Белый теплоход

Максим Валерьевич Федосов (2025)

Белый теплоход в ночной морской прохладе, веселые огни и зажигательная музыка на его палубе. Кажется, что так уплывает за горизонт само счастье… Эта вроде бы обычная семейная история вдруг оборачивается неожиданным поворотом, и в погоне за счастьем героиня обнаруживает, что теряет что-то важное и такое необходимое, словно все самое дорогое тоже уплывает за горизонт.

БЕЛЫЙ ТЕПЛОХОД

Рассказ Максима Федосова

— Криво как-то висит, — Марина подставляла тумбочку, чтобы дотянуться до картины. — Вот. Теперь ровно. Эх-х-х…

Это «эх» еще долго будет крутиться в ее голове, поднимая волны воспоминаний, ожиданий, надежд и какую-то внутреннюю боль. Ту боль, которая за годы, прошедшие с того случая, так и не оставила Марину.

На картине на фоне вечернего морского заката уходил вдаль белый пароход («Теплоход!» — поправлял её тогда, три года назад, бывший муж). Но с тех пор, когда она увидела эту картину на той самой набережной и купила ее на последние деньги («Заверните мне этот белый пароход!»), Марина всегда именовала это судно только «пароходом». Сейчас картина висела напротив ее любимого кресла в гостиной. Она садилась, вытягивала ноги и смотрела, смотрела, пытаясь снова прожить то самое, последнее лето.

Тогда, три года назад, супруги Лавровы наконец-то вырвались на морское побережье. Именно «вырвались»: Мише в дорогу всучили рабочий ноутбук с условием, «если что, нужно будет подстраховать коллег-журналистов», а Марина с трудом уговорила напарницу подменить ее в маникюрном салоне на две недели. Два дня купейного счастья, сломанный Мишин чемодан, такси с заоблачными ценами до гостиницы, и вот — тонкая полоска, отделяющая сладко-голубое небо от соленой синевы моря, выпрямилась, превратившись в горизонталь, а листы календаря зашелестели чуть быстрее.

О море мечтают, его боготворят, едут к нему, рисуя в голове одну за другой странные и совсем уж несбыточные мечты; о нем волнуются, в него окунаются, словно совершая некое священнодействие, в нем смывают обиды и разочарования, из него небрежно выходят новым, чистым человеком, вытираясь влажным полотенцем. И, лежа рядом с шипящей морской пеной, подползающей к самым ногам, смотрят, смотрят, смотрят вдаль, наслаждаясь той самой линией горизонта, словно выключенной кардиограммой. Жизнь превращается в ровную линию, за которой, наверное, другая планета и иные миры. За той кромкой горизонта — другой человек: спокойный, умиротворенный, полный сил и желаний. А здесь — неустроенный, нервный, с короткими и искривленными линиями жизни на обеих ладонях, вечно стремящийся куда-то… И между «тем» и этим человеком — море, как символ расстояния, которое ни пересечь, ни переплыть.

Уже на второй день вечером Михаил остался в номере один — «подстраховывать коллег-журналистов», поэтому она пошла прогуляться по набережной одна. Она вообще любила гулять перед сном. Громко хлопнула гостиничная дверь, и сразу же в лицо подул сильный ветер, поднимая с тротуарной плитки сухой песок и пустые бумажные стаканчики. До набережной оставалось минут десять; Марина растягивала удовольствие, кутаясь в толстую кофту, накинутую на голые плечи. На набережной было шумно, она спустилась по лестнице чуть ниже, вглядываясь в черный морской мрак, шумевший внизу, пыталась разглядеть тусклые огни вдалеке. Теплый влажный вечер, нескладное эхо ресторанного оркестра — одна среди прогуливающихся усталых, но счастливых пар, она гуляла по набережной. А набережная… словно заигрывала с ней, окуная её то в запахи местных шашлычных, то в звуки тихого саксофона, невнятно и сонно играющего что-то из семидесятых.

Она только успевала ловить эти чувства, звуки, запахи. Застыла на минуту, вглядываясь в закатный морской пейзаж, сложила руки на груди, словно приобнимая саму себя и морщась от ветра.

— Во-о-он плывет теплоход…

Низкий приятный мужской голос возник где-то за плечом. В этом голосе вдруг прозвучали едва уловимые нотки, от которых зашлось сердце и вздрогнули кончики ушей. Он продолжал:

— А ведь это символ нового, чего-то необычного, того, что человек так долго ждет и не может себе позволить! — голос прозвучал чуть тише, но заметно ближе к её плечу, так что теплое дыхание как будто слегка согрело кожу.

И дальше — уже низким бархатным шепотом:

— А ведь он везет людей к новым берегам. Там сейчас, наверное, музыка и танцы!..

Марина сделала вид, что быстрое знакомство не входит в ее планы:

— Да… Там, наверное, счастливые люди. Они хотя бы пару недель в году могут позволить себе не работать, — не поворачивая головы, тихо прошептала она. — Я так давно мечтала поплавать на таком…

— На этот теплоход попасть невозможно. Хотя… — он помолчал. — Нет ничего невозможного.

Теперь его голос прозвучал чуть в отдалении, словно он собирался уходить, но окончательный шаг еще не был сделан. Марина наконец-то обернулась, накинув на плечи сползающую кофточку.

— И давно вы тут… наблюдаете?

Голос принадлежал высокому загорелому джентльмену в белом свитере, накинутом на плечи с завязанными на груди болтающимися рукавами.

— Мне мой врач… посоветовал чаще смотреть вдаль.

— И вы выглядываете красивых дам на набережной?

— Да что вы. Так, прогуливаюсь. Вы одна?

— Одна. Как видите, — в интонации Марины сопротивлялись определенное недовольство и неопределенная радость одновременно. — Знаете, люблю вечером прогуляться в одиночестве.

Под свитером на нем — майка с какой-то надписью не по-русски, а его большие загорелые и сильные руки как-то очень по-молодежному были запущены в карманы. На вид он был немного старше Марины, но одежда выдавала или спортивное телосложение или то, что она ничего не понимала в мужском возрасте.

— Я вижу, что вам как-то некомфортно, что ли. Неуютно.

— Да нет, мне…. Да, мне хорошо.

— Ох, эти вечные русские неуверенные отрицания.

— Я слушала шум волн. По вечерам так особенно волны плещутся, вы никогда не прислушивались?

— Не только по вечерам. Ночью еще отчетливей слышен этот плеск. Вот, вы слышите ритм? Волна набегает — ш-ш-ш! — и отступает…

Его лицо вдруг приблизилось к ней, а его руки делали какие-то волшебные движения в воздухе.

— Это ритм нашей жизни. Это как чередование черных и белых полос. Во всем есть ритм.

— Да, да.

— Жизнь — это движение… ритмическое движение, — его голос стал еще ниже, а руки неожиданно запутались в ее кофте.

— Так, мужчина, руки уберите.

— А смотрите: вон, теплоход уже уплыл.

Она резко развернулась в сторону моря, пытаясь взглядом найти белое пятно на черно-синем фоне, но музыка и яркие краски скрылись за скалой.

— Так как же вас зовут, прекрасная незнакомка?

— Марина. А что-то вы так сразу знакомиться вдруг?

Конец ознакомительного фрагмента.