Однажды ночью в Лас-Вегасе

Люси Гордон, 2011

Много лет назад, когда Лисандрос переживал тяжелейшую драму, он встретил молоденькую девушку, которая, словно ангел, вернула его к жизни, указала новый путь. И вот, спустя годы, на великосветском торжестве он узнает ее в красивой, роскошной женщине...

Глава 2

Женщина заговорила по-гречески:

— Вы сделали это очень убедительно. Вы заслуживаете «Оскара».

Он ответил на том же языке:

— Я не был убедителен, раз вы раскусили меня.

— О, просто я никому не верю, — сказала она задорно. — Это помогает сэкономить уйму времени.

Он вежливо улыбнулся:

— Как это мудро! Вы работаете у Гомера? — показал он на ее камеру.

— Нет, я только недавно с ним познакомилась.

— И что вы о нем думаете?

— Никогда не встречала такого влюбленного человека.

— Что очень жаль…

— Что вы имеете в виду?

— Вы же, конечно, не думаете, что невеста любит его? Для нее он — бутоньерка, дополняющая бриллианты, которыми ее осыпает. Лучшая часть ее карьеры позади, поэтому она и ухватилась за него. Мне почти жаль его.

— Но это означает, что хоть кто-то наконец унизил его, и вы должны быть благодарны невесте. Только подумайте, насколько легче вам будет повергнуть его в будущем.

Она наклонила голову набок и с каким-то отстраненным любопытством смотрела на него, словно на какой-то редкостный экземпляр. Неожиданно дрожь пронзила Лисандроса. Он не понял почему, однако…

— Я полагаю, что в этом могу обойтись и без помощи, — заметил он.

— Вот о чем я думаю, — сказала она, очевидно сильно задетая. — Вы заметили, что чужие свадьбы обнажают самое худшее в людях? Я уверена, что обычно вы не столь циничны и раздражительны, как сейчас.

Это была чистейшая дерзость, но вместо того, чтобы отделаться от нахалки, он почувствовал желание вступить с ней в спор.

— Конечно нет. Обычно я еще хуже.

— Это вряд ли возможно.

— Все, кто знает меня, сказали бы вам, что я пребываю в своем самом добром и легком расположении духа.

— Не верю. Интуиция подсказывает мне, что в душе вы мягкий человек. Люди плачут на вашем плече, дети липнут к вам, а те, у кого возникают проблемы, обращаются за помощью прежде всего к вам.

— Я не делаю ничего, чтобы так было, — горячо возразил он.

Толпа теснила их, заставляя отойти в сторону. Когда они вышли из храма, Лисандрос проговорил:

— Я удивлен, что Гомер решил соорудить подобие Парфенона.

— О, он хотел бы воссоздать оригинал, — согласилась Петра, — но между нами… — она театрально понизила голос, — оригинал не слишком отвечал его стандартам, и он решил возвести это, чтобы показать всем, как нужно строить.

Не выдержав, Лисандрос разразился смехом, и несколько человек оторопели при виде того, как этот знаменитый своей суровостью человек с удовольствием реагирует на шутку. В ответ Петра рассмеялась сама. А потом он повел ее туда, где были сервированы напитки, и поднес ей бокал шампанского, почувствовав, как хорошо хоть ненадолго расслабиться.

Столы для свадебного приема стояли на воздухе, под солнцем. Гости занимали свои места в ожидании появления молодоженов.

— Я сейчас вернусь, — сказала Петра.

— Минутку. Вы не сказали мне, кто вы. Она оглянулась со странной улыбкой:

— Разве нет? Наверное, подумала, что в этом нет необходимости. Увидимся позже. — Она отсалютовала ему бокалом и поспешно ушла.

— Ну и хитрый ты дьявол! — произнес чей-то низкий голос за его спиной.

Крупный бородатый мужчина возник перед ним, и Лисандрос с удовольствием узнал в нем старого соратника.

— Георгий! — воскликнул он. — Мне следовало догадаться, что ты будешь там, где самая лучшая еда.

— Лучшая еда, лучшее вино, лучшие женщины. Ты и сам такой же. — Он показал на удаляющуюся молодую женщину.

— Она очаровательна, — сдержанно произнес Лисандрос. Он не собирался обсуждать ее.

— О, не беспокойся. Я уйду. Я не претендую на внимание дочери Эстел Раднор.

Лисандрос напрягся:

— О чем ты?

— Я не осуждаю тебя за то, что ты хочешь узурпировать ее. Она — чистейший персик.

— Ты сказал — дочь Эстел Раднор?

— А она тебе не сказала, кем является?

— Нет, — ответил Лисандрос, поджав губы. — Не сказала.

* * *

Быстрым шагом он направился следом за ней. Как легко он попался в ловушку! Его комментарий относительно ее матери поставил его в неловкое положение. Совершенно недопустимый комментарий. Она могла бы предупредить его, но не сделала этого… Выходит, она смеялась над ним!

Лисандрос не успел догнать ее. Светловолосая женщина уже подошла к главному столу, за который должны были сесть жених и невеста. Теперь у него какое-то время не будет никаких шансов.

Распорядитель проводил его на место, тоже за главным столом, но прямо за углом, справа от нее, — достаточно близко, чтобы он мог прекрасно видеть ее, но не мог разговаривать.

Петра была поглощена разговором со своим спутником. Неожиданно она рассмеялась, откинув голову, и он невольно подумал, что нашел бы ее очаровательной, если бы… если бы был в настроении для того, чтобы быть очарованным.

Тут она подняла глаза и поймала его взгляд. Она явно знала, что ее проделка удалась, потому что в ее дерзком взгляде он прочитал: «Что? Обманули тебя?»

Он ответил ей спокойным взглядом: «Подожди. Только подожди!»

Она с нетерпением ждала. Об этом ему сказала ее улыбка, от которой у него все перевернулось внутри. Чтобы никто ничего не заметил, Лисандрос надел на лицо привычную маску раздражения.

Приветственные возгласы и аплодисменты возвестили о торжественном появлении мистера и миссис Лукас.

Разменявший седьмой десяток, Гомер Лукас был седовласым, крупным мужчиной с властными манерами. Но когда он и его невеста величаво проходили на свои места, он наклонил голову и преданно поцеловал ей руку. Она, похоже, едва не растаяла от радости, вызванной его жестом, а возможно, пятимиллионным бриллиантом на ее пальце.

Молодая женщина, подшутившая над Лисандросом, присоединилась к аплодисментам и поцеловала свою мать, когда та села. Гости приступили к еде.

Конечно, Лисандрос допустил промах — принял ее за сотрудницу Лукаса. То, что эта особа здесь как дома, должно было предупредить его. И когда она подошла, чтобы сделать снимки с близкого расстояния, оба, и жених и невеста, стали позировать ей. А потом она позировала вместе с ними какому-то профессиональному фотографу.

В этот момент появился Никатор.

— Некоторым из нас надо воссоединиться, — услышал Лисандрос его громкий голос. — Брату и сестре.

По праву брата он обнял светловолосую за талию и притянул к себе. Она не сопротивлялась, но Лисандрос заметил промелькнувшее на ее лице раздражение. Она поспешно освободилась при первой же возможности и отправила его назад к Дебре Фэрли.

Как только гости стали разбредаться, Лисандрос подошел к ней. Она ждала его с насмешливым видом.

— Думаю, что это научит меня быть осмотрительнее в следующий раз, — угрюмо произнес он.

— Вы были немного неосторожны, правда?

— А вы решили, что это была грандиозная шутка, когда вы не сказали мне, кто вы, в то время как я говорил такие вещи о вашей матери.

— Я не заставляла вас говорить их. И разве вы не понимаете шуток?

— Нет. Я не нашел в этом ничего смешного.

Она слегка нахмурилась:

— А вам бывает смешно… хоть когда-нибудь?

— Нет. Так безопасней.

Ей стало не до смеха.

— Бедняжка…

Она сказала это так искренне, что это тронуло его. Прошло так много времени с тех пор, как его последний раз пожалели. Это было в другие времена… в другом мире… давным-давно…

Невероятное подозрение закралось в его голову. Он отогнал его, и оно нехотя отступило.

— Если вы решили, что я оскорбил вашу матушку, прошу извинения, — сказал он.

— На самом деле оскорбили вы меня.

— Не вижу, каким образом.

Она взглянула ему в лицо одновременно с недоверием, возмущением, но в основном с изумлением.

— Вы действительно не понимаете? — спросила она. — Прошло столько времени, а вы все еще не… Вы действительно не поняли?.. Тогда позвольте мне сказать вам, что, когда вы встречаете какую-нибудь даму во второй раз, вежливо было бы вспомнить первый.

— Второй раз?.. Разве мы когда-то… разве мы?.. — И тут он уже не мог дольше отгонять свое подозрение. Он понял. — Это были вы, — медленно сказал он. — На той крыше… в Лас-Вегасе.

— Господи, да вы помнили обо мне!

— Но… вы изменились… совсем не тот человек.

— Надеюсь, что так, после стольких-то лет! В чем-то такая же, в чем-то нет. И вы тоже изменились, но вас легче узнать. Я очень хотела, чтобы вы узнали меня, но этого не случилось. — Она театрально вздохнула. — Какое расстройство!

— Вам было безразлично, узнаю я вас или нет, — сказал он решительно.

Оркестранты расселись по своим местам. Стали освобождать пространство для танцев, так что им пришлось отойти в сторонку.

Лисандроса охватило странное чувство, словно он попал в чуждый ему мир, где все было совсем не таким, каким казалось. Эта женщина возникла откуда-то из прошлого и оказалась на его пути, вызывая его воспоминания и… страхи.

— Даже сейчас все еще не могу поверить, что это вы, — заметил он. — У вас другие волосы… они были очень коротко подстрижены…

— Удобно, — сказала она тут же. — Я была окружена киношной публикой, которая стремилась выглядеть как можно привлекательнее, а я — как можно незаметнее, что было актом юношеского протеста. Обычно подростки становятся неуправляемыми, находят удовольствие в вине, в ночных загулах, любовниках… Но так делали все вокруг меня. На меня бы никто и внимания не обратил. Так что я стригла свои волосы как можно ужаснее, покупала дешевую одежду, штудировала школьные учебники и рано приходила домой. Господи, какая я была целомудренная! Скучная, но целомудренная!

— И что произошло? — спросил он, заинтригованный.

Она хмыкнула.

— Мою маму начало очень беспокоить мое «странное поведение». Она долго не могла понять, что я стремилась получить академические знания.

— В какой области?

— Я выбрала специальностью Древнюю Грецию. Я пишу книги, читаю лекции. Делаю вид, что знаю больше, чем на самом деле…

— Как большинство людей, — заметил он, не удержавшись.

— Как большинство, — согласилась она сразу.

— А ваша матушка, она примирилась с вашим выбором?

— О да. Теперь она находится под большим впечатлением. Однажды пришла на одну из моих лекций и потом сказала: «Дорогая, это было великолепно! Я не поняла ни слова». Это ее мерило. И в конечном итоге это я познакомила ее с Гомером. — Петра посмотрела по сторонам. — Так что можно сказать, что это я во всем виновата.

Начались танцы. Гомер и Эстел вышли на танцпол, скользя в объятиях друг друга до тех пор, пока фотографы не сделали все свои снимки.

— А вы не будете снимать? — спросил он.

— Нет, я делаю только наши, семейные снимки. А то, что происходит сейчас, — это для публики.

Никатор, танцуя с Деброй, помахал ей рукой. Петра вздохнула:

— Ему уже под сорок, но он все еще несмышленыш в душе. Как он будет управлять компанией, просто не представляю… — Она виновато замолчала, прикрыв рот рукой. — Я этого не говорила.

— Не волнуйтесь. Вы не сказали ничего больше того, что уже всем и так известно. Интересно, что вы это уже поняли.

В его голосе послышалась саркастическая нотка, и ей не потребовалось спрашивать, что он имел в виду. Две крупнейшие греческие судостроительные компании находились в стадии соперничества, что включало и шпионаж.

Танец кончился, начался другой. Дебра исчезла в объятиях какого-то всесильного продюсера, а Никатор стал прокладывать себе путь в направлении Петры.

— О господи! Потанцуйте со мной, — выдохнула она, хватая Лисандроса и вытаскивая его на танцпол.

— Что вы дел… — Но его руки уже сами собой обнимали ее.

— Да, знаю, в приличном обществе мне полагалось бы подождать, пока вы не пригласите меня, — пробормотала она, — но здесь не приличное общество, а какой-то аквариум с золотыми рыбками.

Лисандрос подумал, что лучше не скажешь, но заметил:

— Но ваши страхи могут оказаться беспочвенными. Вас, с вашим непростым характером, он, возможно, вовсе и не собирался приглашать.

— У Никки странные вкусы, — поспешно добавила она.

Петра, словно ртуть, крутилась и вертелась в его руках, и он с трудом сдерживался, чтобы не прижать ее к себе, а там будь что будет.

Но не здесь. Не сейчас. Еще не пора.

Петра довольно точно прочла его мысли и почувствовала какое-то волнение в крови.

— Вы не любите танцевать? — спросила она через какое-то время.

— Это не танцы. Это плавание в аквариуме с золотыми рыбками.

— Что правда, то правда. Но мы вызвали досаду у Никатора, а это может что-то повлечь за собой.

Она была права. Выражение лица Никатора было как у ребенка, у которого отобрали игрушку. Но Лисандрос забыл обо всем, кроме Петры. Их лица были рядом, и ее улыбающиеся глаза смотрели прямо на него.

— Что вы будете делать после всего этого? — спросил он.

— Останусь здесь на несколько дней или недель. Использую шанс провести кое-какую исследовательскую работу. У Гомера большие связи. А здесь есть музей, подвал которого никогда никому не открывали, но он постарается договориться насчет меня.

Лисандрос взглянул на изящную чувственную женщину, на ее очаровательное лицо и голубые глаза, с их загадочной, манящей глубиной, и почувствовал, как его охватывает возмущение. Что делала такая женщина в музеях, изучая жизнь мертвых, когда все в ней говорило о жизни? Она должна принадлежать не гробницам, а солнечному свету! Ей следовало не переворачивать пыльные страницы, а ласкать лицо мужчины и прижиматься к нему своим обнаженным телом.

При мысли о ее обнаженном теле он глубоко вздохнул. Платье достаточно плотно облегало ее, чтобы он смог хорошо представить соблазнительные формы, но это еще больше искушало его. Он с трудом взял себя в руки.

— Посещение музеев действительно является в вашем представлении счастьем? — осторожно спросил он.

— Я собираюсь увидеть то, что долгие годы пытаются увидеть другие ученые. Я опережу всех.

— Но… но неужели вам не захочется увидеть что-то другое?

— Вы хотите сказать, зачем женщина забивает свою слабую головку такими вещами? Женщины созданы для удовольствия, а серьезные вещи нужно оставить мужчинам? Это вы имеете в виду?

Поскольку это было приблизительно то, о чем он действительно думал, Лисандрос попытался выпутаться. Ему не понравилось слово «удовольствие», которое употребила она.

— Я не это хотел сказать, — наконец произнес он, — но когда жизнь открывает перед вами так много широких дорог…

— Это вы о Никаторе? Да, я могла бы броситься в его объятия или сделать что-то другое, что он хотел бы от меня… Осторожно! — вскрикнула она.

— Простите, — сказал он поспешно, ослабив свои объятия после того, как инстинктивно слишком крепко сжал ее.

— О чем это я говорила? А, да! О возможностях.

— Забудьте о Никаторе! — взорвался Лисандрос. — Это не широкая дорога, а тупик.

— Я и сама уже поняла это. Мне уже не семнадцать, а тридцать два. Это старость.

Старость, с иронией подумал он, с такой персиковой кожей, шелковыми волосами и дразнящими глазами, которые так много ему обещали и предостерегали от дальнейших шагов. Но в одном эта женщина права: она не ребенок. Она достаточно взрослая, чтобы разбираться в мужчинах.

— Если вы напрашиваетесь на комплимент, то выбрали не того мужчину, — буркнул Лисандрос.

— О, конечно. Я никогда бы не обратилась к вам в поисках нежности или чего-то другого, кроме… — она запнулась, словно осторожно подыскивая слова, — кроме чего-то такого, что вы могли бы сделать лучше, чем любой другой мужчина.

Он не смог сдержаться:

— И что же это?

— Хороший финансовый совет, — заявила она. — Ага! Вот я и сделала это!

— Сделали что?

— Заставила вас засмеяться.

— Я не смеюсь, — произнес он подрагивающими губами.

— А засмеялись бы, если бы так сильно не старались сдержаться. Я поклялась себе, что смогу заставить вас засмеяться. Окажите любезность. Позвольте мне одержать мою маленькую победу.

— Я никогда не оказываю любезности. Но эту… я вам окажу.

— Только эту? — спросила она, подняв брови.

— Я предпочитаю сам одерживать победы.

— Могу принять это как вызов на соревнование.

Они замолчали, двигаясь под музыку, и Петра подумала о том, как не похож он был на других, беззаботных мужчин, с которыми она в основном проводила свою жизнь.

— Вас привлекают соревнования? — спросил он.

— О да, — уверенно ответила она. — Я всегда стараюсь поступить по-своему.

— Я такой же. Какая ужасная битва ждет нас впереди.

— Точно, — сказала она. — Дрожу от страха перед вами.

Он ничего не сказал, только слабо улыбнулся.

У Петры появилось странное чувство, что другие женщины на танцполе пристально смотрят на нее. Большинство из них переспали с Лисандросом, как предупреждали ее, и Петра неожиданно поняла, что это правда. Их глаза лихорадочно горели, взгляды были полны воспоминаний, горячих, сладких и прекрасных… и тоскливых. Они мысленно раздевали ее, пытаясь определить, в его ли она вкусе.

И это выводило ее из себя, потому что она пыталась понять то же самое.

Среди всех была одна женщина, жадный взгляд которой привлек ее особое внимание. Что-то в этой экстравагантно одетой наглой особе заставило Петру подумать, что она была самым недавним завоеванием Лисандроса… И была отвергнута им. Взгляд этой дамы, в тысячу раз более горький, чем у других, упорно останавливался на Лисандросе.

— Боюсь, что мне пора уходить, — сказал Лисандрос. — Я слишком долго пренебрегал своими важными делами. Мне было очень приятно снова встретить вас.

— И мне вас, — сухо произнесла Петра.

Он вежливо поклонился и через минуту ушел.

* * *

Она смотрела ему вслед, с трудом веря тому, что случилось, и случилось так неожиданно. Он был так же глубоко охвачен желанием, как и она сама. Петра нисколько в этом не сомневалась. И однако, он преодолел это желание.

— Не переживайте. Просто наберитесь терпения.

Подняв глаза, Петра увидела ту самую женщину, которая привлекла ее внимание во время танцев. Теперь она вспомнила, что видела, как она прибыла на эту свадьбу с одним из богатейших и влиятельнейших мужчин. Она смотрела на Петру со смесью презрения и жалости.

— Я не могла отвести взгляд от вас… и Лисандроса, — сказала дама, подходя ближе. — Он всегда так делает. Подходит слишком близко, а потом отходит, чтобы все обдумать. Если он решит, что вы соответствуете всем его ожиданиям, тогда он возвратится и насладится вами, но в удобное для него время и на его условиях.

— Если я соглашусь, — с трудом выдавила Петра.

Женщина холодно засмеялась:

— Не говорите глупостей. Конечно согласитесь! Все написано на вашем лице. Если бы он вернулся прямо сейчас, вы бы согласились.

— Я думаю, что вы хорошо знаете, о чем говорите, — тихо сказала Петра.

— О да. Знаю. По личному опыту. Я знаю, что происходит в вашей голове, потому что знаю, что происходило в моей: «Кто он такой, чтобы думать, что стоит ему вернуться и я подчинюсь его команде?» Но он посмотрит на вас, словно вы для него — единственная женщина в мире, и вы подчинитесь его команде. И это будет прекрасно… на какое-то время. В его объятиях, в его постели вы откроете для себя мир, о существовании которого никогда и не подозревали. Но в один прекрасный день проснетесь и снова окажетесь на земле. Вы ощутите холод, потому что он ушел. Он покончил с вами. Вы больше не существуете. Вы зарыдаете, не в силах поверить в это, но он не будет отвечать на телефонные звонки, так что через какое-то время вам придется поверить в это. — Она повернулась, чтобы уйти, и бросила через плечо: — Вы думаете, что у вас будет по-другому? Но с Лисандросом по-другому ни у кого быть не может.