Оксюморон

Максим Владимирович Альмукаев, 2021

Американский президент Кеннеди как то сказал:" многие, видят Америку вчерашнюю и спрашивают: почему?" Я, в своём романе, увидел Россию возможную и спрашиваю у тебя читатель: "А разве могло бы быть по другому?" Герой – простой московский мужик, выгнанный женой из дома, на спор выигрывает мерседес, на котором он выезжает на интереснейшую дорогу. Читатель, приглашаем Тебя в путешествие с ним. Содержит нецензурную брань.

Окончив ныне труд свой, дозволь мне, нижайшему слуге Твоему, о, читатель, отложив в сторону перо и склонив голову, возложить его к Твоим лотосным стопам, на суд твой. И да будет суд твой строгим, но справедливым.

Автор.

Дело не в дороге, которую мы выбираем, а в том, что внутри нас заставляет выбирать дорогу.

О. Генри

ГЛАВА 1

Жареное Солнце больших городов, — доносился из динамиков бодрый голос Чичериной. Я глядел в запылённое стекло грязной громыхающей маршрутки, на проплывающие мимо, качающиеся в волнах горячего воздуха контуры домов, киосков, фонарей и чугунных оград и думал о том, что в этом июне солнце вполне можно назвать жаренным, ни на йоту при этом не погрешив против истины. Пейзаж за стеклом колыхался в волнах горячего воздуха, словно лёгкие невидимые занавески с изображёнными на них городскими улицами, за которыми спряталось некое иное бытие, которое, казалось, только сделай движение рукой, и оно откроется тебе.

Вскоре маршрутка, повиляв по запруженным автомобилями улицам, упрямо буркнув, словно высказывая недовольство старому сидящему за рулём живописному кавказцу, то и дело виртуозно отсчитывавшему сдачу пассажирам, остановилась напротив стеклянной остановки, сплошь уклеенной разными рекламами и афишами. Я решил, что прогулка будет стоить мне много дешевле чем ещё какое-то время, которое мне предстоит провести в заполненном потными и нервными людьми салоне, и направился к выходу. Едва мои ноги коснулись мягкого от зноя асфальта, меня едва не сбила с ног шумная свора детей. Я остановился, чтобы пропустить мимо себя этот весёлый и шумный тайфун, низвергающий в прогорклый московский зной искристые фонтаны дружного смеха. Посмотрев какое-то время в след ребятне, я медленно побрёл вперёд.

Солнца в этот день было и впрямь очень много. Палящие лучи низвергались на землю неистощимым жёлтым потоком и яркие блики то и дело поигрывали на многочисленных разноцветных плексигласовых квадратах рекламных вывесок и витринах универмагов. Не менее многочисленные растяжки, которые в ветреную погоду надувались, словно романтичные паруса спешащих куда-то фрегатов, сейчас свисали печально сморщенными мешочками. Разнообразные звуки большого города били по моим нервам словно порывы ветра по упругим ветвям сказочного стального леса. Большой город может свести с ума кого угодно, а если он принимается за вас в союзе с погодой, то пиши пропало.

Людям, что встречались мне по дороге, казалось, тоже передавалась вялость, царящая в окружающей меня природе. Да и мне самому, признаться по совести, спешить совсем не хотелось. И у меня на то были весьма веские причины. И уж точно повесомей, чем тридцати пятиградусная летняя жара. Всё дело было в том, что мне некуда было спешить, ибо минуло вот уже несколько часов как я неофициально пополнил огромную армию бездомных, расквартированную по многочисленным подвалам, чердакам и вокзалам Москвы. Перед тем как сесть в маршрутку я также бесцельно бродил по московским улицам пинками толкая перед собою серую кляксу собственной тени. При этом я усиленно вглядывался в это пятно, распластавшееся у меня под ногами, словно на нём вот-вот должен был проступить написанный кем-то мудрым и добрым сценарий моей дальнейшей судьбы. Я не знал, да признаться и не хотел знать, какая роль мне будет отведена в этом сценарии. Меня интересовало сейчас другое: что делать дальше? Царящее вокруг меня желтоватое знойное марево, мне никак не препятствовало, но между тем и найти в нём выход из сложившегося положения мне тоже не представлялось лёгким делом. Кому я нужен в этом знойном лете, в этих закатанных в асфальт, источающий тёплый запах незапамятной смерти, узких московских улочках и сквериках? Да ведь по большому счёту никому! А между тем выход искать следовало, и как можно скорей. Ведь как ни крути, а знойный день рано или поздно с неизбежностью переплавится в холодную ночь, в которую мне будет уже не до душевных рефлексий, или, во всяком случае. Но даже не это было главным. Меня тяготила одна упрямая и умная, мысль: я кажется на этот раз навсегда и окончательно поссорился с Ленкой: так зовут мою, боюсь, теперь уже бывшую супругу. Да-да-да вот наконец-то то, к чему меня на протяжении всей моей матримониальной жизни подталкивали все мои дружки–собутыльники, я нарочно, дорогой читатель, избегаю слова “друг” в применении к данному случаю, ибо это слово понадобится мне в моём повествовании в дальнейшем в своём истинном и чистом смысле, да и чего греха таить о чём я сам не раз мечтал наконец сбылось. Конечно, нельзя сказать, что это произошло внезапно, совсем нет, как и полагается любой истории, у моей имелось своё начало и развитие, и этому моменту предшествовало несколько лет, которые в общем то тоже нельзя назвать искрящимися от счастья, но всё же. И случилось.

Здесь я позволю себе отвлечься от основной линии своего повествования и поведать тебе читатель историю нашей любви.

Я познакомился с моей будущей женой на пьянке, назовём вещи своими именами, у наших общих знакомых. Мероприятие сие не было приурочено ни к какому торжеству. Так несколько молодых людей и девушек, кажется, я там был самым старшим, собрались в конце недели провести время в весёлой атмосфере. Наша беседа начавшаяся с безобидного обсуждения какого-то блокбастера переросла в политический митинг и поддержку одной из молодёжных маргинальных партий. В нашей компании оказался член этой партии. Уж не знаю кого этот субъект хотел больше убедить нас или себя самого. Выпитое ли спиртное было тому причиной или нездоровые нервы, но молодого оратора было не удержать.

–А вы, любезный, случайно не знаете сколько посетило людей сайт нашего вождя? — кричал он обращаясь ко мне торжествующе, извиняющимся тоном, наверно, напуганный, тем, что его и здесь не заметят, И не дождавшись нашего ответа, выпалил. — Сайт нашего уважаемого вождя, да будет вам известно, сегодняшней ночью был первым по посещаемости среди сайтов политических лидеров.

Я думал, что все смешные проделки остались в детстве. Но глядя на пыжащегося перед мной смешного персонажа, понимал, что нет, не всё так грустно, и жизнь продолжает удивлять и радовать. Его перенасыщенная разными отжившими фразеологизмами речь явно выдавала в нём типичного ребёнка своего времени: нелюбимого родителями, заведённого скорее для того, чтобы не нарушать насквозь истлевший общественный договор, если не по любви, то хотя бы по зову природы.

— Случись выборы завтра, — продолжал неистовствовать молодой партайгеноссе, — наш вождь совершенно точно набрал бы большинство и получил власть в этой стране. Замечу, что словосочетание “в этой стране” он произносил таким тоном, что у постороннего слушателя, не погружённого, так сказать, в контекст, могло сложиться впечатления, что у его лидера, кроме этой страны есть ещё с десяток другой стран в запасе.

— Да нет — сказал я — я конечно понимаю, что конституция в этой стране это в принципе большая условность, в которую можно при случае отстреляться из танковых пушек, но всё же и её следовало бы вам брать в расчёт, но в данном случае я хочу сказать другое. Я думаю, что если бы к власти приходили люди, чьи сайты набирают большинство посещений в интернете, то президентом нашей родины, учитывая возраст большинства активистов вашей партии, и ваших потенциальных избирателей, стала бы Тиффани Миллион или Сибилла Раух или ещё какая-нибудь порно-дива. Поскольку я более чем уверен, что по посещению сегодняшней ночью сайт вашего уважаемого вождя, да сохранит его имя время на песке вечности, набрал куда меньше голосов, чем любой самый задрипанный порно сайт. — При этих словах, я, попытался придать своему голосу патерналистские нотки. — ну уж во всяком случае не меньше, чем, у вашей достославной партии, однако это вряд ли приведёт к повышению рождаемости в нашем отечестве, благо которого, уверен, вы, ставите превыше всего.

Молодой преторианец надулся и враждебно уставился на меня. Я понял, что на его душевной бирже мои акции уже ничто не вернёт к жизни. Зато мой небольшой спич добавил мне очков в глазах одной сразу приглянувшейся мне особы: моей будущей супруги, и этого мне было вполне достаточно. Она посмотрела на меня с улыбкой в тот миг её глаза блестели словно капли росы на листьях в садах богов. Нужно было развивать наступление, что я и сделал. Я понял, что победил, когда моя будущая супруга подхватила упавшее было из моих рук знамя и принялась добивать на идеологическом фронте молодого партийца, она довольно холодно заявила, что его партия никогда не добьётся своего. А если и добьётся, то только через её труп. Глядя на её волевое лицо, я понял, что её труп будет не самым лёгким из всего что предстоит нашему другу преодолеть. Барышня явно была из разряда “палец в рот не клади”.

Есть, знаешь ли, читатель, в нашем отечестве такие дамы, которых можно назвать “подруги викингов”. Такие барышни отирая пот со лба молчаливо подносят патроны своим мужчинам, и сменяют их у пулемётов. Эта особо была из таких. Я к тому дню уже был достаточно искушён в вопросах обхождения с дамами, впрочем, об этом позже, и потому знал, что льстить умной женщине нужно по возможности грубо, то есть не скупиться на допамин, и потому поддержал её сказав, что даже если лидер нашего незадачливого друга и придёт к власти, то самым большим потерпевшим в результате этого окажется он сам. Ему придётся скрутить все свои лозунги и обещания в трубочку наслюнявить её и засунуть себе в одно место. Лозунгов и обещаний было очень много, а вот вместимость в этом месте, если верить анатомии, очень ограниченная. Нетрудно догадаться, что ощущать он себя при этом будет не очень комфортно.

— И потом, среди ваших лозунгов слишком уж часто встречается слово “против”. Это меня тоже настораживает, так как отрицание само по себе никогда не может быть достаточно содержательным. Нужно, знаете ли, уметь не только упрекать, но и предложить что-то. Может стоит просто переждать какое-то время?

— И сколько вы нам предложите ждать!? — крикнул юноша никак не желавший сдаваться.

— Отвечу неожиданно, спокойно ответил я,-столько, друг мой, сколько нужно. Китайцы говорят: “Не дай бог родиться в эпоху перемен”. А мы с вами и есть те неудачники, которым выпало родиться в эту самую эпоху перемен. Есть и ещё одно обстоятельство — продолжал я — которое обнажает всю бесперспективность ваших начинаний. Заключается оно в том, что ваш покорный слуга, я театрально приложил правую ладонь к сердцу и чуть склонил голову, прожжённый циник, и потому я абсолютно не верю ни в какое начинание, если оно не основано на холодном расчёте. А даже приблизительный расчёт приводит меня к неутешительным выводам. Проще говоря: у вас нет достаточного ресурса. А ресурс для того чтобы ваши портреты появились на денежных знаках нужен не дюжий. И умственный, и финансовый и волевой.

Заметив, что несколько злоупотребляю общественным вниманием, я подумал, что пора заканчивать.

— Жалко, что вы не имеете способностей к коллективному мышлению — сказал я обращаясь к молодому человеку, — это, знаете ли, сильно бы ускорило процесс вашего политического взросления.

— Почему не имею? — пробурчал партиец.

— Потому, что даже среди нас вы более всего заняты тем чтобы привлечь наше внимание к собственной персоне, в то время как предполагаемому политику надлежало бы привлекать наше внимание к проблемам страны, которая встретит нас с вами за пределами этой квартиры,-ответил я со снисходительной улыбкой. После я выдержал паузу, давая возможность ему обдумать сказанное мной. — И ещё одно: вы не любите спорить. Нет-нет, говорить или вещать самозабвенно вы просто обожаете, а вот спорить, то есть признавать наличие и незыблемость точки пересечения и прикладывать свои усилия к развитию направлению вектора, проложенного через эту точку, при том, что сама точка должна оставаться незыблемой, с этим у вас известные проблемы. Как сказал один не самый глупый человек возглавивший партию, которая в свою очередь возглавила некогда нашу с вами страну: “Мы свою партию будем создавать в спорах”. Надо вам друг мой заметить и создавали, и спорили. И в конце концов всё успели, и партию создали, да ещё и всех своих противников переспорили. В то время как их конкуренты предпочитали интимные беседы во время прогулок по европейским паркам. Самое смешное что конкуренты тоже, в конце концов, перешли к спорам, только уже в парижских и стамбульских кафе.

Я краем глаза глянул на приглянувшуюся мне особу. Она превратилась во внимание и не сводила с меня глаз.

— Так что, — продолжал я публичную порку молодого, заносчивого, глупого, нахала — как не влечёт вас путь покороче, но политика — это как раз тот самый случай где короткий путь отнюдь не ведёт куда нужно. Запомните это на всё своё короткое “ВСЕГДА”. Не ленитесь и привыкайте к спорам. И чем быстрее привыкнете — тем лучше для вас же. Тем быстрее на вашу сторону встанут диалектические законы. Они — единственный залог победы на избранном вами поприще. А привыкнуть к спорам есть только один единственный способ, и заключается он в том, чтобы научится соглашаться с неприятными для твоего слуха вещами точно также, как и научится драться это, по сути, не что иное, как преодолеть в себе страх получить кулаком по морде. А чтобы споры были конструктивными нужно к тому же чтобы у вас были к этому способности. Да-да, увы, способности к анализу ситуации при недостатках знаний! Вот к слову у вас, судя по всему, есть дома интернет, он коротко кивнул, а случись мне спросить у вас в каком году началось восстание рабов под предводительством Спартака, продолжал я, и уж тем более какие были предпосылки к этому восстанию, вы боюсь мне не ответите. А вот Ленин, на пример, к вашему сведению, сидя в сибирском селе под надзором полиции, при свете его знаменитой на весь мир зелёной лампы писал такие вещи, которые и сегодня заслуживают внимания серьёзных людей.

Судя по всему, в искусстве спора мой оппонент не преуспел. Я же, как и любой с детства любивший читать человек, чувствовал себя в данной ситуации как рыба в воде. От природы я обладал неплохой памятью и с детства очень любил читать. никогда не упускал случая блеснуть эрудицией. Родители мои любили нас с братом, потворствовали нашим увлечениям. Мой брат больше увлекался спортом, а посему большая, и к тому же постоянно пополняемая домашняя библиотека находилась в моём полном распоряжении. Так или иначе к определённому возрасту я перечитал почти все книги, которые находились в нашем доме, и при случае не упускал возможность блеснуть эрудицией, но в один прекрасный день, кажется это было классе в седьмом, когда я в очередной раз сверкнув своей эрудицией, заставил среди урока весь класс обернуться на меня, а учительницу замолчать и покраснеть, она попросила меня задержаться после урока. Когда мы остались в двоём я внутренне готовился к длительным моралите о том, что не хорошо выставляться и считать себя выше других. И ей, как моему классному руководителю грустно видеть, что воспитанием моим кажется, совсем пренебрегли. Вместо этого она подошла к моей парте села напротив меня и посмотрела мне прямо в глаза. И я услышал фразу, которую до сих пор часто вспоминаю:

— Алексей — сказала она — запомни на всю свою жизнь: ты много читаешь и это хорошо, она сделала паузу внимательно посмотрела мне в глаза и тихо произнесла, беспорядочное чтение убивает волю к поступку.

Как и большинство полезных советов этот если и не прошёл мимо никак не затронув моего внутреннего эмоционального фона, то уж точно уселся где-то глубоко в подсознании, вылезая только тогда, когда моя очередная колкость навлекала на меня очередную порцию неприятностей. Но случалось порой, что моя эрудиция приносила и очевидный профит. Вот как в тот день, когда я познакомился с моей будущей женой. Моя будущая супруга громко смеялась. Кстати замечу, что уже тогда мне дураку следовало не топтать чужое самолюбие и какую-никакую личную гражданскую позицию, а обратить внимание на то как важно для неё, чтобы мужчина был первым. А я был первым, пусть и из двух. Хотя сейчас глядя на ту ситуацию с расстояния, я признаю, что не мои доводы были тогда безупречными, а противник мне попался слабый, но в тот момент я упивался своим превосходством. Пару раз, интереса ради, пытался в своей речи простроить некую тропинку к логическому выводу, который мог бы нас с моим оппонентом примирить и тем самым спасти, если не его собственную молодость, которая вполне могла пройти за решёткой, то хотя бы вечер. Поверь читатель я старался как мог. И вроде логика была на моей стороне, тем более что многие активисты его партии уже обретались за решёткой набираясь “партийного авторитета”, как это назвал это лидер их партии, к слову, не плохой писатель,-сухощавый старикашка, бравирующий при каждом удобном случае своим “боевым” прошлым, с причёской, делавшей его похожим на иссохшего Чиполино, или на Троцкого.

В прочем победно сверкающие очки, пожалуй, склоняли его имидж в сторону Троцкого. У Чиполино, если мне не изменяет память, со зрением всё было в порядке. Но молодой партиец всё же обиделся и отвернулся от меня. После он сидел весь вечер молчаливый и понурый словно тролль, придавленный вечным проклятием. Наверное, мне следовало пожалеть его, в конце концов, не виноват же он в том, что судьбой ему была отведена роль фона, на котором выгодно засияли мои достоинства. Но жалости не было совсем. Сердце наотрез отказывалось её выделять. Я упивался своей победой. После, весь вечер моя будущая жена смотрела на меня с не скрываемым уважением и благодарностью.

— Да-да дорогая — думал я — ты права, я крутой, так что не опоздай.

Потом я проводил её до дома. Ну, а дальше, — классика. Сначала, я, как полагается каждому влюблённому оболтусу, опустился словно мальчишка до дежурств в её подъезде, и даже каюсь до надписей на стенах. Потом последовали совместные, многочасовые прогулки в московских парках, потом был ЗАГС с цветами, музыкой и пафосными словами. Не забывай читатель я вырос в среде где считалось, что столичный молодой человек из интеллигентной семьи, до первых поцелуев, и уж конечно до обжигающих моментов соития должен был идти весьма окольными путями. Да и дойдя до цели, ему следовало обёртывать процедуру обретения предмета вожделения в такой изысканный флёр, что не у всех хватало просто банального терпения. Бредя по улицам я вспоминал всю свою прошлую семейную жизнь, и мне не верилось, что всё это кончилось только этим утром.

Наша ссора, в результате которой я оказался на улице, разразилась из-за пустяка. Причиной ей послужила телепередача.

Не помню, кому из великих принадлежат слова, что брак можно считать законченным, когда супругам не о чём поговорить за завтраком. Звучит красиво, не спорю, и возможно в девяносто девяти случаях из ста эта фраза и справедлива, но не в нашем случае, ибо наш случай и был тем самым сотым случаем, который удерживает мудрость на той черте, за которую не смеет забираться даже пресловутая теория вероятности, ибо за этой чертой начинается территория несбыточного чуда. Короче говоря, у нас с моей благоверной тем для разговоров за завтраком всегда было хоть отбавляй. Точнее тема то была одна, но она была неисчерпаемой.

Дело в том, что в последнее время моя супруга просто помешалась на нашем президенте. После примерно года восхищённых взглядов и восклицаний типа «вот клёвый мужик, согласись Лёшка», моя жена стала приглашать меня поучаствовать в обсуждении всех достоинств президента. При этом меня немного смущало то обстоятельство, что мне предлагалось оценить нашего всенародно избранного именно как мужика, и её никак не заботило, что предлагает она это своему законному супругу, который каждый вечер ложится с ней в одну постель. Мне даже грешным делом подумалось: «интересно, кого она представляет на моём месте, когда мы ложимся и выключаем свет?» Она буквально сходила с ума по президенту. Едва заслышав его голос, она бросала всё и спешила к телевизору. Вот и в это утро всё началось с того что выйдя на кухню и включив телевизор она увидела президента, дававшего пространное интервью какой-то грудастой журналистке.

— Классный мужик — сказала Лена, когда президент одарил мир своей скупой мужской улыбкой, от которой по его лицу побежали добрые, но аккуратные, наверняка внимательно продуманные, морщинки. — Классный мужик, ну согласись Лёша, — восхищённо произнесла она ещё раз, — я от него просто тащусь…

При этом она взглянула на меня, видимо ища у меня поддержки своей оценке.

— Прекрасный — сердито ответил я — осталось только поставить ему при жизни нерукотворный памятник, объявить его Августом и провести его родословную от солнца.

В ответ на мои слова Ленка по-детски надула губы

— Нет ты согласись: классный мужик! — снова произнесла она.

— Угу — пробурчал я — а если бы он сейчас мне яичницу приготовил, то был бы ещё лучше.

Мой намёк, по всей видимости, остался незамеченным.

— А всё-таки, как он тебе? продолжала настаивать моя супруга, а надо заметить: настаивать на своём она умела.

Дальше была два варианта развития событий: Можно было признать правоту её наблюдений и согласиться, что наш президент таки классный мужик. А можно было наконец расставить все точки над i. Я решил действовать по второму сценарию.

— Как талисман команды, нарочито смиренно ответил я.

— Какой команды? — удивилась Лена посмотрев на меня.

— Той, что забивает миллиардные голы в ворота швейцарских сейфов — пробурчал я вставая из-за стола и направляясь к холодильнику.

— Он тебе что, не нравиться?

Я пошёл на попятную и сделать попытку помириться.

— Да нет, Леночка, — сказал я, остановившись на пол пути к холодильнику — как человек он мне скорее всего даже понравился бы если бы нас кто-нибудь друг другу представил, но как политик… — я посмотрел на неё не зная, как сделать переход к сути более мягким, но решил действовать на пролом.

— Что как политик? — спросила моя супруга, нахмурив брови, при этом сложив руки на груди.

— Извини дорогая — сказал я с улыбкой — но мне хотелось бы чтобы граждане этой страны и ты в том числе, я подошёл к ней и взял её руку, до этого лежащую на столе и поцеловал её, к нему относились правильно.

— Интересно что в твоём понимании значит относится правильно? — пробурчала Ленка, надменно вздёрнув свой аккуратненький носик.

— А относится правильно, в моём понимании, значит, относится к нему как к менеджеру, призванному блюсти и отстаивать повсеместно и ежесекундно интересы своего народа наши с тобой, в том числе интересы. Но сдаётся мне, что пока он нас использует больше чем мы его. Уж больно часто он для занятого человека мелькает в кадре, ты не находишь? Она пожала плечами, но было видно, что мой вопрос поставил её в затруднение. Я решил закрепить успех. Как говорят в Китае: — лучшая власть — это власть, когда подданные не знают, как зовут их правителя.

— Много ты понимаешь! — огрызнулась Ленка.

А потом после всё утро демонстративно не разговаривала со мной. Мне показалось, что очередной конфликт был спущен на тормозах.

Но, как известно, у любого ”НО”, есть своя “Н” и есть своя “О”. Под пеплом костра, так и не превратившегося в то утро в пожарище оказался-таки подлый уголёк, из тех, которые превращают в ненужный хлам все девяносто девять и девять десятых приложенных усилий. В качестве казуса белли был использован протекающий старый кран в ванной.

— Нормальный мужик давно бы уже починил, — громко отчитывала меня Ленка, когда промучившись с краном несколько минут была вынуждена призвать меня на помощь.

Я ответил ей как можно более непринуждённо, что возможно нормальный мужик и починил бы, потому, что я, как не нормальный, порывался сделать это добрых раз сто. И сделал бы давно, если бы меня не останавливала всякий раз моя любимая супруга, для которой сойдёт и так, ибо этот паршивый кран является видите ли памятью об её любимом отце. В следующий момент в мою сторону устремился совок для уборки мусора. А дальше всё как у всех.

Не стану перечислять всех взаимных упрёков которые мы выложили перед друг другом.

— Чтоб я еще раз связалась с такими как ты после тебя! — произнесла со злостью жена после того как я не выдержав бросил в сердцах, что ухожу из дома.

— Ну что же, дорогая, сказал я, чувствуя, как во мне поднимается ледяная и неподвластная моей воле волна гнева, пойду передам, мужикам вроде меня, что бы за мной к тебе очередь не занимали!

На Ленку смотреть стало страшно. От некогда любимого мною лица теперь ничего не осталось. Теперь это была маска злобы. После этих слов я вылетел из квартиры, едва успев увернуться от летевшей в меня фарфоровой чашки, громко хлопнул дверью. Спускаясь вниз на лифте, я чувствовал, как меня охватила дрожь. Я ненавидел жену в тот миг как может ненавидеть, наверное, только усталое сердце, обманутое в своей осенней запоздалой нежности.