Полесский шаман

Максим Мамст, 2015

Вадим – молодой человек, уехавший из города в деревню, – устраивается работать на пилораму, где встречает шамана. Шаман обучает его своему искусству подобно тому, как Дон Хуан обучал Карлоса Кастанеду. Вместе с шаманом и его учеником на пилораме работают обычные деревенские мужики-работяги.Финалист литературной премии "Электронная буква 2018".Содержит нецензурную брань.

Глава 2.

— Так, перехватывай, — крикнул Сергей, медленно подавая бревно на станок. Пила принялась с оглушающим звоном вгрызаться в податливую древесину. Я подождал, пока бревно высунется достаточно далеко, схватил, и начал потихоньку тянуть на себя. Бревно медленно выдвигается, начинает оттягивать руки. Наконец, Серега перехватил с моей стороны, и мы вдвоем аккуратно протащили остаток вдоль ложа. Пила облегченно замолкает, освобождаясь. Несколько секунд благостной тишины, пока мы откидываем горбыль в сторону, затем новый заход. Бревно тает быстро, истончаясь, словно масло. Чуть в стороне от станка результат нашей работы — необрезанные, пахнущие смолой доски. Куча приличных размеров. Время еще только к обеду, а мы почти, что дневную норму выполнили. Так мы с Серегой работаем. Сначала поднапряжемся, затем расслабон. Главное, план не перевыполнить. Денег больше не заплатят, зато работы подкинуть могут запросто.

Я здесь уже без малого неделю, и могу сказать, работа мне определенно нравится. В коллектив влился, как родной.

— Ага, еще эти три бревна и хорош, — сказал Сергей, окидывая оценивающим взглядом готовые доски.

— Давай, — согласился я.

Работа пошла с новыми усилиями. Дембельский аккорд. Сейчас доделаем, и будем балду гонять. Конечно, пока Гард не видит. Если вдруг появится, хватай тряпку и принимайся усердно протирать хоть что-нибудь.

Три бревна исчезли, как прошлогодний снег, и мы, закончив, присели немного отдохнуть. До обеда еще минут пятнадцать. Серега откинулся на доски, закинул ногу за ногу.

— Ну, как тебе работается? Не тяжеловато, после города, а? — спросил он меня, просто, чтобы убить время. Я думаю, он и так все видел.

— Да ты и сам-то городской… Из Гомеля, да? — вопросом на вопрос ответил я. Сергей кивнул. Я продолжил, озвучивая теребящий меня вопрос:

— Каким же ветром тебя сюда занесло? Ладно, я из Речицы. И то не знал про этот медвежий угол, но ты-то с Гомеля? Почему ты бросил Гомель с его возможностями, и запер себя здесь? Ты ведь не алкаш, и не куришь, и от работы не бежишь.

— Но ведь, и ты же здесь? — задал он встречный вопрос. Я промолчал.

— Я с городом давно завязал, — через некоторое время сказал Сергей. И упреждая мой вопрос, продолжил: — Мишура все это. Все эти возможности, которыми бредят люди из глубинки. Работа, магазины, дорогие машины, концерты. Словно лампочки и гирлянды в казино, вся эта мишура застит глаза. А по факту, днем ты сидишь в одной каменной коробке, ночью в другой, и хаваешь суррогат жизни по зомбоящику, переработанный и тщательно упакованный. И изо дня в день повторяется бесконечный цикл дом-работа-дом. Беличье колесо.

Однажды ты просыпаешься, смотришь в зеркало. А на тебя смотрит старик. Ну и где вся эта жизнь? Театры, музеи и прочие развлечения? А не было их.

Я тоже какое-то время жил, как все, — продолжал Сергей. — Света белого не видел. На работу идешь — солнца еще нет. С работы идешь — его уже нет. На вопрос:"Чудный сегодня был денек, а?" — хотелось плюнуть в рожу. Но отвечал, ничтоже сумняшеся:"Правда? Я и не заметил".

Надоело мне все. Не для того я родился на свет, что бы проспать всю жизнь в летаргическом сне. Ушел я из города, и в первый же день, вздохнув полной грудью, почувствовал, вот она, настоящая жизнь. Теперь я каждую секунду наслаждаюсь ею, всеми порами впитываю до ее мельчайших капелек.

Он встал, потянулся, подняв голову вверх. Суставы затрещали. Он закрыл глаза, лицо озарила улыбка.

— Серега, не поверишь. Я чувствую то же самое, — сказал я, потрясенный его историей.

— Да я и не сомневаюсь, — продолжая улыбаться, ответил Сергей.

Раздался пронзительный гудок скутера, извещающий, что кушать подано.

Во время обеда все молчали. Тишину нарушал только лязг ложек. На первое Павловна приготовила суп с фрикадельками. На второе была"бабка" — драная картошка, запеченная в чугунке вперемешку с фаршем. Ммм, пальчики оближешь. Обычно, в столовых общепита вместо фарша кладут порезанное сало. Что, на мой взгляд, абсолютно портит вкус этого замечательного блюда. Другое дело, когда дома на праздник, хозяйки готовят бабку с кусочками мяса, будь-то свинина или говядина. Тоже весьма неплохо. Но больше всего я люблю с фаршем.

Леник первый нарушил тишину. Он уже поел, и рассыпался в благодарностях, умасливая Павловну, чтобы получить добавки. За ним потянулись все остальные. Каждый высказал свое почтение хозяйке за прекрасный обед.

После еды, пока все не разошлись, Гена сказал:

— Друг ко мне сегодня должен приехать, с Гомсельмаша. Что-то у него с семьей не лады. Хочет поговорить о наболевшем. Давайте вечерком все соберемся у костра. Поговорим, поддержим его, авось полегчает. Тем более, большинству из нас это знакомо.

— Не вопрос, — ответил Сергей.

— Только без бухла, — сказал Гена, выразительно посмотрев на Леника.

— Не ссы. Когда приду, оно уже будет вот здесь, — Леник похлопал себя по животу, и рассмеялся.

Остаток дня прошел без приключений. Мы сходили в лес, набрали земляники. Затем Сергей включил станок и стал показывать мне, как гнать вагонку из доски. Работа более кропотливая, но, конечно, не бревнами руки обрывать. Поработав немного, мы пошли в вагончик пить чай, и остались там до конца дня.

Вечером, немного перекусили тем, что было под рукой, закрыли избу и отправились на место общего сбора. Темнело. Костер видно издалека. Пламя вьется на ветру, озаряя стоящие рядом деревья. Когда мы подошли, все наши уже были здесь и трепались о том — о сем. Леник, Сивый и Валет сидят на пеньках возле костра. Чуть поодаль стоит стол, сделанный из старой деревянной двери, обретшей вторую жизнь. Рядом с ним вкопана лавка, а с другой стороны валяются большие круглые колоды из распиленного поперек дерева. На лавке за столом Гена, обнимает незнакомого мужика. Тот склонился прямо над самим столом. Глаза потухшие, несчастные, взгляд застыл на костре. Гена увидел нас, подозвал ближе и представил:

— Знакомьтесь, Михалыч.

Мужик поднялся и протянул нам руку:

— Андрей.

— Сергей.

— Вадим.

Мужик был постарше Гены. Худой, спина придавлена.

— Андрюха, — сказал Гена, обнимая его за плечи, — забей! Выкинь ее из головы хотя бы сегодня. Во, с мужиками поговори, а то молчишь, как рыба об лед.

— Парни, — Гена обратился уже к нам, — если хавать хотите, тут есть немного харчей.

Он раздвинул лежащий на столе сверток. Мы присели на колоды.

— Не получается выкинуть ее, — пролепетал Андрей, не поднимая головы. — Не вылазит, зараза. Больно мне, понимаешь, больно…

— Андрей, — спросил я, — что случилось-то? Расскажи, не бойся. Здесь все свои. Никто не будет смеяться, и показывать пальцем.

Он помолчал, все еще глядя в пламя. Затем, сморщившись, сказал:

— Понимаешь, Вадя… Да?

Я кивнул.

— Понимаешь, Вадим, прожить с женой пару десятков лет. Две дочки у меня — загляденье. Одна уже одиннадцатый класс заканчивает. После стольких лет узнать, что жена твоя спуталась, черт те знает с кем, очень… Очень больно. Я готов рогами землю рыть. Рыдать во весь голос. Но не могу избавиться от того, что у меня сейчас здесь, — Андрей положил руку на грудь.

— Жена у него красавица, — вставил Гена. — Работает в парикмахерской.

— Бросила тебя? — спросил я.

— Бросила бы. Но, как я понял, тот охламон содержать ее не хочет. Поигрался и в кусты.

После некоторой паузы добавил:

— Я сам ее брошу…

Его лицо скривилось, и он, отрешаясь, затих.

— Ну, Андрей, еще не все потеряно. Все-таки повезло тебе кое в чем, — сказал Сергей.

— В чем это? — поднял голову Андрей.

— В том, что жена еще не ушла.

— Нифига себе, повезло, — пробормотал Андрей, снова погружаясь в свои мысли.

— Посмотри на нас, — продолжил Сергей. — Каждый из здесь присутствующих либо вообще не был женат, либо разводной. Так что ты попал по адресу. К экспертам. Лично мое мнение, береги семью, Андрюха.

— Я не согласен! — завопил Леник.

— Леник, углохни. Что ты понимаешь? Ты вообще женат ни разу не был.

— Ну и что, — продолжал вопеть Леник, — баба должна мужика уважать. Вот так нужно бабу держать!

Он протянул руку и сжал кулак так, что костяшки побелели. Крича, он добавил:

— Если баба пошла изменять, за дверь курву, и что б духу ее больше не было.

— Итак, господа, прения сторон начались. Прошу высказываться, — сказал Гена, когда Леник немного утих. — Серега Шаман адвокат жены, Леник — адвокат мужа. Можете начинать. Валет?

— Я как Леник, он все верно сказал, — ответил Валет, поднимая руку в сторону Леника.

— Не все так однозначно, — произнес Сивый, качая головой. — Поверь моим сединам, Шаман дело говорит. Я за то, чтобы простить.

— Вадим, ты как? — спросил Гена, обращаясь ко мне.

— Я жену не бросал. Она меня бросила, хотя я умолял остаться. Думаю можно простить, на первый раз. Там смотришь, одумается.

— Что касается меня, — сказал Гена, — Андрон, ты как был моим другом, так и останешься. Не смотря ни на что, я поддержу тебя в любой ситуации. Баба изменила, это тяжко, да. Но пережить можно. Хуже, когда она бухать начинает. Сука будет ложиться под каждого, кто стакан нальет. Ты и сам все видел. Таких нужно бросать без колебаний. Чем раньше, тем лучше.

Сивый и Леник согласно закивали.

Мы немного помолчали, затем Серега спросил:

— Андрей, хреново, да? Годы жизни, словно коту под хвост?

— Бля, ну конечно, хреново, — разозлился Андрей. — Жена изменила, как я должен себя, по-твоему, чувствовать?

— Я к тому, что эта была всего лишь одна, будем считать, измена.

— Ага, всего лишь!

— Я хочу спросить, только честно, ты сам ни разу жене не изменял?

Андрей немного сдулся, боевой задор начал сползать.

— Блин, не буду свистеть. Пару раз было… всего лишь. И то, по пьяни. Ничего серьезного. Ну, иногда в командировке бывает, снимешь какую на ночь. А то и на пару часов. Но все равно, я ее только одну люблю… Блин, я же мужик все-таки. Да чего там говорить, вы, мужики, и так все понимаете.

Серега кивнул, но продолжил гнуть линию:

— Это так. Но все равно, ты не подумал, что именно то же самое чувствовала бы твоя супружница, узнав о твоих похождениях. Хотя бы об одном из них.

— Она не о чем не знала, я гарантирую.

— Я бы не был столь уверен. Бабы они такие, все подмечают. Могла догадаться, или сообщил кто.

— Кто?

— Не знаю,"доброжелатель"какой-нибудь.

Сивый поднял руку и сказал:

— Есть большая разница. Когда мужик ходит налево, и когда баба. Когда из одного чайника льют в шесть чашек, это нормально. И совершенно не нормально, когда шесть чайников сливают в одну чашку.

— Во! — воскликнул Леник, хлопнув его по плечу. — Мы, мужики, существа, как его… Полигамные, во.

— И бабы тоже, — ответил Сергей.

— А бабы тут причем, — возмутился Леник. — Это нам, мужикам, нужно разбросать свое семя. Чем дальше, тем лучше!

А притом, — невозмутимо продолжал Сергей, — что бабы стараются за потомство. Чтобы здоровое было. Это у них инстинкт такой. Телегония, слышал?

— Что еще за нахугония?

— Телегония. Вот скажи, какая собака здоровее, дворовая или породистая?

— Натурально, дворовая. Ее ни одна холера не берет.

— Не знаешь, почему?

— Я те что, ботаник что ли, в натуре? Не знаю. Шаман, что ты привязался?

— Я скажу. У дворняг гены разные перемешаны, они делают ее живучее, — сказал я.

— Верно, но почему всегда из этой мешанины выбираются самые лучшие, живучие гены? Почему не дохлые, болезненные?

— Хрен его знает, природа так устроена. Естественный отбор.

— Не говори штампами. И не путай причину и следствие. Телегония причина, естественный отбор — следствие.

Леник махнул рукой, плюхнулся на колоду с видом обиженной добродетели. Мол, несите, что хотите. Но ушки торчком, заинтересовался. Более того, я вдруг обнаружил, что стоит тишина, и остальные тоже слушают. Сергей обвел всех взглядом, продолжил:

— Вернемся к нашим баранам. Организм бабы запоминает каждого мужика, кто в ней побывал. Вернее его гены. Они аккуратно складируются где-то в укромном месте.

— Что, даже если в гандоне? — не выдержал Леник.

— Нет, только без гандона. Нужен тесный контакт. Баба либо беременеет, либо гены идут в кладовую, до лучших времен.

— Брехня это все, — сказал Гена. — Я в такие вещи не верю. Господь сотворил этот мир, вот и все, что мне следует знать. А, как и почему — пускай ученые бездельники головы ломают.

— Не брехня, Ген, — покачал головой Сергей. — Вот тебе простое доказательство. Мы уже без малого тридцать лет живем в чернобыльской зоне. Безвылазно, практически с самого детства, так?

— Ну.

— Наша нация одна из самых пьющих в мире. Практически у каждого поломаны гены. А дети нормальные рождаются. Уродов не особо больше, чем в других странах. В пределах погрешности. Знаешь почему?

— Почему?

— Потому, что девки замуж не целками выходят. Вот залетела баба. А у мужика ген поломанный. Все. Дите инвалидом родится, если вообще выживет. Это если у девки нету запасных, припасенных генов. Зато если есть, то повезло. Из кладовой достается такой же кусок гена, только целый и используется вместо поврежденного. Ребенок рождается хороший, умный, всем мамкам и бабкам на радость. Практически папина копия, за исключением разве что цвета волос или глаз. Это и есть телегония. Именно она сохраняет виды любых живых тварей, не только человеков, от вырождения и вымирания в случае катастроф. В том числе и радиоактивного заражения.

— Наши города — одна сплошная катастрофа, — кивнул Сивый, — как посмотрю на эти коптящие трубы… Машины, сплошной угарный газ. А что они в городах жруть — как это вообще есть можно?

— Так что лучше, Гена? — спросил Сергей, обращаясь к Ушатому, — взять в жены девушку опытную? Закрыть глаза, если вдруг гульнет? Зато получить здоровое потомство. Или женится на целочке, трястись над ней как янычар, а потом всю жизнь мучаться с больным дитем, или бросить ее как последний трус? А, Гена?

— Ну не знаю, — ответил тот, — я бы все равно не смог.

— Кто не в курсе, хочу отметить, — продолжил Сергей. — Именно из-за нехватки мужских генов баб накрывает психоз, известный как"бешенство матки". Оно зудит, как голод. Чем дальше, тем больше. Сначала незаметно. Затем нарастает и сносит крышу. Там и депресняк и прочие"прелести". Бывают случаи, девки с окон сигают.

— Спермотоксикоз, только у баб, да? — спросил Леник.

— Ага, и лечится так же. Спрашивается, ну уйди ты на неделю с мужиками в загул. Все как рукой снимет. Но нет, не так воспитаны. Проще ласты склеить, и прощай, злая жизнь.

С замужними еще хуже. Незамужняя формально свободна и может трахаться с кем угодно. Для замужней это табу. Если начинается у такой, мужику приходится, ох как несладко. И это ей не так, и то. Пилит, придирается ко всему без конца. Нарывается на грубость. Постоянные скандалы и упреки. В конце концов, либо заводит любовника, либо у нее чайник рвет совсем и она уходит.

Сергей замолчал. Затем, обращаясь к Андрею, сказал

— Так что, Михалыч, береги жену. Голод уйдет. Придут стыд и раскаяние. Прости ее, обними и приласкай. И живи дальше, как человек.

— Серега, а ты сам бы так смог?

— Я-то смог бы. В моей семье, я закрывал глаза на все. Жена могла спать с кем хочет. Главное, что бы домой не водила. Вообще, я думаю, нормальная баба не станет бросаться семьей ради минутного кайфа. Гульнула, значит, надо было. Сын похож на меня, ну и ладненько.

— Ни хрена себе, — пробормотал офигевший Леник, — чего же тогда она тебя бросила? С таким мужиком любая осталась бы жить.

— Не она бросила, я сам ушел.

— Почему?

— Не мог дать им то, что они хотели.

— Что это?

— Нормальную человеческую жизнь. Странный я… — сказал Сергей, замолкая.

— Что правда, то правда, — ответил Леник, — тут я с тобой согласен.

— И возвращаясь к нашим барабанам, — вспомнив, сказал Сергей. — Как видишь, Леник, бабы тоже полигамны.

— Да пофиг мне, — мотнул головой Леник. — Вот заладил.

— Более того, твоя полигамия роду человеческому особо и не нужна. Нас и так почти семь миллиардов. А вот женская полигамия на фоне атомных станций, коптящих труб, выхлопных газов, красителей, консервантов, бухла — наконец, приобретает особый смысл. Бабы, таким образом, берегут нашу нацию, наш генофонд от уничтожения.

— Етить твою мать, — встрепенулся Леник, — ты только в деревне об этом не заикнись! И так бабы твоей телегонией направо-налево занимаются. А если еще в позу станут, да медаль на шею наденут. Хрена лысого в грызло потом дашь!

Сергей повернулся к Михалычу и сказал, заканчивая:

— Просто забей. Это природа, вот и все.

Андрей поднял глаза.

— Забить, и все? Я, вообще-то совсем не врубился, о чем ты говорил. Возможно, что-то в этом есть. Может быть, найдутся такие, как ты, которым пофиг. Но я, как и Гентос, как и большинство мужиков на планете, не могу. Хотел бы забить, но не могу. Рана в душе, понимаешь? Болит, и ноет, и ноет. Жаль, нельзя вытащить это дерьмо из души и бросить на дорогу.

— Иногда можно, — осторожно встрял я. — Бывает, вдруг неожиданно все пофигу становится. Отрешился, раз и навсегда. Сложно, но можно. Я однажды так забил. Резко, одним днем, раз — и отпустило. Ты, Михалыч, тоже. Махни рукой, и гори оно гаром, синим пламенем.

Мужики принесли охапки скошенной, уже высушенной травы, разлеглись возле костра. Мы последовали их примеру. Разговор как-то сошел на соседей. У кого какие мрази попадались. Я просто смотрел вверх. Две вещи, на которые можно смотреть бесконечно. Огонь и звездное небо. Костер мерно потрескивает. Маленькие искорки срываются с языков пламени и устремляются ввысь, стремясь занять своем место рядом со звездочками. Небо сегодня на редкость удачно вызвездило. Отчетливо виден млечный путь. Такого в городе не увидишь. Все примолкли, завороженные. Даже Леник и Сивый перестали перебрасываться шуточками. Мы слушали треск костра, шум ветра через деревья, шорохи ночных животных.

Я нарушил тишину.

— Смотрите, мужики, отсюда сразу три планеты видно. Вон там, сразу над деревьями вслед за солнцем уходит красавица Венера. Смотрите, какая яркая. А вон там, прямо над нами, Юпитер. Защитник и спаситель нашей планеты. Если бы не он, не было бы жизни на земле. Он ужасно далеко, но светится не намного меньше Венеры. В бинокль можно даже увидеть пару его спутников.

И, наконец, — я помолчал, отыскивая тусклую звездочку среди похожих товарок, — вон там, сморите, почти не отличимый от звезды, его величество, Сатурн. Его кольца завораживают…

— Сатурну больше не наливать, — давясь смехом, перебил Леник, и больше не сдерживаясь, захохотал. Его смех подхватили остальные.

— Я вижу еще одну планету, — сказал Сивый, когда смех начал стихать.

— Какую?

— Да та, что под ногами, — сказал он. Ему ответил новый взрыв хохота.

Напряжение спало. Леник отрезал со стола кусок сала, насадил на прутик и стал жарить на огне. Гена и Андрей сделали то же самое. Мне было лень вставать. Как и оставшимся.

— Вот чего-то все-таки не хватает, — протянул Валет.

— Я знаю чего, — ответил Сергей.

— И чего же?

— Какой-нибудь истории на ночь.

— Какой, например?

— Ну, например, про Черного Прапора, слышал?

— Бэээ… Меня сейчас стошнит.

— А про Черного Дембеля,

— Шаман, ну харэ баяны гнать!

— Про Черного Доктора знаете? — вмешался Андрей.

— Про доктора, говоришь? — задумался Леник. Поморгал немного, и сказал: — Не, такой не знаю. Давай, Андрон, накидывай.

— Ну, хорошо. Тогда, слушайте, — Андрей замолчал, Гентос и Валет о чем-то жарко спорили. Сивый хлопнул Валета по ноге:

— Тихо ты, дай послушать.

Михалыч подождал, пока они успокоятся. — Случилась эта история пару лет назад, где-то между Брестом и Гомелем. Как раз посередке между Витебском, и вашей Гориводой…

Маршрутка шла в сторону российской границы. Рейс"Киев-Москва". Многие пассажиры еще спят. Даже те, что подсели в Гомеле. Отрубились после посадки. Рассвело. Солнца еще нет, но встречные машины уже стали выключать габариты. Дорога идет вдаль, слегка утопая в утренней дымке. Машин мало, что не удивительно для этого времени суток.

Следом за микроавтобусом идет машина с российскими номерами. Люди едут домой. Муж и жена, обычные разговоры. Краем глаза водитель заметил, что-то мелькнуло, и в следующее мгновение там, где была маршрутка, возникло облако пыли, а сама машина взлетела в воздух, перевернулась и упала на встречку. Через секунду долетел звук удара. Позже, на записи регистратора было видно, что водитель встречной Ауди заснул, и резко вышел на встречку прямо в лоб. Маршрутка даже вильнуть не успела. Один из тех случаев — секундой раньше, секундой позже и трагедии удалось бы избежать. Машин почти нет, за обочиной чистое поле.

Водители с обеих сторон стали останавливаться, выбегать, в руках аптечки, огнетушители. Люди доставали телефоны.

Пассажиры в Ауди погибли мгновенно. Машина — сплошной фарш из мяса и стали. Воняло бензином. Маршрутка выглядела лучше. Тяжелая машина поглотила удар. Водитель был пристегнут, выжил, отделался лишь царапинами, и несколькими ушибами. Его пассажирам повезло меньше. Во время падения многие разбились о поручни и другое железо внутри салона. Трое погибли на месте, остальные в различном состоянии. Водители помогали выбираться пострадавшим, выносили тех, кто не мог двигаться, клали на бок, подальше от машин. Людей приводили в сознание нашатырем. Больше ни чем не могли помочь. Как говорится, не врач — не лезь. В ожидании скорых многие в бессилии опускали руки.

Раздвигая зевак, через толпу протиснулся мужичок в черном костюме. Черный пиджак, черные брюки, галстук. Рубашка, и та была черная. Черные туфли. Черная шляпа на голове. В руке зажат черный саквояж. Глаза добрые, как у дедушки Ленина и такая же куцая бородка.

— Доктор. Пропустите доктора. Я доктор, — говорил он, пробираясь. Он подбежал к раненым.

— У кого аптечки, давайте жгуты, шприцы, кровоостанавливающие, поддерживающие, противошоковые лекарства, — обратился он к присутствующим. — Просто держите рядом, я буду брать то, что нужно.

Доктор работал, не теряя ни секунды. Его пальцы порхали, словно у пианиста. Периодически он брал что-то из аптечек, иногда лазил в свой саквояж. Наложив жгут или сделав инъекцию, он несколькими взмахами чиркал на бумажке время и название лекарства. Прикрепив бумагу к пострадавшему, доктор помогал его правильно уложить, и шел к следующему. Приехали скорые. Пострадавших стали развозить по больницам. Спросили врача, который помогал раненым, но не смогли найти. Никто не видел, как он ушел…

Майор в очередной раз перечитал дело. Запутанный случай. С виду вроде заурядное ДТП. Если бы только не этот человек в черном. Он уже был замечен в ряде случаев. Никто не знает, откуда он появляется и куда пропадает. Каждый клянется, что черный человек приехал не с ним. Кто это? Маньяк-террорист? Почему он там, где крупное ДТП? Или может это ДТП, где он? В этот раз его смазанное лицо попало в видеорегистратор. Кто же ты, Черный Доктор?

Стемнело. Майор открыл тумбочку и достал пляшечку коньяка. Нужно расслабиться, отрешиться, не тащить же работу домой. Обычно удается легко, но бывают случаи, которые с головы просто так не выкинешь. Плеснул в стакан, залпом выпил. Откинулся в кресле, положил голову на мягкую спинку и позволил мыслям течь. Не заметил, как вырубился.

Проснулся от ощущения, что рядом кто-то есть. Темно. Лунный свет падает из окна, слегка освещает комнату, делая очертания предметов зримыми. Внимание майора приковалось к креслу для посетителей. Там, в непринужденной позе, положив локти на подлокотники и сцепив руки в замок, сидит этот человек, в черном.

— Здравствуйте, Александр Геннадьевич, — негромко произнес Черный доктор. — Простите, не хотел вас будить, вы сладко спали. Сон очень важен для здоровья человека, особенно учитывая специфику вашей работы.

— Кто вы? — спросил майор. Его рука неслышно приоткрыла ящик, где лежал пистолет. Пистолета не было.

— Зовут меня Ящинских, Матвей Иванович, товарищ майор, — ответил доктор. — Да вы не волнуйтесь. Я почувствовал, что вам нужны ответы на вопросы, затем и пришел.

— Как вы сюда попали?

— Неправильные вопросы рождают неправильные ответы. Времени у меня немного. Сейчас я вам все расскажу, а дальше сами решайте. Я, как вы уже поняли, доктор. Вернее был им. Знаю, будете меня искать. Я подскажу где. Я похоронен на кавалерийском кладбище, в Минске. Погиб на дороге. Спасал людей в ДТП, увы, сам был сбит проносящейся фурой.

— Из нас двоих кто-то определенно спятил, — пробормотал майор.

— Можно было бы порассуждать на эту тему, Александр Геннадьевич, но времени почти не осталось. Мне было даровано царствие небесное. Но я просил Господа, и он разрешил мне потратить оставшиеся годы, спасая людей. Теперь, когда случается ДТП, я просыпаюсь, выныриваю из черноты, делаю свою работу. Когда люди вне опасности, я ухожу обратно во тьму. Не мне решать, где и когда.

Прощайте, Александр Геннадьевич, — голос доктора истончился и пропал.

Майор очнулся. В кабинете горел электрический свет. Рука все еще держит стакан из-под коньяка. Он посмотрел на часы. Рабочий день кончился десять минут назад.

— Ну и приснится же такое, — вздрагивая, пробормотал майор. Быстро проверил стол. Пистолет на месте. — Ух… А было то, как наяву.

Одна мысль не дает покоя. Не сразу уловил, что его беспокоит. Ящинских. Где-то уже слышал эту фамилию. Он быстро достал дело, открыл список пострадавших. Так и есть. Ящинских Александр Матвеевич и Ящинских Иван Александрович.

Майор почесал голову и налил себе еще стакан.

Андрей замолчал.

— Зачетная история, — сказал Валет. Остальные молчали. Затем Сивый спросил:

— Так что, он своих детей, что ли спас?

— Угу. Сына и внука походу.

— Неужто сына родного не узнал? — спросил Гентос, находясь под впечатлением.

— Господь не дал ему видеть. Не важно, какой человек перед тобой истекает кровью. Преступник или сын родной. Врач — не судья. Он выполняет свой долг, несмотря ни на что.

Его прервал истошный вопль Леника, под завязку нафаршированный матюгами. Сало, которое он оставил жариться на огне, уже давно сгорело и обуглилось. Отличное завершение наших посиделок. Мы ржали до слез, просто глядя на его обманутую рожу. Гена залил костер, и мы отправились по домам. Засиделись, завтра рано вставать на работу.

Утром Андрей пришел на мол вместе с Геной. Решил попрощаться.

— Парни, — сказал он нам, — я рад, что приехал сюда. Все это, — он обвел рукой вокруг, — лучшее лекарство для души. Сам воздух здесь очень целебный. Не зря говорят, утро вечера мудренее. Чувствую себя гораздо лучше.

— Передумал жену бросать? — спросил Сергей.

— Ага, передумал. Последую твоему совету. Знаете, что мне в голову пришло этой ночью? Я ведь мужик. Я сильный, она слабая. Она может сорваться, а я нет. Когда брал в жены, я клялся ее защищать от любых невзгод. Если придет ко мне, ища защиты от своих ошибок, стисну зубы, в лепешку разобьюсь, но укутаю ее заботой и уютом. Жен нужно прощать.

Сергей подошел и молча пожал ему руку.