Аниськин и шантажист

Максим Курочкин

В совхозе с необычным именем `Но-Пасаран` опять переполох. Завелся тут не воришка, не кляузник, не душегуб, а …Рыбий Глаз! Правда, какой он, никто из сельчан толком не знает. Потому как никто его живьем еще не видел. Но боятся его все как огня. И как же тут не бояться? Ведь он, зараза, все и про всех знает: кто и где какое темное дело провернул. Даже тогда, когда вроде бы никто и ничего не видел и не слышал. Узнает и сразу письмо с предупреждением пришлет. А за каждый грешок у него расплата предусмотрена. Справедливость, значит, уважает. Только и на него найдет управу новый участковый с братом-близнецом Кириллом. Ибо перед законом все равны. Будь ты хоть Рыбий Глаз, хоть Чудо-юдо…

Глава 2

Утро добрым не бывает

Бес любил путешествовать автостопом. Здесь никто не требовал предъявить документы, никто нагло, с сознанием собственной правоты, не сверял твой нос с носом на фотографии в паспорте, никто не заставлял под страхом немедленного изгнания из движущегося на полном ходу состава оплачивать омерзительно влажное, нежного серого цвета постельное белье. Здесь царил дух незатейливой мужской солидарности и равенства между личным достоинством пассажира и водителя.

Естественно, Бес предпочитал не напыщенные легковушки, а солидные большегрузы. В отличии от первых, пассажиров они брали охотно и относились к пассажиру как к небольшому сюрпризу, если тот, конечно, не забивался в уголок и не сверкал оттуда злобными глазками маньяка.

Глаза Беса, не смотря на кличку, не были злобными, а машина ему подвернулась та, что надо. Проезжала как раз мимо пункта назначения. Бес легко договорился с водителем — парнем лет двадцати семи, и с комфортом устроился в высокой, просторной кабине. Путь предстоял неблизкий.

* * *

Поезд приходил ночью. В Костином распоряжении находился вполне приличный мотоцикл с коляской, поэтому он не стал искать машину для встречи гостей. Виктор Августинович Афиногенов, не смотря на свой преклонный возраст, от всей души презирал удобства, он получал истинное наслаждение от ночевок под открытым небом, отсутствия элементарных удобств и питания на подножном корму. А его салат из ряски и жареные на прутьях безволосые гусеницы нравились даже Косте.

Поезд стоял полторы минуты, поэтому Костя не стал бегать по едва освещенному перрону вдоль вагонов, а встал где-то посредине. Он даже не обратил внимания на человека, легко спрыгнувшего с подножки последнего вагона, так как ждал двоих гостей. Каково же было его удивление, когда этот человек не прошел мимо, а панибратски и довольно чувствительно хлопнул его по плечу и весело поинтересовался:

— Уснул? Родного брата не видишь?

— Кирилл! А почему ты один?

— Представления не имею, — пожал плечами Кирилл, — скорее всего, где-нибудь случилось что-то неординарное. Ты же знаешь Виктора Августиновича, ради дела он пожертвует не только отпуском.

— Даже не предупредил?

— Не счел необходимым, наверное, — пожал плечами Кирилл. — Он всегда был против всяких условностей. Вот увидишь, явится в тот момент, когда мы будем меньше всего его ждать.

— Явится ли? — немного разочаровано протянул Костя.

— Ты чего, забыл? Если Афиногенов обещает, он делает всегда. Не получится сегодня, сделает завтра. Не получится завтра, сделает через год. Поехали. На чем вы тут передвигаетесь? На ишаках, собачьих упряжках или верблюдах?

— На упряжках эвенки передвигаются, — не обиделся на обычный ироничный тон брата Костя, — а мы поедем как графья — на мотоцикле.

— Как кто? — расхохотался Кирилл, — ну и лексикончик у тебя стал! Ты, брат, совсем сельским жителем заделался. Может, коровку уже завел? Кабанчика откармливаешь?

— Чего нет — того нет. А вот козел и петух в наличии имеются.

Костя специально не писал Кириллу о Мухтаре. Он прекрасно понимал, что брат поднимет его на смех, едва узнает о том, что вместо рабочей собаки Костя использует обычного беспородного козла. Разве докажешь в письме, что Мухтар — не обычный козел. Что след он берет не хуже овчарки, что легко выполняет команды «голос», «лапу», «рядом» и «ждать». Что может отнести записку туда, куда попросит Костя. Что рога и копыта его могут быть страшнее, чем клыки бультерьера. Костя хотел, чтобы Кирилл сначала убедился в необыкновенных способностях этого незаурядного животного, а потом попробовал иронизировать.

Правда, была еще одна причина, по которой Костя не торопился хвастаться козлом. Дело в том, что Мухтар все-таки отличался от обычной служебной собаки. И отличался не только внешне. Он был предан, но не до безрассудства. Он служил не за жалование, но только тогда, когда ему это было интересно. Он умел виртуозно симулировать полное отсутствие интеллекта, если требование хозяина казалось ему неинтересным и сложными. То есть по характеру и типу мышления он был ближе к человеку, чем к собаке. И время от времени Комаров клялся и божился, что непременно закажет себе в настоящем питомнике щенка немецкой овчарки. Но обида на очередную выходку питомца скоро проходила, и мечта о настоящем щенке отодвигалась на неопределенное время.

До дома они доехали уже глубокой ночью. Печной не то спал, не то притворялся. Костя решил, что дед сначала хочет составить свое мнение о госте, а потом явить перед ним свой незабываемый лик и валенки. Хотя, скорее всего, дед просто стеснялся. Не любил он лишний раз перед людьми показываться.

А Косте не спалось. До утра разговаривал он с братом, до утра рассказывал подробности дел, которые он раскрыл самостоятельно, практически без помощи начальства свыше и вопреки активному содействию дружественно настроенных односельчан. Эмалированная миска с апельсинами, которую Комаров поставил себе на колени, медленно, но верно лишалась апельсинов и наполнялась ярко пахнущими апельсиновыми корками, Кирилл апельсины игнорировал, слушал с интересом, но выражение несколько снисходительной иронии не сходило с его лица.

— Хищение гороха с мелькрупкомбината, это, конечно, круто, — преувеличенно серьезно оценил он подвиги брата, — я занимаюсь делами попроще.

Кирилл был перспективным юношей. Диплом с отличием не был пустым звуком. Фотографическая память, железная логика, широкая эрудиция, обаяние Кирилла Комарова не прошли незамеченными для преподавательского состава академии, и практику юноша проходил не где-нибудь, а в одной из столичных прокуратур.

— Вот скажи, какие суммы оперировали в твоих двух делах?

— В первом — пятьдесят четыре тысячи. Это уже доказано. Во втором — нисколько. Убийство произошло на почве любви и ревности.

— Пятьдесят четыре! Рублей? Чего я спрашиваю! Конечно, рублей. В вот в деле, о котором говорил мне мой куратор, счет шел на десятки тысяч долларов. Ты слышал что-нибудь о хакерах?

— Ты чего? — обиделся Костя, — еще спроси, видел ли я когда-нибудь телевизор.

— Не обижайся. Так вот, примерно год назад в Москве сверкнул необычный хакер. Этот тип ввергнул в панику все столичные банки. За кратчайший срок со счетов двух из них уплыли довольно внушительные суммы. Уплыли, как ты догадываешься, в неизвестном направлении. Самое интересное заключалось в том, что на этом дело и закончилось. После столь мощного удара по банкам атаки прекратились полностью. Понимаешь, в преступном мире действует свой закон, нарушить который практически невозможно: если преступление удалось один раз, преступник обязательно совершит еще одну попытку. Легкий хлеб сладок, поэтому жуется быстро. Если бы хакер не угомонился, если бы он хоть раз предпринял попытку к повторному ограблению, то был бы шанс вычислить его, а так…

— Я бы на его месте давно перебрался за границу. С такими деньгами можно купить маленький коттеджик на берегу Атлантики и жить себе припеваюче до конца жизни.

— Провезти такую сумму за границу не так легко, как ты думаешь. Так что либо он залег на дно и ждет, когда о нем все позабудут, а ждать придется долго, либо, что наиболее вероятно, деньги были переведены напрямую — в один из банков Европы.

— И никакого следа?

— Никакого. За исключением его виртуального автографа. Этот тип называет себя Муха. Кстати, как тебе известно, мухи отличаются крайней назойливостью. Именно поэтому мы считаем, что так просто он не откажется от столь сытных кормушек.

— Или она. Муха — существительное женского рода.

— Или она, — не стал спорить Кирилл.

— А можно ли вообще поймать хакера с помощью старых, дедовских методов?

— Ты имеешь в виду кровавые следы, ведущие от квартиры жертвы к квартире преступника и пузырек с ядом, на этикетке которого обозначена фамилия убийцы? — хмыкнул Кирилл.

— Я имею ввиду дедукцию, логику, анализ.

— Это все слишком сложно, — зевнул Кирилл, — виртуальное расследование настолько отличается от реального, насколько ярмарочный балаган отличается от телевизора последнего поколения. И это так сложно и интересно! Не то, что искать похитителя гороха и воришку пиджака с огородного пугала. И вообще, не слишком ли ты разошелся с апельсинами?

— Что я, маленький? — обиделся Костя, — все детство мама отбирала, теперь ты. Я уже взрослый и сам решаю, что хочу, а чего нет. Ты меня еще суп перед апельсинами заставь поесть. Или кашку овсяную.

— Давай лучше спать, — еще раз зевнул Кирилл, — а завтра договорим.

— Ты не прав, Кирилл, — горячился Костя, — ты считаешь, что найти похитителя крупной суммы гораздо важнее, чем вернуть старушке украденную козу. А может, для моей старушки эта коза — единственная ценность? Причем ценность не только материальная. Ты не допускаешь, что к козе можно привязаться как к собаке, например?

— К козе? — фыркнул Кирилл, — ну ты скажешь! К козе! Скажи еще, что поросенка можно научить давать копыто и брать след. А ты не думал о том, что и к деньгам можно привязаться? И ограбленные хакером владельцы банков подобно твоим бабушкам, рыдающими в пустом стойле, рыдают над пустым сейфом?

— Так он и сейфы обчищал?

— Я условно. Вот это, я понимаю, настоящее дело. С сильным, умным и ловким врагом гораздо интереснее бороться, чем с огородным воришкой.

Костя не ответил. Потом, когда брат уже спал, он долго лежал с открытыми глазами. Конечно, то, чем занимается Кирилл — несравненно более монументально, более пристижно, чем работа самого Кости. Как приятно, наверное, намекать в кругу близких и не очень близких на характер и масштабность своей работы! Но стоят ли того слезы радости старушки, которой Костя нашел украденную козу? Вопрос!

— Ага, — тихонечко раздалось с печки.

«Почему Печной со мной согласился? — уже засыпая, подумал Костя, — я ведь думал не вслух?»

* * *

Утро добрым не бывает. С этой народной мудростью Костя никогда не был согласен. Он очень любил утро в деревне. И даже специально завел петуха, чтобы утро было настоящим по всем направлениям — визуальным, аудиальным и невербальным. Но иногда, все-таки, самым краешком подсознания, он временно соглашался с этим спорным утверждением. Например, сегодня.

Конечно, то, что Костя лег спать уже под утро — было его личной проблемой. Он прекрасно сознавал, что завтрашний день — будний, значит в том, что он не выспался, никто не был виноват, кроме самого Кости. И все же. Все же он был бы не против, чтобы его разбудило привычное пение Прапора, а не этот весьма неприятный визг за дверью.

— Горе, горе-та какае-е-е, — завывал голос за дверью, — неприятна-а-асть! Открывай, участкова-а-ай, а то поздно буде-е-ет!

Костя спросонья вскочил с постели, не заметив того, что ноги его самым непостижимым образом оказались внутри пододеяльника. То, как он добрался до двери, скорее напоминало масляничный бег в мешке, чем походку участкового. Уже около порога он окончательно проснулся и пришел в себя. Поэтому не стал распахивать дверь терпящему бедствие, а уже привычно спросил:

— Одеться-то можно?

— Можно, — немного подумав, капризно разрешил голос за дверью, — только скоренько, а то будет поздно.

— Значит, все в порядке, — вздохнул с облегчением Костя.

— Что случилось? — приподнялся на локте Кирилл, — помощь нужна?

— Спи, — отмахнулся Костя, — ничего особенного. Опять кого-нибудь муж обозвал или горшок с плетня уволокли.

На улице было еще темно. Костя, спотыкаясь и скользя, брел за молодой, лет тридцати, Людмилой Маркеловой и пытался сосредоточиться на том, что она говорила. А говорила она что-то о ядовитом змее, который отобрал у сирот последнюю корочку хлеба.

— Ну, ядовитый змей, надо полагать, ваш муж, — предпринял он попытку к систематизации услышанного, — а сироты кто?

— Так дети же, Андрюшка и Дашутка.

— Чьи дети? — уточнил Костя.

— Мои.

Женщина остановилась и участливо заглянула в глаза участкового. По причине раннего утра и темноты глаз участкового было не видать, поэтому женщина решила подтвердить свои подозрения словами:

— С вами все в порядке, Константин Дмитриевич?

— Людмила Сергеевна, ваш муж неродной отец вашим детям?

— Поклеп, — быстро схватилась женщина, — у Дашутки глазки точь-в-точь в ихнюю породу, а Андрюшка вообще всей личиной в отца. Чистой воды поклеп! А кто вам сказал?

— Что сказал-то? — начал терять терпение Комаров.

— А что я детей не от Толика нагуляла?

— Так, все сначала, — схватился за голову Костя, — Толик — это ваш муж?

— Ну.

— Дашутка и Андрюшка — ваши общие дети?

— Ну.

— Так почему ваши дети сироты, если у них есть и отец, и мать?

— Так это я для жалости их так назвала, чтобы вас разжалобить. Вы разжалобитесь и быстрее супостата словите. Ой, быстрее, Константин Дмитриевич, быстрее, пока этот гад все деньги не пропил!

— Много денег? — участливо вздохнул Костя.

— Ой, много, — вздохнула женщина, — на машинку стиральную скопила, автоматическую. Слышали про такие? На кнопочку нажимаешь, а она и постирает, и прополощет, и высушит — нате, получайте! По телевизору в рекламе порошков показывают. Давно уж коплю, сегодня хватилась — пусто! Ни копеечки не оставил, супоста-а-ат, — опять взвыла дурным голосом Людмила.

— Где он может быть сейчас?

— Да в городе же, — ночью еще уехал, к обеду вернется.

— Зачем уехал? По делам или просто так?

— Кто ж его просто так отпустит? Не выходные же. Детали выбивать. Там с утра надо, пораньше, чтобы очередь занять. Они детали получат — и сразу домой.

— Так куда же вы меня ведете? — как вкопанный, встал Костя, — если его точно нет в Но-Пасаране?

— Сама не знаю, — остановилась и Людмила, — вы власть, вы и решайте, куда идти и как похищенное родной жене вертать.

— Вы только не волнуйтесь, Людмила Сергеевна, — вздохнул Комаров в предвкушении бури, — я постараюсь сделать все, что в моих силах.

«Какое там „не волнуйтесь!“ — думал он, шагая домой, — можно руку отдать на отсечение, что на стиральную машинку бедняжке придется начать копить снова».

Комаров в ужас приходил от того, какие суммы могли прогулять за один вечер местные мужики. И ладно бы, если деньги добывались легким трудом. Так нет! Работали до изнеможения, остервенело копили, а потом раз — и спускали все в каком-то бредовом, дурном угаре. И ничего с этим Комаров не мог поделать. Ну, проведет он беседу, ну, посадит под свою ответственность на пару дней преступника в камеру, которая находилась при отделении, и все.

Да и сажал-то он их больше для сохранности, чем для наказания. Костя уже познакомился с сельской женщиной, когда она в ярости. Зрелище, надо вам сказать, занимательное. На первый взгляд, ничего особенного, среднего росточка, ни грамма мускулов, а как рассвирепеет — спасайся, кто может. Под горячую руку может попасть и невиновным, например, самому Комарову.

— Что-то надо придумать, — жаловался он Кириллу за завтраком, — кружки что-ли какие организовать или клубы.

— Ага, — хихикнул Кирилл, — Пиквикский клуб. Может, еще площадку для гольфа сделать?

— А почему нет? Местность позволяет, и почему, скажи на милость, только английские лорды имеют право играть в гольф? А наши но-пасаранцы должны только вкалывать в поте лица и пить беспробудно? И почему именно гольф? Вполне можно организовать бильярдную или играть в городки.

— Не горячись. Просто это не твоя работа, а культпросветработников. А ты должен ловить преступников и следить за порядком.

— И предотвращать преступления. А в деревне большинство преступлений — от пьянства. А пьянство — от скуки. А скука — от отсутствия элементарных развлечений. Даже кино, и то перестали показывать.

— Да-а-а, братец, — протянул Кирилл, — похоже, увяз ты порядочно. Я-то думал, что промаешься дурью пару месяцев и сбежишь. А ты, кажется, пока не проведешь маленькой революции, не успокоишься.

— Вот погоди, — не обиделся на сарказм брата Костя, — немного поживешь тут, сам уезжать не захочешь.

* * *

Уже к обеду Костя понял, что погорячился. Потому что желание все бросить и уехать возникло у него самого. Еще утром у него родилась мысль перехватить грешного воришку Толика и проконтролировать процесс страстной встречи супругов. Костя все утро выглядывал из окна в надежде увидеть машину, на которой уехал Толик. Мимо проезжал противно дребезжащий от старости автобус с доярками, два раза промаршировали туда и обратно пионеры из крошечной, но уже заслужившей уважение сельчан пионерской организации, прошмыгнул даже тот, кто выбрал Но-Пасаран для разворачивания свой преступной деятельности. Но Костя не обращал на них внимания. Он ждал Толика. Ждал, но все-таки прозевал момент его возвращения.

О битве в семействе Маркеловых Костя узнал от местной медсестры, выполняющей и роль фельдшера. Запыхавшаяся Калерия ворвалась в отделение с клубами морозного воздуха и выдохнула:

— Быстрее, Костя, а то поздно будет.

Костя поморщился. Не нравилось ему сегодня слово «поздно»! Но Калерия была не из тех, кто поднимает напрасную тревогу. Комаров накинул дубленку и выскочил за девушкой.

Калерии было за тридцать, и она была не замужем. Ее нельзя было назвать красавицей, но человек, мельком бросивший на нее взгляд, оборачивался снова, сам не понимая, что же так привлекло его в этой высокой, статной девушке. И чем больше смотрел на Калерию этот человек, тем труднее было ему отвести от нее взгляд, тем больше достоинств находил он во всем ее облике. А уж те, кто был близко знаком с Калерией, видели за незаурядной внешностью не менее незаурядную душу и любили ее больше за характер — незлобливый, мягкий, сострадательный.

Девушка была несколько полной, но полнота ее отличалась от обычной бесконтрольной полноты. Пышной была грудь, округлыми — бедра, мягкими — руки. И сама она была подобна гитаре: такая же пьянящая, влекущая, полная музыки и звенящей глубины.

Двигалась Калерия легко, словно и не касалась ногами грешной земли. Без устали могла пройти до райцентра и обратно — даже не разрумянится.

Вот и сейчас — Костя едва поспевал за девушкой. Дом Толика стоял далековато от отделения милиции, Комаров запыхался от быстрой ходьбы, а Калерии — хоть бы хны, только щеки порозовели.

И все-таки не зря торопила Калерия Комарова. Когда Костя растолкал группку любопытных, битва в доме Маркеловых уже была окончена. Комаров перешагнул порог и замер: весь пол в комнате был залит кровью. В том, что это была именно кровь, не было никакого сомнения, кое-какой опыт у Кости все же был. Но кровь была какая-то не такая: жидкая, словно разбавленная, и пахла… Волосы на голове Комарова зашевелились. Только сейчас до него дошло, что в комнате стоял запах вареного мяса.

По самому краю комнаты, стараясь не наступать в жуткого вида лужу, Комаров протиснулся вслед за Калерией в другую комнату. Девушка уже хлопотала возле лежащего на кровати окровавленного мужчины.

— Потерпи, миленький, — нежно ворковала Людмила, сидящая в изголовье раненого. — Калерия уже пришла, сейчас тебя вылечит. Ты осторожно с ним, — строго предупредила она медсестру, — чтобы не больно. А то он у меня боль терпеть ну совсем не может! Такой нежный!

— Чем это ты его? — спросила Калерия, осматривая рану на голове, из которой еще сочилась кровь.

— Да, половником, — отмахнулась Людмила, — у него край острый, вот и рассекла.

— А бульоном-то зачем? — с укором посмотрела на нее Калерия.

— Завелась, — виновато опустила глаза Людмила, — мне же только начать. Уж и вижу, что кровь, а остановиться никак не могу. Схватила с плиты кастрюлю с бульоном — и на него.

— Вот откуда запах вареного мяса, — обреченно понял Костя, — вы сварили собственного мужа.

— Сварила я бульон, — упрямо повторила Людмила, — а на мужа почти не попала. Тренированный он у меня, увертливый. Только на руку и плеснула.

— Ранка на голове небольшая, можно даже швы не накладывать. Крови много потому, что сосудик тут проходит. Кровотечение уже остановилось, а ожог сильный, — не стала разделять ее энтузиазма Калерия, — хорошо бы его в район отвезти, в больницу.

— Как в больницу? — замерла Людмила. — Не дам в больницу! а кто у кабанчика чистить будет? А кто снег с крыши обещал мне сбросить? Не дам в больницу.

— Ой, заберите меня, — подал признаки жизни раненый Толик, — не оставляйте меня наедине с этой фурией. Я сейчас слабый, сопротивления оказать не смогу. Добьет ведь.

— Не слухайте его, — мягко, но крепко положила руку на рот мужа Людмила, — что я, фашист что ли какой, раненых мужей добивать? Если скажет, на что деньги истратил, то и пальцем не трону.

— Да, тебе скажи, — заныл Толик, — ты не только меня,

но и его прибьешь. А он — нежный, грубого обращения ну никак не терпит, в отличии от меня.

— Да скажешь ты мне, кто «он», или нет? — опять взвилась Людмила, — че-то купил, а мне не признается, — слезливо пожаловалась она Комарову, — и где спрятал, не говорит. Ну прям убила бы! Рыбьего Глаза на него нету!

«И эта про то же, — недовольно отметил про себя Комаров, — человек, можно сказать, кровью истекает, а она — шуточки шутить».

В этот момент женщина широко замахнулась на мужа, но на полпути вспомнила, что обещала его пока не добивать и остановилась.

— А может, он машинку и купил? — улыбнулась Калерия, — купил, а не говорит. Сюрприз готовит.

— Сразу видно, что замужем никогда не была, — уколола наивную девушку Людмила, — когда это мужья ценой собственного здоровья благородные поступки скрывали? Сюрприз! Знаешь ты, сколько сюрпризов эти супостаты в день преподносят! К тому же в школе у меня по русскому языку твердая четверка была. Если бы это была машинка, то он говорил бы «и ее прибьешь», а он говорит «его». Нет, не машинку. Если только какую машинку мужского рода не придумали. И то нереально. Даже машина мужского рода стирать не будет. Все они такие, мужики, хотя бы и автоматические. Говори быстро, на что деньги потратил, — вновь рассвирепела она и хорошенько тряхнула за плечи супруга.

Супруг тоненько, театрально вскрикнул, вытращил глаза, немного повращал зрачками, издал протяжный, душераздирающий стон и затих.

— Чего это с ним? — с недоумением посмотрела на Калерию Людмила.

— В обморок упал, — пощупала пульс пострадавшего Калерия, — ты его тряхнула сильно, а он крови много потерял. К тому же болевой шок.

— И что теперь?

— Инвалидность, — едва сдерживая улыбку, предрекла Калерия.

— А кто же за кабанчиком убирать будет? — не поверила в страшное будущее Людмила.

— Ты и будешь. И за кабанчиком, и за мужем, и снег с крыши.

— Нет, я так не согласная, — испугалась женщина, — может, вылечишь? Мы же с тобой в одном классе учились. Помоги, я в накладе не останусь.

— Все от тебя теперь зависит, — строго произнесла Калерия, — я буду каждый день ходить, перевязки делать, а ты следи внимательно: не кружится ли голова у него, не тошнит ли. Вполне может быть сотрясение.

— От половника?

— Причем здесь половник? Сама же говоришь, что он упал, когда от бульона спасался. А самое главное — полный покой. Смотри, чтобы дети нервы не мотали. Не шумите при нем и не ругайтесь. Вот в себя немного придет — тогда уж и разбирайтесь, и допросы ведите. А сейчас, дня три как минимум, полный покой.

Калерия выгнала из комнаты Костю и Людмилу, привела в чувство Толика и сделала перевязку. Потом она рассказала Людмиле, как ухаживать за больным, попрощалась и увела с собой Комарова.

— О чем вы тут с ней говорили? — ревниво спросила мужа Людмила.

— Ни о чем. Лечила она меня, и все, — сурово ответил супруг.

— Только о лечении и говорили? — с сомнением в голосе переспросила Людмила.

— Ну. Она тебе сказала, что мне полезно водку пить?

— Водку? — всплеснула руками жена, — это зачем еще?

— Для скорейшего выздоровления и восстановления крови в организме. Вон сколько ты кровюки из меня выпустила.

— Так может, не водку пить нужно? Я слыхала, сок гранатовый или вино красное.

— Во-во, и вино тоже.

— Так может, скажешь, на что деньги истратил? — немного помолчав, попросила жена.

— Не, не скажу, — не сдавался муж, — вот пока не отлютуешь по полной программе, не скажу.

— Так я уже почти отлютовала. Видишь, добрая какая сижу.

— Не, еще не добрая.

— Ну хоть на какую букву?

— На какую букву не скажу, а намекнуть — намекну. Вещь хорошая. Все-все делать умеет. И я, и ты вместе взятые столько не умеем, сколько он может.

— И стирать? — всколыхнулась Людмила.

— Не, стирать не может, — казалось, сам удивился неумению стирать неведомой покупки Толик, — но научить стирать может.

— Кухонный комбайн, что ли? — неуверено предположила Людмила.

— Бери выше, — торжествующе улыбнулся Толик, и видя, что жена действительно почти отлютовала, быстренько воспользовался моментом: — а теперь, сбегай-ка за красненьким! А то голова от потери крови кружится.

— Много вина-то надо? — подобревшим голосом поинтересовалась Людмила.

— По стакану на каждый потерянный миллиграмм крови, — авторитетно заявил больной, и для достоверности добавил: — только смотри, все сразу мне не давай. Это же не просто вино, а лекарство. Его и принимать надо как лекарство — по стакану четыре раза в день за полчаса до еды.

* * *

— Здорово она его, — сочувствующе произнес Комаров уже на улице, — даже сознание от боли потерял! Я бы сажал за такое.

— Не сажай, — усмехнулась Калерия, — никакого сознания он не терял. Я хоть и не профессор, а симуляцию от настоящего обморока отличить смогу.

— Так что же ты сразу не сказала? — остановился Костя.

— Жалко было, деньги-то он не на водку потратил. Вот пожалеет она его, полечит, может и не будет больно ругаться.

— Интересно, на что же потратил деньги Маркелов, — устало вздохнул Костя.

По правде сказать, усталость он сымитировал. Ему самому было до смерти интересно, на что спустил столь внушительную сумму муж Людмилы.

— На компьютер, — спокойно ответила Калерия.

— А ты откуда знаешь? — остановился Комаров.

Калерия рассказала, что когда она выставила из комнаты его с Людмилой, несчастный быстро пришел в себя и поведал медсестре всю правду. Оказывается, мечта купить хоть простенький компьютер давно точила бездушным червем его душу. А тут как раз с ними в поездку навязался директор школы — область выделила ему денег на покупку одного приличного компьютера в компанию к старенькому, видавшему виды. Сам не понимая, что делает, Толик храбро залез в давно известный ему тайник жены и рассовал по карманам заветные пятидесятирублевки и сотни.

На фирме, где отоваривался директор школы, выбор был более, чем богатый. Нашлись компьютеры и для школы, и для Толика. Еще один человек, приехавший в город на той же машине, отоварился набором чистых дискет. Но об этом человеке Калерия ничего не сказала Комарову. Зачем? Покупка компьютера для школы — дело гораздо более важное, интересное и значимое. Оно символизирует стремительный бег прогресса. Оно готовит нас к тому времени, когда любой школьник будет управляться со сложнейшей машиной лучше, чем старушка со спицами. Или младенец с грудью. Или кошка с оставленным без присмотра ведерком только что наловленных карпов. А что символизирует покупка набора чистых дискет человеком, выбравшим для воплощения в жизнь своих преступных целей совхоз имени Но-Пасарана?

* * *

Сегодня в сельпо было настоящее светопреставление: привоз даже в наше, обеспеченное продуктами питания время, есть привоз. И ни одна порядочная сельчанка не пропустит день привоза: в этот день и продукты свежее, и выбор больше, и более расторопные товарки не успеют захапать самую чистую крупу и самые дешевые конфеты.

Совершенно забулдыжного вида мужичонка долго топтался возле прилавка, колеблясь, видимо, между двумя видами одинаково й по цене и качеству беленькой, потом решительно встал в очередь, чего местные гордые внуки Адама отродясь не делывали.

— Мне вон тех, желтых, — робко попросил он тетю Наташу.

Тетя Наташа годилась многим покупателям в дочки, но раз заведено было звать продавщицу местного сельпо тетей, то все ее так и называли. Это была дань подзабытому «товарищ продавец», ну привыкли русские люди обращаться к торговой братии словосочетанием, и ничего поделать с этим было нельзя.

— «Лимонной», что ли? — не поняла тетя Наташа, — она дорогая. Возьми лучше «Забойную».

— Не, даже притопнул ногой от досады мужик, — мне конфеток. Шоколадных, — почти шепотом добавил он, побледнев от столь крамольного желания.

— Да ты че? — не сдавалась продавщица, — разве это закусь? Вон сырки «Дружба» залежались, самое оно для этого дела. Да паштет шпротный скоро просрочится. Нет, ты как хочешь, а «Лимонных» не дам. Бабам их для хорошего дела не хватает, а ты самогонку заедать.

— Да не на закусь мне, — прохрипел совсем скурежившийся мужичок, — мне для этого… Другого дела.

— А-а-а, — протянула тетя Наташа, с интересом разглядывая мужичка, — и ты влип. Тогда тебе тем более не «Лимонных» надо. Они соевые, соевые не пойдут.

— Как соевые? Кориченные же сверху, — прорезался голос у покупателя.

— Коричневые, да не шоколадные. Дерьмо тоже коричневое. Тебе вон тех надо, рублей за семьдесят. А еще лучше, купи «Красных шапочек». Дорогие, зато надежные. Зараз отлипнет.

— «Шапочек»? Почем они?

— Сто двадцать. Кило, как обычно?

— Ты че? Сто двадцать! Это же почти три «Забойных»! Может, все-таки «Лимонные» сойдут?

— Ни-за-что! Только зря потратишься. Все равно шоколадных покупать придется. Я-то уж знаю, не ты первый, не ты последний. Слушай, я знаю, твоя Петровна «Ромашки» уважает. Они и не дорогие. Бери «Ромашки», и иди, очередь собрал.

Мужик оглянулся. За ним действительно стояло человек пять. Люди стояли молча, с интересом вникая в суть беседы продавщицы с покупателем.

— Давай «Ромашек», — согласился мужик, чтобы быстрее окончить эту пытку. — В мой пакет.

Расплатившись, он спрятал целофановый мешок с добычей за полу засаленного пиджачонки и выскользнул за дверь.

— Хоть бы и мой налево сходил что ли, — хохотнула бабенка из очереди, — давно настоящими шоколадными не баловалась.

Три дня назад мужик действительно сходил налево. И сходил-то неудачно, по-пьяной лавочке, ни удовольствия, ни воспоминаний. А кило шоколаду все равно покупай! ЕМУ неважно, было удовольствие, или нет. ЕМУ главное — расплата.