Мы нашли Мессию…

Людмила Шторк – Шива, 2021

Два друга воспитываются в различных религиозных культурах, но разве может это помешать настоящей дружбе? Или наоборот, эта дружба обогатит мир каждого… В жизни нередко встречаются неожиданные повороты. Она преподносит сюрпризы там, где их совсем не ждешь. Но есть ли что-то незыблемое в ней, за что можно держаться и знать, что не исчезнет, не подведет?.. Два молодых человека ищут опору в двух культурах и двух религиях. Один – в иудаизме, другой – в христианстве. Что они найдут для себя? Не разочаруются ли? Жизнь непростая штука и без основания, без опоры так трудно выстоять в проблемах и бедах. Судьбы друзей складываются по разному, но самое важное, что они оба находят общение с Богом и живут для вечности.

Мы нашли Мессию.

«…мы нашли Мессию, что значит: Христос»

Иоан.1:41

******

Библия — это зафиксированный в письменном

слове опыт общения Бога и человека

Андрей Десницкий

Пролог

Бородатый мужчина, с черной кипой на голове сидел с гитарой перед большой группой студентов. Его песни казались балладами, потому что сложно было уловить переход от рассказа о библейском персонаже, под тихий перебор струн гитары, к песням, и обратно. Один из студентов после часового выступления, прослушанного всеми практически на одном дыхании, поинтересовался:

— Судя по одежде, Вы ортодоксальный иудей?

— Нет.

— Реформист?

— Нет — широко улыбнулся мужчина, и в глазах засверкали смешинки.

На лице собеседника отразилось удивление.

— Неужели христианин?

— Нет, я не христианин.

Глаза парня округлились, он даже слегка поперхнулся от своего предположения.

— Неужели мусульманин? Но Вы же все это время рассказывали нам истории из Библии!

— И не мусульманин — улыбка необычного лектора стала шире….

Глава 1

Где любят нас — лишь там очаг родимый.

Джордж Ноэл Гордон Байрон

Давид родился в Советском Союзе вторым ребенком в семье, после него родилась сестра. Обычно в религиозных семьях много детей, но у него был только один брат и одна сестра, и парень не спрашивал у родителей, почему? Возможно проблема была в здоровье матери, он как-то случайно в детстве, услышал обрывок ее разговора с подругой по телефону.

— Да, я хотела бы большую семью, но Всевышний распорядился иначе, не дал, но я благодарна Ему за моих малышей.

Давид помнил детство, как отец проводил молитву в начале субботы. Обычно в это время к ним в дом приходили люди, молились вместе. Во времена воинствующего атеизма любая религия была под запретом и поэтому молитвы проходили тайно. Отец выучился на раввина в подпольной ешиве, и был единственным духовным наставником иудеев в области. Кроме работы с людьми, проведения религиозных обрядов, он вынужден был трудиться на местной кондитерской фабрике наладчиком станков, чтобы не привлекать к себе внимания властей.

За веру в Бога можно было получить срок. Страна активно боролась с «религиозными предрассудками». Поэтому дети из верующих семей хорошо знали, что можно говорить в школе, а чего нельзя. В памяти Давида ярко запечатлелись праздники. Как отец поднимал его и усаживал себе на плечо, а маленький сын читал «псуким»³ и группа мужчин и женщин, собравшихся на праздник зажигания свечей вторили ему.

Эти короткие стихи обычно были выбраны из молитв «Шма Израель⁴», или из других молитв. Отрывки были короткими, чтобы ребенок их легко запоминал. Малыш чувствовал себя почти взрослым и значимым. Ведь это он произносил начало каждой фразы молитвы, а взрослые повторяли ее. Иногда он или старший брат Реувен читали молитву при окончании субботнего застолья и собравшиеся также вторили их словам.

Помнил Давид и то, как младшая Софочка, просыпаясь после дневного сна в пятницу, если мать не успевала поймать ее и чем-нибудь занять, как рычащий смерч неслась из детской комнаты к отцу, вокруг которого собрались мужчины. Ей нравилось просыпаться и шумно сообщать всему миру о том, что «ее величество явилась к вам из царства снов». Промчавшись в гостиной по кругу, малышка замолкала, подбегала к отцу и тянула маленькие ручонки. Он брал ребенка на руки, не прекращая читать молитву вслух, и прижимал к себе.

Мужчины не сердились на шум, отвлекающий их от молитвы, а тихо гладили двухлетнюю девчушку по лохматой голове. Малышка быстро затихала и внимательно смотрела на лица собравшихся. На плечах мужчин лежал талит,⁵ голова отца была покрыта им поверх кипы. Софочка знала почти всех приходящих в лицо, и если встречала незнакомое, то тихо сдвигала бровки и внимательно изучала незнакомца.

Если малышка просыпалась не в обычном своем «воинственном духе», или плохо себя чувствовала, тогда она приходила тихо, тянулась к отцу и он, не прекращая чтения молитвы вслух, брал ее, прижимал к себе и продолжал раскачиваться. Под мерное тихое пение мужских голосов девочка иногда опять засыпала или просто дремала. Когда отец уставал, он, продолжая молитву, подходил к коляске и укладывал в нее младшую дочь.

Давиду иногда было завидно, что Софочка может вот так, раскачиваться на руках отца, но Ицхак Абрамович напоминал, что Давид и Реувен уже большие. Когда-то и им было позволено быть на месте Софочки. Старшие братья не помнили этого, но отцу верили. Если он сказал, значит точно так и было. Отец пользовался непогрешимым авторитетом не только у детей, но и у жены. Конечно, Рут, как жена, знала слабости мужа, но никогда не раскрывала их не только детям, но и членам их общины.

Несмотря на авторитет, отец вел себя скромно. Иногда, если люди спрашивали его о том, чего он не знал, Ицхак Абрамович спокойно отвечал:

— Я этого не знаю.

— Но как?! Вы же раввин! — воскликнул однажды один из мужчин общины — если Вы не знаете ответов на вопросы, то почему учите?

— Если бы я верил в Б-га, которого можно понять, и объяснить все Его дела, тогда это был бы уже не Непознаваемый Б-г, а идол, творение рук и мозгов человеческих. Творец дал нам повеление молиться Ему и не делать изображений ни физических, и ни каких других. Он непознаваем и намного выше нашего разумения. Поэтому во время занятий, наши великие мудрецы научили меня наслаждаться больше не полученными ответами, а тем, что у меня месяц от месяца увеличивается количество вопросов, ответы на которые я буду искать всю жизнь. Есть и такие, которые останутся и до самого Олам а-Ба (Мира Грядущего). Ведь там каждый праведник удостоится стать ближе к Всевышнему. Но сейчас я могу только преклониться перед Непознаваемым и стараться исполнить Его Заповеди по мере сил и способности.

— Однажды я слышал, что некоторые мудрецы называют Всевышнего «ничто» — продолжал гость — так чем же они отличаются от атеистов? Атеисты ведь тоже называют Б-га «ничто»?

— Наши мудрецы пишут и произносят «Ничто» с большой буквы — улыбнулся Ицхак Абрамович — признавая, что Всевышний настолько выше нашего восприятия, что мы не в состоянии понять Его даже частично.

— Вы часто говорите очень мудрые мысли — включился в разговор другой мужчина, — но то, что Вы сейчас сказали, не вмещается в мое сознание. Я не могу этого принять! «Ничто», даже с большой буквы — это не для меня!

— Все мудрые мысли, это не мои. Я лишь рассказываю то, чему научили меня наши мудрецы, пусть будет светлой память о них, — спокойно отвечал раввин — но, если что-то не вмещается, значит Вам оно и не нужно. Отложите мысль для другого времени. Просто старайтесь исполнять то, что уже понимаете и это зачтется, и приведет Вас к праведности. Ведь познание Всевышнего процесс на всю жизнь, а Заповеди даны нам на каждый день.

Давид восхищался отцом, который кроме русского, на котором говорили почти все в Советском Союзе, он почти свободно говорил на иврите, на котором читал молитвы и Тору⁶, также беседовал в быту с матерью на идише, и неплохо изъяснялся по-английски. Он любил пошутить над собой и не обижался на шутки других, но всегда ясно отличал добрые шутки от злых и не позволял детям зло подшучивать над сверстниками.

Мальчики учились в хорошей, сильной школе, потому что родители знали, что каждый еврей, живущий в галуте⁷ должен быть лучшим, иначе ему просто не выжить среди враждебности окружающего мира.

Ребята росли веселыми, жизнерадостными и уверенными, ведь дома их окружала атмосфера любви и уважения. Но в школе дела обстояли совсем иначе. Давид не мог понять почему он нередко раздражал других детей? Одноклассники играли с ним и общались только пока им было что-то нужно. Обычно это было перед контрольными, особенно по английскому или немецкому. Давиду легко давались лингвинистические занятия, он без напряжения запоминал слова и легко слышал «музыку языка», как говорила преподаватель.

Но как только период контрольных заканчивался, одноклассники нередко убегали, не желая играть с ним. А некоторые и честно признавались.

— Жид, ты меня просто бесишь своими приколами!

Что за приколы не нравились ребятам, Давид никак не мог понять и сильно переживал. Сначала он смотрел КВН и учился шутить так, чтобы другим было смешно, потом наоборот стал молчаливым и замкнутым. Но всегда результат оставался один — ребят раздражало даже его появление в компании. Сначала мальчик думал, что один такой, но потом старший брат жестко бросил:

— Не старайся! Мы всегда будем для них чужаками! Рожей не вышли.

Давид взглянул в зеркало. Что не так с его «рожей»? Из зеркала на мальчика взглянули большие карие глаза с пушистыми ресницами, небольшой нос с аккуратной горбинкой, черные волосы, брови и ресницы, светлая кожа… Вроде все как у большинства приходящих к ним на молитву. Кто-то даже называл его симпатичным. Даже в школе иногда одноклассники дразнили его «красавчиком» и как-то раз, один раз мальчишка бросил вызов Светке, самой красивой девочке класса.

— А ты этого красавчика охмури, тогда поверю, что самая крутая.

— Больше мне делать нечего! Мне по барабану что ты думаешь обо мне! Я и сама знаю, кто я, и чего стою. И доказывать не собираюсь! — резко ответила девочка.

Никто из класса не смеялся над тем, что Давида назвали «красавчиком». Вроде и не возражали. Значит внешность не самая ужасная. Так что же не так? Давид не мог понять и все же решился уточнить у брата, что же он имел ввиду?

— Рув, а почему ты про «рожу» сказал. Что с нашими лицами не так?

— Они просто еврейские — усмехнулся Реувен — да и в остальном мы другие, смирись с этим, они никогда не примут тебя. Я считаю, что нам нужно уезжать в свою страну.

— Но как? Никто нас не пустит. За границу же не выпускают — не понял Давид.

— Думаю, что нам нужно бороться за право уехать в Израиль. Ты еще мелкий, а я попытаюсь уехать, как только паспорт получу — признался Реувен, — только ты пока родителям не говори, чтобы они не расстраивались.

Давид видел, что еврейская молодежь нередко собирается вместе и о чем-то шепчутся. Пятнадцатилетний Реувен был самым младшим из них, и Давида в эту компанию не пускали, ведь ему было только десять. Давид постарался запомнить слова брата и не искать поощрения и дружбы одноклассников. Но это так трудно всегда быть одному!

В один из дней в классе появился новичок.

— Класс, познакомьтесь с вашим новым товарищем — сообщила учительница, поставив светлоголового кудрявого мальчика перед собой в начале урока. — Его семья приехала из пригорода и теперь он будет учиться в нашей школе.

— Дерёвня! — пренебрежительно бросил кто-то.

— Пригород, это совсем не деревня, а почти город. Да и в деревне живут прекрасные люди, которые поставляют пищу таким как мы, живущим в городе — нахмурилась учительница.

Мальчик выглядел «заучкой», робкий и стеснительный, он часто поправлял очки на переносице. Никто не хотел сидеть с новичком за одной партой. Ему явно «светила» судьба одиночки, и Давид решил поддержать Петю. Он попросил учительницу посадить новичка к нему, и та не стала возражать.

— Надеюсь вы подружитесь — спокойно сказала она, указывая Пете на место рядом с Давидом.

— Привет! Я — Давид — подал он руку.

— Как царь? — улыбнулся Петя, спросив шёпотом, чтобы не вызвать гнев учительницы за разговоры во время урока.

— А ты знаешь нашу историю?! — удивился Давид.

— Ну да. Конечно! Нам мама и папа всегда рассказывают и Библию читают. А почему ты говоришь «нашу», ты разве еврей?

— Ага — Давид напрягся, ожидая насмешек или издевательств, но Петя вдруг обрадовался, будто родного встретил.

— Надо же! Так здорово! У меня тоже мама еврейка.

— Значит ты тоже «не такой как все»? — усмехнулся Давид.

— Ага… а здесь тоже евреев дразнят и бьют? — сжался Петя.

— Нет. Просто не играют — буркнул Давид, но Петя почему-то облегченно вздохнул и заметно повеселел.

— А в старой школе что, били? — удивился Давид.

— Ага… были трое, постоянно ловили после школы, я каждый раз разную дорогу выбирал, но иногда все равно не получалось. Я всегда кричал, что я русский, но они только смеялись.

Давид усмехнулся, слушая картавую речь Пети. Даже у него не получалось так чисто произносить этот картавый звук в иврите.

— Г-г-г-гусский — невольно передразнил Давид — даже у меня русскую «р» получается выговаривать, хоть я и не наполовину, а чистый еврей.

— Я даже к логопеду ходил, ничего не получилось — признался Петя.

— Мальчики! — строго повысила голос учительница — у вас будет перемена для знакомства.

— Простите… — ответил Давид и замолчал, изредка поглядывая на соседа по парте.

После школы мальчики задержались, желая поближе познакомиться. Они болтали почти час, пока Петя не спохватился.

— Меня дома будут ругать. Они переживают, я же первый день…

— Да, моя мама тоже наверное, переживает — заволновался Давид — ладно, до завтра!

— До завтра! — бодро ответил Петя.

Он был очень рад, что в первый же день нашел с кем пообщаться.

Глава 2

У домов, как у людей, есть своя душа и свое лицо,

на котором отражается их внутренняя сущность.

Александр Дюма (отец)

Петя был младшим ребенком в большой семье, он был десятым. Старшие брат и сестра уже имели свои семьи и часто приезжали в гости. У Пети были племянники, мальчик — у сестры, девочка — у брата. Парень оказался для них хорошей нянькой, он любил играть с малышами. Родители решили перебраться в город потому, что дети учились и работали там, добираться домой было не просто. У младшего сына обнаружились способности к математике, и родители решили отдать его в хорошую школу на новом месте.

Вся семья посещала христианскую протестантскую церковь, принимая активное участие в служении. Дети все играли на различных инструментах, посещали музыкальную школу, пели в собрании и нередко исполняли различные произведения семейным оркестром.

После переезда в город, семья еще не нашла своего места в собрании, но надеялись, что со временем поймут, в каких мероприятиях могли бы участвовать.

В большой современной церкви Теренковых приняли осторожно, потому что семья была не похожа на остальных. В этой церкви было мало многодетных. Кроме того, в одежде и в поведении новеньких заметна была скромность, не от бедности, а от осознанно принятого родителями решения, и некоторых это раздражало. Особенно тех, кто очень гордился своей современностью и нестандартностью.

Со временем, родители поняли, что в большой церкви их семью не готовы принять и, тем более, допустить к служению, но они не расстроились и не стали пытаться подстроиться под современных «холеных» братьев и сестер по вере. Они приходили на собрания, сидели, слушали проповеди, и почти безупречные выступления с песнями и стихами, как на концертах. Но для того, чтобы их дети могли ощущать себя нужными и развиваться, семья выезжала на посещения в маленькие церкви по поселкам вокруг города. Ребята учили стихотворения и песни, отец читал Библию и проповедовал. Радовались хозяева деревенских церквей и гости.

Чтобы спеть или рассказать стих в собрании, детям не нужно было покупать концертные платья, и не требовалась безупречность исполнения. Федор Петрович и Кира Марковна занимались с ними, готовились к каждой поездке, они хотели, чтобы дети старались делать все от души и хорошо, хотя и не требовали идеальности.

— В Писании сказано «Проклят, кто дело Господне делает небрежно»⁸ — напоминал отец, если кто-то ленился разучивать новое произведение или стих, — если не хочешь, тогда не учи совсем. Но взявшись за любое дело, делай «от души как для Господа»⁹.

И все в семье старались. Они понимали, что радуют пожилых людей в поселках, и радовались сами. Подрастая, они даже не замечали, как много текстов из Библии и мудрых мыслей остается в их памяти на всю жизнь. Дети думали о том, что нужно рассказать слушателям, но когда-то эти же тексты помогут им в жизни сделать правильный выбор. Однако родители никогда не забывали об этом, наполняя свой дом мудрыми словами Библии и радостью красивых стихов и песен с хорошим смыслом.

Их дом нередко напоминал улей, особенно перед поездками. В каждой комнате кто-то пел или учил стих, иногда репетировали сценки.

В доме часто были гости, обычно люди «стекались» в выходные или вечерами. Как только все заканчивали ужин, Кира Марковна спрашивала:

— Все поели? Что поём?

Предлагали кто что хотел и пели нередко по несколько песен подряд. Многоголосье детей и взрослых слышно было далеко. Пока семья жила в поселке, это никого не тревожило, но после переезда соседи стали задавать вопросы и некоторые оказались недовольны. Пришлось плотнее закрывать окна. В восьмидесятых считалось, что за веру не садят в тюрьму, но Федор Петрович знал лично около десятка человек, кто сидел в тюрьме за веру. Конечно, статьи им приписывали другие, да и суды всегда были закрытыми. Но для тех, кто страдал за свои убеждения это ничего не меняло. Отец понимал, если его посадят, для семьи это будет очень тяжелым испытанием, поэтому он «не лез на рожон», но и отказываться от своих убеждений или менять образ жизни в угоду властям тоже не собирался.

Он никогда заранее никому не говорил, куда семья поедет и когда. Если бы кто-то доложил властям, самое простое, было бы «отделаться штрафом», а могли и посадить «за агитацию».

Выезжать они могли не слишком часто, ведь билеты на автобус или поезд покупали за свой счет, что для большой семьи было не просто. И все же поездки были для детей очень желанным приключением и поэтому некоторые из них даже экономили деньги, которые родители давали в школу на «перекус».

В один из воскресных дней к Теренкову подошел мужчина, которого он едва знал.

— Брат Федя, я слышал, что вы с детьми иногда в поселки на посещения ездите?

— Да… бывает… — Федор напрягся. Далеко не всегда подобный вопрос мог оказаться безобидным.

— А вы можете меня взять в вашу компанию? — поинтересовался мужчина.

— Ну… я не откажусь… Гриша, — Федор все еще мялся, не зная намерений брата по вере. Ведь не раз бывали случаи, когда тех, кто сидел за веру, предавали люди из церкви, — но что Вы хотели бы делать в этих поездках?

— Я не умею проповедовать, петь или стихи декламировать — смущенно произнес Григорий, — но у меня есть машина УАЗ. Она вместительная. Конечно, в салоне только съемные скамейки, я же обычно ее как грузовую использую. Но если бы Вы согласились, я бы возил вашу семью и это было бы моим вкладом в ваше служение. Мне рассказывали, сколько радости вы привозите с собой в поселки. Там же обычно в собраниях очень мало людей, а детей вообще по пальцам можно посчитать. Я бы для вас даже скамейки оббил чем-нибудь мягким. Моя машина не очень удобная, но зато на ней дешевле ехать, чем на автобусе.

— О, это было бы чудесно! — обрадовался Федор — тогда мы смогли бы чаще выезжать! Вам заплатить будет проще, чем покупать билеты для каждого ребенка!

— Что Вы! — отшатнулся Григорий — я не о заработке говорю, наоборот, предлагаю возить вас бесплатно.

— Ну, это слишком хорошо! Давайте тогда просто будем вскладчину ездить. Мы вас заправляем, а Вам придется чаще ремонтировать машину. Ведь ездить на такие расстояния не просто!

— Это уже детали — улыбнулся мужчина — У меня нет своих детей, и я достаточно зарабатываю, чтобы послужить людям ради Бога. Я рад, что мы договорились! Если можно, давай на «ты», мы же братья.

— Конечно! С удовольствием! — улыбнулся Федор.

— А можно будет мне жену с собой брать? Она тоже хотела ездить на посещения? — собеседник почти ушел, но вернулся.

— А почему ты спрашиваешь? Это же твоя машина, брат! Неужели ты думаешь, что я стану ставить какие-то условия?

С этого времени семья стала выезжать чаще и не на автобусах, а вместе с Григорием и его женой на машине. В тряском автомобиле всегда было весело. Дети шутили, смеялись и обменивались впечатлениями. А когда они ехали между деревнями и можно было не думать о том, что кто-то услышит и ГАИ-шник остановит, дети пели. Водитель с женой подпевали молодым голосам. Но если на дороге водитель видел пост ГАИ, он сразу громко объявлял:

— Впереди пост! Тишина! — и все замолкали на полуслове, прекрасно понимая, чем рискует дядя Гриша.

Во время собрания дети прислушивались к тому, о чем говорят и поют присутствующие, потому что родители объяснили им, что хорошо, когда песня или стих, которые они подготовили, продолжает тему проповеди или совпадает по теме с предыдущей песней. Но в то самое время, когда дети пытались «быть в теме», они попутно слушали мудрые мысли, которые пригождались им в жизни.

Бывало, что кто-то из старших не был согласен с проповедником и тогда на обратном пути взрослые и молодежь обсуждали проповедь, делились мнениями и впечатлениями. Это очень сближало обе семьи, участвующие в поездках. Все чаще друзья ребят просились с Теренковыми и по возможности их брали с собой, если родители разрешали. Дети были рада приключениям. Но не обходилось и без проблем.

Однажды Федора Петровича пригласил на беседу Николай Никифорович, пресвитер церкви.

— Брат, я уже не раз слышу о том, что вы ездите с молодежью в поселки… — начал он.

— Да, обычно мы ездим на посещение своей семьей, но иногда друзья детей просятся с нами — ответил тот.

— Я бы попросил прекратить эти поездки. Разве ты не понимаешь, что подвергаешь опасности не только себя и своих детей, но и другие семьи?! — голос пресвитера звучал так, словно он отчитывал провинившегося мальчика — то, что в нашей церкви проходят молодежные собрания, это уже нарушение законодательства. Уполномоченный¹⁰ относится к этому снисходительно. Но ты берешь с собой детей, и они участвуют в собраниях. За это могут не только церковь закрыть, но и посадить! Ты что, не понимаешь этого?!

— Брат, я прекрасно понимаю, чем рискую — спокойно ответил Федор.

— Но ты подвергаешь опасности не только себя… — недовольно сдвинул брови Николай Никифорович.

— А, я понял, — усмехнулся мужчина. — Вы за себя переживаете. — Он невольно перешел на «Вы», словно отдаляясь и не ощущая сидящего перед ним человека братом. Федор сделал это непроизвольно, и сам не заметил, как это произошло, но пресвитер обратил внимание, и не меняя обращения, изменил тон. Теперь его «ты» стало звучать как-то колко и пренебрежительно.

— А тебя будто не волнует, что будет делать твоя семья, если тебя посадят… И это ты называешь любовью к семье, и покорностью властям, как написано в Писании?

— Я повинуюсь властям или старшим братьям, только в том, что не противоречит Библии — твердо ответил Федор и встал, показывая, что не намерен общаться в подобном тоне.

— Ты очень гордый человек! — еще сильнее нахмурился пресвитер.

— Николай Никифорович, мне кажется, Вы путаете гордость и достоинство. Кроме того, власти и Вы, к моему большому сожалению, сейчас пытаетесь заставить меня нарушить то, во что я верю. Иисус Навин когда-то сказал: «…а я и дом мой будем служить Господу¹¹». Не только «я и моя жена», но «я и дом мой».

— Ты считаешь, что я, все братья и сестры в нашей церкви, не служат Богу?! — возмутился мужчина.

— Я просто отвечаю только за себя. Вы или каждый из церкви, также может ответить только за себя — пояснил Федор Петрович.

— За подобное поведение, мы с братьями можем отлучить тебя, и тогда никто не будет принимать вашу семью! — пригрозил Николай Никифорович.

— Не переживайте, если я скажу за что меня отлучили, то будут принимать — улыбнулся он в ответ.

Пресвитер побагровел, считая возмутительным поведение и ответы новенького. Он сейчас пожалел о том, что рекомендовал церкви принять эту семью, не подозревая, что предстоит в будущем. Он действительно очень боялся уполномоченного по делам религии и всегда старался делать то, что тот говорил. Но сейчас мужчина почувствовал себя между молотом и наковальней, и не знал, что делать?

— Вы же раньше никуда не ездили? — пресвитер то ли спрашивал, то ли сообщал.

— Да, мы просто участвовали в собрании у себя — спокойно ответил Федор.

— Этого еще не хватало! — возмутился Николай Никифорович — Как тебя раньше не посадили или не закрыли вашу церковь за участие детей в собраниях?

— Наш пресвитер как-то договорился с уполномоченным — усмехнулся мужчина, промолчав о том, что участковый поселка и сам любил слушать детское пение на собраниях.

Он нередко приходил послушать, объясняя, что должен быть в курсе того, что происходит в церкви. Федор понял, если сейчас расскажет о том, что сельский участковый не доложил уполномоченному о том, что происходило во время собраний, тогда мужчина потеряет место, если не случится чего хуже. Было видно, что пресвитер церкви докладывает властям обо всем, что происходит. Страх заставляет людей делать разные вещи, даже те, о которых впоследствии стыдно рассказывать.

Глава 3

В мире нет ничего лучше и приятнее дружбы;

исключить из жизни дружбу —

равно что лишить мир солнечного света.

Цицерон

Воскресные дни Петя всегда проводил в собрании, было это в большой городской церкви или в маленьких поселковых домах молитвы, но в будни он каждый день много времени находился с Давидом и не только в школе. Уже к концу сентября ребята стали «не разлей вода». Они были вместе все время, когда родители позволяли им выйти из дома.

— А что за новый друг у тебя? — спросила Рут Вениаминовна, когда сын, как всегда в последнее время, с опозданием пришел из школы.

Обед был уже готов, но семья не приступала к трапезе без младшего сына. Обычно Давид приходил намного раньше Реувена, но сегодня старший сын уже вернулся и ушел переодеваться. Давид понимал, что задерживает всю семью, поэтому торопился и нервничал. Нехорошо заставлять всех ждать его одного.

Рут Вениаминовна заканчивала сервировку, и сейчас, увидев младшего сына, поставила вкусно пахнущее блюдо на стол. Мать очень волновалась за сына, ведь тесная дружба с мальчиком, не уважающим Заповеди, может плохо повлиять на ребенка.

— Это Петя. Он новичок в нашей школе — ответил Давид. — У него папа русский, а мама еврейка.

— А она синагогу посещает? — немного удивилась мать.

— Мам, если она бы посещала, то ты бы знала. Ты же сама говорила, что кроме нашего дома больше нигде не молятся, а синагогу снесли уже давно, — ответил сообразительный мальчик.

— Ну да, конечно… — пожала плечами Рут. — Может, когда-нибудь и она потянется к своим корням.

— Мам, а как это «потянется к корням»? — не понял Давид.

— Ну… почти каждый еврей когда-то вспоминает о своем происхождении и хочет стать частью народа. Это очень важно! Еврей без общения со своим народом теряется, растворяется среди других народов и забывает о том, кто он, и теряет связь с Единым. Но со временем, его еврейская душа начинает тосковать по Всевышнему, и тогда он приходит в синагогу и начинает исполнять Заповеди, молиться, зажигать свечи перед началом субботы, совершает тшуву¹² и познает Всевышнего. Без этого еврейская душа начинает болеть, — ответила мать.

— А моя душа тоже может болеть? — не понял Давид.

— Но ты же читаешь молитвы вместе с нами, мы всей семьей встречаем и соблюдаем субботу, вы читаете истории из Торы, поэтому ваша душа получает все, что нужно, чтобы не болеть — ответила Рут Вениаминовна, — а когда тебе исполнится тринадцать лет, ты также как твой брат пройдешь бар-мицву¹³ и тоже сможешь читать Тору с папой в синагоге.

— Мам, а зачем проходят бар-мицву?

— Понимаешь… — Рут Вениаминовна остановилась и прервала сама себя, — …иди быстренько переоденься. У отца сегодня выходной, он после обеда все тебе расскажет.

Когда трапеза подходила к концу, Рут обратилась к мужу:

— Ицик, ты бы не мог рассказать Давиду о бар-мицве? Он спрашивал, зачем она нужна?

Ицхак Абрамович неторопливо отложил столовые приборы и начал:

— Мы верим, сын, что у каждого еврея есть две души. Одна — животная душа, нефеш. Она находит удовольствие в простых радостях жизни: поесть, поспать, чувствовать безопасность и заботу других людей о себе, размножаться и так далее. Эту душу получает каждый рожденный ребенок. Но позже, когда еврейский ребенок подрастает, в его тело опускается небесная душа, нешама. Она приходит для того, чтобы звать его к Всевышнему, поднимать и преображать его тело и нефеш (животную душу). Только когда небесная душа опускается к подросшему человеку, ему можно начать изучать Тору. Обычно считается, что у мальчиков это происходит в тринадцать лет, а у девочек в двенадцать. Поэтому, когда ребенок уже вырос достаточно, чтобы начать изучать Тору, семьи устраивают праздник.

— А что радует небесную душу?

Давид был немного озадачен. Конечно, он когда-то слышал подобные разговоры, но эта тема была ему не очень интересна. Но сейчас, как папа обычно говорил: «Ребенок дорос до вопроса, значит дорос и до ответа».

— Небесной душе доставляет наслаждение приближение к Творцу, а также музыка, красота всего, что нас окружает, ведь через это нешама видит руку Всевышнего, которого очень любит. Когда мы засыпаем, нешама покидает наше тело и летит на общение с Творцом. Именно поэтому, когда мы просыпаемся, прежде чем встать, мы произносим браху¹⁴ «Благословен Ты, Господь Бог наш, Царь Вселенной, который вернул душу мою в тело. Велико Твое доверие ко мне», ведь если Всевышний дал нам Свою часть, небесную душу еще на один день, значит, доверил нам ее.

— А почему девочкам Творец дает душу раньше, чем мальчикам. Они что, лучше? — нахмурился Давид.

— Понимаешь, девочки просто быстрее взрослеют. Ведь им потом приходится приводить души человеческие на землю. Женщина в основном занимается тем, что приводит души, рождая детей, затем заботится о них, и у нее совсем мало времени на изучение Торы. Поэтому Всевышний дает ей Тору сразу в душу. Женщина должна делать намного меньше мицвот,¹⁵ и они меньше всего связаны со временем. Ведь самая главная мицва для женщины — это забота о детях.

— А еще мужчины не торопятся рождаться и взрослеть, потому что женщины к сорока годам уже устали и могут заниматься только домом. А мужикам пахать почти до семидесяти, — вмешался Реувен.

— Сын, — обратился Ицхак к старшему, — для того, чтобы ты понял, что значит «пахать», я попрошу маму на один день передать тебе все свои обязанности по дому, думаю, что ты только тогда поймешь, как непросто быть женщиной и вести хозяйство.

— Паа, — недовольно протянул Реувен. Но он понял, что уже ничего невозможно изменить и скоро ему предстоит «на своей шкуре» ощутить, что значит просто «заниматься домом».

— Рув встрял, — шепнул Давид брату, за что получил удар ногой под столом.

— Хорошо, я сделаю тебе обучающий день на каникулах, — поддержала Рут Вениаминовна, — только умственную работу по планированию домашнего бюджета, контролю за всеми приемами у докторов и прочее, расскажу только в теории. Не хочу рисковать.

Реувен раскраснелся от досады. Он так хотел безнаказанно поумничать!

— Пап, я хотел у вас с мамой спросить — перевел Давид тему разговора, — а можно мне с Петей пойти учиться играть на гитаре?

Отец задумался на некоторое время, затем неторопливо ответил:

— Мы поговорим об этом с мамой.

— А как же зоопарк? — напомнила мать.

Давид пару лет бегал помогать в зоопарк, находящийся недалеко от их дома. Ему нравилось наблюдать в террариуме за змеями. Один из сотрудников террариума согласился время от времени давать мальчику небольшие поручения и позволять ему следить за змеями и ящерицами через стекло.

— Я же не каждый день туда хожу — напомнил Давид, — а музыка только два раза в неделю.

— Ну да, если у еврейского мальчика нет с собой после школы футляра для скрипки, значит он играет на фортепиано, — усмехнулся старший сын.

Он не любил музыку и не хотел заниматься, но родители настояли, чтобы мальчик закончил хотя бы три класса музыкальной школы, и Реувен сколько-то играл на фортепиано. Из-за постоянных «войн» со старшим, родители не спешили отдать младшего сына в музыкальную школу, и вдруг, неожиданно он сам попросился.

После обеда детям нужно было сделать уроки и потом обычно, они могли идти гулять. Давид, закончив с домашним заданием, вскочил:

— Пап, а можно я сегодня в зоопарк?

— Конечно, если маме помощь по дому не нужна, — ответил отец, поднимая голову от книги.

Он все свободное время проводил за книгами, и дети привыкли видеть чуть согнутую спину отца у письменного стола. Это место было «святая святых» в доме. К папиному столу никому не разрешено было подходить. Даже мама, когда вытирала пыль, всегда возвращала книги на то самое место, где они лежали, раскрытыми на той самой странице, на которой отец оставил книгу. К столу никто не подходил, даже маленькая Софочка, и даже когда отец был на работе или уезжал в редкие командировки.

Иногда Ицхак Абрамович, вернувшись с работы, возился в небольшом садике у дома. Но работы там было не много, телевизор в семье обычно не смотрели принципиально, и поэтому времени на книги было достаточно. Дети тоже очень любили читать. Родители покупали книги при любой возможности, библиотека в доме была одной из лучших, в ней были и религиозные книги, и светские. Не все редкие произведения, лежавшие на полках в доме раввина, были в наличии в городской библиотеке. Не мало было книг по толкованию Торы. Когда власти города придумали причину, чтобы снести синагогу, сказав, что на этом месте будет строиться универмаг, в доме раввина появились все тома Талмуда.

Ицхак Абрамович забрал из синагоги всю библиотеку и свиток Торы, чтобы вернуть его, когда власти исполнят свое обещание и построят ее на новом месте. Но коммунистическая власть не торопилась выполнять обещанное, а в еврейской общине не находилось желающих настаивать или требовать что-либо. Ведь попытавшись получить обещанное здание, можно было не только не вернуть его обратно, но и поднять волну гонений на всех евреев города или республики. По всей стране закрывались синагоги и церкви. Евреям не давали возможности учиться, и тот факт, что у них в городе было спокойно и даже некоторые институты принимали евреев на обучение, привлекал многих и они приезжали в город, пополняя общину.

Конечно, в Советском Союзе не говорили, что причина того, что абитуриент, даже отличник, вдруг неожиданно «провалил» экзамен, была в его паспорте или фамилии. Но сами абитуриенты понимали, что виновата пресловутая «пятая графа» или проблема была в том, что он или она не вступили в ряды комсомола по религиозным соображениям. Некоторые молодые люди меняли фамилии и национальность в паспорте, и тогда «вдруг умнели» и поступали в институт. Поэтому здание синагоги, «неожиданно» попавшее под снос, было лишь одной из многих проблем, которые приходилось решать еврейской общине, чтобы выжить.

Но дети не много знали о проблемах, волновавших их родителей и, в общем, не очень-то хотели знать. Как только Давид получил долгожданное «можно», он рванул к дому Пети.

— Петька, давай быстрей! А то вечернее кормление пропустим — торопил он нового друга.

Ребята со всех ног пустились бежать к зоопарку. Давид давно знал калитку, которой пользовались сотрудники, и ему не нужно было платить за вход. Когда ребята появились около террариумов и аквариумов, оба тяжело дышали.

— Здравствуйте, Роман! Вы змей уже кормили? — не успев отдышаться, спросил Давид.

Молодой парень, одетый в униформу зоопарка, улыбнулся ребятам.

— Нет, я еще один аквариум не дочистил, поможешь?

— Ура! Успели! — глаза Давида заблестели. — Да, конечно! — с готовностью отозвался он. — А можно Петя тоже будет помогать?

— Конечно. Только не болтать и не развлекаться, — предупредил Роман, — а то знаю я вас, заиграетесь или заболтаетесь и что-нибудь пропустите.

— Нет, мы будем внимательно все делать — обещал Петя.

Они все вместе закончили чистить аквариум, который Роман перед приходом ребят освободил, и перешли к кормлению. Давид уже хорошо знал, сколько и какого корма сыпать различным рыбам, и они быстро справились с этой работой. Больше всего ребятам нравилось кормить змей. Кто-то посчитал бы негуманным и жестоким участие мальчишек в процессе, когда змеям скармливают живых мышей, но мальчики не думали об общечеловеческих ценностях, им просто было очень интересно наблюдать, как кобра заглатывала живую мышь целиком, а питон глотал маленького кролика. Именно ради этого они так спешили в зоопарк.

Если бы родители знали, ради чего так торопятся их дети, возможно обе семьи запретили бы сыновьям бегать в зоопарк во время кормления рептилий. Но мальчики не рассказывали дома о том, что видели, поэтому они воспринимали процесс еды как простую правду жизни.

Когда рептилии закончили прием пищи, мальчики побежали по другим своим «заповедным» местам. Давид показал Пете все любимые места в округе, а Петя отыскал новые, которые Давид не замечал, привычно пробегая рядом. Сейчас вся живность готовилась к зиме, и мальчикам было интересно наблюдать, как белка заканчивает заполнять последнее дупло припасами на зиму, жуки прячутся под старую кору деревьев. Ребята не обижали животных и птиц. Наблюдение за тем, как едят рептилии, не сделало их души черствыми, и они не воспринимали белку как возможную еду для кобры. В их семьях не было насилия, и сами ребята не желали его. Им было жаль мышей, которых съедали змеи, но самих змей оба полюбили больше, поэтому просто приходилось выбирать. Хотя, если бы им сказали сделать выбор, это было бы намного труднее. Но жизнь проходила без их непосредственного вмешательства, ребят никто не спрашивал, что делать? Мальчики, как и большинство детей, были только наблюдателями.

Глава 4

Самое высшее наслаждение — сделать то,

чего по мнению других вы не можете делать

У. Бэджот

Давид был на седьмом небе от счастья, когда родители разрешили ему начать занятия музыкой. В отличии от Реувена, мальчик был очень музыкальным, и ему нравилось играть на гитаре и петь. Он всегда радовался субботе, потому что вечером в пятницу и в течении всей субботы семья много пела. Давид знал слова всех домашних песен наизусть. Он обладал удивительной памятью, запоминая стихи со второго прочтения. Давид обычно читал стих медленно, пытаясь ощутить его музыку и понять смысл. Затем он закрывал глаза и повторял, изредка поглядывая в текст, если забывал слова. Если стих ему нравился, то даже при первом повторении Давид подглядывал два-три раза.

Из-за уникальной памяти, Давид нередко не учил стихи, которые им задавали в школе, почти всегда успевал выучить на перемене перед уроком. И из-за этого иногда попадал в проблемы, если учитель спрашивал его первым или, когда мальчик забывал вообще, что стих нужно учить. В такие моменты Петя всегда пытался выручить друга, шепотом рассказывая стих, Давид слушал и повторял за ним. Иногда это проходило незамеченным, но бывало, что не получалось скрыть, и тогда вызывали в школу обоих родителей. Поэтому матери обоих мальчиков очень скоро познакомились.

Иногда Рут Вениаминовна приглашала Петю пообедать, если мальчики после школы заходили вместе, чтобы Давид мог быстрее переодеться, если у них был урок гитары или какие-то другие планы. Но мама Давида запрещала сыну кушать в доме Теренковых. Однажды в очередной раз обеих матерей вызвали в школу из-за того, что мальчики опоздали в школу три дня подряд. Когда женщины вышли из кабинета классного руководителя, где искренне пообещали поговорить с сыновьями, Кира Марковна спросила:

— Рут Вениаминовна, когда ребята занимались музыкой у нас, Давид сказал, что вы запрещаете ему есть что-либо в нашем доме. Почему? Мне неловко, ведь Петя иногда обедает у вас, а Давид даже конфеты или печенье не берет.

— Вы не обижайтесь, но поймите нас. Мы соблюдаем кашрут¹⁶, а вы, как я слышала, не соблюдаете. Мы не хотим, чтобы Давид съел что-то некошерное по незнанию.

— А что такое «кашрут»? — не поняла Кира Марковна.

— В Законе написано, какая пища для еврея чистая, а какая нет. Мы стараемся внимательно исполнять все, что касается запретов в отношении пищи и не только, — ответила женщина.

— Я поняла, — смутилась Кира Марковна.

Она хотела сказать фразы, которые так часто слышала в церкви: «Для чистых все чисто…»¹⁷, «Все, что продается на торгу, ешьте без всякого исследования»¹⁸, но почему-то не смогла. Да и в отношении себя не была уверена, ведь Павел писал послания язычникам. Но относится ли это к евреям? В церкви, которую посещала семья, она была единственной еврейкой, и до встречи с семьей Давида женщина вообще не задумывалась о своей национальной принадлежности и связи Писания с этим фактом.

Кира Марковна не готова была серьезно заниматься этим вопросом, ведь соблюдение кашрута изменило бы всю их жизнь, весь быт семьи. А десять ртов не просто прокормить, даже если не задумываешься о разрешенной или запрещенной пище. Она и раньше, читая закон о чистой и нечистой пище, радовалась тому, что для язычников есть серьезные послабления. Кира Марковна сама была из еврейской семьи, но родители были атеистами и не придерживались никаких еврейских традиций, когда их дочь познакомилась с верующим парнем, сильно противились. Но Кира вышла замуж против воли родителей, и тогда они надолго прекратили общение. Когда у Киры стали появляться дети, бабушка и дедушка также были против того, что их много, хотя иногда все же посещали семью, привозили подарки на Новый год, но никогда не приезжали на Рождество. С днем рождения детей не поздравляли, сообщив, что делали бы это, если бы детей не было так много. Кира Марковна с детства праздновала только советские праздники, о пище знала только, что у евреев не едят молочное и мясное вместе, хотя ее родители свободно ели бутерброды с колбасой и сыром по утрам, запивая кофе с молоком.

Через несколько минут все же поинтересовалась:

— А могу я угощать Давида простыми карамельками или фруктами? Мне тоже хочется его порадовать.

— Да, конечно. Если Вы действительно хотите порадовать его, я могу передать вам список того, что ему можно. Я вижу, что Вы порядочная женщина и по-своему богобоязненная, хотя и христианка, поэтому я верю, что вы не станете обманывать его и давать запрещенное.

— Я очень благодарна вам за доверие! — искренне ответила Кира Марковна. — Спасибо, что приняли нашего сына и не запрещаете мальчикам дружить. Пете всегда трудно было найти друзей, а с Давидом ему очень хорошо.

Она хотела поинтересоваться, что же такого ругательного для Рут Вениаминовны в слове «христианин», но не стала поднимать сложные вопросы, решив поговорить об этом, когда семьи познакомятся поближе. Да и серьезно изучить то, во что верили Гринберги, тоже не мешало бы перед разговором. Ведь их вера была основана на той же Библии, которую читали в семье Теренковых. Но Кира Марковна была не сильна в познании Ветхого Завета и переживала, что скажет что-то не верно.

— И Давид очень привязался к Пете — ответила Рут Вениаминовна. — Я была удивлена. Обычно наш сын не подпускает людей так близко. Петя хороший друг. Мне хочется, чтобы эта дружба сохранилась.

— И мне тоже — улыбнулась Кира Марковна — хоть нас и вызывают иногда в школу.

— Мальчики просто растут — отмахнулась Рут Вениаминовна, — пусть лучше опоздают из-за того, что лазали по деревьям и проверяли дупла, чем по другим поводам. Наш старший уже хулиганит и какие-то группы посещает… все боимся, что милиция в дом заявится. Пытаемся вразумить его всеми способами.

— Я согласна с Вами, — улыбнулась Кира Марковна — они еще дети и забавы их так просты! Наши двое старших уже семейные, но средние тоже иногда спать не дают. Надеемся на милость Божью, что повзрослеют и не испортят себе жизнь.

Петя с удовольствием помогал Давиду осваивать гитару. Преподаватель тоже был доволен, что друзья стали играть вместе, скоро он стал давать задания для парной игры, и они начали играть вдвоем. Первый концерт, который прошел в актовом зале музыкальной школы, был для ребят и их семей настоящим событием. Даже старшие брат и сестра Пети со своими семьями приехали на него.

Пете очень понравилось выступать на публике, и он стал разучивать христианские песни и подыгрывать, когда они с семьей пели на собрании. В один из дней он предложил Давиду разучить какую-нибудь песню и сыграть на собрании, но Давид категорически отказался.

— Мои родители никогда не разрешат, чтобы я выступал на ваших собраниях, — ответил он — я вообще удивился, что они позволили нам дружить.

— Ладно, как хочешь, — спокойно согласился Петя.

Но придя домой, он спросил у матери:

— Мам, а почему родители Давида не разрешают ему сходить на собрание?

— Понимаешь, сын, иудеи не признают Иисуса за Мессию. Они считают Его обманщиком. Обычно они никогда не разрешают своим детям дружить с христианами, потому что считают, что христиане виноваты в смерти тысяч евреев, — ответила Кира Марковна.

— А это правда? — удивился Петя.

— Да, это правда, к большому сожалению. Люди делали много зла, считая, что этим служат Богу. Часто они говорят: «Вы, жиды, нашего Христа распяли», забывая при этом, что Иисус тоже был евреем. Сколько себя помню, мои родители всегда были атеистами, но все равно люто ненавидели христиан, считая их виноватыми за уничтожение евреев во время войны. Ведь фашисты загоняли евреев в газовые камеры и расстреливали даже грудных младенцев с лозунгом «с нами Бог». Это было страшно!

— Как же так? Ведь Бог есть любовь, как можно называться верующими и убивать детей? — мальчик был поражен и не понимал, как можно совместить подобное.

— Когда ты вырастешь, может быть, узнаешь больше. Люди нередко прикрывают свою жестокость и грех именем Божиим, и как в Библии написано: «…и через них путь истины будет в поношении»¹⁹ — поэтому евреям очень трудно общаться с христианами. Вся история евреев наполнена страданиями от рук христиан.

— Но как же я тогда смогу рассказать Давиду об Иисусе? — расстроился Петя.

— А ты и не рассказывай. Просто дружи с ним. Понимаешь, в Библии написано, что Бог закрыл глаза иудеям на Иисуса для того, чтобы язычники получили спасение,²⁰ и потом сказано, что весь Израиль спасется, когда в Царство Божие войдет полное число язычников²¹. Я верю в это. Думаю, что когда придет время Давида, то ваша дружба и наше общение сыграют свою роль в том, что и семья Гринбергов примет Иисуса, как своего Мессию. Но не нужно бежать впереди Бога. Евреи — Его народ и я верю, что Он и без нас справится с воспитанием Своих детей. Ты же видишь, что они изучают и стараются исполнять Писание, молятся, и Бог отвечает им. Как ты думаешь, если они без нас получают ответы на свои молитвы, Бог сможет сам сказать им о том, что Иисус — это Мессия Израиля?

— Конечно может! — рассмеялся Петя, — Бог же не нуждается в нашей помощи! Он Сам все может. — И вдруг мальчик задумался. — А почему тогда мы неверующим рассказываем об Иисусе? Бог же им тоже может рассказать.

— А к неверующим Бог послал нас, чтобы мы учились проповедовать. Он же нас воспитывает, поэтому поручил нам эту работу. Если бы Он все делал без нас, тогда мы бы чувствовали себя совсем ненужными — улыбнулась Кира Марковна.

— Так значит, Бог воспитывает верующих, как вы воспитываете нас? — догадался мальчик.

— Ну конечно. Ты же знаешь, что взрослые могут всю работу сами сделать, но мы поручаем вам, чтобы вы учились трудиться, учились самостоятельности, — мать прижала к себе голову сына, и Петя обнял ее. Мальчик задумался.

— Мам, а тебе же папа рассказал про Иисуса, и ты поверила в Него. Разве это было неправильно?

— Иисус сказал: «Итак идите, научите все народы,…»²² Когда мы с папой познакомились, я совсем не верила в Бога, не умела молиться, и мои родители тоже, поэтому я принадлежала к тем самым «всем народам», и это было здорово, что я узнала об Иисусе и увидела Его путь! — улыбнулась Кира Марковна — Я буду рада, если Давид и его родители тоже захотят услышать об Иисусе, но мы не должны их убеждать против их воли. Иисус же говорит: «Я стою у двери и стучу».²³ Он не входит без приглашения.

— Я люблю тебя, мама!

— И я тебя — мать нежно поцеловала курчавую белокурую макушку сына.

Кира Марковна и сама была из редкой «породы» светлых и голубоглазых евреев, поэтому только в лицах детей можно было увидеть характерные народные черты.

Петя продолжал дружить с Давидом, не поднимая спорных тем, и их дружба становилась только крепче, ведь оба мальчика воспитывались на Заповедях и любви к Единому Богу.

Ребята нередко сами находили произведения для гитары, которые можно было исполнять вдвоем, и разучивали их. Прошло три года, и они стали импровизировать на двух гитарах, чем развлекали всю молодежь на улице по вечерам. На улице их прозвали «черно-белое кино», имея ввиду цвет волос мальчиков и их способность превращать песни в целые спектакли.

Родителей обоих ребят тревожила эта популярность во дворе, и они пытались вместе придумать способ без давления убедить ребят уйти с улицы. Ведь не только дворовая молодежь слушала и училась, но и Петя с Давидом приносили в дом сленговые выражения, которые совсем не радовали их близких. Рут Вениаминовна уже пару раз ощутила запах табака от них обоих.

Ицхак Абрамович предложил ребятам устраивать выступления в их домашней синагоге, исполняя сложные в музыкальном отношении, но очень красивые старинные песни «нигун», что существенно повышало профессиональный уровень ребят.

Нередко произведения вызывали слезы на глазах благодарных слушателей, ведь эти песни пели еще их деды и прадеды. Так что старые нотные тексты, записанные цифрами, которые отец спас, принеся их из разрушенной синагоги, пришлись весьма кстати. Кроме того, своим предложением Ицхак Абрамович пытался постепенно ввести Петю, еврея по маме, в мир традиционных еврейских ценностей.

В остальном мальчики с возрастом не сильно менялись. Все также время от времени родителей вызывали в школу, потому что друзья не могли удержаться от проказ. В один из дней Рут и Кира, уже как старые подруги, договорились встретиться у школы. Увидев входящую в ворота школы мать Давида, Кира поздоровалась:

— Доброго Вам дня! Светлана Викторовна Вам не сказала, что они в этот раз натворили?

— Нет. Она сказала, что все объяснит при встрече, — ответила Рут Вениаминовна.

— И мне то же самое сказала. Интересно, что же на этот раз? — вздохнула Кира Марковна.

Когда женщины вошли в пустой класс, Светлана Викторовна прошла к раскрытой двери и прикрыла ее. Обе матери напряглись, что за секреты у классной руководительницы? Когда учительница вернулась к своему столу, она выглядела немного смущенной.

— Понимаете, ваши мальчики, конечно, не злые… но доставляют столько хлопот!

— Что они опять сотворили? — нахмурилась Кира Марковна.

— Дело в том, что недавно на уроке биологии ребята проходили теорию Дарвина… — вздохнула Светлана Викторовна. Обе матери начали догадываться, о чем пойдет речь, но дальнейшее их удивило. — Ваши дети, как я понимаю, несмотря на разность религий и воспитания, оба верят в то, что людей создал Бог, — вздохнула учительница.

— И что, Вы хотите сказать, что они должны идти на компромисс со своими убеждениями? — тоже нахмурилась Рут Вениаминовна.

— Ну, это совсем не обязательно. Преподаватель биологии даже специально не спрашивала их по этой теме. Сейчас в стране не так сильно борются с религией, и с нас уже не требуют переубеждать верующих детей. Но ваши мальчики подняли целую волну! Они сами нарываются на неприятности! Раньше вас самих уже посадили бы за ваших детей! — голос преподавателя зазвенел возмущением.

— Так что же они сделали? — попыталась добиться Кира Марковна.

— Они где-то нашли маски обезьян и на переменах устраивали шоу. Я понимаю, что ребята у вас творческие, и им хочется внимания. Но они изображали сначала одноклассников, и все остальные должны были угадать, кого они изображают. А потом, когда все ребята не захотели признавать свою связь с обезьянами и сообщили, что их, также как Петю и Давида, создал Бог, тогда ваши дети стали изображать преподавателя биологии, и других учителей, очень красочно рассказывать из какого племени произошли те взрослые, которые придерживаются теории Дарвина — раскраснелась классная руководитель — смех класса был слышен по всей школе! К ним на представления стали сбегаться из других кабинетов. Конечно, — она едва смогла сдержать улыбку, — я видела часть их шоу, могу признать, очень творчески и остроумно. Но весь преподавательский состав написал жалобу директору за оскорбление. Теперь почти у каждого учителя есть обезьянья кличка, даже у директора.

Кира Марковна попыталась сдержать улыбку, чтобы не обидеть учительницу.

— Ну что ж, думаю, что это довольно эффектный способ отстоять свои убеждения.

— Соглашусь, что их способ творческий и достаточно действенный. Даже я теперь не могу признаться перед учениками, что придерживаюсь теории Дарвина. Слишком хорошо знаю, чем это закончится! — воскликнула Светлана Викторовна.

— Так значит, у Вас еще нет клички? — лицо Рут Вениаминовны казалось непроницаемым и только в глубине карих глаз сверкали смешинки.

— Надеюсь, и не появится, — учительница не знала, смеяться ей или возмущаться. Но она была обязана попытаться как-то реагировать на жалобы. — Я уже боюсь эту черно-белую кудрявую парочку! В прежние времена за свой колкий язычок они сидели бы уже в детской колонии, или их отцы отправились бы в тюрьму или на этап!

— Мы обязательно поговорим с детьми, — честно пообещали матери.

— А с вашей творческой парочкой что-то надо делать! Когда Теренков только приехал, и я увидела эти черно-белые курчавые головы за партой, то сразу подумала, что все мы хапнем еще проблем с ними! Этим мальчикам нужно выступать, иначе они сами придумают, как это делать, и вряд ли всем нам понравятся их выдумки. Мальчики смотрятся очень фактурно и просто рвутся на сцену, знаю я таких! Если не дать им реализоваться в чем-то серьезном, они ради аплодисментов начнут что-нибудь плохое вытворять и тогда это шоу обезьян всем нам покажется игрушкой, — предупредила Светлана Викторовна.

— Спасибо Вам за мудрость и заботу о детях! — искренне поблагодарила Кира Марковна. — Мы обязательно поговорим с детьми.

— Спасибо, что Вам небезразлично их будущее! — откликнулась Рут Вениаминовна.

Женщины ушли домой, и детей дома ждал серьезный разговор. Несмотря на некоторое послабление и «ветер свободы», который витал по стране, все же столь яркие проявления свободомыслия могли оказаться источниками серьезных неприятностей для обоих семей.

В один из дней Ицхак Абрамович пришел домой очень довольный.

— Милая, — обратился он к жене — кажется, я нашел способ убрать детей с улицы.

— И что это за способ? — поинтересовалась женщина.

— Один мой знакомый предложил организовать их выступления в нескольких домах культуры. А если они согласятся, им придется немало поработать, чтобы подобрать себе хороший репертуар. И Сергей (тот мужчина, который все организует), тоже может что-то предложить для их репертуара.

— Это прекрасная мысль! — обрадовалась Рут Вениаминовна. — Только бы не возникла проблема с родителями Пети.

— А какие проблемы могут возникнуть? — не понял Ицхак Абрамович. — Это же уникальная возможность для мальчиков!

— Я уже немного познакомилась с их семьей и предполагаю, что проблемы могут возникнуть, — вздохнула Рут, — Кира Марковна иногда говорит кое-что об их образе мышления.

— Надеюсь, она не пытается сделать тебя христианкой-антисемиткой? — напряжение в голосе мужа буквально зазвенело. Он даже не пытался этого скрыть.

— У нее хватает разума не пытаться меня переубедить, она тоже достаточно хорошо меня знает, чтобы понимать бесполезность этой затеи, — спокойно ответила Рут. — Пообещай мне, что пока ничего не будешь говорить мальчикам. Я не хочу вносить разлад в их семью. Ведь я уверена, что Петя загорится этой идеей. Лучше я сначала с Кирой Марковной переговорю.

Рут Вениаминовна заглянула в комнату сына, он ушел.

— Наверное, опять на улицу, — тяжело вздохнула она, — как же трудно бывает с подростками!

Затем она подошла к телефону и набрала номер, ставший привычным в последние годы. Гудок скоро прервался звонким девичьим голосом дочери Теренковых, которая лишь на год была старше Пети.

— Алло!

— Добрый день, Наташенька, маму можешь пригласить к телефону? — спокойно сказала Рут.

— Да, конечно, Рут Вениаминовна, — с готовностью откликнулся голосок — мама!

Когда Кира Марковна подошла к аппарату, Рут рассказала ей об идее мужа.

— Может быть, это поможет сделать так, чтобы наши дети без давления и ссор в семьях перестали бы сидеть на улице? — закончила она.

— Мне нужно поговорить с мужем, — в голосе Киры не было слышно энтузиазма. — Вам не кажется, что это подогреет их подростковую гордыню?

— Простите, Кира Марковна, у подростков скорее не гордыня, а незнание себя и ужасная неуверенность, — возразила Рут Вениаминовна. — Хотя конечно, Вы уже четверых детей определили, а мои все еще растут, но разве я не права? Их показная гордость только прикрывает неуверенность.

— Может, Вы и правы? — помялась Кира Марковна.

— Когда-то я слышала фразу, что гордость — это «вопли выброшенной на задворки личности». То есть гордится тот, кто не знает, за что может себя уважать. А если мальчики начнут выступать, тогда поймут, как мало еще знают и умеют на самом деле. Ведь это не дворовую детвору развлекать. А если на самом деле добьются чего-то, то будут знать, сколько труда за этим стоит…

Женщина не стала больше уговаривать свою собеседницу. Она не хотела результата любой ценой. Тора и другие священные книги учили ее важности права каждого человека на выбор, во что верить и как поступать в жизни.

Кира Марковна отошла от аппарата в задумчивости. Она пошла на кухню, продолжая размышлять об услышанном. Ее память услужливо подбросила слова из Библии, когда Авраам хотел похоронить Сарру «…Сыны Хета отвечали Аврааму и сказали ему: послушай нас, господин наш; ты князь Божий посреди нас;»²⁴ Если бы Авраам не был знаменитым мудрым князем, тогда его слова звучали бы намного менее серьезно для окружающих. И когда Павел писал к Коринфянам: «…Но я думаю, что у меня ни в чем нет недостатка против высших Апостолов…» и дальше: «Они Евреи? и я. Израильтяне? и я. Семя Авраамово? и я. Христовы служители? (в безумии говорю:) я больше…»²⁵ Если бы Павел не обладал прекрасным образованием и не сделал бы так много, то люди, мечтающие унизить или уничтожить его весть, смогли бы сделать это.

Получается, если человек добивается чего-то важного для окружающих, это не делает его гордецом, ведь некоторые гордятся даже собственной никчемностью и даже грязью своего жилища. Причину для гордости можно придумать из ничего. Но люди, которые много трудятся и многого достигли, чаще бывают скромными.

«Возможно, все же Рут Вениаминовна права, достоинство и гордость совершенно разные вещи».

Когда Федор Петрович пришел с работы, Кира Марковна успела многое передумать и прочитать места из Писания, которые помнила не точно, и все же разговор был не простым. Родители Пети были воспитаны на утверждении, что публичные выступления вне церкви недостойны верующего человека. И тот, кто это делает — грешит. Если бы их сын был членом церкви, то это могло бы оказаться для него чревато серьезными разбирательствами.

Первой мыслью обоих родителей было — запретить. Но здравый разум говорил, что Рут Вениаминовна права, и получить популярность среди уличной «братвы» намного проще, и эта популярность значительно опаснее для их детей. Родители Пети не раз ощущали запах табака от одежды сына, да и речь его изменилась и оставляла желать лучшего. Поэтому, они предпочли разбираться с реальной опасностью, оставив в стороне предполагаемую.

Родители Пети также знали, что если они нарушат общепринятое правило, даже если оно не основано на Библии, то им придется отстаивать свое решение перед всеми в церкви, а это не просто. Поэтому, обсуждая предложение, они думали не только о своей семье и своей жизни, но и заранее готовили аргументы для всего собрания. Если бы им пришлось принимать решение раньше, до переезда, то они не волновались бы. Их бывший пастор был очень разумным человеком и научил всех прихожан думать не шаблонами «у нас так принято», а находить веские основания своими решениям в Библии. Но это было раньше. Сейчас все обстояло иначе — их семья и так «в немилости» у руководства.

После долгих рассуждений родители все же рискнули сообщить Пете о предложении Ицхака Абрамовича, о чем Кира Марковна сразу сообщила Гринбергам, и те в свою очередь сказали Давиду. Дети были очень возбуждены и взволнованны. Они понимали, что еще не готовы к серьезным выступлениям, но сама возможность вдохновляла.

Ицхак Абрамович оказался прав, — мальчики совершенно перестали выходить к дворовой компании, у них просто не осталось для этого времени. Сергей сдержал свое слово, и как только мальчики подготовили несколько произведений, он включил их в программу концерта, который подготовил с другими подростками.

Глава 5

Не бывает великих дел

Без великих препятствий

Ф. Вольтер

Реувен уже выглядел совсем взрослым. Он учился в институте на инженера, но самой важной частью его жизни были встречи с молодыми сионистами. Группа студентов встречались вечерами, много спорили и шумели. Многие из них, включая Реувена, учили иврит и готовились уехать в Израиль. Все они были уверены, что каждый еврей должен вернуться в Израиль. Парни собирали по крохам все новости с исторической родины и пытались научиться всему, что может пригодиться в Израиле. Реувену удалось достать военный мощный радиоприемник, и ночами он слушал радиостанцию «Свобода», пытаясь узнать как можно больше о стране своей мечты. Он даже английский стал учить, чтобы понимать некоторые радио передачи.

Около каждого города в Советском Союзе стояли антенны «глушилки», и очень сложно было хоть что-то услышать, кроме радиопередач, разрешенных властями. Но теперь парень мог ночами слушать вещание зарубежных радиостанций.

— Сын, не стоит так рисковать! — пытался урезонить отец. — Раньше за такое посадили бы!

— Пап, может быть, ваше поколение привыкло жить в страхе, но я уверен, что должен сделать все, чтобы уехать на родину! — горячо возражал Реувен.

— Твоя родина здесь, — напоминала мать — ты родился в СССР.

— Нет, мам, родина каждого еврея Израиль. И пока все мы не соберемся в нашу Страну, Машиах²⁶ не придет, и эра Машиаха не наступит.

— Сын, с чего ты взял? Ведь Машиах придет тогда, когда каждый еврей совершит тшуву²⁷ и приблизится к Творцу. И это совершенно не связано с переездом в Израиль, — удивился и даже возмутился Ицхак Абрамович.

— Папа, мы с ребятами изучаем труды равва Кука,²⁸ и он говорит, что эра Машиаха может наступить только тогда, когда Израиль вернется в Святую Землю.

— Где вы набрались таких идей!? — возмутился раввин — разве ты не знаешь, что в нашей синагоге запрещены его труды? Наш старший раввин запретил изучать его работы.

— Старший раввин не Всевышний! — дерзко ответил Реувен. — Мы изучали и будем изучать равва Кука. Тогда тебе придется меня отлучать от синагоги, но я не откажусь от идеи сионизма. Я сделаю все, чтобы уехать!

— Безумный мальчишка! — раскричался Ицхак Абрамович. — Ты сведешь нас с матерью в могилу! Разве ты не знаешь, сколько хороших молодых людей уничтожили свою жизнь из-за этой идеи, сколько умных парней сидит в тюрьмах, потому что рвались уехать? Ты даже учебу еще не закончил. Неужели ты не можешь подождать со своими идеями?

— Нет, не могу, — резко ответил Реувен.

— Я понимаю, почему наш главный раввин запретил читать труды равва Кука, — вздохнула Рут Вениаминовна — он смущает молодые умы, и потом они ломают свою жизнь ради его идей! Сын, посмотри, сейчас в стране происходит много важных вещей, может когда-то опять границы откроют, как в семидесятых годах… Не спеши. Просто учись, приобретай профессию. Если ты уверен, что должен жить в Израиле, тогда подумай о том, насколько больше полезного и доброго ты мог бы сделать, если закончишь институт.

Мать старалась не возражать сыну, зная его упрямый характер. Она видела, что возражения отца только подзадорили сына. Он всегда был природным бойцом. Но на самом деле она очень боялась, что старший сын повторит судьбу многих молодых еврейских ребят и девчат, которые пытались получить разрешение на выезд из страны. Сейчас многие из них сидели в тюрьме, или недавно освободились и безуспешно искали хоть какую-то работу после тюрьмы. Да и в самом Израиле шла бесконечная война, гибли люди. Женщина не готова была отдать своего старшего сына на смерть ради идеи.

Реувен замолчал. Он решил не тратить силы и время на споры, но разговор с родителями только добавил парню решимости. Он узнал адрес посольства Израиля и написал письмо, спросив, какие документы нужны для того, чтобы его пустили в Израиль. Реувен очень ждал ответа, но вместо этого его вызвали в деканат.

— Гринберг? — поинтересовалась декан, как только парень переступил порог.

— Да. Вызывали? — то ли сообщил, то ли спросил он.

— Вызывала, — вздохнула женщина. — Что же ты, Гринберг так подставляешь наш институт? Мы сквозь пальцы смотрели на то, что вы учитесь у нас, но теперь, после твоего письма в посольство Израиля в Москву, мне приказано проверить всех наших студентов. А тебя — исключить за неуспеваемость.

— Но у меня же почти все пятерки?! — возмутился Реувен. — Мне все говорят про красный диплом, а Вы говорите «за неуспеваемость»!

— Но ты же не маленький, — декан посмотрела на бумаги на ее столе, явно пытаясь прочитать имя, — Реувен. Ты же и так как красный флаг выделяешься! Родители не потрудились фамилию сменить и назвали тебя так, словно всем сообщали свою национальность.

— У нас свободная страна! — гордо вскинул голову парень.

— Мальчик, ты в какой сказке живешь? — усмехнулась женщина.

— Но все говорят о том, что будет перестройка, — начал Реувен.

— Но перестройка вряд ли коснется этой части жизни страны. Враги Социализма всегда будут классовыми врагами! — крикнула декан. — Освободи кабинет! С этого дня ты не учишься в нашем институте, дерзкий мальчишка! И пусть все твои братья-евреи скажут тебе спасибо, больше никто из них не будет у нас учиться!

— Но остальные-то здесь при чем?

— Мы даем вам образование, лучшее в мире, а вы потом уедете и употребите это в войне против нас! Вы — враги!

— Но Израиль не воюет с СССР, — тихо напомнил Реувен.

— Пока, — вскинула голову декан. — Кто вас знает!?

Реувен опустил голову, в его груди клокотала ярость. Он понимал, что своим поступком и поведением и так навлек беду на всех евреев, учащихся в институте, и едва мог сдержаться, чтобы не наговорить еще что-нибудь.

— Если попробуешь спорить или настаивать на восстановлении, сядешь в тюрьму, — буквально зарычала женщина.

Реувен вышел из кабинета с чувством, словно его ударили по голове. Он почти не соображал. Одно дело говорить что-то и спорить в кругу друзей-единомышленников, но что он мог сделать против политической машины огромной страны? Сейчас парню казалось, что вся его жизнь пошла под откос. Подобного результата он никак не ожидал от простого письма с вопросами. Теперь было ясно, что до посольства письмо не дошло.

Реувен вышел на улицу и подставил пылающее лицо под холодные капли осеннего дождя. Он только сдал первую сессию второго года обучения в институте, и вдруг все рухнуло.

«Что я скажу родителям? — мучительно соображал Реувен. — Понятно, что про письмо говорить нельзя. Может быть декан не скажет, почему вдруг решила «очистить институт от евреев»? Тогда не придется ничего объяснять. В стране вообще было мало городов и республик, где евреям давали возможность учиться. Вот и еще один институт закрылся для нас», — вздохнул он.

Парню невыносимо было осознавать, что его неосторожный поступок привел к таким последствиям и для него, и для многих других студентов. Все эти ребята выросли на осознании того, что им нужно быть лучшими, чтобы выжить во враждебном мире, и все они старались учиться «на отлично», и если бы не это злополучное письмо, то могли бы спокойно продолжить учебу. Но сейчас уже ничего невозможно было изменить.

Это был первый серьезный урок для Реувена, как много может сделать одно слово или одно письмо.

Когда дома он сообщил, что его выгнали из института, родители сильно расстроились. Реувен также сообщил, что декан обещала «вычистить» институт от «врагов» и это было еще одной причиной для расстройства.

— Что ж, — тяжело вздохнул Ицхак Абрамович. — Я могу устроить тебя к нам на фабрику.

— Нет, пап, спасибо! — покачал головой Реувен. — Я сам найду работу. А учиться? — парень резко поднял голову, — не хотят, не надо. Тогда я буду учиться в Израиле. Я обязательно уеду! — решительно заявил он.

Мать развела руками и вытерла слезы. Она сильно волновалась за будущее сына.

Реувен устроился на работу в мастерскую по ремонту электронных устройств и с первой зарплаты стал откладывать часть денег на поездку в Москву. Родителям он сказал только о том, что никогда еще не был в столице и очень хочет там побывать. На самом деле главной целью парня было посольство Израиля. Он решил во что бы то ни стало попасть в него. Ребята из общества сионистов рассказывали, что был один парень²⁹, который еще в шестьдесят седьмом году сумел попасть в посольство и взять список документов, необходимых для репатриации, а в шестьдесят девятом году добился того, что ему и еще нескольким ребятам дали возможность уехать в Израиль. Реувен знал, что некоторые из этих активистов сионистского движения прошли через тюрьмы, но даже это его не останавливало.

Реувен совсем не хотел попадать в неприятности, но морально все же был к ним уже готов. Поэтому, почти через год, в начале лета, он взял билет на самолет до Москвы. Теперь парень был даже рад, что его выгнали из института. Ведь работая, он быстрее накопил денег на поездку, и теперь мечта стала ближе.

Родители догадывались о намерениях сына, но видели, что не смогут удержать его и поэтому, предупреждая об опасности, все же не ставили ультиматумов. После отчисления из института сын стал осторожнее в словах и поступках, но оставался намного более отчаянным, чем родителям хотелось бы.

Ицхак Абрамович позвонил своему старому приятелю из городского отдела образования и тот вышел на декана университета. Инцидент удалось «замять», больше никого из института не отчислили, но Реувен не вернулся. Он был настроен очень решительно и собирался продолжить учебу только в Израиле.

Ицхак Абрамович и Рут Вениаминовна поговорили с раввином московской синагоги, чтобы тот поддержал их сына, если в этом будет нужда. Но Реувен даже не зашел в синагогу, только позвонил и сообщил, что у него все хорошо. Он не хотел обременять никого и подставлять под опасность тоже. Первая ночь в Москве прошла почти без сна. Парень встал очень рано. В ближайшем киоске Союзпечати он купил краткий путеводитель по московскому метрополитену и карту города и сразу отправился к посольству.

Парень решил в первую очередь сделать то, ради чего прилетел в столицу.

«Если меня не арестуют, тогда похожу по музеям, пофоторгафирую Москву на память» — решил он, оставив этим утром фотоаппарат и папку с документами у администратора, в сейфе недорогой гостиницы.

Реувен ничего не сказал раввину московской синагоги о цели свой поездки, ведь он был другом родителей и не поддерживал сионистского движения. Сразу же по приезде в город Реувен позвонил, как и обещал родителям, сообщил раввину о том, что у него все хорошо, передал привет от родителей и положил трубку.

Он нашел здание посольства Израиля, когда все организации были еще закрыты. Он не стал маячить перед воротами, чтобы не обращать на себя внимания милиционера, охраняющего вход. Вооруженный постовой медленно прохаживался от одного края ворот до другого, внимательно поглядывал по сторонам, но на людей, спешащих по своим делам, проходивших по тротуару мимо ворот, он не смотрел. Реувен запомнил это и пошел на соседнюю улицу.

Дождавшись начала времени работы посольства, которое было указано на входной табличке, парень пошел к воротам, изображая, что, как многие прохожие, торопится мимо на работу. Но когда он поравнялся с открытой калиткой, Реувен рванул в сторону и побежал. В это время охранник подходил к противоположной колонне, на которой крепились ворота. Пока он повернул и заметил Реувена, тот уже вбегал в открытую калитку. Солдат крикнул:

— Стой! Туда нельзя!

— Вы же не будете сюда входить? — сообщил или спросил парень, пересекая небольшой двор посольства.

Постовой нажал на кнопку рации и быстро заговорил, но Реувен уже не слышал, чем именно говорил охранник, он входил в здание. Теперь уже можно было не торопиться. Парень вошел, огляделся и спросил у подошедшей к нему женщины:

— Скажите пожалуйста, где я могу узнать, какие документы нужны для репатриации в Израиль?

— Вы смелый юноша, — покачала головой женщина — знаете ли вы, что на обратном пути вас будут ждать у ворот?

— Да, я думаю, что так и будет, — ответил он.

— Тогда Вас это не удивит, — спокойно сообщила женщина — пройдемте со мной.

Реувен подошел к ее рабочему столу, и сотрудник посольства рассказала, что нужно делать, чтобы получить право на алию³⁰. Затем она дала несколько буклетов и напомнила:

— Скорее всего у вас их заберут, когда Вы отсюда выйдете. Поэтому советую Вам прочитать их здесь.

Реувен внимательно прочитал буклеты, стараясь запомнить все до мелочи. Он чувствовал себя первопроходцем, хотя способ, который он использовал, был не новым. Когда-то, еще в тысяча девятьсот шестьдесят седьмом году то же самое сделал тот парень, который сумел вырваться из Советского Союза³¹. Но в жизни бывшего студента подобное было впервые, и кровь стучала в висках от волнения.

После прочтения буклетов, Реувен сунул их в носки, обернув вокруг ноги. Он надеялся, что обыскивать будут только карманы. Выходя из здания, Реувен увидел милицейский «бобик», стоявший у ворот.

«Это за мной» — догадался парень и не ошибся.

— Руки! — рявкнул солдат, теперь держа автомат наперевес.

Реувен поднял руки, показывая пустые ладони. Рядом с постовым стояли два милиционера. Третий сидел за рулем «бобика».

— В машину! — приказал старший из группы.

Реувен повиновался, и его отвезли в отделение милиции. Там его долго допрашивали, но он заранее подготовил возможные ответы.

— Но ты понимаешь, что нарушил закон, переступив границу чужого государства? — нахмурился допрашивающий.

— Как? Я же границу не перешел! — Реувен изобразил удивление. — И сотрудники посольства все живут в Москве. Они же не в Израиле живут.

— Может быть ты не понимаешь, но таковы правила, — милиционер объяснял простые вещи молодому человеку, будто тот просто дебил.

«Значит пока получается разыгрывать простачка — мысленно усмехнулся Реувен. — А вдруг пронесет?»

Глава 6

Лишь тот достоин жизни и свободы

Кто каждый день идет за них на бой

И Гёте

Его продержали в отделении милиции два часа, но потом отпустили, сделав устное предупреждение. Когда парень покидал местное отделение, он просто ликовал! Даже брошюры, которые он спрятал в носки, не нашли. Милиционеры проверили только карманы. Теперь у Реувена была вся необходимая информация, и парень предполагал, что бумаг, которые он привез с собой из дома, будет достаточно. Он заранее сделал фотографии всех документов и распечатал их. Сегодня Реувен узнал, что оригиналы нужны будут только при официальном собеседовании. А это значит, что заявление на репатриацию он сможет подать, не уезжая из Москвы.

Оригиналы документов семьи Реувен взял с собой, не сообщив об этом родителям. Он предполагал, что они могут «встать на дыбы» и не дать. В их семье документы доставали только по необходимости, и он надеялся, что дома не заметят пропажи до его возвращения. Именно поэтому парень сфотографировал их, чтобы не утерять в случае ареста. Реувен узнал, что в посольстве стоит копировальный аппарат, но боялся, что милиционеры могут забрать оригиналы документов, когда он выйдет из ворот. А теперь парень пожалел, что не взял фотографии с собой, потому что тогда можно было бы заполнить анкету сразу, в первое же посещение.

Шагая по улицам Москвы, Реувен улыбался. Он чувствовал себя победителем. Информация не только для его семьи, но и для друзей сейчас находилась у него. Сотрудница посольства была настолько мила и доброжелательна, что даже дала ему с собой копию пустой анкеты, хотя по правилам не должна была этого делать. Но она хорошо знала, как трудно людям пробиться в посольство, чтобы заполнить анкету там.

До отъезда из дома Реувен взял у друга адрес одного из молодых активистов движения в Москве. Сейчас, победно шагая по тротуару, он искал телефонный аппарат и рылся в кармане в поисках двухкопеечной монеты.

По телефону молодые люди по правилам сообщества ничего не обсуждали, поэтому Реувен только представился, сообщил откуда приехал и сказал, что у него есть информация. На том конце провода сообщили, где ребята могут встретиться. Снова пригодилась карта метрополитена, и скоро он выходил из подземки на станции, которую ему назвали по телефону.

Реувен был рад, что парень по телефону сказал, что встретит на выходе. Когда он вышел из метро, то только начал оглядываться, как к нему подошел русоволосый молодой человек славянской внешности.

— Ты мог бы про синюю рубаху и не говорить, — вместо приветствия произнес он — твое лицо как израильский флаг, ни с чем не перепутаешь.

— А о тебе я этого бы никогда не сказал. Я — Реувен.

— Помню, Гриша мне немного рассказал о тебе по телефону, — ответил незнакомец. — Я, — Миша, Мойша, здесь большинство скрывают национальность, иначе ни учиться, ни работать нормально не дадут, — добавил он виноватым тоном.

— Ты так замаскировался, что даже лицо и цвет волос на генном уровне поменял, — улыбнулся Реувен. — Не переживай, я понимаю. У нас все вроде немного мягче, но из института меня все равно выперли, несмотря на учебу «на отлично». Но ничего, мы своего добьемся и там учиться пойдём! — добавил он с горячностью молодости.

— Ты сказал, что у тебя есть информация, что за новости?

— Не торопись, давай уйдем куда-нибудь. Я был в посольстве и всю дорогу старался смотреть, нет ли за мной слежки и, хотя я не видел, лучше не рисковать.

— В посольстве? А как ты туда попал? Там же милиция охраняет, на десять шагов не подпускают к воротам! — удивился парень.

— По пути расскажу, — бросил Реувен и пошел по улице, время от времени поглядывая, нет ли слежки. Михаил пошел следом. Чуть отойдя от густой толпы у метро, Реувен спросил:

— У вас здесь есть где-нибудь копировальная машина?

— Их же отслеживают! — напомнил Михаил.

— Знаю. Но мне кажется, что вы захотите оставить себе копию вот этого…

Он достал из внутреннего кармана легкой курточки аккуратно свернутые листочки анкеты и развернул. Михаил невольно присвистнул:

— Вот это да! Так кто угодно из наших может ее заполнить и через сотрудников посольства передать!

— Я так и думал, что ты захочешь скопировать. Только нужно, чтобы в милицию эти копии не попали. Говорят, что они с легкостью могут отследить, на какой копировальной машине сделана копия.

— Знаю. Но мы подумаем, — обещал парень.

— Только я должен быть там же. Сделаем несколько копий, и я свою заберу. Она мне завтра или послезавтра будет нужна. Я до отлета подам документы.

— А смысл!? — не понял Михаил. — Наши власти же все равно тебя не выпустят!

— Буду решать проблемы по мере их поступления, — спокойно отозвался Реувен. — Я знаю одно, если я по почте из дома отправлю, то в посольстве моего письма не увидят. Я уже пробовал. Из-за этого вылетел с учебы, но посольство не получило моего письма.

— Отчаянный ты! — с восхищением протянул Миша.

— Я просто очень хочу уехать, — ответил Реувен.

Михаил не рискнул приглашать Реувена на сходку сионистов. Он боялся, что за парнем все равно следят, даже если он не видит этого. Миша боялся, что и у него могут возникнуть проблемы в институте, и постоянно оглядывался. Он нервничал еще и от того, что Реувен не согласился дать ему копии анкеты, чтобы Миша мог сам сходить к одному из членов движения на работу и там сделать копии. Но Реувен понимал, что второго шанса получить анкету может и не представиться. Ребята направились к месту работы их товарища по движению.

Реувен попросил сделать ему еще одну копию, чтобы взять ее домой для своих друзей. Маленький щуплый мужчина, появившийся в дверях большого и светлого здания, был очень осторожен. Он вышел на обеденный перерыв с небольшим портфелем и сразу положил в него документы. Затем вышел через час еще раз.

— Много копий я сделать не могу за один раз, в анкете слишком много страниц. У нас следят за количеством. Я поехал по работе в пригород, — скороговоркой бросил он, проходя мимо ожидающих его ребят, — идите за мной в метро.

В кассовом зале мужчина быстро передал стопку бумаг ребятам и пошел к турникету. Больше Реувен его не видел. Получив документы, ребята вышли обратно на улицу, углубились в небольшой сквер недалеко от станции метро и поделили копии анкеты. Реувен, кроме своих бумаг взял еще одну для своих друзей. Миша обрадовался, что у него осталось две копии. Он знал, что через время можно будет еще раз прийти к товарищу или обратиться еще куда-нибудь и размножить.

Спустя годы Реувен встретился в Израиле с мужчиной, который ему помог скопировать анкету. Тот признался, что сделал сразу копию для себя, сунув в тот же портфельчик и, вернувшись домой, заполнил ее, но рискнул подать только через пару лет, когда ситуация в стране немного изменилась. Страх перед репрессиями прочно жил в крови советского еврея.

Но молодость не знает страха и нередко не умеет оценивать степень опасности, поэтому Реувен действовал решительно. Вернувшись в свой номер уже под вечер, он попросил достать из сейфа фотоаппарат и папку с документами. Парень лег спать, только заполнив все необходимые графы в анкете, приложив к ней фотографии документов своей семьи.

Следующие два дня в посольстве были выходными, и у парня появилось свободное время для знакомства с городом. Он брал с собой фотоаппарат и бродил по городу, посетил Третьяковскую галерею и Бородинскую панораму. Реувен заполнил снимками две пленки и мечтал, как проявит, напечатает и покажет родителям Москву. Несмотря на основную цель поездки, парень был рад увидеть большой город и его достопримечательности.

В первый же рабочий день парень вновь был у посольства. Он внимательно посмотрел на постового. К счастью, это был другой милиционер. На всякий случай Реувен оделся в спортивную форму, надел тонкую спортивную шапочку, чтобы не подходить по описанию прошлого посещения.

В этот раз он уже смелее рассчитывал расстояния. Парень заметил, что по дороге к противоположной от калитки колонне, милиционер дополнительный раз оглядывается. Похоже, что постовые получили новые указания. Придется действовать быстрее. Реувен изображал спортсмена на пробежке, сунув бумаги в маленький рюкзачок за плечами.

Парень рассчитал расстояние от угла улицы до калитки посольства. Милиционер должен был за это время сделать два неторопливых круга. Но к огорчению, подойдя к противоположной колонне, он развернулся и встал лицом к калитке. Теперь у него был прекрасный обзор и Реувен видел, что не успеет добежать до калитки, пока постовой вскидывает автомат. А на этой стороне охранник имел право даже выстрелить. Пришлось изобразить спокойствие и пробежать мимо посольства, свернув за ближайший угол.

Как только он понял, что скрылся за кустами живой изгороди, Реувен остановился и осторожно вернулся, выглянув из-за угла. Охранник продолжал стоять к нему спиной и смотреть на калитку. Парень готов был начать молиться о чуде, но не успел. Чудо произошло. Незнакомая машина, подъехав, остановилась у бордюра. Милиционер поспешно направился к водителю, чтобы сообщить, что на этой улице, рядом с посольством нельзя останавливаться. Нельзя было терять ни минуты!

Реувен рванул с места, стараясь ступать как можно бесшумнее. Он пытался не превратить свой бег в аллюр, чтобы постовой, если оглянется, не догадался, что перед ним не спортсмен на пробежке, а нарушитель границы, но едва сдерживался. К счастью для парня, водитель машины не сразу понял, почему везде можно парковаться, а именно здесь нельзя. Поэтому дежурный задержался у двери довольно долго. Когда охранник отошел от водительской двери, Реувен уже входил в здание посольства, и тот даже не заметил нарушения.

«Было бы здорово и выйти также незамеченным!» — вздохнул парень, закрывая за собой дверь и переводя дыхание.

— Чем я могу Вам помочь? — услышал он знакомый приветливый голос.

— Я пришел, чтобы подать документы на выезд, — переведя дыхание, ответил парень.

— Как Вы прошли?! — удивилась женщина.

— Честно, я не прошел, я пробежал, пока охранник отвлекся на водителя, — признался Реувен.

— Если Вы сейчас заполните документы, вызов Вам может прийти через пару месяцев. Что Вы будете делать? Вас же все равно не выпустят из страны. В семидесятых годах довольно легко можно было получить разрешение на выезд, и Вам не пришлось бы вот так бегать. Тогда этот двор часто был полон людей, ожидающих собеседования. Но сейчас власти сильно ограничили выезд. Для того, чтобы Вас выпустили из страны, Вы должны доказать, что у вас в Израиле есть родственники.

— В перечне документов этого не было, — расстроился Реувен.

— Но израильская сторона помогает в этом, — сообщила женщина. — Вы сказали, что ваш отец раввин?

— Да, это так, — подтвердил Реувен.

— Заполните, пожалуйста, этот бланк, — подала она бумажку. — Информация должна быть как можно более полной и по отцовской линии и по материнской. Думаю, что наша израильская служба найдет ваших предков.

— Спасибо огромное! — обрадовался парень. Он был на седьмом небе от счастья. Ему казалось, что все евреи мира сейчас приходятся ему самыми прямыми родственниками.

— Вы принесли оригиналы ваших документов?

— Нет, в прошлый раз на выходе меня увезли в отделение милиции и обыскали. Я побоялся брать их с собой, — признался Реувен — поэтому сейчас я принес только фотографии, чтобы не бояться, если они вдруг выбросят или порвут их.

— Вы понимаете, что вам необходимо будет иметь с собой оригиналы, когда Вы приедете на собеседование? — уточнила женщина.

— Да, конечно! — с готовностью отозвался Реувен. — Но ведь тогда я уже официально приду к вам, и они не смогут обходиться со мной так, как раньше.

— Согласна, — спокойно ответила секретарь. — Когда придет ваш вызов из Израиля, мы сообщим вам в письме.

— А можно еще по телефону? Вдруг они не пришлют письмо? — взмолился парень.

— Можно. Но вряд ли почта рискнет задержать или не послать официальное письмо из посольства, — улыбнулась она.

Заполнив все необходимые документы, Реувен вышел в коридор. Он осторожно выглянул из-за прикрытой двери, постовой явно скучал, бродя от колонны к колонне. Парень выскользнул из двери, поймав момент, когда охранник отвернулся, и спрятался за елку, растущую у ворот. Он постоял за деревом, пытаясь выбрать момент. В это время из двери посольства вышел мужчина. Взглянув на Реувена, он чуть улыбнулся и кивнул в знак приветствия.

Выйдя за ворота, мужчина заговорил с солдатом, сделав так, что тот отвернулся от калитки. Сердце Реувена наполнилось благодарностью, и он быстро выскользнул за ворота. Сделав пару шагов по тротуару, он перешел на бег трусцой.

— И все-таки во всем мире мы остаемся своими! Даже незнакомцы! — восторженно прошептал парень.

Он позвонил Мише, и ребята договорились о встрече. Реувен рассказал о том, что сдал документы, и о новом правиле наличия родственников, а также о помощи израильской стороны.

— Если кто-то будет заполнять документы, нужно указать родственников или написать, что есть необходимость их найти. В Израиле есть организации, которые помогают с этим, — добавил он.

Теперь Реувен мог спокойно лететь домой и ожидать вызов. Он ощущал себя просто гигантом и победителем целой системы! Парень знал, что в семидесятых годах многие евреи из СССР выехали в Израиль, но власти испугались такого количества граждан, выезжающих из страны и «прикрыли» выезд. И все же, парень очень надеялся оказаться в числе тех немногих, кому даже в восьмидесятые удаётся покинуть Советский Союз.

Глава 7

В мире ничего нет разрушительнее, невыносимее,

как бездействие и ожидание

А.И. Герцен

Вернувшись домой, Реувен почти не мог работать. Он ничего не сказал родителям и едва не проговорился, когда мать спросила:

— Что-то ты мало мест посетил. Как будто ездил не на десять дней, а на два или три дня. Что же ты делал все оставшееся время?

Реувен сглотнул нервный ком в горле и изобразил беспечность.

— Мне хватило. Я не в восторге от Москвы. Везде слишком много людей и много суеты.

Но сам не мог не думать о вызове, о том, получится ли у него уехать? Сначала парень даже хотел уволиться с работы, но родители были против, потому что он не нашел заранее место, куда хотел бы уйти. Родители думали, что сын решил уволиться, чтобы погулять перед службой в армии. Об этом переживали все! Если бы Реувен учился в институте, то можно было не переживать, что мальчику в этом году исполнялось восемнадцать лет. Отец надеялся, что про сына в этом году не вспомнят, если он не будет «высовываться», а в случае перемены работы, его документы сразу уйдут в военкомат.

Родители не могли понять, зачем сыну увольняться с хорошей работы. Но в гостиной сын не ответил на их вопрос. Войдя в комнату, которую они с Давидом занимали, паренек выдохнул:

— Да в Израиль я уеду! Но как мне им сказать, чтобы они не помешали уехать?

— Ты же сам говорил, что от родителей все равно придется брать разрешение на выезд? — не понял Давид. — И как ты его получишь, если не скажешь, что уезжаешь?

— Я скажу в последний момент и уболтаю их дать разрешение. Просто если они заранее будут знать, тогда у них будет время передумать. А мне без этой бумаги никуда.

— Но самое главное — получить разрешение от правительства, ты же сам говорил. А они вряд ли отпустят тебя, — с сомнением протянул Давид. — Но даже если все отпустят, как ты там один?

— Я уже достаточно взрослый. Это ты, малявка, за папочку и мамочку держишься. А я учиться пойду и в общежитии жить буду. Там стипендию дают студентам. К тому же, мне сейчас в армию идти. А я в Советскую не хочу, лучше уж в израильскую! — твердо заявил Реувен.

К удивлению Реувена, вызов пришел довольно быстро. Получив письмо с обратным адресом посольства Израиля, Рут поразилась.

— Ицхак, смотри, нам из Посольства письмо пришло, — протянула она конверт мужу.

— Это не нам, а Реувену, — ответил Ицхак, внимательно осмотрев конверт. — Теперь я понимаю, что он делал в Москве, — вздохнул мужчина.

— Как он смог попасть в посольство?! — ахнула Рут Вениаминовна.

— Сейчас он придет с работы, узнаем, — развел руками Ицхак Абрамович.

В этот вечер в семье состоялся серьезный разговор. По обычаю семьи письмо вскрыл только сам Реувен, но ему пришлось показать содержимое родителям. Внимательно изучив все бумаги, Ицхак Абрамович удивленно поднял брови.

— Рут, оказывается, твой дядя Йоня живет в Израиле. Ты знала об этом? Почему нам не сообщили, когда они уезжали?

— Нет, мой дядя Йоня живет в Одессе, — поразилась Рут. — Он никуда не уезжал!

— Мам, посмотри, тут отчество другое, — обратил внимание Реувен, — и возраст тоже. Может быть, это твой двоюродный дед?

— Ах да! — воскликнула Рут Вениаминовна. — Я прихожусь внучатой племянницей деду Йоне, который раньше жил в Польше и исчез во время войны. Я даже не представляла, что он уехал в Израиль! Надо же! А мы все считали его погибшим во время войны! Барух а-Шем!³² Он выжил! Какое счастье! Пойду позвоню нашим! — женщина почти бегом направилась к телефону, на время забыв, по какому поводу нашелся ее двоюродный дед.

Только сообщив родственникам о находке, Рут Вениаминовна присоединилась к семье, обсуждающей возможность старшего сына на выезд. Женщина не верила, что это возможно. Тем более, что остальная семья не планировала уезжать. Все в семье знали мечту Реувена, но никто не относился к ней серьезно. И вот сейчас реализация его мечты приблизилась, но все же почти всем евреям было известно, что советское правительство почти перестало давать разрешения на выезд. Когда Рут Вениаминовна присоединилась к беседующим, отец пытался втолковать сыну ложность его решения.

— Реувен, пойми, ты сейчас «высветился» своим заявлением. Теперь ты будешь под постоянным наблюдением КГБ-шников. Наша семья и так постоянно «под колпаком» из-за моей работы в качестве раввина. Даже если бы ты уехал, то мог сразу попасть в армию в Израиле. А там это не простая служба, а постоянные военные действия.

— Пап, ты же знаешь, что мне все равно идти в армию, здесь или там… — нахмурился Реувен. — Но там я хотя бы буду сражаться за свою страну! А здесь с моей фамилией и рожей, меня «деды» забьют до смерти! Ты ведешь себя так, будто не знаешь степени их антисемитизма!

— Но ты совсем не думаешь о нас! — обиделась мать.

— Мам, я как раз думаю о вас! Если я уеду, то вы легко сможете уехать. Мне кажется, что своими страхами перед КГБ-шниками вы перекрыли все свои возможности действовать. Сейчас не тридцатые годы, и за то, что у нас есть родственники за границей, никто в концлагерь не отправит. Скорее наоборот — отпустят в нашу страну!

— Но наша родная страна СССР, где вы родились, откуда у тебя такие мысли? — со слезами на глазах пожала плечами Рут Вениаминовна. Она боялась отпускать своего мальчика, но не знала, как его остановить?

— Мам, эта страна никогда нашей не была и не будет. Мы всегда боялись назвать национальность, боялись нормальные имена детям давать… — Реувен даже покраснел от возбуждения, но мать перебила его.

— Мы вас назвали так, как принято в нашем народе…

— И огромное спасибо вам! Для меня важно, что не нужно будет менять имя, как многим приходилось, при въезде в Израиль. Но я хочу ходить с высоко поднятой головой и не ждать, что меня «исключат за неуспеваемость», когда я учусь на пятерки, только потому, что у меня фамилия или имя не то, — Реувен готов был привести еще много доводов, но отец вдруг пожал плечами и грустно, но решительно сказал:

— Сын, мы же не возражаем. Просто волнуемся за тебя. Что ж, попытка не пытка, попробуй собрать документы на выезд. Но не обижайся, мы пока не готовы уезжать. Я нужен здесь. Ты же знаешь, что я единственный раввин на всю округу.

Глаза Реувена заблестели. Он остановился и почти перестал дышать.

— Вы мне дадите разрешение на выезд?!

Паренек переводил взгляд с отца на мать и обратно. Софочка тихо сидела в сторонке и не совсем понимала тему разговора. Девочка считала себя достаточно большой, чтобы присутствовать при нем, но не понимала, из-за чего такой жаркий спор, и почему старший брат присел, будто собирается прыгнуть.

— Да, мы с мамой видели твой настрой и говорили об этом — ответил Ицхак Абрамович. — Мы хотели убедить тебя не торопиться, но, если ты настроен решительно, препятствовать не станем.

Софочке не зря показалось, что Реувен собирается прыгнуть. Он действительно подскочил как пружина и бросился сначала на шею матери, затем отцу.

— Спасибо! Спасибо! Я уверен, что если вы с мамой поддержите меня, значит Всевышний со мной, и я получу разрешение на выезд! Я уверен, что все евреи должны собраться в Израиле! Мы должны жить на Святой Земле! — вдруг он остановился и сообразил, что может своими утверждениями обидеть родителей и он поспешно добавил. — Конечно, кроме тех, кто собирает еврейские души³³ среди народов мира. Я вижу, что ваша роль находить и возвращать еврейские души к Хашему³⁴, но я другой. Мне необходимо жить в Земле!

— Хорошо, сын, если ты так веришь, мы поддержим тебя, — добавила Рут Вениаминовна, — но обещай нам, что, если тебе откажут, ты не будешь возмущаться и делать резких движений, чтобы не навредить всей нашей общине. Возможно Хашем скажет тебе подождать. Ты же веришь, как и мы, что Он говорит с нами постоянно через все события нашей жизни. Может быть Он просто скажет «Подожди»?

— Обещаю, мам, — вздохнул Реувен. — Если мне откажут после всех моих усилий, тогда я поверю, что Хашем хочет нас собрать в Святой Земле чуть позже.

— А что если ты ошибаешься, и Он вообще не хочет, чтобы мы ехали в Израиль? — Давид наконец нашел возможность вставить слово.

— Такого быть не может! Он четко сказал в пророках Свою волю! — горячо возразил Реувен. — Ты просто еще слишком мал! Когда будешь учить Тору³⁵, тогда поговорим.

— Но в Торе об этом не сказано, — поправил Ицхак Абрамович. — Почему ты смешиваешь Тору и Танах³⁶? Мне казалось, ты больше учил. Неужели ты просто просиживал уроки?

— Пап, я в общем сказал, — начал оправдываться Реувен. — Просто если Дава не учит Тору, то, конечно же не может учить Танах.

— Надеюсь, что твои познания Писаний простираются дальше, чем идея, что все евреи должны жить в Израиле, — вздохнул Ицхак Абрамович.

Несмотря на этот неприятный для Реувена момент, который показал, что он не очень серьезно относился к отцовским урокам Торы, парень все равно был счастлив. Еще одна ступень к заветной мечте была пройдена — родители дали согласие на его выезд. Парень знал, что на слово родителей можно было положиться так, как будто документ разрешения на выезд уже лежал у него в кармане. Родители очень серьезно относились к словам, всегда не торопились обещать, но если обещали, то делали все возможное, чтобы исполнить.

На следующий же день Реувен отпросился с утра с работы и пошел в ОВИР³⁷. Он хотел подойти к окну без очереди, обратившись к окружающим:

— Я только спросить. У меня никаких документов еще нет.

— Здесь всем спросить, — грубо ответила женщина рядом. — Я уже пятый раз стою в очереди, и каждый раз мне возвращают документы. Стой как все! Блатных никто не любит!

— Если бы я был блатным, то не стоял бы здесь вообще, — буркнул парень.

Дождавшись своей очереди в толпе, заполнившей вестибюль отдела, он предъявил вызов и попросил показать список документов, необходимых для выезда за границу. Девушка в окошке лениво указала на стекло, за которым висел список. Парень пожалел, что не попытался раньше протиснуться к этому стеклу, но понимал, что его вряд ли подпустили бы в общей толчее. Здесь он ощущал себя как в полном автобусе. Даже после того, как девушка в окошке ответила, Реувен с трудом не позволил себя оттеснить. Пришлось держаться за стойку и доказывать, что его очередь еще не прошла. Наконец, стоявший напротив списка мужчина ушел, и парень сразу занял его место, крепко держась за выступ стойки, не обращая внимания на то, что его толкали со всех сторон. Реувен внимательно переписал весь список, делая вид, что не слышат возмущений со всех сторон. Он не хотел лишний раз ходить в эту организацию. Отстояв очередь, парень пытался получить максимум информации.

— Возможно сотрудник, которому Вы будете сдавать документы, может потребовать еще что-то. Это только основной список, — также лениво бросила девушка за стойкой.

Радуясь, что относительно просто получил список, отстояв только два часа в очереди, Реувен вернулся на работу после обеда. В очереди он узнал много нового для себя. Люди обменивались своими «хождениями по мукам», рассказывали, что еще могут потребовать сверх того, что было написано, и парень пытался все запомнить. Как только он сел за свой рабочий стол, то записал все, что узнал, чтобы реже ходить в ОВИР. Теперь Реувен прекрасно знал, что будет еще не раз рассматривать этот холл, заполненный людьми.

Сдавали документы в другое окошко, и туда очередь была намного больше. Для того, чтобы попасть к окошку первыми и быстрее вернуться на работу, люди занимали очередь с четырех часов утра. Иногда составляли списки до открытия организации. Но нередко к моменту открытия дверей приходили очень скандальные люди и выбрасывали список, возмущаясь, что кто-то придет позже их и встанет впереди. Им было безразлично, что эти люди приходили сюда в четыре или в пять часов утра. Поэтому Реувен сделал себе пометку:

«Из очереди не уходить, запоминать тех, кто стоит впереди и позади» и еще:

«Сотрудники специально не дают весь список документов, чтобы людям надоело стоять и подавать, чтобы они бросили эту затею»

Далее был список документов, которые чаще всего требуют, но которых нет в основном списке. Поэтому парень сказал себе: «Время в очереди потрачено не зря».

Когда Реувен подготовил все документы по списку, он попросил родителей отпустить Давида с ним, чтобы стоять в очереди.

— А Давид тебе зачем? — не поняла мать.

— Мам, там если даже в туалет отошел, могут из очереди выкинуть. Скажут, что не стоял, не видели, не знают. А так мы сможем по очереди ходить, — объяснил парень.

— Хорошо, но только Давид должен уйти, когда откроют дверь. Он должен идти в школу, — ответила Рут Вениаминовна.

— Хорошо, мам — согласился парень — потом я уже сам. Надеюсь, мы будем в начале очереди.

Давид согласился помочь, но сразу позвонил Пете и сказал, что будет делать завтра с раннего утра.

— А можно с вами? — загорелся Петя. — Мне тоже интересно узнать, что нужно делать, чтобы в Израиль уехать.

— Ты что, тоже собираешься? — удивился Давид. — Ты же христианин, а христиане не евреи.

— Ну ты загнул, — рассмеялся Петя — христиане, это вера, а еврей — национальность. Я христианин, но у меня мама еврейка. Я не знаю, хочу или не хочу в Израиль. Просто интересно не спать с четырех утра, — добавил он. — К тому же Христос был евреем, и даже иудеем. Он пришел как Мессия сначала для Израиля, и только потом, когда евреи Его не приняли, Его ученики стали проповедовать не евреям.

— Но как человек может назвать себя евреем, если он не иудей? — озадачился Давид.

Он решил спросить у отца. До этого времени мальчик был уверен, что человек не может считаться евреем, если он исповедует другую религию. К тому же последние слова Пети сильно озадачили его. Как иудей? Отец говорил, что учитель христиан — это лжемессия, который обманул народы мира, и что ни один нормальный еврей не станет слушать тех, кто устраивал евреям Холокост, погромы и крестовые походы. Неужели еврей мог научить народы мира так жестоко убивать своих? От этой мысли у Давида мурашки побежали по спине. Он давно дружил с Петей, но мальчики не обсуждали религиозные взгляды друг друга. Но сейчас Давиду вдруг захотелось перестать общаться с тем, кто относит себя к жестоким убийцам евреев. И как Петя может после этого называть себя сразу и христианином, и евреем? Это как называть себя другом или даже родней убийцы твоей семьи. Давид не выдержал и просто бросил трубку телефона. Сейчас он совсем не хотел, чтобы Петя шел с ними занимать очередь в ОВИР.

Глава 8

Человек создан для действия.

Не действовать и не существовать

Для человека одно и то же

Ф. Вольтер

Петя не мог понять, почему Давид бросил трубку телефона. Он подумал, что что-то отвлекло друга и, так как они уже обо всем договорились, не стал перезванивать.

Еще до рассвета Петя встал и направился к ОВИРу. Он был уверен, что между ним и Давидом ничего не произошло, поэтому, подойдя к закрытой двери, мальчик в предрассветной темноте увидел Реувена и Давида, протянул руку.

— Привет! Вы какие по очереди?

— Четвертые — ответил Реувен, — сегодня хорошо попали.

Реувен с готовностью протянул руку навстречу, но Давид замялся. Рукопожатие со старшим братом друга спасло Петю от демонстративной недоброжелательности Давида. Пока Петя жал руку брату, Давид быстро соображал.

«Петька же никогда ничего плохого мне не делал… — мелькнула мысль, — да и христианином был всегда и никогда не пытался меня «перекрестить». Я же дружил с ним… А что изменилось сейчас?»

Изобразив, что несколько секунд назад просто уступил старшему брату, Давид хлопнул по плечу друга.

— Привет! Неужели не проспал? Не верю!

— Да я такое разве пропущу? — усмехнулся Петя. — Когда можно просто ничего не делать, стоять и трепаться.

— А о чем ты хотел поболтать? — напрягся Давид.

Он вечером поговорил с отцом, который очень рассердился, считая, что Петя несколько лет «втирался в доверие», а теперь начал свою «евангелизацию». Ицхак Абрамович сказал, что христиане всегда правдами или неправдами будут пытаться отвратить евреев от веры их отцов.

— Да, твой друг прав, — сказал отец — Христос, которого они называют богом… Какое кощунство и язычество, ставить кого-бы то ни было наравне с Ашемом, благословенно имя Его! С Творцом, имени которого мы не смеем произносить! Да, этот их учитель, которому они поклоняются, исповедовал иудаизм. Я исследовал некоторые христианские источники и читал, что многие полагают, что он сам не называл себя богом, только ученики его это сделали. Но все равно, даже как учитель иудаизма он зашел слишком далеко, объявив себя Машиахом³⁸, поэтому наши учителя его отвергли. Тогда его ученики пошли к народам мира. Может быть, этот Иисус и является неким Машиахом, лидером народов мира, который должен был привести их к поклонению Единому Творцу, но мозг язычников настолько испорчен, что они сделали его своим богом. Сын, будь осторожен! Если твой друг станет уговаривать тебя поклоняться этому лжемашиаху, стоит прекратить ваши отношения. Я давно переживаю за вашу дружбу. Но до сих пор он хотя бы не агитировал тебя.

Уходя спать, Давид пообещал отцу, что прекратит общение с Петей, если тот станет его «евангелизировать», и собирался сдержать свое обещание.

— Ну, хотя бы о том, как ты вчера на репетиции глючил, — рассмеялся Петя, не подозревая, какую волну вызвал вчера случайной фразой.

— Сам ты глючил, — облегченно рассмеялся Давид. На самом деле он совсем не хотел терять друга.

Сегодня ночью Давид долго не мог заснуть и понял, что очень сильно привязался к Пете. Он не представлял себе даже одного своего обычного дня без друга. Ведь ребята встречались не только в школе, но и на репетициях и концертах. Они нередко придумывали, как разнообразить свои выступления, выдумывая целые сценарии. Напрямую говорить о Боге они не решались, но оба, наученные в семьях, старались привнести в свои выступления что-то, что говорило бы о Едином Творце, что связывало бы их выступления с духовными и моральными ценностями. Три года назад, когда родители заметили, что у мальчиков неплохо получается играть на гитаре, Ицхак Абрамович пригласил их обоих в свой маленький кабинет, заполненный книгами.

— Дети, я хотел бы вам обоим что-то сказать, — обратился Ицхак Абрамович к мальчикам. — Я знаю, Петя, что тебя также воспитывают на Торе и Заповедях, поэтому я уверен, что твои родители не будут возражать против того, что я сейчас скажу. Я вижу, что у вас обоих есть способности к музыке. Но хочу сказать вам, что если человек нашел свой талант, и не ищет возможности прославить через него Творца, благословенно имя Его, то тогда он обкрадывает самого себя. Дело в том, что наши сильные стороны Всевышний дал нам для того, чтобы через них мы связывались с вечностью, с духовными мирами. Но если мы присваиваем талант себе и не ищем славы Всевышнего, тогда наши способности ограничиваются человеческими возможностями, а они совсем не велики! Но когда мы позволяем ВЕЧНОСТИ говорить через наши таланты, тогда они становятся безграничными, как сама вечность.

— Так что, мы можем не отрабатывать произведения, если поем или играем о вечности и о Боге? — поинтересовался Петя.

— Юноша, ты не мог бы осторожнее относиться к слову, которое ты так легко назвал? — Ицхак Абрамович выглядел так, будто испугался. — Не стоит так легко произносить слова,.. мы же не о Святых Писаниях говорим.

— А, ну ладно, — немного смутился Петя.

А раввин вернулся к теме разговора.

— Нет, молодой человек, вы меня совсем не верно поняли. Если человек своим талантом пытается провести ВЕЧНОСТЬ в материальный мир, то он будет так оттачивать свое мастерство, чтобы оно СМОГЛО провести эту бесконечность в наш грубый материальный мир. Поэтому трудиться нужно не меньше, а намного больше, понимая, что все, что вы имеете, подарено вам Всевышним и должно зазвучать достойно Его Имени, да будет Оно благословенно!

— Понятно, — улыбнулся Петя — папа тоже говорит, чтобы все что делаем, делали от души, как для Господа. Так же в Библии написано.

— В этом вопросе мы с твоим папой солидарны, — раввин попытался закрыть дальнейшие обсуждения, и мальчик не возражал.

Все время занятий ребята напоминали друг другу, что нужно все делать как можно лучше. Поэтому напоминание об ошибках на репетиции не могло оставить Давида равнодушным, это было дело принципа.

— Я не глючил! — Давид слегка ударил Петю по плечу. — Это ты ритм постоянно сбивал.

— Да глючи, глючил, — рассмеялся Петя, — ты почти на полтакта отставал!

— Это ты все время спешил, будто в туалет торопился, — отмахнулся Давид.

— Ладно, потом будете разбираться кто куда торопился — прервал их Реувен. — Лучше запомните тех, кто впереди нас, и кто позади. Это будет полезнее, чем ваши разборки.

Постояв некоторое время, Давид вздохнул:

— Надо было с собой гитары взять, сейчас бы не скучали.

— Ага, и люди из соседних домов нас бы кипятком поливали за то, что под окнами поем в пять утра, — усмехнулся Петя.

— Да они бы подумали, что им серенады поют, — отмахнулся Давид.

— Мартовские, вернее майские, — поддержал шутку Реувен. — Дава, какой ты у нас нетерпеливый! Тебе надо учиться ждать.

— Ага, а Петьке надо учиться догонять. Говорят же, что самое трудное ждать и догонять. Мне догонять не сложно.

— Ну да, а мне ждать — нормально, а догонять ужасно! — согласился Петя.

— Ладно, давай в «выбивалы», — предложил Реувен, — пока народу не много.

Ребята поджали одну ногу и стали толкать друг друга плечами, пытаясь заставить соперников встать на обе ноги. Несмотря на то, что Реувен был крепким и вполне сформировавшимся юношей, он скоро проиграл. Ребята еще немного потолкались вдвоем и наконец, немного неуклюжий тринадцатилетний подросток Петя остался один. Он передвигался быстро, скакал как мячик, принимая совершенно невозможные позы, не падал и не ставил вторую ногу на землю.

— Ты как всегда, нероняемый болванчик, — буркнул Давид.

— Сам ты болван….чик, — поддразнил Петя, и друзья начали игру сначала.

Когда у двери ОВИРа собралось больше людей, игры пришлось прекратить, и Давид стал заметно нервничать. Он не выносил долгого бездействия. Наконец, дверь организации открылась, и ребята впустили Реувена внутрь, а сами побежали домой за портфелями. Заканчивался учебный год, нужно было бежать в школу сдавать учебники.

Выйдя из школы, мальчики побежали к Давиду. Им было интересно знать, чем закончилось ожидание.

— Мам, тебе Рув говорил, что там? — поинтересовался Давид, забегая в дом.

— Что за манера коверкать имена? — как всегда в таком случае сдвинула брови мать. — Да, он забегал оставить пакет с документами, — ответила Рут Вениаминовна — ему сказали еще какие-то справки принести.

— Мам, просто так короче, — привычно отмахнулся Давид.

Реувену и Давиду пришлось еще четыре раза вставать до рассвета, отстаивать очередь. Те, кто рисковал уйти от окошка ни с чем, когда оно закрывалось в двенадцать дня, приходили позже. Но, наконец, в одно утро парень вернулся домой на минуту, чтобы сообщить радостную новость — у него приняли документы. Теперь нужно было только ждать.

Через месяц в дом Гринбергов позвонили и пригласили Реувена на беседу в одно из административных зданий. Мужчина в штатском с колючим, очень внимательным взглядом начал расспрашивать парня, почему он хочет уехать из страны.

— Я считаю, что должен жить на своей исторической родине, — коротко ответил Реувен.

Родители и старшие товарищи в группе, имеющие не малый опыт в допросах, научили его, что нужно отвечать коротко и ясно, чтобы не давать повода допрашивающему задать следующий наводящий вопрос. Реувен даже тренировался в группе сионистов отвечать при допросе. Каждый из его близких понимал, что допроса не избежать, если он подал заявку на выезд из страны.

— Но ты родился в СССР, — «особист»³⁹ напомнил очевидный факт.

— Я сказал «историческую» родину, — также коротко напомнил парень.

— А ты немногословен, — усмехнулся мужчина.

— Я всегда такой, — пожал плечами Реувен, сказав себе, что мог бы поспорить с этой фразой, если вспомнить встречи сионистов.

— Зачем тебе ехать в Израиль в твоем возрасте? Тебя же сразу в армию заберут. А там всегда война, опасно, — продолжал мужчина. — Может лучше здесь отслужить? У нас мирно, не стреляют, никого не убивают.

— Значит, буду воевать, если надо, — опять коротко сообщил Реувен.

— Если уедешь, будешь родителям письма писать? Или ты не очень-то рвешься с ними общаться? — продолжал КГБ-шник.

— Почему же, буду, — тихо ответил парень.

— А рассказывать о том, как живешь?

Реувен не понял, к чему клонит собеседник и занервничал, стараясь не показывать нервозности.

— Если они захотят узнать, — уклончиво ответил он.

— А мне напишешь? — особист изобразил «душку». — Я хотел бы узнать, как там люди живут.

— А разве вы не можете попросить командировку и сами посмотреть? — вопросом на вопрос ответил Реувен.

— Нет, не могу. Так что, напишешь?

— Вы же все равно читаете все письма, которые приходят из-за границы, зачем Вам еще одно письмо? — нашелся что ответить парень. Он совсем не хотел тратить свое время на письма незнакомому человеку.

— А если это будет условием для твоего разрешения? — продолжил мужчина. — Ну, писать мне одно письмо в месяц, например.

И тут Реувен понял, что имел ввиду КГБ-шник. Он хотел завербовать парня, чтобы тот шпионил для СССР на своей родине, которую парень еще не видел, но любил всем сердцем. От возмущения парень чуть не захлебнулся, но максимальным усилием воли подавил возглас возмущения, понимая, что отсюда может уйти не домой и потом в Израиль, а прямиком на тюремные нары.

— Я должен подумать, — едва выдавил из себя Реувен.

— Хорошо, подумай — добавил особист, — только не очень долго. Мне кажется, одно письмо в месяц на родину не такая большая плата за разрешение на выезд.

— Да, понимаю, — опустил голову парень, изображая задумчивость, пряча покрасневшее от злости и возмущения лицо.

Ему действительно нужно было подумать, как послать особиста за «апельсиновыми корочками» или «попудрить носик», не вызвав при этом его гнева и не попасть в тюрьму вместо Израиля.

— Я так думаю, мы не закончили наш разговор, поэтому не прощаемся, — КГБ-шник протянул листок бумаги с номером телефона, — позвони, когда надумаешь.

Реувен вышел из кабинета с покрасневшим лицом, в его груди клокотало. Парень был среднего роста и худощав, но сейчас ему казалось, что он огромен и выглядит как шар, раздувшийся от гнева.

Войдя в дом, Реувен с порога рявкнул:

— Эти, — он не находил слов, чтобы назвать тех, кто посмел предложить ему подобное, — пытаются завербовать меня, чтобы я «стучал» на Израиль, чтобы шпионил для них! Ненавижу!

— Реувен, сынок, тише! Вдруг нас прослушивают, — резко перешла на шёпот Рут Вениаминовна.

— Но мам, как они могли! — уже тише добавил парень. — Неужели меня не выпустят, если я откажусь? Неужели все, кто уехал, подписывались работать на СССР? Не верю! Там же много было настоящих патриотов, которые сейчас поднимают нашу страну.

— Сын, постарайся успокоиться. Может быть, придет решение, со временем, — попыталась успокоить его мать.

— Мам, у меня не так много времени. Я знаю, если я через несколько дней не позвоню или если позвоню и откажусь, мне откажут, — здоровый парень чуть не плакал.

— Сынок, ты же обещал не расстраиваться сильно, если откажут. Может еще не время, — напомнила Рут.

— Я не могу не расстраиваться, — простонал парень. — Я обещал не кричать у них в кабинетах, и я это выполнил.

Давид молча сидел и слушал разговор. Ему уже пора было идти на репетицию, но для мальчика так важно было знать, что происходит с братом, что он решил опоздать, если придется. Но Реувен больше ничего не говорил, и поэтому Давид схватил гитару и убежал на занятия.

Вечером всей семьей решили молиться об этом вопросе, Ицхак Абрамович посвятил вечерний урок помощи Реувену в его «хождении по мукам», прочитал два Псалма из книги Тегилим⁴⁰, веря, что Творец даст мудрости и нужных слов Реувену на следующем допросе.

Утром за завтраком Ицхак Абрамович сказал:

— Ночью мне пришла мысль, что эти люди всегда боятся света. Любое темное дело боится света. И мне кажется, единственная твоя защита — это свет. Ты не должен скрывать предложения этого человека и, мне кажется, стоит ему сказать о том, что ты не будешь делать из всего этого секрета. Ты же не подписывал договор о неразглашении?

— Нет, не подписывал — обрадовался Реувен. — Мне кажется, что Сам Ашем дал тебе ответ на наш вопрос!

— Я бы не рискнул так прямо об этом говорить, но все в мире приходит от Него, каждое мгновение наш мир обновляется Его творческой энергией⁴¹. Поэтому, конечно от Него!

Через день в доме опять зазвенел телефон. Парню не дали время подумать, его вызывали на допрос, который голос в трубке красиво назвал «беседой».

Когда Реувен снова вошел в знакомый кабинет, КГБ-шник внимательно взглянул на него.

— Ну и как? Подумал? Готов подписать? — он указал на бумаги на столе.

— Понимаете, я посоветовался с родителями, встретился с друзьями и знакомыми… — начал Реувен.

По мере продолжения фразы лицо КГБ-шника сначала покраснело, затем приобрело зеленоватый оттенок и, наконец, стало отдавать даже сиреневым.

— Тупой мальчишка!!! — буквально прошипел он. — Неужели ты не мог понять простой вещи? О таких разговорах вообще никогда никому не говорят!

— Но Вы же сказали, что я должен буду просто писать письма и рассказывать, как мне живется в Израиле? И Вы не сказали, что это секрет…

У Реувена хорошо получалось изображать дурачка-простачка. Сейчас он сожалел, что не брал вместе с Давидом и Петей уроки актерского мастерства, которые они проходили не так давно у знакомого актера, чтобы использовать в своих «мини спектаклях». Но даже без тренировки он хорошо справился.

— Как я мог забыть дать тебе подписать договор о неразглашении в прошлый раз?! — невольно вырвалось у мужчины. Он отошел к окну и буркнул едва слышно. — Идиот! Да таких, как ты, в советскую армию опасно пускать, по тебе нары плачут!

Через минуту пропуск на выход из здания Реувена был подписан, и он легко шагал по весенней улице. Может быть, его и не отпустят в этот раз в Израиль, но по крайней мере не посадят в тюрьму в отместку за отказ шпионить за своей родной страной. Несмотря на прямую угрозу в конце беседы, Реувен надеялся, что именно гласность сейчас будет его защитой.

Возможно, что в это время, перед самой перестройкой особист и не имел полномочий посадить паренька, но те, кто много лет жили «под колпаком» у советской власти, еще не скоро смогли избавиться от страха за свою жизнь и свободу при любом контакте с властями.

Глава 9

В Присутствии Всевышнего есть Нечто такое,

что делает человека Свободным и раскрывает

в нём масштабность души, помимо всех

Человеческих Качеств добродетели.

Май заканчивался, школьники радовались каникулам, Реувен ждал ответа из ОВИРа и «ни к чему не мог приложить руки». Он жил как зомби, работая, принимая пищу, слушая беседы окружающих, не участвуя ни в чем. С девушками он и раньше не часто общался, но сейчас вообще прекратил всякое общение, даже дружеское внимание от противоположного пола его стало раздражать. На вопросы он отвечал коротко: «Не хочу здесь ничего серьезного начинать». Родители стали волноваться за здоровье сына, но на все вопросы он отвечал односложно:

— Я просто жду, разве непонятно?

Но для Давида и Пети жизнь была полна. Они сочинили сценку, где песня-рассказ их собственного сочинения должна была поведать историю о том, как обезьянка решила стать человеком. После многих попыток и мытарств обезьянка признает, что если уж сотворена она обезьяной, то и развиваться стоит в этом направлении, а не пытаться идти против своей природы. Задумка была очень комичная и поучительная, но ребята столкнулись с тем, что попали «между стульями». Для религиозного общества сценка показалась слишком «мирской», а светское общество отрицало и отказывалось принять ее из-за темы.

В один из дней ребята пришли с репетиции очень расстроенными. Они нашли ребят, которые согласились играть в сценке, даже бутафорию подготовили и уже почти закончили репетиции, но никак не могли найти место для выступления. Они зашли ненадолго к Пете домой, чтобы переодеться и идти гулять. Войдя в дом, они продолжали спорить.

— Да этот директор просто сноб и лентяй! — возмущался Давид. — Он мог бы дать нам выступить! Тем более, что многие готовы даже заплатить за этот спектакль! Так что на аренду зала на час нам бы хватило! Есть такое выражение: «души прекрасные порывы». Так вот, в его случае «души» — это глагол!

— Ты слишком вспыльчивый, — размеренно и спокойно отвечал Петя, — если бы ты не психанул, может быть я бы его уговорил.

— Конечно, ты же у нас крутой дипломат, — съязвил Давид. — Да ты зануда, а не дипломат!

— Мальчики, пожалуйста не ссорьтесь, — послышался голос Киры Марковны с кухни — у меня для вас есть немного клубники.

— Мы? Ссоримся? — не поняли оба мальчика. — И не думали! — ответили они почти хором.

— Просто Давид псих, и все об этом знают — добавил Петя, рассмеявшись и изобразив удар по ребрам, но почти не прикоснувшись.

Давид изобразил, будто сгибается от удара, и сам в ответ также изобразил удар другу по руке.

— Просто Петька тормоз и удавка, и все об этом знают, — возразил Давид.

Мальчики произнесли свои фразы почти одновременно и Кире Марковне было не просто услышать и понять сразу двоих.

— Вот поэтому вы так хорошо дружите, вы очень разные и дополняете друг друга, — улыбнулась она.

— Или когда-нибудь друг друга грохнем — рассмеялись ребята.

— Ладно, мир на время еды, — добавил Давид. — Только можно я помою ее сам, а то мама будет ругаться, если клубника не промыта по всем правилам… — добавил он.

— Не морочь мне голову, Давид, за эти годы я научилась мыть фрукты по кашруту, — отмахнулась Кира Марковна. — Помню, помню, что не должно быть ни единой личинки или жучка, — рассмеялась она — я и сама всегда также мыла. Меня не вдохновляет есть фрукты с протеином.

— Спасибо! — обрадовался Давид. — Мне так нравится, что мы можем с Петкой есть иногда вместе! Почему-то мне кажется, что происходит что-то крутое, когда люди могут общаться за одним столом. У нас столько правил по пище, что я ни с кем и нигде больше не могу есть, каждый раз думаю, что съем какую-нибудь запрещенную гадость…

— Я тебя понимаю, — кивнула Кира Марковна — и согласна, что в возможности поесть вместе есть что-то важное. Мы иногда недооцениваем простые вещи в жизни.

Ребята поели клубники, которую Кира Марковна поставила на стол. Для мужа и старших детей она оставила в холодильнике, чтобы они могли полакомиться, когда вернутся с работы и учебы. Ребята поели и убежали. Они вернулись к вечеру, когда Федор Петрович уже вернулся с работы. Казалось, что между мальчиками высокое напряжение. Они не ссорились, но были взвинчены оба.

— Пап, а можно задать тебе один вопрос? — обратился Петя к отцу.

Мудрый отец заметил, что с друзьями что-то происходит и ответил:

— Конечно. Только давайте вы сначала немного мне поможете. Я тут начал дрова колоть для камина, чтобы зимой можно было посидеть с молодежью, подсобите немножко.

— Да, конечно, — с готовностью ответил Давид.

Федор Петрович передал мальчику топор и чуть отошел. Давид с большим рвением стал рубить дрова. Казалось, что вся злость, что витала вокруг, словно статическое электричество, готовая выстрелить молнией, вдруг «заземлилась» на топор, и тот раскалывал дрова, заставляя их разлетаться в разные стороны. Петя заметил внимательный взгляд отца и отошел в сторонку, начав складывать расколотые поленья в поленницу под крышей. Они всегда заготавливали сушняк для камина. Вечера у огня были особым отличием этого дома. Федор Петрович также складывал дрова, не задавая вопросов, ожидая, что кто-то из ребят сам начнет.

Поработав некоторое время, Давид заметно успокоился и мог говорить спокойно.

— Федор Петрович, скажите, я действительно такой плохой?

От неожиданности мужчина даже полено выронил.

— Почему ты считаешь, что плохой? — не понял он.

— Петька говорит, что я слишком вспыльчивый и эмоциональный и нормальный верующий таким быть не может, — выпалил мальчик — а что, христиане все спокойные, без эмоциональные? Как тормоза и как Петька! — возмущенно добавил он.

— Знаешь, обычно в церкви учат владеть своими эмоциями, контролировать их, — начал мужчина, Давид резко повернулся и, не дослушав, со всей силы ударил топором по полену. Оно раскололось и разлетелось в стороны. Но Федор Петрович продолжал — …но это не значит, что эмоции сами по себе это плохо, — на этом месте Давид остановился и прислушался. — Сами по себе эмоции это не хорошо и не плохо. Одни люди спокойные, как тихая степная речка, другие бурные, как горная и шумная река. Все должно быть на земле. Господь создал и реки, и людей разными.

— Так что, эмоции — это не грех? — вмешался Петя.

— Нет, не грех. Помнишь, даже о гневе сказано «гневаясь не согрешайте». Значит можно разгневаться, но еще не согрешить. Посмотри, вот сейчас, Давид пришел сердитый как пороховая бочка, которая вот-вот взорвется…

— Так Вы это заметили? — смутился Давид, а Федор Петрович продолжил.

— Я дал ему топор, и глянь, за пятнадцать минут он наколол столько дров, что в спокойном состоянии столько не сделал бы и за два часа, — показал мужчина сыну, — и заметь, гнев Давида принес хорошие плоды и ничего не испортил. А вот если бы он стал кричать или что-то доказывать в этом состоянии, то мог бы нагрешить.

— А что делать, чтобы было правильно? — спросил Давид. — Я же не всегда могу дрова рубить.

— Знаешь, когда разум прислушивается к чувствам, но все же контролирует их и в свою очередь повинуется Богу, тогда все качества человека начинают служить добру. Но если чувства начинают командовать разумом, то может произойти беда, — ответил мужчина.

— А, помню, мой папа как-то говорил, что человек состоит из разума, сердца (эмоций) и обычных животных потребностей. Я не помню, как на иврите все это называется, но помню, что если читать сверху вниз, то получается мелех (царь), а если наоборот, снизу-вверх, то читается как «ничто». И папа объяснял, если нами владеют наши животные побуждения, тогда мы превращаемся в ничто. А когда разум повинуется Торе и руководит всем, тогда становимся царями, — вспомнил Давид. — А еще папа сравнивал нешаму с всадником, а нефеш с лошадью. Когда всадник управляет лошадью, тогда все хорошо, но если лошадь бежит куда захочет, если ее «понесло», тогда это опасно и для всадника, и для лошади самой.

— Очень мудрое замечание! — улыбнулся Федор.

— Но почему у меня ничего не получается, хотя я это знаю? — вздохнул мальчик.

— Не расстраивайся, все мы несовершенны и все учимся всю жизнь — поддержал Федор Петрович. — Твои бурные эмоции не просто обуздать, но и пользы ты можешь принести много. У тебя очень сильный «ядерный реактор» внутри. Если ты сможешь наполниться благодатью, тогда вся твоя энергия будет во благо тебе и всем остальным.

— А у меня, что, «реактор», слабый что ли? — огорчился Петя.

— Нет, у тебя тоже очень сильный, хотя и совсем другой, — улыбнулся мужчина. — Смотрю я на вас и радуюсь, как хорошо вы дополняете друг друга. Тебя можно сравнить с марафонцем. Ты не торопишься стартовать, но и не скоро остановишься. А Давид как спринтер — быстро бежит и быстро выдыхается. Как хорошо, что вы дружите! Вы можете друг другу помочь.

— А что значит «наполниться благодатью»? — уточнил Давид.

— Благодать — это сила любви, которая наполняет человека, меняет его, делая способным исполнять Закон Божий и получать от этого наслаждение. Но перемены эти не постоянны. Когда мы приходим в Божье присутствие, тогда все качества нашей души раскрываются, душа делается сильной, соединяясь с бесконечностью, она сама становится бесконечной. Но мы не можем прийти к Богу, как только через Христа, — закончил свою мысль мужчина.

— А вот это запрещенная тема! — нахмурился Давид. — Давайте не будем об этом!

Он подхватил свою рубашку, которую скинул во время работы и быстро зашагал домой, бросив на ходу почти зло:

— Спасибо за беседу!

Когда Давид скрылся за воротами, Петя вздохнул. Федор Петрович прекрасно понял сына и без слов.

— Я не собирался рушить его веру или нарушать условия его родителей. Но я не могу иначе объяснить то, о чем он спрашивал. Без любви невозможно исполнить Закон Божий, и я твердо в этом убежден. А Иисус — это воплощенная любовь Божия, и без Него невозможно войти в присутствие Божие. Это то, во что я верю.

— Понимаю… — вздохнул Петя. — Я тоже в это верю, поэтому мне иногда не просто бывает дружить с Давидом. Но все равно он лучше, чем неверующие друзья.

— Согласен полностью! — поддержал отец. — Но почему ты с ребятами из церкви не дружишь?

— Не знаю — пожал плечами мальчик, — они меня не понимают, а я — их. Уж лучше иногда о чем-то не говорить, чем вообще не знать, о чем разговаривать…

— Ладно, я не настаиваю, — вздохнул отец. — Я знаю, что Давид для тебя хороший друг, и он старается жить по Заповедям. — Ты можешь показать мне ваш сценарий, о котором вы говорили?

— Да, конечно, — с готовностью согласился Петя — мы не хотели просить взрослых помочь нам, но, похоже, придется. С нами никто не хочет разговаривать.

Когда Федор Петрович прочитал сценарий, в котором смешались стихи и диалоги, он удивленно поднял брови.

— Кто же автор этого произведения?

— Мы с Давой, — пожал плечами Петя. — А что, слишком уродливо?

— Талантливо, — улыбнулся Федор Петрович. — Вы уже полностью готовы к выступлению?

— Да, все готово.

— Слушай, уберите, пожалуйста слова «Бог» и «Творец». Это и так понятно по тексту. Если вы сделаете это, я попробую помочь, — улыбнулся мужчина. — В нашем парке есть летняя площадка, завтра день защиты детей. Если площадку еще не полностью «забили» по времени, можно попытаться договориться как детская самодеятельность. В этот день вряд ли директор рискнет отказать детям, — улыбнулся Федор Петрович.

— Пап! Да без проблем! Эти слова встречаются в песне, а не в диалогах, так что только мы с Давой их поем, и изменить не сложно! А когда ты пойдешь?

— Прямо сейчас. Иначе точно ничего не выйдет. Мы и так можем опоздать, — Федор Петрович вошел в дом и переоделся.

К удивлению всех ребят, им дали время для выступления на летней площадке и даже разрешили использовать усилители, которые на ней стояли. Ради дня защиты детей даже арендную плату не потребовали. Спектакль прошел на «ура», на площадке для зрителей не хватало сидячих мест и многие стояли. Зрители смеялись и аплодировали. Обезьянка Ли-ли сразу стала любимицей публики. Все участники сценки были счастливы и воодушевлены. После спектакля к Федору Петровичу подошел директор парка.

— Я так понимаю, что Вы и Ваши дети скорее всего религиозны. В спектакле не звучала прямая пропаганда, но не понять мог только глупый. Вы — рисковый человек. Создать такой спектакль для детей!

— Поверьте, я сам вижу его в первый раз, а сценарий впервые увидел вчера, — признался Федор Петрович — ребята все сделали сами.

— Ого! Надо же! Похвально! — директор подумал и добавил. — Таланты нужно поощрять. Если ребята смогут делать сценки просто о моральных ценностях, о добре и правде, без упоминания о Боге, тогда я могу предложить им летом площадку по воскресениям после обеда. Вечерами у нас будут выступать музыканты, и мы все равно будем устанавливать аппаратуру.

— А сколько это будет стоить? — Федор Петрович был рад возможности хоть как-то донести добрые вести до людей и подумал, что можно было бы говорить о Боге со слушателями после спектакля и без детей.

— Нисколько. Мы просто чуть раньше будем ставить аппаратуру. Я же сказал, что считаю, что таланты надо поддерживать.

Директор был сдержан, но Федор Петрович понял, что он не возражает против того, чтобы верующие могли выступать перед публикой, но боится за последствия для себя.

— Я спрошу ребят, согласятся ли они написать новый сценарий, — обрадовался Федор Петрович.

— Эту сценку тоже иногда можно будет показывать. Я вижу, что людям она понравилась, — закончил директор и ушел.

Когда по дороге домой Федор Петрович сообщил детям о предложении, они были в восторге. Вдохновленные, они в этот же вечер снова встретились после ужина и сели сочинять новую песенку про обезьянку и сценку к ней. Как и в первый раз, события сценки писались одновременно с текстом первой песенки. В этот раз они решили «научить» Ли-ли говорить «спасибо» и в общем быть благодарной. Ребята с жаром обсуждали, в какие переделки отправить обезьянку, чтобы она поняла важность благодарности для своей жизни. Мальчики просидели до позднего вечера, радуясь, что оба перешли в седьмой класс без экзаменов.

Кира Марковна время от времени подходила к ним и, смеясь, добавляла идеи или «воспитывала» непослушную и шаловливую героиню сценки. Старшие братья и сестры тоже предлагали свои идеи. Процесс творчества так увлек всех, что Рут Вениаминовна позвонила и спросила, не случилось ли чего?

— Не волнуйтесь, мы проводим Давида, — пообещал Федор Петрович, — просто ребята увлеклись. Мы тут все включились в процесс творчества. Скоро нам придется делать собственный театр.

— Давиду нужно готовиться к бар-мицве⁴², возможно, он забыл, но Мойша весь вечер ждал его на занятие, — недовольным тоном произнесла женщина.

— А что такое бар-мицва? — поинтересовался Федор Петрович.

Услышав это слово от отца друга, Давид схватился за голову:

— Как я мог забыть? Я же после ужина должен был идти на занятие к Зинбахам! Их отец проводил занятие со всеми, кому в этом году исполнилось тринадцать.

Рут Вениаминовна коротко объяснила смысл праздника, и Федор Петрович извинился, что не знал о том, что Давид не должен был находиться сегодня вечером у них.

— Вопрос не к вам, а к нашему сыну, — вздохнула Рут Вениаминовна — он должен научиться ответственности…

Давид вскочил с дивана, поставил гитару на подставку и направился к двери.

— Подожди, мы проводим тебя. Уже темно — остановил его Федор Петрович.

Два друга и мужчина вышли на ночную улицу. По дороге домой Давид подробнее рассказал Пете о смысле слова «бар-мицва». Заинтересованный Петя спросил:

— Интересно, а я бы мог пройти ее?

— Конечно. Ведь у тебя мама еврейка, — ответил Давид — у нас в группе несколько таких ребят учатся.

— Но мы с мамой не хотели бы, чтобы ты это делал, — нахмурился Федор Петрович — потому что, если ты будешь выполнять традиции, значит ты — иудей, а не христианин.

— Пап, но ведь это не иудейский праздник, а еврейский, а по маме я и так еврей — возразил Петя.

— Пойми, сын, в культурах всех народов народные традиции и религиозные — это две разные традиции, но не у евреев — ответил Федор Петрович. — Евреи стали народом только из-за религиозной принадлежности. Помнишь историю выхода народа Израиля из Египта?

— Ну да, — кивнул Петя.

— Так вот, прочитай ее еще раз и увидишь, что с ними вышло много других людей, не евреев. Но после принятия Заповеди, все они стали евреями, потому что Бог так сказал.

— А у нас и сейчас некоторые проходят гиюр⁴³ и становятся евреями, — напомнил Давид.

— Именно поэтому национальные традиции евреев в основном напрямую связаны с их религиозной принадлежностью, — закончил Федор Петрович.

— Но как же так, пап? — не отставал Петя. — Мы же тоже читаем Ветхий Завет и тоже признаем и исполняем Заповеди. Получается, если все, кто согласился исполнять Заповеди, становятся евреями, значит все настоящие христиане, кто любит Бога и живет по Библии — это евреи. Почему же тогда бар-мицва это плохо?

Давид в это время шагал впереди и спешил домой, но услышав вопрос друга резко остановился так, что Петя невольно налетел на него

— Ты чё, обалдел?! Какие христиане евреи?! Они всю жизнь убивали евреев!

— Мальчики, чуть сбавьте обороты, — примирительно начал Федор Петрович — каждый из вас прав.

— Как так?! — воскликнули ребята.

— Дело в том, что многие христиане живут по Писанию и по жизни очень мало отличаются от евреев. К тому же они любят евреев, потому что Бог выбрал этот народ для того, чтобы принести в мир весть о Едином Боге. Но довольно большая часть христиан придумали теорию, которая совершенно не оправдана Библией, но приятна людям. Это теория о том, что Бог отверг евреев, и церковь заняла их место. На самом деле в Библии написано «весь Израиль спасется» и сказано, что ожесточение в Израиле произошло до времени, но эти люди не хотят читать все места Писания, которые им не выгодны, — объяснил мужчина.

— Так что, среди христиан есть те, кто живет, как евреи? — не понял Давид.

— Да, они исполняют десять Заповедей, моральный закон. То есть они также стараются не делать зла, быть честными и любить ближнего как себя. Иисус не отменял Заповеди, напротив, возвысил их.

Петя напрягся. Он знал, что родители Давида сейчас были бы очень сердиты, если бы услышали их разговор, но он понимал, что не отец начал его и не навязывает Давиду ничего.

— Так значит, это все нужно для неевреев, чтобы они могли приблизиться к Всевышнему? — было заметно, что Давид не относил слова собеседника к себе. — А для евреев еще много что нужно делать… Всевышний так сказал. Так значит неевреи, которые исполняют Заповеди, не становятся евреями, но они, наверное, становятся ноахитами⁴⁴. С ноахитами нам можно общаться и иметь общие дела. Может быть, поэтому мои родители разрешили мне с Петькой дружить.

— А кто такие ноахиты? — удивился Петя.

— Ну, это неевреи, которые у папы учатся, — ответил Давид.

— Тема, конечно, очень интересная, и все же я думаю, сын, что тебе не нужна бар-мицва, — улыбнулся Федор Петрович, заканчивая разговор. Группа подходила к дому Давида, и пора было прощаться. — Давид, постарайся больше не забывать важные встречи, а то тебя перестанут к нам отпускать.

Федор Петрович понимал, что, несмотря на его неодобрение, мальчики будут поднимать не одну сложную тему, и волновался за сына. Для него было важно, чтобы сын шел по его стопам, но мудрый отец сознавал, что у младшего сына, как и у всех детей, свой путь. Петя будет изучать еще много правил, обычаев и традиций, и отец надеялся, что они с женой заложили твердое основание его веры, и молился, чтобы, проверяя внешние традиции, сын оставил незыблемой духовную и моральную основу.

Родители Пети не хотели, чтобы их сын посещал синагогу, но, как и предполагал Федор Петрович, мальчик тайком пошел, когда его друг проходил бар-мицву. По окончании праздника Петя подошел к раввину.

— Ицхак Абрамович, а мне можно пройти бар-мицву?

— А ты обрезан? — спросил раввин.

— Нет.

— И ты согласен обрезаться, стать иудеем и отказаться от христианства? — продолжал раввин.

— Нет.

— Тогда нельзя, — спокойно и твердо ответил Ицхак Абрамович.

— Понятно. — Петя отошел от раввина, но почему-то ему стало грустно. Возможно потому, что он хотел быть с народом своей матери, но не мог согласиться принять условия, которые ему поставили.

Глава 10

Коридоры кончаются стенкой,

а тоннели выводят на свет.

В. Высоцкий

Лето пролетело почти незаметно. Каждое воскресение вечером мальчики выступали в парке, и им это очень нравилось. Первая сценка была самой большой и в ней участвовало много ребят, и поэтому ее смогли показать только два раза. Но потом ребята сочиняли менее грандиозные вещи, и их легче было исполнить. И все же на «Обезьянку Ли-ли» в воскресение приходило много детей с родителями. К осени площадка для зрителей наполнялась как в день защиты детей, на дебюте творчества мальчиков.

Петя даже отказался ехать в лагерь на отдых, потому что не хотел пропускать воскресное выступление. Отец не возражал, что сын пропускал вечерние собрания в церкви. Он понимал, что в собрании сын будет только слушать, если не убежит во двор поболтать с другими подростками, а на площадке он будет рассказывать о жизни по Заповедям, пусть даже не называя имени Бога прямо. К тому же, в сценках участвовали одноклассники, дети из неверующих семей, и в процессе подготовки некоторые из них стали сами задумываться о Боге и пришли на собрание.

Федор Петрович и сам нередко ходил с ребятами, слушал их выступление с площадки для зрителей, а потом заводил беседы о Боге с теми, кто находился рядом. Он знал также, что нередко после выступлений у мальчиков спрашивали, откуда они берут темы, и оба отвечали, что берут темы из Библии.

Родители Давида не возражали, что их сын говорит также, как и его друг: «из Библии». Ведь среди слушателей не часто можно было встретить евреев, а раввины считали, что для народов мира Тора закрыта. Так что пусть читают свою Библию. Хорошо, что хоть так они узнают о Едином Боге.

Не все раввины поддерживали Ицхака Абрамовича в его решении, но он был достаточно самостоятельно мыслящим человеком, чтобы не расстраиваться по этому поводу.

Зная бурный темперамент и характер своего сына, Ицхак Абрамович радовался, что тот не посещает дворовые компании и кружки революционно настроенной молодежи, к которым принадлежал их старший сын.

У Пети и Давида была еще одна причина, по которой они не хотели никуда уезжать на отдых. Одна из девочек, игравшая в сценке, нравилась им обоим. Когда-то, еще в пятом классе ребята обнаружили, что им нравится одна и та же девочка и они пообещали друг другу, что ни одна девчонка не разобьет их дружбы. Теперь, когда Пете понравилось проводить время с Таней, он старался не думать и не замечать, нравится ли она Давиду. Мальчик просто радовался, когда Таня приходила на репетиции, любовался ее игрой в сценке. Он не приглашал ее никуда и не проявлял особых знаков внимания, словно боясь спугнуть сказку.

Но со временем взгляды Пети заметили одноклассники и стали подшучивать. В один из дней Таня пришла на репетицию с перебинтованной кистью руки.

— Что случилось? — заботливо поинтересовался Петя.

— Нож сорвался, когда я хотела открыть банку консервов, — ответила девочка.

Петя невольно поморщился.

— Сильно?

— Ощутимо. Но зашивать не пришлось — сдержано ответила Таня.

Перед началом репетиции ребята как всегда ставили стулья в круг, и Петя не позволил Тане поднять стул. Он подхватил его и поставил к другим.

— Тебе не стоит поднимать тяжелое, — тихо произнес он, почти не глядя на девочку.

— Спасибо!

Давид, молча наблюдавший за этой короткой сценой, сжал зубы, невольно схватился за сердце, сжав рубашку в кулаке, и буркнул себе под нос:

— Да ты издеваешься! Ну почему опять? Не такие уж мы разные, как видно! Что за напасть!!

Петя с Таней не слышали этого возгласа досады и боли и продолжали разговаривать. Они сели на стулья, стоящие рядом, а Давид постарался отойти подальше. Мальчик решил отойти в сторону и уступить другу, но это далось не просто. Таня очень нравилась Давиду, и он никак не мог решиться с ней заговорить не только по делу. Даже на репетиции Давид терялся и тушевался при виде Тани.

Видя, что она охотно откликнулась на ухаживание Пети, Давид решил не мешать… если хватит сил. Но уехать на каникулы куда бы то ни было он просто не мог. Где-то в глубине души он надеялся, вдруг Тане что-то не понравится? Он согласен был стать вторым, любым по счету жаждущим внимания девочки, настолько сильно она нравилась. Но отбивать Давид не мог — не позволяла внутренняя порядочность и воспитание.

Он попытался скрыть свои чувства от всех, но отец все же заметил. Он видел детей на репетиции и решил, что пришло время для серьезной беседы. Однажды вечером он пригласил их обоих в гостиную.

— Давид, Петя, я думаю, что пришло время серьезного разговора, — начал он. — Вы взрослеете и начинаете смотреть на девочек.

Ребята смущенно опустили глаза, но раввин продолжал.

— Это хорошо, но еще не пришло время для серьезных отношений. Раньше в религиозных кругах мальчиков женили в тринадцать, чтобы избежать искушений. Но в нашем обществе молодым людям запрещают жениться до восемнадцати лет, в этом тоже есть смысл, ведь дети не могут обеспечить семью.

— Ну мы еще вообще не думаем о женитьбе, — вставил смущенный Петя.

— Но природа всегда возьмет свое и поэтому я пригласил вас сюда — прервал его Ицхак Абрамович. — Запомните дети, что мужчина никогда не должен забывать, что он — священник. Женщина будет стараться стать такой, какой мужчина хочет ее видеть. И поэтому перед Всевышним мы отвечаем за своих женщин. Б-г спросит с нас за то, какими стали женщины, с которыми мы общаемся. Поэтому очень важно относиться к ним со всем уважением и достоинством. Нельзя позволять себе вольности, унижающие достоинство девочки!

— Ну, мы стараемся нормально относиться ко всем, — вставил Давид.

— Это хорошо. Но очень важно, чтобы вы относились с особым уважением и даже почтением к девушкам, которые вам нравятся и которым нравитесь вы. Ведь если девушка полюбила парня, она будет стараться стать такой, какой он ее видит. Получается, что на нас лежит ответственность за то, какой она стала.

— Ого! А я здесь при чем? Вдруг она просто сама себе что-то придумает и скатится. Я же не виноват! — покраснел Петя.

— Именно поэтому нужно озвучивать в обществе, какие девушки тебе нравятся, и относиться к той, которая тебе нравится так, чтобы она захотела стать лучше, чище, достойнее. Творец не спрашивает с нас за то, что от нас не зависело. Он знает мысли всех. Но, если бы мужчины относились к женщинам бережно и с уважением, то в мире не было бы «древнейшей профессии», я думаю, что вы знаете, о чем я.

— Ну да, усмехнулся Давид, — спрос определяет предложение, как сказал учитель истории.

— Да, сын, это так. И я прошу вас обоих не участвовать в том, что толкает девушек на скользкую дорожку.

— Не знаю, но мне кажется, что парни чаще стараются стать такими, какими хочет их видеть девушка, — возразил Петя.

— Именно поэтому наша мама беседует с девочками, когда те подрастают, — улыбнулся раввин. — Да и я тоже напоминаю им об этом. С девушек и женщин Творец тоже спрашивает, какими стали их возлюбленные. Все мы влияем друг на друга, и нельзя забывать о том, что за все в жизни приходится платить.

Раввин еще немного поговорил с ребятами, и все разошлись в задумчивости.

Через время Петя заметил, с какой затаенной болью Давид наблюдает за их общением с Таней, в общении друзей возникло напряжение и холодок, и он опять отступил. Он снова выбрал дружбу. Возможно, если бы парень влюбился по-настоящему, он бы не смог отступить, но в этот раз у него получилось остаться с девочкой только друзьями. Решающую роль сыграл возраст. Петя понимал, что все равно для настоящих отношений еще не пришло время. Он серьезно отнесся к словам и наставлениям раввина.

Давид тоже сдержал свое обещание. Он не начал ухаживать за Таней. Девочка не поняла, почему Петя перестал ухаживать за ней и установил молчаливое расстояние хорошей дружбы. Она молча приняла такую форму общения, хотя было заметно, что она была бы не против более близких отношений.

Реувен все еще ждал ответа. ОВИР не торопился извещать парня о своем решении, и его это выматывало. К тому же, осенью Реувена должны были призвать в армию.

— Я не буду служить в их армии! — возмущался Реувен.

— Сын, не говори так! — ужасалась Рут Вениаминовна. — Тебя же посадят за уклонение от службы!

— Мне нечего там делать с их дедовщиной и бестолковыми порядками, — не унимался парень. — Я лучше пойду в армию в своей стране!

— Но ведь ты даже никогда не видел Израиль! Ты родился и вырос здесь.

Рут Вениаминовна пыталась успокоить сына, чтобы тот не «наломал дров», но и сама многое отдала бы, чтобы оказаться в земле своих отцов, посетить могилу царя Давида или оказаться у колодца, который когда-то выкопали их праотцы. Но она имела качество, которым не обладали ее дети — женщина умела ждать.

Младшая, Софочка, нередко слышала, что старший брат хочет уехать в Израиль. Сначала она решила выяснять, где находится то место, куда хочет уехать Реувен.

— Рув, а Израиль далеко?

— Да, далеко.

— Даже дальше чем Москва? — нахмурилась малышка.

— Да, Софик, дальше чем Москва, — ответил Реувен, не понимая причины столь пристального интереса.

— И ты будешь в Израиле даже дольше, чем в Москве? — девочка задала этот вопрос с замиранием сердца. Она очень любила старшего брата и скучала, даже когда он уходил на работу.

Реувен задумался. Он понимал, что если его выпустят из страны, то не увидит своих родных очень долго, или не увидит вообще, ведь парень понимал, что КГБ-шник прав, в армии Израиля нередко солдаты гибнут. Он не хотел расстраивать сестренку раньше времени, но и лгать не собирался.

— Да, мелкая, — Реувен собрал в пучок кудрявые густые волосы сестренки и перекинул их на ее лицо. Малышка стала похожа на копну темных лохматых волос.

— Опять ты лохматишься! — возмутилась Софочка. — Ты всегда лохматишься, когда не хочешь говорить!

— Ты задаешь слишком много вопросов — ответил Реувен. — Меня могут еще не отпустить.

— Мама с папой могут не опустить?

— Нет, чужой дядя может не отпустить, — ответил брат.

— Чужой дядя?! — сквозь лохматые курчавые волосы смотрели два больших удивленных карих глаза. Софочка даже забыла вернуть волосы на место.

— Ну, понимаешь, для того, чтобы уехать в другую страну, нужно получить разрешение у дяди милиционера. Такие правила в нашей стране, — продолжил Реувен.

— Я знаю, что Всевышний все равно делает, что хочет, и дядя милиционер ничего не сможет сделать, если Он решит… — убежденно произнесла Софочка, затем добавила, — я попрошу маму почитать Тиелим⁴⁵, чтобы дядя милиционер не разрешил тебе уехать.

— Но почему ты не хочешь, чтобы я уехал? — нахмурился Реувен.

— Потому что мы будем скучать и плакать, — глаза, все еще прикрытые взлохмаченными волосами, вдруг стали влажными.

— Понимаешь, Софик, мне это очень нужно! Я надеюсь, что скоро и вы сможете уехать в Израиль. Там наша родина. Там жили Авраам, Ицхак и Яков. Там жил царь Давид, про которого мы читаем в Торе… — Реувен собирался еще что-то добавить, но Софочка убрала волосы с лица и, нахмурившись, перебила.

— А почему тогда мама и папа не хотят ехать?

— Мама и папа пока нужны здесь. Мне кажется, если к нам в город приедет другой раввин, тогда папа с мамой тоже смогут уехать в Израиль.

— Тогда нужно просить, чтобы другой раввин приехал? — допытывалась девочка.

— Думаю, что это очень хорошая мысль! — обрадовался парень. — Давай лучше будем об этом просить.

— Хорошо, я попрошу у мамы, чтобы она Тиелим прочитала чтобы мы смогли с тобой поехать, — согласилась малышка, — чтобы я смогла пойти в школу на следующий год в Израиле.

— Ага! Помнишь, что мы все друг другу желаем на Песах⁴⁶?

— На следующий год в Иерусалиме? — неуверенно произнесла Софочка.

— Так точно! — бодро ответил брат.

— Если ты уедешь раньше, я все равно буду очень скучать! — глаза Софочки все время были «на мокром месте», и старшему брату стоило больших усилий вести разговор так, чтобы она не расплакалась.

Все время ожидания сестренка пыталась прижаться к руке старшего брата при малейшей возможности. Давид иногда обижался, считая, что младшая сестренка больше любит Реувена.

— Давид, перестань ревновать, — качала головой мать — Софочка просто боится, что Реувен уедет надолго, поэтому «заранее скучает», правда же, дочь?

— Да, я тебя очень люблю, — вздохнула девочка. — Если и ты уедешь, тогда я совсем-совсем буду скучать! Не уезжай, пожалуйста!

— Не уеду, — искренне пообещал Давид. — Если только вместе с тобой, с папой и мамой, а может и с Петей.

В один из обычных августовских дней мужчины ушли на работу, Давид как всегда убежал с Петей на очередную репетицию или какую-то затею ребят. Софочка, которую мать решила до школы обучить ивриту, чтобы девочка воспринимала написанные слова Торы раньше, чем начала читать по букварю, старательно выводила буквы иврита.

— Мам, неужели так пишется תודה (тода⁴⁷)? — улыбнулась она. — Так красиво! Мне нравится — заключила девочка уверенно.

— Да, именно так на иврите пишется «спасибо», — подтвердила Рут Вениаминовна, заглянув через плечо дочери в ее тетрадку.

Софочка сидела напротив окна, чтобы стол лучше освещался. Подняв глаза, женщина увидела, как почтальон кладет в их почтовый ящик какой-то конверт. Сердце матери ёкнуло, предчувствуя тревогу. Рут Вениаминовна торопливо вышла на улицу и направилась к калитке.

— Мам, ты куда? — услышала она вслед.

— Сейчас вернусь, — почти крикнула женщина, понимая, что отошла от двери, и дочь может не услышать.

Достав конверт из почтового ящика, Рут Вениаминовна взглянула на обратный адрес — ОВИР их района. Руки женщины задрожали. Она не знала, что в конверте, но при любом исходе волновалась. Ведь если откажут, она по опыту знала, что сын не успокоится, и это может привести его на скамью подсудимых. А если разрешат — значит им предстоит долгая разлука. Постояв немного, она решительным шагом направилась в дом, подошла к телефону и набрала рабочий номер сына.

— Здравствуйте, не могли бы Вы пригласить Реувена к аппарату? — попросила она, услышав голос. Через минуту женщина сообщила.

— Реувен, тебе пришло письмо из ОВИРа.

— И что там? — голос парня дрогнул.

— Не знаю, я не вскрывала. Письмо же твое.

— Мам, не томи, открой и прочитай мне — Реувен готов был начать подпрыгивать от нетерпения.

— Хорошо — послышался звук вскрываемого конверта — здесь написано, что завтра в одиннадцать дня ты должен прийти и забрать свои документы.

— И все? Никакого намека на то, каким будет ответ? — разочарованно протянул парень.

— Никакого, — в голосе Рут Вениаминовны тоже послышалось разочарование.

Реувен едва дождался утра. Он заранее отпросился на работе, проснулся еще до рассвета и теперь не знал, чем занять свое время до одиннадцати. В половине одиннадцатого он стоял в очереди к окошку выдачи в ОВИР с десятками других таких же, изнывающих от неизвестности, стремящихся выехать в различные уголки мира. Большинство получали всю свою папку документов и начинали возмущаться. Ясно было, что это отказ. Девушка за стойкой только пожимала плечами:

— Поймите, я ничего не решаю. Я только отдаю вам документы. Если недовольны — подавайте еще раз и напишите письмо, почему вы считаете этот ответ не правильным.

Реувен готов был выть от напряжения и предчувствия тоски отверженности. Но где-то там, в самой глубине теплилась слабая надежда. Только она заставляла парня стоять в очереди, не уходя из административного здания.

Наконец, подошла очередь Реувена. Девушка протянула в окошко паспорт парня с какой-то памяткой внутри. Парню показалось, что его сердце бьется прямо в ушах. Он не разобрал, что ему сказали, стоял и боялся взять в руки свой документ.

— Эй, парень! — послышались возмущенные голоса в очереди. — Если у тебя есть вопросы, спрашивай, нет — так уходи, не задерживай всех.

— П-п-п-простите, это отказ? — чуть слышно спросил Реувен.

— Вам дали «добро», неужели непонятно? — возмутилась девушка за стойкой. — Что за народ? Одни шумят, что им отказали, другие недовольны, что разрешили! Вас не разберешь.

— Так значит «да»?! — еще раз переспросил Реувен, все еще не веря ни своим глазам, ни ушам.

— Да что за тормоз! А говорят, что евреи умные! — раскричалась женщина за спиной Реувена. — Ему говорят, что его выпустили, а он стоит как столб! Мне бы так сказали про Германию!

Наконец, до парня дошло. Он тихо выскользнул из очереди под завистливыми взглядами всей толпы, собравшейся в холе. Громкий голос женщины до всех донес его радостную новость. Не только люди, получающие документы, но и те, кто пытался сдать, теперь завидовали парню, которому дали разрешение на выезд.

Когда Реувен вышел на крыльцо, он не выдержал и высоко подпрыгнул, подняв свой паспорт с памяткой к небу. Он скакал и тихо читал молитву: «Благословен Ты, Господь наш, Всевышний наш, которому повинуется вся Вселенная…». Этих слов не было в молитвеннике, но эмоций было столько, что ни одна знакомая молитва не могла выразить их. Реувен не считал себя особо религиозным, хотя знал немало молитв наизусть. Но сейчас парень прекрасно знал, что без вмешательства Всевышнего ничего не случилось бы.

Он буквально бежал домой, зная, что все родные очень ждут результата его похода в ОВИР. Едва переступив порог, он провозгласил, размахивая паспортом:

— Меня отпустили!

Рут Вениаминовна, Давид и Софочка стояли молча. Они не знали, радоваться или огорчаться? Наконец, мать тихо сказала:

— Пойду папе на работу позвоню, он тоже ждет.

— Вы что, не рады за меня?! — Реувен готов был обидеться.

— Мы рады, но нам грустно, — за всех ответила Софочка — мы же тебя любим и будем скучать.

Реувен не пошел на работу и взял отгул на завтра, потому что в памятке было написано, что он должен явиться в тот самый кабинет, где сотрудник КГБ пытался его завербовать. Вся семья волновалась.

Переступив порог уже знакомого кабинета, Реувен увидел знакомое лицо мужчины, который лишь презрительно глянул в сторону вошедшего.

— Вызывали? — несмело спросил Реувен.

— Возьми, — коротко бросил хозяин кабинета, — у тебя призыв будет, пока ты будешь собирать документы. Это освобождение. Нам такие защитники родины не нужны! Нам не нужны предатели!

В голосе мужчины послышалось такая брезгливость, что Реувен чуть не начал защищаться и убеждать, что он никого не предавал, но парень вовремя прикусил язык. А то возьмет еще да передумает, отправит в армию служить… Пусть лучше презирает и отпустит, и забудет навсегда.

«Самые страшные слова для эмигранта: «Родина вас не забудет!» — вспомнил Реувен и крепче сжал зубы. Пусть уж лучше забудет», — думал он.

Через минуту Реувен покидал кабинет, надеясь больше никогда не увидеть ни это помещение, ни его хозяина. Мужчина проводил парня до двери холодным колючим взглядом. Реувен боялся поверить своему счастью, пока не вышел из здания и, раскрыв полученную бумагу, прочитал, что его освобождают от воинской обязанности в связи с переменой страны проживания. Дочитав фразу до конца, рассмотрев подпись и печать, парень закружился в танце с бумагой как с барышней. Он был абсолютно счастлив.

Реувен еще не влюблялся до этого времени, и сейчас ему казалось, что даже влюбленный не может быть счастливее его, которого отпустила страна, являющаяся его родиной, но которую он считал сейчас своей тюрьмой. Парень не верил, когда старшие говорили, что он еще будет скучать за Советским Союзом. Сейчас это казалось абсолютно невозможным!

Прошло еще три месяца, пока, наконец, Реувен сел в самолет до Тель-Авива через Рим, бережно прижимая к себе рюкзачок с документами и предметами первой необходимости. В багаже находились два его чемодана — больше авиакомпания не разрешала. Мать пыталась нагрузить сыну все, что может потребоваться на новом месте, но Реувен настойчиво отказывался. Ему казалось, что все у него будет, стоит только приземлиться на земле отцов.

Родные проводили парня только в аэропорт, когда он вылетал в Москву, где формировался самолет эмигрантов со всей страны. В этом году их было не много. В основном власти отказывали. Тем более удивительным казалось разрешение, данное парню призывного возраста, который летел в Израиль один, без семьи.

В самолете было немало тех, кто получил разрешение на выезд в Израиль, но не собирался лететь в Тель-Авив. В Риме эти люди планировали пожить некоторое время, а потом садились на самолет в Нью-Йорк. Они использовали свои еврейские корни только для того, чтобы покинуть СССР, но мечтали об Америке.

Глава 11

Лично я люблю землянику со сливками,

но рыба почему-то предпочитает червяков.

Вот почему, когда я иду на рыбалку,

я думаю не о том, что люблю я,

а о том, что любит рыба.

Дейл Карнеги

С началом занятий в школе, Давид и Петя меньше уделяли времени творчеству, да и за лето мальчики сколько-то «перегорели» ведь им едва исполнилось четырнадцать, а с началом холодов большинство аттракционов закрылись и летняя площадка тоже. Несмотря на удовольствие от выступлений, мальчики испытали некоторое облегчение. Этим летом они были так заняты, что почти не ощутили каникул. И когда ребята прощались с директором парка, который на удивление все это время делал вид что не замечает, что мальчики и Федор Петрович говорили с людьми о Боге, добавил на прощание:

— Что, прощаемся до следующего сезона?

— Не знаю, — растерялся Давид.

— Кто знает? — пожал плечами Петя.

Мужчина понял, что дети все же остаются детьми. Им не так просто было ощущать длительную нагрузку, тем более «на общественных началах».

И все же это лето оставило много добрых воспоминаний у всех. Преподаватель музыки ребят был приятно удивлен, что оба ученика не только ничего не забыли за лето, но и преуспели в технике игры. Приятно удивлена была также преподаватель по сольфеджио, мальчики явно занимались летом.

В этом году в семье Теренковых осталось два школьника. Младший Петя показывал в прошлом году впечатляющие успехи по математике и в начале следующего учебного года приехали бабушка и дедушка, родители Киры Марковны. Такое в жизни семьи происходило не часто. Родители не поддерживали выбор дочери в браке, и тем более были против решения супругов иметь большую семью. Пожилые люди очень редко посещали внуков, поэтому каждый их приезд был настоящим событием.

За три года дружбы ребят, в семье Теренковых сыграли четыре свадьбы. Взрослые дети «упорхнули из родительского гнезда», поэтому в доме оставалось только четверо детей.

Перед приездом бабушки и дедушки в доме всегда производилась генеральная уборка, хотя обычно в нем было чисто. Дети даже не задавали вопросов — так было принято. В этот раз новость о визите удивила всю семью. Не предстояло никаких важных событий и праздников, и старики предупредили о своем приезде только за три дня.

— Мам, а что случилось? — поинтересовался Петя, когда Кира Марковна сообщила, что в гости приедут бабушка и дедушка.

— Не знаю. Вроде бы ничего. Бабушка по телефону ничего не сказала — ответила мать. Она была удивлена не меньше младшего сына.

Кира Марковна приготовила праздничный ужин, и все выглядывали в окна. Обычно старики приезжали в гости как на прием — точно ко времени, и в этот раз они не изменили себе. Без четверти шесть к дому подъехала знакомая синяя «жигули». Когда пожилые люди неторопливо вышли из машины, дети и внуки вышли из дома, встречая гостей.

Марк Моисеевич открыл багажник и попросил:

— Дети, помогите, пожалуйста, выгрузить.

Вся семья была заинтригована. Что же привезли старики, что самим сложно выгрузить? Серые закрытые большие и маленькие коробки ничего не сообщали о своем содержимом, и внуки, наученные опытом, не задавали лишних вопросов. Но когда после ужина Серафима Яковлевна повернулась к коробкам, которые были оставлены у входа, вся семья замолчала, желая услышать объяснение от бабушки.

— Петя, мы слышали про твои успехи в школе, и твоя мама сказала, что ты после школы хочешь выучиться на программиста? — обратилась бабушка к младшему внуку.

— Да, я хочу — подтвердит Петя.

— Наконец-то хоть кто-то из этой русской семейки решил получить нормальное образование! — гордо вскинув голову изрекла Серафима Яковлевна.

— Бабушка, между прочим, я уже на второй курс политехнического института перешла! — возмутилась Аня, старшая из оставшихся дома детей — и Петя хочет поступать в тот же самый, только на компьютерщика.

Наташа хотела добавить, что поступила в техникум, а Саша открыл рот, чтобы сообщить, что заканчивает школу и тоже будет поступать, но бабушка не дала никому открыть рот.

— Ты?! Институт? — воскликнула она — а почему мама мне не сказала об этом? — повернулась пожилая женщина к Кире Марковне.

— Мам, Вы никогда не спрашивали где и как учатся наши дети — спокойно ответила Кира Марковна — только про Петю спросили, и я ответила.

— Ты же знаешь, какое значение мы с твоим отцом придаем образованию! Ты знаешь, как ты огорчила нас, когда, закончив институт, ты села дома как клуша со своими детьми! — возмутилась Серафима Яковлевна — и ты даже не похвалилась, что ТВОЯ дочь — подчеркнула она — пошла учиться, чтобы реализовать ТВОЮ мечту!

— Мам, это не моя мечта и даже не папина, а Ваша… — устало вздохнула Кира Марковна — взглянув на отца и получив поддерживающий кивок от него — …я считаю, что образование не может быть мечтой. Для мечты это слишком мало. А хвастаться вообще считаю неприличным.

— Твои христиане — поджала губы пожилая женщина и из ее уст это прозвучало как оскорбление — стерли тебя как личность! Похвастаться матери успехами своих детей для тебя неприлично, гордиться — вообще грех. Ты стала никем!

— Ну… не перегибай палку… — вставил дедушка — и вообще, Фима, ты же обещала…

— Я обещала не обижать никого, но разве это нормально?! — продолжала Серафима Яковлевна — у них все перевернуто с ног на голову!

— Фима… — покачал головой Марк Моисеевич.

— Ладно, ладно, — передернула плечами старушка. — Короче, мы с вашим дедушкой решили подарить Пете компьютер. Но если ты, Аня, тоже учишься, тогда будете пользоваться им вместе. И еще, к компьютеру мы купили вам принтер, так что вы сможете не писать рефераты или курсовые, а печатать их.

— Ура! — подпрыгнул Петя, забыв обо всем и обо всех, бросился к коробкам — а можно мне его собрать?

— А ты сможешь? — засомневалась Серафима Яковлевна.

— Мы с Давидом ходим в гости к ребятам в Академию наук и я уже помогал там устанавливать БК-шку, — затараторил Петя.

— Судя по имени твой друг из приличной семьи, — заметила бабушка.

— Мама, пожалуйста, избавьте нас от Вашего снобизма, — взмолилась Кира Марковна — Вам не кажется, что именно в такой атмосфере рождаются антисемиты?

— Ты считаешь, что я должна стыдиться своих корней?! — повысила тон пожилая женщина.

— Нет, мам, но хотя бы не поднимать их «на знамя», — Кира Марковна грустно покачала головой — как Вы выживаете в советском обществе при его отношении к евреям?

— Она только дома может себе позволить говорить то, что думает — попытался защитить жену Марк Моисеевич.

— Пап, но зачем мстить моей семье за то, что кто-то посторонний ее обидел? — ответила Кира Марковна.

— Я все еще здесь! — громко напомнила пожилая женщина.

— Мам, если Вы не прекратите общение в таком тоне, тогда здесь не станет меня — предупредила Кира Марковна — и вам можно будет вернуть ваш компьютер в магазин или продать кому-нибудь.

— Да, и я неплохо на этом заработаю… такую технику не просто достать в наше время — добавила старушка.

— Договорились — встала Кира Марковна.

— Дочь, не горячись, ты же знаешь свою мать. Она потом сама будет жалеть, что вела себя так — поторопился «погасить пламя» Марк Моисеевич

— Мам, если Вы пришли в наш дом обижать мою семью, тогда нам ничего не нужно! — отрезала хозяйка дома — я ничего Вам не говорю, когда Вы обижаете меня, но я не позволю обижать их — твердо и строго сообщила она, указывая на свою семью.

— Но ваш «учитель» же говорит вам подставлять другую щеку, если вас ударят… — язвительно напомнила Серафима Яковлевна, но голос ее звучал почему-то уже извиняющимся.

— Когда меня — согласна. Но мой Учитель говорит защищать тех, кто не может за себя постоять. А сейчас моя семья безоружна против Ваших оскорблений, потому что они не хотят причинить боль мне. Ведь Вы — моя мама… И я считаю себя вправе защитить их от Ваших нападок.

Петя слушал этот непростой разговор затаив дыхание. Он понимал, что бабушка как всегда пытается унизить отца и внуков, считая их всех ошибкой своей упрямой дочери, но ради компьютера он готов был промолчать и пропустить привычные бабушкины колкости мимо ушей. Ведь компьютер был самой несбыточной его мечтой. Мальчик уже начал программировать на калькуляторе. Это был первый программируемый калькулятор, который он видел в своей жизни и Петя «выжал» из него все возможное.

В Академию наук привезли несколько компьютеров БК и установили в отделе информации. Петя с замиранием смотрел как мастера собирали и подключали их. Мальчик был счастлив молча подавать провода мастеру. Он внимательно смотрел на его работу, пытаясь запомнить, как работает это чудо техники. И вдруг бабушка и дедушка привезли к ним домой настоящий компьютер, да еще и с принтером, а мама отказывается! Неужели для мамы так важно, чтобы ее мужа и детей уважали?

И все же Пете казалось, что уважение к нему или к любому члену их семьи не стоит так дорого. Он готов был склонить голову и молча выслушать что угодно, только бы эти серые коробки остались.

— Девочки… — примирительно вставил Марк Моисеевич — я понимаю, что вам трудно, но я прошу обоих успокоиться. В конце концов я купил подарок внуку для учебы, а не для развлечений. И эмоции здесь ни при чем. А теперь выяснилось, что и для внучки тоже и я очень рад! Учитесь, дети, пусть он принесет вам пользу и радость! Дочь, я согласен с тобой, что учеба — это не самоцель, но… — он кивнул примирительно жене — …очень важная часть нашей жизни.

Петя едва перевел дух. Он был очень благодарен миролюбиво настроенному дедушке за его вмешательство и за компьютер, который тот купил.

— Мне можно открыть? — осторожно поинтересовался Петя.

— Если ты сможешь его собрать, — с сомнением ответил дедушка.

— Вот сейчас мы и посмотрим, справится Петка или нет? — вставила Аня — если не справится, тогда вы увидите это и сможете позвать мастера.

— Хорошая мысль — поддержала бабушка почти мгновенно успокоившись.

В семье хорошо знали эту способность бабушки, которую унаследовала дочь — быстро «заводиться» и почти моментально успокаиваться.

Петя помчался к коробкам.

— А можно компьютер будет стоять в моей комнате? — на ходу спросил он.

— Хорошо. Только ты должен будешь пускать за него Аню сразу, когда ей будет нужно — ответил отец, переглянувшись с женой.

Установка компьютера и матричного принтера заняла у мальчика почти час. Взрослые сначала наблюдали процесс распаковки и подключения, но скоро вернулись к столу, куда Кира Марковна принесла торт домашнего приготовления. Петю даже тортом невозможно было выманить из комнаты. Он не успокоился пока не собрал все по схеме, лежавшей в коробке. На момент включения, в комнату опять собралась вся семья.

— А мне можно будет тоже за компьютером работать? — поинтересовался Саша.

— А что ты будешь на нем делать? — усмехнулась Аня — программы писать? Ты же собирался поступать на фотографа.

— Саша, ты хочешь стать фотографом? — повернулся дедушка к внуку.

— Да, я заканчиваю школу в этом году и хочу в техникум поступать — ответил Саша и в душе мальчика затеплилась надежда, если Пете подарили даже компьютер, который стоил очень дорого, вдруг дедушка купит ему фотоаппарат?

И он не ошибся. Подумав немного, дедушка пообещал.

— Если твое решение серьезно, думаю, что мы с бабушкой сможем тебе помочь. Кстати, Аня, а ты на кого учишься?

— Я буду экономистом — ответила девочка.

— А я на медсестру учусь — не выдержала Наташа — она так хотела показать, что тоже чего-то стоит.

— Надо же! — воскликнула бабушка — ну хоть младшие дети не будут лопатой или метлой махать!

— Мама! — буквально простонала Кира Марковна.

— Бабушка, а почему Вы думаете, что старшие у нас лопатой машут? — удивился Петя — наши все учились, Нина в медицинском училище, Сеня в техникуме. Без образования в нашей семье никого нет, хотя в институт только Аня смогла поступить, потому что сейчас верующих уже не так сильно притесняют и не так проверяют.

— Ну, — смутилась старушка — ваша мама по телефону мне давно уже сказала, что верующим не дают поступать никуда. А потом она больше ничего не рассказывала про учебу, только про здоровье и на свадьбы приглашала. Поэтому я думала, что они не учились.

В этот момент Петя осторожно нажал кнопочку на компьютере, раздался тихий щелчок и легкое жужжание. Мальчик включил монитор и через минуту по экрану побежали буквы и цифры. Петя осторожно выдохнул. Он не был уверен, что подключил все правильно, но судя по тому как заработал компьютер, все обошлось.

Когда пожилые люди уехали домой, Кира Марковна устало улыбнулась.

— Нашим младшим, похоже больше достанется внимания от бабушки и дедушки. Не знаю, хорошо это или плохо?

— Да, я уже понял — согласился Федор Петрович — кажется, что скоро они привезут Саше фотоаппарат, а потом начнется, пленки, фотобумага, печать, и это уже нам придется покупать.

— Ничего, и эти вырастут — улыбнулась Кира Марковна — главное, чтобы с Богом познакомились. Остальное все приложится.

Глава 12

Удивительно, что может сделать

один луч солнца с душой человека!

Ф.М. Достоевский

После отъезда Реувена в доме Гринбергов стало как-то слишком просторно. Реувен занимал не много места и не часто в последнее время был дома, но, когда он уехал, каждый член семьи ощутил пустоту. Любовь привязывает людей друг ко другу намного сильнее любых уз на земле.

Давиду показалось, что комната, которую занимали братья стала в два раза просторнее и ему даже не нужно было так много места. Особенно ощущалась пустота вечером перед сном. Обычно братья рассказывали друг другу об интересных событиях дня, иногда спорили и даже ссорились. Давид не мог представить, что будет скучать даже по ссорам, ведь это означало, что он не один в комнате.

После отъезда брата Давид стал реже бывать дома, он старался большую часть времени проводить с Петей и стал обижаться, когда Петя был занят своими делами. Петру непонятна была такая необходимость постоянного общения. Он любил одиночество, особенно после того как дедушка с бабушкой подарили ему компьютер. Мальчик наслаждался временем, когда мог сидеть перед экраном и пытаться по книжкам осваивать основы программирования. Петя стал частым гостем в информационном отделе при академии наук, где Давид откровенно скучал, слушая лекции программистов о том, как работает компьютер. Он с увлечением учил иностранные языки, но математику не особо любил.

В одно из посещений мужчины поделились магнитной пленкой на которой была записана игрушка и это заинтересовало обоих ребят. Они еще не знали, что на компьютере можно не только работать, но и играть. С этого времени Давид чаще стал появляться в комнате Пети и ребята играли по очереди. Затем появились еще несколько игрушек. Посмотреть на игру приходили братья и сестры Пети, и комната мальчиков стала посещаться всеми членами семьи чаще чем гостиная. Родителям пришлось ограничивать время, которое дети проводили за компьютером.

Осенние дожди и туманы уступили место первому снегу, жизнь текла своим чередом. В доме Теренковых часто на выходные приезжали гости. Семья считала, что самое лучшее место, где человек может поделиться своей верой, это его дом. Ведь на улице люди нередко играют свои роли, а дома сложнее спрятать свое истинное лицо, и если человек любит Бога, то это проще всего показать дома, потому что ничего особенного делать не нужно — только быть собой. В доме нередко появлялись неверующие люди, которые хотели услышать весть о Боге. Вся семья верила в то, что главная цель христианина, нести весть о Евангелии⁴⁸ тем, кто не знает Бога.

В один из субботних вечеров в доме было много молодежи, раздавались веселые голоса. Федор Петрович пригласил молодую пару из тех, с кем познакомился летом во время выступлений детей в парке. Молодые люди иногда приходили поговорить с мужчиной, задавали вопросы по тексту Евангелия, которое взяли почитать.

Этот вечер проходил немного необычно, потому что в доме были еще ребята. Петя захватил гитару, и молодежь наслаждалась теплом горящего камина, расположившись вольной россыпью по полу и мягкой мебели просторной комнаты.

После очередной песни, спетой собравшимися, Петя сидел у горящего камина и молча смотрел на крупные снежинки, летящие за окном. Густой и пушистый снег укрывал землю мягким покрывалом. За окном создавалась белая зимняя сказка, а в гостиной потрескивали поленья, обдавая комнату теплом, играя бликами на мебели, лицах людей и толстом ковре на полу с разбросанными по нему подушками, которые Кира Марковна сама сшила для того, чтобы молодым людям удобно было сидеть на ковре.

Все притихли, словно прислушиваясь к неведомому живому слову, которое вдыхало жизнь в картину зимнего уюта.

— Как тихо и красиво — произнес едва слышно Петя — в такие минуты для меня больше открывается суть благодарного сердца. Благодарность меняет тот мир, где я живу.

— Наблюдать за тем, как Бог творит жизнь на земле всегда удивительно. Словно в сказку попадаешь — улыбнулась Лия, одна из верующих девушек, «заглянувшая на огонек» — согласна, что благодарное сердце начинает видеть мир будто объемнее.

— А при чем здесь «творит» и сказки всякие — не понял Филипп, неверующий парень, пришедший сегодня в гости — идет снег за окном, дома камин и что? Тепло и классно. Особенно если вспомнить как холодно на улице, то вааще класс! — он плотнее закутался в свою вязаную кофту — ну… можно и «спасибо» сказать, но кому?

— Конечно Тому, кто все это создал и, Кто сейчас, в данный момент творит красоту и жизнь. Но для того, чтобы это видеть, нужен глубокий покой в духе — добавила Кира Марковна.

— Я не совсем понимаю, о чем вы? — не понял Филипп. — Я не слепой, все вижу, но покой здесь не при чем, также, как и сказки. А по поводу творения, я бы поспорил. Природа живет по естественным законам. Не думаю, что сейчас стоит повторять для всех школьную программу.

— Согласен. Бог скрывает Свое лицо за маской физических законов именно для таких как Вы, — тихо ответил Федор Петрович — чтобы тот, кто не желает верить Богу, имел возможность выбора. Чтобы мог назвать чудеса случайностью, а творение ежедневной жизни, назвать обычными законами физики. Но, чтобы такие как мы могли увидеть Его любимые руки и заботу о нас на каждом шагу, получить от этого наслаждение и поблагодарить Его за все. Я верю, что если сто раз в день произносить слова благодарности, то жизнь человека становится совсем другой.

— Сто благодарностей в день? А это возможно? — удивилась Нонна, подруга Филиппа, все это время молча слушавшая разговор. — И кому говорить?

— Можно говорить людям, можно Богу. Произносить волшебное слово «спасибо» — улыбнулась Кира Марковна.

— Ну, спасибо Вам за вкусный обед. Спасибо за то, что нам тепло у Вашего камина.

Филипп помолчал, пытаясь найти еще причины поблагодарить, но в его голосе звучала не благодарность, а еле скрываемая досада и раздражение. Петя вдруг увидел огромную разницу в том, как произносил слова благодарности отец и как они звучали у Филиппа. Он не сразу смог для себя определить эту разницу. Слова отца словно рисовали живую объемную картину с запахами и движением, а слова Филиппа казались плоскими и мертвыми. Петя никак не мог объяснить, но разница была очевидной для всей семьи Теренковых и многих из их гостей. К удивлению хозяев дома, Нонна тоже не видела никакого различия. Эти молодые люди словно были слеплены из одного теста, хотя принадлежали к разным семьям.

Когда молодые люди ушли, Петя подошел к отцу.

— Пап, а почему Филипп и Нонна не смогли понять то, что мы говорили?

— Я слышал, что раввины называют это явление «еврейская душа». То есть душа, которая откликается на зов Бога и ощущает Его присутствие — улыбнулся Федор Петрович.

— Но ты же не еврей — усмехнулся Петя, — а понимаешь и сам говоришь об этом. Ты же знаешь и чувствуешь, что Бог присутствует с нами, да и почти все из молодежи понимали, о чем мы говорили, а евреев среди них нет.

— Я тоже думал об этом и назвал для себя иначе, чем раввины. Я думаю, что тот человек, который откликается на зов Бога, получает возрождение духа и его душа становится способной наслаждаться Божьим присутствием и видеть мир иначе, не плоским и мертвым, а полным жизни — ответил отец — увидеть Творца в творении можно только тогда, когда соглашаешься это сделать… Мне кажется, что если Сам Бог не откроет наши глаза, то мы не сможем сами увидеть Его руку.

— Бог открывается нам не только через красоту, но и через то, что мы делаем сами — добавила Кира Марковна.

— Мам, как это? — не понял Петя.

— Если мы отдаем свое сердце и свои таланты для Его славы и для того, чтобы лучше узнать Бога, тогда Он посылает Свое благословение и наша жизнь раскрывается как цветок — ответила мать — это большое благословение нашей жизни. Но если наша связь прекращается — это как вену в теле пережать, начинаются проблемы. Если эта оторванность от источника жизни тянется долго, то происходит беда. В Писании это названо проклятием.

— А как же неверующие? — задумался Петя — они же живут только для себя и не ищут Бога вообще. Они что ли прокляты? — смутился мальчик.

Подросток был расстроен и даже сердит на мать. То, что сейчас он предположил вызывало в мальчике протест. И все же он решил не торопиться с выводами и послушать сначала ответ матери.

— Представь, что каждый из людей, это система. Один человек — маленькая система. Как например твой компьютер. Помнишь, как ты восторгался возможностями твоего компьютера? Потом ты посидел у твоих друзей и сказал, что у тебя слабенький компьютер. А после этого твои друзья получили компьютер из-за границы, и ты пришел домой расстроенный, сказав, что у тебя «допотопный». Понимаешь, если сравнить это с человеком, то получается, что система вроде хорошо работает и все в порядке, пока не знаешь, что можно жить по-другому. Но, допустим, если соединить много компьютеров вместе, как ты видел у твоих друзей в Академии наук, тогда возможности каждого компьютера увеличиваются в столько раз, сколько их соединено вместе… — начала объяснение мать.

— Понял! — прервал обрадованный Петя, — если поработаешь в такой «сетке», особенно если в ней есть мощные компьютеры, тогда возвращаться к своему маленькому и слабенькому очень обидно. Потому что знаешь, что можно иметь больше.

— Да, ты правильно меня понял — улыбнулась Кира Марковна — я, конечно, в твоих компьютерах не много понимаю, только то, что ты рассказал, но я знаю, как работает духовный мир. Смотри. Когда люди объединяются дружно в одном месте, как наша семья, стараются найти решение какой-то проблемы или молятся о чем-то, тогда это намного лучше, чем один человек. А если собрать много людей как в поместной церкви, то это значительно сильнее.

— Так значит поэтому Иисус говорил, что если двое или трое согласятся просить о чем-то, будет им⁴⁹? — вмешалась в разговор Наташа.

— Да, только в поместной церкви не всегда бывает согласие по всем вопросам — улыбнулся Федор Петрович.

— Понятно. Это когда сетка между компьютерами вроде есть, а почему-то не работает — улыбнулся Петя — мы на прошлой неделе в Академии наук с мужчинами пытались настроить сетку между старыми и новыми компьютерами, до сих пор не смогли. Они заказали из Москвы учебники, чтобы разобраться что не так делают?

— Так вот, я к чему все это сказала — продолжила Кира Марковна — Если добавить к этой «общности» соединение с самим Богом, тогда представляешь сколько силы и радости получает человек? Когда человек ощутил эту связь и возможности, а потом потерял, тогда как ты думаешь, будет ли он считать, что у него все хорошо? Или ему покажется это проклятием?

— Конечно, это покажется ужасным! — воскликнула Наташа, внимательно прислушивающаяся к разговору — теперь я тоже поняла то место в Ветхом Завете, где говорится о благословении и проклятии. На самом деле, если человек сначала соединяется с Богом, чувствует, что все меняется в лучшую сторону, все налаживается, а потом отрывается от Него, и все становится как раньше, приходится «головой стену пробивать» и только на себя полагаться… Конечно это покажется кошмаром и проклятием!

— Да, дети, вы выросли в верующей семье и со многими трудностями даже не знакомы. Вы знаете, что всегда можно молиться и получать поддержку от Бога и в случае проблем у нас есть друзья из церкви. Но не у всех такая жизнь — добавил отец — поэтому будьте благодарны за то, что имеете.

Петя больше не участвовал в разговоре, но что-то его тревожило, что-то казалось не так. Подросток был согласен с тем, что когда человек начинает получать ответы на молитвы от Бога, тогда возможности многократно увеличиваются. Он и сам не раз это испытывал, молясь о своих проблемах и видел, как «работает» молитва семьи. Но при упоминании о церкви что-то резануло слух.

Раньше, когда семья посещала поселковую общину, Петя согласился бы полностью со всем, что говорили родители, пока не узнал той церкви, которую они сейчас посещали. Теперь мальчик считал, что не все церкви такие «сильные» и дружные как семья. Он так и не смог принять правила того общества, в котором их семья оказалась в городе. Да и родители тоже «не прижились», но не уходили, потому что другой церкви их братства в этом городе не было. А менять деноминацию они не хотели.

Глава 13

Фанаты не умеют, да и не хотят

видеть в своем кумире разностороннюю личность.

Жизнеспособный идол должен быть одноцветным,

монолитным, удобным для обожания

Татьяна Коган

За годы дружбы с Давидом Петя не раз обращался за советом к его отцу, и мальчику нравились всесторонние ответы Ицхака Абрамовича, которые всегда оставляли «двери открытыми». Он обычно говорил несколько мнений в ответ на вопрос, но очень редко говорил, какое из них считает верным. Чаще всего раввин сообщал, что каждое из мнений имеет право на истину в своей части. Петя уже знал о семидесяти лицах Торы⁵⁰. Поэтому решил при случае задать вопрос раввину.

Через несколько дней ребята забежали после школы к Гринбергам, чтобы Давид переоделся после школы. Рут Вениаминовна уже накрыла на стол и показала Пете дополнительную тарелку, которую ставила на стол для него.

— Спасибо, не надо, я дома поем — попытался отказаться Петя.

Но Рут Вениаминовна покачала головой.

— Ты же знаешь, что Давид не станет есть без тебя, а я слишком хорошо с вами знакома. Сейчас убежите и вас до вечера не поймать. Садись — почти приказала она, и Петя повиновался, направившись за Давидом мыть руки.

Мальчик уже привык присутствовать при двух способах молитвы перед едой. Дома они молились как было принято в их братстве, да и почти у всех протестантов, а у Гринбергов отец читал браху⁵¹ на питье и хлеб. После еды он также читал благодарственную браху на иврите, и Петя даже сам уже мог ее прочесть. Он выучил много брахот⁵² за время дружбы с Давидом. Читая брахот Петя ощущал связь с народом, который был для него родным со стороны матери. Кроме того, мальчику было важно, что когда-то Иисус тоже читал брахот на иврите, хотя в быту и говорил на арамейском, ведь так было принято в народе много веков, язык Торы и молитв — иврит, а разговорный язык мог быть каким угодно.

Когда был утолён первый голод, Петя решил спросить:

— Ицхак Абрамович, а что говорят учителя Торы об общем духе семьи, еврейской общины или другого общества?

— А почему Вы интересуетесь, молодой человек? — как всегда вопросом на вопрос ответил раввин.

Петя рассказал о разговоре дома и о том, что сказали родители. Во время рассказа мальчика раввин молча кивал головой и о чем-то размышлял. Дослушав до конца, он вздохнул.

— Да, я согласен с некоторыми выводами, но мне кажется, что христиане как-то упрощают этот вопрос.

Петя хотел сказать, что не только этот вопрос упрощают, но промолчал, чтобы не подвергать авторитет своих родителей сомнению. Мальчик давно заметил, что у раввина почти никогда не было однозначных ответов, а иногда он умышленно оставлял вопрос без ответа, сказав, что на некоторые вопросы нужно искать ответы всю жизнь, потому что они меняются по мере получения опыта и знаний.

«Нужно спрашивать, чтобы стать свободным. — говорил раввин — Если мы не умеем задавать вопросы, значит, мы настолько погружены в рутину, настолько погружены в изгнание, что не замечаем в этом ничего неправильного. Нужно задавать вопросы, потому что они иногда важнее ответов…» — и Петя это хорошо запомнил и сейчас он не стал вдаваться в обсуждение прошлой беседы и только добавил:

— Мне хочется больше узнать об этом…

Давид тоже внимательно слушал беседу, а Софочка тихонько встала из-за стола и через минуту вернулась с детской книжкой с картинками. Она решила найти себе занятие поинтереснее.

— Во всех людских обществах знают этот феномен общего духа… — начал Ицхак Абрамович. — Именно поэтому в Израиле такое большое значение придают духу народа. Каждый из нас просто песчинка против сложностей жизни, особенно в галуте.⁵³ Но когда мы соединяемся с народом — это мощная сила! Именно поэтому Всевышний, как самое страшное наказание за нарушение важных Заповедей, сказал: «тот истребится из народа своего⁵⁴» или «изглажу из народа память о них⁵⁵».

В восточных религиях есть понятие «эгрегор» — это дух общества. Члены любого общества питают своей энергией этот дух, и он может многое изменить в жизни того, кто к этому эгрегору примкнул… Свои эгрегоры есть даже у дружных коллективов на работе, если только на предприятии есть так называемый «дух команды». Этот дух всегда имеет свой характер и свои моральные ценности, как дух семьи, например.

— Так значит не только в еврейском народе общий дух? — уточнил Давид.

— Конечно! — согласился раввин — Но вот здесь нужно делать различие. Некоторые сообщества провозглашают, что через их дух есть выход в небесные сферы, что они могут соединить человека с Создателем.

— Ну, разве могут на предприятии такое говорить? — усмехнулся Петя.

— На предприятии обычно не говорят, но вот церквях или мечетях все утверждают это — ответил Ицхак Абрамович — но человеческий эгрегор мертв сам по себе, он получает энергию от людей, которые питают его собой, поэтому он может казаться живым. Возможно ты знаешь историю Моше и египетского фараона…

— Да, конечно — кивнул Петя — Вы говорите про десять казней?

— Именно про них — подтвердил раввин. — Помнишь, что несколько чудес, которые сделал Моше, египетские чародеи смогли повторить.

— Да, помню.

— Египтяне как народ, имели очень сильный эгрегор, и он даже имел связь с духовными сферами, но не был соединен с Ашемом.

— Ну да, я понял, дух Египта был связан с идолами, а через этих идолов связывался с бесами, с духами зла.

— Можно и так сказать, — неопределенно качнул головой Ицхак Абрамович. — Хотя обычный дух человеческого общества не настолько силен как у египтян, все же иногда проявляет некоторые необычные способности, питаясь верой и энергией людей, которые принадлежат ему. Поэтому некоторые секты производят сильное эмоциональное воздействие на легковерных и ранимых людей. И все же это не означает, что эти группы людей на самом деле соединены с Ашемом. Если дух общества реально соединен с Творцом, тогда он живой и может подарить жизнь тем, кто к этому обществу присоединяется.

Давид решил вступиться за друга перед отцом, его неприятно кольнула эта фраза, будто отец сказал, что все церкви имеют мертвый «эгрегор», а еврейские общины имеют живой дух.

— Но ведь и еврейские общины утверждают, что имеют связь с Ашемом, а сами бывают очень разными, — вставил он.

— Да, в еврейских общинах тоже утверждают, что они приводят людей к Ашему — согласился Ицхак Абрамович спокойно, словно не заметил защитную реакцию сына.

— Я так понимаю, что не у всех это бывает правдой, — осторожно поинтересовался Петя — а как узнать, правду люди говорят, или нет? Как отличить человеческий мертвый «эгрегор» от живого духа общества, церкви или синагоги?

— Молодой человек, Вы задаете вопросы, которые взрослым не всем «по зубам», почему это Вам так важно? — приподнял бровь раввин.

— Не знаю, дома мне сказали, что церковь ведет к Богу, — вздохнул мальчик. — Если бы мне такое сказали про нашу церковь в поселке, я бы не стал спорить. Но та, в которую мы сейчас ходим вызывает во мне желание убежать от того, кому они поклоняются… они какие-то злые и у них слишком много придуманных непонятно кем правил, а Заповеди у них на каком-то далеком месте. Мне недавно сказали, что Христос «упразднил» Заповеди. Я чуть не рассмеялся. Очень хотел спросить, «христианам что, уже убивать можно и воровать?». Но потом промолчал, потому что тогда у мамы с папой проблемы будут.

— Вот Вы и ответили сами себе на вопрос, — улыбнулся раввин. — Вернее Вы начали отвечать. Признаюсь честно, не только в христианских церквях есть проблемы. Такие же проблемы и в еврейских общинах. Если бы Вы не признались в том, что есть у Вас, я бы не сказал про наши проблемы — улыбнулся Ицхак Абрамович.

— А в чем тогда разница? — не удержался Давид.

— Думаю, что еврейские общины идут своим путем к Ашему и ищут приближения к Нему, а у народов мира свой путь. Судя по тому, что Вы, молодой человек, мне сейчас рассказали, я вижу, что вы повторяете путь еврейского народа, только по-своему. Петя, ты сегодня меня удивил. Я всегда считал, что христиане не имеют общения с Всевышним и не могут приблизиться к Нему, потому что придумали какой-то синтез из Заповедей Творца и своих языческих обычаев. Но сейчас я думаю, что и среди них есть те, кто ищет путей приближения к Ашему. Возможно, правы были некоторые раввины, теории которых почти все не признавали в нашем народе, что среди христиан тоже найдутся люди, кто пойдет путями Заповедей, — раввин глубоко задумался и замолчал. — Знаешь, Петруш, все что я могу тебе сказать, если ты не будешь учить Тору, тогда не сможешь отличить правду от подделки. Если мы не пытаемся знать характер Ашема, то люди легко смогут нас обмануть, приписывая Ему те или другие качества.

— Понял, учиться, учиться и еще раз учиться? — улыбнулся Петя.

–…Как завещал великий Ленин — смеясь добавил Давид.

— Даже очень злые люди могут говорить умные мысли, — кивнул раввин.

— Пап, ты что-то слишком смело стал говорить, — улыбнулся Давид. — Раньше при гостях и детях ты никогда такого себе не позволял.

— Я надеюсь, что наша Софочка уже достаточно большая, чтобы понимать, что можно говорить при чужих, а что нельзя — отец посмотрел на дочь и она молча кивнула, затем раввин посмотрел на Петю и добавил, — а Петя давно стал своим в этом доме и я думаю, что он умеет отличать темы, на которые не говорят в нашей стране.

Петя не все понял из сказанного раввином, но запомнил, что важно обращать внимание на то, какого Бога исповедуют в общине и знать, что говорит Писание о Нем и Его характере, изучая Библию самостоятельно. А еще стоит обращать внимание, кто стоит в центре общества? Если слова лидера принято считать непогрешимой истиной, то это «красный свет» опасности. Ведь это означает, что за этим руководителем уже никого нет, Его мир — это коридор, который заканчивается тупиком, а не тоннель, ведущий к свету.

Подобные «застольные беседы» были часты в их домах, и друзья нередко дополняли ответы на свои вопросы в обоих семьях. Вольности в беседах при ребенке все же не остались без следа. Но к счастью в стране уже повеяло «ветром перестройки» и поэтому родителям Софочки не пришлось дорого платить за их вольнодумие.

Когда Софочка пришла в первый класс, на одном из первых классных часов, учительница спросила у детей.

— Дети, вы знаете, кто такой Ленин?

Поднялось несколько рук, не всем первоклассникам был знаком этот псевдоним. Одной из учениц, поднявших руку была Софочка. Когда учительница спросила ее, девочка бойко ответила:

— Ленин — политический авантюрист!

— Что?! — поперхнулась женщина. Затем добавила — садись, София. Ты не могла бы пригласить в школу свою маму?

Вернувшись домой девочка сообщила, что маму вызвали в школу.

— Я не думала, что из-за тебя меня вызовут быстрее, чем из-за Давида — покачала головой Рут Вениаминовна — а что ты сделала?

— Ничего. Я хорошо участвовала на классном часе — гордо сообщила девочка.

Когда Рут Вениаминовна осталась наедине с преподавателем, та рассказала о том, что было в классе и добавила:

— После ответа Вашего ребенка мне захотелось с Вами познакомиться. Конечно, сейчас в стране намного свободнее, но все же постарайтесь быть осторожнее. Поговорите, пожалуйста, с Вашей дочерью/ Свободомыслие не всегда бывает безопасным.

— Да, конечно, — смутилась Рут Вениаминовна — спасибо, что сказали мне, а не позвонили куда следует. Я Вам очень благодарна за это!

Вернувшись домой Рут Вениаминовна поговорила с дочерью о том, что важно иметь мудрость в стране, где преследуется свободомыслие. Можно думать, но совсем не обязательно говорить.

— Доченька, не забывай важного правила: «Молчание — золото», особенно вне дома. Раньше ты бы уже не увидела папу и меня. Нас бы уже посадили в тюрьму на много лет.

— Правда?! — большие глаза девочки стали круглыми от испуга.

— Да, доченька. Раньше за одно слово можно было лишиться жизни. Барух Ашем, что сейчас все же стало намного свободнее. Дома с семьей ты можешь говорить все, что думаешь, но на улице старайся быть осторожнее.

Петя с Давидом раньше умели молчать вне дома, но воздух свободы все сильнее ощущался во всем, и мальчики чаще убегали в места, где говорили о свободе, перестройке и изменениях. Энергия ребят направилась теперь не на концерты и выступления. Теперь они все чаще молчали дома о том, что слышали и говорили на своих «сходках». Ребята прекрасно знали, что родители не поддержат их участие в политике, но со всем пылом юности они теперь переключились на борьбу с существующим строем.

Группа, которую раньше посещал Реувен почти перестала существовать, потому что все, кто имел малейшую возможность, выехали в Израиль. Но Давида и Петю не интересовали сионисты, им были интересны революционеры. В стране назревал переворот и, не успев получить паспорта, парни оказались «на передовой».

Свободно мыслящие люди различных направлений собирались в тихом кафе в почти заброшенной части центрального городского парка.

Давид привык рассказывать старшему брату о своих приключениях, и он очень хотел поделиться, но прекрасно знал, что почте доверять нельзя. Поэтому он начал вести дневник, чтобы когда-нибудь при встрече на Земле Отцов отдать записи брату.

«Мы живем в удивительное время! Каждый день по радио и телевизору только и слышно: «перестройка, перестройка». Странные люди, зачем нужно было в семнадцатом году рушить то, что веками создавали отцы, чтобы построить нечто выдуманное, неестественное, корявое и непонятное, а потом все перестраивать?

Пару лет, с тех пор как повеяло свободой и в правительстве появились «новые веяния», мы с друзьями собираемся в «стекляшке» — это кафе, имеющее стеклянные внешние стены, за что оно и прозвано «стекляшкой». Цены в кафе невысокие и на пятьдесят копеек можно выпить кофе с одним большим или с двумя маленькими пирожными, а если довольствоваться пирожками, то получается еще дешевле. Но самое главное преимущество этого заведения в том, что, выпив кофе или чай не обязательно торопиться, никто не требует освободить места. Поэтому в стекляшке собирается много разного люда для общения. Мне сообщили, что в «стекляшке» происходит много интересного, встречается немало нестандартно мыслящих людей, и я сразу же пришел сюда. Войдя в зал, я услышал от ближайшего столика, где сидели студенты-философы.

— Данте нужны принципы; «погляди на них и ступай мимо! — говорит ему Вергилий, когда они проходят мимо людей, которые не оставили по себе памяти на земле, на которых не взглянет Божественное Правосудие и Милость, потому что они были малодушны, не принципиальны»

— Гордость и любовь — страсти, которые он сам признает за собой, от которых очищается, восходя по уступам Чистилищной горы к Беатриче! Но даже после чистилища, гордость не покинула его, — послышалось за моей спиной в другой группе повествование горделивого молодого человека, который очевидно для всех, пытался оправдать свой любимый порок.

–…Боттичелли — величайший мастер линии. Этим простейшим элементом изобразительного языка он владеет виртуозно, — слышно от двух столиков, составленных вместе, на которых расположились художники и искусствоведы, многие из которых учились в академии искусств, расположенной недалеко от «стекляшки».

— А мне кажется, его образы за очень редким исключением лишены монументальности и драматизма, их преувеличенно хрупкие формы всегда немного условны, — возражал худощавый парень, с почти женской манерностью.

Художники и философы меня мало интересовали, хотя я успел и у них вставить свои «пять копеек». Я много читаю, уверен, что кое-что смыслю в искусстве, в философии и в политике. Могу достаточно аргументировано и, как мне кажется, почти профессионально судить о многих вещах. Возможно, кто-то скажет, что я заносчив? Может быть, но точно могу сказать, что не глуп… Мне нравится шутить, что, когда раздавали скромность, я опоздал, потому что стоял в очереди за умом.

Посидев за столиками искусствоведов и философов, я не задержался у них. Мне казалось бесполезным рассуждать о том, что изменить мы не можем. А вот политика — это другое дело, здесь можно что-то изменить, если постараться! Кроме того, мы живем во время больших перемен. Может для кого-то эпоха больших перемен и проклятие, но для меня это время, когда даже такие молодые как я и мои друзья, что-то смогут изменить в том мире, в котором мы живем!

— Начало обострения политической борьбы Вы пропустили, милый мой! — услышал я от столиков, где обсуждались политические вопросы, и подошел к ним, а мужчина продолжал — закон о государственных предприятиях принят был еще в 1987году! Закон о кооперации 26 мая 1988, и сейчас собираются принимать поправки к этому закону. Так что самые смелые и решительные уже сейчас создают свое собственные предприятия, вернее кооперативы. Просто наши местные власти не хотят, чтобы мы развивались наравне с Москвой, поэтому умалчивают! Кроме того, сейчас обсуждают поправки к этому закону, которые дают больше свобод кооператорам!

— Мои друзья уже создали кооператив-коммуну «Созидание» и мой отец в их числе — не выдержал я, вклиниваясь в беседу за столиком группы «Народный фронт».

— Интересно! И как? Их не сильно «прижимают»? — заинтересовались сидящие за столом, и беседа переключилась на обсуждение проблем бизнеса в новой политической обстановке.

В «Народном фронте» до моего прихода в основном были люди не очень молодые, захватившие Брежнева и помнившие режим Сталина по рассказам отцов. Они были осторожны во взглядах и в выражениях, встречались для обсуждения, каким хотели бы видеть новый Союз (СССР), но не предпринимали никаких серьезных действий. Я пришел первым из молодых. Наверное, в их глазах я безрассудный и рискованный, но я уверен, что мы живем в другое время. Теперь в «Народном фронте» все чаще появляются молодые и «горячие». «Тусовка» стала более шумной и молодой. Взрослые, кто начинал движение «Народного фронта» не поддерживают наших крайних на их взгляд, мер, но не могут запретить нам делать то, что мы хотим.

Наш отец сочетает способность учить людей религии наших предков и «бизнесовую жилку», он практичный и справедливый, умеет ладить с людьми. Во времена «великих перемен» возможно все и я в это верю! А то, что эти перемены начались, для меня очевидно» — записал Давид для Реувена после знакомства с партией «Народный фронт».

Ицхак Абрамович к этому времени уволился с фабрики и ушел «в свободные предприниматели», войдя в члены одного из первых кооперативов. Это был смелый шаг, но раввин был уверен, что для его работы с людьми подобная деятельность будет лучше, чем работа на фабрике, ведь члены кооператива были евреями. Большинство из них являлись членами общины, но вход был открыт каждому еврею и таким образом раввин пытался не только помочь своим выжить в новой экономической реальности, но и приобщить к вере отцов тех, кто вырос в атеистической среде и забыли о своих корнях.

Кроме школьной программы, включающей английский и немецкий языки, Давид брал дополнительные уроки по английскому языку и латыни. Из-за уникальной памяти и раскрепощенности, мальчик уже неплохо говорил на трех языках, изучая еще два и общался со всеми иностранцами, которые попадали в его поле зрения. Он не стеснялся говорить неправильно, веря, что носители языка поймут, что он хотел сказать, даже если он скажет что-то не так.

Многие из его знакомых, закончившие институт, знали даже больше слов по-английски, но не могли говорить. Его нередко приглашали переводчиком, если к кому-то из посетителей «стекляшки» приезжали гости из-за рубежа. А такие посетители появлялись в стране все чаще.

Когда люди просили перевести их беседы, мальчик все больше убеждался в своей уникальности и одаренности, хотя видел и свои слабости. В общении с иностранцами, он часто спрашивал значение тех или иных оборотов и, его память «записывала» все, даже то, что он хотел бы забыть. Постепенно Давид стал замечать, что его неспособность забывать, не такое уж важное преимущество, но скорее сродни болезни. Его все чаще «накрывала» усталость. Несмотря на быстрое развитие, мозг время от времени ощущал перегруженность, болела голова.

Родители попытались уговорить сына меньше учиться, но Давид проявил удивительную рациональность.

— Мам, пап, я знаю, что все равно не могу забыть почти все, что читаю и слушаю, так лучше это будет полезная информация, чем что попало.

— Может тогда ты больше будешь читать Тору и Талмуд? — предложил отец.

— Не знаю, может быть, — уклончиво ответил Давид. — Чуть позже, когда выучу эсперанто и финский немного. Мы недавно с одним финном познакомились, мне их язык понравился.

— Сын, будь осторожен. Не надо перегружать твою бедную голову. У тебя и так уже она часто болит — вздохнула мать.

— Мам, я же не собираюсь всерьез на нем говорить, просто так, немного, для интереса — улыбнулся паренек — зато всякую ерунду читать не будет времени — подмигнул он матери, и та отступила.

Глава 14

Проникновенье наше по планете

Особенно заметно вдалеке:

В общественном парижском туалете

Есть надписи на русском языке!

В. Высоцкий

Реувен писал не часто, но конверты от него приходили толстые. Он довольно подробно описывал места в которых бывал. Сначала его не призвали в армию, дали время на изучение иврита и адаптацию. В течение отмеренного ему года парень старательно изучал язык и, как только он смог писать и сколько-то изъясняться на иврите, сразу подал заявление на поступление в Технион — университет его мечты. Психометрию он прошел на русском языке, но для обучения нужно было подтянуть иврит, но самое главное — его мечта стала еще ближе.

Реувен узнал, что после демобилизации из армии молодые люди имеют помощь от государства при поступлении в ВУЗ и решил не откладывать службу в армии. Время от времени Рут Вениаминовна доставала письма старшего сына и перечитывала их. Она знала каждое письмо чуть не наизусть, но если сын долго не писал, женщина доставала старые письма, сложенные по порядку и перечитывала то письмо, которое хотела в тот самый момент. Обычно Софочка садилась рядом с матерью и просила почитать вслух.

— Когда ты читаешь письма Рува, мне кажется, что он с нами сидит и рассказывает — сказала однажды девочка — и тогда я не так сильно скучаю по нему.

«Мама, папа, — писал Реувен — вы говорили, что я у вас избалованный ребенок. Но вы даже не представляете, какими изнеженными детьми приходят в армию израильские солдаты! В сравнении с ними я — супер-взрослый и самостоятельный! Мне учебка дается легче, чем многим.

Здесь служат не только парни, но и девушки, как-то даже непривычно. Иногда девушки проходят службу даже в более боевых частях, чем парни и меня это смущает. Но здесь все относятся к этому нормально, на войне нет различия полов и пуля или мина не выбирает. Поэтому тренируют всех одинаково.

Я служу недалеко от города Беер Шева. Здесь очень жарко! Сейчас лето и на солнце находиться почти нереально — иногда кажется, что где-то там в небе над Израилем стоит увеличительное стекло и солнце палит сквозь него, выжигая все, что есть на земле. Я был удивлен, что в конце зимних дождей, перед началом жары местные «кибуцники»⁵⁶ успели засеять поля и что-то вырастить на них. Но сейчас то, что раньше было полем, кажется пустыней. Около поселков только осталось что-то похожее на теплицы, только они не от холода защищают, а наоборот, от солнца. В этих жестких условиях люди умудряются выращивать все, даже бананы. Удивительно, что такая крошечная страна поставляет сельхоз продукты по всему миру!

Наш командир привычно муштрует всех. Нагрузки бывали сложными даже для меня, хоть я и занимался спортом и немало работал. Для слабых девушек из богатых семей это очень трудно! Но даже я замечаю, насколько быстро эти «куколки» превращаются в быстрых, сильных и ловких солдат. Нас не гоняют по плацу, не заставляют маршировать, ведь на войне всем без разницы, идешь ли ты «в ногу» или нет. Мы научились владеть оружием, стрелять и бегать по пересеченной местности, выслеживать врага и различать замаскированные мины.

Конечно, от того, что мы все понимаем, как важна вся эта информация, приходится быть очень внимательным. Ведь те, кто плохо прошел «учебку» могут и не вернуться с боевого задания. Поэтому я стараюсь быть очень внимательным и не «филонить».

Говорят, что на севере Израиля намного более зелено, но я там еще не был, потому что после приезда попал в Бейтлехем, христиане называют его Вифлеемом, это недалеко от Иерусалима. Пока я не все города объехал, но Иерусалим посетил в первую очередь и был у Стены Плача, как ее называют те, кто приехали из Союза. Я просил Всевышнего, чтобы Он дал вам возможность приехать сюда. Но как только появится возможность, хочу проехать весь Израиль, посетить все исторические места.

Здесь всех солдат отпускают домой на выходные. В такие моменты мне жаль, что мне некуда ехать. Я посетил уже дедушку Йоню и его жену. Они были очень рады меня видеть, но мне было немного не по себе. Мы же практически не знакомы, а они уже совсем старые, я сначала рассказал о том, как мы жили в СССР, они рассказали, как попали сюда, (я писал вам об этом в одном из первых писем), а потом говорить в общем-то было не о чем. Поэтому на выходные я в основном остаюсь в казарме. Иногда я посещаю их, но только для того, чтобы им не было одиноко (ведь их единственный сын погиб во время теракта) но все же стараюсь не задерживаться, чтобы не утомлять пожилых людей.

Иногда кто-то из армейских друзей приглашают меня к себе «на шабат». Мне нравится, что здесь все справляют шабат! Беер-Шева почти вымирает в этот день. Только арабы-таксисты время от времени проезжают по дорогам. Из окон доносятся веселые голоса. На шабат собираются даже те, кто называет себя «не религиозными» и «светскими». Взрослые дети часто проводят шабат с родителями, привозят внуков. Мне нравится этот обычай, он так сближает семьи! Когда вы приедете в Израиль, давайте собираться все вместе по субботам».

Дочитав до этого места Рут Вениаминовна грустно вздохнула.

— Да, мам, давайте будем обязательно все вместе собираться, когда будем в Израиле! — поддержала София инициативу брата.

— Не знаю, поедем ли мы когда-нибудь в Израиль? — пожала плечами мать — мы же здесь нужны.

— Но ты же хочешь? — не отставала Софочка.

— Да, доченька, хочу. Особенно когда Реувен написал в прошлом письме, что был в том месте, где Давид прятался от Саула в пустыне. Я подумала тогда, насколько история нашего народа может ожить, если пройтись по тем самым местам?

— Я тоже хотел бы! — мечтательно вздохнул Давид.

«Беер-шева город, расположенный практически в пустыне. По крайней мере мне так кажется. — продолжила читать письмо сына Рут Вениаминовна — Но недавно меня очень удивил ветер. Он пах морем. Я долго стоял, вдыхая воздух, пытаясь понять, откуда в пустыне может быть запах моря? Я гулял раньше по берегу моря в Тель-Авиве и помню его запах. Мы ездили в Тель-Авив когда учились на курсах иврита с одним знакомым. Их семья уехала еще в семидесятых годах. Мы познакомились с этой семьей через их тетю, которая прилетела в Израиль вместе со мной и училась на курсах. Эта семья живет на окраине Тель-Авива, и они рассказали мне местную шутку: «Живу в дыре, купаюсь в яме» (живу в квартире, купаюсь в море). Вы же знаете, что «дира» на иврите — квартира, а «ям» — это море. Вот и получилась шутка.

Я запомнил запах соленого моря, когда был у них в гостях, и был удивлен, когда ощутил его в этом пустынном месте — в Беер-Шеве. Но потом до меня дошло, что море не так уж далеко от города и весной, когда солнце еще не раскалило землю, ветер доносит его запах. Израиль мне нравится все больше с каждым днем!

В выходные вокзал и автовокзал становится «зеленым». Очень много солдат, которые едут по домам из частей, расположенных на юге. Здесь солдаты ездят бесплатно. И отношение к ним у гражданских, очень уважительное. Много раз было, когда к нам на блок пост приезжали незнакомые люди из соседних городов или поселков и привозили всякие «вкусняшки» и фрукты. Гражданские благодарны нам за то, что мы охраняем их покой.

Как-то раз мы с другом уехали из части довольно поздно и не успели на автобус. Так проезжающая машина сама остановилась, и водитель предложил довести нас. Мой друг сказал, что нам далеко и назвал городок, куда мы ехали.

— Так вы же до шабата не успеете! — расстроился водитель — я думал довезти вас до перекрестка, но пока мы туда доедем, наступит шабат, и если я высажу вас там, то уже никто не довезет. Машины уже не будут ездить.

— Мы пешком собирались добраться — ответил мой друг.

— Двадцать километров?! Нет! Я довезу вас до дома. Мне так будет спокойнее — решительно заявил водитель попутки.

Он действительно довез нас до самого дома моего друга. А родители друга пригласили водителя на субботнюю трапезу, ведь он уже опоздал домой до заката. Мы подъехали к дому друга, когда уже стемнело. После зажигания свечей и ужина водителя отпустили с миром. Конечно, ехать на машине в субботу не положено, но он нарушал из-за того, что сделал мицву. А доброе дело нуждающимся — важнее правила не ездить в субботу.

Здесь многие относятся друг к другу как родные. Для меня это очень важно!

Хотя, конечно, есть и те, кто ненавидит всех и все. Но такие люди есть везде. Странно, но здесь есть те, кто ненавидит «датишников»⁵⁷, то есть религиозных. Нашу семью здесь скорее всего назвали бы «датишниками», ведь папа всю жизнь изучаетТору. Хотя мы с Давой вряд ли подходим под это определение. Здесь ортодоксы обычно всю жизнь изучают Тору, носят только черное с белой рубашкой. Здесь эти люди могут не работать, потому что получают дотации от государства.

Мне всегда казалось, что именно религиозные люди — причина благословения Израиля, ведь они восполняют ту духовную часть, которую остальные, «светские» упускают. Поэтому раньше я думал, что все в нашей родной стране должны почитать и уважать их. Но оказывается это далеко не везде так.

Как это ни странно, но многие из тех, кто приехали из СССР становятся здесь противниками иудеев, представляете? Я думал, что, приехав в Святую страну, они потянутся к Б-гу, что захотят вернуться к корням, но они наоборот стали вести себя по отношению к ортодоксальным иудеям так же, как коммунисты относились к ним в Советском Союзе. Евреи — антисемиты — это выше моего понимания! Радует только то, что таких здесь не много!

Иногда мне становится стыдно за русскоязычных, особенно когда я прочитал на большой бетонной стене одной из железнодорожных станций на русском языке «я люблю тебя преступление».

Раввин в синагоге, которую я посещал в Бейтлехеме сказал, что еврей, поднявшийся в Святую страну⁵⁸ и отказывающийся жить по Заповеди, испытывает большие трудности и ему очень тяжело жить в Святой Земле и характер такого еврея становится намного хуже, чем в то время, когда он жил в галуте⁵⁹. Только если еврей принимает на себя мицву жить по Заповеди, тогда Святая Земля принимает его и для такого еврея жизнь в Израиле не кажется слишком тяжелой. Я даже вспомнил, как ты, папа, читал предупреждение Ашема: «… мерзости те делали люди земли, которая пред вами, и осквернена была земля. Итак, да не изрыгнет земля и вас, когда вы ее оскверните, как изрыгнула она народ, который пред вами!»⁶⁰;

Пап, мам, я не знаю, может быть я недостаточно возвышен или недостаточно посвящен Всевышнему, но иногда мне кажется, что жизнь здесь совсем не проста. Почти каждый человек в этой стране отдает максимум того, что может, вкалывает не только физически, но и умственно, поднимает нашу страну. Хотя я еще ни разу не пожалел о том, что приехал сюда. Я остаюсь сыном своего народа и это мой дом, как бы трудно мне здесь ни было!»

— Да, наш Реувен действительно «сын своего народа» — вздохнула Рут Вениаминовна, украдкой смахнув слезу.

— Но мы же тоже «дети своего народа» — возразила Софочка.

— И все же мне кажется, что у нашего Реувена все мысли об Израиле. Ты заметила, что он ничего не писал о девушках, с кем он познакомился, дружит ли?

— Да, правда, — задумалась София. — А ты спроси у него, тогда он и напишет, — предложила она. — Может быть Рув просто думает, что нам про это не интересно читать?

— Хорошо, ты права, я спрошу у него — согласилась Рут Вениаминовна.

— Мам, а ты сейчас сможешь почитать то письмо, в котором Рув пишет про дядю Йоню? У тебя еще есть время?

— Да, я смогу почитать. Но ты же уже знаешь эту историю.

— Но я хочу еще раз ее услышать — Софочка умоляюще посмотрела в лицо матери — а то мне почерк Рува трудно читать. Он так коряво пишет!

— Хорошо, я прочитаю тебе еще раз — согласилась мать, вынимая очередное письмо из конверта.

«Дорогие мои родные! Не так давно я приехал в Израиль, и эта страна не устает меня удивлять. Мне кажется, что все живущие на этой земле нам родные. Может быть я идеализирую? Конечно, идеализирую, но все равно пока не вижу причин разочаровываться. Мы живем в общежитии. Конечно, здесь тесно и жарко, но все это временные трудности. Мы ходим в ульпан⁶¹, общаемся, заводим новые знакомства и многие из нас даже нашли работу, хотя нам платят достаточно, чтобы прокормиться. И все же когда видишь изобилие вокруг, то хочется многое купить, поэтому я тоже пошел работать. Из-за того, что я плохо знаю иврит, могу выполнять только самую простую работу. Я работаю дворником и при местной жаре это не просто, но я не жалуюсь, постепенно привыкаю. Я встаю еще до рассвета, чтобы убрать свой участок до восхода солнца, потому что на солнце работать очень трудно.

После работы еду на занятия, потом сижу в общежитии и учу слова. Мама, спасибо тебе, что ты научила меня писать и немного говорить на иврите. Многие из тех, кто живет рядом сейчас проходят только буквы. Думаю, что я скоро смогу найти другую работу, потому что мой язык довольно быстро прогрессирует. Мне кажется, что я сразу мог бы найти что-то другое с моими знаниями языка, просто побоялся пробовать. Но сейчас я чувствую себя смелее.

Думаю, что я, хоть и почти ничего не понимал, но запомнил слова, которые ты, папа, читал во время молитвы и при изучении Торы. Так что я — счастливчик, мне скорее нужно вспоминать иврит, чем учить. Хотя наши преподаватели говорят, что каждый еврей не учит язык, а вспоминает его, что у нас иврит «прошит на генетическом уровне». Не знаю, правы ли они, но я точно вспоминаю, ведь я часто слышал его, хотя жалею, что учил плохо.

В выходные решил посетить дедушку Йоню. Они с бабушкой Леей встречали меня в аэропорту, когда я прилетел, но тогда нам сложно было общаться, потому что бабушка Лея говорит только по-польски, дедушка Йоня тоже мало что по-русски помнит, а я по-польски только некоторые слова похожие на русские улавливал. Кроме того, лагерь, куда нас повезли был довольно далеко от Тель-Авива и деда Йоня побоялся меня к себе из аэропорта забирать, чтобы потом привезти в лагерь. Он уже не ездит на машине, говорит, что старый, боится, что сделает аварию на дороге. Хотя я удивился, каким бодрым он был! Наши бабушка и дедушка выглядят намного старше деда Йони, хотя по возрасту он старше. Но у каждого человека свои страхи.

Здесь ему не нужно ездить на машине, есть автобусы и железная дорога, магазины у них недалеко, к ним приходит помощница раз в неделю, чтобы убирать дома, остальное они делают сами, еще справляются. Если бы не справились, тогда к ним прикрепили бы женщину, чтобы она готовила еду. Говорят, что Израиль — это страна пионеров и пенсионеров. Здесь очень хорошие программы для стариков и детей. А таким как я, эту заботу нужно будет оплачивать через высокие налоги, но я буду только рад, ведь старики и дети тоже наши, родные и на самом деле они нуждаются в заботе.

Еще когда я позвонил, что приеду в гости, деда Йоня обрадовался, что я намного лучше говорю на иврите и нам стало легче понимать друг друга. К тому же он специально включал телевизор на русском, чтобы вспомнить, ведь он в детстве говорил по-русски, пока не уехал в Польшу учиться.

Когда я приехал к ним, то был удивлен всему, что было на столе. Я думал, что у нас встречают гостей разносолами, но мам, ты не представляешь! Тетя Лея, несмотря на свой возраст столько всего наготовила (а частично купила готовое), что пока я все попробовал, то уже объелся. Здесь шутят, что еда — это национальный вид спорта в Израиле. Так вот у них в гостях я в это поверил!

Знаешь, дедушка Йоня рассказал мне удивительную историю! Он же жил в Кракове? Когда нацисты создали гетто, семья деда Йони попала в него. Но через месяц раввин их синагоги осторожно сообщил, что есть возможность сделать поддельные паспорта Парагвая. Это стоило не дешево, почти две тысячи франков, но зато нацисты не трогали граждан Парагвая. Перед войной дедушка Йоня блестяще закончил университет и его пригласили преподавать там же. Ему сказали, что еврейские активисты пытаются спасти еврейскую элиту. Сначала сделали документы самым известным и уважаемым людям и это «сработало», а потом дошла очередь и до дедушки Йони и таких как он, перспективных молодых людей.

Он тогда только женился, поэтому нужно было два паспорта. Они с бабушкой Леей продали все золотые украшения, которые успели спрятать перед погромами нацистов и заплатили. Скоро им принесли бумаги, заверенные нотариусом, в которых говорилось, что эта семья является гражданами Парагвая. Нацисты не трогали граждан Латинской Америки и поэтому их сразу выпустили из гетто⁶². Некоторое время они даже могли помогать тем, кто не смог выбраться из гетто. А потом они смогли уехать в Америку.

Ваша семья в это время тоже уехала, и он не смог найти вас, когда закончилась война. Дети деда Йони до сих пор живут в Америке. Но двое внуков уже приезжали сюда, чтобы служить в израильской армии. Немало детей американских и европейских евреев приезжают сюда, чтобы защищать свою страну. Некоторые потом остаются, другие уезжают домой».

Прочитав эти строки, Рут Вениаминовна украдкой вздохнула, подумав: «Те, кто выживает в армии»

«Дедушка Йоня и сейчас читает кадиш⁶³ для возвышения души⁶⁴ того, кто спас жизнь его семьи. Он не знает имени этого человека, но верит, что его душа достойна возвышения, даже если он не был евреем. Я понимаю, что его мнение очень спорно, но он так верит и я его понимаю!»

Закончив читать письмо, Рут Вениаминовна смахнула слезу и вздохнув, аккуратно положила обратно в конверт.

— Мам, а мы сможем увидеться с дедушкой Йоней? — поинтересовалась София.

— Надеюсь, — улыбнулась мать, — надеюсь.

— А сейчас же некоторых выпускают в Израиль. Может и нас пустят? — не умолкала девочка.

— Но мы сами еще не готовы, — пожала плечами женщина — кто тогда будет проводить молитвы, если папа уедет?

— Понятно — вздохнула Софочка — я сильно по Реувену скучаю. Интересно, какой он сейчас?

— Я тоже скучаю, доченька — вздох матери сейчас скорее напоминал всхлип — надеюсь Ашем позволит нам увидеться и встречать шабат вместе.

Мать обняла дочь, и они тихо посидели, погрузившись каждая в свои мысли. Но скоро непоседа Софочка вскочила и побежала по своим делам, а Рут Вениаминовна пошла готовить ужин.

Глава 15

Зачем мне быть душою общества,

Когда души в нем вовсе нет?

В. Высоцкий

***

Стремление полностью

соответствовать свойственно петле

Геннадий Малкин

Петя и Давид теперь виделись реже. Они окончили школу, и Петя поступил, как и планировал, в политехнический институт, изучать информатику. А Давид поступил в институт иностранных языков. Петя не часто бывал в «стекляшке», но был в курсе всех дел «Народного фронта». Из-за загруженности в учебе он редко участвовал во встречах, но старался помогать друзьям чем мог. Давид, из-за своей уникальной памяти, тратил на учебу намного меньше времени, оставаясь при этом на хорошем счету, поэтому он проявлял намного больше энтузиазма в партии.

Родители не контролировали, что именно печатает на своем принтере сын, и Петя нередко печатал листовки для группы активистов. Каждый принтер в Советском Союзе, даже в начале перестройки был зафиксирован и, если бы листовки попали не в те руки, парня могли арестовать, но он, как и многие другие молодые люди, не думал об этом.

Не обошлось и без обычного ребячества. Группа мальчишек, примкнувших к партии «Народный фронт» развлекались по-своему. Даже в играх и развлечениях их цель оставалась прежней — изменить существующий порядок вещей. Поэтому на седьмое ноября группа мальчишек придумали как сорвать выступление духового оркестра во время парада. Они нашли крышу сарая в частном секторе, которая хорошо была видна с того места на трибунах, где должен был находиться духовой оркестр. Эта крыша находилась за оцеплением милиции. Ребята заранее продумали пути отступления и приготовились к саботажу.

Мальчишки искренне верили, что, подрывая уважение к советской власти, они тем самым приближают положительные изменения в стране. Они не могли еще оценить всей опасности своей затеи, а из взрослых не было никого, кто мог бы отговорить их от решительного шага, ведь эта акция была тайной небольшой группы молодежи «Народного фронта». Ребята планировали пойти на акцию втроем, продумав все пути отступления. К сожалению, тайну не удалось сохранить нечаянными свидетелями их планов оказались два подростка, ученики десятого класса. Они услышали о затее и проявили большое желание поучаствовать в деле. Давид и Петя отказались их брать, но мальчики успели услышать, с какого места планируется акция.

— Давид, мы все равно придем! — упрямо стоял на своем парень.

— Серега, я против того, чтобы вы приходили туда! — резко ответил Давид — у нас продумано все для троих. Милиция может прибежать раньше и даже мы можем попасться. Но если нас будет пятеро, тогда сто процентов мы не успеем сбежать, если кто-нибудь из постовых нас заметит. Это наша идея и мы должны решать, что там будет. Если хотите что-то сделать, тогда придумайте свое! Я не собираюсь отвечать за вас!

— Нет. Это уже не только ваша идея. Мы тоже будем участвовать — не отставал паренек — мы уже не дети и сами за себя можем решать! Мы все равно придем!

— Если ты такой упрямый, тогда убегать мы будем первыми. И хотя бы куртки наденьте с капюшонами, чтобы лицо издалека не было видно — отмахнулся Давид.

Седьмого ноября школьники пришли втроем, еще больше огорчив Давида. Во время парада ребята забрались на крышу сарая, который присмотрели заранее, запаслись лимонами и приготовились. Как только оркестр заиграл марш, парни выстроились в ряд и начали есть лимоны, не стесняясь выражать эмоции. Сначала музыканты оркестра не замечали ребят, но вот один из них увидел скорчившиеся лица мальчишек, его рот наполнился слюной, скулы свело, и он невольно «пустил петуха». Вместо нормального звука из трубы вырвался:

— Пррр…

Соседи удивленно глянули на того, кто выдал этот звук и затем взглянули туда, куда смотрел он, и с ними произошло то же самое. Через пару минут половина оркестра не могла играть. Обеспокоенные постовые удивленно смотрели на оркестр, который почти полностью замолчал. Обнаружив причину странного поведения музыкантов и быстро сориентировавшись, несколько милиционеров побежали в сторону частного сектора, маневрируя в толпе. Один из них что-то крикнул по рации.

— Все! Пора! — крикнул Давид, набрасывая капюшон куртки — сейчас милиция прибежит!

Он спрыгнул с крыши в переулок и побежал. Петя и Сеня тоже накинули капюшоны и рванули к краю крыши, но школьники считали, что стоит «закрепить эффект», продолжая жевать лимоны с открытыми лицами.

— Бестолковые! Быстро! — Петя вернулся и толкнул Сергея, заводилу этой группы.

— Не толкайся! — отмахнулся Сергей — сам знаю!

Один из школьников все же спрыгнул вниз, Петя развернулся спиной к трибунам, пытаясь подтолкнуть ребят, затем он снова глянул на трибуны.

— Смотри! Там нас кто-то сфотографировал! — закричал Петя — а вы без капюшонов, ненормальные!

Сергей неторопливо направился к краю крыши. Петя не смог убежать, пока не дождался последнего мальчишку, спустившегося в переулок, но он продолжал прятать лицо в капюшон своей куртки, тогда как школьники продолжали демонстрировать свои лица. Младший из школьников, похоже, не попал на камеру, но старшие упрямые мальчишки «высветились». Петя сотню раз за эти несколько минут пожалел о том, что они не отменили акцию после того, как мальчишки настояли на своем участии. И все же парням повезло, они все успели убежать до появления постовых. Оставалось только надеяться, что фотография того, кто снимал, не получится или не попадет в руки милиции.

Прошло два месяца. Казалось, что все уже забыто и никто не узнал кто саботировал выступление оркестра на параде, но однажды Петя пришел домой сильно расстроенный. Мать пыталась узнать причину, но он отмахнулся.

— Ничего не случилось, у меня все в порядке…

Но к вечеру пришел Давид и ребята уединились в комнате. Через полчаса вернулся с работы Федор Петрович и пошел звать мальчиков за стол. Подойдя к комнате, он услышал возглас Давида.

— Да эти тупоголовые пацаны сами виноваты! Почему ты винишь себя, если, во-первых, мы просили их не ходить с нами, во-вторых, когда менты заметили нас и я сказал сваливать, то Серега продолжал самодеятельность. Он даже капюшон не надел! Ты же надел, хоть ты и старше его и мог бы не слушаться моего «приказа». Серега все твердил, что я не могу ему указывать. Но у тебя же хватило мозгов не выступать, а сделать так как я сказал. Если бы он слушался, то все прошло бы гладко и их бы не засняли!

— Мальчики, что случилось? — Федор Петрович вошел в комнату.

— Да так, — смутился Давид, поняв, что хозяин дома что-то услышал.

— Ты слишком громко говорил. Теперь уже поздно секретничать — сообщил Федор Петрович.

— Ну, мы тут решили повыступать на параде, — вздохнул Петя. — А пацаны школьники увязались за нами, и все делали по-своему и их сфотографировали. А теперь они попали в отделение за то, что просто не прокомпостировали абонементы в автобусе, а их избили так, что пацаны в больницу попали…

— Петька! — возмутился Давид.

— Не я орал, — вздохнул Петя, — а врать папе я не стану.

— Так это вы на параде игру оркестра сорвали?! — ужаснулся Федор Петрович — весь город это обсуждал.

— Ну мы, просто пацаны тупые увязались, а так бы все гладко прошло, — вздохнул Давид.

— Неужели вы не понимаете, что ваши проделки могут испортить вам жизнь! — ужаснулся мужчина.

— Мы хоть что-то делаем, чтобы изменить систему! — вскинул голову Давид. Он был горячим сторонником политических изменений в стране.

— Поймите! Взрослые люди манипулируют такими горячими и молодыми как вы, чтобы получить власть. Но обычно именно такие как вы «платят по счетам» в политической игре. А взрослые, которые вас накручивают, прячутся за вашими спинами, пробиваясь к власти. И потом пойдут по вашим головам! — мужчина невольно схватился за голову, понимая, что младший сын и его друг уже не первый день находятся в оппозиции к существующей власти. — Разве вы не помните, что церковь отделена от государства и верующие люди не должны участвовать в политике? Петя, разве ты не помнишь принцип «Ни политики, ни полемики, чистое Евангелие»?

— Пап, это хороший и красивый принцип, но не мой — Петя твердо взглянул в глаза отца — я считаю, что отделение церкви от государства, это коммунистическая идея и она не правильная. Смотри, в Америке выбирали президентов из духовных лидеров, и страна процветала. А у нас верующие не пытались становиться у руководства городов и страны и на эти места встали беззаконники и атеисты.

— Дядя Федя, послушайте, я разговаривал с гостями из Америки, и они говорят, что у них тоже стали в церквях проповедовать, что верующие не должны становиться у руководства и сейчас у них тоже во власти появились люди, у которых нет никаких моральных принципов. Некоторые говорят, что если верующие так и будут избегать ответственности, тогда и у них все разрушится!

— Дети, может быть в ваших словах и есть правда, но сейчас уже ничего не изменить. Атеисты стоят у власти давно. Вы не измените ничего, а свою жизнь сломаете легко! Тем более хулиганскими выходками типа срыва парада вы вообще ничего не добьетесь!

— Я тоже говорил об этом Даве, — грустно вздохнул Петя. — А теперь школьники в больнице.

— Они в больнице из-за своего упрямства и тупости — не унимался Давид.

— Давид, помнишь, когда-то, довольно давно мы с тобой уже говорили о ваших характерах? — напомнил Федор Петрович. — Ты горячий, но очень важно, чтобы твоя горячность служила Богу через добро и созидание, а не через разрушение. Если ты будешь повиноваться своему желанию все ломать и рушить, то разрушишь собственную жизнь, ничего не изменив в мире вокруг тебя. Сейчас у вас обоих такой возраст, когда вам кажется, что если вы не сломаете прежние рамки, то ничего не сможете построить. На самом деле единственный шанс что-то важное и нужное построить — это строить. Если вы будете ломать, то не будет возможности строить.

— Эта система все равно прогнила, — не унимался Давид.

— Так позволь ей самой упасть, если ты веришь, что она прогнила, — пожал плечами Федор Петрович — не подставляй свою жизнь под ее обломки.

Мужчина видел, что не может остановить молодых людей, и они все равно будут рисковать, если не переубедить их. Он пытался достучаться до них любыми образами и словами, с тревогой думая о том, что кажется, слишком рано отпустил ребят «в свободное плавание».

С этого дня он стал проверять, что печатает на принтере сын и настоял, чтобы парень обещал не печатать ничего кроме необходимого по учебе. Федор Петрович не знал, что листовками, напечатанными на этом принтере, уже можно было бы заполнить не одну коробку.

Федор Петрович был уверен, что если сын пообещал что-то, то сделает. Петя давно научился не спешить с обещаниями, но пообещав, все силы прилагал к тому, чтобы исполнить.

Прошло время, Петя хорошо учился и много работал. Он уже забыл о своем участии в хулиганской выходке, радовался возможности зарабатывать и создавать программы, необходимые людям. Он работал даже на летних каникулах. Почти без волнений он перешел на второй курс института, сдав сессию досрочно, чтобы иметь больше времени на работу. Петя легко сдал экзамен по программированию. Его практический опыт превышал даже знания некоторых преподавателей по нескольким языкам программирования

Давид тоже легко перешел с курса на курс. Он учился играючи. Его уникальная память позволяла удерживать не только языки, но и события жизни, часто в мельчайших подробностях. Но даже молодой и сильный организм иногда не мог отключить мозг, и парень нередко мучился бессонницей.

Теперь Давид и сам не часто участвовал в молодежных «вылазках» с расклейкой листовок по городу, сохранив свой запас листовок на всякий случай, но «стекляшку» посещал регулярно.

Молодость имеет удивительную способность находить время для друзей. Лето пролетело незаметно, осень принесла красоту увядающей природы и новые заботы. Парни привыкли к системе занятий институтов, к новым друзьям и обязанностям.

Еще одна зима запорошила снегом улицы и сады, мороз не позволял людям находиться на улице долго. Петя давно перестал бывать на сходках «Народного фронта», он исполнил обещание и перестал печатать листовки на домашнем принтере. Давид сначала обиделся, потом принял это как факт, продолжая активно бороться с существующей властью. Он нашел другое место, где можно было печатать листовки, на работе у одного из активистов партии, в общественной библиотеке. На том принтере печатали многие, нередко студенты распечатывали свои работы за деньги и сложно было отследить, кто именно работал за ним в определенное время. Но у него в шкафу в коробке лежало еще немало листовок, напечатанных Петей.

Зимним морозным днём Давид с одним из молодых друзей по партии решили сделать «вылазку». Они расклеили немало листовок по городу и уже собрались идти домой. В кармане оставалась пара листовок, и парни решили закончить дело. Они подошли к застекленной доске, куда каждый день клеили свежие газеты. Рядом с доской стоял мужчина и читал газету, несмотря на мороз. Парням бы стоило догадаться, что человек, настроенный против власти или даже равнодушный к политике не станет читать на морозе газету «Известия», но мальчишеский максимализм и самоуверенность притупляют когнитивные способности.

Давид был настолько уверен, что «народ с нами», что решил бессмысленным прятаться от простого гражданина. Он смело приоткрыл застекленную дверцу и приклеил листовку рядом с газетой.

Не успели парни отойти от доски и пары метров, как мужчина, который только что читал газету, догнал Давида и схватил за руку.

— Товарищи! — закричал он прохожим — Эти парни политические агитаторы империализма! Они только что приклеили антисоветскую листовку!

Несколько прохожих остановились и присоединились к мужчине, схватив Давида и его друга, скрутили им руки и повели в милицию. Через десять минут парни оказались в отделении милиции, и сдали их те самые, кого Давид считал «своим народом». Парни были сильно разочарованы. Раньше они оба были искренне убеждены, что «народ с нами», но за десять минут узнали о народе намного больше, чем за месяцы дебатов со старшими товарищами по партии в «стекляшке».

Незадолго до этого Давид в шутку купил себе удостоверение сотрудника представительства ООН у мошенников, во множестве «повысовывавших нос» в стране, как и всегда в эпоху больших перемен, когда власть не в состоянии контролировать события. Для Давида в начале это было шуткой, но сейчас, когда при обыске милиционеры нашли удостоверение, он схватился за спасительную мысль. Давид вспомнил, как сильно избили ребят, которые недавно попали в милицию.

— Что это? — недоверчиво нахмурился старший по участку, читая удостоверение.

— Здесь ясно написано, что это… — твердо посмотрел Давид в глаза допрашивающему — я работаю в представительстве ООН — соврал он.

Давид понимал, что нарушает Заповедь и что лгать не хорошо, но он испугался и был лишь подростком, воспитанным в верующей семье. Он был научен исполнять Заповеди, но сам еще не принял решения посвятить свою жизнь Творцу. И сейчас совесть говорила парню, что он поступает не верно, но он продолжал лгать, пытаясь избежать побоев, о которых слышал от ребят.

Парню пригодились курсы актерского мастерства, которые они с Петей проходили для своих выступлений. Он понимал, что при аресте по политической статье самое простое, что они сейчас могут получить, это отбитые внутренности.

В милиции умели мастерски избивать так, чтобы на коже не оставалось синяков, но внутренности начинали кровоточить, и Давид сильно испугался. Страх придал парню решимости, и он прекрасно сыграл случайно выдуманную роль. В милиции уже знали, что удостоверения продают просто в переходах, но «корочка» Давида выглядела очень правдоподобной и они немного побаивались, что его работа в ООН окажется правдой и дело получит огласку.

— Вы подрываете существующий политический строй, разве вы сами не нарушаете правила вашей организации, распространяя эти листовки? — дежурный явно прощупывал почву.

— Люди имеют право знать правду — ответил Давид — в Кремле сейчас обсуждают и подписывают Всеобщую декларацию прав человека⁶⁵

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

3

Стихи. (на иврите, множественное число «псуким»)

4

Слушай Израиль — одна из самых распространенных молитв в иудаизме, которую обычно знают даже малыши.

5

Талит, также та́лес[1][2] (ивр. ‏טַלִּית‏ сефард. талли́т, ашкеназ. та́лес) — молитвенное облачение в иудаизме, представляющее собой особым образом изготовленное прямоугольное покрывало. Заповеди ношения талита не существует[3], однако есть заповедь повязать кисти цицит на четырёхугольное покрывало, и всякий раз, смотря на голубую нить, повязанную поверх цицит, вспоминать о заповедях и выполнять их[4]. (Википедия)

6

Первые пять книг Танаха (Ветхого Завета), которые разбиты на части для прочтения за неделю и прочитывается в иудаизме всей общиной за год.

7

Термин «галут» означает «изгнание», насильственную разлуку с прежним местом жительства.

8

Книга Иеремии 48:10

9

Послание к Колосянам 3:23

10

Уполномоченный по делам религии.

11

Книга Иисуса Навина 24:15

12

Тшува (ивр. ‏תשובה‏ — «ответ, решение задачи, раскаяние, покаяние»). Персональное покаяние еврея, совершившего грехи, совмещённое с молитвами. Маймонид считал, что полное раскаяние (тшува гмура) достигается тогда, когда человек, попав в условия, позволяющие повторить прежний проступок, способен воздержаться от него. А также тшувой называется приближение еврея, не соблюдавшего Заповеди, к религиозному образу жизни.

13

Бар Мицва — это обряд посвещения мальчика во взрослую духовную жизнь. Обряд проходят мальчики в 13 лет. До этого возраста, согласно Торе, ребёнок не обязан соблюдать заповеди, но его отец, как постановили мудрецы, обязан приучать его к соблюдению.

14

брахот ивр. ‏ברכות‏) — благословение в иудаизме, молитвенная формула, произносимая при определённых обстоятельствах. Бенедикции построены по стандартной схеме: вводная часть «Благословен Ты, Господь Бог наш, Царь вселенной…», после которой следует заключительная часть, зависящая от повода произнесения благословения.

15

предписание, заповедь в иудаизме. В обиходе мицва — всякое доброе дело, похвальный поступок

16

Кашрут — свод законов о разрешенной и запрещенной пище

17

Послание к Титу 1:15

18

1Послание к Коринфянам 10:25

19

2 Послание Петра 2:2

20

Послание к Римлянам 11 глава «…Итак спрашиваю: неужели они преткнулись, чтобы [совсем] пасть? Никак. Но от их падения спасение язычникам,… если же падение их — богатство миру, и оскудение их — богатство язычникам, то тем более полнота их….и так весь Израиль спасется, как написано: придет от Сиона Избавитель, и отвратит нечестие от Иакова. 27 И сей завет им от Меня, когда сниму с них грехи их…»

21

«Ибо не хочу оставить вас, братия, в неведении о тайне сей, — чтобы вы не мечтали о себе, — что ожесточение произошло в Израиле отчасти, [до времени], пока войдет полное [число] язычников»; Послание к Римлянам 11:25

22

Евангелие от Матфея 28:19

23

Откровение 3:20

24

Бытие 23:6

25

2 послание к Коринфянам 11:5,23

26

Спаситель

27

Дословное значение термина «тшува» — «возвращение» к Всевышнему.

1. Человек прекращает грешить. 2. Он удаляет грех из своих мыслей. 3. Он принимает в сердце решение не совершать более греха 4. Он должен сожалеть о совершенном. 5. Он призывает в свидетели Того, Кому ведомо тайное, что никогда более не совершит этого греха. 6. Ему следует исповедаться и выразить словами все эти мысли, все решения, которые человек принял в сердце своем.

28

Раввин Авраам Ицхак Кук — раввин, каббалист и общественный деятель начала XX века, создатель философской концепции религиозного сионизма, согласно которой создание Государства Израиль является началом мессианского избавления. (Википедия)

29

Речь идет о Якове Кедми

30

Алия́ — репатриация евреев в Государство Израиль

31

Речь идет о Якове Кедми

32

Барух а-Шем — в буквальном переводе — "Благословенно Имя". В Иудаизме принято очень серьёзно относиться к третьей (из десяти) заповеди"Не произноси имени Господа, Бога твоего, попусту"(Википедия)

33

Иудеи верят, что каждый еврей, даже не соблюдающий Тору и считающий себя неверующим, в свое время потянется к Всевышнему, к своему народу и придет в синагогу, и большая мицва (доброе дело) для других евреев помочь ему вернуться к корням, к исполнению Заповедей.

34

Четырёхбуквенное непроизносимое имя Господа — (יהוה ивр.) не произносится, при произношении заменяется словом «Адонай» или «Хашем»

35

Тора — Первые пять книг Библии

36

По содержанию c Танахом во многом совпадает Ветхий Завет христианской Библии, за исключением неканонических или второканонических книг, включений, отсутствующих в Танахе, и, частично, порядка расположения книг. В Танах входит: Тора (Пятикнижие), Пророки (Невии́м), Писания (Ктуви́м)

37

ОВИР — (аббревиатура от Отдел Виз и Регистрации) существовавший в СССР.

38

Помазание оливковым маслом (елеем) было частью церемонии, проводившейся в древности у евреев и других народов Ближнего Востока при возведении монархов на престол и посвящении священников в сан. В иудаизме слово «машиах» (помазанный) иносказательно означает «духовный лидер» и «царь»

39

Сотрудник особого отдела КГБ

40

Псалтырь в христианской Библии. В еврейской традиции, молясь о какой-либо проблеме принято посвящать уроки разрешению ситуации, а также читать молитвы и Псалтырь — образ мирной жертвы, которую раньше приносили в храме.

41

Многие раввины верят, что наш мир умирает и «воссоздается» творческой энергией жизни от Творца, как кадры фильма. И если бы Он прекратил обновлять наш материальный мир, то в следующую секунду он просто перестал бы существовать.

42

Согласно законам иудаизма, когда еврейский ребёнок достигает совершеннолетия (13 лет и 1 день для мальчиков и 12 лет и 1 день для девочек), он становится ответственным за свои поступки и становится, соответственно, бар — или бат-мицва (сын или дочь Заповеди). Во многих консервативных или реформистских

синагогах девочки празднуют бат-мицву вместе с мальчиками в 13 лет и 1 день. До этого момента ответственность за соблюдение ребёнком законов и традиций иудаизма несут родители. После достижения этого возраста дети берут всю ответственность за соблюдение этических, ритуальных и других норм иудаизма на себя и получают право участвовать во всех сферах жизни еврейской общины. Обычно в этот день устраивают праздник.

43

Гию́р (ивр. ‏גִּיּוּר‏) — обращение нееврея в иудаизм, а также связанный с этим обряд.

44

‏בְּנֵי נוֹחַ‏ — «Потомки Ноя», Ноахи́ды) — современное монотеистическое религиозное движение, пропагандирующее «иудаизм для неевреев». Согласно воззрениям иудаизма, для исполнения Божьей воли неевреи не обязаны переходить в иудаизм, однако на них возлагается обязанность соблюдения «Семи законов потомков Ноя».

45

В русской Библии называется Псалтырь. В еврейской традиции его нередко используют в качестве молитвенника и на различные случаи жизни читают определенные Псалмы.

46

Песах — еврейская Пасха. В этот праздник евреи вспоминают как Всевышний вывел народ из Египетского рабства.

47

Спасибо

48

Ева́нгелие (греч. euangélion — благая весть, добрая весть)

49

«…если двое из вас согласятся на земле просить о всяком деле, то, чего бы ни попросили, будет им от Отца Моего Небесного» Евангелие от Матфея 18:19

50

Раввины говорят — «У Торы семьдесят разных лиц». Это известное древнее изречение демонстрирует нам глубину и многозначность учения Торы. Для каждого предложения Торы можно найти семьдесят различных объяснений, уроков и значений

51

Браха или бенедикция (ивр. ‏ברכה‏; мн. ч. брахот ивр. ‏ברכות‏) — благословение в иудаизме, молитвенная формула, произносимая при определённых обстоятельствах.

52

Множественное число слова «браха» на иврите

53

ГАЛУТ, буквально — изгнание) вынужденное пребывание еврейского народа вне его родной страны, Эрец-Израэль

54

Исход 30:38; Левит 7:20,21; Левит 7:25,27; Левит17:4; Левит17:9…

55

Второзаконие 32:26

56

Кибуц — сельскохозяйственная коммуна в Израиле, характеризующаяся общностью имущества и равенством в труде и потреблении.

57

Сами они определяют себя как харедим — «богобоязненные». Другие называют их ультра ортодоксами. Харедим на иврите обобщающее название ультра ортодоксальных религиозных общин.

58

Иудеи верят, что Израиль находится в самой высшей точке приближения материального мира к духовному миру, к Творцу. Поэтому в Израиль всегда «поднимаются», а переезд в любую другую точку мира, называется «спуститься».

59

В изгнании. То есть вне Израиля

60

Книга Левит 18:27-28

61

Ульпан (на иврите студия, обучение, инструкция) — учебное заведение или школа для изучения иврита. Под этим термином понимают, как профессиональные, так и любительские курсы или кружок по изучению языка иврит.

62

Статья, подтверждающая описанную историю взята в интернете

63

Кадиш (ивр. ‏קדיש‏ «святой») — молитва в иудаизме, прославляющая святость имени Бога и Его могущества и выражающая стремление к конечному избавлению и спасению. Иудеи верят, что кадишь, прочитанный по умершему при десяти взрослых свидетелях (миньян), освобождает душу умершего от страдания и возвышает ее до места радости, сада духовного наслаждения — Ган Эден.

64

По вере иудеев период после смерти — это время, когда души евреев дадут отчет Всевышнему за свои дела в этом мире, это период наказания, очищения и возвышения. Также они верят, что Всевышний, в силу Его величайшего милосердия, дал возможность живым влиять своими добрыми делами на состояние душ умерших своими добрыми делами, сделанными в память о них или изучением Торы в их память.

65

Подписана в Москве, Кремль, 5 сентября 1991 года N 2393-I