Запасной инстинкт

Сергей Майоров, 2013

В городе Слянске появился маньяк. Жуткие убийства происходят одно за другим. За этим монстром явно кто-то стоит, руководит его действиями. Украдены алмазы, которыми когда-то владел крутой криминальный авторитет. Интерпол подозревает, что именно из Слянска в Германию поступают человеческие органы, которые затем пересаживают богатым пациентам. Расследуя эти преступления, майор Никитин приходит к выводу, что все они связаны с трагедией, произошедшей тридцать лет назад. Мало того! Сам Никитин, тогда еще мальчик, имел непосредственное отношение к тем событиям… Помимо главного финала, у детектива есть еще два альтернативных, которые своей неожиданностью могут ввести в состояние шока даже самого невозмутимого читателя.

Глава 3

Опер убойного отдела Игорь Стариков возвращался из центральной психиатрической лечебницы в подавленном состоянии духа. Когда Черников передал ему распоряжение Никитина отработать все психушки в городе на предмет выявления связи между Виртом и убийцей со сдвигом по фазе, Игорь сразу четко и бесповоротно понял, что все лучшее всегда достается ему. Таковы уж были традиции, сложившиеся в отделе.

Решив зря не бить лапы, он поехал туда, где хранится информация обо всех психах, поступивших, содержащихся и отпущенных, то есть в ЦПЛ. Там он представился, объяснил цель визита и был препровожден во временно пустующий кабинет психолога. Поиск необходимой информации у главврача должен был занять добрых полчаса, и Стариков по профессиональной привычке, лишь усиливающейся с годами, незаметно прошмонал все ящики стола на предмет обнаружения криминала — какого именно, он сам не знал — пошарил руками под столешницей и наконец успокоился.

В дверь вошел мужик лет сорока в пижаме и, ни слова не говоря, сел на стул по другую сторону стола. Стариков молча смотрел на него, не выпуская сигареты. Он понял, что перед ним стационарный пациент, и на всякий случай скользнул взглядом по столешнице на предмет обнаружения шила, ножниц или совдеповского килограммового дырокола. Опер убедился в том, что единственным оружием, которым псих мог нанести ему увечье, были две скрепки в канцелярском наборе. Больше ничего опасного видно не было.

Бросив на Старикова виноватый взгляд, мужик в пижаме плаксиво проскрипел:

— Она меня не любит.

— Кто?

— Я понимаю, доктор, что отрываю вас от дел, — быстро заговорил мужик, посмотрев на сигарету в руке Старикова. — Но от этого зависит моя судьба! Вы должны помочь мне повлиять на нее. Она загубит свою и без того разбитую жизнь.

Стариков молчал.

— Вы поможете мне?

— Понимаете, в чем дело. Я не тот, за кого вы меня…

— Ерунда! — решительно отрезал мужик. — Вы скромны, как и всякий специалист своего дела. Нам с вами приходится скрывать свое истинное лицо среди всей этой бездарности. Меня заставляют пить таблетки! А вы знаете, что я с ними делаю? Когда сестра уходит, я вытаскиваю их изо рта и отдаю соседу по палате! Он ест все! Я вам говорю это, потому что вы не похожи ни на одного из этих врачей. Так вы поможете мне?

— В чем?..

— Убедить Марианну.

— Какую Марианну?

— Из соседнего блока. Мы решили пожениться, но в последний момент она заявила, что желает венчаться в церкви.

— Ну, в общем-то, люди только там и венчаются, — промямлил Стариков.

— Бред. Батюшка сможет обвенчать нас здесь. Вы дадите нам благословение?

— Во имя отца и сына.

— Спасибо! — горячо проговорил пациент, внезапно подмигнул Старикову и бросил взгляд себе через плечо. — Вам воздастся! Ищущий да обрящет.

Он вышел из кабинета.

Внезапно просветлевший взгляд мужика и его последние слова будто прибили Игоря к стулу. Его попытку понять, что произошло, пресек главврач, занесший в кабинет несколько пухлых папок.

Он положил их на стол перед Стариковым и поинтересовался:

— Что здесь делал Русенков?

Секунду помедлив, Игорь объяснил:

— Странный тип. Зашел в кабинет и стал разговаривать со мной как с доктором.

— Просил обвенчать? — Главврач улыбнулся, доставая сигареты из кармана халата.

— Точно. А вы откуда знаете?

— Он здесь три месяца. Его жена погибла под поездом у него на глазах. Страшная вещь. Тут же нервный срыв — и к нам. Иногда появляются периоды просветления, но ненадолго. — Доктор выпустил струю дыма. — Жена все просила его обвенчаться в церкви, да так и не… Вот то, что вы искали. Здесь три дела бывших пациентов. Отпущены под присмотр родственников, соответственно, второго, семнадцатого и девятнадцатого мая. Вас, как я понимаю, интересует вероятный убийца?

Осторожный Стариков промолчал, и врач расценил это как норму.

— Если так, то одного из троих придется исключить. Ему семьдесят лет. Дочь с мужем увезли его на кресле-каталке. Крученков и Марин, впрочем, тихие больные с вяло текущей шизофренией. Им лень муху от лица прогнать. Это то, что я могу сказать без малопонятной вам медицинской терминологии. Мое мнение как врача — ваши поиски в этом направлении безрезультатны. Чем могу еще помочь?

Больше помочь было нечем. Стариков отксерокопировал на всякий случай все три карточки с установочными данными пациентов, вернул дела главврачу, попрощался, попросил не провожать его и вышел из кабинета. Не пройдя и десятка шагов, он вернулся.

Врач удивленно вскинул брови и осведомился:

— Что-нибудь забыли?

— Я хотел спросить. Скажите, доктор, где работал Русенков, перед тем как случилось… в общем, прежде чем попал к вам?

Главврач раздавил в пепельнице сигарету, прищурился, усмехнулся и заявил:

— Не все в полиции пьют водку, оказывается. Это ваш бывший коллега, Игорь Алексеевич. Русенков работал в уголовном розыске Мурманска.

— Почему вы сразу не сказали?

— А вы спрашивали? Могу вас заверить, общих тем вам уже не найти.

Уже выходя из ворот лечебницы, Стариков почувствовал на спине чей-то взгляд. Он резко обернулся и успел рассмотреть за упавшей занавеской лицо больного по фамилии Русенков.

— Ну так что? — вопрошал Никитин, усаживаясь в свое кресло. — Что мы имеем?

Данный вопрос уже вошел в повседневную обиходную речь в отделе. Это означало, что ничего в этом мире не меняется. Убийства совершались вчера и будут происходить завтра. Их станут ежедневно раскрывать люди, призванные для этого. Жизнь продолжается. Чтобы она тянулась как можно дольше, в кабинете Никитина звучал и будет звучать этот вопрос.

«Что мы имеем?» — спрашивал капитан, стоя над трупом, да и потом еще в течение длительного времени. До того момента, пока убийца не будет найден и не поступит сигнал о том, что опять кто-то отошел от трупа, унося с собой запах крови.

— Сергей, что у тебя? — спросил Никитин, дождавшись, пока будут прикурены все сигареты и раскрыты блокноты присутствующих.

Черников поерзал на стуле, обдумывая, с чего начать. Он прикуривал дольше и старательнее всех.

— Интересная складывается ситуация.

— Это я понял, увидев Вирта, — мягко перебил его Александр. — Жена опознала камень?

— Жена — нет.

— Ты не тяни кота за хвост, — вклинился Саморуков, самый молодой и энергичный опер в отделе Никитина. — Давай быстрее, есть хочется. Обед через полчаса.

— Услышал я тут одну очень интересную историю, — начал Черников. — Дело было как раз в день убийства нашего незабвенного Вирта. Только случилось это не между семнадцатью и восемнадцатью часами, как утверждают эксперты, а часом раньше…

— Сергей!.. — перебил Черникова Никитин, глянув на часы. — Что я в тебе ценю, так это умение выделять главное из моря подробностей.

— Тут главное понять все с самого начала! — воскликнул Черников.

— Есть охота, — напомнил Саморуков.

— Так вот, значит, старуха, с которой я познакомился сегодня, в день убийства Вирта сидела дома…

Клавдия Петровна бросила взгляд на настенные часы. Странно, но когда был жив муж, они ломались чуть ли не каждый месяц, тогда он садился за стол и долго их чинил. Это было своеобразной неотъемлемой частью их медленной, спокойной жизни. Но лишь костлявая забрала мужа к себе, и часы словно ожили. Они тикали, и ничто не нарушало их ход, словно сам металлический механизм понимал, что ремонтировать его больше некому. Часы да она — вот все, что осталось от семьи, которая распалась в далеком пятьдесят четвертом году, когда они с дедом, тогда еще молодым и крепким мужиком, уехали на Север, оставив новорожденного сына в приюте.

Сейчас часы показывали без четверти четыре. Клавдия Петровна глянула в окно. Соседки уже около двух часов сидели на лавочке и не собирались расходиться. Вздохнув еще раз, старушка взяла с кухонного стола ключи и направилась к выходу. Может, зять с дочкой приедут и она встретит их на улице?

Заперев дверь на один замок — кому нужно ветхое барахло увядающей старухи! — Клавдия Петровна стала спускаться вниз. Это всегда доставляло ей кучу хлопот. Лифт капризничал как пьяный слесарь. Хочу — работаю, не хочу — не работаю. Находясь в квартире, она за четыре часа ни разу не услышала, как натянулись, громыхнув, тросы. Значит, можно не утруждать себя, не нажимать кнопку. Потеря времени.

Ковыляя между вторым и третьим этажом, она услышала, как хлопнула входная дверь. Кто-то вошел в подъезд, но шагов не было слышно. Удивленная старушка даже остановилась, потом чуть прошла вперед, уже почти добралась до почтовых ящиков и с замиранием сердца услышала шорох за трубой мусоропровода.

Медленно ступая по ступеням, Клавдия Петровна скосила взгляд в сторону шахты. Из-за трубы торчала пола куртки. Она подрагивала, словно хозяин ее находился в треморе. Так дрожит кошка, перед тем как кинуться на воробья.

«Бомжи проклятые!.. — стараясь отогнать от себя страх, подумала Клавдия Петровна. — Что здесь-то ему нужно?»

Она уже проходила мимо шахты, и ее слух, не слабеющий с годами, уловил дыхание, едва различимое в тишине подъезда. В нем было что-то настолько отталкивающее, что старушка собралась с силами и постаралась побыстрее спуститься вниз. Лишь вдохнув полной грудью уличный воздуха, она успокоилась и почти сразу забыла о своем не очень приятном спуске с лестницы.

Клавдия Петровна вспомнила об этом через десять минут, когда удачно вклинилась в разговор со старушками, сидевшими у подъезда, и вновь увидела эту куртку.

Распахнулась дверь подъезда, и из нее вышел человек. Воротник его куртки был поднят.

Клавдия Петровна, повидавшая на своем длинном веку всякое, почувствовала, как ее обдало морозом. Не поднимая с колена руки, она перекрестилась на уровне живота.

На нее глянули мутные глаза. Их цвет определить было невозможно — лишь желтый ядовитый белок и черный зрачок, расширенный до предела. Человек лишь провел взглядом по Клавдии Петровне, но она мгновенно почувствовала тяжесть внизу живота и холод на сердце.

— Клава, что с тобой? — озабоченно закудахтала старушка, сидящая напротив. — Маша, ну-ка, достань немедля нитроглицерину!

Клавдия Петровна отмахнулась, встала и сказала:

— Должно, давление. Пойду до дому.

Подъем занял в два раза больше времени, чем спуск. Уже подходя к своей квартире, она различила то, чего не слышала, когда спускалась. На лестничной площадке едва слышно звучала музыка. Это означало, что дверь какой-то квартиры не прикрыта.

Любопытство перебороло страх.

Любопытство перебороло страх. Клавдия Петровна поднялась на этаж выше своей квартиры и с удивлением обнаружила, что приоткрыта дверь, за которой жил ее бесшабашный сосед Андрей Вирт. Гости в его квартире не переводились так же, как тараканы в хрущевке. Было удивительно другое. Дверь не заперта, а внутри, не считая музыки, которая, кстати, смолкла к моменту подъема старушки на этаж, стояла тишина.

И она вошла…

Клавдия Петровна не помнила, как добралась до своей квартиры, легла на диван и взяла в руку телефонную трубку. Очнувшись, она так и не смогла восстановить хронологию событий. Перед ее глазами, смешиваясь одна с другой, стояли две картины: истерзанный труп соседа и грязная куртка, исчезающая за углом дома. Посредине этого страшного импрессионистского наброска горели глаза, отливающие тухлым яичным желтком.

— Выходит, старая видела убийцу, не так ли? — подытожил рассказ Черникова Стариков.

— Этого никто не говорил, — возразил Никитин. — Она заметила лишь мужика, облик которого пошатнул ее нервную систему. Из этого не следует, что он — убийца, и нам надо главным принципом розыска избрать желтые глаза и серый плащ.

— Я про плащ вообще ничего не слышал, — заметил Черников.

— Стоп, ребята, — как всегда к месту вмешался в разговор Никитин. — Но эксперты уверяют, что смерть наступила не ранее семнадцати часов. Как я понял из твоего рассказа, старушка видела труп что-то около шестнадцати? Не в цвет тема.

— В том-то и заключается самое хреновое. — Черников поерзал на стуле. — Когда Клавдия Петровна видела Вирта, он был еще жив. Кто-то обработал его так мастерски, что тот мучился еще около часа. Это не убийство, товарищи оперуполномоченные. Если верить нашему Уголовному кодексу, то налицо причинение тяжких телесных повреждений, повлекших смерть. Смешно, правда?

— Нет, не смешно. — Никитин вздохнул и полез в карман за сигаретой. — Все равно это будет квалифицировано как убийство. Бабке никто не поверит, а телу Вирта — да. Однако я вас поздравляю. Последнего маньяка в области задержали пять лет назад. С почином!.. А откуда вообще взялся в доме этот Вирт? Соседи что говорят?

— Перед самой смертью мужа Клавдии Петровны поселился к ним какой-то тип. Молодой, лет тридцать пять. Жизни своей не скрывал. Жены дома нет — он туда с бабами. Потом стало наоборот. Видимо, супружнице его надоело на это непотребство смотреть. Он где-то — теперь она мужика в дом. Несколько раз друг друга ловили на горячем, били об головы посуду, но почему-то жили вместе. Видно, что-то их держало.

— Интересное кино получается.

— Интересное кино получается. — Никитин до конца выслушал эту историю, но что-то в ней не вязалось воедино.

Либо Черников чего-то недосказал, позабыл, либо он сам что-то пропустил.

Молчал начальник долго.

— Что по камню?

Притухший было Черников снова ожил.

— А вот по камню все гораздо интересней! Камень старый. — Он услышал смех Старикова и пояснил: — Я имею в виду не возраст алмаза, конечно, а время его огранки. Сейчас так камни не гранят. Я был у мужика одного, который антиквариатом на Луговой заведует. Так он в свой «глаз» зыркнул на бриллиант, капнул чего-то и с ходу мне предложил пятьдесят тонн зеленых. Я чуть не продал.

— Не понял. — Никитин поморщился. — Объясни.

Сергей вынул из кармана камешек и положил на стол перед сослуживцами.

— Вот и я не понял, пока он мне не объяснил. Так алмазы гранили лет сто назад. Сейчас другие технологии и методы. Камень явно из коллекции чьего-то прадедушки. Начало двадцатого века.

— Да, черт!.. — Никитин удивленно усмехнулся и положил камень в карман. — Это и на самом деле интересно. А вдова не объяснила наличие бриллианта в квартире?

— Если это можно назвать объяснением. Первый раз, говорит, вижу.

Разослав подчиненных, Никитин остался наедине с Черниковым.

— Сергей, я тебя хотел попросить…

— Говори.

— Я сейчас пойду выбивать командировку в Москву. Попробую связаться с МУРом по поводу этого Тимофея Макеева. Я тебе о нем рассказывал. А ты мне напиши какую-нибудь бумажку по нему, чтобы было чем перед генералом мотивировать. Подробно ничего излагать не нужно. Просто придумай что-нибудь, чему можно поверить. Вечером еще поговорим.

— Ты об этом хотел попросить?

— Нет… В восемьдесят четвертом году в поселке Арманский была зверски убита девочка. Начальник того отдела, наверное, давно на пенсии. Найди его и оперов, которые работали по этому делу. В общем, Серега, расспроси их как следует.

Черников некоторое время смотрел на начальника, потом ответил:

— Хорошо. Сделаю.

Никитин посмотрел другу в глаза.

— Пора заканчивать с этим.

Черников долго молчал, а потом осведомился:

— С чем, Саша?

— С тем, о чем я постоянно вспоминаю, ни разу этого не видев.