Дорога в небо

Максим Басков

Это история про путешествие в Забайкалье. В город, где закончилось детство главного героя, и где закончилась военная служба его отца. Они хотели встретить старых знакомых и повидать дорогие им обоим места. Но, похоже, у них получилось забраться немного дальше.

© Максим Басков, 2022

ISBN 978-5-0053-8243-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Посвящается моей дорогой Лене.

Об этом путешествии я мечтал всю жизнь. Ну почти. С того самого момента, как мы сели в машину и поехали из того маленького города на берегу реки. Навсегда. А может быть, я начал мечтать об этом даже раньше. Мне кажется, что еще когда мы там жили, в раннем детстве, я представлял себе, как возвращаюсь в город. Возвращаюсь взрослый, сильный, с большой сумкой. Как герой с войны. Кто знает, из чего сделаны детские фантазии. Коллективное бессознательное, инстинкты, небольшой, но уже прожитый опыт, книги, кино. Из всего.

Я мечтал об этом путешествии каждый день. Я покупал машину и думал, а смогу ли я на ней уехать в Нерчинск? Покупал одежду и думал, а будет ли в ней удобно ехать в Нерчинск. Не то чтоб это было навязчивой мыслью. Нет, эти мысли никогда ничему не мешали. Я работал, учился, заводил семью, растил детей. Хотя… Мир взрослого — другая бездна. По крайней мере, я никогда не торопился осуществить этот план. Ведь некоторые мечты прекрасны сами по себе. А когда они сбываются, что с ними происходит? Куда они исчезают? Что остается? Прекрасно, когда то, о чем ты мечтаешь, идет к тебе навстречу. А ты как мудрый индеец спокоен и уверен. Внешне может показаться, что все происходит внезапно и случайно. Но на самом деле ты к этому давно готов. И когда мимо проходит обоз с яблоками, ты стоишь в том месте, где нужно протянуть руку, чтоб взять одно. И ты никогда не тянул свою мечту насильно за веревку. А может, это и не мечта. Может, это предчувствие. И почему-то думается, что если предчувствие, то, значит, предчувствие смерти. Впрочем, о смерти думается всегда.

И, конечно, обо всём этом нужно написать книгу. Это как правила игры. Я пишу книгу — мечты сбываются. Мечты сбываются — садись и пиши. И первой строчкой, конечно,: посвящается моей дорогой Лене.

1

Книга про путешествие должна быть дневником. Это естественно.

Разбудил Егор. Позвонил и сказал, что купил билет. Точка невозврата пройдена. И если ещё вчера, после новостей о росте числа заболевших в Забайкалье, я вдруг засомневался, то сейчас все остатки сомнений улетучились. Завтра едем. Это точно.

Еще рано. Сегодня выходной. Но спать больше уже не буду. Пойду побегаю. Здесь есть хорошая дорожка вокруг пруда. Но это — бег по кругу. Ждать от меня, что через определенное время я буду в определенной точке бесполезно. И, увы, может быть опасно некоторыми разочарованиями. Свои траектории я и сам с трудом угадываю. Я побегу в лес.

Давно не бегал. Если про все это снимут кино, то здесь должны быть кадры, как я стремительно мчусь через лес, перепрыгиваю лужи и поваленные деревья. Сила и смелость. Живи по мечте. Стремись и достигай.

На самом деле я не бежал, а едва плелся. Бегать мне надо осторожно — спина больная. Поэтому я так, на цыпочках, очень аккуратно. Приложение в телефоне показало, что почти девять минут за километр. Это медленно. Но свои пять километров я все же пробежал. Сам не ожидал.

До встречи с Егором ровно сутки.

План такой. Егор прилетает из Забайкалья в Екатеринбург. Я его встречаю, и мы сразу едем на восток. Нам надо доехать до Кемерово. Он нашел объявление о продаже там понравившегося ему катера. Мы посмотрим этот катер, и, если он действительно так хорош, мы купим его и на прицепе отвезем в Нерчинск. От меня до Кемерово почти две тысячи километров. А оттуда до Нерчинска почти три.

Поставил новые колеса. Не машина — мечта. Монтажник в автосервисе такой интересный парень. Кинематографичный. Невысокий, упитанный. Как немного похудевший Карлсон. Похож на парня из «Люди в черном», который в конце фильма говорит, что это его любимый момент в земной истории, если это, конечно не тот мир, где все кончится плохо…, нет, это мир, где всё будет хорошо. Этот же актер играл отца героя в «Назови меня своим именем».

Собрал все вещи. Готов.

Да, папа с нами поедет. Я его сразу позвал, но думал, он не решится. Даже волнительно. Немного вина на свежем воздухе. Душ. И спать. Завтра рано вставать. Завтра будет важный день.

2

Этот день наступил. Не все идеально. Но идеально быть и не может. И нам точно не нужно. Слава богу, я уже давно это знаю. И не переживаю от несовершенства. Последние приготовления. Чай в термос. Обнять детей и Лену. Обнулить километраж на панели приборов. Обнулить… Эх, такое слово испортили. И вперед. На восток. Вчера вечером читал новость про то, что Илон Маск запустил в космос ракету с космонавтами. Мы тоже космонавты.

Отца нужно забрать из деревни. А до деревни довезти маму. Она, как всегда, с кучей сумок. И с ковром: «Мы же сможем завезти ковер в деревню. Он же влезет к тебе в машину». Да, конечно, влезет. И мы впихиваем ковер в машину мечты.

И еще какие-то сумки и пакеты с оторванными ручками. В общем, имейте в виду, когда вы соберетесь в путешествие, всегда найдется кто-то, кто захочет всучить вам старый ковер. Будьте осторожны.

По дороге до деревни нужно разговаривать. И я даже немного разозлился от этого. Ведь большинство разговоров сводятся к тому, чтобы называть фрагменты окружающей действительности давно придуманными названиями. А путешествие — это про то, чтоб увидеть, что там, за горизонтом, увидеть то, чему названий еще нет.

В деревне, не торопясь пьем кофе. Болтаем о птицах и погоде. И вперед.

— Батя, давай только сразу договоримся, до Нерчинска не бухаем. Ну, в смысле, ты не бухаешь. В Нерчинске — понятно, там без разговоров, но по дороге давай без бухания.

— Ну щ-щас, ага. Сегодня-то я пивка немного по-любому выпью. Всё, поехали, поехали. Как комэска говорил перед вылетом: «В добрый путь!»

В добрый путь! В Нерчинск!

Подъезжаем к аэропорту Екатеринбурга и видим, как приземляется самолет. В нем Егор. Ждем немного, и вот он уверенно выходит из здания аэропорта. Смеется. Он тоже мечтал об этом обо всем.

На Восток.

А дорога на восток поначалу скучная и однообразная. Деревни как могут выпрашивают у дороги себе на проживание. Кафе, шашлычные, с недавнего времени шаурмячные, гостиницы, мотели. Все какие-то неряшливые. У всех неприятные вывески. Хорошего уюта от них не ждешь. Но можно купить горячих беляшей. Такое ощущение, что все владельцы придорожных кафе лет тридцать назад начали свой бизнес с шашлыков на улице. Год спустя подсчитали первые прибыли. Построили навесы над мангалом из фанеры и профлиста. На этом всё остановилось. Иногда что-то подкрашивают, иногда новую вывеску печатают на дешевом баннере, некоторые экран с бегущей строкой повесили. Ладно, справедливости ради надо сказать, что иногда (редко) встречаются хорошие заправки с асфальтом и туалетом в помещении. Чаще платным. Ну или бесплатным, если это Газпром. Но и там в туалете дверь обоссана.

Красивых видов пока нет. Стена леса, иногда поля. Мысли слипаются. Выбрать из них слова, разглядеть какие-то детали нет сил. Путаются названия. Одно выдается за другое. Свойства и качества предписываются чему-то, что совершенно этими качествами не обладает. Стараешься что-то запомнить и забываешь уже за следующим поворотом. Хочется спать.

Меня разбудил телефонный звонок. Это Учительница

— Максим, здравствуйте, это Надежда Ивановна.

— Здравствуйте, Надежда Ивановна, да, я узнал вас. Очень рад вас слышать.

— Максим, я по поводу вашей диссертации. Неужели вы правда решили отказаться от защиты? Максим, это же абсурд!

— Да, увы, это так. Но я правда не могу ее закончить. Ничего не могу поделать. Вы даже не представляете, как мне неловко. Это чертовски глупая какая-то ситуация. И я сам не понимаю, что происходит. Но я точно уже решил.

— Максим, кто ваш руководитель? Когда защита? Это же правда какой-то абсурд. Вы сейчас отказываетесь довести учебу до логического завершения. Вы побеждали в трудных интеллектуальных испытаниях. Максим, я любовалась вами, когда мои бывшие студентки с интересом следили за вашими выступлениями и безмолвно признавали вашу победу в нелегком состязании. А оно было, хотя вы, наверное, не замечали его. При ваших способностях, работоспособности, характере уклоняться от борьбы сейчас — это абсурд. Вы уезжаете, когда вам нужно сейчас быть здесь. Видимо, вам неинтересна тема или вы устали бороться с собой. Но вы в расцвете сил и возраста и должны справиться. Давайте я проверю вашу работу. Напишите ее хотя бы на тройку в вашем представлении. Никто, конечно, вам ее не поставит. Боритесь с собой. Или, это, конечно, хуже, поменяйте руководителя и даже тему. Выберите Ирину Михайловну. С ее устремленностью к победе вы точно все доведете до конца.

Я немного растерялся и не знал, что ответить. Про диссертацию не хотелось думать совсем. Но не думать об этом было невозможно. И мысли, которые выгрызали из меня живые куски, я просто прибивал, заявляя сам себе и тем, кто спрашивал, как о чем-то свершившемся, о принятом решении не писать и не защищать эту работу. Запасся оправданиями и почти совсем уже не переживал. Пока кто-нибудь опять не напоминал об этом. Сейчас вот Учительница.

Одно из главных оправданий звучало так: когда я пришел в первый день в университет, в кабинете, где у нас должна была быть лекция, заканчивала принимать экзамен Учительница. Я наблюдал через приоткрытую дверь. Она не выслушивала заученный ответ студента. Она вела с ним какой-то потрясающий диалог. Сразу про нескольких писателей. Улыбаясь и даже смеясь иногда. Я замер и слушал. И я сразу понял и даже, наверное, решил, что для меня, а для меня никогда не имели значения оценки, и я всегда с каким-то презрением относился к стремлениям получить во что бы то ни стало пятерки, так вот, я вдруг понял, что для меня главной оценкой моего обучения может быть оценка Учительницы. И однажды я эту оценку получил. Это моя защита. Это мое оправдание. По-своему красивое. Но оправдание. Сил на написание диссертации у меня не было. И сил что-то отвечать тоже. И, похоже, я тупо молчал в трубку.

— Максим, вы здесь, вы меня слышите?

— Да-да, Надежда Ивановна, я слышу вас отлично. Вы абсолютно правы — абсурд. Кругом абсурд. И я правда не знаю, что делать. Мне это очень-очень неприятно и очень не нравится. Но я не могу. Я правда не могу.

Я немного успокаиваюсь и перехожу в другой темп разговора и мысли.

— Это ведь не в первый раз. Знаете, сколько таких раз у меня было уже? Таких вот провалов. Я уже и считать устал. Нет, были, конечно, и достижения… Я вот, знаете, давно уже как-то, много лет назад, был на охоте. Мы ходили целый день по полям, охотились на перепелок. Они вспархивают перед тобой, ты стреляешь. И вот я подстрелил одну. Пошел к ней. Недалеко, шагов пятнадцать — двадцать. А я ее только ранил, и она пытается взлететь. Раненная птица подпрыгивает, делает какие-то невероятные кувырки в воздухе, высоко подлетает, метра на три, но лететь не может, падает тряпкой, снова подпрыгивает, снова пытается взлететь. И так, пока я не подошел и не поймал ее руками.

— Максим, не говорите чушь. Раненая птица, Господи. Вы мне еще расскажите, как вы чайку подстрелили. Вы уже в дороге?

— Да, мы сегодня рано утром выехали.

— Тогда я желаю вам доброго пути. Но вы должны обязательно связаться со мной, когда вернетесь. Мы не закончили разговор о вашей защите.

— Хорошо, спасибо вам, мне очень приятно было с вами поговорить в начале нашей поездки. До свидания, Надежда Ивановна.

— До свидания, Максим.

Я лежу на заднем сидении. Смотрю в окно. Егор рулит, и они о чем-то болтают с батей. Похоже, они даже не слышали, как я разговаривал по телефону. Время к обеду. Уже проехали километров пятьсот.

— Поспал?

— Да, немного. Где мы?

— Тюмень скоро.

— Что, может, перекусим, как ее проедем?

— Давайте.

— Только надо место найти хорошее, с видом.

— Да тут одни болота, похоже.

— Ну посмотрим.

— Так, но сперва надо в магазин, — это батя, и я знаю, зачем ему в магазин.

— Тебе зачем в магазин, у нас все есть с собой.

— Надо. И не спорьте.

— Не вопрос, Борисыч, надо так надо, — уверенно и четко отвечает Егор.

«Ну, надо так надо», — думаю и я про себя.

Тюмень проехали насквозь без остановок.

Хорошо, когда трасса обходит город в объезд или по специально сделанной дороге, когда можно проехать без остановок. Это же дорога, это вена и артерия. Здесь любые остановки опасны для организма. На хорошей дороге не должно быть ни светофоров, ни опасных перекрестков. Встречные полосы должны быть разделены. Вот в Тюмени сделано хорошо. Но из Тюмени мы выехали, и началась обычная дорога, как и везде в стране. Одна полоса в одну сторону, одна в другую. И белая полоса посредине. Которая не сильно поможет, если навстречу вылетит какой-нибудь грузовик. Даже если это будет сплошная белая полоса. Поможет только бдительность и снижение скорости. Так написано на многих плакатах вдоль дороги. Но, если честно, я в эти плакаты не верю. Только хороший и крепкий разделительный отбойник между встречными потоками. Хочется хороших дорог в этой огромной и прекрасной стране.

Я люблю дорогу. Движение. Постоянная смена картинки за окном. Мысли в голове текут совсем не так, как когда ты сидишь на одном месте. Небо хорошо видно. Много неба.

К вечеру батя крепко выпил. Но как-то контролируемо. В обед взял пива. И небольшую (или большую) бутылку водки. Потом, ближе к вечеру, купил еще одну. Для этого пришлось несколько раз останавливаться у придорожных кафе, пока нашли нужную. Странно, но это совсем не вызывало раздражения. Допил ее он уже за ужином. Когда мы встали на ночлег на стоянке для дальнобойщиков. Поужинали картофельным пюре из пластиковых стаканчиков с тушенкой. Душевно так, разогрели кипяток, заварили картоху, открыли тушенку. Хлеб разломили. Нет, батя водку допил, уже когда мы с Егором легли спать. Засыпая, я слышал, как он сидит за столом, кашляет и курит. Я проснулся, когда он пришел в машину и улегся. Потом сквозь сон я опять услышал, как он кашляет и курит. И что-то бормочет. Вышел к нему. Он сидел, низко опустив голову на складном стуле возле машины.

— Что, батя, не спится? Приснилось? А я говорил, не надо бухать.

Батя посмотрел на меня какими-то страшными глазами. Он был сильно пьян.

— Да пошел ты. Иди спи в свою кроватку.

Уткнулся головой в руки. Выронил сигарету. Достал другую, закурил. Закашлялся. Опять опустил голову на руки. Издал какой-то звук. То ли хрип, то ли вой какой-то тихий, то ли снова пытался закашляться.

— Они теплые еще были, когда мы их забирали. Нам же сказали, что все. Их отпускают, можно лететь за ними. Мы сразу. Прилетели. Все. А они. Каждого. Всех. Троих.

Он каким-то нервным, дрожащим движением провел рукой поперек шеи. Я смотрел на его лицо, а он смотрел прямо на меня, но так, как будто это был не я. А кто-то совсем другой. Кто-то, кто, не знаю, тот, кто сказал ему, что их отпускают. И вот он смотрит на меня, уже зная, чем все закончится, уже зная, что забрать их можно, да. Лицо его скривилось и сжалось. Словно ребенок, плакал без слез от кошмара. Старый, с огромной седой бородой ребенок.

— Они же летчики… Муку привезли. А они… Теплые еще.

Он закашлялся. Долго не мог остановиться. Опять закурил.

— Весь кишлак… Женщины, дети, старики… Камня на камне…

Опять закашлялся. Долго давясь, не мог откашляться. И каким-то совершенно трезвым, бодрым и даже веселым голосом попросил меня достать еще сигареты.

— Батя, тебе надо бросить курить.

— Я еще в гробу покурю…

— Да, и только потом крышку можно заколачивать, знаю.

В кино здесь нужно вставить сцену с пролетом вертолетов. В предрассветной темноте, когда темноты ещё больше, чем света, в тишине нарастающим шумом пролетают несколько вертолетов. Просто пролетают. Слышен звук. Видны контуры на фоне предрассветного неба. Бортовые огни не горят. Ничего не происходит. Снова становится тихо.

Я передал ему сигареты. Отец закурил. Я пошел спать.

В прошлом году мы с ним ездили на встречу выпускников его летного училища. Один рассказывал:

— Помните же эту историю, ребят вырезали под Кундузом? Я же тогда там был. Как-то умудрился спрятаться в канаве какой-то сточной. Лежал и дрожал, как сучка.

Все уже нормально выпили, и почти у каждого была какая-то своя такая история. Мужик рассказывал это и даже пытался усмехнуться, сравнивая себя с сучкой. Но я взглянул в его глаза в этот момент. Улыбка на его лице была не усмешкой. Это была гримаса ужаса. Было понятно, что он до сих пор лежит в этой канаве и вжимается от страха в нечистоты. И он на всю жизнь в этой канаве. И никогда уже из нее не выберется.

Этот день закончился.

3

Я проснулся оттого, что рядом заработал двигатель грузовика. Шум дизеля не сильно мешал, урчит, как кот, но почти сразу нас начал будить отец. Пять утра. Здесь уже другой часовой пояс. Мы движемся на восток. Дома четыре, совсем ночь. Завтракать не стали. Выпили кофе. На походной газовой горелке быстро разогрели воду, замешали растворимый кофе с сахаром и поехали. Сперва за руль сел я. Часа через два остановились около кафе. Отец сходил и принёс горячих беляшей. Из-за эпидемии все кафе вдоль дороги работают «на вынос». Еще одно выражение, уточнившее свое значение за последние дни. Мы идем хорошим темпом. Вчера проехали больше тысячи километров.

Похоже, что катер мы увидим и испытаем уже сегодня.

У нас, где я живу сейчас… Нет, никакое это не у нас. У них, там, где я живу сейчас, очень много по-настоящему нужных и полезных вещей перестали быть действительно нужными и важными и стали просто игрушками. Развлечениями, которые напрочь утратили свою действительную ценность. Осталась только цена. Оружие, лодки, вездеходы. Они даже продаются в магазинах с вывесками «развлечения» и «отдых». От того, есть у тебя ружье или нет, количество еды в твоем холодильнике зависит. Ну, то есть, понятно, что в охотничий сезон появится несколько килограмм косули и кабана. Но такая охота не делает охотника богаче. Убитое животное, не добыча, не доход дома, не пропитание. Это роскошь, дорогое развлечение, доступное немногим, деликатес. У нас, на востоке, это добыча. Это настоящая добавленная стоимость. Достаток. Плюс к хозяйству. Охотник привез с охоты мясо и несколько недель мясо можно не покупать. И ни один нормальный человек не станет тратить на охоту больше, чем эта самая охота ему сможет дать. Простая и понятная на уровне инстинктов экономика. А те, кто охотится ради развлечения, они как-то сразу заметны. К ним нет хорошего уважения. Это заметно в рассказах и охотничьих байках: «А этот приехал красивый такой, ружо у него, знаешь, сколько стоит? Сто тыщ!» Смешны и нелепы.

Вот и катер. Мы как раз на середине нашей дороги. Между западом и востоком этой страны. Здесь проходит невидимая, но хорошо заметная граница. Здесь во всем «нужности» становится больше, чем «красивости». И катер наш не дорогая игрушка. Это серьезный рабочий инструмент. На этой большой реке Томь, на многих ее притоках и на многих озерах, которые есть в этих краях, катер работал, а не развлекал. И теперь он поедет работать на восток. Я не уверен, что Егор с его помощью добудет мяса и рыбы столько, сколько стоит эта лодка. Хотя почему не уверен. Даже если очень приблизительно посчитать на калькуляторе в столбик, добудет. Но главное не в этом. Егор точно знает, какую пользу, какой серьезный плюс он получит от этого катера. Свободу, силу, уверенность. Безопасность. Во многих смыслах. Конечно, и детей покатает, но даже это здесь произойдет как-то по-другому. Ватага ребятишек соберется на берегу со всей улицы. И всех, чтоб никому обидно не было, — всех обязательно прокатит.

— Катер там — это расширение горизонтов, — в хорошем настроении рассуждает батя, — там реки — это дороги, по рекам можно пройти гораздо больше и дальше, чем по дорогам. По Шилке в Амур, а Амур впадает в Тихий океан, если что!

Он прав. Протяженность дорог на востоке небольшая. А вот реки. И до Тихого океана дойти можно. И до Байкала.

— Тыщи километров!

И вот уже сильно после обеда, после целого дня езды по скучной дороге западносибирской равнины, мы, наконец, доехали до города Юрга Кемеровской области. Заранее созвонившись с продавцом, мы встретились с ним на берегу реки Томь.

Хозяин рассказывает, как много он рыбачил на ней.

— А чего продать решил?

— Ну, я сейчас рыбачу на озерах, а там водорослей много, хочу другую купить, с другим винтом, на этой засасывает траву, не успеваешь чистить.

— Понятно.

Лодка стояла на трале-прицепе у самой воды. Мужик долго и много рассказывает про неё. Мы расспрашиваем, он отвечает. Что и как на ней сделано, поменяно, отремонтировано. Лодка должна быть красивая. Как самолет. Эта очень красивая. Хоть и может показаться, что некоторые детали сделаны грубо и неаккуратно, но нет. Здесь, опять же, красота не лоск, не ровный лак и не яркая краска. Здесь красота — практичность.

— Вот, смотри, крышу вот так сдвигаешь легко, она на подшипниках вдоль паза идет, а вот там она уже встает на упор. И дальше не съедет. Переворачиваешь крючок, и можно закрыть. Сиденье можно поднять, там много места для вещей. А если спинки сидушек положить вот так, получается спальное место. Три человека легко расположатся. А то и четыре. Смотря сколько выпить. Руль, если влево вывернуть до упора, вот так, он перекрывает поток на сопле и направляет его в обратную сторону. Получается задний ход, если немного вправо, влево вращать, можно подруливать.

Идем и смотрим, как рулевой киль перекрывает сопло водомета, чтоб развернуть поток через отводы в сторону носа.

Внешний осмотр завершен. Можно спускать на воду и испытывать.

— А вы что? Поехали, — Егор зовет нас с батей тоже прокатиться.

— Нет, Егор, мы с берега оценим, я видео поснимаю.

— А я толстый слишком, на глиссер со мной не выйдете.

Конечно, дальше он должен самостоятельно принять решение. Почувствовать биение катера о волны на воде. И если это ритм его сердца, значит, это его катер. А если это Егора катер, мы с батей на нем еще прокатимся.

Машина медленно сдает задним ходом и заводит прицеп с катером в воду. Постепенно прицеп уходит под воду, и лодка начинает покачиваться над ним на поверхности. Когда задние колеса автомобиля заходят в воду, Егор подает сигнал: «всё, хорош, сошёл». Отвязывает катер и держа в руке веревку машет, что можно выезжать. Притягивает лодку ближе к берегу. Дожидается хозяина и, зайдя в воду почти по колено, они перешагивают через борт и усаживаются на сиденья. Егор берет с борта весло и отталкивается им от дна как шестом. Лодка медленно отходит от берега. Запускается двигатель. Пара минут на прогрев на малых оборотах. Несколько разворотов. И можно добавлять газу. Катер быстро уходит к другому берегу. Потом в сторону железнодорожного моста. Несколько раз проходит на полной скорости по течению и обратно, делает несколько резких поворотов. Очень красиво. Причаливают. И мне становится понятно, что Егор решение принял. Причаливают. Немного формальностей. Среди которых телефонный звонок дяде Вите — Егорову отцу.

Егор долго с ним разговаривает. Рассказывает. Объясняет. А потом передает трубку мне.

— Макс, на, батя тебя что-то спросить хочет.

— Дядя Витя, здорово!

— Макса, привет. Слушай, ну что, как катер? Что-то, мне кажется, Егор не уверен. Сомневается еще, похоже. Ты там давай-ка повлияй на него, ага.

— Все нормально, дядь Вить. Катер шикарный. И мне кажется, что Егор уже не сомневается. Так, последние вопросы и моменты. Отличная лодка. Думаю, сам увидишь ее через пару-тройку дней.

— Ну это будет просто замечательно. Я ж, ты не представляешь, как переживаю. Это ж не катер. Это мечта. Вы вообще молодцы, Макс. Буду ждать вас. Только бы от счастия не лопнуть.

На берегу пожилая женщина ловит на удочку рыбу.

4

Вчера началась красивая дорога. Сразу, как только мы уже с прицепом и катером выехали из Юрги. Сперва вдоль реки Томь, через несколько деревень. Когда с дороги открывается вид на изгибы реки, на высокие, покрытые темным сосновым лесом берега над ней. Погода ясная и редкие облака красиво освещались вечерним солнцем. Завидуешь местным жителям. Потом проехали Кемерово. Дальше пошла Сибирь.

Батя вчера под вечер немного расстроился. То был День защиты детей. Праздник такой. А в Сибири в этот день в магазинах не продают алкоголь. Традиция такая. Кто-то за всех так решил. Даже пиво. Нигде. И мы заехали, чтоб убедиться в этом, в пять или десять магазинов. В каждой деревне по пути и в два в Кемерово.

— Тут, батя, надо знать, кто самогон продает, там и брать. Надо было у хозяина лодки спросить.

— И то верно. Эх, я не сообразил.

Уже за Кемерово, стемнело и мы, поужинав опять картошкой с тушенкой, легли спать. Опять на стоянке между фурами. Асфальта нет. Кафе работает. Туалет на улице.

Егор спал в лодке. Сперва уснул в машине. А потом среди ночи ушел спать в лодку. И это правильно.

Проснулись в пять. Кофе — и поехали. Егор сразу лег дальше спать, а я рулил. Сегодня должны проехать Красноярск. Пересечь Енисей. До Иркутска не доедем совсем немного.

Дорога проходит через несколько городов и поселков. Странно, но везде на въезде в город хороший асфальт заканчивается, и через город нужно ехать, объезжая огромные ямы или вовсе по грунтовке, как в Канске, например. Но между городами ехать одно удовольствие. Здесь уже правда гораздо красивее и интереснее. На горизонте заметны какие-то горки. Краски сочнее. Солнце светит теплее и ярче. Небо…, его, правда, как будто стало больше.

Красноярск обходим по объездной дороге. Остановились отдохнуть. Хороший дорожный комплекс, каких немного на трассе. Асфальтированная парковка, магазин, столовая, туалет. Даже автомойка есть и душ. Обедаем в столовой. Точнее, в столовой покупаем еду в одноразовой посуде, на вынос, и обедаем на носу лодки. Со вчерашнего дня это наш стол, наша барная стойка. В магазине купили вкусное сало. Батя купил небольшую бутылку водки. Я ворчал. Он старался меня не злить. Правда старался. И у него это получалось. Я совсем на него не злился.

Енисей, когда переезжаешь его по мосту в Красноярске, не кажется великой рекой. И если не знать, что это за река, можно и не понять. Так же можно и не заметить, что ты оказался на восточной стороне. И это уже точно совсем другая территория.

Дорога с каждым километром красивее. Длинные спуски, протяженные подъемы. Хорошая погода. И очень мало машин. В какие-то моменты мы были совершенно одни на дороге. Словно только мы остались в заболевшем мире. Меняется растительность. Среди знакомых сосен и берез появляется кедрач. На опушках жмутся к краю леса яркие оранжевые цветы — жарки. Дальше их будет очень много, целые поля.

По-моему, больше ничего интересного в этот день не было.

Ну разве что кроме одной заправки. Уже под вечер. Да и то так себе интересного. Мы заехали и вставили шланг в бензобак. Оператор сказала, что этой соляркой нашу машину лучше не заправлять.

— Эта дешевая солярка, лучше подъезжайте вон к той колонке.

— Да, конечно.

Заправиться нам помог невысокий, почти карлик, молодой человек.

— А там что у вас за солярка дешевая?

— Ну это для печей берут. Она правда не очень. Пахнет даже как-то странно.

Парень скромно, даже плохо одет. Лицо такое с выражением. Очень уверенным. И в движениях тоже уверенность. По выражению лица хорошо понятно, что местный. Такое выражение можно увидеть в самых разных местах: хоть на Сицилии, хоть на Урале, хоть здесь. Когда человек сам хорошо понимает, чувствует внутри, что он местный. И в этом его сила. Я попробовал незаметно его сфотографировать. Получилось плохо. Лучше бы сделал это открыто.

На краю заправки стоит туалет. Собранный из побеленных известкой досок. Рядом неаккуратной стопкой уложены бетонные плиты. Заметно, что эти плиты лежат здесь уже много лет. Вместе с туалетом похожи на какую-то специально составленную современным художником композицию.

Интересно, сколько зарабатывает этот карлик? Какое было у него детство? Какое у него будет будущее? Когда поеду в следующий раз, надо остановиться на этой заправке и спросить про него. Хотя, наверное, на любой заправке можно спросить у такого заправщика про детство и планы на будущее. Ответ будет примерно одинаковым. Разница только в росте.

Еще в этот день мы украли дорожный знак. Р-255. Федеральная трасса «Сибирь». Синий такой. Пришлось на нос лодки забраться, чтоб дотянуться. Я бы, конечно, с большим удовольствием купил бы такой сувенир, но, увы, сувениры тут не продаются.

На ночлег встали почти на самой обочине. Около какого-то закрытого кафе. Перед сном испытал сильнейшее ощущение державу. Даже стало немного тревожно. Но я стал с предвкушением думать о том, что будет завтра, и уснул. Завтра мы увидим Байкал.

5

Ночью сквозь сон слышал, как кто-то разговаривал по рации. Похоже, водитель-дальнобойщик остановился рядом с нами и по рации объяснял кому-то, как нужно проехать. С такими характерными помехами-шипением и повторами: «Как понял меня, повтори, прием». Во сне не покидало чувство тревоги. Но наступило утро, и все прошло. По привычной уже схеме мы выпили кофе и поехали дальше.

Дорога к Байкалу начинается после Иркутска. Иркутск, если смотреть на него с трассы, объезжая мимо, не очень приятный город. Отчетливо видна серая дымка над городом и несколько дымящих труб. До Иркутска так же дымило в Ачинске. Ачинск еще и проезжаешь насквозь по разбитой дороге. Но, слава богу, нам не надо ни в Иркутск, ни в Ачинск. Хотя в Иркутск я бы когда-нибудь заехал.

За Иркутском начинается следующий рубеж. Вообще, путешественникам на восток я бы рекомендовал начинать свою поездку даже не из Красноярска, а из Иркутска. Именно здесь начинается по-настоящему интересная и увлекательная дорога.

Перед Байкалом начинаем забираться в гору. Серпантины и резкие повороты. В некоторых местах открываются потрясающие виды. Но по большей части все еще едешь в коридоре из кустов и леса. Байкал появляется на спуске в Култук.

Конец ознакомительного фрагмента.