Часовые над шексной

Максим Калинин

Максим Калинин родился в 1972 году в Рыбинске. Автор книги стихов «Тёмный воздух». М., Водолей Publishers, 2008 и книги переводов «Томас Прингл. Африканские зарисовки». М., Memories, 2010. Стихи публиковались в антологиях «Лучшие стихи 2010 года». М., ОГИ, 2012 и «Лучшие стихи 2011 года». М., ОГИ, 2013, а также в периодике: «Арион», «Вестник Европы», «Волга», «Иностранная литература», «Литерарус» (Финляндия), «Москва», «Новая Юность», «Октябрь», «Печерский листок» (Киево-Печерская лавра), «Сибирские огни», «Урал». Лауреат премии за поэзию журналов – «Москва», 2002 год и «Урал», 2009 год. Книга «Часовые над Шексной» включает в себя стихотворения, написанные с 2008 по 2013 год. Лирика Максима Калинина одновременно эпична, духовна и исторична. Главный герой книги – Время во всех его проявлениях и образах – от социальных до онтологических. Стихи М. Калинина обладают оптимальной, «шаровой» актуальностью, потому что в них происходит гармоничное и грозное слияние земного, небесного и душевного.

Время — поэзия Максима Калинина

Поэзия Максима Калинина — прикровенна: его лирические стихотворения пронизаны и укреплены хроноэпическим потоком социального (история), природного (родная и вообще земля, стихии) и душевного (зрящая и зримая душа). Стихи М. Калинина — не лиро-эпичны, они прежде всего хроно-топичны. Именно время и место обнаруживают в себе в процессе их вербализации — открытия. Эвристичность поэзии М. Калинина несомненна: в каждом стихотворении книги «Часовые над Шексной» есть серьёзные открытия в концептуальных сферах таких категорий, как Время, Вечность, Жизнь, Земля (Вода, Огонь, Воздух), Смерть, Душа, Бог и др. Именно эти категории стали предметом поэзии М. Калинина. И ещё: в каждом стихотворении виден ПУТЬ. Путь таланта.

Подлинность и сила поэтического дара М. Калинина очевидны. Не наглядны и поверхностны, как у последователей и имитаторов Бродского (пользователей палимпсеста просодии И. А. Бродского), но — проникновенны. Проникновенность этого поэта — вертикальна: ни в стихах Калинина, ни в сотворённой им поэтической картине мира, ни в самом мире (по Калинину) нет пустоты. Эти стихи настолько плотные в просодическом, в звуковом, в языковом отношении, что вещество пустоты материализуется в них чудесным образом в вещество жизни, смерти и души. И — любви: М. Калинин, почти по И.А. Бунину, поёт и плачет только о страшном и о прекрасном. Синтез ужасного и красоты не заедает стык этих родственных противоположностей, а позволяет (и это неизбежно) появляться здесь поэзии. Поэзии в чистом виде. Два мощных пласта страшного (отчаянье) и красивого (ещё большее отчаянье), наплывая друг на друга, выжимают из мира, из языка, из души — поэзию. Вещество того Нечто, что есть только в стихах, в музыке и в божественном.

Чтобы попасть на соседний брег,

Надо отращивать плавники…

(«Часовые над Шексной»)

Вертикальное, глубинно метафорное, образное, мыслительное бурение, минуя пласты предметных и образных смыслов, достигает уровня духовной семантики и, погружая в него уже не разум и сердце, но душу, — обнажает здесь смыслы чудовищной (от «чудо») силы, глубины и высоты: чтобы попасть в инобытие, в вечность etc., нужно отращивать, выращивать и наращивать в себе душу, Бога и хаокосмос, который оборачивается жизнью… Какой? Поэт живёт не здесь и сейчас, а всюду и везде.

Как истинный поэт, М. Калинин обладает комплексным зрением. В ослепительно светящейся точке схождения множественного взгляда поэта соединяются все стороны бытия: свет, тьма, земля, вода, Бог, поэт и время. Взгляд М. Калинина обладает редким свойством видеть себя со стороны, глядя из себя, из мира реального и ирреального. Здесь мир показывает свою изнанку — миф. Но изнанка мифа — мир, и поэтому язык М. Калинина одновременно столь современен и архаичен. Это язык, который диахронически является не только русским, но и славянским. Просторечие, архаизмы, диалектизмы и лексика общеупотребительная образуют, как в Пушкинском «Пророке» стереоскопический хронос, который перепахивает статическое пространство. Однако и кажущаяся статичность топоса зиждется на росте пространства, на его прикровенном и незаметном движении — на выросте его: семена времени раздвигают место и присваивают его себе — растению вечности:

–… От бессмертия нет защиты…

–… Время пространство пытать

Зреньем и слухом.

Время к земле припадать

Жаждущим слухом…

–…Смерти прожорливой сыть

Суть человеки…

–…Тяжко шагать неживым

Краем родимым,

Чуять отечества дым,

Будучи дымом…

–…Вернулись золотые времена,

Когда в лесу деревья говорили…

–…Рыбы к воде бегут,

Прыгая на боку.

Жизнь изнутри вовне

Движется впопыхах.

Стало не стыдно мне

Смерти в своих стихах…

–…Жизнь ушла с прокушенной губою…

–…Урожай созреет вскорости,

Собирать меня пойдёт…

–…Душа уходит кошкой

Бродить по чердакам…

–…Я ещё не умер до конца.

Пять минут от вечности занача,

Выгляжу вполне живым с лица…

–…Заросли высокие раздвинув,

Сам себе я вслед машу рукой…

Поэт, вслед за Природой, сотворяет особую, но абсолютно художнически и онтологически объективную сферу жизнесмертия. М. Калинин — мужественный поэт: он сознательно и опять же бытийно истинно обитает в этом бескрайнем и шарообразном хронотопе — в жизнесмертии. Пантеизм М. Калинина — особый: он русский, славянский, наш, русско-поэтический, Ломоносовский, Державинский, Тютчевский, Заболоцкий. И поэтому поэзия М. Калинина тотально консонантна: согласные звуки, теснясь, создают невероятную звуковую, шумную плотность стиха, — и это плотность нашего языка и мира.

Я устал искусства дар чудесный

Воровать, как нечестивый тать

И, переводя глагол небесный

На земной, с подстрочника кропать…

С — Т — Л — С — К — С — Т — В — Д — Р — Ч — Д — С — Н — В — Р — В — Т — К — К — Н — Ч — С — Т — В — Т — Т, — вот консонантный перевод небесного на земное, или превращение Неба в Землю, или приращение Неба к Земле корешками русских согласных звуков.

В этой книге много имён воды, земли, неба, людей, зверей, рыб и птиц (сорока как древнейшая наша птица наиболее любима поэтом). «Из могилы поднималось тело, // Напрягая зрение и слух», — не только для того, чтобы увидеть и услышать, но прежде всего для того, чтобы вспомнить — и назвать. И — переназвать. И — вспомнить изначальное имя мира.

Первое, первичное имя мира, по М. Калинину — ВРЕМЯ. Время поэтическое, которое есть синтез — образный, органический и онтологический — времени природного, антропологического, биологического, астрономического, исторического, социального и воображаемого времени звука, образа и смысла. Единица поэтического времени М. Калинина — человек. Человек, воплощённый в стихиях, в дереве, в птице, в животных, в светилах небесных, в жизни, в любви, в смерти.

Сызнова по голыдьбе

Смерть мышковала.

Живо набила себе

Зоб до отвала.

То, что пригрезилось сном,

Сбудется явью —

Будем стелиться мышом

По мелкотравью.

Лишь головой в синеву

Станешь нетвёрдо,

Тут же расклинит траву

Острая морда.

Тщится поимная снедь

В вечном расчёте.

Косточки будут белеть

В лисьем помёте.

Стихотворение сказано всюду, всегда и навсегда. Интенционально (за счёт лексической стилистики и семантики разноприродного характера) оно адресовано одновременно прошлому, настоящему и грядущему. Нисходящая автометафора — духовно взмывает в высь, — туда, откуда Творец, поэт и мир смотрят на жизнь. На жизнь как на константу духовного и вечно смертно — живого.

М. Калинин — поэт редкий: и словесно, и стилистически, и онтологически, и витально, и номинативно: он имеет дар, мужество и силу называть дерево деревом, небо небом и смерть — жизнью.

Если станет душа легкокрыла,

То не раньше, чем тело — мертво.

Это время со мной говорило

Или я говорил за него?

Когда воспринимаешь подлинную поэзию в оязыковлённом виде — изумляешься: КТО ЭТО СКАЗАЛ? Или — ЧТО ЭТО СКАЗАЛО? Поэт? Дар? Бог? Время? Вечность? Душа?.. Поэзия есть абсолютное время, не подвластное цикличности и окончанию своему. И когда говорит поэзия, то слышится время. Время — поэзия Максима Калинина.

ЮРИЙ КАЗАРИН