НеГерой. Повесть о маленьком человеке

Максим Буйко

Как быть, когда вместо любви – брак, вместо большой цели – маленькая квартирка в новостройке, а вместо мечты – лишь тоска о несбывшемся? Как быть, если неожиданно уволили, на работу не устроиться, а ипотеку и автокредит вскоре нечем будет платить? Как быть, когда тридцать три года уже позади, а настоящая жизнь как будто и не начиналась?Что делать?Искать ответы в прошлом? Менять настоящее? Надеяться на будущее?Он – НеГерой. У него – свой путь.

Глава 2

После школы Матвей собирался поступать на юридический факультет СПбГУ. Одноклассники на переменах важно перебирали названия знаменитых вузов. Чаще всего звучали московские — МГУ и МГИМО и питерские — СПбГУ и Финэк. Матвей не хотел отставать от других и гордо называл СПбГУ. Диплом престижного вуза казался бессрочным пропуском в успешную сытую жизнь.

Послешкольная реальность безжалостно перечеркнула планы Матвея. Конкурс в СПбГУ был такой, что без глубоких знаний или солидных денег нечего было и пытаться стать студентом.

За десять школьных лет знаний Матвей не накопил. А его родители — не накопили денег. Они жили скромно. Это была та самая скромность, которая издали почти неотличима от бедности.

В качестве компромисса родители предложили Матвею подать документы в малоизвестный вуз, название которого состояло из нескольких трудновыговариваемых аббревиатур. Совсем не то, что он хотел, но зато — бесплатно и рядом с домом. Матвей немного подумал и согласился.

И поступил.

Просто не было альтернативы. Платить за учебу родители не могли. Остаться со скромным школьным аттестатом, когда одноклассники начнут пятилетний забег за дипломами, было стыдно и страшно. Что делать, если вдруг не поступит, совершенно непонятно. Оставался один выход — поступить. Не так уж редко страх поражения становится фундаментом достижений.

Учиться было просто, особенно если ничего не делать. Матвею запомнилось, как с первых дней преподаватели монотонно читали лекции и снисходительно разглядывали первокурсников на семинарах, с профессиональной точностью выявляя потенциальных оболтусов.

Разочарованный школьными результатами, Матвей решил в институте серьезно взяться за учебу и блистать на курсе исключительно пятерками.

И, действительно, сначала он учился. Дословно записывал лекции, расплачиваясь за это тем, что конспекты получались почти нечитаемыми. Готовился к семинарам, с трудом разбирая свой почерк. От и до выполнял домашние задания.

Порой приходилось брать тетради с конспектами у сокурсниц. Каким-то образом они умудрялись записать то же самое, что и он, но при этом понятно и разборчиво. Женщины умеют совершать маленькие бытовые подвиги.

Надолго его не хватило. Увы, в дополнение к аттестату Матвей вынес из школы еще и неумение и нежелание учиться, и этот скверный багаж стал первым препятствием на пути к новой мечте о красном дипломе, повышенной стипендии и славе лучшего студента курса.

Не добавляли рвения к учебе и скучные, неинтересные предметы, которые вылетали из головы сразу же после отметки в зачетке, и, главное, программа их курса, настолько устаревшая, что даже от учебников несло затхлостью.

А потом вообще стало не до учебы. Девушек на курсе было значительно больше, чем парней. Осмотревшись, Матвей мысленно разделил сокурсниц на три группы: обычные, симпатичные и красивые. Последних было немного, в основном преобладали симпатичные. Из них ему больше всех понравилась Оля.

Она была длинноволосой, пухленькой и веселой. Приветливо улыбалась Матвею, когда тот обращался к ней с каким-нибудь вопросом. Не протестовала, если Матвей садился рядом на лекциях. Вежливо посмеивалась его неуклюжим шуткам.

Как-то после занятий Матвей проводил ее до метро. И, ощущая, как дрожат и сжимаются внутренности, пригласил на свидание.

Они несколько раз встречались по вечерам. Матвей с удивлением обнаружил, что Оля не умеет целоваться, и начал лихо обучать ее первому подростковому таинству. Оля не догадывалась, что весь предыдущий опыт Матвея базировался всего на одном «гаражном» поцелуе. Обучение она приняла благосклонно, и даже с некоторой готовностью. Однако дальше дело не пошло. Руки Матвея, искавшие большего, сразу же непреклонно отстранялись. В эти неловкие моменты они как будто менялись местами, и Ольга казалась старше и опытнее его.

Матвей не останавливался, был терпелив и настойчив. Однако Оля оставалась верна себе. Его это не обижало. Напротив, ее неприступность казалась Матвею признаком правильной девушки. Неправильную Риту, которая полгода назад была для него бесстыдно доступна, он старался не вспоминать.

Но вдруг всё изменилось: их встречи неожиданно прекратились. Однажды Матвей увидел, как Оля идет за руку с их однокурсником, Егором. В юношеской системе координат это была бесспорная измена.

Матвей не стал объясняться с Олей и тем более драться с Егором. Драться он ненавидел с детства. А девушек на курсе было еще много. Обнадеженный низкой конкуренцией, Матвей просто перестал приглашать Олю на вечерние прогулки, а в институте вел себя так, словно они не были знакомы.

Оля легко и без сожаления продолжила встречаться с Егором. «Наверстывает, — неприязненно подумал Матвей, — до меня точно никого не было… И целоваться не умела… Ну и пусть».

Воодушевленный легкой победой, Егор заважничал, видимо, ожидая, что Оля так же легко согласится и на желанное продолжение. Однако спустя несколько недель по его обескураженному лицу Матвей понял, что Егор наткнулся на такую же непробиваемую оборону.

Существует теория, что в каждом человеке есть черты какого-нибудь животного. Если это так, то Оля однозначно была кроликом — мягким, забавным, веселым и бесполезным: гладить можно сколько угодно, но приручить не удавалось.

Оставшись без пары, Матвей начал выбирать новый объект для ухаживаний.

Сокурсница Алина была девушкой стройной и хрупкой. Происходила из интеллигентной семьи, кажется, врачей. Держалась она просто, часто была задумчивой и тихой.

Единственное, что немного ее портило, — это отсутствие приятных женских округлостей. Брюки беспомощно висели на ее ягодицах, не находя опоры. Лифчик не поддерживал грудь, а лишь скромно обозначал неочевидное ее расположение.

У нее были правильные черты лица и светлые волосы. Карие глаза и аккуратный, ровный носик. Легкий прозрачный пушок над верхней губой и чистый взгляд. Красота Алины была понятна, как таблица умножения.

А еще — в Алине была какая-то тайна. С однокурсниками она общалась ровно и дружелюбно, но немного отстраненно, как со случайными попутчиками. Мало рассказывала о себе и никогда не расспрашивала собеседника. Матвей не мог понять, что это — сдержанность или замаскированное равнодушие. Казалось, она знает что-то, что неизвестно остальным.

К началу первого курса Матвею удалось немного похудеть. Но отражение в зеркале продолжало вызывать у него приступы раздражения и недовольства: на Матвея обиженно смотрел невысокий коренастый парень с тонкими руками и ногами, сутулившийся под грузом лишнего веса. В юности обаяние свежести часто заменяет красоту. Но даже этот обыденный подарок судьбы был для Матвея недоступен.

Его круглое лицо было напрочь лишено мужественности. Порой Матвею казалось, что ему разом достались все невостребованные черты. Иначе как в одном месте могли оказаться пухлые женские губы, длинный нос, круглые щеки и невнятный подбородок? И всё это венчал высокий лоб, переходивший в пышную шевелюру.

Однако недолгая, но всё-таки победа над симпатичной Олей окрылила его. Теперь Матвею нужна была только красивая девушка. Ведь ценность женской красоты еще и в том, что она преображает и мужчину, который рядом.

Однажды Матвей и Алина шли вместе из института. Еще встречаясь с Олей, он отработал навыки, как деликатно проводить девушку. Матвей боялся женских отказов, потому что в юности получал их слишком много. Его способ позволял спокойно и без ненужных переживаний идти рядом. Достаточно было сказать: «Нам по пути».

Алина жила где-то на Гражданке. В институт ездила на метро. От института до метро было километра три — полчаса спокойной прогулки. За это время Матвей решил выяснить свои перспективы, если они есть. Или узнать, что нужно сделать для того, чтобы они появились.

— Как тебе Мадерин? — спросил он Алину.

Дмитрий Сергеевич Мадерин заведовал кафедрой истории и очень выделялся из числа других преподавателей. Он был крупным, мощным и уже немного обрюзгшим мужчиной лет пятидесяти с голосом под стать внешности: гулким и громыхающим.

Мадерин любил жестикулировать обеими руками. Не стеснялся использовать на лекциях сочные бранные эпитеты. Порой был саркастичен до грубости. Часто употреблял резкие метафоры собственного сочинения. Студенты-старшекурсники хранили целые тетради его особенно ярких перлов и передавали их младшекурсникам для продолжения. На тетрадях крупными буквами писали «Мадернизмы». Сокурсников, которые прилежно вели записи, продолжая традиции, в шутку называли «летописцы».

У Мадерина была странность: он очень не любил иностранные имена, особенно женские. Эту нелюбовь он переносил на обладательниц неславянских имен. Нескольким сокурсницам Матвея пришлось несладко. Сюзанна, Артемида, Виталина и даже Мальвина — да, у них на курсе была девушка и с таким именем — уходили с лекций Мадерина чуть ли не в слезах. Доставалось и Алине, но меньше. Может быть, помогала ее красота. А может, невозмутимость. Алина — единственная не нервничала и не переживала, когда Мадерин заводил очередную тираду.

— Как можно было назвать девочку Сюзанной? — гремел Мадерин с кафедры.

Сюзанна съеживалась и опускала голову. После разгромной перепалки в начале года, когда Мадерин одержал убедительную победу над студентами и в качестве приза устроил общий опрос, в результате которого почти весь курс получил двойки, спорить с ним уже никто не решался.

— Что это за имя — Сюзанна? — громко продолжал он. — Давайте разберемся. У русского человека имя должно быть русским. Ты русская, Сюзанна? — обращался он к девушке.

— Русская, — тихо отвечала Сюзанна.

— Прекрасно. И где же ты видела имя Сюзанна среди русских имен? Где? Я тебя спрашиваю! Русские имена — это Вера, Ольга, Людмила, Светлана. Сюзанна — имя нерусское. Неславянское. Не наше. Зачем тебе нерусское имя, Сюзанна?

Та молчала.

— Скажи мне, Сюзанна, — не унимался Мадерин, — у тебя есть карандаш?

— Есть, — грустно отвечала Сюзанна. Наверное, она была готова отдать все карандаши мира лишь бы он замолчал. Но Мадерин успокаивался небыстро.

— Покажи! — требовал он.

Сюзанна неохотно показывала карандаш.

— А теперь скажи нам, Сюзанна, что у тебя в руке? — вдруг задавал Мадерин простой вопрос таким тоном, что все понимали — сейчас начнется самое интересное. Те, кто по привычке дремал, — просыпались; вечно списывающие — откладывали конспекты. А летописцы — открывали тетради и ждали очередных «мадернизмов».

— Карандаш, — тихо отвечала Сюзанна.

— Правильно, карандаш, — соглашался Мадерин. — А почему ты назвала его «карандаш»? Почему не «пенсил»? Почему не «бляйштифт»? Почему именно «карандаш»?

Сюзанна молчала, упорно глядя на карандаш, зажатый в руке.

— А я тебе объясню, почему: предметы в России должны называться по-русски. И люди в России тоже должны называться по-русски. А не Сюзаннами.

Мадерин делал убедительную паузу и продолжал:

— Называй вещи своими словами, а людей — своими именами. Своими, то есть нашими. Понятно?

Сюзанна каменела и молча кивала. Летописцы дружно записывали «Называй вещи своими словами…»

Мадерин никогда не травил одну и ту же девушку две лекции подряд. Словно по невидимому расписанию, в следующий раз он распекал другую носительницу иностранного имени. Перебрав по очереди всех несчастных обладательниц неславянских имен, Мадерин начинал сначала, и так по кругу, не стесняясь в эпитетах и выражениях.

Сюзанне, Виталине и Мальвине доставалось больше всех. Артемида была девушкой легкомысленной и на лекциях появлялась нечасто. Когда доходила очередь до Алины, Мадерин смягчался, утрачивал свою язвительную остроту и разгромную речь произносил тише, спокойнее и даже как-то уважительнее.

Матвей спросил Алину про Мадерина, втайне рассчитывая, что она начнет возмущаться. Недовольство объединяет недовольных. Он был уверен, что после обсуждения мадеринских выходок они с Алиной станут немного ближе.

— Нравится, — ответила Алина и с улыбкой взглянула на Матвея. — Остроумный.

Такого ответа Матвей не ожидал. Все на курсе дружно возмущались выходками Мадерина. Однако, наблюдая за однокурсниками, Матвей видел, что многим нравилось слушать, как преподаватель гнобит «иностранок» — так из года в год традиционно называли его жертв.

На переменах сокурсники дружно сочувствовали «иностранкам». Но было немало тех, кто с нетерпением ждал продолжения. Кстати, посещаемость мадеринских лекций была чуть ли не стопроцентной.

Как и все, Матвей смеялся, когда Дмитрий Сергеевич выдавал очередные «мадернизмы». Но еще — ему было немного жаль девушек, совсем не виноватых в том, что родители выбрали им неславянские имена. Матвей недоумевал, почему взрослый образованный мужчина не понимает такой простой вещи.

— Люблю его слушать, — продолжала Алина, — особенно про «иностранок».

— Не обижаешься, когда он и про тебя начинает? — удивился Матвей.

— Не про меня, а про имя, — легко возразила Алина. — Нет, не обижаюсь. Это же его мнение. Но есть и другие.

— Мне нравится, что он высказывается уверенно. Твердо. Когда мужчина говорит таким тоном, смысл уже не важен, — серьезно сказала она.

Матвей не понимал ее. Ему казалось, Алина шутит. Как может нравиться человек, который постоянно унижает всех, кто не соответствует его ожиданиям.

— Да, он грубый, — так же серьезно продолжала Алина, — но он мне нравится.

— Мало кто говорит то, что думает. Все хотят подстроиться, — она искоса посмотрела на Матвея.

Тот с обидой принял это на свой счет. Может быть, не стоило говорить ей, что им по пути… Нужно было сразу сказать «Хочу тебя проводить». Наверное, она уже знала, что Матвей живет совсем рядом с институтом…

Он понял, что эта тема их не сблизит, и перевел разговор. Начал аккуратно расспрашивать Алину про ее занятия, вкусы, увлечения. Тогда Матвей был уверен, что можно понравиться девушке, если делать то, что нравится ей.

Алина негромко, слегка улыбаясь, рассказала ему про дорогие клубы, где бывала. Про взрослых обеспеченных мужчин, которые часто с ней знакомились. Про своих друзей — детей из богатых семей, в компании которых проводила время.

Матвей шел рядом с Алиной. Совсем близко. Но после всего, что он услышал, она показалась ему далекой и недостижимой. Как ведущая новостных программ на экране телевизора.

Вместе с грустью пришло понимание, что они из разных миров. Судя по всему, в мире Алины было достаточно денег. В мире Матвея денег почти не было.

Он понял, что в ее мире деньги существовали в немалых количествах, тратились легко, манерно и непринужденно. В его мире — зарабатывались с трудом и расходовались только на самое необходимое.

Матвей почувствовал стыд. Поддержать этот разговор он не мог. Рассказывать о дорогих клубах и ресторанах ему было нечего — он никогда не бывал в таких местах.

С Олей было проще. Матвей часами разглагольствовал о выдуманных похождениях, пытаясь выглядеть смелым и бесшабашным. Гордо бравировал невероятными историями, участником которых он якобы являлся. Повторить этот трюк с Алиной было так же неуместно, как прийти в театр в нижнем белье.

Матвей почувствовал себя скверно. Он впервые столкнулся с миром, где было спокойно и благополучно. Где ничего не знали о поездках зайцем в трамваях, чтобы сэкономить на мороженое. Где не надо было делать мучительный выбор — купить килограмм поношенной одежды в секонд-хенде или одни новые брюки.

Алина продолжала рассказывать про знакомых мужчин. Все они были существенно старше ее. О каждом из них она негромко, но деловито сообщала одни и те же факты: где познакомились, в каких ресторанах бывали и какая у него машина.

Слушая Алину, Матвей с удивлением понял, что в ее мире деньги не были ценностью. Наличие у человека достаточного количества средств воспринималось как абсолютно естественное достоинство. Причем такое же обязательное и неотъемлемое, как, например, вежливость.

Матвею было неловко и неудобно. При общении с Олей обычно говорил он и старался делать это развязно и громко, чтобы понравиться. А Оля улыбалась и кивала, уместно помалкивая. Скромно вставляла несколько слов, если вдруг ненадолго иссякал водопад выдуманных историй.

А в тот день Матвей шел рядом с Алиной и молчал; иногда выдавливал «угу», соглашаясь. Он растерялся, как подросток на первой школьной дискотеке: не знал, что говорить и что делать. И ненавидел себя за это.

Слушая тихий голос Алины, Матвей размышлял о своих перспективах. Она ему нравилась, но, как за ней ухаживать, он не знал. Пригласить ее на прогулку в парк? Угощать «Пепси» и мороженым? Смешно… Однако на другие развлечения денег не было. Взять их было неоткуда. Матвей знал, что доходов родителей едва хватает на еду. Ну, еще на минимум одежды.

У него оставался один, почему-то целиком заполнивший мысли Матвея вопрос. Один факт не укладывался в картину, которую уже нарисовало его воображение.

— Алина, почему ты этот институт выбрала? — с непонятной для себя надеждой спросил Матвей.

Может быть, хотел, чтобы она всё это выдумала? И ее родители, и окружение — вовсе не такие уж состоятельные…

Она улыбнулась и ответила:

— Папа предлагал Финэк. Но здесь его знакомый работает. Я подумала, что будет легче. И поступить, и учиться.

Объяснение оказалось неожиданно простым и невзрачным, как асфальт у них под ногами.

Они дошли с Алиной до метро. Под предлогом, что ему нужно в магазин, Матвей задержался на улице. Конечно, у него был проездной. Но не хотелось, чтобы поездка на метро списалась просто так.

Алина ушла, но чувство неловкости осталось. Словно Матвей провожал ее абсолютно голым. И девушка легко разглядела все его изъяны и несовершенства, но из вежливости не подавала виду.

После разговора с Алиной Матвею сразу же захотелось иметь много денег. Чтобы хватило пригласить девушку в ресторан, и там, небрежно развалившись за столиком, рассказывать ей, как провел время в ночном клубе.

Именно тогда он решил найти какую-нибудь подработку. В начале двухтысячных годов это было непросто. После кризиса 1998 года работы не хватало даже квалифицированным специалистам.

А Матвей был студентом первого курса. Вообще ничего не умел. Не мог работать полный день — нужно было посещать институт. Студентов бесплатного отделения отчисляли из-за прогулов пятнадцати пар. Всего за неделю отсутствия без уважительной причины из института можно было вылететь с треском.

Мысли об отсутствии денег раздражали Матвея, как хронический насморк. Конечно, родители еженедельно выдавали ему небольшую сумму. Половина уходила на покупку любимых журналов, а остаток Матвей тратил на дешевые пирожки с капустой, которыми обедал в институте.

Однажды, когда он еще встречался с Олей, Матвей купил два билета в кино и пригласил ее. После этого он неделю не покупал журналов, а деньги на пирожки стрелял у однокурсников.

До разговора с Алиной Матвей не ощущал своей бедности так остро. Все его друзья и знакомые жили похоже. Покупка новой куртки была событием. Копченая кура на столе — роскошью. Подарки на праздники — расточительством.

Где-то он прочитал, что бедность — школа жизни. Но ему больше не хотелось быть в этой школе двоечником, незамеченным и ненужным, обитающим где-то на предпоследней парте.

На следующий день Матвей купил несколько газет и начал звонить по объявлениям о работе. Выбор был невелик: официант, охранник, расклейщик объявлений.

В охранники он не годился. Спорт Матвей не любил с детства. Подтягивание было для него пыткой. Отжаться он мог всего несколько раз. А когда прыгал через козла, хохотал весь класс: Матвею никогда не удавалось перепрыгнуть правильно. И со второй, и с третьей попытки он завершал свой прыжок одинаково нелепо: сидящим на козле. Позже на очередной медкомиссии у него обнаружили плоскостопие и, к счастью, вообще освободили от неприятных уроков физкультуры.

К тому же миролюбивый характер и боязнь любого насилия не стали бы преимуществами при отборе в охрану. Эта работа требовала жесткости, смелости, наглости, крепких рук и хорошей физической формы, то есть всего того, чего Матвей был несправедливо лишен.

Перспектива стать расклейщиком не привлекала. Даже это название звучало ужасно. Матвею казалось, что шершавый суффикс «-щик» принижает название должности: уборщик, упаковщик, расклейщик… Не хотелось начинать трудовой путь в компании таких унылых персонажей.

Оставался официант. В его юношеской иерархии должностей официанты занимали довольно почетное место. Может быть, потому, что Матвей нечасто их видел.

До поступления в институт он бывал в ресторанах только на юбилеях родственников. В первые месяцы учебы Матвей дважды встречался с однокурсниками в недорогом баре. В первый раз — отмечали посвящение в студенты. Во второй — по какому-то надуманному поводу… Кажется, провожали осень.

В баре они брали только пиво, орешки и чипсы. Матвей запомнил, как гордо и высокомерно разговаривал с ними официант. Как снисходительно смотрел он на каждого, кто заказывал. Как перебивал и нехотя отвечал на вопросы. Картина была такая, словно бедные родственники неожиданно пожаловали к богатой родне, которая кривится, хмурится, цедит слова сквозь зубы, но выгнать не решается. Как-никак всё-таки родственники…

И еще, тот официант был очень важным. Давал понять, что он большой человек. Тогда Матвей еще не знал, что пустые и недалекие люди используют грубость и хамство как увеличительное стекло, чтобы казаться окружающим крупнее и значительнее в несколько раз.

В общем, Матвей решил устроиться официантом. Начал обзванивать кафе и рестораны по объявлениям о наборе сотрудников. Он был уверен, что справится. Особенно если повезет работать в вечерние или ночные смены.

Самым сложным казалось умение управляться с подносом. Матвей помнил, как на юбилеях родственников официанты приносили подносы, в несколько слоев заставленные тарелками. Нагромождение посуды казалось беспорядочным и хаотичным, однако блюда доставлялись целыми и неразрушенными. Он подумал, что дома нужно будет потренироваться.

Но везде были нужны официанты с опытом. Услышав про его отсутствие, на другом конце провода сразу же бросали трубку. Матвей ничего не успевал сказать ни про твердые намерения быстро обучаться, ни про готовность работать на совесть. После вопроса об опыте и его честного ответа «нет» Матвей слышал только короткие гудки.

Это была его первая попытка трудоустройства. Сделав примерно двадцать звонков, Матвей приуныл. Вакантный поднос владельцы ресторанов и кафе охраняли, словно чашу Грааля.

Еще мешали люди, которые громко негодовали ему в спину. Тогда у него не было мобильного телефона. Матвей звонил из телефонной будки и постоянно выслушивал недовольство ожидающих, что слишком долго занимает телефон-автомат.

Матвей стал ежедневно охотиться за газетами, в которых печатали объявления о работе. Покупал их рано утром и после окончания занятий бежал к ближайшему телефону-автомату.

На четвертый или пятый день Матвей неожиданно услышал в трубке вялое «ну, приходи, посмотрим». После такого количества отказов это зыбкое приглашение окрылило его. Словно после многих проигрышей ему наконец-то раздали полную руку козырей.

Он бежал домой, радостно повторяя адрес кафе, который был продиктован ему так же вяло и незаинтересованно. Но Матвея это не расстраивало. Он уже видел себя в белой рубашке и черных брюках. Уже ощущал, как оттопыриваются карманы, набитые щедрыми чаевыми.

Родителям Матвей решил пока ничего не говорить. Они были бы однозначно против. Особенно мама. Подработку расценили бы как пренебрежение институтом. Появление собственных заработанных денег стало бы серьезной заявкой на досрочное взросление. Матвею казалось, что родители еще не были к этому готовы.

Кафе находилось на окраине города, недалеко от Кировского завода. Располагалось оно на цокольном этаже в обычном жилом доме. Невзрачная вывеска обозначала вход. Чтобы попасть внутрь, нужно было спуститься по неровным ступеням.

Волнуясь, Матвей вошел в кафе и оказался в сумеречном, накуренном и душном помещении. Посетителей не наблюдалось. Столы были накрыты красными скатертями. Багровые портьеры спускались с карнизов. Низкие сводчатые потолки мрачно нависали над головой. У Матвея появилось ощущение, что он находится в чьем-то пустом желудке.

Рядом материализовался человек в белой рубашке. По блокноту в руке Матвей опознал официанта. Тот вопросительно смотрел на него.

— По поводу работы, — сказал Матвей.

Официант молча исчез так же незаметно, как появился. Матвей ощутил легкую зависть. Этот человек был на своем месте. Уже имел работу и знал, как ее выполнять. Уже получал зарплату и мог ее тратить. Кстати, официанту из того бара они всё равно оставили чаевые, хотя Матвею и сокурсникам очень не понравилось обслуживание. Просто им не хотелось соглашаться с тем, что он подумал о них.

Невысокий плотный мужчина кавказской внешности молча поманил его рукой и сел за ближайший столик. Матвей подошел, догадавшись, что это и есть владелец заведения. Сесть мужчина не предложил, и Матвей остался стоять.

— Как зовут? — спросил мужчина почти без акцента, не здороваясь и не представляясь.

— Матвей.

— Где работал?

— Пока нигде. Учусь. Студент, — объяснил Матвей.

— Студент, — нахмурился мужчина. — Знаю. Были у меня студенты. Как экзамен, работать не могут. Зачем мне студенты? Мне надо, чтобы работали.

— Я могу работать, — тихо сказал Матвей.

Почему-то уже в начале разговора он совершенно забыл речь, которую долго репетировал. Матвей хотел рассказать, что готов много работать, убедить, что быстро учится, заставить поверить, что он — исполнительный и послушный, что деньги ему нужны, чтобы продолжить учебу. Как когда-то Ломоносову…

Шутку про Ломоносова он оставил напоследок. Надеялся смягчить и рассмешить потенциального работодателя.

Мужчина тяжело и недобро смотрел на него. Матвей растерялся. Он понял, что не понравился владельцу, и хотел исправить впечатление. Но не мог заставить себя говорить. И молчал.

— С клиентами так же будешь разговаривать? — мрачно спросил мужчина.

— Нет, — тихо ответил Матвей.

Хотел что-то добавить и опять не смог. Для убедительности отрицательно помотал головой. Выдавливать из себя слова было сложнее, чем зубную пасту из пустого тюбика.

Матвей не понимал, почему, но ему было совсем не по себе и даже немного страшно. Его мучитель тоже молчал. Он словно увеличился, стал выше, массивнее и тяжелее, и давил Матвея своим молчаливым презрением.

— Ладно, телефон оставь, — сказал владелец и вздохнул.

Этот вздох словно сдул его до нормальных размеров. Матвей как будто заново увидел немолодого мужчину, сидевшего напротив. Губы его были плотно сжаты, но в глазах Матвей с удивлением заметил колючее веселье, как у человека, который готов рассказать скабрезную шутку. Мужчина опять вздохнул, и Матвею показалось, что нелюбезный собеседник очень устал.

Тогда Матвей наконец заговорил. Быстро выложил подготовленную речь, даже зачем-то соврал, что его тетя была директором ресторана, он пару раз там подрабатывал, и небольшой опыт у него всё-таки есть.

Мужчина молча выслушал Матвея. Дополнительных вопросов не задавал. Достал из кармана лист бумаги, развернул его, и Матвей увидел, что одна сторона полностью занята каким-то списком. Мужчина перевернул лист. Список продолжался до середины, дальше было свободное место.

— Телефон оставь, — повторил он.

Матвей продиктовал. Мужчина записал имя и телефон внизу списка. Матвей догадался, что это был перечень кандидатов, которые приходили до него. И понял: шансов, что ему позвонят, не больше, чем найти в библиотечной книге сто долларов.

Ему действительно никто не позвонил. Матвей продолжал поиски упрямо, но безрезультатно. Никому не нужен был студент, который больше не хотел быть бедным.