Черные подковы

Макс Игнатов, 2018

Таможня. Что знают люди об этой структуре? Почти ничего, разве что по разговорам – про взятки да про жизнь таможенников на широкую ногу. Вот и молодой офицер Витя Гордеев, совсем недавно закончивший военное училище, прослышал про неведомые таинства новой, доселе неизвестной ему службы. И решил круто изменить свою жизнь. Не задумываясь, к чему это приведет…Содержит нецензурную брань.

Глава 4

Думай сам.

Легко сказать. По сути, если в таможню идти — это надо жизнь сначала начинать. Возраст позволяет, конечно, но… так ведь хотелось стать военным! И теперь получается — все в трубу? Что родители скажут? Когда в отпуск приезжал, они так всему радовались! Может, не так там все хорошо, Асадуллаич быстро все раскусит и свалит оттуда? И не надо будет голову ломать? А если все же там неплохое место, и все должности быстро расхватают — что тогда? Локти кусать?

Виктор никогда не думал, что он способен заниматься столь долгими рассуждениями на одну и ту же тему. Отчасти его это бесило. Казалось бы, чего проще — дождаться отзывов о новой работе от тех, кто туда пойдут первыми. Но где-то внутри сидел червь какой-то неудовлетворенности — почему он не в их числе?

К счастью, ждать пришлось недолго. Ближайший понедельник принес свежие вести. При этом сведения о количестве «первых ласточек» превысили начальные прогнозы — в таможню двинули сразу трое: Шайхуллаев, Конев и Плаксин. По этому поводу даже было проведено офицерское собрание, на котором замполит задвинул речь в духе коммунистических 80-х, предложив единодушно осудить «рвачей и хапуг». По старой памяти он призвал присутствующих к их «партийной» совести, однако, услышав в ответ громкий хохот и увидев конкретный взгляд командира части, быстро исправил совесть на «офицерскую».

— Интересно, какие им на выход характеристики дали? — задумчиво проронил в столовой Гордеев.

— Какие бы ни дали — сейчас уже все равно. Раз уволились — значит, их там уже берут. Ждем-с информацию с места событий! — резюмировал Насонов.

Будни прошли в томительном ожидании. Зато в выходные означенная выше троица и их жены были самыми популярными персонами в Сосновке. Гордеев, Насонов и Коробков решили по-своему — никого не беспокоили, не слушали, помучались, но кое-как выждали еще неделю, а потом отправились к Плаксиным. Жен решили не брать — чтобы было меньше лишней трепотни. Таисия для порядка поворчала по поводу количества гостей в последнее время, но Степан взял все в свои руки и принялся удовлетворять их любопытство.

Как выяснилось, всех троих скопом взяли именно в филиал от Городской таможни, называемый таможенным постом «Летный», который располагается в аэропорту. Таможне там выделено два сектора — пятый и шестой, на них и оформляются вылеты и прилеты международных рейсов, остальные секторы аэропорта, от первого до четвертого, работают по рейсам внутри страны. Схема работы таможенного поста — круглосуточная, как и работа самого аэропорта, поэтому таможенники работают по тому же графику, как и остальные, в четыре смены. Бывших офицеров раскидали по разным сменам, дали каждому по наставнику, по куче документов для зубрежки, ну и начали тихонько привлекать к работе. В основном это — досмотр пассажиров и их багажа, прилетающих и улетающих. Приходится иногда копаться в таком непотребье…

— Вот представьте, — захлебываясь впечатлениями, пояснял Степа, — вылетает тетка в Ташкент, и у нее здоровенная сумка! Мой наставник, Иваныч, говорит мне: досмотри сумку, что там у нее? Я открываю сумку, а оттуда вонища..! Начинаю там копаться — мама родная, там трусня нестиранная, носки какие-то, штаны — и тут же колбаса, курицы лежат, без мешков, практически в этой трусне завернутые. Вот как они потом это жрать-то будут? Чуть не стошнило.

Все ржут. Потом начинают спрашивать:

— И что, Степа, ты в таможню пошел, чтобы в грязном белье копаться? Руки-то сегодня мыл хоть, а то я с тобой поздоровался? Тая, ты его хоть дезинфицируешь, прежде чем в кровать пускать?

— Так, ну-ка хватит! — Таисия не по делу закипятилась.

— Да не обращай ты на них внимания, это они от зависти…

— Конечно, от зависти, у нас же дома курица без запаха… — напоминает Коробков.

Хохота еще больше. Маленькая Нюра начинает интересоваться, чего это всем так весело, и занервничавшая Тая уводит ее на кухню.

— Документов много, конечно, — продолжает Степка. — Как прочитаешь что-нибудь, ум за разум заходит. Все настолько заумное! Я вот прочитал одно выражение — адвалорная ставка пошлин, так мне оно сегодня ночью приснилось, кошмар! И надо все выучить, иначе зачет не сдам, печать не дадут и к самостоятельной работе не допустят.

— Коллектив-то нормальный? — спросил Виктор.

— Да нормальный, я еще не со всеми сошелся, конечно, даже в своей смене, но потихоньку общаемся. Выпивали пару раз, но немного, без излишеств. Смена небольшая, пять человек, начальник Иваныч и четверо остальных, отношения вполне себе, без армейщины.

— А где москвичи? — поинтересовался Коробков.

— А нет их! — воскликнул Степан. — Давно нет, отправили их уже в столицу. Командует постом местный мужик, Беранин фамилия, худой и длинный, на Коня нашего похож, нос такой же. Зам у него Замышляев, «афганец», по морде видно — алкаш, но пьяным его еще не видал.

— Ну и начальство, — засмеялись собеседники.

— Да что, господи, нормально, у нас… а-а, у ВАС, да-да, у вас здесь лучше, что ли? — попытался уколоть Степан.

— Расскажи, как в целом твой день проходит, — попросил дотошный Коробков.

— Рабочее время с 8 до 20 в день, потом с 20 до 8 утра в ночь. Два дня потом отдыхаю — вот сейчас как раз. Удобно! Приезжаю в порт — так его называют все, не аэропорт, а именно порт, — машину ставлю на стоянке перед портом, стоянка для нас бесплатная. Удостоверения пока нет, но Иваныч подошел к охраннику, и меня там записали. Пришел в портовский зал, зашел в наше помещение, все это «пассажирка» называется, мы ж с людьми работаем. Пока тепло, не переодеваюсь, а когда форму дадут, можно будет там одежду в шкафах оставлять. Слева — сектор вылета, справа — сектор прилета, посредине наша комната. На каждый день есть расписание, мы знаем, кто куда летит, нам об этом служба перевозок говорит. Там девчонки работают, есть ничего такие…

— Кто там есть? — подала голос с кухни Таисия.

— Ты основное слушай, я тебя спецом проверил, ты и прокололась, — повысил голос Степан. — Я в основном сижу и читаю документы, как башка распухнет, пойду покурю или Иваныч меня на рейс вытаскивает. На хискан еще не вставал…

— Куда? — в три голоса спросили собеседники.

— Это аппарат просвечивающий, типа рентгена, там видно, что в сумках да чемоданах. Две штуки на каждом секторе. Чего еще? Кто-то на хискане, остальные на стойках. Перед рейсом народ декларации заполняет — небольшие такие листочки, там пишут про себя, чего вывозят ценного, денег сколько с собой. Мы все проверяем, смотрим документы, багаж с ручной кладью — если все нормуль, ставим печать ему в декларацию и отправляем на регистрацию рейса. Дальше — к ментам, через погранцов и в накопитель на вылет. По прилету — так же декларации, только уже по ввозу, от погранцов к нам, на проверку, так же шмотье через хисканы, ну и на выход. На самолет ходил один раз, проверяли чего-то там, но вот честно — там вообще не представляю, где можно что-то найти, он же огромный! Хотя с экипажами, говорят, проблем не бывало еще ни разу. Я, конечно, многого не понимаю, неделю отработал-то всего. Так, кой-чего замечаю по мелочи.

— И чего? — высунулся Коробков.

— На своей стойке ты царь и бог, законов никто, кроме тебя, не знает. Ну, или почти никто. Каждый норовит тебя умаслить. По прилету, видел, у мужиков наших уже есть знакомые — можно, к примеру, шмотки по дармовой цене заказывать с той же Турции. Иваныч мне просто сказал: хочешь нормально работать — смотри, учись и молчи. Это понятно, если кто начнет языком чесать — пиши пропало! С ментами сейчас договорились, а раньше, говорят, они были готовы на нас конкретно наезжать, бумаги писать, раз мы тут встали перед ними. Но все порешали мудро, всем хорошо. Зато наработки ментовские есть, — засмеялся Степа, — используем. Армяне полетели, в накопителе на вылете толпа — не продохнуть. Тащит один жирный армян шины, пять штук, к хискану, собирается их вывозить. О чем они там с Иванычем не договорились — не знаю, только Иваныч берет ключи от двери, которая сектор вылета с улицей связывает, открывает ее, и одну за другой шины с крыльца — в сторону стоянки. Выпускает туда жирного ловить эти шины, закрывает за ним дверь и садится дальше оформлять следующего. Теперь армян сначала шины должен собрать, потом снова зайти, по толпе пройти до Иваныча — все по новой! Это менты раньше постоянно практиковали, как мне сказали, теперь и таможня этим не брезгует. Барагозить почти никто не пытается, так, по минимуму. Боятся власти.

— Ты-то взял уже свою первую взятку? — спросил Виктор.

— Хватит херню спрашивать, — обиделся Степан, — я там без году неделя, не понимаете, что ли? Меня и не пускают никуда, это же ясно. Я вижу, когда они после рейса приходят, шушукаются. Но это дело не мое, я этого не видел и ничего не слышал. Надо быстрее осваиваться, в общем, а там видно будет.

— Но первое впечатление уже есть? Не сомневаешься — правильно все сделал? — Коробков был в своем репертуаре.

— Мне кажется, я не пожалею, — помолчав, ответил Плаксин. — Есть там… нечто. Никто не пожалеет. Так что думайте.

— Ну, все обсудили? Ужинать будете или нет? — грозная Таисия выплыла из кухни. — Мне семью надо кормить…

— Нет, нет, мы домой, — засобирались гости.

В маленьком коридоре обозначилась сутолока.

— Да, вы же главного не знаете… — на прощанье, как бы нехотя пробурчал Степа.

Все замерли.

— И чего же? — выдавил молчавший весь вечер Насон.

— Во-первых, Ванька Пичугин сейчас работает в аэропорту, возит начальника Летного поста, вот этого носатого Беранина. Случай смешной рассказывал — приехал за ним, а тот мусор выносит, в маечке одной, ручки тоненькие как спички, башка здоровая, и нос! Видуха еще та…

— Ты именно это хотел сказать? — не унимался Вова.

— Нет. Помните, недавно Коля Ткачев уволился? Так вот он тоже там работает, только не на «пассажирке», как мы, а на грузовых перевозках, там грузовые самолеты летают и тоннами товары возят, вот он по этому профилю. Короче, он, оказывается, за нас слово замолвил, и в кадры, и Беранину. Не то, чтобы он там какой-то авторитет, просто его спросили — он сказал. С ним Гоша Конев общался, вот. Вам это может пригодиться. Вы бы все равно узнали, так что… какие тут секреты?

Колю Ткачева все знали. Но ведь каков гусь? Его знают все, а про него — никто. Молодец..!

— Ну что, решаемся? — едва выйдя из подъезда, сказал Виктор.

«Сестролюбы» промолчали. Так в молчании они медленно шли, почти автоматически сказав друг другу «пока» при расставании. Было что обдумать.

Первое, что услышал Гордеев, зайдя домой, — шепот жены:

— Дашка спит. Давай, рассказывай.

Поднявшийся вроде голод прошел сам собой. Виктор пересказал рассказ Плаксина, опуская ненужные детали. Когда речь зашла о Ткачеве, Татьяна нахмурилась:

— Вот засранец! То-то я смотрю, он разговаривать почти перестал. Брякнет «привет» и бежит.

— А я вообще не помню, когда видел его последний раз, — признался Витя.

— Тем более тебе надо его найти и поговорить. — Шепот жены перешел в нормальную речь. — Он, похоже, самый толковый среди вас, раз раньше всех понял, куда нужно срулить. Давай ужинай, ложись спать, а завтра — искать Ткачева.

Это было понятно и ежу, но что-то говорить сейчас на эту тему жене совсем не хотелось. Витя полез было за едой в холодильник, но решил обойтись чаем. В голове крутилось одно: «Утро вечера мудренее».

Разыскивать Ткачева не пришлось. На следующий день они нос к носу столкнулись у магазина.

— А-а, тихушник, ну-ка, поди сюда, — обрадовался Виктор.

— Тихо, не ори! — оборвал его Николай. — Пошли, отойдем.

По словам Ткачева, о таможне он узнал уже давно. После того, как туда устроился его знакомый, Коля уже не думал. Проверяли его примерно полгода, потом ушло время на увольнение. Он специально никому не говорил об этом, чтобы не было лишнего шума. И Пичугина, когда увидел, попросил не трепаться, но было уже поздно.

— Ты, Викто́р, — ударяя на «о», шептал Ткачев, — долго не думай. Здесь у тебя будущего нет. А там перспективы. Сейчас пойдет расширение, наверняка будет потом отдельная таможня. Вот тебе и карьера. Мужик ты исполнительный, неглупый. Будешь язык за зубами держать — не пропадешь. Нет — свои же сольют. Там с этим жестко. Мы с тобой друзьями никогда не были, но… В общем, надумаешь — скажешь. Наберем еще нормальных ребят из наших и организуем там сосновское землячество! Как тебе такая идея? Вот будет прикол! Все, бывай.