Нетолерантность

Максим Бельский

Книга о политике и истории.

Памяти Александра Печерского

1

Я хорошо помню один из зимних вечеров начала 1991 года. К этому моменту я уже вовсю втянулся во внезапно пробудившуюся от долгой спячки еврейскую жизнь Минска и, как обычно, пришёл на снятую Sochnut квартиру в центре города. Там на видеомагнитофоне крутили разные исторические фильмы на еврейскую тематику и про Израиль, доступ к которым в СССР был раньше запрещён, а после нескольких лет горбачёвской перестройки стал возможен. Работники Sochnut как правило по — русски не говорили, но это было и не так важно, поскольку фильмы были с русскими субтитрами. Посмотрев несколько фильмов, я будто бы соприкоснулся с некой альтернативной вселенной, о которой ничего не знал. В тот раз на видео был фильм Escape from Sobibor («Побег из Собибора»). Я даже не могу передать охватившие меня тогда эмоции, они просто захлестнули меня. По существу, именно тогда я впервые узнал про Холокост, про геноцид еврейского народа нацистами.

А ещё про то, что евреи смогли совершить неслыханный подвиг, на который кроме них не мог решиться никто: организовали успешное восстание, перебили эсэсовскую охрану и бежали из лагеря смерти. Это вызвало ужас и ярость самого главного палача Третьего рейха Г. Гиммлера, который после этого побега приказал лагерь уничтожить и замести следы своих преступлений. Позднее я узнал, что это был далеко не единственный случай героического сопротивления: за несколько месяцев до восстания в Собиборе произошло восстание евреев в Треблинке, а в начале 1945 года группа узников Аушвица — Биркенау сумела взорвать один из крематориев, что положило конец этой фабрике смерти. Но всё это я узнал спустя годы, а тогда…

Ярчайшим эпизодом фильма было прибытие в Собибор лейтенанта Печерского во главе группы пленных солдат — евреев. Израненные, в изорванной форме, измождённые, они тем не менее сохранили неукротимый дух и презрение к нацистским палачам. Рутгер Хауэр в роли Печерского был прекрасен. Пересказывать фильм я не буду, скажу лишь, что сюжет навсегда врезался мне в память. В конце полоснуло как бритвой: «Фильм основан на реальных событиях». А ведь не только я один — вообще никто в СССР ничего не слышал о мужестве и героизме евреев. Латентный антисемитизм тех лет рисовал обратную картину: еврейские трусы и дезертиры лишь и умели, что прятаться от фронта в Ташкенте. Я понимал, конечно, что всё это было очередным наветом, поскольку ВСЕ мои родственники, оставшиеся в живых и не павшие на полях сражений, были покрыты ранами и увешаны боевыми орденами. И тем не менее мерзкий яд антисемитской пропаганды отравлял саму атмосферу, в которой мы жили. На этом фоне фильм был просто — таки глотком чистой воды в пустыне.

Несколько лет тому назад я случайно прочёл статью о том, что один из выживших во время побега евреев, некто Томас Блатт, всю свою жизнь не оставлял попыток найти и встретиться с героем. В 1980 году его поиски увенчались успехом, и он приехал к Печерскому в Ростов!

Я лишь могу гадать, что происходило у них в душе. Но скупые строки статьи доносят кое — что до нашего сведенья.

«Томас Блатт:

— Ты возглавлял самое успешное восстание нацистских узников во время Второй мировой войны. Тебе обязаны жизнью много людей. Получил ли твой подвиг признание?

Печерский ответил саркастически:

— Да, после войны я получил награду. Я был арестован, меня считали предателем, потому что я попал в плен к немцам. Считали так, даже несмотря на то, что немцы взяли меня раненым».

И дальше:

«Томас Блатт:

— Я спросил его, есть ли у него какая — то медаль от правительства.

Он ответил:

— Ничего.

— Почему?

Он открыл дверь, посмотрел, нет ли кого в коридоре, и сказал:

— Но ведь я же еврей…»

2

Подвиг Александра Печерского получил широкую огласку после фильма Хабенского «Собибор», где актёр попробовал свои силы в качестве режиссёра. Обсуждать этот фильм я не буду, поскольку он не документальный, а художественный, что позволяет режиссёру донести до зрителей своё видение исторических событий. Я лишь остановлюсь на некоторых фактах, которые дошли до нас, и попробую проанализировать их.

Из биографии героя нам известно, что он родился 22 февраля 1909 года в Кременчуге в еврейской семье, а в 1915 году семья перебралась в Ростов — на — Дону. Его отец Аарон служил юристом в чаеторговой фирме Высоцкого, и переезд, вероятно, был связан с его переводом на новое место работы. Мать — Софья Марковна Печерская. У него были брат Константин (1907), сёстры Фаина (1906) и Зинаида (1921).

После прохождения срочной службы и демобилизации из рядов РККА А. Печерский успешно окончил Ростовский государственный университет. С 1936 года работал инспектором хозяйственной части в Ростовском финансово — экономическом институте. В свободное от работы время руководил музыкальным кружком и участвовал в любительских спектаклях.

22 июня 1941 года его призвали в армию. Поскольку он был человеком с высшим образованием, уже в сентябре ему присвоили звание техника — интенданта 2 ранга (соответствует лейтенанту). Он служил делопроизводителем 596‑го корпусного артиллерийского полка 19‑й армии. В районе Вязьмы, когда нацистские армии взяли в кольцо многотысячную группировку советских войск, Печерский получил ранение и попал в плен.

Из мемуаров Печерского:

«Мне и небольшой группе поручили выносить из окружения комиссара полка, который был тяжело ранен. Нашу группу возглавлял политрук т. Пушкин, но он имел глупость пригласить в землянку, когда мы были на отдыхе, двух гражданских с тем, чтобы кое — что узнать, и через полчаса нас окружили и забрали».

3

В сентябре 1945 года Печерский дал показания в Еврейском антифашистском комитете (спустя несколько лет, в 1952 году, все члены ЕАК были расстреляны за «связи с еврейскими националистическими организациями Америки»): «С октября по январь питались только дохлой кониной в любом её состоянии и вонючую варили. На шестьсот человек ведро муки и вареная дохлятина. Это все. Хлеба не давали. При таком питании тиф был неизбежен».

Находясь в плену, Печерский переболел тифом, но сумел скрыть это от охраны и только потому не был расстрелян, поскольку нацисты не церемонились и безжалостно уничтожали всех ослабленных военнопленных. В мае 1942 года он настолько поправился, что вместе с четырьмя другими заключенными предпринял первую попытку бежать, но безуспешно. Через штрафной лагерь в белорусском городе Борисове Печерского переслали в трудовой лагерь в Минске. В трудовом лагере он не задержался, поскольку выяснилось его еврейское происхождение (по одним данным во время медосмотра, по другим — на него донес что — то из числа своих же, военнопленных советских солдат). Печерского немедленно бросили в подземный карцер, без пищи и воды, а затем в октябре 1942 перевели в трудовой лагерь, располагавшийся на улице Широкой в Минске, где условия были просто невыносимы — узников умерщвляли непосильной работой. Тем не менее и оттуда он попытался бежать. И опять безуспешно. Эсэсовцы поймали всех, но зверской смерти предали 50 заключенных. Печерский пишет: «Всех их не просто убили, а долго пытали. Сначала беспощадно избивали плетьми и натравляли на них собак. Затем глумливо провели через весь город с поднятыми вверх руками, потом загнали их в баню и, раздев до гола, обливали попеременно то горячей, то холодной водой. Только после этого фашисты выбросили их во двор на снег и открыли по ним огонь из автоматов». Печерского же хотя и не убили, тем не менее этапировали в лагерь смерти Собибор.

4

Нацистский лагерь смерти Собибор (SS-Sonderkommando Sobibor) был создан на юго — востоке Польши весной 1942 года. Просуществовал лагерь чуть менее полутора лет, и за это время в нём было уничтожено около 250 тыс. евреев из Польши и других европейских стран. Комендантом лагеря в этот период был гауптштурмфюрер СС Франц Штангль, под его командованием находилось около 30 унтер — офицеров СС. Охрану лагеря осуществляли коллаборационисты, преимущественно украинцы, так называемые «травники»: они прошли обучение в лагере Травники для подготовки карателей из числа добровольцев с захваченных территорий. Именно в это жуткое место пришёл эшелон с пленными, которых на протяжении всех четырёх дней пути не кормили и не поили. Печерскому опять повезло: после выгрузки он назвался столяром и его отделили от общей массы и погнали во внутренний двор лагеря. Там он познакомился с неким Борисом, говорившим по — русски, и тот сразу объяснил ему, что это за место.

Из воспоминаний Печерского: «А что это горит там? — показал я на багровое пламя, видневшееся в стороне от лагеря на расстоянии не более полукилометра. Борис осмотрелся по сторонам, взглянул пытливо на меня, потом ответил тихо: «Не смотрите туда, запрещено. Это горят трупы ваших товарищей по эшелону»».

Вот как он описал процесс уничтожения: «(Евреи) шли, выстроившись колонной, окруженные усиленной охраной, вдоль проволочного заграждения. Впереди женщины в одних сорочках и дети, позади — на расстоянии ста метров — голые мужчины. Вот наконец ворота, над ними надпись: «Лагерь № 3». Во дворе — большие каменные здания двух бань с маленькими оконцами, защищенными толстой железной решеткой. Женщины и дети вошли в одну баню, мужчины — в другую. Охрана осталась снаружи и тотчас же заперла за вошедшими тяжелые, обитые железом двери. Некоторые в бане, взяв тазы, подошли к кранам за водой. Но дикий, нечеловеческий крик заставил их оглянуться и оцепенеть. С потолка, через широкие металлические трубы ползли темные, густые клубы газа, нагнетаемые при помощи электромашин… Не прошло и пятнадцати минут, как всё было кончено. В двух банях на полу остались груды почерневших трупов». Чтобы заглушать несчастных, нацисты держали в лагере 300 гусей, которые начинали гоготать, когда нацисты начинали душить евреев газом.

Из его воспоминаний становится ясно, что Печерский уже в первый день начал строить план побега из лагеря. Основными его помощниками были, естественно, товарищи, с которыми он провёл в плену много месяцев и прибывшими сюда из Минска.

Но на этот раз он решил не ограничиться лишь несколькими посвященными в план побега людьми, а спасти всех узников, до единого человека. Для этого необходимо было завоевать авторитет у измученных евреев других стран. Ради этого Печерский и его товарищи устроили настоящий акт неповиновения — начав петь по пути на работу песню «Если завтра война». За это их избили плетьми. Но экзекуция их не остановила. Желая выразить своё презрение к врагу, уже через несколько дней они запели, глядя прямо в лицо эсэсовскому начальнику охраны «Марш советских авиаторов». На этот раз плетьми дело не обошлось, их избили до полусмерти. Здесь я должен отметить, что «Марш советских авиаторов» как две капли воды похож на нацистскую «Песню молодого рабочего» (Das Berliner Jungarbeiterlied), в которой поётся среди прочего про еврейский трон, который нацисты свергнут. Вряд ли эсэсовцы знали о марше «сталинских соколов», а вот свои марши они знали хорошо…

Но авторитет был завоёван, и всё больше и больше людей становилось вовлечено в подготовку восстания.

5

«Бежать отсюда очень трудно, почти невозможно. Каждый лагерь (то есть сектор лагеря — М. Б.) огорожен колючей проволокой высотой в три метра, затем идет заминированное поле шириной в пятнадцать метров, а за ним еще один ряд колючей проволоки. Не забудьте и о глубоком рве. Охрана, примерно, 120–130 человек, в том числе 14 офицеров».

Лагерь был расположен в глухом лесу рядом с железной дорогой, ветка которой заходила в тупик. Лагерь обнесли колючей проволокой в четыре ряда. Между третьим и четвёртым рядами всё было заминировано. Между вторым и третьим рядами было организовано постоянное патрулирование. На вышках также постоянно находились часовые, вооружённые пулемётами.

Собибор делился на три «подлагеря»: в первом находился рабочий лагерь (мастерские и жилые бараки), во втором — парикмахерский барак и склады, где хранили и сортировали вещи убитых, в третьем находились замаскированные газовые камеры, в которых проходили массовые казни.

Поначалу узники хотели вырыть подкоп, но затем быстро отказались от этой идеи, поскольку понимали, что это потребует слишком много времени, которого у них нет, поскольку нацисты часто убивали заключенных и меняли весь состав лагеря. К тому же приближалась зима, которая сводила шансы на спасение к нулю.

Из воспоминаний Печерского: «Плохо то, что потребуется очень много времени, чтобы через подкоп длинной 35 метров проползли один за другим 600 человек. Да и не только проползли, но чтобы и дальше пробрались незаметно».

Большой удачей явился переход на сторону восставших нескольких капо (старших над заключенными). Они могли беспрепятственно перемещаться по территории лагеря и поддерживать связь между разными группами задействованных при подготовке к восстанию узников.

В лагерной кузнице в короткий срок было изготовлено 70 ножей. К 7 октября план был окончательно утверждён: «Бежать надо всем. Уничтожив предварительно всех немецких офицеров поодиночке и быстро, в течение одного часа, чтобы они не успели обнаружить исчезновение своих и поднять тревогу. Уничтожить их надо в мастерских, куда они будут вызваны под разными предлогами… В четыре часа надо перерезать связь, проходящую через второй лагерь в помещение резервной охраны. Также в четыре часа начать уничтожение офицеров в лагере № 1. В четыре с половиной часа Бжецкий (один из капо, перешедших на сторону восставших) выставляет всех лагерников в колонну, якобы для работы, и они направляются к главным воротам. В первые ряды колонны становятся люди из СССР. По дороге они должны овладеть оружейным складом, после чего незаметно пристроиться к колонне, а дойдя до ворот, снять часового и напасть на караульное помещение».

6

В своём фильме про восстание Хабенский придумал сцену, в которой оберштурмфюрер СС Карл Френцель приказал ему расколоть пень. Вероятно, Хабенский думал, что эта сцена полна христианского символизма. Не мне осуждать или одобрять еврейского режиссёра за его религиозные убеждения, замечу лишь — на самом деле снятое в фильме не вполне соответствует реальной истории. Печерский рассказал об том в 1984 году, и его свидетельство было записано на видео: «Мы кололи пни. Впереди меня стоял голландец — молодой человек в очках… Этот голландец не то что расколоть, он даже колун не мог поднимать, и вот это заметил [Френцель]. Подходит, становится сзади голландца, голландец поднимает колун, Френцель — плеть. Он любил бить людей так, чтобы был какой — то ритм. Я засмотрелся этой сценой, Френцель заметил и говорит: «Сome, come» («Подойди, подойди»).

…Я подошел, он выбирает большой пень, ставит его, показывает на часы и говорит: «Пять минут. Расколешь — пачку сигарет, не расколешь — 25 плетей». И когда я расколол этот пень, он протягивает мне сигареты с улыбкой, показывает на часы и говорит: «4,5 минуты». Я ему говорю: «Спасибо, я не курю». Он… уходит и возвращается с половиной буханки хлеба и пачкой маргарина. Я знал, откуда он взял этот хлеб. — Здесь голос Печерского начинает дрожать от подступающих слез. — Он его взял во втором лагере (место, где прибывшие эшелонами люди оставляли все свои вещи и одежду, чтобы затем проследовать в третий лагерь — в газовые камеры). И мне показалось, что капает кровь с его пальцев, потому что хлеб привезли люди, которых всех уничтожили. И мне стало страшно, когда я увидел эти капли крови. Я сказал: «Спасибо, то, что я здесь получаю, для меня вполне достаточно». У него рука дрогнула».

7

Разумеется, воспоминаниям А. Печерского можно доверять, но при этом следует понимать, что даже во времена относительно «травоядные» в СССР он НЕ мог рассказать ВСЁ.

В воспоминаниях Александра Печерского, например, многократно упоминается молодая девушка по имени Люка. Он писал, что Люка — дочь коммуниста — антифашиста, что, по всей видимости, не соответствовало действительности: в лагерь уничтожения она попала как еврейка. Вольно или невольно, но благодаря их знакомству подготовка к восстанию получила новый импульс — в заговор теперь были вовлечены также и женщины. Теперь подготовка шла преимущественно в женском бараке или возле него, поскольку это было более безопасно — нацисты были уверены в том, что вечерние встречи носили интимный характер, что не вызывало особых подозрений у охраны. Люка не понимала русского языка и её, по всей вероятности, использовали как прикрытие, поскольку рассказать содержимое бесед о готовящемся побеге она не могла. По мере сил она дела всё возможное, чтобы быть полезной восстанию.

Вот что о ней известно. Люка — это её вымышленное имя. Настоящее имя — Гертруда Попперт (Gertrude Poppert), урождённая Шёнборн (Schönborn).

Отец Гертруды — немец — католик Антон Шёнборн, маляр, затем коммивояжёр из Дортмунда. В 1909 году женился на еврейке Сельме Розенбаум. Через год у них родилась старшая дочь, Хильда, а через четыре года — младшая, Гертруда. Это значит, что на момент восстания в Собиборе Люка была не молоденькой девчушкой, но замужней женщиной возрастом под 30 лет. Обе девочки были записаны как иудейского вероисповедания. Известно, что перед Первой мировой войной Антон вместе с компаньоном организовали фирму по продаже бумажных и галантерейных товаров. Никаким коммунистом он не был, как раз наоборот: документы о браке его дочерей позволяют утверждать, что Антон стал членом нацистской партии (НСДАП). Антон Шёнборн скончался 17 декабря 1944 года в Дортмунде от сердечного приступа.

1 октября 1944 года мать Люки, Сельму, депортировали из Дортмунда в пересыльный лагерь в Берлине, где, по всей видимости, она и погибла.

О жизни Люки после прихода к власти нацистов можно лишь догадываться, известно лишь, что в 1938 году ей удалось уехать в Голландию. Официальной причиной эмиграции стало замужество: 22 декабря 1938 года она вышла замуж за Вальтера Михеля Попперта из Амстердама.

После оккупации Голландии нацистами молодоженам некоторое время удавалось спокойно жить, поскольку Люка, согласно расовым законам Третьего рейха, являлась полукровкой. Везение закончилось 30 апреля 1943 года: Гертруда и Вальтер Попперт были депортированы в пересыльный лагерь Вестерборк, а оттуда 18 мая 1943 года в Собибор.

Сохранились две открытки Вальтера и Гертруды, отправленные из Собибора, датированные июнем и августом 1943 года (нацисты позволяли обречённым отправлять такие открытки, чтобы замести следы своих преступлений). Из последней следует, что Гертруда ухаживает в лагере за кроликами, а Вальтер работает бригадиром в «лесной команде» по заготовке древесины. Именно благодаря наличию этих открыток удалось установить, что Люка из воспоминаний Александра Печерского на самом деле — Гертруда Попперт. Дальнейшая судьба Люки и её мужа неизвестны, по всей вероятности, они погибли во время восстания.

Её сестре Хильде Шёнборн повезло больше: в феврале 1940 года она вышла замуж в Дортмунде за Эриха Соломона Френкеля, после чего согласно расовым законам они были записаны полукровками первой степени и избежали репрессий, а затем и депортации. После того как мать депортировали, Хильда до конца войны скрывалась в Эинхаузене, потом вернулась в Дортмунд. Её мужу Эриху Френкелю повезло чуть меньше, но он остался жив: после ареста 16 апреля 1944 года он был депортирован в трудовой лагерь на каторжные работы, откуда через год был освобождён американцами. В 1951 году супруги выехали в США, а затем в 1958 году вернулись в Германию.

Налицо явная нестыковка с воспоминаниями Печерского, который писал, что Люка была родом из Гамбурга, была дочерью коммуниста, на вид ей было 18 или 19 лет, с коротко стрижеными каштановыми волосами, много курила. Попала в лагерь из Голландии, вместе с матерью и двумя братьями. Накануне восстания Люка подарила Александру рубашку и попросила надеть её «на счастье», поскольку якобы отец — коммунист носил её словно талисман.

Вероятно, создание подобного образа было необходимо для дуболомов из СМЕРШа, которым могла не понравится правда: Люка вовсе не была дочерью коммуниста (а совсем наоборот) и молоденькой девушкой, а взрослой женщиной, чей муж, Вальтер, был в лагере бригадиром по лесозаготовкам (что вполне естественно, поскольку немецкий был его родным языком и эсэсовцы могли давать ему задания, не боясь быть непонятыми). Вероятно, муж также был активно задействован в восстании. Они оба героически погибли, борясь с врагом, но для чекистов такая связь пленного офицера уже могла потянуть на 58 статью и жестокое наказание.

Впрочем, всё это не более чем мое предположение.

8

Восстание началось 14 октября около трёх часов дня. Первым ликвидировали унтерштурмфюрера (лейтенанта) СС Эрнста Берга, пришедшего в лагерную портняжную мастерскую, чтобы примерить новый костюм. Его зарубили топором, быстро, но не очень ловко. Впрочем, до того, как он успел закричать и поднять тревогу. Из воспоминаний Печерского: «Эрнст Берг всё время стоял лицом к Шубаеву (вероятно, одному из портных). Тогда (второй портной?) Юзеф повернул немца лицом к двери под предлогом, что так лучше делать примерку. Шубаев мгновенно схватил топор и со всего размаха хватил Берга обухом по голове. Из нее брызнула кровь. Фашист вскрикнул и зашатался. Лошадь (вероятно, стоявшая во дворе), услышав крик хозяина, шарахнулась от мастерской. Если бы она побежала по лагерю, то это могло сорвать все наши планы. К счастью, один из лагерников успел схватить лошадь под уздцы. Вторым ударом Шубаева Берг был добит. Труп его бросили под койку в мастерской и закидали вещами. Залитый кровью пол в мастерской быстро засыпали приготовленным заранее песком. Шубаев схватил пистолет Берга и принес его ко мне. Я обнял его».

Ровно через час в сапожной мастерской зарубили ещё одного эсэсовца по фамилии Гедтингер, а затем с небольшим перерывом ликвидировали ещё четверых палачей. Повредили связь. К половине пятого было убито уже десять унтер — офицеров СС. Восставшими было захвачено 11 пистолетов и автомат, которые добавили к заготовленным заранее винтовкам, захваченным в слесарных мастерских (находившихся там в ремонте).

Без пятнадцати пять участвующий в заговоре капо Бжецкий подал свистком знак для всеобщего построения на лагерном плацу. Затем события стали развиваться стремительно: «Во двор вошел начальник караула — немец из Поволжья — и стал ругаться. Он положил руку на кобуру, но не успел выхватить пистолета, как несколько топоров опустилось на его голову. Женщины заволновались (поскольку далеко не все из 550 заключенных были посвящены в заговор). В этот момент к нам приближалась колонна из второго лагеря. Нельзя было терять ни секунды. Я крикнул: «Товарищи! К воротам!» Все ринулись вперед. Сначала побежали к оружейному складу. Оставшиеся в живых немецкие офицеры попытались преградить дорогу толпе, открыв огонь из автоматов, но поднять общую тревогу они не успели. Некоторые стали перерезать проволоку возле офицерского домика. Остальные кинулись к центральным воротам. Сняв часового, побежали в лес, отстреливаясь на ходу из захваченных у убитых немцев пистолетов и винтовок. Те, у кого не было оружия, засыпали глаза фашистов песком, бросали в них камни. Группа, бежавшая из второго лагеря во главе с Борисом, бросилась влево от центральных ворот. Им пришлось преодолевать заминированное поле, и здесь многие погибли. Я покинул лагерь одним из последних, только тогда, когда убедился, что все уходят из него».

Известно, что из 550 заключённых лишь 340 человек смогли скрыться в окружающих лесах, остальные погибли при побеге либо не смогли бежать и были уничтожены гитлеровцами. Спаслись, однако, далеко не все: нацисты немедленно организовали погоню, в ходе которой были пойманы и расстреляны 170 человек. Ещё 90 беглецов было выдано на расправу гитлеровцам местными жителями, всех их также убили. Местные жители получили награду за предательство. Я часто думаю о Константине Паустовском, который написал в своей книге «Начало неведомого века» такие слова: «Сила человеческой совести всё же так велика, что никогда нельзя окончательно терять в нее веру». Был ли он прав? Быть может, человеческая совесть — это удел немногих? Ведь если сравнить горстку праведников мира, спасавших евреев из лап гитлеровцев, с огромной армией коллаборационистов, то ответ на этот вопрос очевиден…

Сам Печерский находился во главе группы из восьми основных русскоязычных участников восстания, в которую вошли, по его словам, «Шубаев, Цыбульский, Аркадий Вайспапир, Михаил Ицкович, Семен Мазуркевич и еще трое». Их спасло то, что они практически безостановочно двигались на восток и уже через три дня непрерывной гонки перешли через брод реку Буг, оказавшись на советской территории, оккупированной нацистами. Из воспоминаний Печерского: «В ночь на 20 октября мы вступили на землю Белоруссии. 22 октября мы встретили недалеко от Бреста партизан из отряда имени Ворошилова. А 23 октября мы уже получили первое боевое задание». Итак, 22 октября 1943 года Александр Печерский с другими бывшими узниками вступил в партизанский отряд имени Щорса. Здесь он стал подрывником и пускал под откос вражеские эшелоны (как минимум два) и уничтожал коммуникации.

9

Летом 1944 года началось освобождение регулярными частями Красной армии временно оккупированной советской территории. Партизанский отряд влился в состав Красной армии, но Печерский был немедленно арестован офицерами особого отдела. Сдача в плен жестоко каралась, и ни еврейское происхождение (поскольку всем было хорошо известно, что нацисты евреев сразу уничтожают и ни о каком сотрудничестве с ними не могло быть и речи), ни пребывание в лагере смерти, ни героизм, проявленный в партизанском отряде, не спасли Печерского. За сдачу в плен его не восстановили в звании, а направили в 15‑й штурмовой стрелковый батальон, другими словами — в штрафбат, «смывать кровью» пребывание в плену. Печерскому снова «повезло»: участвуя в тяжелых боях за город Бауcк 20 августа 1944 года, он был тяжело ранен в бедро осколком мины.

Лечение было тяжёлым, он провел в госпитале более четырёх месяцев, после чего советская власть его простила, и он получил инвалидность, вернулся в Ростов — на — Дону и некоторое время работал администратором в Театре музыкальной комедии.

В 1948 году началась печально известная «антисемитская пятилетка» — время преследований так называемых безродных космополитов. Печерского уволили с работы, и в течение пяти лет он не мог устроиться ни на какую работу и жил на иждивении своей жены Ольги, настоящей святой русской женщины, с которой познакомился во время излечения в подмосковном госпитале. Лишь после смерти Сталина Печерский смог снова получить работу: в 1954 году на заводе «Ростметиз» его назначили мастером багетного цеха.

Никакого признания своих подвигов Печерский в СССР не получил.

Лучшей эпитафии восставшим в Собиборе, чем слова президента Польши Леха Валенсы, не придумать: «Евреи одержали моральную победу. Они спасли своё достоинство и честь, они отстояли достоинство человеческого рода. Их деяния нельзя забыть».

Всё именно так. Нельзя забыть величайший триумф людей над нелюдью. До сих пор нацистская зараза не изжита до конца с лица земли. Реет гитлеровский флаг над сектором Газа, льётся кровь евреев по всему миру, их убивают лишь за то, что они родились евреями. Война не окончена, это священная война между силами добра и зла, между моралью и человеческим падением, между Б-гом и силами Ада. Александр Печерский и его товарищи победили в неравном сражении той войны, дав всем нам, живущим ныне, пример несгибаемого мужества. Вечная им память.