Ночной всадник

Макс Брэнд

Герой романа «Ночной всадник» – блестящий ученый Рэндалл Бирн, человек недюжинного ума, но слабого здоровья, отправляется на Дикий Запад, чтобы набраться сил, и неожиданно для себя становится одним из мужественных отчаянных людей, умеющих выживать в суровых условиях прерий.

Глава 10

«Дорогая Аделина»

Толстяк Мэтьюз запыхавшись вбежал в салун. Он принадлежал к людям, сочетавшим телосложение бездельника с чисто американской страстью к действию, поэтому всегда спешил и всегда задыхался. Если Мэтьюз ехал верхом, пот сочился из каждой поры его тела; а после стакана виски он едва переводил дыхание. И это при том, что помощник шерифа обладал достаточной выносливостью, в чем пришлось убедиться многим мужчинам в «Трех «Б». Он стеснялся своей полноты. Представьте себе душу орла в теле свиньи, и тогда вы поймете Толстяка Мэтьюза. Жир заполнял его сапоги, словно вода, и когда толстяк шествовал, то его сопровождал чмокающий звук. Жир перекатывался вдоль его челюстей, сделал дряблым лоб, почти затопил глаза. Но ничто не могло скрыть ястребиного носа и сверкания наполовину похороненных в жиру глаз. Все это обрамляла коротко подстриженная седая щетина. Толстяк привык мурлыкать себе под нос, чтобы скрывать одышку. Итак, Мэтьюз вошел в бар, его маленькие заплывшие глазки пристально рассматривали лица в салуне. Затем он опустился на колени возле Джерри.

Мэтьюз мурлыкал, рассматривая рубашку Стрэнна, мурлыкал, когда доставал из сумки бинт и вату. (Вдобавок к профессии шерифа, шулера, рудокопа и ковбоя, толстяк еще располагал и талантом врача.) Заинтересованные ковбои столпились вокруг. По указанию шерифа кто-то принес воду, остальные подняли и перевернули Джерри, пока Мэтьюз делал перевязку. Парень не приходил в сознание. Толстяк начал перемежать мурлыканье репликами.

— В тебя стреляли спереди, моя прелесть, верно? — проговорил он и начал мурлыкать, обматывая бинтом грудную клетку раненого: — Милой Аделине, моей Аделине подарю ночью сердце свое… Куда смотрел Джерри, когда его подстрелили? — спросил Толстяк. — О'Брайен, может, ты видел?

Бармен откашлялся.

— Я ничего не видел, — спокойно отозвался он и стал протирать стойку, без того отполированную до блеска.

— Ладно, — пробормотал Мэтьюз. — Все эти птички получают свое. А Джерри даже несколько запоздал. Лью, ты видел?

— Да.

— Какой-нибудь пьяный громила?

Лью нагнулся к уху стоявшего на коленях Толстяка и коротко что-то прошептал. Мэтьюз широко открыл глаза и принялся ругаться до тех пор, пока одышка снова не заставила его замурлыкать.

— Выстрелил ему в лицо? — выдохнул он наконец.

— Джерри уже достал свой револьвер, прежде чем чужак пошевелился, — заявил Лью.

— Это невозможно, — выдавил Толстяк и спокойно продолжал напевать: — Всегда в мечтах твое лицо… — Мэтьюз быстро добавил, закончив перевязку: — Куда он пошел?

— Никуда, — ответил Лью, — он только что вышел.

Мэтьюз снова выругался, а затем сообщил:

— Похоже на самозащиту, верно?

О'Брайен перегнулся через стойку.

— Послушай, Толстяк, — серьезно сказал он. — В этом нет сомнений. Джерри первым начал. Он пытался пристрелить волка, принадлежавшего этому парню Барри.

— Волка? — перебил шериф.

— Собаку, полагаю, — уточнил бармен. — Не знаю. Как бы то ни было, Джерри сам виноват. Этот Барри просто закончил дело. Я думаю, парня не стоит арестовывать. Или ты хочешь подержать его здесь для Мака Стрэнна?

— Такова моя работа, — проворчал блюститель порядка. — Эй, ребята, возьмите Джерри и отнесите его в комнату. Через минуту я поднимусь.

Пока выполнялись его указания, Мэтьюз тяжело протопал через зал и вышел на улицу. Там он увидел только одного человека — седлавшего черного коня. Толстяк направился к нему, но огромная черная собака, появившаяся неизвестно откуда, преградила дорогу. Пес молчал, но зубы и глаза выглядели достаточно красноречиво, чтобы остановить любого храбреца.

— Вы Барри? — спросил Мэтьюз.

— Да, так меня зовут. Иди сюда, Барт.

Большая собака отступила, но глаз с Толстяка не спускала. Мэтьюз осторожно приблизился к всаднику. Совершенно очевидно, что тот не торопился уезжать.

— Барри, — начал Толстяк, — не пытайся сыграть со мной шутку, когда я назову тебе свое имя. Я не собираюсь причинять тебе вреда. Но меня зовут Мэтьюз. И… — Он отвернул лацкан жилета, чтобы Барри смог увидеть блестящую звезду. Тем временем его маленькие бусинки-глаза изучали чужака с настоящим птичьим вниманием. Всадник не пошевелился. Теперь Мэтьюз разглядывал женственное изящество Барри, большие безмятежные глаза. Он подошел ближе и доверительно положил руку на луку седла. — Сынок, я слышал, что ты играл честно. Ну и я знаю Стрэнна и его характер. Он, безусловно, не прав. В этом нет сомнений, и если я тебя задержу, будет доказано, что ты только защищался. Поэтому я не собираюсь тебя арестовывать. Ты свободен. Но имей в виду, уезжай отсюда — слышишь? — скачи на север от «Трех «Б». У тебя такой конь! Поверь мне, он тебе понадобится. — И Мэтьюз уже тише добавил: — Нахлестывай его, скачи без остановок, пока выдержит твой красавец. А затем слезай со своего жеребца и садись на другого. Сынок, через три дня Мак Стрэнн пойдет по твоему следу. — Толстяк отступил назад и махнул рукой. — А теперь уноси ноги!

Черный жеребец прижал уши и отшатнулся, но всадник не пошевелился.

— Я никогда не слышал о Маке Стрэнне.

— Ты никогда не слышал о Маке Стрэнне? — эхом отозвался Мэтьюз.

— Но я хотел бы с ним встретиться, — продолжал Барри.

Толстяк быстро заморгал, словно стремился получше разглядеть собеседника.

— Сынок, — прохрипел он. — Вижу, ты игрок. Но не играй в проигранную игру. Если Мак доберется до тебя, то разорвет на части. У тебя не будет даже шанса. Ты справился с Джерри, верно. Но Джерри и Мак — домашняя кошка и горный лев. Приятель, вижу, что ты здесь чужой, но спроси у меня, и я расскажу тебе, как поступить.

Барри соскользнул с седла:

— Я хочу знать, куда лучше поставить моего коня.

Мэтьюз потерял дар речи.

— Впрочем, полагаю, — продолжил Барри, — что могу разместить его вон там, за отелем.

Мэтьюз снял сомбреро и почесал в затылке. Гнев и изумление переполняли его душу, но он все-таки сумел сдержаться и продолжал атаку:

— Барри, я тебя не понимаю. Может, ты хочешь подождать, чтобы Мак появился в городе раньше, чем ты отсюда уедешь? Или ты думаешь, что твой жеребец обгонит кого угодно? Может, ему это и под силу. Но послушай меня: Мак не идет по следу быстро, но он никогда не теряет следа! Ты пройдешь под дождем через скалы, но никогда не сбросишь его с хвоста. Он не забудет твой запах!

— Спасибо, — отозвался Барри. — Полагаю, с ним все же стоит познакомиться.

Затем он повернулся и спокойно направился к конюшне позади отеля, за ним следовали черные конь и собака. Мэтьюз облизнул пересохшие губы, чтобы засвистеть, но не смог издать даже звука. Тогда Толстяк направился в салун, отсутствующе глядя перед собой и неясно мурлыча:

— Милой Аделине, моей Аделине подарю ночью сердце свое… — В салуне Мэтьюз крепко взялся за стойку пухлыми руками и прохрипел: — О'Брайен, горлодер! — Толстяк отодвинул маленький стакан, поставленный перед ним барменом, и пододвинул ему кружку для воды. — О'Брайен, — пояснил он, — мне нужна сила, а не воодушевление.

И, наполнив кружку до краев, Мэтьюз осушил ее одним глотком.