Штормовые времена

Мазо де ля Рош, 1944

Перед вами первая часть цикла, который принес канадской писательнице Мазо де ля Рош всемирную известность и признание. История семьи Уайток начинается в 1854 году и заканчивается в конце XX века. В мире Уайтоков, как и в реальной жизни, люди живут и умирают, добиваются успехов и терпят поражения. Но есть то, что остается неизменным, – фамильный особняк. Его стены хранят память поколений, их мечты и надежды, любовные переживания и горькие разочарования. Это сага о быстротечности жизни и о вещах, которые мы называем вечными.

V. Второе путешествие

Когда Аделина вошла в свою каюту и осознала, что в этой каморке ей предстоит еще одно путешествие, она на мгновение ощутила отчаяние. С чем еще придется столкнуться им с Филиппом? Отправляясь в неизвестность, они оставили позади все, что знали и любили. Сейчас ей это было понятнее, чем в первый раз. Ее вновь мучила мысль о матери, рыдавшей на пирсе. Даже отец на мгновение показался ей жалким.

Ей трудно было заставить себя начать распаковывать вещи. Сперва она посмотрит, как поживают няня с Гасси. Аделина пересекла коридор и заглянула к ним. Няня лежала пластом на койке. Ее запястье с несколькими серебряными браслетами лежало на лбу. Из-под этого укрытия на Аделину смотрели томные темные глаза.

Аделина, хорошо владевшая диалектом няни, спросила:

— Тебе уже нехорошо?

— Нет, мэм-сахиб, я немного отдохну. Возлюбленное дитя хорошо себя чувствует и вполне счастливо.

— Да, понимаю. И все же, думаю, вам будет лучше на палубе. Малышка может играть там с ракушками.

При этих словах Гасси взяла по одной ракушке в каждую руку, громко рассмеялась и приложила их к ушам. Ее лицо стало восторженным, она стала вслушиваться в шепот моря.

— Я сейчас же отведу ее на палубу, мэм-сахиб, — сказала няня, приподнимаясь на локте с выражением терпеливой покорности судьбе, и снова упала на подушку.

— Здешние запахи вредны для вас обеих, — твердо продолжила Аделина, окинув взглядом каюту. — Где кукла? — спросила она. — Не вижу.

По лбу няни застучали браслеты.

— Я убрала куклу в надежное место, мэм-сахиб.

— Куда?

— В коробку с пеленками, мэм-сахиб.

— Это правильно. Она еще слишком мала, чтобы оценить ее сейчас. Сохраним куклу на потом.

— Ушла, — произнесла Гасси.

— Она что-то сказала? — спросила Аделина.

— Нет, мэм-сахиб. Она пока не говорит ни слова.

Возвращаясь, Аделина встретила в коридоре миссис Камерон. Все еще одетая в доломан и капор, та повернула к Аделине свое лицо, отягощенное упреками и жалостью к себе.

— Полагаю, Мэри сейчас где-то с вашими братьями, — сказала она. — Прежде я никогда не видела, чтобы девушки так менялись. Она почти никогда раньше не покидала меня, но сейчас я в половине случаев не имею представления, где она.

Сочувствие Аделины, прежде направленное на мать, вдруг обратилось на дочь.

— Ну, в конце концов, Мэри очень молода, — сказала она. — Ей нужно немного развлечений.

— Развлечения! — с горечью повторила миссис Камерон. — Развлечения! Как она может развлекаться после всего, что мы пережили!

— Нельзя же ожидать от ребенка вечного траура, — довольно резко ответила Аделина: она устала, а миссис Камерон в своей черной шляпке и доломане была чересчур уныла. Неудивительно, что девушка предпочла компанию молодых людей.

— Ей почти шестнадцать. Скоро она станет женщиной. Похоже, она этого не осознает. Я все время ей это говорю, но она очень ветрена.

— Не так давно я видела, как она очень бережно несла вам чашку чая.

Миссис Камерон вспылила.

— Я надеюсь, вы не намекаете на то, что я не ценю собственного ребенка, миссис Уайток! Она — все, что у меня осталось на свете. Я думаю только о ней! Я скорее тысячу раз умру, чем допущу, чтобы с ее головы упал хоть один волос.

— Вам бы не помешало на время отвлечься от мыслей о ней, — ответила Аделина.

Миссис Камерон разрыдалась.

— О, я не имела в виду, что вы неидеальная мать! — воскликнула Аделина. — Я сейчас же пойду и найду для вас Мэри. Пожалуйста, идите и ложитесь, а я в мгновение ока пришлю ее к вам.

Миссис Камерон, спотыкаясь, вернулась в свою каюту. Аделина подошла к каюте Конвея и Шолто и прислушалась. Внутри царила тишина. Она вошла.

Посреди каюты стояли два чемодана. На нижней койке валялись разные мелочи. Но что это на подушке? Она нагнулась поближе, чтобы посмотреть, и почему-то ее сердце забилось быстрее.

К подушке был приколот конверт, адресованный ей и подписанный лучшим школьным почерком Шолто. Открывая его, она дрожала, хотя и не знала, что именно ей предстоит прочесть. Разорвав конверт, она прочитала:

Моя дражайшая сестра!

Конвей заставляет меня это писать, потому что считает себя человеком действия, а меня — человеком письма. Пишу в отеле, в ночь перед отплытием корабля. Мы взойдем на борт с багажом, а затем воспользуемся суетой, вернемся на пристань и скроемся в городе, пока вы не уйдете. Дорогая Аделина, прости нас за то, что не отправились с тобой в Квебек. Во время путешествия мы тысячу раз мечтали вернуться в Ирландию. Когда корабль повернул к дому, это казалось чудом, ведь мы так тосковали по дому.

Дальше должен был написать сам Конвей, но ты же знаешь, какой он лентяй. Мэри тоже решила не ехать в Канаду. Она решила остаться в Ирландии и выйти замуж за Кона. Мне бы очень не хотелось оказаться на его месте, когда они с Мэри, рука об руку, предстанут перед папой. Мэри пыталась писать, но она только плачет и ужасно портит бумагу. Так что, дорогая сестра, пожалуйста, сообщи миссис Кэмерон эту новость со всей возможной деликатностью и сочувствием. Мэри говорит, что это будет для нее настоящим ударом, но, поскольку счастье дочери всегда было для нее главным, она смирится с этим, как только все обдумает.

Когда вы прибудете в Квебек, пожалуйста, погрузите весь наш багаж (конечно, включая и багаж Мэри) на корабль, идущий на восток, и напишите точный адрес. Мы ничего не хотим терять, тем более что после всех расходов на нас с Коном отец долгие годы станет нам их припоминать.

Мэри напишет матери длинное письмо и отправит с ближайшим судном. Конвей тоже напишет.

Все трое, мы желаем вам доброго пути — без штормов и течей — и славной жизни в Квебеке.

Вечно любящий твой брат

Шолто.

Дочитав письмо, Аделина застыла как вкопанная. Ее охватила паника. Захотелось убежать в свою каюту, спрятаться под одеяло, натянуть его себе на голову и оставаться там, пока корабль не прибудет в Квебек. Вскоре ее охватило недоверие и облегчение. Это же шутка! Ее братья большие шутники. Это не может быть правдой. Она найдет Пэтси О’Флина, и, возможно, он узнает, где спряталась эта троица.

Аделина быстро пересекла коридор и спустилась по крутому трапу в общую каюту. Там, в общей каюте, пассажиры третьего класса все еще устраивались для путешествия, развязывали узлы, пакеты с едой, пили из жестяных кружек, которые наполняли чаем два босоногих юнги. В одном углу прилично выглядящая шотландка собрала вокруг себя выводок детей и сунула каждому по большой булке. Она кормила их, прижимая к груди младенца.

— Вы не знаете, где находится мой слуга? — спросила ее Аделина. — Пэтси О’Флин, тот, что во всей своей одежде, с лохматыми бровями?

Женщина махнула булкой, которую держала в руке.

— Да вон там, рядом с курами. Хотите, приведу его к вам, мэм.

— Нет, благодарю. Я сама дойду.

Пэтси непринужденно развалился на своем громадном пальто, которое он расстелил на клетках с курами. Под аккомпанемент кукареканья и кудахтанья он жевал кусок хлеба с сыром. Козочка Мэгги каким-то образом сорвалась с привязи и стояла у него в ногах, пожевывая один из его болтавшихся шнурков. Эта парочка являла собой картину совершенной беспечности.

— О, Пэтси, дружище! — воскликнула Аделина. — Я получила письмо от господина Шолто, он пишет, что они вернулись в город и с ними — юная мисс Камерон. И мысли не допускаю, что это так, потому что это убьет ее бедную мать, а мои братья окажутся виноваты. Они что-нибудь тебе говорили о побеге домой?

— Да много раз говорили, мол, дьявол побери этот корабль, и они надеются больше никогда его не увидеть.

— Но ты должен был сказать мне об этом!

— Ай, я думал, что они просто болтают. Говорите, что и девица с ними убежала?

— Да.

Маленькие глазки Пэтси сверкнули:

— Правду сказать, я совсем не удивлен, потому что видел ее с ними на берегу в прошлое воскресенье и сказал себе, что она слишком вольно ведет себя с мистером Конвеем, проводя с ним много времени. Говорите, они совсем ушли с корабля?

Она лишь зря тратила время на разговор с Пэтси. Аделина торопливо поднялась по трапу и наверху столкнулась с Филиппом. И каждый увидел на лице другого беспокойство.

— Что ты узнал? — спросила она.

— Один матрос рассказал, что видел, как твои братья и Мэри Камерон незадолго до нашего отплытия порознь возвращались в город.

— Господи, почему он ничего нам не сказал?

— Он думал, мы знаем. Когда он увидел подъехавшую карету, то решил, что их встречают. А как ты узнала?

— Получила письмо. — Она достала из кармана конверт и передала Филиппу в руки.

— Выпороть бы этих юнцов, — произнес он, прочитав письмо.

— Ах, если бы они не взяли с собой Мэри! Как мы сообщим эту новость ее матери?

— Ты поступила дурно, Аделина, поощряя их дружбу. Ну и кашу же ты заварила.

Она схватилась за перила, по ее щекам покатились две слезы.

— Я знаю… но уже слишком поздно, — произнесла она дрожащим голосом, а затем через мгновение выпалила: — Мы должны вернуться за ними! Я оплачу расходы из собственного кармана.

— Аделина, прислушайся к голосу разума! Если бы эти трое прохвостов ждали на берегу, когда их подберут, то мы смогли бы это сделать за круглую сумму из твоего кармана. Но они не хотят возвращаться на корабль. Без сомнения, сейчас они уже далеко.

— Что же мне делать? — простонала она.

— Тебе придется пойти и рассказать миссис Камерон, что натворила ее дочь. В конце концов, это ее вина. Если бы девушка была хорошо воспитана, ей такое и в голову не пришло бы.

— Филипп, дорогой, не мог бы ты сообщить новость матери?

Предложение его ошеломило.

— Я не могу, — сказал Филипп. — Нет, я не могу. Это придется сделать тебе.

— Хорошо, ты постоишь рядом, на случай, если… — заколебалась она.

— На случай чего? — холодно спросил он.

— Она же будет ужасно расстроена. Скорее всего, упадет в обморок.

— Я буду стоять на некотором удалении — в пределах досягаемости, но скрывшимся от глаз.

— Этого достаточно… Как ты думаешь, может, лучше написать ей письмо, как это сделал Шолто?

— Попадись только мне в руки эти мальчишки, я бы их! Да, напиши ей письмо, если тебе это больше нравится.

— Может быть, ты напишешь письмо? — предложила Аделина. — Думаю, письмо от тебя она воспримет лучше.

— Я не умею писать письма, — раздраженно заметил он. — Зато ваша семья превосходно с этим справляется.

Филипп взял Аделину за руку:

— Пойдем в салон, я дам тебе бокал шерри. Он придаст тебе сил.

В маленьком помещении, удостоенном столь громкого имени, Аделина потягивала шерри, печально размышляя о том, что же ей делать. В какой-то момент она восклицала: «О, молодые негодяи!» или «О, бедная мать!», а затем: «Лучше бы корабль утонул со всеми нами!»

Однако шерри пошел ей на пользу, и в конце концов она вскочила и воскликнула:

— Сейчас же сделаю это и покончу с ним!

Филипп сопроводил ее до двери каюты миссис Камерон. Она постучалась, дрожа всем телом.

— Да? — послышался голос из каюты.

— Миссис Камерон, мне нужно кое-что вам сказать.

— Входите.

Миссис Камерон разбирала вещи, вид у нее был по-прежнему обиженный. Аделина спокойно начала:

— Некоторое время назад вы предположили, что Мэри куда-то удалилась с моими братьями. Вы были правы, так и есть.

Мать Мэри уставилась на Аделину.

— Она удалилась с ними, — продолжила Аделина. — Прямо с корабля домой.

— Вы с ума сошли? — осведомилась миссис Камерон. — Что за чушь вы несете?

— Это правда. Они покинули корабль, Мэри и два моих младших брата. Но они возвращаются домой. Она будет в полной безопасности.

Миссис Камерон страшно побледнела. Она поднесла руку к горлу и спросила:

— Кто вам это сказал?

— Я получила от Шолто письмо. А моему мужу один матрос рассказал, что видел, как они направлялись в город.

— Покажите мне письмо, — хрипло прошептала миссис Камерон.

Аделина протянула ей конверт. Миссис Камерон впилась в него глазами так, как будто хотела оторвать написанные слова от бумаги. Потом, пошатываясь, прошлась по каюте, но тут же овладела с собой. И в гневе уставилась на Аделину, уперев руки в бока.

— Это вы виноваты! — закричала она. — Это вы во всем виноваты! Вы их поощряли. Вы упросили меня позволить Мэри гулять с этим безнравственным мальчишкой! О-о! — Пораженная возможными последствиями ситуации, вскричала она. — О-о-о! Что он с ней сделал! Моя маленькая овечка! Она была чиста, как снег, пока мы не взошли на борт этого проклятого корабля! Неужели нельзя хоть что-нибудь сделать?! Где капитан?

Она протиснулась мимо Аделины, оттолкнула удерживавшую ее руку Филиппа и выскочила в коридор. Перегородки были столь тонкими, что вспышка ее гнева вызвала всеобщий ужас. Со всех сторон сбегались люди (некоторые подумали, что на корабль обрушились новые несчастья), а Аделина и Филипп следовали за миссис Камерон, с горечью понимая, что произошло на самом деле.

— Что такое? Что такое, мадам? — спросил капитан Брэдли, вышедший навстречу миссис Камерон.

Она бросилась к его плечу.

— Спасите ее! Спасите мою маленькую девочку! — истерически зарыдала она.

— Где она? — спросил он своим зычным голосом.

— Там! — Она показала в сторону суши. — Она покинула корабль вместе с этими ужасными ирландскими мальчишками! Призываю всех в свидетели, что она была чиста, как первый снег! О, что же мне делать?

— Что все это значит? — потребовал капитан Брэдли ответа у Филиппа.

— Девушка сбежала с моим юным шурином, парнем восемнадцати лет, — резко ответил тот. — Но если верить сказанному в письме, они направляются прямо в дом его отца.

— Если вы пожелаете вернуться за ними, дорогой капитан, — вставила Аделина, — я все оплачу.

К стыду капитана, он смотрел на Аделину с большей нежностью, чем на миссис Камерон, которую считал унылой женщиной удручающей внешности.

— Как вы думаете, юный джентльмен женится на ней? — тихо спросил он Филиппа.

— Уверен, что он намеревается это сделать, — ответил Филипп с большей уверенностью, чем ощущал.

— Ну же, ну же, возможно, все не так плохо, как вы думаете, — утешал миссис Камерон капитан. Он обернулся к Аделине и сказал: — Оглянитесь, миссис Уайток! Парусник летит, как птица. Вы должны понять, что мы не можем возвращаться ради сбежавшей парочки.

— Это она во всем виновата! — взвизгнула миссис Камерон. — Она такая же безнравственная, как и ее братья. Такие, как она, не нужны в нашей прекрасной юной стране. Они воплощение порока!

Миссис Камерон впала в истерику, капитан со стюардом с трудом проводили ее до каюты, которую она не покидала до конца путешествия. К счастью, в Голуэе на корабль сели новые пассажиры, с которыми она подружилась. Это была супружеская пара с Ньюфаундленда. Муж занимался рыболовецким промыслом; его глубоко религиозная жена стала для миссис Камерон большим утешением.

Остальные пассажиры, особенно третьего класса, были склонны считать побег юношеским романом, бедную миссис Камерон — деспотичной родительницей. Конвей Корт был всеобщим любимцем, и, по общему мнению, некрасивая девушка сделала прекрасный выбор, поскольку всеми подразумевалось, что он на ней женится.

Ветер был попутный, и корабль несся вперед. В салоне капитан, Уайток и господа Д’Арси, Брент и Уилмот каждый вечер играли в карты, потягивая французский коньяк. Аделина сидела, подперев подбородок ладонью, и задумчиво переводила взгляд с одного лица на другое.

И вот однажды вечером произошло страшное. Только Джеймс Уилмот поднес Аделине рюмку ликера, поскольку та выглядела бледной и довольно вялой, как на трапе послышались шарканье и угрожающие голоса. Аделина приподнялась на стуле. Четверо мужчин повернули головы к двери и увидели толпу грубых свирепых мужчин. В руках у них были дубинки, палки и прочее оружие, какое попалось под руку. Один поднял волосатую руку и указал на Уилмота.

— Вот он! — воскликнул он.

С угрожающим ревом остальные направились к Уилмоту, невозмутимо продолжавшему смотреть на них.

— Не понимаю, в чем дело, — сказал он.

— Вы — Томас Д’Арси, эсквайр, так?

— Нет, меня зовут Уилмот.

Поднялся Д’Арси.

— Я Томас Д’Арси, — произнес он с легкой улыбкой.

— Да, это он, мерзавец! Проклятый злодей! Бессердечная тварь!

Они пошли на него, осыпая проклятиями, по большей части неразборчивыми из-за акцента ворвавшихся.

— Что все это значит? — воскликнул Филипп, перегородив своей рослой фигурой путь толпе.

— Прочь с дороги, ваша честь! — закричал в ответ предводитель. — Нам нужен этот мерзавец Д’Арси. Мы не оставим в нем и пары целых костей, и пусть адское пламя их разнесет, когда мы его прикончим!

— Я никому из вас не причинил вреда, — надменно произнес побледневший Д’Арси.

— Да неужто? А не вы ли выгнали старых родителей Тома Миллигана в зимнюю ночь в счет ренты за полуразрушенную лачугу, которая была их собственностью еще три месяца назад? И не его ли бедный старый отец умер от холода и сырости, а бедная старая мать — от разбитого сердца? А вот и сам Том, который врежет вам первый!

Конец ознакомительного фрагмента.