Невеста была в красном

Люси Гордон, 2011

Пережив предательство, Оливия поклялась никогда больше не влюбляться. Но поездка в Китай, встреча с доктором Лангом Митчеллом и знакомство с древней легендой, передаваемой в его семье из уст в уста, заставили девушку понять – настоящая любовь сильнее всяких бед...

Глава 2

Утром следующего дня Оливия проснулась в подавленном состоянии. Отражение в зеркале не улучшило ее настроения. Куда подевалась живая девушка, которой немногим больше двадцати лет, со стройной фигурой, густыми волосами цвета меда и большими, выразительными, голубыми глазами?

— Думаю, она никогда не существовала, — хмуро сообщила Оливия своему отражению. — Сейчас реальность — это ты.

Неужели она так и не пришла в себя после предательства Энди? Оливия тут же отвергла эту мысль.

— Ну и старуха, — пробормотала она. — Я выгляжу старше своих лет. И, по-моему, я чересчур похудела. А волосы вообще неизвестно на что похожи. Такое ощущение, что они с минуту на минуту поседеют.

Оливия уложила волосы в аккуратный пучок, хотя обычно оставляла их распущенными, и они лежали на плечах мягкими волнами.

Плохо начавшийся день тянулся и тянулся. Дети вели себя прекрасно, внимая каждому слову, обед был вкусный, ее друзья и коллеги по работе спрашивали, как она себя чувствует. Миссис Ву даже попыталась отослать Оливию домой.

— Это последствия вчерашнего падения, — заявила она. — Идите и отдохните.

— Лучше поговорите с Донгом, — попросила Оливия. — И убедите его не лазить по деревьям.

— Хорошо, — уступила миссис Ву. — Но если надумаете уйти пораньше, я не возражаю.

Когда рабочий день подошел к концу, Оливия чувствовала себя просто отвратительно. Ей хотелось поскорее оказаться дома, но вместе с тем мысль об одиночестве нагоняла на нее еще большую тоску. Она вышла из здания школы — почему-то воспользовавшись боковым выходом, — и замерла как вкопанная, увидев доктора Митчелла.

И почему-то в эту минуту пришла уверенность в том, что рано или поздно они должны были снова встретиться.

Митчелл устроился рядом с главным входом, то и дело поглядывая на дверь, будто ожидал кого-то.

Оливия пятилась до тех пор, пока не очутилась в тени деревьев. Глядя оттуда на него, она отметила, что сегодня, вне стен клиники, доктор Ланг Митчелл выглядит несколько по-другому: высокий, не такой мускулистый, скорее поджарый. Он был небрежно элегантен, но, кроме выдержки и уверенности, в нем ощущалось легкое беспокойство.

— Могу я вам чем-нибудь помочь? — спросила Оливия, покинув свое укрытие и направляясь к нему.

Лицо доктора Митчелла сразу просветлело, немедленно стало ясно, что ждал он именно ее. Удивительно, но и у Оливии сразу стало как-то светлее на душе.

— Я подумал, не стоит ли мне проведать своих вчерашних пациентов, — сказал он, шагая ей навстречу.

— Вы удостаиваете подобной чести всех своих больных? — улыбнулась Оливия.

Глаза его вспыхнули озорством.

— Только вас, — признался он.

— Надо же! Благодарю. Донг уже дома, и у него все хорошо.

— Как насчет вас?

— О, всего несколько царапин, о которых уже позаботился отличный врач.

Ланг склонил голову набок:

— Тем не менее я хотел убедиться собственными глазами, что с вами все в порядке.

— Конечно. — Оливия сделала шаг назад, приглашая его зайти в школу, но он покачал головой:

— У меня есть идея получше. Здесь неподалеку есть очень уютный ресторанчик.

Ланг словно спрашивал, не слишком ли он торопит события, и Оливия поспешила согласиться:

— Мысль просто чудесная.

— Моя машина здесь, недалеко.

К удовольствию Оливии, ресторан, к которому они подъехали, был типично китайским. Многие кварталы Пекина уже ничем не отличались от современных деловых центров Европы, но девушка полюбила истинно китайскую архитектуру, старые здания со ступенчатыми крышами, загнутыми кверху. Ресторанчик располагался как раз в таком строении. Его крыша была подсвечена разноцветными огнями.

Радовалась Оливия недолго, так как и этот, а затем и следующий ресторан, куда привез ее Ланг, были переполнены.

— Может, нам стоит…

Его речь заглушил чей-то радостный вопль. Обернувшись, они увидели молодого человека. Он стоял рядом с боковой улочкой, махая им рукой. Как только парень понял, что его заметили, он тут же скрылся, причем ни разу не обернулся, чтобы убедиться, следуют ли они за ним.

— Нас застукали, — печально произнес спутник Оливии. — Придется идти в «Танцующий дракон».

— Это плохой ресторан?

— Самый лучший. Но пойдемте. Потом я все объясню.

Они мгновенно нашли «Танцующий дракон»: нарисованные на стенах драконы подмигивали прохожим. Внутри он оказался не очень большим, оживленным, ярко освещенным и также переполненным.

— У них же нет свободных столиков, — пробормотала Оливия.

— Напрасно тревожитесь. Они всегда держат один для меня.

Почти сразу Оливия снова увидела молодого парня с улицы. Он жестом попросил следовать за ним, приведя их к небольшому столику в углу, практически скрытому от любопытных взглядов. Должно быть, этот столик был предназначен для влюбленных. Ланг, очевидно, подумал о том же, так как он негромко и невнятно пробормотал, обращаясь к парню:

— Неужели необходимо быть таким прямолинейным?

— Почему нет? — искренне удивился тот. — Разве не за этим столиком ты всегда сидишь?

Оливия опустилась на стул, ощущая, что настроение ее улучшается. В ней даже проснулось любопытство: похоже, доктор Митчелл — личность незаурядная.

В ресторане было очень уютно. Китайские фонарики испускали мягкий красный свет, со стен на нее смотрели драконы. Оливии они очень понравились. Именно с драконов началось ее знакомство с неизвестной доселе культурой. Она полюбила их еще больше, когда узнала, что они символизируют.

Китайские драконы считались предвестниками счастья, богатства, мудрости, хорошего урожая. Здесь они встречались на каждом углу, без них не обходилось ни одно торжественное событие. Они всегда распространяли вокруг себя согревающий огонь и приносили счастье.

Может быть, оттого, что сейчас со стен на Оливию смотрели эти существа с добрыми лукавыми глазами, у нее и поднялось настроение? Никакой другой причины она не видела.

Глядя на дракона, изображенного в углу зеркала, Оливия поймала свое собственное отражение и только тогда вспомнила про строгий пучок, в который она уложила волосы. Прическа совсем не отражала ее нынешнего состояния. Не задумываясь, Оливия выдернула все шпильки, и локоны мягко упали ей на плечи.

Дракон как будто подмигнул девушке.

Пока доктор Митчелл был занят разговором с официантом, Оливия вспомнила, что ей нужно сделать не откладывая, — предупредить Нору. Она вытащила мобильный телефон и через несколько секунд услышала в трубке голос тети.

— Звоню, чтобы предупредить, что я еще не дома и не знаю, когда смогу выйти на связь.

— Неужели? Наконец-то! — тотчас же откликнулась Нора. Именно эти слова и ожидала услышать от нее Оливия. — Тебе следует как можно чаще бывать где-нибудь, а не терять времени на болтовню со мной.

— Я не теряю времени, — возразила Оливия. — Мне нравится с тобой разговаривать, и ты это знаешь.

— Знаю, но все равно считаю, что следует подумать и о себе тоже. Не спеши никуда. Спокойной ночи, дорогая.

— Спасибо, Нора, — с нежностью произнесла Оливия.

Она подняла глаза и наткнулась на изучающий взгляд доктора Митчелла. Брови его были слегка нахмурены.

— Я доставил какие-то проблемы? — негромко спросил Ланг. — В вашей жизни есть кто-то, — он помолчал, — кто возражает против того, чтобы вы со мной встречались?

— Да нет же! — рассмеялась Оливия. — Я говорила со своей пожилой родственницей в Англии.

— Тогда я рад, — улыбнулся доктор Митчелл.

В эту минуту Оливия поняла, что она тоже рада. Скучный, тоскливый день был забыт.

— Доктор Митчелл…

— Зовите меня Ланг.

— Хорошо. Тогда для вас я — Оливия.

Появился официант и налил им чаю. Когда Оливия поблагодарила его традиционным жестом, легонько стукнув тремя пальцами по столу, он удивленно и радостно улыбнулся.

— Иностранцы обычно так не поступают, — объяснил ей Ланг реакцию официанта.

— А мне этот жест нравится, — заявила Оливия. — А еще мне нравится рассказ о том, как однажды император с несколькими своими друзьями отправился инкогнито в чайную, приказав не выдавать его, падая перед ним на колени. Вместо этого они должны были стучать пальцами по столу. Чудесно, живя в чужой стране, перенимать местные обычаи.

Подали блюда. Ланг смотрел, как она управляется с палочками, приступая к рису.

— Вы действительно знаете, как ими пользоваться, — заметил он. — Сколько вы прожили в Китае?

Ланг перешел на китайский. Оливия ответила ему на том же языке.

— Около шести месяцев, — сообщила она. — До этого я почти все время жила в Англии.

— Почти все время?

— Я не упускала шанса попутешествовать, чтобы улучшить свои языковые познания. Языки — единственное, что дается мне легко.

— И сколько языков вы уже знаете?

— Французский, немецкий, итальянский, испанский…

— Эй-эй, — остановил ее Ланг. — Я уже и так потрясен. Но почему еще китайский?

— Исключительно ради хвастовства, — рассмеялась Оливия. — Я слышала, что он неимоверно сложен, поэтому и решила выучить его, чтобы доказать, что способна на многое. И доказала!

— Это точно, — с восхищением признал он, снова переходя на английский. — И что-то мне подсказывает, что китайский язык не показался вам таким уж трудным.

— Вообще-то показался. — Девушка лукаво улыбнулась. — Но об этом никто не знает. Так что вы первый, кому известен этот мой секрет.

— Обещаю, все останется между нами, — торжественно проговорил Ланг. — Если не сдержу слова, можете никогда со мной не разговаривать.

Они оба ощущали некую странную связь, возникшую между ними еще в кабинете Ланга и побудившую Оливию подойти сегодня к нему у школы.

Ей вспомнилась минувшая ночь, тревожные сны, в конце концов разбудившие ее. Она не сомневалась, что нечто подобное происходило и с Лангом.

Что их ждет — несколько встреч или что-то более серьезное, — покажет время.

— Итак, вы приехали в Китай, чтобы как следует выучить китайский язык? — предположил Ланг, однако по его интонации было ясно, что он не считает это единственной причиной.

— Частично. Ну а еще мне нужно было ненадолго исчезнуть из Англии.

Ланг сразу же все понял:

— Он оказался негодяем?

— Раньше я в этом не сомневалась, но сейчас считаю, что все к лучшему. Из-за этого человека я чуть не забыла свое основное правило.

— Основное правило, — задумчиво протянул он. В его глазах вспыхнули смешинки. — Ну-ка, позвольте мне догадаться, что это может означать. Все постигается на собственном опыте?

Оливия кивнула:

— А также будь осторожна в отношениях с людьми…

— А главное — с мужчинами.

— Как вы догадались?

— Ну, догадаться не так сложно. Однако меня больше интересует вот что: ваше правило относится ко всем мужчинам?

— Трудно сказать. Мужчины, конечно, виноваты, но и женщин совсем уж невинными жертвами назвать нельзя.

— Такие серьезные темы, — улыбнулся Ланг, — лучше обсуждать на сытый желудок.

Оливия засмеялась.

— Мои родители — неисправимые романтики, — продолжила она. — Но вы даже представить себе не можете, какое это несчастье — быть дочерью таких людей.

— Согласен. Романтика — для молодых. Родителям полагается быть здравомыслящими и заботливыми, а тешить себя романтическими иллюзиями должны их дети.

— Именно так! — воскликнула Оливия, радуясь, что Ланг ее понял. — У них была любовь с первого взгляда, затем головокружительный роман, который закончился катастрофой.

Ланг внимательно слушал Оливию и одновременно размышлял, что же в ее словах вызвало у него тревогу.

— Сколько им было лет? — спросил он.

— Маме — семнадцать, папе — восемнадцать. Сначала никто не придал этому большого значения. Подобная увлеченность свойственна всем молодым людям. Но когда они объявили, что собираются пожениться, родители сказали им «нет». Все кончилось тем, что они сбежали и поженились.

— Да, необыкновенно романтично, — заметил Ланг. — Пока, разумеется, они не были сброшены с небес на землю. Ему пришлось искать работу, а у нее на руках оказался плачущий младенец.

— По словам моей матери, я постоянно орала без всякой видимой причины.

— Дети очень многое чувствуют. Возможно, ты ощущала ее недовольство по поводу того, что она вынуждена нянчиться с тобой, не имея возможности наслаждаться жизнью. А твой отец, скорее всего, винил твою мать в загубленной карьере, так как, я уверен, в колледж он так и не поступил.

Оливия уставилась на Ланга, пораженная его интуицией.

— Так все и было. По крайней мере Нора в этом не сомневается. Я, естественно, ничего не помню, за исключением того, что они много и часто друг на друга кричали. Но это были еще цветочки, так как позже оба стали гулять на стороне. В итоге все закончилось разводом, а я обнаружила, что у меня нет дома. Я жила то у матери, то у отца, но всегда чувствовала себя гостьей. Когда у них появлялись новые пассии, я переезжала к Норе. Когда очередной роман матери заканчивался, она рыдала у меня на плече.

— То есть ты на время менялась с ней местами.

— Да, наверное. Тогда я и решила, что, поскольку романы причиняют сердечную боль, лучше ни с кем не встречаться.

— Неужели все было так плохо? Может, среди твоих родственников был кто-то, способный объяснить тебе, какой бывает истинная любовь? Например, ты часто упоминала Нору.

— О, она полная им противоположность. Ее жених умер совсем молодым, и после этого она так и не вышла замуж. Тетя говорила мне, что вполне счастлива. По ее мнению, если ты по-настоящему кого-то любил, ты не в силах найти замену этому человеку. Она утверждает, что, не выйдя замуж, как бы продолжает оставаться с любимым.

— И ты этого не одобряешь? — слегка нахмурился Ланг.

— Нет, почему же. На словах все прекрасно. Но суть в том, что с тех пор Нора одинока.

— Однако она довольна своей жизнью. Что, если именно в одиночестве и преданности своему возлюбленному она черпает силы?

— Конечно, ты прав, но… — Оливия вздохнула. — Просто я не такая, как тетя. Мне было бы мало одних воспоминаний.

— А как насчет того паразита? Он не заставил тебя изменить точку зрения?

Оливия смутилась.

— Думаю, вначале я немножко растерялась, — в конце концов признала она. — Но теперь это уже не важно. Я стала мудрее.

Оливия говорила, небрежно пожимая плечами и улыбаясь, но Ланг не купился на эту показную бодрость. Он чувствовал, что все не так просто.

…Она была ослеплена Энди с первой же секунды. Умный, обаятельный, привлекательный, он настойчиво и красиво ухаживал за ней, заставив ее отказаться от своих представлений о жизни. Тогда Оливия впервые начала понимать странную верность Норы мужчине, которого уже не было в живых. Она даже частично начала понимать, почему так часто влюбляется ее мать.

И вот когда она уже была готова отказаться от своих жизненных правил, Энди объявил, что помолвлен с другой. И добавил, что они провели вместе несколько чудесных месяцев, но теперь пора снова становиться реалистами.

Последовавшие за этим долгие, горькие, одинокие ночи только доказали Оливии правоту ее прежних установок. Любовь — для тех, кто не в своем уме. То есть не для нее…

— Расскажи мне о себе, — попросила Оливия, решив сменить тему. — Ты ведь тоже англичанин. Что привело тебя сюда?

— Я англичанин на три четверти. Еще на четверть я китаец.

— Вот как, — медленно протянула она.

— Ты что-то подобное предполагала?

— Я догадывалась. Черты лица у тебя европейские, твой английский безупречен, но все же ты не совсем европеец. В тебе есть что-то такое, чему я затрудняюсь дать название.

Ланг, казалось, был вполне удовлетворен ее объяснением.

— Это «что-то такое» — моя сущность. Я родился и вырос в Лондоне, но даже в детстве чувствовал, что отличаюсь от остальных детей. Моя мать англичанка, отец наполовину китаец. Он умер вскоре после того, как я появился на свет. Позже моя мать вышла замуж за англичанина, воспитывавшего двоих детей от прежнего брака.

— Он оказался не очень хорошим отчимом? — поинтересовалась Оливия.

— Да нет, приличный парень. Я прекрасно ладил и с ним, и с его детьми, но мы все знали, что я немножечко другой. Однако мне повезло. Моя бабушка покинула Китай и вышла замуж за моего деда. До замужества ее звали Ланг Мейуи. Это была потрясающая женщина. Она ничего не знала об Англии, не знала языка, Джон Митчелл не говорил по-китайски, но каким-то образом им удалось сблизиться. Возможно, потому, что они полюбили друг друга, а тем, кто любит по-настоящему, слова не нужны.

— Думаю, в Лондоне ей пришлось несладко, — задумчиво сказала Оливия.

— Уверен, ты права, но бабушка была сильной женщиной. В конце концов она выучила язык и стала говорить по-английски очень даже неплохо. Она приспособилась к жизни в стране, которая, наверное, так и осталась для нее чужой. Не сломила ее и смерть мужа десять лет спустя. Она одна воспитала сына и настояла на том, чтобы его звали Ланг — хотя бы так бабушка надеялась сохранить китайские корни. Когда родился я, она заставила моего отца назвать меня также Лангом.

Мой отец умер рано, мне было всего восемь лет. Мама повторно вышла замуж, а Мейуи переехала в небольшой домик на соседней улице, чтобы быть как можно ближе ко мне. Она помогала моей матери во всем, но ночевала всегда у себя. С какого-то момента я стал уходить вместе с ней. — Ланг тепло улыбнулся Оливии. — Как видишь, у меня была своя Нора.

— И тебе было так же тяжело без нее, как и мне?

— Да, потому что рядом с ней я не ощущал свою непохожесть. Бабушка не только научила меня говорить по-китайски, она открыла для меня свою родину.

— Она привезла тебя сюда?

— Не совсем, — улыбнулся Ланг. — Но она все так описывала, что мне не составляло труда представить себе Китай. Мы с ней часто бывали в лондонском китайском квартале, особенно в китайский Новый год. Впервые оказавшись там, я подумал, что оказался в раю — все эти разноцветные краски, мерцающие лампочки, музыка…

— Да, я помню, — с энтузиазмом отозвалась Оливия.

— Ты тоже там бывала?

— Только однажды. Моя мать была в гостях у друзей, которые жили неподалеку. Пару вечеров они показывали нам китайский квартал, но никто ничего не мог объяснить. Было очень много красного цвета, и как будто кто-то с кем-то собирался биться, но все так и осталось для меня загадкой.

— Скорее всего, речь идет о Ньяне, — просветил ее Ланг. — Это мифическое чудовище, похожее на льва, нападающее на людей, особенно на ребятишек. Чтобы обезопасить себя и детей, люди оставляют для него еду и горящие костры, так как он боится красного цвета и громких звуков. В результате мы имеем огни, фейерверки и людей, танцующих в обличье льва. Прекрасное зрелище.

— Ты абсолютно прав, — подхватила Оливия, с восторгом возвращаясь к детским воспоминаниям. — Это было нечто.

— Согласен, — кивнул Ланг. — Это один из тех праздников, которые я обожал. Моя мать просто выходила из себя, так как дата его проведения всегда менялась — то последние дни января, то середина февраля. Мама жаловалась, что в эти пятнадцать дней, пока он продолжается, я абсолютно ни на что не годен. Я обычно утешал ее так: «Не волнуйся, мама, в остальное время я тоже ни на что не годен». — Он хмыкнул. — Она считала мою шутку неудачной.

— Похоже, у тебя была замечательная бабушка, — искренне сказала Оливия.

— Так и есть. Она объяснила мне, что каждый год носит название какого-либо животного — овцы, быка, крысы, лошади… Услышав, что есть год Дракона, я тут же подумал, что хочу быть рожденным именно в этот год.

— Ну и как?

Лицо Ланга погрустнело. Он покачал головой:

— Увы, я родился… Только не смейся! В год Кролика.

— Я и не собиралась смеяться, — возразила Оливия, чувствуя, что уголки рта ползут вверх помимо ее воли. — Ведь в Китае кролик считается воплощением спокойствия, мягкости и трудолюбия.

— Не очень умный, ничем не примечательный трудоголик, — вздохнул Ланг.

— Наблюдательный, проницательный…

— Скучный.

Оливия улыбнулась:

— Ты не скучный, клянусь.

И это была правда. Ей было интересно с ним, хотя он и не сыпал шуточками, как Энди. Возможно, это произошло благодаря тому, что они нашли общую тему для беседы. Чего никогда не случалось с Энди.

— Спасибо на добром слове, — усмехнулся Ланг.

— У меня не сложилось впечатления, что родиться в год Кролика — такое уж большое несчастье.

— Ну а в какой год родилась ты? — Увидев ее виноватый взгляд, Ланг со стоном воскликнул: — О нет! Пожалуйста, не говори мне, что ты родилась…

— Боюсь, это так.

— В год Дракона, — с грустью констатировал он.

— Но ведь в этом нет моей вины, — с шутливым раскаянием произнесла Оливия.

— И ты конечно же знаешь, что это означает? — Ланг простонал. — Драконы — свободные, бесстрашные, прекрасные, сильные существа. Они не подчиняются условностям, отказываясь признавать какие бы то ни было правила и ограничения.

— Теоретически это вроде про меня, — призналась Оливия со смехом. — Но я никогда не ощущала себя такой. Что поделать? Не чувствую я себя свободным существом, парящим над миром.

— Вероятно, это оттого, что ты еще не узнала себя до конца, — предположил Ланг. — Тебе только предстоит найти то, что сделает тебя свободной и независимой. Или кого-нибудь, — добавил он.

Последние слова Ланг произнес совсем тихо. Оливия их не слышала, но прочитала по его губам. Это наполнило ее неожиданной тревогой и беспокойством. Между ними происходило нечто такое, чего Оливия поклялась больше не допускать.

Не лучше ли расстаться с ним прямо сейчас, пока дело не зашло слишком далеко? Вернуться к спокойной и размеренной жизни, к иллюзии безопасности? Все, что для этого нужно сделать, — подняться, поблагодарить за компанию, извиниться и уйти. Просто, не правда ли?

Но Оливия не сомневалась в том, что она так не поступит, даже если это самое благоразумное решение.