Первая мировая война. Катастрофа 1914 года
Каждая книга крупного историка и писателя сэра Макса Хейстингса становится событием. Автор известен скрупулезным подходом к исследованиям, использованием огромного количества источников и прекрасным стилем. Британец по происхождению, он неизменно неполиткорректен по отношению к глупости своих и чужих военачальников. К ошибкам, просчетам и самодовольству политиков, приводящих человечество к аду на земле, как это было в 1914-м, одном из самых кровавых в мировой истории. В канун столетия Первой мировой войны Макс Хейстингс рассматривает причины катастрофы, называя основными виновницами конфликта Германию и Австро-Венгрию. Перед нами разворачивается величественное батальное полотно на Западном и Восточном фронтах. Мы становимся свидетелями дипломатических переговоров и военных действий, знакомимся с сотнями свидетельств современников – от крупнейших военачальников, писателей и врачей до простых солдат, матросов и «гражданских» жителей. Яркое, динамичное повествование создает ощущение присутствия и причастности и способно захватить не только любителей исторических исследований и военных мемуаров.
Оглавление
- Введение
- Хронология 1914 года
- Организационная структура вооруженных сил в 1914 году
- Пролог. Сараево
- 1. «Что-то надвигается»
* * *
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Первая мировая война. Катастрофа 1914 года предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других
Переводчик Мария Десятова
Редактор Антон Никольский
Руководитель проекта И. Серёгина
Корректоры Е. Аксёнова, М. Миловидова
Компьютерная верстка А. Фоминов
Дизайнер обложки О. Сидоренко
© Max Hastings, 2013
© Издание на русском языке, перевод, оформление. ООО «Альпина нон-фикшн», 2014
Посвящается Пенни, которая делает настоящее дело
В 1910 году преподаватель штабного колледжа британской армии бригадный генерал Генри Вильсон, считавший вероятность войны в Европе достаточно высокой, говорил, что единственным благоразумным выходом для Британии будет объединиться с Францией в союзе против Германии. На возражение одного из курсантов, что «ввергнуть в войну всю Европу способна лишь необъяснимая глупость властей», Вильсон разразился хохотом: «Ха-ха-ха! Именно так, необъяснимая глупость нас и ждет!»{1}.
«Мы входим в длинный тоннель, залитый кровью и мраком» (Андре Жид, 28 июля 1914 года){2}.
16 августа представитель российского Министерства иностранных дел в разговоре с британским военным атташе пошутил: «Ваши вояки, должно быть, говорят нам спасибо за возможность поразмяться в небольшой безобидной войне». «Поживем — увидим, насколько она окажется безобидной», — ответил военный атташе{3}.
Введение
Уинстон Черчилль писал впоследствии: «Из всех этапов Великой войны интереснее всего начало. Размеренное, молчаливое сближение гигантских сил, неопределенность их действий, череда неизвестных, непостижимых фактов, которые привели к первому столкновению в этой непревзойденной драме. За всю Мировую войну не было сражений столь масштабных, унесших в мгновение ока такое огромное количество жизней, и не стояло на кону так много. Кроме того, поначалу наша способность удивляться, ужасаться и восторгаться еще не притупилась, опаленная долгим пожаром войны»{4}. Подмечено верно, однако в отличие от Черчилля большинство таких же, как он, непосредственных участников событий ничего захватывающего в них не видели и были далеки от восторгов.
Из XXI века Первая мировая представляется чередой образов: траншеи, грязь, колючая проволока и окопные поэты. Самым кровавым моментом всей войны традиционно считается первый день битвы на Сомме в 1916 году. Это заблуждение. В августе 1914 года французская армия (отряды бравых солдат в красно-синих мундирах, скачущие верхом офицеры под развевающимися знаменами, полковые оркестры, наполняющие звуками маршей идиллические окрестные пейзажи) несла беспрецедентные ежедневные потери в сражениях куда более жестоких, чем те, что последуют позже. По наиболее точным (хоть и оспаривающимся) подсчетам, за пять месяцев военных действий в 1914 году французы потеряли[1] свыше миллиона человек, в том числе 329 000 убитыми. В одной роте из 82 солдат к концу августа уцелело лишь трое.
Немцы в начальный период войны потеряли 800 000 человек — в том числе погибшими в три раза больше, чем за всю Франко-прусскую кампанию. Ни на одном последующем этапе конфликта немецкая сторона не несла таких сокрушительных потерь. Августовские сражения при Монсе и Ле-Като навеки вписаны в анналы британской истории. В октябре небольшое британское войско на три недели угодило в мясорубку первой битвы при Ипре. Англичане выстояли (благодаря куда более сильной поддержке французов и бельгийцев, чем хотелось бы верить британским националистам), однако большая часть старой британской армии осталась лежать в той земле: в 1914 году погибло в четыре раза больше солдат короля, чем за три года Англо-бурской войны. Тем временем на востоке шли друг на друга стеной российские, австрийские и немецкие солдаты, считаные недели назад мобилизованные с полей, из-за прилавков и от станков. Крошечная Сербия ввергла Австрию в череду поражений, заставив пошатнуться империю Габсбургов, которая к Рождеству потеряла 1,27 миллиона человек от рук сербов и русских — то есть каждого третьего из мобилизованных ею солдат.
Многие книги о 1914 годе сводятся либо к дипломатическим и политическим коллизиям, в результате которых в Европу в августе хлынули армии, либо к хронике военных событий. Я же попытался связать эти линии воедино, дать читателю хотя бы какие-то ответы на глобальный вопрос «Что произошло в Европе в 1914 году?». Начальные главы посвящены предпосылкам войны, ее завязке. Затем я описываю, что происходит на фронтах и вокруг них до самого наступления зимы, когда противостояние перерастает в патовую ситуацию, которую не удается переломить, по сути, до самого окончания войны в 1918 году. И пусть кому-то Рождество 1914 года покажется сомнительной финальной точкой, я разделяю процитированное выше мнение Уинстона Черчилля о том, что начало Великой войны носит уникальный характер и вполне заслуживает отдельного рассмотрения. Выход на более широкое поле для размышлений дается в заключительной главе.
Хитросплетение событий, послуживших завязкой Первой мировой, по праву считается куда более сложным для понимания, чем Октябрьская революция в России, начало Второй мировой войны и Карибский кризис. На этом этапе основными движущими силами, несомненно, выступают государственные деятели и генералы, а также противостояние соперничающих альянсов — Тройственного союза (Германия, Австро-Венгрия и Италия как запасной игрок) и Антанты в лице России, Франции и Британии.
Сегодня нередко считается, что мотивы противоборствующих сил не имеют значения, поскольку меркнут перед ужасами непосредственных военных действий — подход в стиле сериала «Черная гадюка»[2].
Сомнительная позиция, даже если не разделять мнение Цицерона, что причины событий гораздо важнее самих событий. В 1996 году мудрый историк Кеннет Морган — не консерватор и не ревизионист — в своей лекции о культурном наследии двух глобальных катастроф XX века доказывал, что «история Первой мировой войны была монополизирована в двадцатых годах критиками». Самым ярким из обвинителей Антанты был Мейнард Кейнс, порицавший несправедливость и глупость Версальского договора 1919 года, однако не давший себе труда задуматься, какой мир заключила бы Германская империя и ее союзники, окажись они в победителях. Между стыдом и позором, которые овладели британцами после окончания Первой мировой, и ликованием 1945 года — разительный (и активно подчеркиваемый) контраст. Я среди тех, кто отвергает мнение, что Первая мировая война в моральном плане отличалась от Второй мировой. Отсидись Британия в укрытии, пока Центральные державы захватывали власть на Континенте, ее интересы оказались бы под непосредственной угрозой со стороны Германии, чьи аппетиты победа только разожгла бы.
Писатель XVII века Джон Обри в своих дневниках вспоминает: «Где-то в 1647 году я навестил пастора Стампа в надежде ознакомиться с его заметками, которые мне довелось мельком видеть в детстве, однако к тому времени от них почти ничего не осталось: его сыновья-военные чистили ими ружья». От подобных огорчений не застрахован ни один историк, однако изучающим 1914 год грозит, скорее, противоположное — обилие в большинстве своем подозрительных или откровенно подтасованных материалов на всевозможных языках. Почти все ведущие игроки в той или иной степени фальсифицировали сведения о своем участии в событиях; массово гибли архивные материалы — не столько по неосторожности, сколько ввиду фактов, компрометирующих государства или отдельные личности. Начиная с 1919 года немецкие власти в стремлении восстановить свой политический авторитет пытались снять с Германии груз вины, систематически уничтожая изобличающие сведения. Аналогичным образом поступали некоторые сербы, русские и французы.
Кроме того, учитывая, сколько раз за предвоенный период многие государственные и военные деятели успевали поменять свои позиции, их частными и публичными высказываниями можно подкреплять любые прямо противоположные гипотезы относительно их намерений и убеждений. По мнению одного ученого, океанография представляет собой «творческое занятие, которому предаются… из желания потешить собственное любопытство. Закономерности, выискиваемые океанографами в собственных и чужих материалах, на удивление часто оказываются высосанными из пальца»{5}. То же самое можно сказать об изучении истории в общем и 1914 года в частности.
Полемика о том, кто повинен в развязывании войны, длится десятилетиями и уже успела пройти несколько четко выраженных этапов. В 1920-е годы укоренилось мнение, подкрепленное широко распространенным представлением о несправедливости наложенных на Германию по Версальскому договору 1919 года контрибуций, что все европейские державы несут одинаковую ответственность за случившееся. Затем — в 1942 году в Италии, в 1953 году в Британии — вышел программный труд Луиджи Альбертини «Истоки войны 1914 года» (Le origini della guerra del 1914), заложивший фундамент для дальнейших исследований, где основной виновницей представала Германия. В 1961 году Фриц Фишер выпустил еще одну революционную работу — «Военные цели Германии в Первой мировой войне» (Griff nach der Weltmacht), доказывая, что в войне повинна именно Германская империя, поскольку документальные свидетельства подтверждают намерение немецких властей развязать войну в Европе, пока стремительное развитие и вооружение России не привело к стратегическому перевесу.
Поначалу соотечественники Фишера приняли книгу в штыки. На плечи этого поколения и так лег груз вины за Вторую мировую — а Фишер вздумал заодно повесить на них ответственность и за Первую. На него накинулось все научное сообщество. По накалу и остроте «фишеровский скандал» не шел ни в какое сравнение с аналогичными историческими дебатами в Британии или США. Тем не менее, когда страсти улеглись, все почти единодушно признали, что в общем и целом Фишер был прав.
Однако в последние три десятилетия различные аспекты его теории энергично опровергались историками по обе стороны Атлантики. В числе самых весомых вкладов — изданная в 1989 году работа Жоржа-Анри Суту «Золото и кровь» (L’Or et le sang). Не касаясь причин конфликта, Суту рассматривал прежде всего противоположные военные задачи союзников и Центральных держав, убедительно доказывая, что Германия ставила себе цели по ходу действия, не имея заранее прописанных четких планов на мировое господство. Разногласия усилили другие историки. Шон Макмикин писал в 2011 году: «Первая мировая в 1914 году была в большей степени русской войной, чем немецкой»{6}. Самуэль Уильямсон на семинаре в марте 2012 года в вашингтонском Центре Вудро Вильсона назвал устаревшей теорию о первостепенной вине Германии. Ниал Фергюсон возлагает львиную долю ответственности на британского министра иностранных дел сэра Эдуарда Грея. Кристофер Кларк утверждает, что Австрия имела полное право объявить за убийство эрцгерцога Франца Фердинанда войну Сербии, которая, по сути, выступила государством-злодеем. Между тем Джон Рол, авторитетный специалист по истории кайзера и его двора, непоколебимо убежден, что «намеренность действий Германии подкреплена неоспоримыми доказательствами».
Для нас сейчас не имеет значения, какая из этих теорий представляется наиболее или наименее убедительной — вряд ли дебаты по поводу 1914 года когда-нибудь утихнут окончательно. Можно выдвинуть еще много альтернативных интерпретаций, и все будут умозрительными. В начале XXI века появился целый сонм свежих теорий и творческих переосмыслений июльского кризиса, однако, что примечательно, убедительного фактического материала там мало. Данная книга не претендует на статус исчерпывающей — любой историк может предложить лишь точку зрения, гипотезу. Однако приводя собственные выводы, я стараюсь противопоставить им и альтернативные, чтобы читатель мог определиться сам.
Современников и непосредственных участников размах разгоревшегося в августе 1914 года пожара, которому суждено было бушевать еще не один год, потряс не меньше, чем их потомков в XXI веке, у которых есть возможность охватить всю картину тех событий целиком. Лейтенант Эдуард Луис Спирс, британский офицер, осуществлявший связь с Пятой французской армией, вспоминал впоследствии: «Когда тонет океанский лайнер, все находящиеся на борту, и сильные, и слабые, борются с одинаковым отчаянием и примерно равное время со стихией такого масштаба, что любой перевес в силах или выносливости пловцов ничтожен перед той громадой, которой они пытаются противостоять и которая все равно поглотит их с разницей в несколько минут»{7}.
Именно поэтому для меня так важны свидетельства простых людей — солдат, матросов, гражданских, — перемолотых жерновами сокрушающих друг друга государств. И хотя в книге изображаются знаменитые персоны и известные события, столетие спустя не помешает вывести на сцену новые лица — вот почему я так пристально присматриваюсь к сербскому и галицийскому фронтам, малоизвестным западному читателю.
Масштабные события, разворачивавшиеся одновременно на разных фронтах в сотнях километрах друг от друга, требуют определенной концепции изложения. Я предпочел рассматривать их поочередно, в какие-то моменты жертвуя хронологией. Читателю придется держать в уме, например, что во время отступления французских и британских войск к Марне битва при Танненберге еще продолжалась. Однако при таком подходе вырисовывается более связная картина, чем при описании нескольких фронтов одновременно. Как и в ряде предыдущих своих книг, я постарался не перегружать текст техническими подробностями вроде номеров полков и подразделений. Читателя XXI века гораздо больше интересует человеческий опыт и переживания. Однако для понимания того, как разворачивались военные кампании в начале Первой мировой, необходимо иметь в виду, что любой полководец больше всего боялся опрокинутых флангов, поскольку боковые стороны и тыл армии — самые уязвимые ее части. Именно поэтому все происходившее с войсками осенью 1914 года — во Франции, Бельгии, Галиции, Восточной Пруссии и Сербии — было продиктовано стремлением генералов либо атаковать открытый фланг, либо не пасть жертвой подобного маневра.
Хью Стрейчен в первом томе своего фундаментального труда о Первой мировой войне касается в том числе событий в Африке и на Тихом океане, напоминая нам, что речь идет о размахе поистине глобальном. Я же понял, что полотно таких размеров попросту не уместится в заданные мною рамки, поэтому ограничусь лишь европейской катастрофой, которая тоже была достаточно страшна и масштабна. Четкости ради пришлось поступиться некоторыми формальностями: так, например, Санкт-Петербург, поменявший название на Петроград 19 августа 1914 года, у меня остался под прежним — и нынешним — названием. Сербия, которая в газетах и документах того времени фигурировала как Сервия (Servia), у меня приводится в современном написании, даже в цитатах. Гражданские и военные представители империи Габсбургов часто именуются просто австрийцами (за исключением политических контекстов), а не австро-венграми, как положено официально. В фамилиях вроде фон Клюк приставка «фон» присутствует только при первом упоминании. Топонимы стандартизируются — например, город Мюлуз не приводится в немецком варианте Мюльхаузен.
Несмотря на то что я успел написать не одну книгу о военных действиях — в частности, о Второй мировой войне, — это моя первая полноценная работа о ее предшественнице. Мое собственное увлечение этим историческим периодом началось в 1963 году, когда сразу после учебы я попал практикантом на съемки эпического 26-серийного документального сериала Би-би-си «Великая война» (The Great War). Платили мне тогда по 10 фунтов в неделю — на 9 фунтов больше, чем я на самом деле заслуживал. Среди авторов программы были Джон Террейн, Коррелли Барнетт и Алистер Хорн. Я перелопачивал архивы и изданную литературу, интервьюировал в личных встречах и по переписке многих ветеранов Первой мировой, которые тогда еще не были стариками. Эта практика осталась в моей памяти одним из самых счастливых и плодотворных периодов жизни, а некоторые из тогдашних моих изысканий пригодились и для этой книги.
С какой жадностью мои сверстники глотали в 1962 году «Августовские пушки» Барбары Такман[3] — и каким потрясением для них было узнать несколько лет спустя, что сама автор, именитая ученая, называет свой труд совершенно ненаучным. Тем не менее «Августовские пушки» остаются потрясающим образцом исторической прозы, вызывая неприкрытое восхищение многочисленных поклонников (мое в том числе), у которых эта книга пробудила страсть к изучению прошлого. Интерес человечества к тем дням не иссякнет никогда — именно на них пришелся закат коронованной, украшенной эполетами Европы, за которым рождался на поле брани внушающий ужас новый мир.
Оглавление
* * *
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Первая мировая война. Катастрофа 1914 года предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других
Примечания и ссылки на источники цитат
1
Jeffrey, Keith Field Marshal Sir Henry Wilson: A Political Soldier OUP 2006 p. 80
В ссылках используются следующие аббревиатуры: NA — Британский государственный архив в Кью; IWM — собрание документов Имперского военного музея; ASA — Австрийские государственные архивы (Österreichisches Staatsarchiv, Kriegsarchiv — OeStA/KA); AS — Arhiv Srbije (Сербский государственный архив); ASC1938 — материалы исследований Штабного колледжа британской армии от 1938 года по Битве при Ле-Като, включающие важную переписку 1930–1933 гг. с очевидцами событий; GW — переписка с ветеранами, сохранившаяся в материалах автора со времен подготовки документального сериала 1964 года о Первой мировой войне для телекомпании Би-би-си; SB — Staatsarchiv Bremen (Государственный архив в Бремене); NUK — Государственный архив Словении, Любляна; GHAC — Конференция Немецкой исторической ассоциации «Новый взгляд на противостояние Фишеру», октябрь 2011 года. Опущены источники цитат из речей государственных деятелей и цитат, давно находящихся в открытом доступе.
