Тайный брак

Лёка Лактысева

Они встретились случайно: боевой маг из Дома Ночи, идущий на верную смерть, и простая горожанка, потерявшая в один день опекуна и крышу над головой. Он решил дать ей защиту своего имени. Она подарила ему прощальную ночь. Оба считали, что больше никогда не встретятся. Однако насмешнице-судьбе было угодно иное. Маг выжил там, где никому не удавалось, и теперь разыскивает свою жену. Что ему нужно? Она предпочла бы этого не знать, но невозможно скрываться вечно от того, кто связал тебя с собой не только именем, но и магией.

7. Эйлерт

Он не удивился, когда жена повела его через черный ход на улицу ― на задний двор. В столице, в родительском доме и в академии, да и в крепости Шарсола вода подавалась в жилые комнаты по трубам и согревалась в специальных железных печах с топкой, расположенной под баком.

Простые жители Шарсола такой роскоши позволить себе никак не могли. Но зато, как и в других городах королевства, нашли более простой способ: наполняли водой баки, установленные на небольшой вышке. Солнце согревало баки и воду в них. Только зимой, когда приходили северные ветра и приносили с собой холодные дожди, пользоваться летним душем становилось невозможно. Но с ранней весны и до поздней осени солнечного тепла хватало, чтобы основательно прогреть воду.

Эйлерту уже приходилось мыться в таком душе ― во времена трехлетней войны, в доме местного жителя, на постой к которому отправили самого Эйлерта и трех его товарищей. Так что теперь он не растерялся и не удивился. Зашел за деревянную загородку, поманил за собой жену:

— Не робей, Лейса. У нас, магов, все как у обычных мужчин: две руки, две ноги, голова и прочие части тела. Помогай, раз обещала!

Синеглазка все же на миг смутилась, но тут же справилась с собой, подошла вплотную, стала развязывать шнурки его замшевого дублета. Ловкие женские пальцы справлялись с этой задачей играючи. А пока она возилась, Эйлерт одной рукой откинул с ее плеч тяжелые густые локоны, а другой принялся поглаживать нежную шею.

Прикасаться к теплой бархатистой коже жены было одно удовольствие!…почти незнакомое. Не испытывал он прежде к женщинам таких чувств, чтобы хотелось ласкать их и нежить бесконечно. Теперь же, когда каждое мгновение было пронизано пониманием, что все это ― в последний раз, ощущения непонятным образом усилились многократно.

Эйлерта разрывало на части от желания поспешить и от мрачной решимости не торопиться, наслаждаться как можно дольше каждой улыбкой, каждым соприкосновением губ, каждым движением и вздохом. Сдерживаемая чуть не с самого утра страсть распухала в нем, разрасталась темным грозовым облаком ― потрескивающим от напряжения, полным небесного огня и тяжелых водяных капель.

Дублет оказался стянут с его плеч. Неожиданно сильные пальчики жены взялись за нижнюю рубаху. Распустили завязки у ворота. Выпростали полы рубахи из-под широкого пояса штанов. Скользнули под ткань.

— А тебе тоже нравится, когда тебя гладят, Дьярви? ― шепнула Лейса.

О, эта обезоруживающая, пьянящая смесь детской наивности и женского кокетства!

— Нравится. Продолжай! ― задыхаясь, попросил Эйлерт.

Жена провела подушечками пальцев по кубикам мышц на его животе. Потерлась носом о ключицу. Придвинулась совсем близко ― так, что он чувствовал каждый ее вздох. Заглянула снизу в лицо, прикусила лукаво кончик языка, дразня улыбкой.

— Постой! ― маг поймал руки жены, поцеловал одну, другую. Его терпение было на исходе. ― Дальше я сам.

Быстро избавился от остатков одежды, встал под лейку, пустил прохладную воду, подставил под струю разгоряченное лицо. Он знал, что Лейса рассматривает его, но не стыдился себя, своего сильного тела и явных признаков мужественности. В ушах звучали музыкой сказанные женой еще в мастерской простые искренние слова: «Ты красивый!»

Немного остудив гудящую в мышцах силу, открыл глаза, протянул руки к Лейсе:

— Намылишь меня, синеглазка?

Лейса на миг опустила веки. Закатное солнце красными отблесками играло в ее волосах, тени от длинных ресниц лежали на скулах таинственными серыми мазками. Влажные губы взволнованно приоткрылись. Тонкая ткань нижнего платья почти не скрывала плавных изгибов фигуры. Их хотелось ласкать, трогать, пробовать на вкус. Но Эйлерт по-прежнему не позволял себе спешить.

Пусть его невинная жена привыкнет к мужскому телу, перестанет опасаться. Тогда их удовольствие будет общим, а единение ― полным. Ради этого стоит набраться выдержки!

Анналейса услышала его приглашение, решилась. Взяла с полочки глиняный горшочек с жидким мылом, шагнула поближе. Эйлерт перекрыл воду и теперь стоял, весь в сияющих дорожках влаги, сбегающей с длинных волос, и ждал. Зачерпнув немного из горшочка, жена растерла мыло между ладонями, потом положила руки ему на грудь и принялась намыливать круговыми движениями.

И снова каждое прикосновение, каждый круг он ощущал так остро, будто его кожа вдруг истончилась до прозрачности, будто все его тело превратилось в один огромный и чуткий орган, улавливающий тончайшие сигналы. Это было похоже на то, как он впервые ощутил поток магии. Только тогда было страшно от ответственности, а сейчас ― просто хорошо. Так хорошо, что почти не верилось. Особенно в то, что это больше не повторится…

— Волосы тоже промоем? ― вернул его в действительность голос Лейсы.

— Промоем. ― Эйлерт опустился коленями на дощатый настил, подставил под пальцы жены склоненную голову, а сам принялся поглаживать ее тонкие щиколотки.

Синеглазка не возражала и не вырывалась. Только руки ее время от времени подрагивали, когда пальцы мужа слишком уж чувствительно щекотали кожу.

— Тебе ведь приятно, Лейса? ― он снизу заглянул в склоненное к нему лицо жены. ― Тебя не пугает то, что я делаю?

— Мне… необычно, но хорошо, ― Лейса в волнении облизала губы и это заставило Эйлерта в очередной раз вздрогнуть. Он сглотнул и спросил хрипло. ― Хочешь, чтобы было еще лучше?

— Да…

— Тогда смываем с меня пену и перебираемся в спальню. Хочу смаковать тебя, как самый вкусный десерт.

Анналейса тут же пустила воду, помогла мужу ополоснуть волосы и смыть остатки пены с плеч и спины. Потом подала ему полотенце и просторный халат из грубой ткани, весь в цветных пятнах.

— Это что еще за одежда? ― засмеялся маг.

— Это халат отца… рабочий. Он всегда его после душа надевал. Говорил, в нем тело дышит. Ты не бойся, халат чистый!

— Дышит, говоришь? Ладно, проверим, ― Эйлерт не посмел отказаться от заботы, побоялся обидеть свою синеглазку.

Только не сейчас, когда от потребности схватить девчонку в охапку, смять мягкие губы поцелуем, сводило скулы и почти болезненно тянуло внутри.

Он быстро обтерся. Продел руки в свободные рукава, завязал пояс. Не выдержал, снова прижал к себе жену в ее мокром платье, которое облепило плечи и грудь, теперь уже почти совсем ничего не скрывая. Принялся целовать, жарко, безудержно, не пытаясь осторожничать, но все же замечая: не испугается ли синеглазка? Не попытается ли вырваться, оттолкнуть?

Жена не подвела: отдалась поцелую полностью. Закрыла глаза, задышала часто, подставляя губы все более смелым ласкам. Прижалась опять близко, так, что ему показалось, будто и нет между ними двух слоев ткани.

И снова ему пришлось призвать всю свою выдержку, чтобы приостановить это нарастающее безумие, заставить молнию замереть на полпути к ее цели, не позволить грозовой туче разразиться ливнем облегчения.

— Идем-идем-идем! Сейчас, сейчас все будет, сладкая! ― забормотал он, разворачивая Лейсу и уводя в сторону дома.

Как они миновали дворик, как поднялись под крышу ― не запомнил. Это же надо было так раззадорить жену и разойтись самому, что до ложа они еле-еле добрались!

***

Под крышей было сумрачно. Слабый закатный свет проникал в небольшое оконце и высвечивал красным деревянные балки и стены. Невысокий потолок углом сходился вверху, над головами. Почти все пространство занимало невысокое, зато просторное ложе: без спинок, с несколькими подушками, набитыми травами и крупой, в головах.

Здесь пахло знойным летом и истомой. Было так уютно, так по-домашнему, что Эйлерту захотелось жить здесь всегда. В сердце кольнуло от мысли, что все это уже ― его, так же, как и девушка в его объятиях. Пока еще ― девушка, но не пройдет и половины хвали, как станет женщиной. Его женщиной. И тоже ― ненадолго.

Усилием отогнав от себя мысли о мимолетности счастья, Эйлерт снова поцеловал Лейсу, поглаживая ее плечи и спину.

— Позволишь снять с тебя платье? ― озвучил свои намерения.

Сделать что-то, что испугает невинную синеглазку, он по-прежнему не хотел. Лейса кивнула.

— Дай мне узнать, как это ― быть желанной и радоваться близости с мужем, а не бояться ее, ― попросила с искренностью по-настоящему невинной души.

— Клянусь! ― встал перед ней на колени маг.

Он дал ей еще больше.

Нет, не так. Эйлерт отдал синеглазке всего себя. Все, что мог. Все, чем одарила его жизнь. Разразился молниями. Пролился дождем. Прошелся бурей поцелуев. Дождался, когда Лейса замычит ему в рот, теряясь в волнах наивысшего удовольствия, и зарычал сам, освобождаясь от невыносимого напряжения.

…и даже в эти мгновения помнил: этот раз для него самый лучший. Самый остро-сладко-безумный. И ― последний.

Горечь предстоящей разлуки, неотвратимой и вечной, разлилась, растеклась ядом по венам сразу же, как только в теле стихла последняя слабая дрожь удовольствия. Как же невыносимо терять!

Эйлерт уронил голову. Уткнулся лбом в плечо синеглазки. Вжался в ее тело, не в силах отпустить, отстраниться хотя бы на ладонь.

«Моя! Моя!» ― билось в голове.

«Была твоя. Недолго. Пройдет год-другой ― станет чьей-то еще», ― отвечал разум голосом командира отряда. От этого голоса, или от вечернего сквозняка, что гулял вдоль позвоночника, вдруг стало зябко.

Эйлерт поежился, передернул плечами, отгоняя прочь холод, тоску, отраву темных мыслей.

— Что? ― Лейса завозилась под ним, расцепила руки, сомкнутые на его пояснице, повернула голову, надеясь заглянуть ему в лицо. ― Что, Дьярви?

— Эйлерт. ― Он вжался в ее плечо еще сильнее. Голос звучал глухо, сдавленно. ― Запомни, синеглазка: твоего первого мужа звали Эйлерт Дьярви нэйт Вебранд.

— Но… ― Анналейса завозилась под ним еще энергичнее. ― Ты что?! Зачем?..

— Пообещай мне, ― Эйлерт все-таки поднял голову. Впился в глаза жены взглядом ― требовательно, настойчиво. ― Пообещай, Лейса, что запомнишь день, когда твой первый брачный браслет перестанет искрить и потускнеет. Что до конца жизни будешь в этот день приходить в Храм Четырех и просить Столп Ночи о счастливом посмертии для своего первого мужа!..

— Дья… Эйлерт! ― теперь в голосе жены звучало возмущение пополам с испугом.

— Обещай! ― он то ли рыкнул, то ли застонал. Принялся целовать ее лицо ― отрывисто, беспорядочно. И повторял, требовал, молил, не в силах остановиться. ― Обещай, обещай… Обещай!

Анналейса вдруг вывернулась из-под него. Села, обхватила его голову, прижала к своему животу, не давая метаться.

— Тише… тише, мой хороший. Я обещаю… обещаю, что буду ждать, когда ты вернешься. Год, три, пять…

— Нет! ― Эйлерт судорожно, со всхлипом вздохнул. ― Неделя. Больше ждать нет смысла. Смотри на браслет. Брачная метка все покажет.

Анналейса кивнула безмолвно. Продолжая обнимать одной рукой его голову, другой взялась перебирать светлые спутанные волосы.

Эйлерт вдруг угомонился. Перестал вжиматься в жену. Позволил плечам расслабиться, а затылку тяжело опереться на бедра синеглазки. Закрыл глаза и попросил ― на этот раз смиренно, будто милостыню:

— Спой мне, Лейса. Хочу… запомнить твой голос. Пусть лучше он звучит в моей голове, чем… а, неважно. Спой, синеглазка, прошу!