Нетолерантность

Максим Бельский

Книга о политике и истории.

Катастрофа и героизм. Маша Брускина, Минск, 1941 год

Работу над продолжением рассказа о восстании в лагере смерти Собибор и подвиге Александра Печерского мне неожиданно пришлось отложить из — за начавшейся в социальных сетях дискуссии после публикации первой части. Неожиданно я стал получать отклики даже от малознакомых и незнакомых людей, которые начали делиться воспоминаниями своих родственников старшего поколения. Буквально у всех на передний план выходит горькая обида за то, что в Советском Союзе подвиги и великие свершения их родных в грозные годы войны (да и после тоже) никак не поощрялись и, более того, сознательно замалчивались властями. Происходило планомерное выхолащивание истории, в которой героям — фронтовикам, труженикам тыла, партизанам и подпольщикам, организаторам антинацистских восстаний в гетто и лагерях уничтожения еврейской национальности не оставалось места. Увы, такова была политика государственного антисемитизма в СССР.

Внезапно в памяти возник светлый образ моего глубокоуважаемого и любимого родственника, Аркадия Бржозовского (ז»ל), который навсегда ушёл от нас в 2009 году. Это был потрясающий человек, эрудит и умница, искрящийся дружелюбием. Все родственники его просто обожали и всегда ставили в пример детям как образец порядочного и интеллигентного человека. Великолепный журналист, талантливый поэт и прозаик. О нём можно говорить бесконечно, но одно качество я хотел бы отметить особо: он никогда не проходил мимо чужого горя, обладал повышенной чувствительностью, что сказалось на его сердце, которое в конце концов не выдержало внутреннего горения…

Последний раз мы с ним встречались в Иерусалиме в середине 90‑х годов минувшего века, когда он в составе белорусской делегации приехал на международную книжную ярмарку. Не вдаваясь в подробности нашей встречи, скажу лишь, что я предложил ему посетить музей Катастрофы «Яд ва-Шем» и во время поездки туда стал жарко рассказывать ему про основные моменты геноцида еврейского народа (Холокост), которые в бывшем СССР старательно замалчивали. Аркадий Самуилович грустно посмотрел на меня и сказал: «Максим, но ведь я это давно уже всё знаю». Лишь тогда я вспомнил, КТО стоит передо мной, — человек, заслуги которого перед еврейским народом начались ещё тогда, когда я ещё пешком под стол ходил. Он встречался и брал интервью у людей, которые могли рассказать про Холокост не в пересказе…

Тогда он с невыразимой грустью поведал мне жуткую историю сознательного замалчивания советскими властями подвига минчанки Маши Брускиной из — за её еврейского происхождения. А также рассказал мне и о том, что эта история вовсе не являлась исключением из правил, отнюдь, это была сознательная антисемитская политика СССР. Я тогда подумал, что война, выходит, не была окончена в 1945 году. Я не ошибся, преступления прошлого продолжают убивать и сегодня, но об этом позже.

1

Уинстон Черчилль в книге «Вторая мировая война» пишет о том, что летом 1932 года в связи с работой над книгой «Жизнь Мальборо» он посетил Нидерланды и Германию. В Германии — тогда ещё Веймарской республике — он поселился в отеле «Регина». Здесь с ним встретился нацист по имени Эрнст Франц Седжвик Ганфштенгель (Ernst Hanfstaengl), один из друзей и последователей Гитлера. Он мечтал организовать встречу своего кумира со столь видным английским политиком, как Черчилль. Но сэр Уинстон задал вопрос: «Почему ваш вождь так жестоко ненавидит евреев? Я могу понять ожесточение против евреев, которые в чем — нибудь провинились или выступают против своей страны, мне понятно также, когда противодействуют их попыткам захватить господствующее положение в какой бы то ни было области. Но как можно быть против человека только потому, что он от рождения принадлежит к той или другой нации? Разве человек властен над своим рождением?»

Нацисты таких вопросов не задавали. В том далёком 1932 году нацистская партия лишь набирала силу, Ганфштенгель был всего лишь одним из миллионов антисемитов, которых пруд пруди во всех странах мира. Однако, придя ко власти, эти люди объявили еврейский вопрос основным в свой политике. Шесть лет их диктатуры ознаменовались последовательной демонизацией и невиданным преследованием евреев Германии. После начала Второй мировой войны даже Хрустальная ночь показалась детским праздником. Всюду, где ступала подошва нацистского солдата, евреев ожидала лишь одна участь — смерть. Эвфемизм «окончательное решение еврейского вопроса» скрывал план планомерного геноцида. Впрочем, иногда нацисты и не скрывали своих замыслов, а выражались предельно ясно, как сегодня иранские аятоллы в отношении Израиля. Например, ещё 30 января 1939 года Гитлер, который буквально горел идеей реваншизма и жаждал новой войны, громогласно провозгласил с трибуны Рейхстага, что если евреи ввергнут Европу в войну (заранее делая из них козла отпущения собственных преступлений), то «результатом войны будет не большевизация мира и, следовательно, триумф еврейства, а уничтожение еврейской расы в Европе».

Работа над историческими материалами может повергнуть любого человека в шоковое состояние, поскольку представляется совершенно невероятным, до какой низости может пасть человек, на какие преступления он способен… Зверства нацистов были настолько чудовищны, что не поддаются никакому логическому объяснению. У меня лично создалось впечатление, что это не германские войска перешли границу и атаковали СССР в 1941 году, а стая бешенных псов, которая повсюду сеяла смерть и разрушения. Впрочем, мёртвая голова с костями на фуражках эсэсовцев являлась вполне адекватным символом того, что несли орды нацистов народам мира.

2

22 июня 1941 года нацистская Германия неожиданно для всех разорвала союз со Сталиным и напала на Советский Союз. Повторилась ситуация сентября 1939 года, когда два хищника набросились на Польскую республику, только на этот раз один хищник, коричневый, впился клыками в горло другого, красного. За несколько месяцев ожесточённых боевых действий безжалостными захватчиками была оккупирована территория, на которой до войны проживало около трёх миллионов евреев. Лишь немногим удалось спастись бегством и эвакуироваться на восток, поскольку никто не мог предположить столь скорого разгрома войск Красной армии и стремительного продвижения нацистов вглубь советской территории.

«Приграничное сражение» было полностью проиграно Красной армией, нацистские войска захватили невероятное количество пленных и боевых трофеев, уничтожили тысячи советских танков и боевых самолётов, а линия фронта стремительно катилась на восток. Советские солдаты попадали в котлы, из которых невозможно было вырваться, погибали или сдавались. Нацисты воспользовались ошеломляющим эффектом внезапности своего нападения на недавнего союзника не только для того, чтобы деморализовать и разгромить Красную армию, но и для незамедлительной реализации своего преступного плана физического уничтожения всех Untermensch («недочеловеков»), то есть, согласно нацистской идеологии, «низших людей», прежде всего — евреев. Еще в 1935 году рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер писал: «Пока на земле существуют люди, борьба между человеком и недочеловеком будет историческим правилом; борьба, которая ведется евреями против остальных народов, если мы заглянем в далекое прошлое, принадлежит к естественному течению жизни на нашей планете. Можно легко убедиться в том, что эта борьба на жизнь и на смерть является законом природы, напоминающим борьбу инфекции против здорового организма». В брошюре Der Untermensch, изданной гигантским тиражом в четыре миллиона экземпляров, эта мысль военного преступника ещё более конкретизировалась: «Так, как ночь восстает против дня, как свет и тьма находятся в вечной вражде — так и недочеловек является величайшим врагом человека, господствующего в мире. Недочеловек — это биологическое существо, созданное природой, имеющее руки, ноги, подобие мозга, с глазами и ртом. Тем не менее это ужасное существо является человеком лишь частично. Оно носит черты лица подобные человеческим — однако духовно и психологически недочеловек стоит ниже, чем любое животное. Внутри этого существа — хаос диких, необузданных страстей: безымянная потребность разрушать, самые примитивные желания и неприкрытая подлость. Недочеловек — и ничего более!» От себя я хотел бы отметить, что такая характеристика очень подходит для самого Гиммлера и его подручных, а главное — для их бесноватого фюрера.

Демонизировав и объявив вне закона евреев, нацистская Германия создала первую в мире антисемитскую армию, поставившую перед собой цель тотального истребления евреев. Предварительно хорошенько обработав человеконенавистнической пропагандой свои коричневые орды, с началом вторжения в СССР нацисты приступили к уничтожению евреев незамедлительно, без капли сострадания и не зная жалости. В преступлениях им активно помогали коллаборационисты. Сейчас не слишком популярно об этом писать, но практически во всех оккупированных нацистами странах и союзных Третьему рейху государствах находились активные пособники гитлеровских палачей. Война, как известно, резко понижает моральную планку, а в тотальной войне этой планки для нацистов не существовало вовсе. Надо признать, что вся вина на войне без всяких ограничений в основном лежит на нацистской Германии, поскольку ещё 27 июня 1941 года нарком иностранных дел В. М. Молотов от имени советского правительства заявил о согласии с предложением «Международного комитета Красного Креста относительно представления сведений о военнопленных, если такие же сведения будут предоставлены воюющими с советским государством странами». Ответа на это не было, точнее, ответом явились неслыханные бесчинства нацистов как в отношении военнопленных (из почти шести миллионов советских солдат и офицеров, попавших в германский плен, выжило меньше половины), так и в отношении мирного населения на захваченных территориях. А позднее международные соглашения было уже бессмысленно соблюдать.

Вслед за наступающей германской армией продвигались айнзатцгруппы СС (Einsatzgruppen SS), которые с помощью местных коллаборационистов, отрядов полиции и вермахта (участие регулярных войск также долгое время замалчивалось в ФРГ) систематически уничтожали всё еврейское население Эстонии, Латвии, Литвы, Белоруссии, Украины и России в ходе массовых казней. Чудом уцелевших после этого евреев бросали в тюрьмы, концлагеря и заключали в гетто. Для гитлеровцев это была временная мера, они лишь давали небольшую отсрочку обречённым на гибель. Не было ни малейшего шанса на спасение, несчастных ожидала лишь мучительная смерть в невиданных до этого масштабах. Айнзатцгруппами командовали офицеры из ведомства Гиммлера: полиции безопасности (Зипо) и службы безопасности (СД), тщательно подобранными карателями, которые были фанатично преданны нацистской идеологии и лично рейхсфюреру. В их задачи среди прочего входило убийство расовых (евреев и цыган) и политических (коммунистов и политработников, государственных деятелей) врагов нацистского рейха на оккупированной территории СССР. Список лиц, подлежавших уничтожению, включал евреев, цыган, а также коммунистов, советских партийных и государственных работников, комиссаров Красной армии. Заместитель рейхсфюрера СС, начальник полиции безопасности и СД Рейнхард Гейдрих, будущий председатель на печально известной конференции в Ванзее, постановившей уничтожить всех евреев, был более конкретен. В оперативном приказе № 8 от 17 июля 1941 года командам, которые регулярно проверяли лагеря военнопленных, он дал следующие указания: «Прежде всего следует выявлять: всех крупных государственных и партийных работников, (…) всех бывших политкомиссаров Красной армии, (…) руководящих хозяйственных работников, советско — русских интеллигентов, всех евреев, всех лиц, которые установлены как подстрекатели или фанатичные коммунисты». Одновременно были истреблены тысячи людей с умственными и физическими недостатками, находившихся в больницах и лечебницах на захваченной территории. Впрочем, это была обычная практика нацистов, которую они успешно опробовали впервые на собственном, немецком населении задолго до начала войны: чистокровные немцы, страдавшие душевными болезнями, эпилепсией и прочие инвалиды объявлялись «унтерменшами» и подлежали тотальному убийству.

Систематическое и массовое физическое уничтожение евреев на оккупированных территориях Советского Союза айнзатцгруппами и батальонами германской полиции порядка (Ordnungspolizei) сегодня рассматривается как первый этап тотального убийства европейских евреев.

3

Чрезвычайно важно отметить, что евреи в СССР были совершенно не готовы к столь ужасному развитию событий, поскольку пресса в сталинском СССР почти ничего не сообщала о нацистской антисемитской пропаганде и чудовищной практике нацистов в оккупированных странах. Были распространены книги Леона Фейхтвангера «Еврей Зюсс» и «Семья Опперман», но все считали их не более чем литературным вымыслом. После подписания 23 августа 1939 года пакта Молотова — Риббентропа (Deutsch — sowjetischer Nichtangriffspakt), а особенно после раздела Польши и подписания Договора о дружбе и границе между СССР и Германией 28 сентября 1939 года нацистская Германия вообще не подвергалась никакой критике советскими СМИ. Напротив, во всех бедах винили Англию. Два диктатора — хищника тогда рвали Европу на части и до поры до времени воздерживались от того, чтобы вцепиться друг другу в горло. Поэтому в Украине, например, измученные голодомором и большевизмом жители целого ряда городов и населенных пунктов восприняли гитлеровцев подобно кайзеровской армии 1918 года и приветствовали немцев как освободителей от коммунистической тирании хлебом с солью. Поразительный пример абсолютного неведения привёл в своём рапорте от 12 июля 1941 года руководству по СС командир орудовавшей на территории Белоруссии айнзатцгруппы «B» оберфюрер СС Артур Небе (Arthur Nebe)23: «Бросается в глаза, что евреи плохо проинформированы о нашем к ним отношении». Нацистские каратели пользовались этим и расстреливали поражённых людей, которые искренне рассчитывали на освобождение от советской диктатуры и установление нормальной жизни. Все эти ожидания оказались иллюзией.

Дело порой доходило до курьёза: из — за абсолютной неосведомлённости даже некоторые неевреи выдавали себя за евреев, поскольку ошибочно полагали, что это поставит их в привилегированное положение по сравнению с остальными. Например, в июле 1941 года нацисты пригнали, словно скот на бойню, более 100 тыс. военнопленных Красной армии в наскоро созданный импровизированный концлагерь возле местечка Дрозды, окружённый колючей проволокой и сторожевыми вышками. Пленных не кормили и вынуждали часами сидеть на земле без движения. Любая попытка пленных солдат пошевелиться немедленно пресекалась выстрелами с караульной вышки.

Пленные солдаты не в переносном, а в буквальном смысле этого слова умирали от жажды, беспомощно взирая на воды журчащей рядом речки. Страдания от летней жары, голода и жажды были невыносимы. «Пленные, согнанные в это тесное пространство, едва могут шевелится и вынуждены отправлять естественные надобности там, где стоят… По отношению к пленным единственно возможный язык слабой охраны, сутками несущей бессменную службу, это огнестрельное оружие, которое она беспощадно применяет…» «Однажды пленным, доведенным до безумия многодневным голоданием и жаждой, фашисты разрешили напиться из реки Свислочь. Те бросились к берегу толпой, и в это время охрана открыла по ним шквальный пулеметный и автоматный огонь. Горы трупов лежали потом на жаре, разлагаясь и отравляя воздух»24.

Спустя несколько дней нацисты решили отделить евреев от остальных пленных. Видя в этом надежду на спасение, несколько тысяч человек от отчаяния назвались евреями. Их построили в колонны, затем погнали в гораздо более серьёзно охраняемый лагерь смерти Тростенец, где всех планомерно казнили.

Такое положение дел было весьма выгодно гитлеровским палачам, поскольку их жертвы на первых порах практически не оказывали никакого сопротивления и не пытались бежать. Айнзатцгруппы следовали по пятам наступавшего вермахта и повсюду сеяли смерть. Иногда они появлялись даже в тех городах, где ещё продолжались уличные бои и устраивали резню под грохот продолжающихся боёв. В крупнейшие города Прибалтики они также вступили одновременно с наступающими войсками вермахта. На Украине — одновременно с прорвавшимися танками 1‑й танковой группы (Panzergruppe I) при взятии Житомира, а айнзатцгруппа «4С» стала орудовать в Киеве уже в день его падения, 19 сентября 1941 года! Всего за два дня, 29 и 30 сентября 1941 года, эти палачи под командованием штандартенфюрера Пауля Блобеля успели расстрелять более 30 тыс. человек в Бабьем Яру. Всего по территории Советского Союза вслед за вермахтом следовало четыре айнзатцгруппы, каждая численностью равная батальону военного времени. Айнзатцгруппа «A» двигалась из Восточной Пруссии через Литву, Латвию и Эстонию по направлению к Санкт — Петербургу. Эта группа истребляла евреев в Каунасе (Ковно), Риге и Вильнюсе (Вильно). Айнзатцгруппа «B» отправилась из Варшавы в оккупированной Польше и шла через Белоруссию к Смоленску и Минску, убивая евреев в Гродно, Минске, Бресте, Слониме, Гомеле, Могилеве и других городах. Айнзатцгруппа «C» начала операции в районе Кракова, а затем через западную Украину двинулась к Харькову и Ростову — на — Дону. В её задачи входили массовые убийства во Львове, Тернополе, Золочеве, Кременце, Харькове, Житомире и, как я уже отметил, в Киеве. Последняя из четырех групп, айнзатцгруппа «D», действовала на юге. Она осуществляла массовые убийства на юге Украины — Николаеве, Херсоне и так далее. Затем их кровавый путь можно проследить во всех крупных городах захваченного гитлеровцами Крыма. По мере продвижения нацистов вглубь территории СССР каратели совершали всё новые военные преступления, масштаб их действий не был ограничен. Основной целью были города, в которых значительный процент населения составляли евреи. Каратели врывались в населённые пункты, устраивали облавы, а затем систематически и безжалостно убивали схваченных евреев. Остальных изолировали в гетто.

Кроме массовых расстрелов карателями также активно применялись газвагены (Gaswagen), т. е. передвижные газовые камеры, установленные на шасси грузовика, в которые из выхлопной трубы грузовика подавался угарный газ, карбон монооксид, убивая всех, кто находился внутри. Смерть жертв была долгой и мучительной.

Первым местом применения таких «душегубок» стал концлагерь Хелмно в Польше, который нацисты называли Kulmhof. Массовые убийства там начались в начале декабря 1941 года. Вот как описывает этот процесс Электронная еврейская энциклопедия: «Узников привозили на площадь перед замком; шум работающих «душегубок» им объясняли тем, что это рабочий лагерь. До вселения в жилье прибывшие должны были пройти «санобработку», а всю одежду сдать «для дезинфекции». После этого их разделяли на группы по 50 или 70 человек — в каждой группе были мужчины, женщины и дети — и отводили в первый этаж здания, где приказывали раздеться. Ценные вещи складывались в особые корзины, в каждую из которых укладывалась и карточка с именем владельца. Далее узники направлялись в туннель, где висели указатели с надписями «В душевую». В конце туннеля стоял крытый грузовик с распахнутой задней дверью кузова. Когда жертвы подходили к нему, показная гуманность охранников исчезала, узников с большой жестокостью загоняли в кузов, и дверь «душегубки» закрывалась. В Хелмно действовали три «душегубки», это были грузовики завода «Рено» — два средних и один большой; они были оборудованы герметичными кузовами шириной в 2,2 м, высотой в 2 м. Длина среднего грузовика была 4 м, большого — 5 м. Снаружи грузовики были оформлены как машины для перевозки мебели. От выхлопных труб мотора отходили специальные шланги с кранами для подачи газа в кузов. Когда 50 (в большом грузовике — 70) узников оказывались в кузове, дверь снаружи закрывали на висячий замок. Включался мотор. За десять минут жертвы погибали от удушья. После этого шланги подачи газа отключались, и грузовик направлялся в «лесной лагерь». Кроме Хелмно нацисты широко использовали Gaswagen также и в Минске (там «душегубки» действовали почти открыто, наводя ужас на жителей), а также в Киеве, Полтаве, Риге и т. д. Из докладного письма начальника полиции безопасности и СД Остланд гауптштурмфюрера Трюгеса: «Транспорты с евреями, которые должны быть подвергнуты особому способу обращения, прибывают еженедельно в управление начальника полиции безопасности и службы безопасности Белоруссии. Три газовых автомобиля, которые имеются там, недостаточны для этой цели. Я прошу, чтобы прислали ещё один газовый автомобиль (пяти тонн). В то же время я прошу, чтобы переправили 20 газовых труб для трёх автомашин, которыми мы располагаем (две — «Диамонд», одна — «Заурер»), так как имеющиеся трубы уже пропускают газ»».

Сухая статистика свидетельствует о том, что каратели преуспели в своей гнусной деятельности: уже к весне 1943 года айнзатцгруппы и батальоны полиции порядка уничтожили на захваченной территории более миллиона евреев, десятки тысяч советских комиссаров, партизан, цыган и пациентов психиатрических лечебниц. Однако даже такой темп убийств показался им недостаточным, поскольку на совещании представителей правительства и руководителей нацистской партии Германии, состоявшемся 20 января 1942 года на озере Ванзее на вилле Марлир в Берлине, было чётко указано полностью уничтожить всех евреев в кратчайший срок25. Чтобы придать ускорение процессу массовых убийств, нацисты разработали и построили стационарные газовые установки в лагерях смерти, создав настоящий конвейер смерти. Военный преступник Рудольф Гёсс (комендант лагеря уничтожения в Освенциме) свидетельствовал: «В июне 1941 года я получил приказ установить в Аушвице (Освенциме) оборудование для истребления евреев. Когда я оборудовал здание для истребления в Аушвице, то приспособил его для использования газа «Циклон Б», который представлял собой кристаллическую синильную кислоту. Другим усовершенствованием, сделанным нами, было строительство газовых камер с разовой пропускной способностью в 2 тыс. человек, в то время как в десяти газовых камерах Треблинки можно было истреблять за один раз только по 200 человек в каждой». То есть надо признать, что пресловутое окончательное решение еврейского вопроса было принято даже не на конференции в Ванзее 20 января 1942 года, а гораздо раньше.

4

Вильгельм Кубе, сентиментальный палач Белоруссии

Чтобы лучше понять, ЧТО творили в Минске гитлеровцы, рассмотрим самую отвратительную фигуру из ряда высокопоставленных палачей. Националистически настроенный гражданин Германии по имени Вильгельм Кубе связал свою судьбу с НСДАП в 1927 году. 1 декабря ему был вручен членский билет № 71682, то есть он являлся ветераном нацистского движения.

Спустя год после вступления в партию, 13 сентября, карьера гитлеровца пошла в гору. Фюрер назначил Кубе руководителем фракции НСДАП в Рейхстаге и гауляйтером провинции Остмарк. В 1928 году Кубе возглавил нацистскую фракцию прусского парламента. Вильгельм Кубе был хорошо образован и называл себя историком. Он также мнил себя писателем, сочинял стихи и пьесы, например, его перу принадлежит историческая драма «Тотила», повествующая о короле остготов и его войне с римлянами. При каждой возможности он демонстрировал свои твёрдые антисемитские убеждения. В 1935 году в своём артикуле «О еврейском вопросе» он писал: «То, что для здорового человека означают бляшки, туберкулез или сифилис, то же самое означает еврейство для жизнедеятельности белых рас… Бациллоносители этой болезни должны быть изолированы и уничтожены». Талант антисемита получил гораздо большее признание со стороны фюрера: 29 сентября 1933 года Кубе получил звание оберфюрера СС, а 27 января 1934‑го — почетного группенфюрера СС и был награжден золотым партийным значком. Несколько лет бесконечного триумфа и блистательной карьеры закончились в 1936 году: Кубе был выведен из СС за антипартийное поведение, растрату денежных средств, клевету на члена партии, а также был лишен должности гауляйтера провинции Курмарк. Основанием для такого решения послужило анонимное письмо, в котором руководитель высшего партийного суда рейхсляйтер Вальтер Бух обвинялся в том, что его жена (зятем которой оказался не кто иной, как Мартин Борман!) является наполовину еврейкой. (Стоит напомнить, что М. Борман уже тогда был одной из самых сильных фигур в иерархии Третьего рейха, так что Кубе заимел себе врага на самом верху партийной пирамиды.) Автором анонимного письма признали Кубе. И наказали: в результате пять лет Кубе нигде не работал и практически отсутствовал на политической арене. Но, помня его старые заслуги перед партией, Гитлер распорядился оставить Кубе членом партии и рейхстага, а также сохранить титул гауляйтера. Кроме того, это было частью политики Гитлера — постоянно стравливать своих соратников друг с другом, не давая получить всю полноту власти. Превратности судьбы Кубе использовал себе на пользу: бросил жену Маргарет Шмидт и детей и в возрасте 46 лет женился на молодой актрисе Аните Лиден 22 лет.

В апреле 1941 года он напомнил о себе Гитлеру, направив своему фюреру поздравление с днём рождения. Фюрер его простил, вероятно, ему импонировала бдительность соратника в еврейском вопросе. Сохранившаяся переписка по вопросу трудоустройства Кубе показывает, что проштрафившемуся гитлеровцу предлагались разные варианты. В мае 1941‑го года шёл разговор о месте куратора высшей технической школы и медицинской академии в оккупированном польском Данциге, в начале июня — о месте куратора Кёнигсбергского университета. 27 июня Борман (к тому времени сменивший на посту заместителя фюрера по партии Гёсса) уведомил рейхсминистра доктора Ганса Ламмерса: «Фюрер не пожелал такого назначения гауляйтера в отставке Кубе, он желает, чтобы Кубе непременно был назначен на ответственную должность на востоке». Так после опалы он был прощён и назначен гауляйтером Белоруссии (точнее — генерального комиссариата Белорутения (Generalkommissariat Weißruthenien).

Как же он проявил себя на этом новом поприще? В памяти жителей Белоруссии он навсегда останется кровавым палачом и маниакальным убийцей. С первых дней оккупации Минска при деятельном участии генерального комиссара установился режим тотального террора. Сам гауляйтер постоянно участвовал в разных репрессивных акциях. 10 июля 1942 года издал циркуляр, в котором подчёркивал, что никакая экономическая польза от евреев не превышает их опасности как партизан. Советский художественный фильм 1958 года «Часы остановились в полночь» содержит эпизод, где Кубе раздаёт конфеты детям, отправляемым на смерть. Мне лично, когда я смотрел этот фильм, это казалось «режиссерской находкой» Николая Фигуровского, то есть безусловным вымыслом, поскольку человек не мог быть таким чудовищем. Но, оказывается, что именно так и обстояли дела в оккупированном Минске… Среди прочего в отчете Гоффмана описывается то, как гауляйтер присутствовал на массовом расстреле в гетто и его «чувства» были оскорблены криками ужаса и рыданиями жертв. Гоффман докладывал в Берлин: «Кубе признаёт, что у него проявилось человеческое сочувствие, и наиболее громко рыдающему ребенку он дал 3–5 конфет, потребовал, чтобы такого рода акции проводились вне города». Этот эпизод дает ему наилучшую характеристику: сентиментальный палач.

Таких в нацистском рейхе было великое множество: они могли заботливо ухаживать за домашними животными и одновременно отправлять детей в крематорий. Кроме того, Кубе в короткий срок сумел рассориться с другими представителями оккупационной власти. Здесь следует отметить, что конфликт у гауляйтера с СС и другими структурами возник не только на почве еврейского вопроса. Эсэсовцы Гиммлера полагали, что Кубе являлся проводником идей, противоречащих политике Рейха, а также неоднократно жаловались на присвоение им всех властных полномочий. Например, всех коллаборационистов руководство СС намеревалось использовать по своему усмотрению. Кубе же всех их подчинил непосредственно себе (за исключением 13‑го отдельного полицейского батальона СД (Weissruthenische — Polizei (SD) — Bataillon № 13)). Это было прямое противодействие приказу Гиммлера «О задачах полиции на оккупированных территориях» от 25 июля 1941 года. Руководство СС негодовало, но фюрера, похоже, такое положение вещей вполне устраивало — принцип разделяй и властвуй в действии.

13 июля 1941 года Гиммлер выступил перед руководителями СС в Штеттине. Среди прочего он сказал следующее: «Это война идеологий и борьба рас. На одной стороне стоит национал — социализм: идеология, основанная на ценностях нашей германской, нордической крови. (…) На другой стороне стоит 180‑миллионный народ, смесь рас и народов, чьи имена непроизносимы и чья физическая сущность такова, что единственное, что с ними можно сделать — это расстреливать без всякой жалости и милосердия». А теперь посмотрим на Кубе и сравним с его риторикой.

В сентябре 1941 года Кубе опубликовал воззвание, в котором в частности говорилось: «Белорусы! Первый раз в вашей истории победа Германии дает возможность обеспечить вашему народу свободное развитие и светлое будущее без российско — азиатского угнетения и чуждого национального господства… Если белорусы хотят плодотворного созидания, то такое может быть только под защитой немецкого меча».

Это воззвание также шло вразрез с официальной политикой Третьего рейха, в которой никакого будущего для белорусов как представителей низшей расы не предусматривалось. Гиммлер чётко высказался — всех их нужно расстрелять! А историк Кубе в своих речах договорился до «нордической крови» белорусов, которую они сумели сохранить на протяжении своей тысячелетней истории! Эти слова уже граничили с преступлением в государстве расовой ненависти. Все его высказывания аккуратно записывались, шифровались и передавались в Берлин, где кроме бесноватого фюрера у него не было высоких покровителей, зато было множество врагов.

22 октября 1941 года Кубе издал указ о создании так называемой Белорусской народной самопомощи (БНС). В приказе говорилось о том, что БНС будет возрождать Беларусь в культурном, национальном и экономическом отношении! Кроме того, по инициативе Кубе были созданы: Белорусское научное общество, Белорусский корпус самообороны, Белорусская рада доверия (совещательный орган при германской администрации), Союз белорусской молодежи… Совершенно очевидно то, что своей политикой Кубе путал карты не только Берлину (ведь там никто не уполномочивал его смягчить отношение к «низшим расам», а уж тем более к евреям), но и Москве! Ведь для Сталина, который был абсолютно глух к страданиям людей, был выгоден в Белоруссии, как это ни парадоксально прозвучит, не губернатор — либерал, а именно кровавый палач! Для Сталина кровавые нацистские расправы явились настоящим спасением, поскольку они вызывали у населения Белоруссии лишь праведный гнев и ненависть к оккупантам, массовое сопротивление и рост партизанского движения. Даже некоторую ностальгию по советской власти, по привычной и менее деспотичной сталинской диктатуре. 3 июня 1943 года Кубе переслал Розенбергу донесение представителя отдела пропаганды генерального комиссариата Лауха, принимавшего участие в карательной операции, которой командовал Курт фон Готтберг.

В сопроводительной записке Кубе писал: «Проведение пропаганды после такого рода операций, которые заканчиваются массовым расстрелом населения, совершенно бессмысленно». В дополнение к этому посланию Кубе сообщал: «Если в такой форме, как до сих пор действовала полиция, будут продолжать действовать вермахт и ОТ, то в следующую зиму мы будем иметь не только партизан, а восстание всей страны…» В ответ Кубе получил от патологического антисемита министра оккупированных территорий Розенберга выговор и строгое предупреждение.

В конце июля на стол фон Баха легла докладная начальника СС и полиции Беларуси Курта фон Готтберга. Он подробно описал обстоятельства, при которых Кубе порвал сотрудничество с СД, и об оскорблениях в адрес руководства СС. Фон Бах получил также рапорт начальника полиции безопасности и СД Эдуарда Штрауха, обвинявшего Кубе в полной несостоятельности как администратора и беспомощности как руководителя. После того, как с этими документами ознакомился Гиммлер, он переслал их Розенбергу, который возмутился и направил в Минск своего заместителя Альфреда Мейера, чтобы «серьезно предупредить Кубе». За месяц до гибели гауляйтер взялся доказывать Берлину нецелесообразность войны против гражданского населения Белоруссии (его «возмутила» карательная операция «Котбус», 13 тыс. жертв), что обострило его давний конфликт с высшими чинами СС. Как свидетельствуют документы, Вильгельм Кубе «был в шоке от массовых убийств в генеральном округе». Он направил в 1942 году письмо рейхскомиссару Остланда, в котором были такие слова: «Это недостойно немцев, недостойно Германии Канта и Гете». Когда вешали и расстреливали по его приказу — это, вероятно, было, в его понимании, весьма достойно. Видимо, в конце концов он окончательно надоел начальству своими склоками, постоянным вмешательством в директивы сверху. Кроме того, он вольно или невольно вбил клин между разными ведомствами, фактически власть в Белоруссии перешла к шефу гестапо Готтбергу — в обход партии и Розенберга. Между тем война принимала крутой оборот, Германия проигрывала, и нацистам было не до сантиментов. Самый лучший выход из положения, вероятно, представлялся начальству СС (и не только!) в том, что Кубе «ликвидируют» извне. Мне представляется интересной версия польского историка белорусского происхождения Ю. Туронка, высказанная им в книге «Беларусь пад нямецкай акупацыяй» (Минск, 1993): «Такім чынам, нельга адкінуць версіі, што пакушэнне на Кубэ падрыхтавала СС. На карысць такой гіпотэзы сведчаць наступныя акалічнасці, што вынікаюць з аналізу справаздачы Kaмicii Бондарфа… Следства праводзілася усяго некалькі дзён — ужо 29.09.1943 г. шэф мінскага СД распусціу камісію… Адначасова, у надзвычайна кароткі тэрмін, былі выкрыты усе падпольшчыкі, што удзельнічалі у пакушэнні на Кубэ, і ні адзін з іx не выкарыстау магчымасці уцячы адразу пасля гібелі гауляйтэра. Гэта сведчыла альбо пра надзвычайныя здольнасці СС, альбо пра фабрыкацыю усёй справы, тым больш што уcix сведкау знішчылі, так што сляды былі замеценыя цалкам…» (Таким образом, нельзя отбросить версию, что покушение на Кубе подготовила СС. В пользу такой гипотезы свидетельствуют подробности, которые возникают из анализа выводов комиссии Бондорфа (штурмбанфюрер СС, криминальный советник — М. Б.)… Следствие проводилось всего несколько дней — уже 29.09.1943 г. шеф Минского СД распустил комиссию… Одновременно в чрезвычайно короткий срок были раскрыты все подпольщики, которые участвовали в покушении на Кубе, и не один из них не воспользовался возможностью бежать сразу после гибели гауляйтера. Это свидетельствовало либо о чрезвычайных возможностях СС, либо о фабрикации всего дела, тем более что всех свидетелей уничтожили, так что следы были заметены полностью. Перевод — М. Б.).

В чём же состоял феномен Кубе, неожиданно проникшегося большой любовью и состраданием к евреям, которых раньше хладнокровно и планомерно истреблял? В том, что, увидев несколько тысяч немецких евреев, депортированных в Минск для уничтожения, неожиданно превратился в их защитника?

Рассмотрим факты. Кубе узнал, что среди этих евреев были бывшие немецкие солдаты Первой мировой войны, даже награжденные кайзером орденами и медалями. Тогда гауляйтер составил список таких людей и обратился в главное управление имперской безопасности с просьбой об их помиловании! Сыграл в дурака, будто бы никогда и не слышал об «окончательном решении еврейского вопроса», как будто сам никогда не сравнивал евреев со смертельной болезнью! Кубе не ограничился тем, что назвал карателей, непосредственно участвующими в убийствах, варварами. Он заменил свою эсэсовскую охрану на преданных лично ему телохранителей и стал активно саботировать приказ о ликвидации евреев где только мог. Например, на 1 марта 1942 года Штраух запланировал проведение очередной акции по уничтожению евреев, отдав распоряжение о сборе 5000 евреев в определенном месте для «переселения». От сотрудников Кубе евреи получили полную информацию об истинных целях этой операции и отсоветовали соплеменникам идти на место сбора. Так что эсэсовцам удалось арестовать лишь отдельных людей. Говоря о поведении генерального комиссара, оберштурмбанфюрер СС Штраух отмечал: «Он накричал на моих людей, обзывая их и понося всячески. Выражения «Это — свинство» и «Мы еще поговорим об этом» были самыми мягкими». Новую акцию СС (то есть массовую казнь евреев) — операцию «Котбус» — преподносили как антипартизанскую, Кубе вновь подверг её резкой критике. В своем донесении Розенбергу он назвал подобные действия «опустошительными и разорительными», так как полиция расстреливает не столько партизан, сколько обыкновенных крестьян («У 4 500 убитых было захвачено всего 492 винтовки»). Наконец, сам Гиммлер просто сиял, заявив по поводу смерти Кубе: «Это просто счастье для отечества» и «Хорошо, что его убили партизаны, иначе он кончил бы в концлагере». Но не слишком ли этого мало для того, чтобы реабилитировать этого палача?

Что же заставило его столь радикально «изменить свои взгляды»? Тут можно говорить о двух аспектах. Во — первых, маятник войны к тому времени качнулся в сторону поражения Германии. Поражение под Москвой знаменовало собой крах блицкрига и начало затяжной войны, в которой Германия была обречена на поражение. Возможно, именно поэтому, опасаясь грядущего возмездия, нацист стал строить себе алиби, выступая как борец против «перегибов». Известно, что очень многие высшие офицеры СС всеми правдами и неправдами старались уклониться от карательных функций, поскольку сходили с ума из — за своих преступлений и боязни ответственности в случае поражения Германии. Кубе мало интересовала судьба советских евреев, которых (как это видно из сохранившихся документов) он искренне считал основной социальной базой и движущей силой партизанского движения и городского подполья, а главное — из — за патологического антисемитизма. Одновременно Кубе просил не использовать его подчиненных для акций уничтожения, а возложить их на литовских и латышских полицейских, «которые чужды и местному населению». Таким образом, после разгрома он мог всё свалить на СС и на пособников из Прибалтийских республик, а самому выступить в роли оппозиционера режиму Гитлера. Такие примеры были. Уже упомянутый нацистский преступник группенфюрер СС Артур Небе, например, принимал участие в заговоре 20 июля 1944 года против Адольфа Гитлера. После провала заговора Небе удалось скрыться, поскольку никто и представить себе не мог, что генерал — лейтенант СС станет заговорщиком. Когда выяснилась его роль в заговоре, то Гитлер пришёл в неописуемую ярость и назначил за его голову вознаграждение в миллион рейхсмарок. Когда его поймали, то зверски пытали и затем повесили. Можно ли назвать этого убийцу борцом против диктатуры?

А во — вторых, трения Кубе с СС объясняются главным образом борьбой за власть и сферы компетенций. Вот отрывок из его отчета за 31 июля 1942 года: «…нами ликвидировано в Белоруссии за последние десять недель около 55 000 евреев. В области Минска еврейство полностью уничтожено, без того, чтобы поставить под угрозу обеспечение рабочей силой». Только один этот документ доказывает, что ни о каком раскаянии или изменении взглядов и речи быть не может! Кубе не изменился, он был нацистом до мозга костей, но, в отличие от прямолинейных эсэсовцев, у которых руки были по локоть в крови, он лишь предлагал применять другие методы оккупационной политики: сначала заставить поработать на фатерлянд до полного изнеможения, а только потом расстрелять. Кубе понимал, что экономике страны угрожает неминуемый крах, поскольку евреи составляли основную массу квалифицированных рабочих и мастеровых людей. Вместе с тем его возмутило и то, что эсэсовские команды приступили к своим действиям, даже не поставив его в известность.

«Гуманный» Кубе добился того, что транспорты с евреями из Западной Европы стали направлять как правило не в минское гетто, а сразу к местам уничтожения, а в гетто продолжались погромы и «акции». В сентябре 1943 года в минском гетто, насчитывавшем в начале войны около 80 тыс. человек, осталось примерно 8 тыс. Именно Кубе был главой генерального округа, где совершались, по его же выражению, «кровавые оргии», гибли сотни тысяч людей, стирались с лица земли населенные пункты вместе с жителями. Всё это ассоциировалось с его именем. Поэтому, если и можно говорить о нем как о феномене, то только в русле предельной деградации человеческой личности. Даже если он погиб в результате заговора со стороны руководства СС или партийных структур, недовольных его «либерализмом», или сознательного просчёта контрразведки, это ни в малейшей степени не реабилитирует его. Приговор Кубе и его «гуманизму» вынесла сама история, навсегда вписав в ряды самых одиозных злодеев и военных преступников.

5

Гетто в Минске

Известно, что самым крупным гетто в оккупированной нацистами Европе было Варшавское, где томилось в нечеловеческих условиях около полумиллиона человек еврейской национальности. Именно национальности, поскольку нацисты не считались с религиозной принадлежностью и согнали туда также всех христиан, в чьих жилах текла хоть капля еврейской крови. Профессор Чикагского университета Питер Дембовский в своей книге «Христиане в Варшавском гетто» (University of Notre Dame Press), опубликованной в 2005 году, утверждает, что таких крещёных евреев — католиков было около 5 тыс.! На территории гетто функционировало три церкви — св. Августина, Всех Святых и Рождества Пресвятой Девы Марии (известной также как церковь Кармеля). Евреи — католики были убиты вместе со всеми остальными обитателями гетто.

Гитлер бросил главные силы своих наступающих армий через Минск, Оршу и Смоленск на Москву, 28 июня фашистские танки, прорвав оборону на стыке 64‑й и 100‑й дивизий, ворвались в Минск, так что к исходу дня столица Советской Белоруссии была захвачена. Продолжалась оккупация 1100 дней!

В 1941 году в Минске до войны проживало более 300 000 жителей, из них — 53 686 евреев. Кроме того, немалое число евреев проживало и в окрестностях белорусской столицы. Лишь небольшой части удалось эвакуироваться на восток, поэтому Минское гетто лишь немногим уступало Варшавскому, оно являлось одним из самых крупных в Европе. По количеству несчастных, обреченных на уничтожение (на территории СССР, оккупированной нацистами), оно уступало лишь Львовскому (где томилось более 136 тыс. обречённых на смерть).

Особо хочу подчеркнуть: всего в годы войны в Минске было не одно, а целых три гетто.

Первое, так называемое большое гетто, существовало с августа 1941 по 21–23 октября 1943 года. Оно включало в себя 39 улиц и переулков в районе Юбилейной площади.

Второе, малое гетто, находилось в районе завода им. Молотова (радиозавод), с 1941 до конца июня 1944 года.

Третье именовалось зловещим названием «зондергетто» и располагалось на улицах Сухой и Обувной. В зондергетто были брошены тысячи евреев, депортированных нацистами из семи стран Западной, Центральной и Восточной Европы. Зондергетто существовало с ноября 1941 по сентябрь 1943 года.

19 июля 1941 года, через три недели после захвата Минска вермахтом (других дел у нацистских палачей, видимо, не нашлось), в Минске состоялось совещание командующего частями обеспечения и тылом группы армий «Центр» генерала от инфантерии (то есть генерал — полковника) фон Шенкендорфа и руководителя СС (Sicherheitspolizei и SS) генерального округа «Белоруссия» бригаденфюрера СС Ценнера, на котором рассматривались вопросы взаимодействия в процессе уничтожения евреев. В этот день комендант полевой полиции Минска подписал распоряжение комендатуры о создании гетто, которое было обнародовано на следующий день — 20 июля 1941 года.

За городом зверства нацистов начались с первого дня оккупации. Наиболее известным фактом был визит рейхсфюрера СС Генриха Гиммлера в концлагеря возле Минска, который 15 августа присутствовал на массовом показательном убийстве, которое осуществлял 322‑й полицейский батальон. Визитом сверхубийца оказался недоволен и приказал увеличить темпы истребления людей.

Несколько ранее, 7 июля (сами посчитайте, сколько времени прошло с момента захвата города) 1941 года, фон Шенкендорф издал Указ № 1, согласно которому вводились обязательные для ношения евреями с 10 лет нарукавные повязки белого цвета с шестиконечной жёлтой звездой Давида. В соответствии с приказом немецкого полевого коменданта Минска нацисты объявили о создании еврейского жилого района — гетто. Всего оно просуществовало два года. В городе ещё был хаос и мародёрство, а оккупанты уже обтянули колючей проволокой несколько минских улиц и насильно согнали туда сначала 80 тыс., а затем уже более 100 тыс. еврейских узников. Евреи до войны проживали во всех районах Минска, а также в его пригородах. Оккупационные власти опубликовали очередной драконовский приказ, которым обязывали евреев в течение пяти дней переселиться в районы улиц Революционная, Республиканская, Островского, Интернациональная, Колхозная, Заславская, Немига, Коллекторная, Перекопская, Обувная, Шорная, а также переулков Колхозного, Мебельного и Второго Опанского. За неисполнение приказа, как всегда, полагался расстрел на месте, поскольку иные меры воздействия нацисты не признавали. Для решения вопросов внутреннего общежития и исполнения немецких приказов, как и в других захваченных странах, был создан юденрат.

Здесь надо сделать небольшое отступление и сказать, что юденрат города Минска очень отличался от всех прочих юденратов в оккупированной нацистами Европе. В Белоруссии и Минске после большевистского переворота 1917 года, благодаря проводимой ВКП(б) политике, просто не существовало больше еврейских общин. Все они повсеместно были разрушены большевиками ещё на заре советской власти, а в массы активно внедрялся образ нового, советского человека, стоящего вне национальности и религии. В 1938 году были закрыты последние еврейские школы, отделы и сектора.

Для меня лично настоящим откровением была экскурсия в израильский национальный мемориал Катастрофы (Холокоста) и Героизма, где создана Долина уничтоженных общин — монумент, расположенный в западной части «Яд ва-Шем», где названия более 5 000 еврейских общин, частично или полностью уничтоженных во время Катастрофы, выбиты на 107 стенах. А на территории СССР никаких общин не было, поскольку большевики уничтожили их ещё на заре советской власти. Чтобы заполнить пустоту и увековечить хоть как — то память советских евреев, дирекция музея поставила в Долине монумент, на котором выбито название — Бабий Яр.

Тем не менее нацисты преуспели в реализации своего преступного плана. Посредством насилия и угрозы расстрела на месте гетто во главе с юденратом было создано, однако нацисты достигли своей цели лишь частично: уже вскоре юденрат превратился в ячейку подполья.

Кроме того, евреев обложили данью, обязали незамедлительно сдать 30 000 червонцев «контрибуции» в городскую управу, для чего были взяты заложники.

Как я уже писал, политика нацистов в Белоруссии поощряла национализм, поскольку гитлеровцы хотели, чтобы их воспринимали как освободителей от сталинизма, а евреев — как коммунистов. Нашлись и добровольные пособники нацистов. Но этого было мало, поэтому нацисты передислоцировали в Минск батальон литовских карателей (Schutzmannschaftsbataillon), которых использовали в качестве добровольных палачей.

По свидетельствам выживших узников, гетто опоясали густыми рядами колючей проволоки, установили сторожевые вышки и круглосуточное наблюдение. Через определенные интервалы времени вдоль ограды следовали вооруженные патрули жандармерии и полиции. По тем, кто рисковал подойти к проволочному заграждению, охранники немедленно стреляли без предупреждения. Вскоре в гетто Минска согнали также евреев из близлежащих местечек и сел. Скученность населения достигла невероятных размеров. Юденрат был вынужден распределять жилую площадь из расчета полтора квадратных метра на одного взрослого человека, без учёта детей. Поэтому уже с самых первых дней в гетто сложилась невыносимая ситуация с жильем, царила неимоверная скученность и антисанитарные условия, не было воды и отопления. Даже в Варшавском гетто нацисты позволили одной из санитарных компаний работать, поскольку опасались распространения эпидемий. Здесь же они вели себя иначе, с предельной жестокостью, для большинства узников смерть казалась избавлением от страданий. Например, больных тифом тайно свозили в двухэтажный дом на Обувной улице, где до войны размещался детский сад. В один из дней нацисты получили об этом информацию, окружили здание и при помощи огнеметов сожгли здание и его обитателей заживо.

К 75 000 минчан вскоре добавили 25 000 евреев — беженцев из районов Западной Белоруссии и Польши. В дополнение к этому в промежуток времени между ноябрем 1941 и октябрем 1942 годов в Минск были депортированы евреи из Германии, Австрии, Франции, нацистского «протектората Богемия и Моравия» (Чехословакии) и ряда других стран, всего 35 442 человека. Зачастую уже на вокзале несчастных ожидали «душегубки», куда их грузили, предварительно ограбив и избив. Судьба остальных была ещё более ужасна.

Каждый еврей был обязан — под угрозой расстрела на месте — носить на своей одежде специальную отличительную нашивку желтого цвета: куски желтой материи, вырезанные кружком. В Минске немцы не требовали, чтобы желтые звезды были действительно звездами. Как правило вопрос отличительного знака для евреев был прерогативой местного начальства и на различных частях оккупационной территории решался по — своему, основной же задачей оккупантов было лишить людей не только чувства собственного достоинства, но и человеческого облика. Опознавательные знаки, голод, холод, лохмотья — всё это было лишь звеньями одной цепи.

Минское гетто не стали окружать каменной стеной, как поначалу приказал военный комендант города. В планы нацистов совсем не входило обнесение надежной стеной гетто, которое бы существовало долгое время. Они планировали лишь уничтожение, причём в предельно сжатые сроки. Поэтому гетто только оградили от основной части города колючей проволокой в пять рядов. Главные ворота, размещенные в конце Шорной улицы, охраняли немцы из Schutz Polizei и дружинники созданной нацистами еврейской службы охраны порядка Ordnungsdienst. Со временем сделали ещё несколько выходов специально для прохода рабочих колонн, где в качестве охраны дежурили дружинники из Ordnungsdienst. Именно эти, позже оборудованные выходы стали играть главную роль в движении сопротивления минских евреев. Вокруг гетто вскоре обосновались и специально созданные для казней команды. Как и на всей остальной оккупированной ими территории, нацисты и в Минске применили свою излюбленную тактику: прежде чем приступить к тотальному уничтожению еврейского населения, они ликвидировали сначала его самую активную и способную к сопротивлению часть — мужчин, начиная с самых молодых. Максимум через месяц после возникновения гетто количество его жителей превышало 100 000 человек. Наплыв в гетто неожиданно большого количества евреев в начале 1942 года стал результатом уничтожения айнзацкомандами всех еврейских общин в местечках вокруг Минска. Оттуда некоторым удавалось бежать, но как правило дороги вели их в Минск. Ещё большее количество квалифицированных рабочих из соседних сел и местечек сгоняли в белорусскую столицу сами немцы. Минск стал центральным пунктом «доставки» евреев, депортированных из Германского рейха и Западной Европы. На минскую железнодорожную станцию прибывали эшелоны с евреями из разных европейских стран: Германии и Франции, Польши и Чехословакии, Венгрии и даже Греции. В уголовном деле бывшего начальника полиции безопасности и СД в Минске оберштурмбанфюрера СС Г. Хойзера, начальника лагеря смерти Тростенец, фигурировал график прибытия эшелонами обреченных на смерть из разных стран Европы за период 8–28 ноября 1941 года и за время от 11 мая до 9 октября 1942 года. Станцией назначения был Минск. Часть иностранных евреев размещали в зондергетто Минска, а некоторые эшелоны шли прямо в лагерь смерти Тростенец (бел. Малы Трасцянец), где были зверски казнены сотни тысяч человек.

Таким образом, в район Минска в 1941–1942 годах было направлено 7 транспортов с евреями из Германии (6 428 человек), 11 транспортов из Австрии (10 476 человек) и 7 транспортов из Чехии (7 000 человек). Итак, в 25 транспортах было депортировано 23 904 человека.

Основное Минское гетто пережило целый ряд массовых погромов, так называемых акций, после чего было окончательно уничтожено 21–23 октября 1943 года. Часть несчастных перевезли и убили в лагере смерти Собибор во второй половине 1943 года, а остальных расстреляли в Малом Тростенце. Относительно долгий, более чем двухлетний срок его существования объясняется несколькими причинами. Прежде всего, необходимостью использовать квалифицированную рабочую силу из гетто, которая без ограничения обслуживала тыл группы армий «Центр». Кроме того, нацисты предпочитали ликвидировать узников поэтапно, от акции к акции. Подтверждение этому мы находим в рапорте Кубе от 31 июля 1942 года, составленном на имя рейхскомиссара Остланда гауляйтера Генриха Лозе: «В Минске сохранится и в будущем наибольшее средоточие евреев ввиду скопления в этом районе большого количества военных предприятий и важной роли железнодорожного транспорта… Естественно, я и СД желали бы, чтобы еврейство в Генеральном округе Белоруссия было окончательно устранено после того, как его труд более не будет необходим вермахту — главному потребителю труда евреев». Собственно, эти строки только лишний раз подтверждают то, что я писал о Кубе выше.

Здесь следует объяснить, что такое Генеральный округ Белоруссия. Это вовсе не вся территория бывшей Советской Белоруссии. В округ вошли 68 из 192 сельских и 9 городских районов довоенной БССР с населением 3,1 млн человек, разделенные на 10 округов, по — немецки Gebiet: Барановичский, Борисовский, Вилейский, Ганцевичский, Глубокский, Лидский, Минский, Новогрудский, Слонимский, Слуцкий. Город Минск приравняли к округу.

Минское гетто представляло собой сложную систему по массовому и систематическому уничтожению евреев. Уничтожение здесь, как уже было сказано, производилось гораздо более жесткими и менее завуалированными методами по сравнению с гетто на территории Европы. К тому же Минск представлялся нацистам идеальным местом для уничтожения европейских евреев, поскольку находился на большом удалении от Германии и вообще Западной Европы. Это, согласно логике нацистов, позволяло заняться массовым уничтожением наряду с местными евреями также и евреев, депортируемых из Рейха, без опаски навлечь на себя осуждение со стороны общественности или церкви (как это было в случае с умерщвлением людей с психическими отклонениями в самой Германии). Кроме того, благодаря целому ряду факторов, гетто в Минске просуществовало значительно больше, чем все остальные, созданные на оккупированной советской территории. Гетто в других местах исчезали благодаря нечеловеческой жестокости нацистов значительно быстрее.

Хроника гибели гетто. Из свидетельства Берты Маломед26, узницы Минского гетто:

14, 26, 31 августа 1941 года

Немцы врывались в еврейские дома. С криками и побоями всех мужчин сгоняли на Юбилейную площадь, а после вывозили на Тучинку и на Широкую, где расстреливали. 31 августа забирали уже и женщин. За августовские погромы расстреляно около 5 000 человек.

7–8 и 20 ноября 1941 года

Схваченных вывозили или гнали на расстрел в Тучинку. В первый погром уничтожено от 5 000 до 18 000 человек, во второй — до 15 000 человек.

21 января 1942 года

Немцы любили приурочивать многочисленные расстрелы к знаменательным датам: в день смерти В. И. Ленина было расстреляно более 12 000 евреев.

2 марта 1942 года

Погром продолжался два дня, в течение которых часть людей убили в самом гетто, а часть вывезли и расстреляли. В этот же день, не насчитав необходимого количества людей, немцы построили детей, медперсонал и воспитателей из детского дома. Всех сбросили в яму. Погибло не менее 5 000 человек, в том числе 200–300 детей и сотрудников детского дома.

23 апреля 1942 года

Погром длился с 17 до 23 часов. Убили 500 узников гетто.

7 мая 1942 года

Ночью немцы и полиция окружили два четырехэтажных густозаселенных дома на улице Замковая и подожгли. Живьем сгорело несколько сотен человек.

28–31 июля 1942 года

Людей убивали в гетто, а также вывозили в душегубках, в которых узники умирали от удушения еще до прибытия на место назначения, и обычных машинах в Тростенец. Согласно показаниям свидетелей, около 30 грузовиков и 4 душегубки курсировали между гетто и Тростенцом все эти четыре дня. Уничтожено около 25 000 человек.

21 (или 21–23) октября 1943 года

Конец Минского гетто. В ходе итоговой ликвидации гетто погибло около 22 000 человек.

Зверства нацистов, по моему глубокому убеждению, как ни странно, ускорили крах Третьего рейха. Массовые убийства требовали привлечения значительных сил полиции, формирований СС, а также отрядов коллаборационистов. А также армии! Известно, что уже с первых дней оккупации в карательных акциях была задействована целая дивизия (707‑я пехотная дивизия под командованием генерал — майора Густава фон Маухенхайма — Бехтольсхайма), к 1944 году действия против партизан по числу воинских соединений уже напоминали второй фронт. Требовались значительные технические средства. А также транспорт, что имело решающее значение на территории СССР, стране со слаборазвитой инфраструктурой. Вместо того, чтобы сосредоточить усилия на снабжении вермахта всем необходимым и своевременным подкреплением выбывших из строя частей, руководство Рейха сосредоточило усилия на массовых убийствах и терроре. Кроме того, евреи, сумевшие бежать, становились бесстрашными мстителями, и нацисты несли страшные потери.

В Минске подполье возглавил вовсе не какой — нибудь крупный партийный начальник, а Исай Павлович (Пинхусович) Казинец, белорусский инженер еврейского происхождения.

Его ближайшими помощниками по подполью были Гирш Смоляр и Михаил Гебелев, также евреи. Писатель Иван Новиков посвятил Исаю Казинцу и его соратникам по подполью книгу «Руины стреляют в упор», одну из немногих честных книг о войне в СССР. Приведу лишь один пример: в последние годы, особенно после выхода в Голливуде фильма Defiance с Дэниелом Крейгом, Львом Шрайбером и Джейми Беллом в главных ролях, широкую известность получили подвиги братьев Тувьи, Асаэля, Зуся и Арона Бельских. Они создали еврейский партизанский отряд, действовавший на территории Белоруссии. Братья Бельские не только спасли больше тысячи евреев, но и нанесли немалый урон живой силе и технике гитлеровцев, пускали под откос поезда. Это неудивительно, поскольку многие жители Белоруссии, особенно Западной, поначалу воспринимали нацистское воинство как освободителей от сталинской диктатуры. Страдания населения при коммунистах были ужасны, число погибших во время коллективизации и репрессий не поддаётся подсчёту. Вспомним, ведь даже во время панического бегства июня — июля 1941 года сотрудники НКВД успели расстрелять всех политических заключенных, которые сидели в тюрьмах, десятки тысяч человек в одной только Белоруссии. До войны в местечке Куропаты и прочих местах массовых расстрелов, а также в ГУЛАГе было убито огромное число невинных людей, а всего в результате сталинских репрессий ДО войны пострадало 600–700 тыс. жителей Беларуси27. Так что у белорусского населения заняло некоторое время разобраться в том, что именно несёт пресловутый новый нацистский порядок. А евреям всё стало ясно с первой минуты, их выбор был прост — победить или умереть. Впрочем, поведение нацистов вскоре всё расставило на свои места. Не только организованные властями убийства, но и индивидуальный грабёж, насилие и убийства без всякого повода мирного белорусского населения со стороны отдельных солдат и офицеров СС и вермахта вскоре стали обыденным явлением. Начальство было не против бессмысленного проявлений насилия, а напротив, всячески его поощряло. Всё это привело к массовому движению сопротивления.

Многие евреи старались перейти линию фронта и влиться в состав Красной армии, в рядах которой воевало более 500 тыс. евреев.

Всего только на территории Белоруссии действовало более 15 тыс. евреев — партизан, так что земля горела под ногами нацистов.

6

По — прежнему не нашедшим достойного признания остаётся светлый образ Маши Брускиной, да будет благословенна её память.

Маша (по не вполне проверенным данным — Мирьям) Брускина родилась в 1924 году в Минске. Поскольку большевики после октябрьского переворота последовательно и полностью разрушили всю еврейскую общинную жизнь на территории Белоруссии, то Мирьям вскоре переименовали в Машу, и она росла, как и многие другие, в полном отрыве от еврейской традиции. Мать, Людмила (Лия Моисеевна) Бугакова, работала старшим товароведом Управления книжной торговли Госиздата БССР. Отец — Борис Брускин. О Маше известно немного, лишь то, что она хорошо училась и была очень начитанной. Росла, что называется, советским человеком: была пионервожатой и даже членом комитета комсомола 28‑й школы города Минска, которую закончила накануне войны, в июне 1941 года. Получить аттестат о среднем образовании она не успела, поскольку началась война и уже на шестой день с начала боевых действий Минск был захвачен гитлеровцами. С этого момента и сама Маша, и все её родственники подлежали немедленному физическому уничтожению за еврейское происхождение. Маша не собиралась безропотно ожидать своей горькой участи. Она перекрасилась в блондинку, чтобы не походить не еврейку и немедленно вступила в борьбу с озверелым врагом. Она связалась с антигитлеровским подпольем и стала выполнять посильные задания. Что именно она делала? В те страшные первые месяцы войны в плен попали миллионы советских солдат. Зачастую это были раненые бойцы, которым просто не представился случай сразиться с врагом, поскольку они в бессознательном состоянии становились лёгкой добычей нацистов. В бывшем политехническом институте разместили лазарет для раненых бойцов Красной армии. Это удивительно, но факт: из — за огромного числа военнопленных нацисты были вынуждены разместить часть даже в самом центре Минска, поскольку не существовало никакой другой возможности, все окрестности города и так были заняты. Этим немедленно воспользовались подпольщики и внедрили Машу в штат госпиталя, устроив медсестрой. Её юный возраст не внушал опасений, так что уже в самом скором времени ей удалось организовать побег группы пленных офицеров. Она помогала добывать медикаменты и провизию для раненых, участвовала в изготовлении поддельных документов, фотографировала военнопленных для фальшивых документов. Также ей удавалось доставать гражданскую одежду для военнопленных. В конце концов ей вместе с товарищами удалось организовать хорошо отлаженную схему бегства военнопленных: их снабжали фальшивыми документами, помогали бежать на конспиративные квартиры (в семьях О. Ф. Щербацевич и её сестры Н. Ф. Янушкевич) в Минске, где их переодевали в гражданскую одежду и тайно выводили из города. Известно, что однажды таким образом подпольщикам в стареньком грузовике удалось вывезти за город несколько десятков людей за раз!

Для Маши всё закончилось в начале октября 1941 года. Она в очередной раз вывела из города очередную группу спасённых офицеров. К сожалению, в их числе был и бывший лейтенант Красной армии по имени Борис Рудзянко. Он оказался предателем: воспользовавшись услугами подпольщиков, он вернулся в Минск, был задержан военным патрулём, арестован и вскоре перевербован Абвером.

К тому времени в Минске уже начал активно действовать контрразведывательный орган абвернебенштелле (АНСТ) «Минск», который вел активную борьбу против советской разведки, партизанского движения и партийного подполья. Штаб — квартира Абвера расположилась в здании бывшей партшколы компартии Белоруссии на улице К. Маркса, командовал центром подполковник Абвера Вильгельм Крибитц. Именно туда и был доставлен Рудзянко. Зачастую Абвер28 представляют чуть ли не оппозиционной гитлеровскому режиму организацией. Это, мягко говоря, не так. Хотя в Нюрнберге судьи и не объявили Абвер преступной организацией, это вовсе не обеляет зловещих преступлений этой силовой структуры гитлеровцев. Именно сотрудники АНСТ «Минск» выявили и жестоко истребили минское подполье весной и осенью 1942 года. На их совести убийство сотен минских патриотов. А главное — предотвращение готовившегося широкомасштабного восстания военнопленных в концлагере по улице Широкой в Минске.

Рудзянко очень скоро после ареста заявил о том, что является врагом советской власти и готов к сотрудничеству. Хорошо известно, что долго убеждать его не пришлось. Вероятно, ему просто показали приказ Сталина от 16.08.1942 г. № 270, объявивший сдавшихся в плен изменниками Родины и призвавший их уничтожать всеми средствами, а семьи репрессировать. Совершенно очевидно, что предатель быстро представил себе, что его ждёт, если он каким — то чудом попадёт на восток. Бывший шифровальщик, попавший в плен, не мог рассчитывать на снисхождение. Поэтому Рудзянко быстро согласился работать на Абвер. Чтобы доказать свою лояльность новым хозяевам, он выдал гитлеровцам всех, кого только мог: Машу, Володю Щербацевича, Володину маму и тетю, маминых братьев, рабочего минского вагоноремонтного завода Трусова (Труса), который являлся истинным организатором и руководителем подпольной группы. Всех их нацисты немедленно арестовали и подвергли жестоким пыткам. Добиться от арестованных абверовцы тем не менее ничего не смогли. А подпольщикам было что рассказать! Масштаб планов даже сегодня потрясает воображение, поскольку окончательной целью подпольщиков была организация вооруженного восстания и захват Минска!

Дело в том, что во дворе политехнического института — того самого, где работала Маша, — стояли сараи, в которых нацисты хранили захваченное в боях огнестрельное оружие: винтовки и пулеметы, а также патроны и гранаты. Поскольку оружия было очень много и поначалу нацисты были в угаре от своих лёгких побед, подпольщикам удалось тайно и незаметно похищать оружие и боеприпасы, а затем тайно переносить и складировать на территории лагерей для военнопленных. Таким образом удалось незаметно вынести немало единиц огнестрельного оружия и боеприпасов. Постепенно были созданы настоящие склады оружия и амуниции. Был разработан план восстания. Согласно замыслу подпольщиков, ударная группа в составе 300 человек должна была внезапно напасть на врага и захватить склады оружия и боеприпасов, а также освободить более 30 тыс. военнопленных, которых нацисты держали за колючей проволокой в Минске (в политехническом институте, институте физкультуры, а также и во многих других местах — фактически весь город был превращён в один огромный концлагерь). Намечалось вывести из строя телефонную связь, атаковать комендатуру города, здания охранной полиции, окружного комиссариата, штаба танковых войск, аэродром «Восток» и все лагеря военнопленных. Словом, захватить все ключевые точки в городе. Подпольщикам удалось даже наладить связь с Москвой! Восточнее Минска к атаке изготовилась крупная партизанская группа (около 700 человек), которая при поддержке воздушного десанта, обещанного Москвой, намеревалась захватить танки. Если бы это удалось, даже частично, то врагу был бы нанесен болезненный удар, который мог надолго парализовать основные коммуникации, и части вермахта на фронте остались бы без должного снабжения…

Сведений о готовящемся восстании нацистам в октябре узнать не удалось, поскольку никто из группы патриотов не раскололся. К сожалению, этот великолепный план не осуществился: предатель Рудзянко, ставший платным нацистским агентом, сумел внедриться в ряды подпольщиков, и из — за этого все усилия были потрачены напрасно, тысячи людей, готовившихся к восстанию, были уничтожены гитлеровцами. Это был его первый триумф, обернувшийся чудовищной трагедией для тысяч людей. Но, к сожалению, не последний…

Информация, полученная от предателя, стала смертным приговором для всей группы: изготовление фальшивых документов, использование фотографической техники, организация успешных побегов для пленных солдат — всё это каралось смертной казнью.

Вскоре гауляйтер Кубе, которому почтительно доложили о поимке группы подпольщиков, санкционировал показательную казнь. В четырёх местах соорудили виселицы и принудительно согнали жителей наблюдать за казнью, чтобы вселить ужас в их сердца. Узников вывели из тюрьмы, на грудь им повесили фанерную доску с надписью: «Мы партизаны, стрелявшие по германским войскам».

Владимиру Щербацевичу в этот день, 26 октября 1941 года, исполнилось 16 лет. Маше было 17 лет. Володю, Кирилла и Машу повесили на воротах старого дрожжевого завода, сейчас это улица Октябрьская, Володиных маму и тетю повесили на Комаровской площади, сейчас это площадь Якуба Коласа. Наверное, не осталось в Минске ни одного дюйма, не пропитанного кровью патриотов. В конце концов благодаря их самопожертвованию и героизму была одержана самая великая победа в истории человечества.

7

Теперь я хочу привести полную статью А. С. Бржозовского, поскольку не считаю себя в праве вычеркнуть ни одной буквы.

Улица Маши Брускиной

Аркадий БРЖОЗОВСКИЙ

«Улица Маши Брускиной» — табличку с такой надписью мечтал увидеть на месте гибели героини своего очерка минский журналист Владимир Фрейдин.

Он был один из немногих приглашенных в новую столичную газету «со стороны» — из Бреста, чем сразу вызвал по отношению к себе ревнивое недоверие коллег: что, своих журналистов в Минске не хватило для будущей «вечерки»? Признаюсь, поначалу среди таких скептиков оказался и я, амбициозный репортер молодежной газеты, прошедший конкурсный отбор в новую журналистскую команду вопреки своей «пятой графе», которая сделала нас союзниками, когда над Владимиром Абрамовичем разразилась неожиданная гроза…

Обстоятельства его появления в Минске недолго оставались тайной. Журналистская репутация Фрейдина была высокой не только по «провинциальным» меркам брестской областной газеты, где он заведовал отделом информации. Его подпись время от времени появлялась на страницах «Правды», что в те годы считалось весьма престижным. А вскоре после того, как мы оказались в одном отделе уже здесь, в Минске, он показал мне книгу о Брестской крепости с дарственной надписью «первооткрывателя» этой темы Сергея Смирнова. Беру это слово в кавычки, потому что на самом деле одним из тех, кто задолго до появления знаменитой книги Сергея Смирнова начал писать о защитниках героической крепости, был брестский журналист Владимир Фрейдин.

Поэтому не удивительно, что и на новом месте он остался верен своей главной теме, которая сделала ему имя, — поиску неизвестных или незаслуженно забытых героев минувшей войны.

Как — то однажды, через несколько месяцев после выхода первого номера «вечерки», Владимир Абрамович положил передо мной снимок, знакомый по многочисленным публикациям о Великой Отечественной: момент публичной казни трех минских подпольщиков в октябре 41‑го.

— Что ты скажешь об этой фотографии? — поинтересовался он, зная, что я собираю материалы о Минском гетто для очередного сборника многотомной серии «Герои подполья».

— Ничего нового, — пожал я плечами. — А что ты имеешь в виду?

— Тебе известны имена всех троих? И этой девушки?

Мне ничего не оставалось, как признаться в своем неведении. Он посмотрел на меня, как врач на безнадежно больного пациента.

— Именем этого мальчика, Володи Щербацевича, назван океанский теплоход. Имя мужчины тоже известно: это Кирилл Трус, по — видимому, руководитель подпольной группы. А вот кто эта девушка, до сих пор не установлено. Эрик поручил мне заняться этим делом.

(Эрнст Николаевич Коляденко, первый заместитель главного редактора, еще подростком побывавший в гестаповских застенках как член боевой группы Николая Кедышко, по понятным причинам был неравнодушен к теме, как тогда говорили, военно — патриотического воспитания.)

Начав с музея Великой Отечественной войны, Фрейдин вышел на тогдашнего собкора «Пионерской правды» в Белоруссии Вячеслава Морозова, автора документальной повести и киносценария о младшем из трех героев, запечатленных на снимке, — 15-летнем Володе Щербацевиче. От этого журналиста Владимир Абрамович, по его словам, и услышал впервые имя девушки, которая значилась в его блокноте как Неизвестная. Морозов сообщил, что во время показа кадров из его фильма по телевидению на студию позвонил один из довоенных выпускников 28‑й минской школы, который узнал в девушке, названной неизвестной, свою соученицу Машу Брускину.

В ходе поиска нашлись и другие свидетели — довоенный директор 28‑й школы Н. И. Стельман, бывший комсорг этой школы, участник войны Е. М. Каменкович, секретарь секции бывших узников фашистских концлагерей республиканского Совета ветеранов войны С. А. Давидович и, наконец, известный скульптор З. И. Азгур — как оказалось, двоюродный брат Машиной матери, погибшей в Минском гетто…

Очерк Владимира Фрейдина «Они не стали на колени», опубликованный в трех апрельских номерах за 1968 год, неожиданно для всех нас вызвал грандиозный скандал. Редактор, перепуганный грозным звонком из горкома партии, предложил автору материала написать объяснительную записку. Она заняла ни много ни мало 12 страниц, где подробнейшим образом излагалась история журналистского поиска, результатом которого и явилась газетная публикация. Как стало известно позже, объяснений потребовали высокие партийные инстанции, заподозрившие автора в «тенденциозном» подборе и «пристрастном» изложении фактов. Хотя ничего не говорилось напрямую, проницательному Владимиру Абрамовичу не составило большого труда понять, что имеется в виду. «Неизвестная» оказалась девушкой из гетто, а многие из тех, на кого ссылался журналист, — впрочем, как и сам автор очерка, — были её единоплеменниками, сродненными всё той же злополучной «пятой графой». Взрывоопасное совпадение по тем временам, когда после известных событий на Ближнем Востоке начался очередной «крестовый поход» против сионизма.

Под его железную пяту и попал бедный рыцарь без страха и упрека Владимир Абрамович, наивно полагавший, что новое имя, вписанное им в историю Великой Отечественной, будет с благодарностью внесено в неполные списки героев Минского подполья, хранящиеся в архивах Института истории партии. И уж совсем не мог он предположить, что детонатором взрыва, который последует за публикацией в «вечерке», окажется его коллега по журналистскому цеху, всемогущий собкор «Правды» в Белоруссии.

По этическим соображениям — о мертвых либо хорошо, либо ничего — не буду называть его фамилию. Уважаемый автор документальной повести о Минском подполье и её многосерийной экранизации, по тем временам чуть ли не главный авторитет в исследовании этой темы, вероятно, не мог допустить, чтобы «белые пятна» в его книге заполнял невесть откуда взявшийся самозванец. Статус собкора «Правды» по тогдашней табели о рангах приравнивался к должности заведующего отделом республиканского ЦК. Слишком уж разными оказались «весовые категории» претендентов на выяснение истины.

Исход поединка был предрешен: если в архивных документах истпарта никакой Маши Брускиной не значится, пусть девушка на известном снимке как была, так и остается Неизвестной. А что же многочисленные свидетельства, на которые ссылался автор публикации в «Вечернем Минске»? Заир Исаакович Азгур, в мастерской которого я бывал частым гостем, позже рассказывал мне, что он был вызван в ЦК на предмет выяснения своих родственных связей с героиней фрейдинского очерка. Никаких документальных подтверждений этого факта старый скульптор, потерявший в годы войны почти всех родных и близких, представить не мог, а профессиональная зрительная память художника не была принята во внимание.

Но вернемся к Фрейдину. После публикации в «вечерке» очерка «Они не стали на колени» Владимир Абрамович по партийной линии получил строгий выговор «с занесением», и ему было предложено подать заявление об уходе «по собственному желанию». Чтобы сохранить хоть какую — то возможность продолжить работу в журналистике, без которой он просто не мыслил своей жизни, Владимир Абрамович, заручившись поддержкой коллег из БелТА и Союза журналистов, написал такое заявление. Судьба отца, репрессированного в 37‑м, видимо, послужила ему горьким уроком, внушив, что нет смысла теленку бодаться с дубом. А роль диссидента, тем более борца с режимом, была явно не для него, носившего на лацкане пиджака миниатюрный значок с ленинским силуэтом…

Наши дружеские отношения не прекратились с его уходом из редакции, где, впрочем, после этих событий ненадолго задержался и я. Мы часто встречались и в рабочей, и в домашней обстановке, обсуждали проблемы творческие и личные. Жизнь продолжала испытывать его: казавшаяся благополучной семья распалась, жена уехала в Израиль, дочь — в Америку, где вскоре умерла от рака. Итогом связанных со всем этим переживаний явился инфаркт, ранний для его тогда еще далеко не преклонного возраста.

И до, и после болезни Владимир Абрамович во время наших встреч находил повод упомянуть о своей папке с материалами, посвященными Маше Брускиной. Все эти годы она постоянно пополнялась. Теперь здесь были не только его собственные публикации, записи, фотоматериалы, но и вырезки из различных изданий, в том числе и зарубежных, где всё чаще рядом с именем казненной в Минске девушки из гетто упоминалась фамилия написавшего о ней журналиста. Чувствуя, что судьбой отмерено ему не так уж много времени, он хотел передать эту папку в надежные руки и как — то признался, что надеется увидеть на одном из минских домов табличку с надписью: «Улица Маши Брускиной». Увы, этой надежде не было дано осуществиться. Второго инфаркта сердце, изъеденное столькими переживаниями, уже не выдержало…

С тех пор прошло больше десяти лет. И всё это время меня не оставляет мысль, что творится величайшая несправедливость по отношению к делу, которому мой коллега и друг, не побоюсь высоких слов, отдал свою жизнь.

Не говоря уж о еще большей несправедливости в отношении к памяти его непризнанной героини, чья судьба удивительным образом перекликается с судьбой героини общепризнанной — Зои Космодемьянской.

Мне довелось побывать в подмосковной деревне Петрищево, где в начале декабря 1941‑го, через месяц с небольшим после гибели её ровесницы — минчанки, была повешена фашистами юная москвичка, схваченная при попытке поджечь дом, где разместились оккупанты, и назвавшая себя Таней. Очерк Петра Лидова, довоенного белорусского собкора «Правды», опубликованный в этой газете после разгрома немцев под Москвой, так и назывался — «Таня». Я запомнил увиденную в далеком военном детстве газету по фотоснимку мертвой девушки с обрывком веревки на шее — эта жуткая картина еще долго не давала мне заснуть.

Много лет спустя, оказавшись в музее Зои Космодемьянской на месте её гибели, я поинтересовался обстоятельствами, при которых Таня стала Зоей. «На очерк и фотоснимок в «Правде», — пояснила экскурсовод музея, — откликнулась москвичка Любовь Тимофеевна Космодемьянская, которая узнала на снимке свою дочь». «Почему же девушка назвалась Таней — не своим мучителям во время допроса, а ночью шепнув тайком хозяйке дома Прасковье Яковлевне Кулик, своей, русской женщине? Зачем ей было скрывать своё имя перед казнью, в неизбежности которой уже не приходилось сомневаться? Какую тайну она выдала бы, назвавшись Зоей, — если это действительно было её настоящее имя?..»

Увы, убедительного ответа на все эти вопросы я так и не получил. Напротив, возникли новые вопросы, когда выяснилось, что среди убитых горем женщин, признавших на правдинском фотоснимке и позже, на опознании эксгумированного трупа, свою без вести пропавшую дочь, была далеко не одна только Любовь Тимофеевна… Имя московской героини, несмотря на все сомнения в его подлинности, увековечено в памятниках и названиях улиц. Кажется, оно присвоено даже городу. А юная минчанка, вызволявшая наших военнопленных из временного госпиталя, откуда им была прямая дорога в концлагерь, до сих пор остается Неизвестной. Неужели это имя звучит лучше, чем Маша Брускина?

Скульптор Азгур, которого партийные власти когда — то заподозрили в намерении «протащить в героини» свою племянницу, много лет спустя изваял горельеф Трифона Лукьяновича для мемориальной доски у входа в главный корпус теперь уже бывшего завода им. Ленина — довоенного Минского радиозавода, где, по свидетельству писателя Бориса Полевого, трудился этот герой Великой Отечественной. Будущий автор «Повести о настоящем человеке» встретился с ним в Берлине, где шли последние и потому особенно ожесточенные уличные бои. Солдат — белорус Лукьянович был ранен, спасая под вражеским обстрелом оставшуюся без матери немецкую девочку, и умер в госпитале.

Считается, что он, один из многих, кто совершил подобный подвиг, послужил прообразом солдата с ребенком на руках, памятник которому установлен в берлинском Трептов — парке.

Готовя телепередачу к очередному Дню Победы (в которой, кстати, участвовал и Заир Азгур, близко знакомый с автором знаменитого памятника, скульптором Евгением Вучетичем), я обратился на бывший радиозавод с просьбой найти какие — либо материалы, связанные с именем нашего героя — земляка. Как оказалось, едва ли не единственным документальным свидетельством его причастности к Минскому радиозаводу была запись в блокноте военного корреспондента, воспроизведенная позже в книге фронтовых воспоминаний Бориса Полевого. В заводских списках, как мне было сказано, человек по имени Трифон Лукьянович не значился. Возможно, корреспондент не расслышал или неточно записал либо имя, либо адрес умирающего солдата. Это, однако, не помешало имени Лукьяновича появиться не только на мемориальной доске с его, надо полагать, символическим изображением, но и в названии одной из минских улиц. Кому сегодня придет в голову подвергать сомнению обоснованность этих актов — сомнению, оскорбительному для памяти о погибшем герое…

Почему же с иными мерками надо подходить к героине очерка Владимира Фрейдина, а теперь и многих других публикаций в нашей стране и за рубежом, посвященных Маше Брускиной?

Несколько лет назад, получив приглашение на Международную книжную ярмарку в Иерусалиме, я побывал в знаменитом музее истории Холокоста «Яд ва-Шем». И с понятным волнением обратил внимание на увеличенную знакомую фотографию, где казненная нацистами девушка — минчанка значится под собственным именем. Не кажется ли странным, что в родном городе героини её упорно продолжают именовать Неизвестной? Как это согласуется с нашим лозунгом, который уже много лет звучит привычным, непререкаемым афоризмом: «Никто не забыт, ничто не забыто»?

Сейчас, в преддверии 60-летия Великой Победы, самое время отдать должное подвигу девушки из гетто, где погибли десятки тысяч известных и еще больше безымянных жертв нацистского геноцида. Отдать должное памяти юной патриотки, которая, пусть даже символически, если это нельзя подтвердить документально, именуется Машей Брускиной. Чью честь, чье достоинство, чьи интересы это заденет?

Едва ли не каждый месяц в Минске появляется новая улица, для которой специалисты по городской топонимике ищут подходящее название. Появилась уже и улица Азгура, бульвар Луначарского недавно стал бульваром Мулявина. Но сколько еще остается на карте нашего города непонятных, а нередко и бессмысленных названий: улица Амураторская, 1‑я и 2‑я Базисные, один Круглый переулок и аж восемь Путепроводных… Трудно поверить, что среди множества старых и новых названий в городе — герое Минске не найдется место для таблички, которую так хотел увидеть, но не успел до этого дожить журналист Владимир Фрейдин: «Улица Маши Брускиной».

«Авив», январь — февраль 2005 г.

8

Первой моей мыслью после прочтения статьи было: а может быть, это такой промысел Божий, а именно четвёртая его составляющая? Ведь это уже даже не антисемитизм, это богооставленность: состояние, когда человек живет в нераскаянном упорстве и бесчувствии, навлекая тем самым на себя такое состояние, когда Бог оставляет его, обрекая на погибель…

Как можно понять, уже в 1968 году журналисты Владимир Фрейдин, Лев Аркадьев и Ада Дихтярь собрали свидетельства выживших в кровавом водовороте войны людей, которые лично знали Машу: бывшего директора 28‑й школы (еврейской) Натана Стельмана, уцелевших подпольщиков, одноклассников, очевидцев казни. Они совершили журналистский подвиг и доподлинно установили, что неизвестная девушка, повешенная вместе с Кириллом Трусовым (Трусом) и Володей Щербацевичем — Маша Брускина. Это подтвердили также и её родственники, прежде всего — отец, Борис Брускин. И дядя — легендарный белорусский скульптор, действительный член Академии художеств СССР Заир Азгур.

Были и другие свидетельские показания, сегодня общеизвестные. Из воспоминаний Елены Григорьевны Шварцман (Элькинд): «Я сама родом из Минска. Со второго по седьмой класс училась в одном классе и дружила с Машей Брускиной. Мы были отличницами…

Вновь я встретилась с Машей, когда в Минск вошли немцы (в июле 1941 года). Она была одета в кожанку, и волосы были покрашены в светлый цвет (она осветлила волосы), скорее всего в целях конспирации, чтобы не жить в гетто. Надо полагать, что она жила по чужому паспорту. Иначе ведь нельзя было жить за пределами гетто.

Однажды осенью 1941 года мой отец пришел с работы очень расстроенный и сказал моей матери (на идише): «Хайке! Маше гинкт!» («Хайка! Маша повешена!»). А мама ему ответила: «Тише, тише, чтобы Лена не слышала». Но я слышала, но им ничего не сказала. Мама боялась, чтобы это не повлияло на мою психику…

Не помню, как я нашла адрес матери Маши, которая жила как будто на улице Замковой в гетто. Скорее всего, этот адрес мне дала моя учительница по грамматике из учительских курсов Шмерлинг. Я нашла этот дом. Когда открыла дверь, Машина мать стояла перед зеркалом (зеркального шкафа) и кружилась, махая руками, как будто танцевала.

Когда я это увидела, то очень испугалась, понимая, что она сошла с ума.

Я убежала и больше никому об этом ничего не рассказывала. Сколько лет прошло, а это мне запомнилось на всю жизнь».

И каков же был результат этого расследования? Святую память растоптали грязным большевистским сапогом, сломали карьеру и жизнь Фрейдину.

А могло ли быть иначе? Разве война закончилась в 1968 году? Неужели ДО этого никто не предпринимал попыток докопаться до правды?

Наверное, такие попытки были.

Но разве в стране государственного антисемитизма такие попытки могли иметь шанс на успех?

Вспомним, ведь это только сегодня с РФ с гордостью говорят о том, что нацистский лагерь уничтожения Аушвиц (Освенцим) освободила Красная армия. А когда в конце войны, точнее — в мае 1945 года, появилось официальное сообщение об освобождении лагеря смерти, о погибших там евреях не было сказано ни слова! Начальник Главного политического управления Красной армии, главный пропагандист СССР А. С. Щербаков до самой смерти не позволял освещать «еврейскую тему» в СМИ. После его смерти положение лишь ухудшилось. Лишь на Нюрнбергском процессе советские представители согласились с предъявлением нацистам обвинения в геноциде евреев. Но и протоколы Нюрнбергского процесса были в основном засекречены от широкой публики в СССР. После войны полным ходом заработал маховик насильственной ассимиляции, сопровождающейся закрытием всех без исключения еврейских национальных учреждений. А уже в конце 1946 года чекистами было сфабриковано дело о заговоре в окружении Сталина. Заговорщики, якобы через родственников вождя и их друзей еврейского происхождения, внедрились на самый высший уровень руководства страны. В конце 1947 года аресты продолжились, были выбиты показания о существовании сионистско — шпионского заговора. Это было лишь начало…

Рассмотрим отношения Советского Союза с государством Израиль, образованным вскоре после победы над нацизмом.

Сталин дал указание послу СССР в ООН поддержать становление Израиля как независимого государства в противовес Англии. Что и было сделано: таким, парадоксальным образом, благодаря антибританской политике Сталина Израиль получил поддержку при голосовании в ООН и, главное, оружие, которое все остальные страны категорически отказывались продать евреям (поскольку существовало американское эмбарго на поставки оружия Израилю), однако к окончанию боевых действий Войны за независимость Израиля ситуация уже радикально изменилась. Отношения с Израилем радикально ухудшились, кратковременная поддержка со стороны СССР окончилась, сменившись откровенной враждой и ненавистью. Еврейский народ испытал на себе ярость диктатора и внутри СССР — убийство Михоэлса в ночь на 13 января 1948 года стало началом страшной террористической юдофобской «пятилетки». Были закрыты еврейские театры в Минске, Киеве, Кишиневе, прекращено издание книг на идише, закрыта еврейская газета «Эйникайт» («Единство»), даже историко — этнографический музей грузинского еврейства в Тбилиси. Всё происходящее всё больше и больше напоминало Третий рейх. В феврале Политбюро приняло решение о роспуске всех объединений еврейских писателей в Москве, Киеве и Минске. В ноябре 1948 года сталинское Политбюро постановило: «…немедленно распустить ЕАК, так как он является центром антисоветской пропаганды и поставляет секретную информацию иностранным разведкам. Органы печати комитета закрыть, дела конфисковать». 26 марта 1948 года министр госбезопасности В. Абакумов послал Сталину докладную записку: «Министерством государственной безопасности СССР в результате проведенных чекистских мероприятий установлено, что руководители Еврейского антифашистского комитета, являясь активными националистами и ориентируясь на американцев, по существу проводят антисоветскую националистическую работу… Михоэлс и его единомышленники, как выяснено их агентурной разработкой и следствием по делам еврейских националистов, использовали Еврейский антифашистский комитет как прикрытие для проведения антисоветской работы». Эта записка имела последствия: Еврейский антифашистский комитет был расстрелян в полном составе, за исключением академика Лины Соломоновны Штерн. Много лет я размышляю над тем, как можно назвать палачей, хладнокровно убивших пламенных антифашистов?

13 января 1953 года все центральные газеты СССР под рубрикой «Хроника» поместили следующее сообщение ТАСС: «АРЕСТ ГРУППЫ ВРАЧЕЙ-ВРЕДИТЕЛЕЙ». Главный рупор большевистского руководства, газета «Правда», напечатала редакционную статью, где среди всего прочего было написано: «Большинство участников террористической группы — Вовси, Б. Коган, Фельдман, Гринштейн, Этингер и другие — были куплены американской разведкой. Они были завербованы филиалом американской разведки — международной еврейской буржуазно — националистической организацией «Джойнт». Грязное лицо этой шпионской сионистской организации, скрывающей свою подлую деятельность под маской благотворительности, полностью разоблачено.

Опираясь на группу растлённых еврейских буржуазных националистов, профессиональные шпионы и террористы из «Джойнт» по заданию и под руководством американской разведки развернули свою подрывную деятельность и на территории Советского Союза. Как показал на следствии арестованный Вовси, он получил директиву «об истреблении руководящих кадров СССР» из США. Эту директиву ему передали от имени шпионско — террористической организации «Джойнт» врач Шимелиович и известный еврейский буржуазный националист Михоэлс.

Разоблачение шайки врачей — отравителей является ударом по международной еврейской сионистской организации. Теперь все могут видеть, какие «благотворители» и «друзья мира» скрываются под вывеской «Джойнт»».

Вскоре после объявления об аресте «кремлевских врачей» начался новый этап антиеврейской кампании в СССР. Во время борьбы против «космополитов» слово «еврей» почти не упоминалось. Официально кампания была направлена против неких абстрактных космополитов, но среди репрессированных доля евреев составила 71 %, так что это была откровенно антисемитская истерия. Газеты ничего не сообщали о расстреле ведущих деятелей еврейской культуры в СССР в августе 1952 года. С января 1953 года шельмование евреев становится открытым. Термины «сионисты», «бундовцы», «еврейские буржуазные националисты» и «вредители» превращаются в синонимы. Пожалуй, ни до, ни после евреи в СССР не ощущали к себе такой острой ненависти со стороны советского государства и общества в целом. Как и прежде, коммунистические пропагандисты связали воедино образ внутреннего врага с врагом внешним. Но появились и новые моменты: подыгрывая бытовому антисемитизму, «Правда», «Литературная газета» и прочие печатные издания делали акцент на «связи» «врачей — вредителей» с зарубежными еврейскими организациями — «Джойнт дистрибьюшн комити», филиалом Американского еврейского комитета, которым якобы руководили воротилы «Уолл — стрит». «Пражский процесс и сообщение об аресте в Советском Союзе группы врачей — вредителей, — утверждал английский журналист Дерек Картэн, привлеченный агитпропом, — лишний раз подтвердили факт, вскрытый венгерским правительством: «Джойнт» является орудием американской разведки, используемым для подрывной заговорщической деятельности против стран социализма. Недаром он так тесно связан с Уолл — стрит».

Цикл статей, посвященных изображению империалистических связей США с Израилем, деятельности израильских спецслужб, появился на страницах советских газет после взрыва в советской миссии в Израиле. В статье «Террористический акт в Тель — Авиве и фальшивая игра правителей Израиля» подчеркивалось, что взрыв был совершен после того, «как органы государственной безопасности СССР и ряда стран народной демократии обрубили кровавые щупальца международной еврейской буржуазно — националистической организации «Джойнт».

Новый Холокост не состоялся лишь по причине смерти «вождя всех народов». На некоторое время отношения СССР с Израилем несколько стабилизировались по причине жесткой внутриполитической борьбы в СССР (было не до Израиля, шла грызня за Кремль). Но когда окончательно победил Н. Хрущев и утвердился в кресле первого секретаря, то своим лучшим другом на Ближнем Востоке сделал «социалиста» Насера с его пусть убогим, нацистского типа, но социализмом.

Со времен «революции» в Египте СССР периодически и в грубой форме угрожал Израилю. В 1956 году ТАСС опубликовал ряд сообщений, из которых следовало, что тысячи советских добровольцев осаждают посольство Египта в Москве, добиваясь отправки в эту страну, для того чтобы воевать с Израилем, а советское руководство направило Бен — Гуриону ноту, которую он позднее охарактеризовал так: «Это письмо [Булганина] вполне могло принадлежать перу Гитлера…»

В 1967 году, после катастрофического поражения своих арабских союзников, Советский Союз окончательно разорвал с Израилем дипломатические отношения и заявил о готовности применить соответствующие меры против «интервентов», в том числе пригрозив применением ядерного оружия. Израиль прочно вошел в тройку главных врагов Москвы и «всего прогрессивного человечества», наряду с «империализмом» и «китайским ревизионизмом». Еврейское государство называли не иначе как «раковой опухолью, пустившей корни в арабскую землю», а сионизм — разновидностью расизма.

И теперь я хочу задать вопрос: разве имел место шанс в тот момент возвести в ранг национальной героини Белоруссии и СССР еврейскую девушку?

9

Но и в наши дни положение не намного лучше. История, увы, стала заложницей политики. В Минске повесили табличку с именами патриотов и Маши на месте казни. Но отчего же не более?

У меня лично на этот счёт есть несколько соображений. Дело в том, что, хотя, безусловно, вся ответственность за убийство героев лежит на немецких нацистах, тем не менее непосредственно обязанности палачей исполняли коллаборационисты из второго литовского батальона вспомогательной полицейской службы под командованием Антанаса Импулявичуса. Этот палач спустя короткий срок с тем же рвением полностью уничтожит всех евреев в Слуцком гетто. В советские времена этот факт никак не афишировался, да и сегодня никто не хочет ещё больше нагнетать и без того взрывоопасную обстановку, напоминая независимой Литве о том, что немалая часть населения этой страны принимала активное участие в реализации преступных планов гитлеровцев и в убийстве евреев. Одно дело внутренняя критика Руты Ванагайте, написавшей книгу о неслыханных преступлениях своих земляков в годы Второй мировой войны, и совсем другое — дипломатический скандал между Литвой и Израилем, вызванный напоминанием о роли второго батальона литовцев в Холокосте.

Спустя годы страшные преступления нацистов продолжают убивать. В ФРГ в рамках развенчания мифа о том, что вермахт не принимал участия в преступлениях нацистов, гамбургским институтом социологических исследований была организована выставка «Преступления вермахта». На этой передвижной выставке были выставлены тысячи подлинных фотографий времён войны, на которых запечатлены казни мирных людей, массовые и индивидуальные убийства. За несколько дней фотовыставку посетило более 100 тыс. человек. А затем разразился скандал. Прямо в выставочном зале одна из посетительниц потеряла сознание. Вскоре выяснилось, что этой посетительницей была известная журналистка по имени Аннегрит Айхьхорн. Потеряла сознание она не случайно, а в результате шока: на фотографии она увидела своего отца, который затягивал петлю на шее Маши Брускиной. Аннегрит всегда считала своего отца солдатом, который честно защищал фатерланд, а на деле он оказался нацистским преступником и палачом! В результате Аннегрит дала интервью своей коллеге из «Зюддойче цайтунг», которое вышло под заголовком «Мой отец, военный преступник». Интервью вызвало шквал отрицательных откликов. Аннегрит Айхьхорн не смогла справиться с нахлынувшими эмоциями и покончила с собой. Так, спустя почти пятьдесят лет, преступление нацистов продолжило свой кровавый путь. Спустя некоторое время было проведено доскональное журналистское расследование, которое установило, что отец Аннегрит Айхьхорн — Карл Шайдеманн — невиновен. На фотографии не он, а похожий на него внешне каратель — литовец.

Я лично убеждён, что нас ждут новые смерти, пока не будут расставлены все точки над i, без нагромождений лжи. Это было жестокое время, и если мы не желаем его повторения, то надо дать окончательную и беспристрастную оценку событиям тех лет — и последующим тоже.

Аркадий Бржозовский, Владимир Фрейдин, Лев Аркадьев и Ада Дихтярь совершили журналистский подвиг и вернули имя неизвестной героине. Мария (Маша) Брускина, пожертвовавшая своей молодой жизнью ради победы над нацизмом, одна из первых подпольщиц в оккупированном врагом Минске. Она была еврейкой, при этом — патриотом СССР и Белоруссии. Её подвиг требует признания как на Родине, так и во всём мире, прежде всего в Израиле. Не помнящий прошлого человек лишает себя грядущего. Слава Богу, в Израиле помнят и свято чтят светлую память своих погибших. Просто дело в том, что подвиг девушки из гетто, Маши Брускиной, выводит на уровень, который в Израиле называют Катастрофой и Героизмом европейского еврейства. Это именно тот самый случай, когда человек пожертвовал жизнью за вашу и нашу свободу. Это подвиг ради торжества сил добра над абсолютным злом, ради лучшего будущего для всего человечества. Да будет благословенна её память.