Я ем тишину ложками

Майкл Финкель, 2017

Книга «Я ем тишину ложками» – это невыдуманная история настоящего отшельника, написанная с глубоким уважением к выбору человека, который создал свой собственный невероятный мир и был в нем по-настоящему счастлив. Это рассказ одного из самых удивительных людей на земле, о котором никогда бы не узнал мир, если бы не один американский журналист, которому посчастливилось взять самое важное интервью в его жизни. Кристофер Найт в 20 лет ушел из дома и поселился в лесу среди деревьев и зверей, чтобы никогда не возвращаться к людям. 27 лет он жил один и обрастал своим собственным миром вне цивилизации. Он изобрел свою систему выживания: ни разу за десятки лет не разводил костра (дым от огня могут заметить, и тогда его найдут), научился виртуозно взламывать замки любой сложности, чтобы добыть себе пропитание в ближайших домах, воровал книги великих авторов и пластинки композиторов, чтобы проводить время только с лучшими из людей. Он стал легендой штата Мэн, никто никогда его не видел, но все знали, что где-то в лесах живет человек-отшельник. Когда Найта поймали, он рассказал свою историю только одному человеку на земле и никогда больше не давал интервью…

Глава 4

Чистосердечное признание

— Дата рождения?

— 7 декабря 1965 года.

Звуки, вылетающие из его рта, заедают и скрипят, словно детали старого мотора, которые пытаются поворачиваться. Каждый слог требует усилий. Впрочем, кажется, его понимают — Перкинс-Ванс за ним записывает.

— Возраст?

Мужчина вновь затихает. Имя и дата рождения — крепкое барахло, надежно запрятанное в голове. Как бы ты этого ни хотел, ты не можешь забыть абсолютно все. А вот годы, как он понимает, имеют свойство меняться. И он начинает считать, загибая пальцы. О’кей, а какой год сейчас? Вместе с Перкинс-Ванс в конце концов они решают эту задачу. Сейчас 2013-й. Четверг, 4 апреля. Кристоферу Найту сорок семь лет.

— Адрес? — спрашивает Перкинс-Ванс.

— У меня его нет, — говорит Найт.

— Куда вам отправляют письма?

— Я не получаю писем.

— Какой адрес вы указываете в налоговой декларации?

— Я не плачу налоги.

— Куда приходит ваше пособие по инвалидности?

— Я не получаю пособия.

— Где ваша машина?

— У меня нет машины.

— С кем вы живете?

— Ни с кем.

— Где вы живете?

— В лесу.

Перкинс-Ванс понимает, что сейчас не лучший момент, чтобы подвергать сомнению сказанное. Лучше позволить ему продолжать.

— Сколько времени, — спрашивает она, — вы живете в лесу?

— Долгие годы, — говорит он.

Перкинс-Ванс предпочла бы более точную информацию:

— В каком году вы начали жить в лесу?

Опять эти года. Он принял решение рассказать о себе и теперь важно говорить только правду. Все остальное — бросание слов на ветер. Сосредоточенно глядя в окно, за которым все еще черным-черно, он что-то вспоминает.

— Когда случилась Чернобыльская катастрофа?

Он тут же пожалел, что ляпнул это. Полицейский сейчас решит, что он какой-нибудь сумасшедший защитник природы. На самом деле, это просто новость, которая ему вспомнилась. Но объяснить это будет сложно, у него нет сейчас сил для этого, и он расслабляется. Перкинс-Ванс ищет ответ в Сети: Чернобыль случился в 1986-м.

— Вот тогда я и ушел в лес, — говорит Найт. Двадцать семь лет назад. Тогда он был вчерашним выпускником, а сегодня — мужчина средних лет. Он говорит, что все это время жил в палатке.

— Где? — спрашивает Перкинс-Ванс.

— В лесу неподалеку, — отвечает Найт. Он никогда не знал названия пруда поблизости и не имел ни малейшего понятия, что соседний городок называется Рим, штат Мэн, а его население — тысяча десять человек.

— Где вы жили зимой?

Он продолжает настаивать, что все это время провел в маленькой нейлоновой палатке и ни разу за все зимы не развел костра. Дым мог бы выдать его лагерь. Каждую осень, по его словам, он запасал в лагере достаточно пищи, чтобы не покидать его в течение пяти или шести месяцев, пока растаявший снег вновь не даст ему возможности передвигаться по лесу, не оставляя следов.

Перкинс-Ванс нужно время, чтобы переварить эту информацию. Зимы в Мэне долгие и очень холодные; и не просто холодные, а влажные и ветреные. Провести неделю в зимнем лагере на природе — уже подвиг. А прожить так несколько месяцев — это вообще неслыханно! Извинившись перед Найтом, она уходит на кухню.

Мужчины пьют кофе, наблюдая за Найтом сквозь большое прямоугольное стекло в двери. Перкинс-Ванс пересказывает их разговор. Ни у кого нет уверенности, чему из этого можно верить. Хьюз замечает, что, пока Найт разговорился, важно спросить его о краже.

Перкинс-Ванс возвращается обратно. Хьюз чуть приоткрывает дверь — ему любопытно, он хочет лучше слышать разговор. Ему хорошо известно, что все преступники, как правило, отрицают свою вину — они будут клясться и божиться, что не делали этого, даже если ты поймал их с поличным, когда они обчищали сейф.

— Не хотите рассказать мне, как вы попали в это здание?

— Я взломал дверь отверткой. Чтобы попасть в холодильник, воспользовался ключом, который украл несколько сезонов назад. — Найт показывает на ключ с брелоком-клевером, лежащий на столе среди других предметов.

— Откуда эти деньги? — спрашивает Перкинс-Ванс, указывая на пачку наличных — триста девяносто пять долларов, которые она извлекла из его бумажника.

— Я собирал их годами, — говорит Найт. — По нескольку купюр тут и там, из разных мест, куда удавалось забраться.

Он делал это на случай, если придется пойти в город, чтобы что-то купить, но такого случая не представилось. Он говорит, что за время жизни в лесу не потратил ни цента.

Перкинс-Ванс просит Найта ответить, сколько всего домиков, коттеджей и лагерей он ограбил. По затянувшейся паузе можно предположить, что подсчет дается Найту с трудом.

— Это случалось раз сорок за год, — наконец произносит он. И так каждый год, двадцать семь лет подряд.

Теперь уже очередь Перкинс-Ванс складывать и умножать в уме. Получается больше тысячи случаев — тысяча восемьдесят, если быть точным. Каждый из них считается преступлением. Можно с уверенностью сказать, что это самое большое ограбление в истории штата Мэн. Возможно, по числу отдельных взломов, это самое крупное преступление в стране. Или вообще во всем мире.

Найт объясняет, что проникал в дома только по ночам, лишь наверняка убедившись, что в них никого нет. Он никогда не грабил жилые дома в городе — только летние загородные коттеджи и лагерь «Сосна». Иногда замки даже не были заперты, иногда он открывал ломом окна или взламывал двери. Одну только «Сосну» он грабил пятьдесят раз. Каждый раз он брал все, что мог унести, но, так как унести он мог немного, приходилось часто возвращаться.

Перкинс-Ванс объясняет, что все украденные вещи придется вернуть. Она спрашивает, что из найденного при обыске принадлежит ему.

— Все краденное, — говорит Найт. Рюкзак, ботинки, инструменты, снаряжение в его лагере, вся одежда на нем, вплоть до нижнего белья. — Единственная вещь, которая действительно моя — это очки.

Перкинс-Ванс спрашивает, есть ли у него семья в этом районе.

— Я бы предпочел не отвечать на этот вопрос, — говорит он.

Но ей все же удается его разговорить. Найт не знает, живы ли его родители, — он ни с кем не общался все это время, — но даже если живы, он бы не хотел, чтобы они узнали, что его нашли. Перкинс-Ванс спрашивает почему, и Найт отвечает, что его не воспитывали, как вора. Он говорит, что ему стыдно.

Найт вырос в Центральном Мэне. Никогда не служил в армии. Окончил среднюю школу Лоуренса, выпуск 1984 года. Чесли, как и Хьюз, слушавший этот разговор из кухни, вспомнил в этот момент, что его жена закончила ту же школу, только двумя годами позже. Возможно, у него дома даже сохранился альбом с фотографией 84-го. Хьюз просит Чесли съездить домой и попробовать найти его.

Перкинс-Ванс звонит диспетчеру и просит проверить Найта. Досье чистое — он ни разу не был арестован. Не числится среди пропавших. Срок действия водительского удостоверения закончился в день его рождения в 1987 году.

Чесли возвращается со школьным альбомом — на обложке цвета морской волны выгравированы большие серебряные цифры «84». С небольшой подписанной фотографии смотрит старшеклассник Крис Найт — мальчик с темными взъерошенными волосами, в очках с толстыми стеклами и в синей рубашке поло. Он стоит, слегка облокотившись на дерево, руки скрещены на груди. Он выглядит здоровым и сильным. На лице не улыбка, а какая-то кривоватая усмешка. На фотографиях школьных клубов или спортивных команд его нет.

Сложно найти сходство между этим мальчиком и мужчиной, сидящим сейчас в столовой «Сосны». Найт говорит, что годами не видел собственного лица, за исключением, возможно, размытого отражения в воде. В его лагере нет зеркал.

— Как же вы бреетесь? — спрашивает Перкинс-Ванс.

— Вслепую, — говорит он.

Найт совсем не представляет, как выглядит его лицо. Он искоса поглядывает на снимок. Очки сдвинулись на лоб, но он вернул их на место.

В этот момент и Хьюз, и Перкинс-Ванс неожиданно поняли, просто почувствовали глубоко внутри, что все услышанное сегодня вечером — правда. Хоть оправа и выцвела с годами, но сомнений почти не осталось — на мальчике с фотографии и мужчине, сидящем перед ними, одна и та же пара очков.

До рассвета осталось недолго, за окном уже светлело. Перкинс-Ванс знает, что Найт вскоре пропадет из виду, будет проглочен системой, и так свободно, как сейчас, с ним будет уже не поговорить. Она хочет понять, зачем было уходить жить в лес, но Найт говорит, что не может назвать определенных причин. Она указывает на заживающие шрамы у него на запястье.

Конец ознакомительного фрагмента.