Тайный брак

Лёка Лактысева

Они встретились случайно: боевой маг из Дома Ночи, идущий на верную смерть, и простая горожанка, потерявшая в один день опекуна и крышу над головой. Он решил дать ей защиту своего имени. Она подарила ему прощальную ночь. Оба считали, что больше никогда не встретятся. Однако насмешнице-судьбе было угодно иное. Маг выжил там, где никому не удавалось, и теперь разыскивает свою жену. Что ему нужно? Она предпочла бы этого не знать, но невозможно скрываться вечно от того, кто связал тебя с собой не только именем, но и магией.

11. Анналейса

Рейва Калвина толк в травах всегда знала. Лейса убедилась в этом в очередной раз, когда проснулась поутру свежей, отдохнувшей, с ясным разумом и смутными воспоминаниями о том, что накануне произошло что-то… что-то… нехорошее? Тут память служить отказывалась.

Лейса пошевелилась, почувствовала тепло у левого бока. Скосила глаза и не удивилась, когда увидела темные чуть вьющиеся волосы Мауры. Сестры привыкли спать вместе в одной комнате, на одной постели.

Няня спала тут же, у другой стены. Стоило Анналейсе завозиться ― старуха открыла выцветшие болотно-зеленые глаза, окинула воспитанницу цепким взглядом, приложила палец к морщинистым губам, указывая взглядом на Мауру: не разбуди! И кивнула головой в сторону двери: выходи, коли проснулась.

Лейса аккуратно, чтобы не потревожить малышку, выбралась из-под теплого шерстяного покрывала, поежилась зябко: осень на дворе, ночи холодные, скоро уже и печку топить придется, чтобы не мерзнуть по ночам. Натянула теплое верхнее платье, заботливо развешенное няней на спинке стула, мягко ступая, выскользнула за двери, на лестницу. Пошла вниз, слушая почти такие же легкие шаги за спиной: ходила старая Калвина так тихо и шустро, что не всякой молодухе под силу.

Когда оказались на первом этаже, Анналейса собралась было свернуть на кухню, но рейва Калвина поймала ее за руку, потянула в мастерскую. Завидев на столе не убранные краски, Лейса сразу же все вспомнила: и куклу с золотистыми волосами и серыми глазами, и то, что от нее осталось, когда она, Лейса, пожелала игрушке стать прахом…

— Няня! Я не знаю, как так вышло! ― взмолилась, будто ждала наказания.

— Зато я догадываюсь, ― старуха со вздохом уселась на скамью. ― Давай-ка, затапливай печь для обжига. Глину ты еще два дня назад распустила, самое время в дело взять. Попробуй смастерить что-то по особому отцовскому рецепту, с металлической крошкой, с песочком мраморным.

Анналейса словам няни удивилась, но спорить не стала. Быстро поставила ведро с замешанной на воде глиной на поддон, выбила затычку из отверстия, слила лишнюю воду, вычерпала оставшуюся массу на специальный поддон. Другие гончары выносили такие поддоны на улицу, ждали, когда глина просушится и перестанет к рукам липнуть.

Лейсе ждать не приходилось. Она уверенно отмерила в сероватую массу несколько кружек розового песка, кружку соды и кружку медной стружки. Перемешала сначала лопаткой, а потом запустила в смесь руки и стала медленно ее взбалтывать, нашептывая тайные слова:

Солнце землю светом греет,

В яме глина быстро зреет,

Я, как солнце, стану греть,

Будет глина быстро зреть.

Обычно через несколько минут такого перемешивания глина становилась горячей, начинала исходить паром, а медная стружка будто впитывалась в массу, растворялась в ней так, что и не разглядеть.

Лейса всегда была уверена, что нагревается глина из-за добавления в нее соды и меди. Только в этот раз что-то пошло не так. Как она ни старалась, сколько не вымешивала глиняное тесто, сколько ни шептала отцовские присказки ― глина под ее пальцами оставалась холодной жидкой массой с примесью медной крупы.

— Что-то не идет у меня сегодня, няня, ― растерянно глянула она на рейву Калвину. ― Неужели я перепутала что-то, неверное количество соды или меди добавила?

— А ты не задумывалась, девонька, отчего у меня никогда не получалось заставить глину греться? Я ведь и пропорции, и слова заветные знаю, ― начала издалека няня.

— Так ты же не… гончар? ― Анналейса подумала, и сама поняла, что это ― не объяснение.

Сколько старуха помогала ― сначала отцу, а потом и самой Анналейсе? Воду ― носила, глину ― месила, но никогда за подсушивание, лепку, обжиг и раскрашивание не бралась. Один раз только кривую тарелку да кособокий горшок слепила, и больше не пыталась. Сказала ― не дано.

— А почему другие гончары так, как ты, не могут? Тоже не задумывалась? ― дала новую подсказку няня.

— Так рецепт же… особый. Тайный…

— Нет, Лейса. Дело не в рецепте. Дело в тебе. Мой руки да пошли на кухню. Разговор будет долгий. ― Взгляд блеклых старческих глаз сделался таким усталым и тоскливым, что Анналейса даже плечами передернула. Что-то рассказы няни ей в последнее время одни огорчения приносили. Видно, и сейчас хороших новостей ждать не приходится.

В кухне занялись привычными делами: Калвина взялась тесто на хлебные лепешки заводить, Лейса принялась перебирать крупу на кашу.

— Говори уже, няня, не томи! ― попросила тихо.

— Ну, раз сама все еще не догадалась ― придется и в самом деле мне сказать, ― чуть ворчливо откликнулась старуха. ― Магия в тебе есть ― Дневная, огненная. Совсем немного, следы. У отца твоего немногим больше было.

— Магия? В простолюдинах? Откуда бы?! ― Лейса даже крупу перебирать забыла. Уставилась на няньку во все глаза, гадая: уж не выжила ли та из ума под старость?

— Оттуда. Не смотри на меня, как на умалишенную. Отец твой ― сын мага из Дома Дня. Дед твой магом был слабым, но и его силы хватило, чтобы бабку, мать твоего отца, огнем изнутри выжгло. Едва успела от бремени разрешиться, как ушла по темным тропам.

— А с дедом что стало?

— Его, как только он овдовел, родичи в гамбовы рукавицы взяли. От ребенка велели избавиться, жену подобрали, магией одаренную. Лишить младенца жизни у деда твоего рука не поднялась, вот и оставил его моим родителям, велел спрятать, денег дал, чтобы уехали подальше.

Анналейса покачала головой неверяще. Пересыпала очищенную от сора крупу в котелок, залила водой, повесила над огнем. Только потом к разговору вернулась.

— И откуда ты, няня, все это знаешь?

— Как же мне не знать, если я твоему отцу двоюродной кузиной прихожусь? Мне восемь лет было, когда он на свет появился. Нянчиться с младенцем осиротевшим, кроме меня, некому было. Родители мои в дом его приняли, за своего выдали. Когда подрос ― гончарному делу обучать взялись. Вот тогда его способности и проявились. Нам, детям, о том молчать было велено. Мы даже село, где жили, покинули, в Шарсол перебрались, да тут и осели.

— Магия, значит… ― Лейса все никак не могла свыкнуться с мыслью, что в ней с самого рождения сила Дня жила, а она и не догадывалась. ― Тогда что изменилось? Куда мои способности пропали?

Спросила ― и тут же охнула, округлила глаза от промелькнувшей догадки:

— Это из-за замужества, что ли? Если от деда-мага сила бабушке передалась, значит, мне от Дьярви тоже его магия перейти должна была?! Но как же… у меня же своя была?

Няня кивнула одобрительно: правильная догадка! И снова пустилась в объяснения:

— У тебя силы совсем немного было. Ты ведь больше одного ведра глины в день по отцовскому рецепту никогда замесить не пыталась.

— Отец так учил… ― нашла себе оправдание Лейса.

Ей отчего-то и в голову не приходило заветы своего родителя и главного наставника нарушить.

— Потому и учил, что понимал: попытаешься чуть больше сделать ― ослабнешь, занеможешь. Он-то все на собственной шкуре проверил, пока узнал, на что способен, на что ― нет. Но не о том сейчас… Когда маг вводит жену в свой Дом, к ней сила этого Дома переходит. Так что была ты магом Дня ― стала магом Ночи.

— И что теперь? Не быть мне больше горшечницей? Чем же я тогда зарабатывать буду?! Как вас с Маурой прокормлю?! ― теперь Лейса испугалась: не за себя ― за сестренку младшую, за няню. И тут же разозлилась на мужа. ― Надо же мне было с магом Ночи связаться! И он промолчал, не предупредил, какой меня свадебный подарок ждет!

Старая рейва кивнула согласно:

— Боюсь, то не единственный подарок. Другие не лучше будут. Ты думала, почему я твоему мужу не обрадовалась, в ноги не кинулась, как спасителю? По нему сразу видно: сильный маг. Была б ты совсем простолюдинкой, как твоя бабка, уже слегла бы с хворью какой… но и без хворей непросто тебе придется. Многое изменится. Даже облик твой другим станет.

— Облик?! ― Лейса непонимающе уставилась старуху. ― Няня, ты меня пугаешь! Я что ― постарею? Уродиной стану?

— Нет-нет, не пугайся так, девонька! ― Калвина приблизилась, обняла Анналейсу, похлопала по спине. В ее голосе смешались сочувствие и легкая усмешка: воспитаннице бы о здоровье переживать, о потере огненного Дара, а она некрасивой стать боится! ― Черты лица, сложение, молодость ― все при тебе останется! Только глаза и волосы посветлеют. Насколько ― не знаю. Время покажет.

Анналейса выбралась из рук няни, пошла к окну, уставилась в него невидяще. Постояла, помолчала, тяжело дыша. Потом тряхнула головой, будто отказываясь верить:

— Дьярви… он ведь такой ласковый был… Смотрел влюбленно! Спеть просил, клялся, что дышать без меня не может. Вот скажи, няня, как такое возможно?! Да и я хороша: растаяла, доверилась!

Рейва Калвина подошла, приобняла воспитанницу за плечи, погладила по склоненной голове:

— Не плачь, не надо. Не стоит он твоих слез. И себя не вини: не могла ты знать, чем для тебя это замужество обернется! Просто запомни на будущее: нет магам до простолюдинок дела, и никогда не было. Только Рассветные и Дневные силой берут, что хотят, а Закатные и Ночные ― хитростью да лестью.

От этих слов Лейсе еще горше стало. Заболело, заныло сердце: она ведь влюбилась в нэйта Эйлерта Дьярви Вебранда. Привязалась, как к родному! Неужели обманулась, не сумела разглядеть неискренности? Няня много старше и всяко опытнее, но разве не могла ошибиться старуха?

— Вот еще! И не подумаю страдать по обманщику! ― в груди у Лейсы снова вскипела, взметнулась черной вьюгой тьма. ― И ждать его не буду: может не возвращаться!

Анналейса резко выдохнула. Ее дыхание коснулось фиалки, что стояла в горшке на подоконнике. Цветок мигом увял, пожелтел и оплыл гнилой лужицей. Горшок, сделанный по отцовскому рецепту, раскололся, но не рассыпался.

— Ох, беда, беда… ― рейва Калвина с сожалением посмотрела на остатки цветка и растрескавшийся вазон. ― Боюсь, не совладаешь ты сама с новой силой.

— Так что же делать? ― в этот раз Анналейса тоже испугалась, но уже не до икоты.

Бросилась к старухе, прижалась, будто пытаясь отыскать подсказку и защиту. Да только разве от самой себя спрячешься?

А вот новый совет для воспитанницы у рейвы Калвины нашелся.

— Уезжать нам надо, девонька. Чем быстрее, тем лучше. Не стоит соседям видеть, как твои глаза и волосы светлеть начнут. Заподозрят неладное, слухи пойдут, а там и родня твоего мужа в гости нагрянет, начнет разбираться, что да как.

— Куда же мы поедем? К кому?

Не то чтобы Анналейса раньше об отъезде не задумывалась, но так надеялась, что обойдется! Здесь, в Шарсоле, все родное, все знакомое: дом, хозяйство. Родительские могилки, на которые она дважды в год цветы носить привыкла.

— Есть люди. Помогут… ― повела головой рейва Калвина. ― Ты только скажи: согласна ли?

— Мне бы подумать, ― Лейса взяла деревянную лопатку, пошла к печке, начала помешивать вскипевшую кашу в котелке. ― Разве можно такие решения в спешке принимать?

— До вечера ― подумай. Дольше тянуть нельзя. ― Старуха принялась убирать с подоконника останки фиалки. ― Сама видишь, как все складывается: драконы в наступление пошли. У тебя магия новая незнакомая появилась, а старая сила пропала. Опасно тебе в Шарсоле оставаться. И нам вместе с тобой…

Анналейса кивнула, соглашаясь: толку гончарную лавку держать, если она, Лейса, теперь не больше, чем простая горшечница? На обычных поделках много не заработаешь, а отцовские рецепты ей уже недоступны. Все говорило за то, что няня права, когда с отъездом торопит.

И только одно Лейсу мучило: она обещала Эйлерту, что будет ждать его. А вдруг муж вернется и не найдет ее? Обещания свои Анналейса привыкла выполнять. Так и отец с матушкой учили. Но и тут няня постаралась. Ее страшные слова впились в душу воспитанницы ядовитыми колючками, проросли сомнениями и недоверием.

Лейса разрывалась между влюбленностью в мужа и привычкой верить мудрой няне на слово. Рейва Калвина никогда не подводила! А муж… муж, по всему выходило, уже подвел. Разве мог он не знать, что Анналейса магическую силу получит, и что эта сила ее убить может? А ведь не засомневался ни на миг, когда в Храм вел! И ее, Лейсу, не предупредил, выбора не оставил. Так стоит ли ругать себя за желание скрыться и от родни мужа, и от него самого?

Анналейса и сама не знала, до чего еще додумалась, если бы и дальше мысли свои ворошила, но тут с лестницы послышался топот детских ножек и немного испуганный голос Мауры:

— Няня! Лейса! Вы здесь?!