Депрессия. Торг. Писательство

М. С. Парфенов, 2023

Книга включает в себя ряд эссе, написанных людьми, которые в минувшее десятилетие в условиях российской действительности и стран СНГ прошли путь от авторов первых рассказов до издающихся писателей с аудиторией. А также короткие художественные рассказы от них же. Одна половина книги – это личные, а где-то и сокровенные истории двенадцати человек, которым удалось установить живой контакт с аудиторией уже в настоящем. Материалы, посвященные навыкам и инструментам писательского ремесла, а также методам работы с духовными барьерами, такими как неписун и непринятие творчества окружающими. Вторая половина включает избранные художественно-развлекательные рассказы, столь разные жанрово и стилистически, что ни одна другая книга не сумела бы объединить их под одной обложкой.

«Лишний вес»

М.С. Парфенов

Эссе

У каждого из нас есть свой альбом воспоминаний.

Я сейчас не про фото в Одноклассниках и ВКонтакте Не про тщательно отобранную коллекцию наиболее удачных свадебных снимков. И даже не про те пухлые талмуды с оттопыренными «кармашками», по которым еще ваша бабушка в одном ей понятном порядке распихивала черно-белые фотографии для семейного архива.

Я про тот альбом, который у каждого из нас в голове.

Чего в нем только нет! У меня, например, там хранится вкус печеной картошки из костра и то, какая она была горячая, как плясала у меня в ладошках, обжигая кожу, — это я в детстве набрел на какую-то компанию в поселке, где тогда жил, и меня угостили. Что это за компания была, что за люди — не помню, а вот вкус и запах картофелин в памяти отложились. Еще в моем альбоме нашлось местечко для теплой коровьей лепешки, в которую я однажды ненароком вступил. Это тоже из поселкового детства — маленький Мишутка тогда по какому-то нелепому, но крайне важному детскому поводу разобиделся на родителей и решил уйти из дома, чтобы «вот тогда они поймут, кого потеряли» и все такое. Странным образом та лепеха помогла мне поменять решение, развернуться и пойти обратно домой. Быть может, опорожнившись тогда в поле, некая корова спасла моих маму и папу от долгих, мучительных лет, полных горя и слез.

Там же, в альбоме у меня — первая сильная боль (дети, никогда не суйте пальцы в щель между дверным косяком и дверью). Первый испуг. Первая радость. Первая кровь — вот тогда, кстати, больно-то и не было; по крайней мере, я этого не помню, зато отлично помню чувство изумления и даже восторга при виде темно-алых капель, медленно падающих на пол с моей разбитой во время какой-то игры головы.

Не знаю, как обстоят дела с вашим альбомом воспоминаний, но у меня это, как видите, довольно странная подборка. Тут, как в портфеле третьеклашки, можно найти тысячи совершенно вроде бы не важных «никомуненужностей». А действительно значимым, как сейчас, спустя много лет, понимаешь, моментам — места в «кармашках» моей памяти почему-то нет.

Например, в альбоме не сохранились мои первые писательские опыты. Восстановить хронологию легко — точно знаю, что мне было девять лет, когда мой рассказ «Человек без стыда» был напечатан в газете «Черный кот». Эта газета издавалась в городе Тверь, и там был конкурс «ФантАс» для детей и юношества. У меня сохранился — не в памяти, а по-настоящему, лежит в укромном местечке книжного шкафа — тот выпуск газеты с моей первой печатной публикацией. И там указан возраст автора, так что мне совершенно точно было девять.

Но я не помню, как писал тот маленький рассказ. Или как отправлял его в газету — ничего не помню на сей счет.

Может быть, потому что это был не самый первый для меня опыт сочинительства. Если не ошибаюсь (а с этим моим странным, хаотично собранным альбомом ошибиться проще простого), первая моя история рассказывала про ученых на северном полюсе, которые нашли во льдах огромное яйцо. Из яйца вылупился — та-дам! — динозавр и всех сожрал. Такая себе вариация на тему «Стой, кто идет» (also known as «Нечто») Джона Кэмпбелла. Название своего писательского дебюта не припомню, зато бережно храню в альбоме чувство гордости за него — и не потому, что рассказ был хороший. Он не был хорошим, даже для мальчишки 8–9 лет, я это понимаю. Гордость не распирает меня (ну разве что самую капельку) и оттого, что ту трэшовую фантастику ужасов про динозавра я написал еще до выхода в прокат фильма «Парк Юрского периода». Просто я тогда показал тетрадку с рассказом маме, а она — то ли в шутку, то ли всерьез — приятно удивилась и похвалила меня. Потом было еще несколько тетрадок с рассказами, включая «Человек без стыда» и историю про мужика, который, починяя «Запорожец», случайно изобрел машину времени (как вы понимаете, тогда я читал много фантастики). Были новые восторги мамы, к которым осторожно присоединился и папа. В какой-то момент выяснилось, что отец моего отца, мой дедушка, ветеран Великой Отечественной, который умер еще до моего рождения, был писателем и редактором, членом Союза писателей СССР. Я ничего не знал о нем, когда начинал писать, и родители усматривали в этом некую бытовую мистику — мол, природа отдыхает на детях, но во внуке себя проявила.

Где-то тогда я понял, что сам хочу стать писателем. Но в какой конкретно момент эта идея ко мне пришла — не помню. В альбоме сей знаменательный, судьбоносный момент никак не отмечен.

Как нет в нем ровным счетом ничего и о том, когда и почему я начал толстеть.

Обычный маленький мальчик Миша просто в какой-то момент стал толстеньким мальчиком Мишей. Есть, опять же, реальные фото — разница между ними вряд ли составит больше пары лет. И на одних снимках я еще худой, хоть и с довольно милыми пухлыми щечками, а на других уже сам превратился в одну распухшую, как от зубной боли, щеку.

Рискну предположить, что лишний вес у меня появился после того, как сгорел дом нашей семьи — в том самом поселке, в окрестностях которого я познал вкус печеной картошки и вляпался в коровьи экскременты. Безусловно, пожар в доме нанес мне серьезную травму — по счастью, лишь психологическую. И, как часто бывает, я вполне мог свои душевные страдания «заедать», оттого и толстел. В общем-то, ничего удивительного, и даже вполне логично предположить, что так оно все и было.

Но я ничего не помню об этом.

Я очень ярко помню другое. Один-единственный мимолетный момент, или даже не момент, а мысль, посетившую меня в тот самый день, когда сгорел дом в поселке. Кажется, меня и родителей везли куда-то. Кажется, мы проезжали мимо пепелища, оставшегося на месте нашего дома. Мне было больно. Я был в ужасе. У меня было огромное, размером с Вселенную, горе, потому что, знаете ли, это полный капут, когда вам всего девять лет и сгорает дотла ваш дом.

И вот тогда я почему-то подумал, что пожар — это испытание. Словно сам Господь (рок, фатум, некая могущественная, несоизмеримо огромная Сила) НЕ ХОЧЕТ, чтобы я писал рассказы. Или таким жестоким способом устраивает мне некую проверку на вшивость. Понимание этого было четким и ясным. Но еще ярче была пронзившая мой детский разум мысль: «Я все равно СТАНУ писателем». Всем назло.

Что касается лишнего веса — надеюсь, вы догадываетесь, что мы тут постепенно подходим к определенной метафоре, подразумеваемой под этим словосочетанием, — то я так и рос дальше толстяком вплоть до самого окончания школы. И знаете, те чертовы кило — это было действительно НЕЛЕГКО. Мой альбом памяти битком набит стыдом и комплексами, потому что дети, подростки бывают очень жестокими, и если в вас есть некий физический недостаток, дефект, будь то заикание, картавость, слабое зрение или лишний вес, — вы будете страдать. Вас будут мучить, истязать. Долго, очень долго.

Мне было девять, когда мой рассказ напечатали в газете. И я тогда выиграл тот конкурс «ФантАс», потому что мой «Человек без стыда» оказался лучшим из того, что публиковалось там в течение года. Но как раз тогда сгорел мой дом, семья перебралась в общежитие в другом районе, так что про свою победу я узнал гораздо позже — когда уже был толстым.

Значит, толстеть я начал где-то в девять-десять лет, получается. В одиннадцать я уже совершенно точно был толстый — это заметно на фото из газеты «Черный кот», корреспондент которой провел целое расследование, чтобы все-таки отыскать победителя их конкурса. Номер с той фотографией (в общажной комнатушке, на фоне полки с книгами) у меня тоже есть, а статья обо мне так и называлась: «Награда нашла победителя».

Одиннадцать лет — тот самый период, когда детишки уже начинают корчить из себя взрослых, перенимая у тех все самое худшее. Драки, издевки, унижение — все это по-настоящему начинается как раз в этом возрасте или немного позже. И если вам не повезло так же, как мне, то это сопровождает вас вплоть до выпускного класса, заставляя порой всерьез подумывать о суициде.

Каждый писатель (если он чего-то стоит, как писатель, конечно) в каком-то смысле — коллекционер слов. Потому что все мы, знаете ли, любим пополнять свой словарный запас. И наше время подарило нам массу новых словечек, таких как «харассмент», «абьюз» и «токсичность». Но в детстве — в тот мой «толстый» школьный период — я ничего из этого, разумеется, не знал. Я знал другое. Страх, стыд, стеснение, дискомфорт. Боль. «Эй, кабан!», «слышь, иди сюда», «деньги есть?», «а если найду?» и тому подобное. Однажды мне приснилось, что я избиваю до полусмерти кого-то из своих обидчиков (да, и такое в альбоме воспоминаний у меня тоже есть). Однажды я хотел взять с собой в школу нож, чтобы убить кого-то из тамошней гопоты. По счастью, не взял, и трагедии не случилось. На самом деле, спасибо маме, которая поговорила со мной и подсказала, как лучше быть. Ее совет реально помог мне тогда. Помог избавиться от ЛИШНЕГО ВЕСА — а комплексы, уж поверьте, давят ОЧЕНЬ сильно и отягощают побольше, чем килограммы жира.

Но это еще не совсем та метафора, к которой я вас веду. Мы шагаем по дорожке из таких вот метафор-плиток, от альбома с воспоминаниями к лишнему весу, как чему-то большому (простите за каламбур). Надеюсь, вы все сами поймете, когда придем. Уже совсем скоро — маячки расставлены.

Я не могу сказать, что был самым третируемым ребенком в классе или школе. Многим приходилось гораздо хуже — их пугали, били, отнимали карманные деньги. Заставляли делать всякое. Их реально обыскивали, а они терпели эти унижения — день за днем. В той школе орудовала целая банда малолетних наркоманов без стыда и совести… и когда-нибудь я обязательно об этом напишу. Но сейчас о другом.

Мне во многом было легче, чем другим париям — потому что парией как таковым я и не был. Ну почти не был. Где-то удавалось спастись за счет юмора и неплохо подвешенного языка. Но мне все равно было тяжело, ведь за хохмами скрывались страхи и комплексы обычного толстого мальчишки из довольно бедной семьи. Все это тоже было «лишним весом», от которого удалось избавиться далеко не сразу.

Тетрадки с рассказами — вот что меня тогда еще спасало. И, разумеется, книги. Я читал «Они жаждут» Маккаммона и «Жребий» Кинга — и находил там таких же, как я, юнцов, у которых комплексов было больше, чем прыщей. Которые сталкивались со схожими проблемами и с чем-то еще худшим, но выходили из битвы победителями.

И еще со мной оставалась моя мечта — стать писателем.

Я работал над собой в этом плане. Мне было интересно. Я читал не только художественную литературу, но и все статьи, предисловия, послесловия, все интервью и документальные труды с советами о том, как надо писать, какие писательские приемы и техники существуют. Все, до чего только мог дотянуться в эпоху, когда Интернета в России еще не было. И даже там, где вроде бы никаких рекомендаций начинающим авторам не содержалось, я пытался найти что-то, что мне как будущему писателю могло пригодиться.

Все это пополняло мой альбом, но, знаете, это был уже другой альбом — или какой-то новый раздел в прежнем. В отличие от кучи «кармашков» со всякими ненужностями, которые попадали туда совершенно случайным образом, в этом разделе я сберегал то, что считал крайне важным и прямо-таки необходимым для себя.

Вероятно, со временем у всех нас появляются несколько таких альбомов памяти, помимо основного. В них мы храним то, что считаем полезным. Чем дольше живешь — тем больше у тебя таких альбомов… а когда-то их становится СЛИШКОМ много.

Тут мы подступаем наконец к главному, о чем я хотел бы вам сказать.

Понятно, что я усиленно впитывал в себя теорию писательства. Но я также и продолжал писать — сначала в тетрадках, потом на пишущей машинке, потом в домашнем компьютере. Пытался применить на практике советы мастеров.

Одним из таких советов меня — и тысячи других начинающих — оделил Стивен Кинг. Дословно не процитирую, но смысловой посыл заключался в том, что «надо убирать из текста лишнее». И, мол, «если видишь что-то, без чего текст может обойтись, — удали».

То был очень дельный совет. Мысль из тех, что открывают вам глаза. Мне он и сейчас кажется отличной рекомендацией, но…

Кинг, образно говоря (мы же все еще крутимся тут среди метафор, да?), посоветовал авторам «сбрасывать лишний вес». Вот только я чересчур яро кинулся следовать заветам мэтра. С тем же успехом, похудев на тридцать кило, я мог бы не остановиться на достигнутом. Избавился бы еще от тридцатки. А потом еще — пока совсем бы не издох от истощения.

Так, следуя дельной вроде бы рекомендации, я убивал собственные рассказы, лишая их не только слов-паразитов, излишней атрибуции диалогов и тому подобных излишеств, но и вообще ВСЕГО, без чего смысл текста не терялся.

Это высушивание собственной прозы продолжалось у меня несколько лет параллельно с попытками где-то опубликовать свои сочинения. Иногда даже такие публикации случались, но среди них не имелось ничего, чем можно было бы всерьез гордиться. Какие-то фэнзины, полулюбительские малотиражки (простите, «крафтовые» издатели, и не сочтите это неуважением к вашему делу, но плох тот автор, который гордится, что его опубликовали тиражом в пару сотен экземпляров), малопонятные эмигрантские листки, выпускающиеся где-нибудь в Греции… Я все ждал какого-то прорыва, выхода на серьезный уровень, а этого не происходило. И где-то из потаенных кармашков моей памяти снова выглядывал комплексующий, не уверенный в себе толстячок.

И так продолжалось, пока я не осознал две вещи.

Во-первых, судя по многим произведениям Кинга — он сам далеко не всегда следует своим же советам. Черт побери, некоторые из его текстов, особенно поздних, чертовски перегружены. А кое-какие представляют собой, по сути, многословную графомань. Что, конечно, не отменяет того факта, что он сочинил и множество отличных, мастерских историй, включая истинные шедевры.

А во-вторых… В какой-то момент я вдруг понял, чего не хватает моим собственным историям. Мяса и жира. Потому что, следуя завету кумира (а когда-то, безусловно, Стивен Кинг был для меня практически кумиром) и небожителя, я старался «отсечь все лишнее» и в итоге превращал свои рассказы в этакие ходячие скелеты — кожа да кости. В моих историях не оставалось ничего лишнего, что не работало бы на идею, но штука в том, что идею никогда не будет ЛИШНИМ раскрыть поглубже. Для чего вам может быть важно больше рассказать о своих персонажах и их быте, об их прошлом, о чем они думают. Об их страхах и мечтах. Совсем не обязательно (и даже плохо, так как это очень примитивный подход) подавать эту информацию в лоб, авторским текстом. Может быть, лучше подыскать иной подход, не столь прямолинейный — то есть, опять же, уделить внимание мелким деталям, добавить какие-то интересные, раскрывающие героев сцены. Не то чтобы плохо писать миниатюры, но нет нужды писать ТОЛЬКО их.

В конечном счете, понимание двух этих вещей — о Кинге и о себе самом — привело меня к тому, о чем я сейчас скажу вам. Кинг бывает ОЧЕНЬ многословен («словесный понос, Стиви, словесный понос!»), и поэтому для него совет «отсекай все лишнее, без чего твой текст может обойтись» — уместен. И даже жаль, что с возрастом он сам забыл об этом правиле, потому что ранние романы Кинга вроде «Долгой прогулки» — прекрасны и, на мой вкус, написаны куда лучше, чем толстенные поздние вещи. Но это Кинг. А я — не он. Я это я. И моим текстам требовалось прямо противоположное — им нужно было не «худеть», а «толстеть», чтобы обрести свой, оптимальный для них «вес».

Делает ли это совет Кинга бесполезным? Отнюдь. Просто всегда нужно не бестолково следовать каким-то правилам, а ПОНИМАТЬ, как и чему они служат — и насколько подходят конкретно вам в конкретных ситуациях.

Да, я все это написал для того, чтобы донести до вас эту простую мысль.

Но — следите за руками, чтобы понять, какой фокус мне тут удалось провернуть. Подводя вас к нужным выводам, я набросил несколько метафор, более или менее банальных — «альбом памяти», «коллекция слов»… и «лишний вес» страхов, комплексов, ненужной информации и вредных советов. Уже неплохо, как по мне, ведь это само по себе придало моему эссе больше глубины и смысла.

Кроме того, я исхитрился использовать в этом эссе кучу своих детских и подростковых воспоминаний — самых разных, от истории с коровьей лепешкой до моих взаимоотношений с отцом и матерью. Многое из этого вроде как проходило по разряду «никомуненужностей», «лишнего веса», но, смотрите-ка, пригодилось и помогло мне, как автору, решить целый ряд задач — например, достичь определенной интимной близости с вами, читателями.

Текст, изначальная «идея» которого заключалась лишь в том, что «не все советы одинаково хороши», в итоге говорит о чем-то гораздо большем, понимаете?

Вот в чем секрет «фокуса» (клянусь, это последняя метафора).

Оказывается, нет ничего стопроцентно «лишнего» или, напротив, необходимого. Нужными или ненужными ваши воспоминания, мысли, почерпнутые где-то советы и рекомендации, любой иной опыт в конечном счете делаете вы сами, а не кто-то другой. И да, иногда нужно худеть — это, в конце концов, полезно для здоровья. Но порой не помешает и набрать веса.