Питерская осень

Май Ви (2024)

На окраине Питера живёт Марк — парень, у которого есть проблемы с психикой — и любимый пёс Барни. На лавочке у его парадной постоянно встречаются для обсуждения жизни, мироустройства и соседей очаровательные Анастасия Валерьевна и Валентина Дмитриевна. Где-то за пределами этой реальности некое ОНО рассуждает об убийствах и предначертанном. А на фоне этого в поле за домами стая бродячих собак растерзывает случайных жертв. –– Неспешный психологический триллер с неожиданным финалом.

2. Кофе с корицей

— Валюш, — прервала наступившую тишину Анастасия Валерьевна, плотнее кутаясь в тёплую шаль. Такие носили старушки, коей она себя не считала, но Питерский промозглый ветер просто не оставил ей выбора сегодня. — Алису собаки поганые загрызли.

— Это парии были? — Валентина Дмитриевна, увидев непонимающий взгляд подруги, поспешила пояснить. — Которые в стаях бегают. Там парии в основном. Дички, так сказать, которые ласки человеческой несколько поколений не знали. Они же?

— Валюшенька, дорогая моя, не разбираюсь я в этих собаках. Это ты у нас ветеринаром когда-то работала, а я всю жизнь бумажки перебирала в учреждении. Откуда ж мне знать, парии это или бывшедомашние. Сказано было, что загрызла стая. А уж из кого она состоит, никого не волнует. Только уже второй труп у нас на поле находят. Опасно ходить туда, говорят.

— Да кого ж это остановит? — хмыкнула подруга, вспоминая о том, что погода на дворе, несмотря на холода, стоит располагающая к шашлыкам. — И кто говорит? Полиция? Слушай больше этих…

— Валя! Дети же! О чём мы с тобой говорили в прошлый раз?

— О том, что дети похлеще нас ругаться могут. А я тебе толкую про то, что слушать полицию никто не будет. Захочет народ шашлыков — пойдёт в поле. И никто их не остановит: хоть стаи, хоть студенты с топорами, — недавно перечитанный Достоевский так и просился встрять в разговор, предлагая разнообразные отсылки да сравнения с метафорами.

— А ты и про студентов с топорами слышала? — оживилась Анастасия Валерьевна, не поняв — литературу она со школы на дух не переносила. — У нас в домовом чате ничего про это неизвестно, только стаи да законопроект новый обсуждают. И то, что полиция бездействует. У вас такого нет? Представляю, как Виталий взбесился бы.

— Читала я про них, дорогая моя. Читала. А Виталию-то чего беситься? Он хоть и живёт у нас, всё равно на другой район работает. Или в целом? Так что они сделать-то могут? Стаи отыскать и арестовать? Самим небось страшно. Или в ведомство какое написать? Так им потом от этого самого ведомства так прилетит, что мало не покажется. А законопроект ещё не принят. Да и будь он принят, кого они арестовали бы? Людей, за то, что ходят по полю, да собак собой соблазняют? Чушь какая-то.

— А вдруг не чушь? Ограждение бы установили какое. Запретили бы подкармливать.

— И дальше, что, Настюшенька? Уже прикормили их. Уже всё. А с ограждением это ты загнула, конечно. Они сколько лет освещение на бульваре сделать не могут, потому что никак не определятся, кому он принадлежит, а ты про поле. Чьё оно, поле это? Тоже никто ведь не знает. Раньше вроде как были они сельхозугодьями, а сейчас чёрт его разберёт. Разве могут они самовольно заграждение поставить? Только договориться с тем, кому это поле принадлежит. А кому оно принадлежит? В том-то и суть, дорогая моя, что никто не знает.

— Так документы надо поднять. В кадастровую карту заглянуть. Чего они сидят на попе ровно и ничего не предпринимают?

Валентина Дмитриевна едва сдержала смешок, услышав из уст подруги более приличное слово «попа». Так и возник у неё перед глазами Виталий в форме, сидящий на детском стульчике ровненько, выпрямившийся словно по струночке. Не сдержалась она всё же — засмеялась, чем вызвала ещё большее возмущение подруги.

— Ну чего ты, а? Я же дело говорю, — начала защищать свою идею Анастасия Валерьевна. — Кадастровые карты посмотреть надо. Там и бульвар освещение обретёт, и поле — заграждение.

— А ты, Настюшка, думаешь, люди там глупые сидят? Слышала я, что какой год они уже эти кары крутят, да никак определиться по поводу бульвара не могут. А ты про ограждение мечтаешь. Кстати, а что за Алиса-то? Которая из 418-й?

— Но должно же было быть там всё прописано… — как-то растерянно произнесла подруга. Потом, поняв, что тема немного сменилась, чуть оживилась. — Нет, из моего дома которая. Из 508-й. Молоденькая ещё была. Двадцать два года всего, только недавно на новую работу, говорят, устроилась. А тут такая беда. И за что молодой душе такие страдания, скажи мне. Почему нас, очаровательных дам, не трогает никто, а молодняк помирает, как…

— Как мухи, сказать хочешь? Потому что в этом и суть, дорогая моя. Что молодняк шатается по ночам неизвестно где, а мы с тобой на лавочке сидим и друг к другу в гости ходим на вкусный кофе да ароматный табачок. Не в тех мы с тобой годах, чтобы по ночам в поле выходить. А коль выйдем, так и без всяких стай помрём, зацепившись за ближайшую кочку. Кстати, не слышала, не видел кто происшествие? Окна же твоего дома на поле как раз выходят.

— Да какой там, — Анастасия Валерьевна рукой махнула. — Спали, либо пили все. И вроде всё у самой лесозащитной полосы, что поле разделяет, было. А там попробуй разгляди.

— Странно это всё. Хотя давно уже не белые ночи, могли и правда не разглядеть, — Валентина Дмитриевна задумалась. Что-то странное было во всей этой ситуации, да только она не могла понять, что именно. То ли, то, что никто из многоквартирного дома происшествие не разглядел, то ли, то, что об этом практически никто не говорит. Будто умер человек, и чёрт с ним, мало ли ещё людей по свету бродит. А может, просто Питер. Привыкли. То людей в Неву сдует, то собаки разорвут, вот только уж больно часто это происходить начало. Словно осень, с ума сводящая, ещё и на животных подействовала.

Покачала женщина головой да взглянула на подругу, плотнее натягивающую шаль.

— Пойдём, Настюш. Кофе тебе сегодня с корицей сделаю: и вкусно, и согревающе.

— А табачку?

— И табачку, дорогая моя. И табачку.

✗✗✗

ОНО с сомнением посмотрело на свои руки. Смывать ли кровь? Чужая, сладкая, но языком никак не добраться под сами когти, чтобы слизать остатки. Как… неудобно. ОНО хмыкнуло и посмотрело на новую жертву, что наполовину лежала в маленьком ручье. Грязная работа. Нужно было лучше. Нужно было постараться. Нужно было, нужно было, нужно… ОНО зарычало, вцепившись когтями в жертву. Пластинка заела, поздравляем. Заела-заела-заела. ОНО сильнее вдавило когти в затылок жертвы, пока не почувствовало кровь. Вжжжик. Иголка соскочила с дорожки и прошлась по поверхности драгоценного винила.

ОНО выдохнуло и улыбнулось своей клыкастой улыбкой. Отпустило труп. Надо убираться отсюда. ОНО сделало всё, что могло. Всё правильно. ОНО молодец. Плевать в каком состоянии и виде, главное, что всё случилось. Всё предрешено, помните? Скорее всего даже этот момент.

✗✗✗

Марк сделал ещё один глоток кофе с корицей, а после задумчиво посмотрел в кружку. Такой кофе у него никогда не получался. А у его матери — да. Он сам мог варить кофе с самыми разными добавками, но корица никогда не хотела его слушаться, образовывая на поверхности напитка желейные комочки. Что он делал не так?

Вообще, по жизни, явно много что не так делал. Особенно по мнению матери. Не так учился (кто вообще догадается на подготовительные курсы приходить пьяным и начать прогуливать в одиннадцатом классе?). Не так работал (никогда достаточно не зарабатывал, не хотел возвращаться к ней, когда потерял работу). Не заводил отношений (хорошо хоть она не догадалась спрашивать о внуках каждый их разговор по телефону). Придумал себе какие-то психические проблемы (именно из-за неё он бросил таблетки, которые ему когда-то помогали, и попал в такую тьму, что пообещал себе больше никогда не воспринимать её мнение по части своего ментального здоровья всерьёз).

По своему собственному мнению, он и правда много что делал не так. Например, слушал мать, которая не верила ни в него, ни в его проблемы, хотя была образованным человеком. Но было сложно не делать этого, хотя и пообещал себе. Ему, взрослому человеку, было сложно отбрасывать её мнение как ерунду; её отношение к нему, все слова — они влияли на него, заставляя иногда желать сжаться в комок. Потому что это мама. Потому что ей нельзя ничего сделать, даже дать толковый отпор. В итоге он каждый раз наступал на грабли, всерьёз воспринимая всю её критику, и за это ненавидел себя ещё больше, потому что в эти моменты словно возвращался в детство. Также он недостаточно заботился о Барни (кто вообще не может отвести на обследование собаку с подозрением на гастрит целый год?). Плохо готовил кофе с корицей. Не мог собраться и быть нормальным человеком, который ходит гулять (а не просто выгуливает собаку), моет голову чаще, чем раз в месяц и…

Вибрация часов отвлекла от самоуничижительных мыслей. На маленьком экране высветилось сообщение от Лисы — единственного близкого человека в жизни Марка. Знали они друг друга уже девять лет и за всё это время сблизились так, как не сближаются даже родственники или любовники. Понимали друг друга не то, что с полуслова, а с полумысли. Находили утешение и поддержку друг в друге. И, нет, они не были парой. Но при этом были больше, чем друзья. Они с Лисой были домом друг для друга. Тем самым маяком, на свет которого можно выйти даже из самых тёмных мыслей, сбрасывая с себя холодные и липкие руки тульп.

«Как ты? Я безумно по тебе соскучилась»

Марк чуть улыбнулся и потрепал подошедшего Барни меж ушами.

«Жив. К счастью или нет — не знаю. Сама-то как? Ты в гостях уже почти месяц»

Лиса некоторое время назад уехала к любимой подруге в гости, и Марк, честно говоря, волновался за её психическое состояние. Больными и уставшими были они оба. Быть может, именно это и повлияло на их сближение. У кого-то в этом мире было домашнее счастье, у кого-то — карьера, новый дом, путешествия, знакомства. У них же с Лисой были только они. И Барни. Порой хотелось из-за этого истерически рассмеяться, а порой (чаще) — выдохнуть и порадоваться, что у них нет того, через что проходят нормальные люди. Они с Марком живут в другой системе ценностей, одной на троих с псом. И иногда это даже к лучшему.

«Неожиданно скучно. Тяжелее, чем я думала. А ты… У тебя когда приём психиатра? Сможешь дотерпеть?»

«А мне есть куда деваться? Очень смешно. Только если в окно»

«Куда это ты без меня собрался? А ну хватит! Мы договаривались, что либо вместе в окно выходим, либо никто не выходит. Как я без тебя, а?»

«Уже и пошутить нельзя»

Шутки-шутками, но в них всегда кроется доля правды. В окно может и не хотелось, но разодрать себе руку вертикальными полосами вместо горизонтальных или выпить много таблеток — очень даже. Потому что было тяжело. Жить, существовать, банально открывать глаза каждое утро. Марк делал это только ради Барни, которому нужно было выходить на прогулки и есть. Если бы не пёс… Кстати, таблетки серьёзные ему никогда не назначали (видимо, чтобы избежать такого исхода событий), а от первого же пореза сразу становилось легче, потому и продолжать не было особенно смысла или желания. Хреновый из него суицидник, честное слово.

«Шутить можно, но только если мы шутим вместе, дорогой. А запись перенести вообще никак не получится?»

«Увы, это было самое ближайшее окно. Смотри, и тут окно»

«Я тебе сейчас по лбу дам. Метафорически, но очень больно. А вообще, потерпи, пожалуйста. Совсем чуть осталось. Тебе таблеточки новые назначат. А потом и я приеду. Точно полегче станет. Купим пару бутылок вина, посидим».

Марк улыбнулся, уже предвкушая этот очаровательный вечер. Две бутылочки вина, и они с Лисой отправятся на приключения. Или просто будут смотреть очередной глупый ужастик и смеяться с нелепого поведения героев. А может, вообще и то и другое: сначала фильм, а потом пойдут посреди ночи лежать в поле, оставив Барни дома ради его же безопасности. Взрослых, которые запивают антипсихотики и нейролептики алкоголем, стоит опасаться.

«Звучит, как хороший план, на самом деле. Но терпеть… Тяжело терпеть, Лисичка. Плохо. Воротит, из состояния в состояние перекидывает»

«Понимаю, маленький мой. Понимаю»

Конец ознакомительного фрагмента.