Вьетнам. История трагедии. 1945–1975

Макс Хейстингс, 2018

«Вьетнам» – очередной фундаментальный труд Хейстингса, автора бестселлеров «Первая мировая война» и «Вторая мировая война», поистине масштабное повествование об эпической борьбе. В своей новой книге Хейстингс во всех подробностях описывает войну во Вьетнаме: хронологию боевых столкновений, жизнь простого населения в условиях войны, зверства с той и другой стороны конфликта, закулисные политические игры, личные воспоминания участников. Война во Вьетнаме – один из самых спорных конфликтов в современном западном мире, ставший в 1954 году национальным унижением для Франции, а затем, в 1975 году, – еще большим позором для США. Работая над книгой, Макс Хейстингс провел три года, беседуя со множеством участников с обеих сторон, исследуя сотни американских и вьетнамских документов и мемуаров. Битва при Дьенбьенфу, Тетское наступление 1968 года, воздушный блиц Северного Вьетнама, менее известное кровопролитное столкновение в Дайдо, где был практически полностью уничтожен батальон морской пехоты США, – яркие фрагменты общей панорамы войны среди джунглей и рисовых полей, в которой погибло 2 млн человек. Многие историки рассматривают эту войну как трагедию США, но Хейстингс считает ее трагедией вьетнамцев, которых погибло в 40 раз больше, чем американцев, участвовавших в конфликте. Грубые ошибки и жестокие военные преступления американской армии были вполне сопоставимы с действиями противника. Весь мир запомнил образ плачущей обнаженной девочки, опаленной напалмом, но забыл о бесчисленных невинных жертвах коммунистов. Хейстингс собрал свидетельства партизан Вьетконга и американских политиков, сайгонских барменов и ханойских студентов, советских военспецов и морпехов из Северной Каролины, мирных крестьян и боевых генералов. Ни одна из сторон, по его мнению, не заслужила победы в этой войне, она – печальный урок для будущих поколений о неуместном использовании военной мощи в ответ на сложные политические и культурные вызовы.

Глава 4

Кровавый след

Уйти или бомбить?

Несмотря на то что Зяп сосредоточил в Дьенбьенфу три четверти своих регулярных войск, партизанские отряды Вьетминя продолжали наращивать давление в разных частях страны, заставляя французов рассеивать силы. Продолжались столкновения в дельте Красной реки и южных районах Аннама: с начала февраля до середины марта 59 фортов пали под натиском вьетминевцев. Значительная часть дельты Меконга оказалась в руках коммунистов, теснивших французские войска все дальше на север региона. Французское командование отчаянно пыталось удержать территории по всему Вьетнаму и в Лаосе; в Дьенбьенфу надвигалась катастрофа. Французская колониальная власть в Индокитае трещала по швам. Только одна сила в мире была способна предотвратить ее крах: Соединенные Штаты Америки.

На протяжении двух месяцев весной 1954 г. президент Эйзенхауэр и ряд ключевых членов его администрации активно продвигали план военного вмешательства, которое они не просто считали необходимым — они горели желанием это сделать. Как и в следующие 20 лет, Вашингтон мало заботили интересы и чаяния самого вьетнамского народа. Им двигали другие мотивы: не допустить в Азии очередной триумф коммунизма, который несоизмеримо усилил бы влияние Китая и снизил влияние Запада в регионе. Одна только мысль об этом приводила в ужас республиканских избирателей, ставших болезненно чувствительными под влиянием лихорадки маккартистской охоты на ведьм.

Обсуждение обострилось, когда 20 марта, через неделю после первого штурма в Дьенбьенфу, в Вашингтон прибыл начальник французского Генерального штаба генерал Поль Эли. Эли был прямолинеен: без помощи США гарнизон в Дьенбьенфу падет. Американцы немедленно согласились выделить небольшую помощь — еще десяток бомбардировщиков B-26 и 800 парашютов. Но Эли требовалось гораздо больше, и он нашел заинтересованных единомышленников. Адмирал Артур Рэдфорд, председатель Объединенного комитета начальников штабов, был ястребом среди ястребов. Он предложил задействовать против армии Зяпа 60 базирующихся на Филиппинах тяжелых бомбардировщиков B-29 «Суперкрепость». Аналитическая группа из Пентагона пошла дальше, заявив, что три тактические ядерные бомбы, «примененные правильным образом», позволят одним махом устранить коммунистическую угрозу. Рэдфорд одобрил это предложение как один из вариантов, который стоит рассмотреть. Однако Госдепартамент настоятельно предостерег против того, чтобы даже намекать французам о возможности ядерного удара, поскольку это непременно просочится в прессу — и разгорится громкий скандал.

Генерал Мэтью Риджуэй, начальник штаба Армии США и главный герой Корейской войны, решительно и прозорливо выступал против любого вмешательства в Индокитае, называя его «неправильной войной в неправильном месте». Но Эйзенхауэр был иного мнения. Он высказался за применение американцами военной силы, но выдвинул два условия, которые, как оказалось, сыграли решающую роль: обеспечить поддержку конгресса и участие союзников, в первую очередь Великобритании. Госсекретарь Даллес и вице-президент Ричард Никсон с энтузиазмом поддержали предложенную Рэдфордом операцию «Стервятник» с использованием бомбардировщиков B-29. На протяжении нескольких недель, пока люди де Кастри держали оборону в Дьенбьенфу, в Вашингтоне, Лондоне и Париже шли напряженные переговоры: американцы пытались собрать кворум для новой военной кампании.

30 марта пять вьетминевских полков, после нескольких атак, следовавших одна за другой, захватили позиции на высоте «Элиан-1» и вокруг нее. Высота оборонялась алжирцами, которыми командовали недавно назначенные французские офицеры. В колониальных войсках офицеры играли ключевую роль. Если солдаты хорошо знали своих командиров и доверяли им, они могли сражаться достаточно стойко. Но, если они не доверяли командирам или те погибали, солдаты бежали с поля боя. Вьетминевцы начали артобстрел, как обычно, в 17:00 и через час двинули в атаку пехоту. Сильный дождь затопил траншеи и сделал невозможной поддержку с воздуха. Одновременно со штурмом «Элиан-1» вьетминевцы осадили расположенную на севере от нее высоту «Доминик» — через бинокль Ланглэ мрачно наблюдал за тем, как они прорвали оборону и вклинились вглубь периметра. Вскоре на высотах завязалось четыре отдельных пехотных сражения, в каждом из которых перевес был на стороне нападавших. Среди алжирских защитников «Элиан-1» началось бегство; пытаясь остановить панику, французский офицер застрелил нескольких беглецов, но это не помогло. В периметре образовалась зияющая дыра. После четырех часов ожесточенного боя форт пал. Подобные сцены имели место и на «Доминик-2»: алжирцы вылезали из окопов и с поднятыми руками бежали в сторону противника. К 22:00 этот опорный пункт также был взят.

Несколько смельчаков сражались до конца; среди них был 18-летний сержант евро-азиатского происхождения по имени Шаламон, который не выпускал из рук свой пулемет, пока не был окружен и убит. Опорный пункт «Доминик-3» устоял благодаря 27-летнему офицеру-артиллеристу Полю Брунбруку, ветерану героической обороны Насана в декабре 1952 г., еще одного осажденного французского гарнизона. Он не позволял защитникам пасть духом и мастерски использовал свои 105-мм гаубицы, в конце концов дав приказ стрелять прямой наводкой: «Débouchez à zéro!» — «Взрыватели на ноль!» Ланглэ по рации приказал Брунбруку оставить позиции, но молодой офицер ответил: «Ни за что!» Рано утром 31 марта он отступил вместе со своими несгибаемыми сенегальцами и тремя гаубицами, которые оставались в исправном состоянии даже после 1800 выстрелов. Брунбрук был награжден рыцарским крестом Почетного легиона; через две недели он скончался от ран, полученных в очередном героическом сражении.

Форт «Элиан-1» пал быстро вместе с еще одним укреплением с гордым названием «Елисейские поля». Вторая волна атак обескровила обе стороны. Один вьетминевский полк понес настолько большие потери, что его пришлось вывести с передовой. Французы потеряли значительную часть своей артиллерии и истратили половину оставшихся боеприпасов, 500 тонн. Рано утром 31-го марта, прилетев из Сайгона в Ханой, Наварр узнал об этих новых несчастьях, а также о том, что Коньи всю ночь отсутствовал в штабе — по слухам, он провел ее с женщиной. Это только усилило желчную свару между двумя генералами, которые теперь старались переложить друг на друга ответственность за неизбежную катастрофу. Генерал Майк О’Дэниел предложил французам нелепый план спасения: отправить в Дьенбьенфу из Ханоя бронетанковое подразделение. Это предложение не принимало во внимание два ключевых фактора — условия горно-лесистой местности и умение вьетминевцев устраивать засады на французские колонны. Тем не менее президент Эйзенхауэр впоследствии выразил удивление, почему французы не воспользовались планом О’Дэниела.

В отчаянном стремлении спасти ситуацию Наварр и Коньи продолжали принимать бесполезные меры: утром того же дня в лагерь был десантирован еще один парашютный батальон. Даже теперь, когда стало ясно, что гарнизон обречен, в отважных добровольцах не было недостатка. Так, капитан Ален Бизар отказался от теплого места помощника начальника штаба армии в Париже, чтобы присоединиться к защитникам Дьенбьенфу. Вероятнее всего, этими молодыми офицерами двигало желание искупить позор, пережитый их нацией в 1940 г., и показать, что новое поколение французов обладает той готовностью к самопожертвованию ради своей страны, которой не хватило их отцам.

Вечером 31 марта французы провели контратаки и ненадолго вернули опорные пункты «Доминик-2» и «Элиан-1», но вскоре те снова пали под ожесточенным напором вьетминевцев. В ночь на 1 и 2 апреля защитники сумели отбить ночные атаки, но утром 2 апреля было принято решение оставить опорный пункт «Югетт-2». Французы запоздало взялись за укрепление оставшихся фортов. 3 апреля по репутации Иностранного легиона был нанесен очередной удар, когда 12 его бойцов, выживших после взятия «Беатрис», покинули свои позиции и сдались врагу. Как и всем дезертирам, переходившим на сторону Зяпа, им тут же вручили в руки лопаты и заставили копать. По состоянию на 7 апреля в гарнизоне насчитывалось 590 раненых. В батальонах Иностранного легиона и батальонах парашютистов осталось меньше 300 человек в каждом. Зяп проигнорировал просьбу французов о временном прекращении огня, чтобы позволить эвакуировать раненых, — время «жестов милосердия» прошло.

Между тем дебаты в Вашингтоне о возможном американском вмешательстве — не ради спасения французов, но чтобы усмирить коммунистов, — сыграли куда более важную историческую роль, чем судьба Дьенбьенфу. С конца марта Даллес развернул в СМИ блиц-кампанию, чтобы «пробудить» американский народ и заручиться его поддержкой. Госсекретарь называл Вьетминь орудием в руках китайцев. Правительство США, заявлял он, не имеет права бездействовать, в то время как коммунисты одерживают триумф; при этом он не уточнял, какие именно меры оно может предпринять. Заголовки на первых страницах готовили американскую аудиторию к вступлению в войну. Журнал US News and World Report писал: «США открыто предупреждают коммунистов: мы не позволим им проглотить Индокитай»^[114]. Бо́льшая часть мира по-прежнему была уверена в превосходстве западной военной силы и в том, что французы в итоге одержат победу в Дьенбьенфу. 19 марта британский журнал The Spectator писал: «Французы должны выиграть эту битву, и, когда это произойдет, мир наконец-то увидит свет в конце индокитайского туннеля». 9 апреля журнал продолжал: «Несмотря на чрезвычайную непопулярность этой войны, героическая оборона, которую держит гарнизон полковника де Кастри и его 11 000 человек, напомнила Франции о том, что она по-прежнему способна сражаться и вызывать восхищение всего мира». Подобные разглагольствования отражали не более чем невежественный самообман вкупе с нелепой франкофилией, хотя даже самые ярые оптимисты не могли не признать, что до окончания битвы нельзя уверенно говорить о ее исходе.

3 апреля госсекретарь США провел встречу с лидерами конгресса, на которой присутствовали демократы: Линдон Джонсон от Техаса, Ричард Рассел от Джорджии, Эрл Клементс от Кентукки — и республиканцы: Юджин Милликин от Колорадо и Уильям Ноуленд от Калифорнии. После того как Рэдфорд проинформировал их о тяжелом положении в Дьенбьенфу, Даллес высказал пожелание президента: он хочет, чтобы конгресс принял совместную резолюцию, санкционирующую развертывание американской авиации и военно-морских сил. «Если мы потеряем Индокитай, — сказал Рэдфорд, — будет всего лишь вопросом времени, когда падет вся Юго-Восточная Азия, включая Индонезию». Под градом скептических вопросов со стороны конгрессменов адмирал был вынужден признать, что он — один из немногих, кто выступает за военное вмешательство. На вопрос «почему?» он уверенно ответил, что знает Азию гораздо лучше своих коллег. Не обладая блестящим умом, он никогда не страдал от недостатка самомнения.

Следующий ключевой вопрос касался того, должны ли США действовать в одиночку или же привлечь союзников. Линдон Джонсон заявил: «Мы не хотим повторения корейского сценария, где США обеспечивали 90 % живой силы». Из войны 1950–1953 гг., подорвавшей президентство Гарри Трумэна, политики вынесли следующий урок: американцы готовы платить другим, за то чтобы те сражались и умирали в войнах с коммунистами в далеких азиатских странах, но были категорически против, чтобы жертвовать жизнями американских парней. Даллесу задали прямой вопрос: будет ли Британия участвовать в операции США во Вьетнаме? Он признал, что это маловероятно. Ответ конгрессменов был однозначен: конгресс одобрит военное вмешательство, которого так жаждали госсекретарь и президент, только при условии того, что под ним подпишутся и другие страны. На встрече в Белом доме 4 апреля Эйзенхауэр признал, что теперь все зависит от решения британцев. Тем же вечером французское командование официально запросило у США поддержки авиации в операции в Дьенбьенфу. Наварр даже предложил американцам замаскировать опознавательные знаки на самолетах или же использовать французские эмблемы, что лишь подчеркивало его все более неадекватное восприятие реальности.

Вечером 5 апреля Черчилль получил эмоциональное личное письмо от Эйзенхауэра, в котором тот напомнил ему о призраках Гитлера, Хирохито, Муссолини: «Разве наши нации не должны извлечь из этого серьезный урок?»^[115] — и призвал британцев присоединиться к операции в Индокитае. На следующий день Эйзенхауэр заявил Совету национальной безопасности, что «у нас по-прежнему есть все шансы выиграть это сражение». На пресс-конференции 7 апреля он впервые публично озвучил то, что впоследствии стало известно как «теория домино». Если мы позволим коммунистам прийти к власти в Индокитае, остальная часть Юго-Восточной Азии «очень быстро последует за ним»^[116]

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

114

USN&WR 09.04.1954.

115

Logevall, Embers, 475.

116

Logevall, Embers, 479.