытством глядят на Балтика и Полкана: такие типажи очень редко встречаются во Владивостоке. Тут много самых разных пород, но все они другие. Еще привлекает то, что ребята идут ровным, почти строевым шагом. На шхуне их одно время обучали маршировке. «Четкий шаг людям нравится. Но, пожалуй, уже хватит».

Они свернули в подворотню.

Переулками они выбежали на другую улицу, потом на третью, четвертую; всюду тянутся вереницы зданий, и ребята беспрестанно глядели на них, любуясь каждым домом. Владивосток казался им очень красивым, поэтому хотелось идти все дальше, дальше. Постепенно они вышли в район, где домов было уже не так много — зато кругом стоят деревья с очень густыми кронами. Заросли закрывают спуск к воде.

— Да тут целый коллектив, Балтфлот!

На берегу озера сидела довольно большая компания, преимущественно из молоденьких. Многим нет и года. Почти все ребята сидят без ошейников — только у двоих есть украшение под головой. Эти — явно хозяйские: хозяину одного нравятся пудели (пес покрыт весь завитками), другой же хозяин предпочитает маленьких и длинношерстных.

У того песика даже лап не разглядишь.

Полкан с Балтиком начали спускаться. Их заметили и привстали.

Ребята подошли, замерли по стойке «Смирно!». Полкан произнес:

— Здравствуйте, товарищи!!

Вся компания вздрогнула — до того у Полкана командный голос. Полкан не знал, как обращаться к незнакомым, поэтому решил говорить как люди.

— Здравствуйте. — просто сказал Балтик.

— Здравствуйте. — отозвались ребята (главным образом девочки).

Пушистый песик заворчал: тр-рр, тяу-тяу.

— Мы с Камчатки прибыли! — сообщил Полкан.

— Неужели… пешком? — спросил пудель.

— Нет, зачем. Мы приплыли.

— На плоту? — спросил пудель.

— У нас корабль есть!

— Свой собственный?

— Нет. Он товарищей. Он товарищам. Принадлежит!

— А товарищи умеют управлять? — изумился пудель. — Где же они научились. Или у них особые лапы?

— Какие лапы… товарищи — это люди!

— Вы их попросили вас довести?

— Кто просил… — Полкан почувствовал, что вопросы какие-то не те. Они вроде бы ясные и простые, но вместе с тем содержат подковырку. Он посмотрел на Балтика.

— Мы работаем на промысловой шхуне. Она сейчас ушла в рейс, за морским зверем. Мы же охотимся на земле. — объяснил Балтик.

Кажется, он все сказал точно, придраться не к чему. Пудель, однако, слегка сморщил изящный нос и отошел в сторону.

— Если вы охотники. То — зачем сюда пришли?

— А что, нельзя что ли?! — Полкан уже завелся. Пудель ведет себя так, будто он начальник.

— Позвольте же узнать ваши имена.

— Они записаны на ошейнике. Читать умеете? — отозвался Полкан.

Пудель — очень ладный, ухоженный — подошел поближе и стал вглядываться в ошейник Полкана.

— Ну и почерк. Словно курица лапой! По, по-о-оп… Попкан? Так вас называют?

Полкан подскочил и стукнул пуделя по голове (несильно). Никто и глазом моргнуть не успел, как Полкан стукнул еще раз.

— Я тебе дам — «Попка»!!

— Караул! — закричал маленький пес. Голосок у него тонюсенький, и пронзительный. — Караул-кошмар-безобразие! Прекратите!

— Шпана! — прошептал пудель, вставая. Ему влетело.

Маленький запрыгал вокруг него

— Эльдар, Эльдар, ты как?!

— Шпана!

— А не надо обзываться.

— Мизерабль!

— Сами вы…! — Полкан ощетинился. — Что, кому еще дать? Балт, дадим?

Из компании выскочил один паренечек.

— Товарищи, зачем так, не надо, давайте мирно… — он глотал слова и не мог закончить фраз. Паренек был дипломат, но боялся смотреть на Балтика и Полкана. И на хозяйских псов он тоже боится глядеть, хотя они совсем не сильные.

Хозяйские о чем-то пошептались.

— Мы оставляем вас. — объявил пудель. — Общайтесь… с этими!

Гордо подняв хвост, он удалился. Маленький покатился следом.

Возникла довольно долгая пауза. Слышно было, как колышутся листья.

К озеру подлетела стая галок и сразу же началось громкое кричанье и стрекот.

— Опять! Не дадут посидеть спокойно! — заговорили все в компании.

Галки смотрят на ребят и кричат резко.

— Обзывальщики! И ничего сделать нельзя!

— Товарищи, но ведь мы могли бы их… поймать. — сказал Балтик.

— Этих? Да как же? Ведь они улетают.

— Надо выбрать тактику — Балтик резво побежал по склону, в сторону зарослей, Полкан — за ним; поднявшись, они пошли вдоль озера — так, чтобы их не разглядели. Несколько раз мелькнул хвост Полкана. Балтик совсем пропал — хотя его белая грудь и лапы довольно заметны на темном фоне. И все же его не видно.

Они подобрались на расстояние дальнего броска. Дальше зарослей нет — только открытая местность, галки прыгают на берегу, не догадываясь.

Балтик уже под кустами. Галки завертелись, однако не видят никого.

Р-раз!! — из кустов летит черная стрела.

Галки заорали, но в этот момент Полкан налетел в самую гущу толпы.

Он схватил сразу двух; одна клюнула его и выскочила. Другая трепыхалась под лапой. Ее стоит прижать сильнее. Хоть она не дичь, но — цель!

Балтик тоже достиг цели.

Обзывалы в страхе улепетывали, а к Полкану и Балтику уже бегут, крича на ходу:

— Вот это да!! Здорово!! Классно!

— А что вы будете с ними делать? — спросила беленькая девочка.

Балтик посмотрел на пойманных птиц.

— Отпустим. Они настолько ничтожные, что ничего не сделают.

— Есть тут нечего! — добавил Полкан.

Балтик выпустил галку, Полкан своей еще наподдал. Птахи кувыркнулись в пыли, а потом изо всех сил заработали крыльями. Выходит, они не сильно пострадали.

— Здорово вы их! Вы, вас…

— Давайте еще раз. Познакомимся! — сказала беленькая. — Вас Полкан зовут?

— Да, а этой мой брат Балтик. Балтфлот. Это как Балтийская Флотилия.

— Вот здорово! У меня тоже советское имя. Машинпрома! Машиностроительная промышленность. Но меня все зовут Маша.

— А я Кузя — сказал серый паренек. — В честь советских кузнецов!

— А я Степа — сказал желто-рыженький. — Маш, а у меня имя что, не советское?

— Степа был партизан! — сказала Маша.

Степа завилял хвостом.

— Я так и думал! Что я — в честь партизан! Дальневосточных. Которые по долинам, и по взгорьям!

Все стали знакомиться, и сделалось очень-очень приятно.

— Товарищи, а где вы работаете? — спросил Балтик.

— Ой, мы еще нет. Но мы из района, где стоит мясо-молочный комбинат. Мы там родились, и мы там планируем… А что? Там есть кого ловить. Там жулики бывают всякие. — сказала Маша.

— Меня на комбинат не пустят! — сказал Степа. — У меня же хозяева. Они живут в деревне. То есть они не очень хозяева… просто хозяева. Они не то, чтобы…

— Со Степой не носятся как с городскими! — объяснила Маша.

— Но хозяева иногда заботятся — произнес Кузя в раздумье.

— Зато без них можно гулять где хочешь. Ребята, а пойдемте теперь гулять! Сейчас красиво цветут сады. А вы правда шли по морю? Это очень далеко?

— Бывает, что корабль целый месяц идет, и кругом нет ничего, кроме воды! — сказал Полкан. — Мы еще так не ходили, зато — очень часто были в море.

— Ой, как здорово! А где вы охотились?

— Везде! И на материке, и на островах. Мы же с Камчатки! — сказал Полкан с достоинством.

Он и Балтик стали поочередно говорить о море, о волнах и о разных землях, которые уже довелось увидеть. Всем было крайне интересно.

Гуляли целый день, допоздна, и рассказывали, рассказывали. Полкан даже слегка подохрип. Девочки стали звать на комбинат.

— Спасибо. Но мы сами устроимся.

— Послезавтра придете на озеро? Завтра у нас собрание, придут взрослые товарищи.

— Очень надо их слушать — проговорил Полкан, зевая.

— Но вы придете, придете? Мы — обязательно придем! — говорили девочки.

Они гурьбой побежал в город. Балтик сказал:

— Интересно, упомянутые взрослые — это люди, или — как мы?

Полкан зевал не переставая.

— Кто их знает. Схватим кого-нибудь?

Во мраке охотится нелегко. Но — шум, хруст, шорох — некто, похожий на зайца, прыгал через чащу. Его учуяли, догнали и сразу съели. Скорее всего, это не заяц, но это непринципиально.

— Жирный тип. Слишком. Был. Балт, а может, здесь ляжем. Неохота уже далеко идти. — Полкан раскрыл рот во всю ширь и улегся под кустами. Балтик лег рядом.

На следующий день они ходили по лесу, вышли на открытое место и впервые в жизни увидели железнодорожный состав. Звук грохочущих колес произвел впечатление. Полкан даже язык высунул. Балтику тоже очень понравилась эта огромная механическая змея, гигантская гусеница, которую создали и научили работать для общей пользы.

На боках вагонов ребята сумели прочесть надписи — «НТВ», «СЗ» и «Н/Р».

— Интересно, что это такое. Новое Трудовое Время. Или: Наши Теперь Выиграют. Снова Замерло. Нет Разрухе! Или — нет разрухи!

Это было время, когда постоянно появлялись новые слова. Полкан и Балтик часто их слышали, и знают, что такое аббревиатуры.

— Давай тоже изобретем новое слово. Такое, чтобы состояло из нескольких слов, но не как аббревиатура. Чтобы оно было одновременно интересное и красивое.

До полуночи они выдумывали слова, изобретали самые разные сокращения, иногда — из большого количества слов. Они придумывали столь усердно, что вконец утомились, и не могли решить, какое слово наилучшее.

— Завтра определим.

Но к утру все слова «испортились» — если вчера некоторые из них были как будто бы красивые, то теперь ни в одном нет ни капли красоты.

— Чепуха какая-то! Лучше никому не говорить. А то будут еще смеяться. — Полкан зевнул. — Не люблю, когда смеются прямо в лицо, это все равно что обзывательство. Если те пугала… пугалки появятся, мы им снова надаем. Ведь так, Балтфлот?

Из чащи они двинулись в сторону озера, и шли довольно долго. Вчера они очень много исходили мест. На озере все уже собрались.

— Опаздываете! — хором закричали девочки.

— Ведь у нас же нет точных часов. — сказал Балтик.

— А будь у вас часы — вы смогли бы ими воспользоваться?

Это сказал кто-то взрослый. Среди ребят стоят 2 таких пса: высокий и круглый, совсем как бочка. Высокий пес вытянул острую морду и заговорил.

— Вы прибыли с Камчатки? Говорят, на севере размеры больше чем на юге. И волки там крупнее.

«Опять сравнивают с волками», подумал Балтик.

— И собаки — гораздо сильнее южных. Но это слухи. Может, это и не так. Это можно проверить.

— Как, товарищ Дон?

— Устроить состязания.

Ребята (из компании) от радости запрыгали.

— Устроим-устроим-устроим! А как? Просто поборемся?

Взрослый щурит глаза.

— Побороться можно.

— Ну тогда давайте! Полкан, Балт…флот! Вы будете?

Полкан наклонился к Балтику и шепотом произнес.

— Навешаем деревенским? Давай!

— Давайте-давайте! — кричат и парни, и девочки. — Кто против кого?

Балтику не хотелось драться совсем. Кузя предложил ему сразиться. Все пошли на «стадион». Но схватка вышла короткая. Балтик сразу опрокинул Кузю, потом опрокинул еще раз и отошел. Ему было неловко.

Потом Полкан сошелся со Степой. Это бой оказался зрелищнее: Полкан схватил Степу за шею и валял его по земле, иногда наподдавая лапами, иногда сам катаясь в пыли. Степа ничего не мог сделать.

— Хватит! Достаточно! — объявил взрослый. Помолчав, он неожиданно спросил:

— Сколько вам лет?

Балтик с Полканом не поняли, кого он имеет в виду.

— Вы считать умеете? Хоть бы до двух.

— Умеем, но пока еще нечего считать! — ответил Балтик.

Взрослый подумал.

— Значит, вы тоже маленькие. Тоже дети. Молодежь.

— Ну да, молодежь. Разве это плохо?

Взрослый стал расхаживать.

— Молодежь… ничего еще не знаете. Еще часто будете плакать.

— А вот не будем! — заявил Полкан.

Взрослый посмотрел на него.

— Уже выплакались? Пока на веревке сидели?

Полкан открыл рот.

— Ваша фамилия не Веревкины, случайно? Вы так часто общались с веревкой — вполне могли с ней породниться.

«Откуда он узнал, что мы плакали?»

— Да мы хоть кого сейчас завалим! — крикнул Полкан. — Любого, кто без ружья.

Второй взрослый повернулся.

— Ну тогда спробуем — он толстый, с очень крупной головой. Едва переставляя лапы, он двинулся на Балтика.

— Кто хочет? Один на один.

— Балт, врежь этому круглому. Чтоб он улетучился. Ты же можешь так сделать. Он зажрался на своем комбинате! Так пусть узнает, что такое настоящие трудовые силы.

Полкан шептал Балтику, пока толстый пес с комбината пинал землю ногами. Он совершенно нетренированный на вид. Балтик вышел на поединок.

— Начали! — закричали парни.

Толстый сжался — и вдруг резко рванул вперед. Балтик отскочил, но толстый как-то очень быстро изменил направление, и ткнул Балтика в лапы.

— Полегче, Барон. Дети.

«Какое белогвардейское имя!» — Балтик в ярости замахал лапами, но в толстого нельзя попасть. Он прыгает как мяч, толкаясь всем телом. Пасть открыта, язык высунут — короткий и очень неприятный. Возле языка торчат клыки.

Барон толстый и короткий. Но именно это дает ему преимущество. Он как будто из каучука.

Балтик дотянулся до его морды.

— У него нет мозгов! — закричал Полкан. — Бей по корпусу!

В тело попасть не удается. Барон катится по земле, семенит короткими лапами — и все время обращен головой на Балтика. Он целит в ноги.

Вот он ударил. Палец Балтика оцарапан. Кажется, до крови. Барон еще раз ударил — точно так же, в тот же палец. Балтик не выдержал, и припал к земле (стоять на той ноге было трудно). Он не рухнул, он только прислонился. Но в следующую секунду его сдавило.

Барон шлепнулся сверху.

— Сдаешься?

— Нет! — Балтика хотел скинуть врага, но он будто окаменел. Он невероятно тяжелый! Он как гора. Давит невыносимо.

Сбросить не удается!

— Сдашься? — Барон навалился на шею Балтика, и давил, давил, словно хотел утопить в земле. Ошейник впивается в кожу и режет ее всю. В голове стучит молот. Шевельнуться нельзя.

— Сдаешься?

— Нет. — Барон сидел так минуту.

— Сдаешься?

— Никогда… — Балтик исхитрился и достал зубами врага. Но зубы соскочили. Барон сидит не шелохнувшись. Он открыл рот и, похоже, готовиться укусить.

Полкан, не выдержав, подскочил к Барону и схватил того прямо за ухо. Он хотел его оторвать. Но Барон весь состоит из материала огромной плотности. Ухо даже не растягивается. Барон лежит на Балтике, Полкан не может Барона хоть слегка столкнуть.

Старый Дон смотрит невозмутимо. Парни и девочки молчат.

Кто знает, сколько бы все это продолжалось, но раздался голос:

— Барон! Барон! Где ты, старая калоша?

Это хозяйский голос. Но на комбинате нет хозяев?

— Барон! — толстый медленно-медленно стал слезать, наступая ногами прямо на спину Балтику. Он отошел, подумал, а потом быстро-быстро покатился. И Дон побежал вслед за ним.

— Ба-а-а-н-дит! — выдохнул Полкан. — Белогвардеец! Балтик, ты — как?

Балтик едва сумел подняться. Ему казалось, что на него рухнула стена.

— Это — да, с этими… мы еще не сталкивались — пробормотал Полкан. — Старикашка. Откуда он узнал, что мы на веревке плакали? Мистика.

— Это мы ему сказали! — признались девочки.

Полкан заморгал и ничего не понял.

— Вчера, после собрания, стали говорить о разных местах… вот мы и рассказали о ваших приключениях, о походе. Ведь интересно. А товарищ Дон стал расспрашивать о жизни на корабле. А поскольку там трудно было, вы сами говорили…

— Погодите, братцы… Вы про нас рассказывали?

— Да.

— Но ведь это секретная информация. Про то, как нас учили, это же мы — по секрету вам рассказали. Зачем вы-то рассказывали?

— А вы зачем? Если это секрет, тогда б и не говорили никому.

Полкан не мог понять девочек. Они тем временем глядят на Балтика.

— Бедный! Он вас сильно задавил?

— В нем пудов сто. Я зря лег. — прошептал Балтик, и внезапно его охватило жуткое раздражение, он очень зол был — и на себя, и на девочек. Они разболтали… разве можно открывать такие вещи посторонним — пусть даже и взрослым. Старый пес наверняка специально позвал с собой круглого — который с виду тюфяк. Девочки сочувственно спрашивали и кивали, но Балтик только сердился. И не мог ничего выговорить.

— Слушайте! — пауза. И нет продолжения.

— Тебе где больно? — спросила Маша.

— Не надо меня трогать! Мне не больно, меня не надо лечить, не стоит за мной ухаживать, заботиться, это все — противно…

— Да! — выдавил Полкан. — У нас сейчас… дело неотложное будет.

— Какое?

Полкан сам не знал, что за дело. Он просто так сказал.

— Мы загнали глухаря, заманили его в дупло, он там сидит и не вылезает, но может вылезти, если мы возиться станем. А чтобы не возиться, нам сейчас бежать надо, до свидания…

Балтик сочинил все это экспромтом. По лесу пролетел шорох.

— Это глухарь! — завопил Полкан.

— До свиданья — проговорил Балтик через силу, уже на бегу. Они быстро вошли в лес и не слышали, что ответили девочки.

Полчаса Балтик и Полкан мчались без остановки, пробивали путь через знакомую и незнакомую чащу. Листья исчезли, появился ельник с молодыми иголочками, дальше была поляна, и снова — море листвы.

Там ребята остановились и, высунув языки, стали обсуждать произошедшее. Они ошеломлены.

— Ну вообще! Это называется товарищи?! Ничего доверить нельзя!! Парни тоже! Проболтались!

— Это ведь девчонки проболтались.

— А парни?! — кричал Полкан. — Парни же могли предупредить, раз девчонки не понимают. Ага! Они хотели, чтоб нас побили! Балтик, ты как? Он подлец!

— В нем, наверное, сто пудов. Меня словно пригвоздило к земле.

— Хорошо хоть ничего не сломал. Колбаса дворянская! Ничего, мы таким еще надаем. А девочки?! Как девочки!

Балтик стал думать. Внезапно он произнес.

— Полкан, а ведь девочки — они же — женщины!

Полкан замер.

— Да!

— А если они женщины, то как же мы раньше не догадались?

Полкана осенило:

— Точно! Мы же знаем, что нам говорили про женщин! Они любят обниматься, целоваться, носить всякую дребедень и на них ни в чем нельзя положиться. Насчет дребедени трудно сказать, а в остальном — все верно!

— Неужели все они такие?

Балтик и Полкан решили приглядеться к женщинам из числа людей. Два дня они ходили по Владивостоку, заглядывали во дворы, в парки; Полкан хотел проникнуть на открытую эстраду, но его оттуда выгнали, и даже туфлей запустили. Ребята пристально наблюдали за поведением человеческого общества. По их наблюдениям, женщины обожают наряжаться и болтать без конца. Иногда они говорят очень странные вещи.

— Торшеры — манеры — полуботинки — я ждала его пять раз — сколько можно, это невыносимо! Это надо.

Иногда ребятам казалось, что непонятные фразы нужны женщинам для магических целей — никак не меньше. Для чего еще разговаривать так долго? Но никакого волшебства не происходит, они просто говорят и говорят.

— Я не вижу в этом никакой цели — сказал Балтик.

— Смотри, они опять… облизываются!

Балтик с Полканом установили, что женщинам очень нравится, когда они кому-то нравятся — особенно среди мужчин. Для этого есть разные приемы… но не только люди, но и собаки подвержены нежным чувствам. И не раз и не два ребята видели бегущие вместе парочки, которые терлись друг о друга, прижимались головами и даже целовались. Полкан называется это «облизываться», поскольку он категорически против поцелуев. Пока стоишь в таком состоянии, сзади могут запросто ударить по затылку — и его, и ее. Полкан с содроганием вспоминал тот день, когда они, еще совсем маленькие, прыгали по лавкам, а потом боцман запустил в них сапогом, и попал прямо в затылок Полкану. С тех пор, почуяв боцмана, ребята всегда были настороже. А те, кто целуются, по-видимому, не боятся никого. О чем они думают!

Вот еще одна такая парочка.

Балтик и Полкан посмотрели на них с негодованием. Затем стали рассуждать о том, зачем вообще нужны женщины.

— Некоторых из них называются жены. Это одно и то же — женщины и жены?

— У Климчука, кажется, есть жена. А у капитана, кажется, нет. Полкан, помнишь — Климчук рассказывал о том, как он женился еще при проклятом царизме. И тогда у него жена появилась. А до этого ее не было, она была просто женщина. Хм. Я думаю, она и теперь женщина. Очевидно, жена — это та, с которой есть близкие отношения.

— А, ну да. Есть жена, а есть муж — тот, у которого жена. А зачем она ему нужна? Чтоб с детьми заниматься?

Ребята заметили, что у людей воспитанием детишек, особенно — маленьких, занимаются чаще всего именно женщины. Еще они установили, что женщин, как и мужчин, можно видеть на работе. Таким образом, женщины сами по себе не вредные. Но зачем с ними связываться? Неужели ради обниманий и поцелуев?

Они искали серьезные цели, но опять уперлись в детей.

— Дети почти то же, что семья. Ну что ж, это, пожалуй, хорошо. Но ведь сначала надо связаться с женщиной. И ходить как эти… обнюхиваться, обжиматься, обниматься… тьфу! Неприлично. Неужели мы эти займемся?!

Балтик представил, как он, вместо того, чтоб заниматься делом, пойдет бок о бок с какой-нибудь собачонкой. Он фыркнул и затряс головой, Полкан сделал так же.

— Нам надо что-то сделать — чтоб этих глупостей не делать. Надо дать обещание или клятву, и помнить о ней всегда. Пока…

Ребята не могли представить, как сложится их взрослая жизнь. Но сейчас они не взрослые, и поэтому целоваться нельзя. Надо пообещать

Почти весь день они сочиняли текст торжественного обещания, подолгу обсуждая каждое слово из него. Хотелось, чтобы обещание звучало сильно, смело и красиво, и при этом было не очень длинным, поскольку длинный текст трудно запомнить наизусть. Записать слова они не могли, поэтому приходилось без конца повторять текст с самого начала, вплоть до того места, на котором остановились. Иногда прямо в процессе обсуждения что-нибудь меняли.

У них долго не получалось сделать конец Обещания.

— Получается, что мы обязуемся что-то не делать. И все. Но ведь мы живем не только ради этого. Не только ради запрета — сказал Балтик.

— Давай вставим что-нибудь позитивное. «Наше дело правое». Или: «Да здравствует трудовой народ!», если коротко — «Даздратрунар!» Нет, это как-то не очень. Звучит, но не очень точно передает смысл.

Балтик стал вспоминать фразы из художественных книг, которые они слышали на шхуне. Кое-что оттуда можно взять. Но вставлять явно чужие обороты в свою клятву не хочется. Они стали редактировать.

Солнце уже клонится к закату.

— За целый день сочинили семь строчек! Впрочем, мы же не писатели. Зато эти строчки мы вылизали до блеска. Но что с концом?

— Может быть, просто пожелать всего хорошего? — сказал Балтик.

— Какого хорошего?

— Просто так, для всех.

Полкан задумался.

— Пожалуй, это… будет симпатично. Да! Ну что, доделаем?

Они сочиняли еще полчаса.

Золотой свет идет со стороны запада, но небо все еще голубое.

— Балтик, давай сегодня? Зачем нам тянуть?

— Да.

Они протянули друг другу лапы и соединили их как при рукопожатии. Глубоко вздохнули. Заговорили разом:

— Перед лицом мира и Родины, мы торжественно обещаем!

Звирть! Ба-х-х!

Что-то упало рядом. Треснуло. Заскрежетало.

Ребята завертели головами.

— Это что? Взрыв? Корабль на док налетел?

— Неужели отсюда будет слышно?

— А кто его знает.

— Гром? — Балтик посмотрел наверх. Небо чистое, как и минуту назад, среди голубого полотна нет ни тени, ни пятнышка.

— Не могло ли произойти что-то с транспортом? Или на заводе? Бывают же такие аварии. Может быть надо помочь — а как мы сумеем помочь, и куда бежать…

— Да, правда — Полкан вглядывался в синюю даль, в окрестные улицы, но не мог найти никаких изъянов. Вроде бы все на месте осталось.

— Сбили нас. Еще раз придется.

— Это ведь нетрудно.

Итак:

Мы торжественно обещаем:

Что всегда и во все времена будем верными нашему долгу, долгу перед страной, перед Родиной и перед товарищами. Что товарищество и дружба всегда будет нашим главным сокровищем, мы его никогда не бросим, не забудем, не предадим. Обещаем, что никогда не станем заниматься пустяками, не позволим обманывать себя и других. Что любовью и созданием семьи мы займемся лишь когда станет совершенно взрослыми, а до этого обязуемся избегать всех подобных тем. Лучше одиночество, чем глупость. Но всем товарищам нашим — мы желаем счастья!

— Ура! Вот теперь как-то легко стало. Балтик — получается, мы теперь знаем то, что другие совсем не знают. Занимаются пустяками. А у нас теперь обязательство! Как у взрослых!

Полкан не мог остановиться, он говорил и говорил, переполненный чувством важности произошедшего.

…

Весь следующий день ребята ходили с таинственным видом и многозначительно глядели на встречных. Они твердо решили хранить Обещание до конца. Когда наступит конец, совершенно неизвестно, как это будет выглядеть — тоже неизвестно. Но зато есть еще одна серьезная цель! Это главное.

До конца недели с девочками не общались, вообще старались держаться от них подальше. А потом — снова стали общаться со знакомыми, стали вместе бегать и играть.

— Давайте в салочки сыграем?

— А это как? — спросил Полкан.

Девочки показали.

— Но ведь это совсем неинтересно — просто бегать друг за другом. — сказал Балтик. — Есть ли что-то более сложное?

— Есть игра «казаки-разбойники».

— Про войну?

— Не совсем, но похоже. Разбойники грабят и прячут, казаки ищут и ловят разбойников. Но разбойники тоже могут поймать. И независимо от борьбы, все могут искать!

Игра началась, и, оказывается, она очень увлекательная.

По правилам разбойников всегда больше, поэтому им легче захватить «клад». «Кладов» всегда много: некоторые из них стерегут «казаки», другие изначально лежат без присмотра. Они спрятаны (перед игрой их прячут обе команды, таким образом, никто не знает обо всех кладах). Клады ищут все — при этом постоянно происходят столкновения, борьба; побежденного могут взять «в плен», для этого нужно совершить определенные действия. Без них плен «не считается». Захватывать пленных могут обе команды, но у «казаков» имеется преимущество — им изначально даны «крепость» и «тюрьма», откуда нельзя убежать просто так, даже если никто не охраняет. Убежать можно от «разбойников». Кроме того, находясь в плену, можно начать бой с участниками другой команды — если бой прошел по правилам, и ты победил, то уже не являешься пленным. «Штаб» команд можно передвигать, можно захватывать чужие штабы, прямо со всеми командирами. Но также нужно не растерять клады. Можно вообще не иметь штаба и постоянно перемещаться.

Таким образом, игра допускает множество тактических ходов. Конечный успех зависит от того, кто сколько кладов наберет к определенному часу (чаще всего, к закату, когда солнца уже нет). У кого больше кладов, тот и выиграл. Заполучить все-все клады очень затруднительно. Среди кладов есть «карты» (обрывки газет), «компас» (стальной брусок), «кинжал» (короткая палка), «карабин» (длинная палка), а также другие. Перед игрой все заранее рассматривают имеющийся инвентарь. После этого половину берут или прячут «казаки», другую половину — «разбойники», поэтому с точки зрения поиска кладов у команд равные шансы. В бою бывает по-разному. На Полкана или Балтика парни опасаются нападать даже втроем. Вчетвером они могут опрокинуть, чтобы отобрать клад. Но для этого сперва нужно догнать. Ведь при виде соперников драться вовсе не обязательно. Все зависит от тактики.

…Балтик оторвался от погони, быстро нашел один клад, и почти сразу увидел другой — «пистолет», который изображает изогнутая веточка. Ее бросили просто в траву, даже без маскировки. Балтик хотел подойти, но тут из кустов выскочила Маша, завертела головой, и тоже заметила ветку.

До второго клада Балтику ближе, чем Маше. В подобных случаях клад обычно достается тому, кто скорей его возьмет. Машины глаза загорелись, но при виде Балтика погрустнели.

Балтик способен одним прыжком достать до клада. А Маше довольно далеко бежать.

— Ой, я не успела.

— Маша, вы… возьмите его. У вас ведь нет — сказал Балтик.

— Но это же вы нашли.

— Но у меня уже есть один, а у вас еще нет — сказал Балтик и смутился (сам не зная отчего).

Маша подскочила от радости.

— Ой, спасибо, спасибо, Балтфлотик! — он смутился еще больше. На Машином лице неподдельный восторг. Она с благодарностью глядит на Балтика, а он не может на нее смотреть.

— Кладик наш, кладик наш! Спасибо!

Ветка умчалась.

В игре девочки дерутся с таким же азартом, что и парни, любому сопернику не сдаются просто так, хотя в среднем девочки послабее. Маша вообще самая маленькая, но готова атаковать всегда. Впрочем, с Балтиком она ни разу не сражалась. Она и Полкан несколько раз толкались, пихались, наскакивали друг на друга.

Маша — беспородная, но довольно ладная собой, со светленькой шерстью. За своими волосами Маша очень следит, как и другие девочки. Полкан убежден, что волосы имеют огромное значение для всех женщин, независимо от того, люди они или собаки. Благодаря волосам создается женская красота. Еще женщины следят за лицом; но любое лицо, даже очень красивое, может быть очень злым. Балтик это часто замечал. Ему не нравится красивое, но злое. Бывает, что красивые поступают некрасиво. А что вообще такое красота? Балтику хотелось дать общее определение, но всякий раз его мысли сводились к конкретным вещам. Красивый лес, корабль, море (если без штормов), красивые цветы. Красивые женщины людям особенно нравятся, на них даже женятся. Но, как установили Полкан и Балтик, женщины любят всякие пустяки. Следовательно, общаться с ними не обязательно.

Взять хотя бы товарища Нестерова. Ребята никогда не видели его в присутствии женщин. И разве это было плохо? Разве мешало достижению поставленной цели?

На самом деле, конечно же, Нестеров общался с женщинами, по крайней мере, иногда. Ему всего 30 лет, и он очень видный мужчина, из числа тех, в кого влюбляются легко. Но он сам этого не хотел. Большинство женщин Нестеров считал нервными и меркантильными, а еще он говорил, что у них «куриные мозги». Жениться он пока не собирается.

У Климчука точно есть жена; у него есть дети, причем старшие уже совсем взрослые, также есть и маленькие детишки, а кроме них — куча родственников. Говорить о детях Климчук не особенно любил, считая эти темы чисто женским занятием. На юных девушек он то глядит, то не глядит; ребята из команды — глядят постоянно. Балтик с Полканом слышал разговоры о знакомствах и любви. Тогда это им было неинтересно, потому что они только учились думать; сейчас им это неинтересно из принципа. Обещание дано, пустяки не имеют значения. Стремление к цели — вот что важно.

Вдвоем и с компанией они исходили все окрестности Владивостока, забирались довольно далеко и везде ловили дичь. Дедок не интересовался ими вообще. Он совсем забыл о просьбе Нестерова, хотя Сергей не просто его попросил, он дал ему деньги, чтобы Дедок присматривал за ребятами, и хотя бы иногда доставал им что-нибудь покушать. Однако Дедок все позабыл. Может быть, деньги у него еще лежат — вероятно, уже не вся сумма.

Во всяком случае Полкан и Балтик на Дедка не рассчитывают. Им его забота не нужна. Они сами могут себя обеспечивать — не то, что домашние псы. Этих кормят, моют, обнимают, расчесывают; постоянно выводят гулять и общаются как с ребеночками. Говорят, домашних любят. Балтику кажется, что такая любовь ничему не учит, только балует впустую.

Он вдруг вспомнил о школе, где показывают буквы. Это было уже в конце июня; Полкан позвал всех пойти учиться. Вся компания пришла к школе, но кругом уже не было детей с учителями, и все окна оказались заперты. Впрочем, буквы они уже знают, их только нельзя написать. Маша предложила погулять по городу, чтобы еще раз все вспомнить. Ребята из компании тоже хотят научиться.

Возле порта было свободно, но мало вывесок и букв мало. Тогда пошли на Светлановскую улицу. Там компанию стали разгонять люди.

— Безобразие! Не дают посмотреть с товарищами! Мы ведь не хулиганим. — Полкан заметил домашних псов. Те сидят на привязи у входа.

Полкан сразу же стал дразниться.

— Ой! Товарищи! Смотрите! Свекла расцвела! Обросла бородой и сидит на веревочке! Дядя ходит на веревочке, без нее он потеряется! Без нее он весь умрет! Ахтырвезвозин! Арбузпром!

Полкан выдумывал слова на ходу. Потом он зашептал Балтику:

— Вот он… тот тип старый! Надаем ему.

— Противно. Он сам откинется.

— Когда?

— Когда совсем съедет.

Полкан опять начинает кричать:

— Ой, ребята, завиток! Крючок! А вон пепельница!

Он заранее с Балтиком придумывал прозвища для известных собак — так, чтобы получилось и смешно, и хлестко. Однако некоторые псы могут парировать его фразы. Иногда они сами приходят и общаются с компанией. Один — высокий, с гладкой шерстью и очень узким хвостом — способен говорить на самые разные темы. Его речь развернута и часто наполнена афоризмами. Парни с комбината слушают его, разинув рты. Девочки тоже очень внимательно следят за его рассказом. Им многое непонятно, но они не хотят переспрашивать.

Опять он пришел. С серьезным видом этот, довольно красивый пес, рассказывает о подвигах Геракла.

— Кто это? — с недоумением произнес Полкан. Они с Балтиком только-только пришли и не слышали начала.

–… а Геракл вскинул плечами, и небосвод зашатало, и звезды падали. Но Геракл был спокоен. Он знал (пес смотрит вбок), что Атлант, прежде чем уйти, не оставит случая показать снисходительную благодарность. Атлант на мгновение лишь встал под небо, а Геракл (смотрит вбок), взял, взял…

Балтик и Полкан подошли к компании.

Пес воскликнул.

— К нам гости. Здравствуйте, Камчатка!

— Здорово, Консерватория! — грубовато ответил Полкан. — Сказки рассказываете?

— Не сказки — пес снисходительно взглянул на братьев, — а мифы Древней Греции. Ах, да вы ведь не знаете, где она находится.

— Знаем! — сказал Полкан.

— И где?

Полкан смотрит на Балтика. Тот подумал две секунды.

— Где раньше была, там и теперь находится. Греция это же страна. Страны не могут перемещаться.

— Но у них могут измениться границы — пес повернулся и прошел почти спиной ко всем. Его черная гладкая шерсть блестит на свету. Вероятно, ему часто дают яйца на завтрак.

— Вы согласны?

Балтик немного изогнул рот, и не стал ничего говорить.

— Видите, вы не знаете.

— А как будто вы — знаете все?! — спросил Полкан.

Пес застыл в гордой позе.

— Спросите меня о чем-нибудь.

— Когда основан Владивосток! — крикнула Маша. Недавно она слушала лекцию об этом.

Пес назвал точную дату, а также первого генерал-губернатора.

— Да!

— А где было то-то и то-то, из Гражданской войны… — заспрашивали парни.

И на эти вопросы он легко ответил. А о чем еще спрашивать, ребята не знают.

Полкан легонько заворчал — он не знал, когда был основан Владивосток, не знал многого, о чем рассказывал пес, эрудированный друг музыканта из консерватории. Именно поэтому Полкан звал его «консерватория». Он хотел задать какой-нибудь каверзный вопрос, где есть не только игра слов, а еще что-нибудь. Он шепчет Балтику:

— Балт, ну хоть ты, ты же самый умный — придумай, что спросить!

Балтик вдруг произнес:

— Не подскажете, что такое притрунар?

— Что?

— Притрунар. — Черный открыл было рот, но сразу же закрыл и принялся думать. Через минуту он произнес:

— Такого слова нет на свете.

— А вот и есть! Притрунар — это Привет Трудовому Народу.

Пес был озадачен.

— Акроним…

— Сами вы — куда-то клоним. Передай своему хозяину, и «кассе» своей («кассой» называют собаку счетовода), что они не катят и не соображают. Про притрунар не знают! А это — очень важно! — сказав так, Полкан был крайне доволен.

Он сам впервые услышал про притрунар, но слово ему сразу понравилось. Ведь они так хотели вместе с Балтиком придумать новое, красивое слово!

— Зато вы точно не знаете, что такое листерия и эхинококк! — заявил пес.

— Очень надо знать! Мы — на охоту сейчас идем! В район за ручьем Крапивным, где рогозы рядом цветут.

— Там же болото! — сказали девочки.

— А мы не боимся! — ответил Полкан, подмигнул Балтику, и они помчались. Надо сказать, они не собирались идти к болоту. Подбежав к чаще, они стали обсуждать.

— Балтфлот, ты видел, как он выпендривается? Перед девочками. Все он, видите ли, знает… а девчонки слушают, открыв рот. А это правда, что он говорил про Владивосток, про войну?

Балтик не мог этого определить точно. Он сказал:

— У него удобная позиция. Концертный пес может говорить все — с умным видом, и поэтому все верят. А он это все может просто выдумывать.

— Конечно, может!

— Признаться, я не понимаю. К товарищам он относится с явным пренебрежением. А они… он им как будто нравится.

— Девчонки любят таких. Нет, мы миллион раз были правы, когда давали Обещание. Пусть они его любят!

Пес музыканта действительно очень умен и эрудирован, содержание многих книг он знает почти наизусть (вряд ли умеет читать, но это не нужно, у него прекрасная память). С таким собеседником интересно поговорить. Но Полкан и Балтик делать этого не станут.

Вечером того же дня они общались с девочками.

— Зачем вы его слушаете?

— Но ведь он так интересно рассказывает! А вы поймали кого-нибудь?

— Поймали… да. — ответил Полкан. — Маш, а тебе не кажется, что он — пижон.

Маша подумала.

— Нет. Он просто очень воспитанный. А что?

Полкан задергал хвостом и не стал ничего говорить.

Он и Балтик решили, что девочек понять невозможно. Впрочем, они никогда с ними не ссорились, и почти не спорили. Лишь один раз серьезно поспорили. На открытой эстраде проходил вечер поэзии, и ребята из компании (преимущественно, девочки) пригласили Балтика с Полканом послушать. Прячась за кустами, в высокой траве, они издалека слышали о чем говорят люди. Вначале была лекция. Потом вышел высокий дяденька, но читать не стал, а объявил «нового поэта». Тот был маленький, взлохмаченный, и рыжий. Не только волосы и лицо, но и куртка, и даже штаны у него были рыже-бежевых оттенков. Поэт стал декламировать.

— Ага-а! Ага-а! Стога! Ха-а! — разносится эхо.

Фамилия поэта — Фурорченко. Вероятно, по-настоящему его зовут не Фурорченко, а Федорченко, или еще как-то, но Балтику послышалось именно «Фурорченко». Поэт сначала читал стоя, а потом стал подскакивать и резко махать руками. Словно желая взлететь, он поднимал невидимые волны, и рубил их — словами:

— Мы же! Вы же! Ниже! Не станем! Только вперед, только вперед!

Его стиль напоминал чем-то Маяковского. Но у Маяковского есть смысл, а тут Балтик никак не мог понять, о чем говорит поэт. Он чувствовал размерность стиха, его ритмику и зов эмоций, но не находил связи между отдельными словами. Фурорченко сиял и падал (на словах), он грохотал, и ему — довольно часто хлопали. Даже до окончания стиха.

— Ты что-нибудь понимаешь в тексте? — спросил Балтик Полкана. Полкан лежит рядом и только двигает ушами.

Фурорченко грохотал довольно долго. Балтик с Полканом устали слушать и решили немного пройтись. Они пытались вспомнить хоть одно предложение из Фурорченского текста, но запомнили только рифмы.

Когда они вернулись, читали уже «женские» стихи. Ахматову, Цветаеву, еще кого-то.

— Тьфу! Сколько можно! — проворчал Полкан.

Ему хотелось послушать про войну, или про что-нибудь другое, но тоже героическое. Девушки с эстрады говорили звонкими, приятными голосами часов до девяти.

Потом, по дороге на комбинат девочки наперебой обсуждали вечер. Им очень понравилось выступление. Полкан ежеминутно оборачивался и дергал себя за шерсть (он где-то испачкался). Балтик шел молча и думал.

Девочки говорят, что от стихов у них «все внутри стучит».

— Балтфлотик, а у тебя от чего больше стучит?

— Что?

— Какие стихи тебе больше всего понравились?

Балтик остановился.

— Какие? Как сказать… Собственно, никакие. Я вообще считаю, что это была не поэзия, а так…

— Что? — спросили девочки.

— Барахло! — выговорил Полкан. Он оторвался от шерсти. — Ерунда полная. Никакого смысла нет.

— Смысл, может быть, и был, но то, как его представляли… это профанация.

— Почему?! — спросила Маша. — Ведь там были такие красивые строчки.

— У кого? У Фурорченко? Ну и в чем его общий смысл?

— Про Фурорченко не знаю, я не очень поняла. Зато у Ахматовой красиво. И у Цветаевой красиво. А у Фурорченко — просто… сильно.

— Нет, у него не сильно, у него слабо! — заявил Балтик. — Он просто рифм насобирал и связал их своими эмоциями. Если любой другой начнет читать, то ничего не будет. И у Цветаевой — некрасиво.

— Нет, красиво!

— Нет, некрасиво! — сказал Полкан, во всем согласный с Балтиком.

— Фурорченко, он же попросту бездарность! Разве его можно сравнивать с Есениным? А если нельзя, так зачем он лезет? Портит только вкусы!

Девочки стали было спорить, но Балтик раззадорился и уже не мог слушать аргументов. Он говорил без остановки.

— Фурорченко — бездарность! И Фурорченко — бездарность, и Ахматова — бездарность, и Цветаева — бездарность! А Есенин — молодец!

Так закончился поэтический вечер. Полкан и Балтик потом еще сходили на ночную охоту, где, несмотря на вязкий ил, поймали двух бекасов.

Этих длинноклювых довольно много на топких местах. Птиц ловят часто, но не всяких.

…

Птицы, как и собаки, могли освоить язык Природы. Они были способны мыслить и говорить длинные фразы. Балтик и Полкан слышат, как воробьи чирикают о своей жизни. Из-за цвета ребята называют воробьев «серые пятнышки». Такой пятнышек часто подолгу сидит нахохлившись, а потом начинает рассуждать вслух, и говорит долго-долго. Среди воробьев встречаются настоящие философы — хотя, конечно, в большинстве серые пятнышки предпочитают не рассуждать, а поклевывать семечки.

Кроме воробьев, язык природы знали вороны — эти любят склочничать по пустякам. Но делают вид, будто что-то знают. Во Владивостоке долгое время жила ворона, которая болтала не просто так. У нее белые глаза и кривой хвост, что, впрочем, незаметно издали. После революции она исчезла; но в последние два года объявилась, и не где-нибудь, а возле клуба мотористов. Полкан с Балтиком его видели — это большое здание из красного кирпича, с высокими вытянутыми окнами и с башенками. Ворона сидит здесь почти безвылазно, собирает объедки и всякий сор. Но иногда она вылетает из башни. И когда это случается, то всякий раз что-нибудь происходит.

Старые псы уверены: ворона способна колдовать. Еще до революции, она каркала о дожде, ветре и великом урагане. И вслед за ее словами всякий раз приходил гром и страшный ливень; ураганом валило деревья. А еще она каркала о засухе — и дожди исчезали на целый месяц, и великая сушь ползла по земле. Она бормотала про какую-то «красную жатву» — возможно, имея в виду кровь. После революции она исчезла, и лишь самые старшие из собак могли ее припомнить. Но вот теперь ворона скачет снова. Она каркает о море.

Взрослые псы — из числа независимых — старались избегать встреч с ворон. Домашние собаки считают это предрассудком, однако, на всякий случай, закрывают глаза, если вдруг видят что-то похоже на нее. Молодежь отчасти знает о ней от взрослых, но не очень верит. Парни даже кричат издали:

Конец ознакомительного фрагмента.